Из Гвалиора на свадьбу приехал Виджая Джангам, жрец жениха. Прибыл и родовой жрец раджи. Жрецом со стороны невесты был Бодхан. Атал украсил свою хижину листьями и цветами. Все остальные дома тоже были украшены. По настоянию раджи свадьба была устроена с подобающей пышностью. Атал подарил Ман Сингху корову. Принимая подношение, раджа сказал:

— Все драгоценности мира не стоят этого дара!

На Нинни было столько украшений, что от их тяжести у неё ныло всё тело.

Когда настало время прощаться, Мриганаяни обнялась с Лакхи и так громко и долго плакала, что даже охрипла. Лакхи едва не лишилась чувств от предстоящей разлуки.

— Как только приеду в Гвалиор, тотчас пришлю за тобой, — обещала Нинни.

— Там видно будет, — сквозь слёзы ответила Лакхи.

И тут перед ней, словно в тумане, мелькнула уже знакомая ей картина: Нинни жуёт бетель и сплёвывает его на ладонь служанки — Лакхи.

Мриганаяни села в роскошный паланкин, и процессия двинулась. Показалась река Санк, а за ней — такой знакомый лес! Мриганаяни, утирая слёзы, смотрела на родные места. Перед отъездом раджа объявил, что на целый год освобождает деревню от налога, и приказал тотчас же начать строительство канала от Раи к Гвалиорской крепости. Из паланкина Мриганаяни увидела, что работы уже начались, и была несказанно рада этому.

Гвалиор встретил новую рани восторженно. Музыка, песни, празднично убранные улицы, дождь цветов и риса, украшенные гирляндами ворота, горящие светильники, приветственные крики. Всё это ошеломило Мриганаяни.

«Неужели и вправду раджа — воплощение бога на земле? — думала она. — Или, может быть, в прошлом рождении он вёл подвижнический образ жизни? Ведь йог в последующем рождении может стать раджой. Но кто такие йоги? Что они делают? Как-нибудь спрошу у раджи. Интересно, что сказала бы Лакхи, если бы всё это видела? Она часто сердила меня. Но она такая хорошая! Теперь она тоже выйдет замуж. За брата. Никто больше не посмеет сплетничать про них. Надо поскорее вызвать её сюда».

Процессия двигалась медленно, то и дело останавливаясь, и наконец достигла крепостных ворот. От них начиналась лестница, которая вела наверх. По лестнице процессия поднималась ещё медленнее. А когда вошла во дворец, расположенный за верхней крепостной стеной, день уже клонился к вечеру.

Мриганаяни с жадностью смотрела на расстилавшуюся у подножья крепостного холма обширную равнину. Солнце посылало на землю свои последние лучи, заливая золотом холмы и низины. Над долиной поднимался белый туман.

«Что там, за тем холмом? Наверное, какая-нибудь речушка. А на её берегу небольшая деревня. Вздымая копытами пыль, возвращается с пастбища стадо. В домах пекут лепёшки. Мычит телёнок, поджидая мать. Корова бежит к дому, чтобы побыстрей накормить его… Да нет же! Как она может бежать, если брат подарил её вместе с телёнком радже? Где-то она сейчас? Должно быть, осталась внизу, в городе. Кто теперь загонит её в стойло? Кто привяжет и ласково погладит по шее? Неужели я никогда больше не увижу нашей коровы?»

Мриганаяни вошла во дворец. Слуги и служанки осыпали её благословениями.

«Неужели я так и не смогу хотя бы ненадолго остаться одна?» — подумала Мриганаяни.

Подарки, торжественный приём, почтительно склонившиеся служанки, окна, сквозь которые льётся свежий воздух, ковёр и подушки для сиденья, кровать, украшенная серебром, мягкая постель…

«Мачан, светлая, лунная ночь. Волнующиеся колосья хлеба, которым будто не терпится о чём-то поведать. Крики оленей и антилоп, лук со стрелами, весело смеющаяся Лакхи — неужели всё это безвозвратно ушло? Неужели я никогда больше не увижу своей деревни и всю жизнь просижу взаперти? Но махараджа обещал не держать меня взаперти. И он выполнит своё обещание, непременно выполнит. Ведь начал же он строить канал, да ещё как быстро! Интересно, где бы я очутилась утром, если бы вышла из крепости и шла бы все прямо, прямо?»

Нинни посмотрела на окно: подойти бы к нему и выглянуть. Но она не двинулась с места.

«Что скажут все эти люди, если я поступлю так? — размышляла рани Гвалиора. — Наверное, в душе назовут меня деревенщиной. Ведь все они грамотные. А я нет. Правда, я умею немного петь. Но они, я думаю, всю жизнь учились пению. А что, если с утра или вечером, когда заливаются пением птицы, мне вдруг захочется спеть? Остановят меня служанки? Нет, наверное. Но про себя непременно осудят. Вот бы научиться петь лучше всех! Зато из лука ни одна из них не умеет стрелять! Тут уж я над всеми одержу верх. Даже над махараджой! Ничего, что он муж мне! Стрельба из лука — искусство! А в искусстве не грех одержать победу даже над мужем».

Стены во дворце были украшены росписью. И Мриганаяни с интересом стала их разглядывать.

«Эти картины как живые! Кажется, люди на них вот-вот задвигаются, заговорят! Даже не верится, что они нарисованные! Никогда раньше не видела ничего подобного. Да и где могла я это видеть? В деревне, что ли? Или в лесу? Вот бы самой нарисовать такую картину. И потом непременно надо выучиться писать и читать. Научусь всему и поеду в деревню. И Лакхи выучу всему, что сама узнаю. Так и скажу ей: «Невестка, давай я буду учить тебя». Что-то она сейчас делает, моя милая, дорогая Лакхи? Как она плакала! Я часто бывала несправедлива к ней! Но теперь больше никогда не обижу!»

В глазах у Мриганаяни блеснули слёзы. Служанки заметили это, но решили, что виною всему росписи на стенах, которые рани чересчур пристально рассматривала.

«Долго, наверно, придётся учиться, — продолжала размышлять Мриганаяни. — А по деревне я уже соскучилась. Нет, надо, чтобы Лакхи и брат приехали сюда. Что им там одним делать в деревне?»

В соседней комнате кто-то заиграл на вине. Мриганаяни удивилась, но поняла, что это играют на каком-то музыкальном инструменте, хотя никогда не слышала вины. Звуки были такими нежными: они проникали в самую душу. Потом кто-то запел. О, какой это был чудесный голос! Такого Мриганаяни никогда не слыхала. Пел мужчина, но как красиво! Иногда к мужскому голосу присоединялся женский, — он словно состязался со струнами. Мриганаяни вопросительно взглянула на одну из служанок.

— Это поёт знаменитый Байджу со своей ученицей Калой, — объяснила служанка.