Наступил второй день холи. Он принёс много радости, — ведь Нинни убила ночью огромного дикого кабана. Вся деревня предвкушала вкусное угощение, и, забыв о делах, крестьяне снова предались веселью. Не так часто бывает у них вкусная еда! В Раи мяса не мог есть только жрец, потому что он был брахманом, и сегодня, на второй день праздника холи, ему полагалось лишь молиться. Зато всем остальным можно было веселиться, танцевать, петь песни.
Атал снова изображал ненавистного всем Сикандара и так искусно, что всех насмешил. Люди от души хохотали и швыряли в него комья глины.
Как и накануне, Лакхи и Нинни были вместе. Нинни зашла за подругой.
— Ну уж сегодня я вымажу тебя не глиной, а навозом! — пообещала Нинни, неожиданно налетая на Лакхи.
— Пожалуйста! — крикнула Лакхи, обхватив подругу за талию. — Я обниму тебя покрепче — и половина навоза достанется тебе.
— Посмотрим!
Девушки подняли весёлую возню. Сари слетели у них с плеч. Но они спохватились, лишь услыхав шум и голоса возле дома, и стали быстро приводить себя в порядок. Лоб, щёки, плечи, грудь — всё было разрисовано навозом, но девушки весело смеялись.
— Ты сильная, — сказала Нинни. — У тебя руки — как ветви махуа. А всё же я тебя одолела.
— Ну если мои руки как ветви махуа, то твои как кольца удава. Ты чуть было не переломала мне кости. Пошли-ка на улицу, повоюем ещё с кем-нибудь.
— Ни одна женщина не решится воевать с тобой. Не избрать ли нам жертвой мужчину?
— Что ты!
— А ты попробуй. Возьмись для начала за моего брата. А?
— Хитрая какая! А что скажут в деревне?
— Не хочешь — не надо. Придумаем что-нибудь другое.
— Хорошо бы вымазать жреца: пусть не заглядывается на девушек.
— А разве он заглядывается?
— Когда мы пели вчера, он всё время посматривал в нашу сторону.
— Я не заметила!
— А если бы заметила, что тогда?
— Ничего. Он не зверь, стрелу в него не пустишь.
— Вот последи за ним сегодня, сама увидишь: заглядывается он или нет.
— Ладно, а пока давай играть! Построим из глины дом. Только не обычный. Окна сделаем из ветвей и листьев. Вместо крыши — круглые вершины высоких гор, на них — башенки. У входа — стволы деревьев, словно колонны, в саду — цветы, павлины, антилопы, патокхи. А за домом пусть будут поля пшеницы и джвара, и ещё река Санк…
— На это надо весь день потратить.
— Так ведь дом будет не настоящий, а совсем маленький, и все остальное тоже…
И девушки с увлечением взялись за дело.
Между тем шум на улице стих. Все ушли на реку.
Неожиданно во дворе появился Атал.
— Что вы здесь делаете? — спросил он, разглядывая домик, который слепили девушки. — Идите скорей умываться — в храм пора.
Лакхи посмотрела на Атала, потом перевела взгляд на Нинни и заулыбалась.
Нинни повернулась к Аталу.
— Погоди, дай достроить наш дворец.
— О-хо-хо! Дворец из глины! Построили бы лучше хорошую хижину, настоящую, из соломы.
— Был бы дворец, а хижина будет! — в тон ему ответила Нинни.
Наконец дом был готов, и они втроём вышли со двора. Атал отправился к жрецу, а Нинни и Лакхи пошли на реку.
К храму девушки пришли последними. Когда все были в сборе, жрец вынес из храма маленькую статуэтку бога, и крестьяне почтительно склонились перед ней. Потом жрец начал опрыскивать всех краской. Но когда очередь дошла до Нинни, рука его дрогнула. И то, что предназначалось ей, досталось Лакхи, — на щёки Нинни попало всего несколько капель. Потом краска кончилась, и жрец, фальшивя, запел песню холи:
Мужчины и женщины, стоявшие отдельно друг от друга, подхватили песню. Нежный голос Нинни, как и накануне, выделялся в общем хоре. Глядя на девушку, жрец невольно представил её с луком в руке, рядом с убитым кабаном, и подумал: «Какая отважная!»
Когда же мужчины и женщины стали по очереди танцевать, жрец начал поглядывать и на Лакхи. Но девушка украдкой следила за Аталом, поэтому только раз или два перехватила взгляд жреца. Зато Нинни пела с таким увлечением, что ничего вокруг не замечала.
Праздник подходил к концу, когда жрец одарил всех туром и джваром. Дошла очередь и до Нинни.
— Увидел бы раджа Гвалиора, как стреляет из лука наша Нинни! И он и его приближённые ахнули бы от изумления! — сказал жрец, протягивая девушке пакетик со сластями.
— Что тут особенного, — просто, без тени жеманства, ответила девушка. — Вот брат мой одной стрелой может убить буйвола.
Атал не удержался и перебил сестру:
— Баба-джи, она владеет луком не хуже меня! Если бы раджа Ман Сингх увидел, как стреляет Нинни, он наверняка остался бы доволен.
— Я отвезу её к правителю Гвалиора. Раджа хорошо знает меня. В Гвалиоре огромные храмы и…
Жрец не договорил, — Нинни сердито прервала его:
— Незачем мне ехать к радже в Гвалиор!
Все рассмеялись.
— Гвалиор — большой город, — заметил Атал.
— Ну и что же! Наша деревня ничуть не хуже. Здесь зато есть река и горы, покрытые лесом.
— Конечно, — рассмеялся жрец. — И ещё медведи и буйволы, на которых может охотиться наша Нинни!
Девушка уловила в словах жреца похвалу и расцвела от радости.
— Лакхи, — вдруг обратилась она к подруге, — хочешь, я научу тебя стрелять? И брат поможет. Будем тогда вместо ходить на охоту.
Лакхи украдкой посмотрела на Атала, потом улыбнулась и оглядела стоявших рядом женщин. Они ехидно улыбались. Разве женское это дело стрелять из лука!
Нинни сердито опустила голову.
Радостные и весёлые возвращались крестьяне домой. По дороге жевали джвар, который дал им жрец. Лакхи то и дело оглядывалась и каждый раз встречалась взглядом с Аталом. Он не мог отвести глаз от девушки.
Красавица, да и только. На щеках ямочки, когда смеётся. А брызги краски — дар баба-джи — делают её лицо ещё прекраснее.
Придя домой, Лакхи задумалась.
«Ничего нет плохого в том, что я буду учиться стрелять. Раз гуджарская девушка умеет стрелять из лука, почему бы и ахирской не выучиться. С этим я быстро справлюсь. Нинни поможет и Атал тоже. Учиться не грех. А потом поеду в Гвалиор — пусть раджа полюбуется на моё искусство, ведь не съест же он меня. Нинни, наверное, стесняется, ну а я не из пугливых. Хоть в большом городе побываю. Посмотрю на широкие площади, храмы, статуи богов, людей в красивых, ярких одеждах…»
У Лакхи не было родных, одна мать. Отца во время последней войны зарубили враги, брата тоже. Не сладко жилось им с матерью. Земли не было. От большого стада осталась одна корова. Много скота пало от голода, оставшийся перерезали тюрки. Пришлось батрачить у соседей: на одном молоке ведь не проживёшь. Изредка ходили они в лес собирать плоды и коренья.
Мать души не чаяла в дочери и, конечно, не стала возражать, когда Лакхи начала учиться у Нинни стрельбе из лука.
Недели через три или четыре после праздника холи хлеб созрел. Крестьяне собрали урожай и спрятали его в лесу, где проводили теперь большую часть времени, охраняя зерно от зверей. Жгли костры, держали наготове стрелы. Крестьян часто навещал жрец. Они должны были отдать ему часть урожая. Сидя по ночам у костра, он читал им молитвы, давал советы, рассказывал старинные предания, пересыпая их шутками.
Когда хлеб обмолотили, из Гвалиора прибыли сборщики налога. Они взяли ровно столько, сколько полагалось радже по древнему обычаю, одну шестую урожая, и увезли в столицу.
Лакхи и её мать, которые тоже работали на уборке хлеба, получили свою долю — так мало, что не было даже надежды дотянуть до следующего урожая. Никакой другой работы в деревне не найдёшь, но Лакхи не пала духом. Она стала ещё усерднее учиться стрелять из лука, чтобы потом прокормиться охотой. О железных стрелах или железных наконечниках для стрел нечего было и мечтать, приходилось довольствоваться бамбуковыми. Крупного хищника такой стрелой не убьёшь, но добыть птицу или рыбу можно.
На охоту Лакхи ходила вместе с Нинни и Аталом.
Как-то раз Нинни отошла куда-то, и Лакхи с Аталом впервые остались одни.
Атал обернулся к Лакхи. Её длинные волосы слегка растрепались, несколько прядей упало на лицо. Движением головы Лакхи отбросила их назад.
Не отрываясь, смотрел Атал на девушку. Но она не опустила глаз. Только спросила чуть слышно:
— Что ты глядишь так?
— Разве объяснишь это словами? Я люблю тебя! Люблю всем сердцем!
— Знаю.
Лакхи потупилась. Атал положил руку ей на плечо.
— Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Чтобы никогда, никогда не разлучались, — произнёс он дрожащим голосом.
— Неужели это возможно? Мы же из разных каст.
— Сперва скажи, любишь ли ты меня?
— Как может девушка ответить на такой вопрос! А сам ты что думаешь?
— Думаю, что будем вместе.
— А касты?
— Но ведь рассказывал же баба-джи, что в старину разрешались браки между нашими кастами.
— Согласятся ли на это моя мать и твоя сестра?
— Согласятся.
— А в деревне? Что скажут совет старейшин и староста?
— Что они могут нам сделать?
— А вдруг не позволят? Тогда всё пропало. Разве нарушу я их запрет?
— Никто не в силах помешать нам. Мы хотим быть вместе — значит, будем. Я поклялся в этом.
— Нинни часто подсмеивается надо мной. Она поняла, что я люблю тебя. Да и в деревне, наверное, тоже догадываются.
— Ты сильно любишь меня?
— Очень! А ты?
— Сама знаешь.
В зарослях послышался шорох, и в ту же минуту Лакхи увидела павлина. Она высвободила плечо из-под руки Лгала, натянула тетиву и выстрелила. Павлин с криком упал. Второй стрелой Лакхи прикончила его, чтобы не мучился.
— Вот это да! — вырвалось у Атала, но больше он ничего не успел сказать — из-за ближнего куста выскочила пантера и тотчас же метнулась в сторону. Атал пустил вдогонку ей стрелу, но промахнулся. Пантера скрылась.
Атал и Лакхи подошли к птице. Тем временем вернулась Нинни.
— Смотри, — крикнул ей Атал, — как метко стреляет Лакхи!
— Она ещё тебя поучит! — ответила Нинни.
Лакхи и Атал весело рассмеялись.
— Я стрелял в пантеру, но промахнулся, — сообщил Атал о своей неудаче.
— А знаешь почему? Потому что мясом пантеры не наешься, зато павлина хватит дня на два, — пошутила Лакхи.
Атал нашёл свою стрелу, и они, прихватив павлина, отправились домой. Нинни шла с пустыми руками. Глядя на весёлую, радостную Лакхи, она в душе завидовала ей.
— Я бы не позволила пантере так просто уйти! Убить павлина — дело не хитрое, — съязвила Нинни.
Но это не убавило радости молодых людей. Счастливые и довольные, возвращались они в деревню.
— Хорошо ещё, что стрелу нашёл! — продолжала Нинни.
— Ты бы, конечно, не промахнулась! Попала бы пантере прямо в живот! — в тон сестре промолвил Атал. — А потом со страху вскарабкалась бы на дерево. Пантера же со стрелой в животе забилась бы в свою пещеру. И ни тебе пантеры, ни стрелы. Разве найдёшь их в горах?
Нинни рассердилась.
— У меня бы пантера не унесла стрелу! Я бы насквозь пробила ей шею, чтобы она здесь же уснула непробудным сном!
— Ладно, успокойся. У тебя ещё будет время показать своё искусство, — примирительным тоном произнёс Атал.
— Чего ты, Нинни, сердишься? Разве плохо, что у нас и мясо будет, и стрела не пропала? — сказала Лакхи.