Нелегко было жрецу собрать с крестьян подать. Только что они выплатили налог радже Гвалиора и больше не желали расставаться ни с одним зёрнышком. Оно и понятно. Нелегко достался людям урожай. И жрецу приходилось увещевать их:

— Никогда не забывайте того, что сказано в шастрах: радже — шестая часть урожая, — вы её уже отдали, — богу — двадцатая, брахману — тридцатая. Если же будете упорствовать, то всем вам и на этом свете худо придётся, и на том. Не райское блаженство обретёте, а муки адовы.

— А что мы есть станем, если отдадим всё? — едва сдерживая злость, спросил один из крестьян.

— Я буду молиться, и бог не оставит вас.

— Да вы уже молились, а сколько крови пролил делийский султан! Сколько уничтожил домов и полей!

— Посмотрите на этого глупца! На этого безбожника! Он накличет беду! И нам всем расплачиваться! — завопил жрец.

— Нельзя так разговаривать со жрецом, — одёрнул крестьянина его сосед.

Но тот не унимался.

— Раз ты такой хороший, возьми да рассчитайся с баба-джи первым! Набил себе дом да яму пшеницей с джваром!

— Ну и рассчитаюсь! Думаешь, с тебя пример брать буду на свою погибель?! Что-то ты очень беспокоишься о моём хлебе! Тебе он всё равно не достанется!

На шум прибежал Атал и сразу же принял сторону жреца.

— Я не пожалею отдать всё, что причитается, — заявил он. — Бог и брахман должны получить свою долю. Кого в трудную минуту мы молим о помощи?

Атал заметил на лице жреца одобрительную улыбку и подумал, что тот не забудет его услуги.

Как ни хитрили крестьяне, как ни увёртывались, а и душе понимали, что рано или поздно всё равно придётся отдать зерно. Да и появление Атала подействовало на них — крестьяне смирились: отмерили двадцатую часть богу, тридцатую — брахману и отдали всё это жрецу. Таким образом на уплату всех налогов ушла четверть урожая. Но три четверти ещё осталось у крестьян. «Всё же лучше отдать часть зерна радже и жрецу, — думали люди, — чем весь урожаи грабителям из соседних княжеств. Да ещё и жизнью поплатиться».

Когда все разошлись и храм опустел, Атал подошёл к жрецу.

— Махараджа, откуда вы всё знаете? — спросил он кротко и простодушно. — И книг у вас почти нет, а знаете вы всё на свете!

— Что ты, какие у меня знания! Я простой брахман, день-деньской провожу в молитвах, и, кроме имени божьего, мне ничто неведомо.

— Баба-джи, вы помните наизусть «Рамаяну», «Махабхарату» и бог знает сколько шастр! А мне можно читать священные книги?

— Конечно! Ты же кшатрий. Тебе разрешено читать даже веды!

— А вы читали их?

— Так, самую малость. Много ли сейчас, в век калиюги, людей, которые читают и понимают веды?

— А женщинам их можно читать?

— Веды?! Как мог ты сказать такое! Женщинам и шудрам это запрещено.

— Нет, махараджа, не веды, а разные там пураны?

— «Разные там пураны»! Как можешь ты говорить о них с таким пренебрежением!

— Простите, пожалуйста. Я не подумал. Ну, а их могут читать женщины?

— Да, могут. Раньше в городах и больших деревнях были школы не только для мальчиков, но и для девочек. Так что девочки тоже читали пураны. Но потом из-за вражеских па-шествий школы пришлось закрыть.

— А как сделать, махараджа, чтобы враги оставили нас в покое?

— Для этого нужно только одно: не забывать о боге и свято блюсти все предписания веры. А в наш век даже такое случается видеть, что мужчина берёт себе в жёны девушку из другой касты. Это не может пройти безнаказанно! И бог покарал нас: нашествие этих зверей — возмездие за грехи наши.

Атал помолчал немного. Потом робко спросил:

— Какие именно предписания надо соблюдать, баба-джи?

— Те, которые завещаны нам великими людьми. Ну а с маленького человека и спрос маленький: вполне достаточно, если он поклоняется Кришне и Радхе, Раме и Сите.

— Махараджа, вы говорили нам, что Кришна принадлежал к варне богов. А какой он был касты?

— Как можно не знать этого! Он был кшатрием! Истинным кшатрием!

— Об этом я слышал, баба-джи. Но мне хотелось бы узнать другое: кем был бог — гуджаром или ахиром? Мы — люди тёмные, у нас в деревне никто не может ответить на этот вопрос. Вот я и решил обратиться к вам.

— Гуджары считают бога Кришну гуджаром, ахиры — ахиром, в пуранах же сказано только, что он — кшатрий из рода Яду.

— А верно ли, что ахиры и гуджары происходят от лунной династии?

— Да, это верно.

— Значит, они равны?

— Конечно: и те и другие принадлежат к кастам пастухов.

— А могут они жениться между собой? Раз они равны, шастры, наверное, не запрещают этого?

— Ты, я смотрю, с ума сошёл! Только язык безумного мог произнести нечто подобное! Такие браки, правда, случались, но это было в очень давние времена. Теперь же это невозможно, совсем невозможно.

— Но почему? Ведь вы сами рассказывали нам… В старину ещё не такое случалось!

— Ты человек тёмный, вот и городишь несусветицу. В тех преданиях говорилось о третаюге и дванараюге, ныне же — калиюга.

— А помните, вы недавно рассказывали про одного раджу из Раджастана, который женился на девушке джатке? Так ведь это тоже было в калиюгу, вы сами так говорили.

— Ну что ты пристаёшь ко мне со всякими глупостями?! Захотел пандитом стать? Или сестру свою решил выдать замуж за ахира, словно среди гуджаров не осталось женихов?

— Что вы, баба-джи! Сестру я выдам замуж только за гуджара. И то не за всякого! Он должен быть из порядочной семьи, человеком всеми уважаемым и достойным такой девушки, как Нинни… А насчёт браков между гуджарами и ахирами я спросил просто так, без всякой задней мысли.

Жрец поостыл. Ему не хотелось из-за пустяков ссориться с Аталом. Ведь как-никак Атал и его сестра были сильными и надёжными сторонниками жреца в деревне, готовыми в любой момент поддержать его.

— Я, кажется, погорячился, — ласково сказал жрец. — А насчёт жениха для Нинни не беспокойся: я сам позабочусь об этом. Ты же знаешь, мне много приходится разъезжать по стране, хоть и суровое сейчас время. Скоро думаю отправиться в Гвалиор. Раджа Ман Сингх и его приближённые — мои давнишние друзья. Да и в знатные гуджарские дома Гвалиора я вхож.

— Наверное, нет в нашем княжестве человека, который бы не знал вас! — простодушно заметил Атал. — Но почему вы живёте здесь, в этой маленькой деревушке?

— Мне нравится река Санк, нравятся эти леса и горы. И потом я дал обет отстроить здесь храм и поставить в нём новую красивую статую бога. Вот выполню его — тогда можно будет перебраться в другое место. И в Гвалиор-то я еду ради храма.

— Когда же вы едете? — спросил Атал.

— Да дней через десять.

— А скоро вернётесь?

— Месяца через два.