Телефонная станция не отвечала. Сколько Тори не крутил ручку индуктора — на том конце провода висела шебуршащая пустота.

Сердце Эвы сжалось в комок, и работало неохотно. Внизу, в гостиной, умирали слуги. Никто не знал, что случилось с папой. Она приняла решение:

— Поедем в Центральное Патрульное управление. Они подскажут, что нам делать. И объяснят, по какому недоразумению арестовали папу. Мор, останься, пожалуйста здесь. Мы с Тори постараемся вернуться как можно скорей.

— Плохое предложение, — покачал головой Мор. — Чем тут я смогу быть полезен? Смотреть, как девушкам становится все хуже?

— Мой «Хаденс» — двухместный, парень! — усмехнулся Тори, подставляя Эве локоть. — Ты можешь быть полезен, если не станешь мешать.

Голос его звучал непривычно мерзко. Эва отстранилась.

— Виктор, «Хаденс» не твой. Он мой. И не нужно так вести себя с моим другом, — она попыталась сказать это спокойным, ровным тоном, но голос дрогнул.

Эва зажмурилась. Страшно. Нет, жутко. Сейчас она проснется, потому что наяву такого просто не может быть! У нее в библиотеке труп. Гостиная напоминает больничную палату. В окнах соседей не горит ни огонька. Папа…

Она открыла глаза: ничего не поменялось. На нее пристально смотрели Мор и Тори.

— Тебе плохо? — спросил венси, сделав шаг в ее сторону.

Дименс преградил ему путь, развернулся и взял Эву за руку. Она выдернула ладонь.

— Не трогай меня!

— Ты чего? — в его глазах читалось недоумение.

— Просто не трогай, — выдохнула она и отошла, обхватила руками локти. — Я чувствую себя нормально. Мне страшно. Надевайте маски, пойдем вниз и посмотрим, как там больные.

— Это заразно? — спросил Тори, прежде чем закрыть лицо марлей. — Я уже мог подхватить от них что-то?

— Возможно. Не знаю, по рассказам Мора в водопровод попало содержимое всего папиного термосейфа: огромное количество образцов. Но ты же от много привит.

— Не радостно звучит, — пробурчал он из-под маски.

Они спустились с лестницы и увидели Касси, стоящую в проеме арки. С ее плеч свисало покрывало, волосы были убраны в хвост.

— Не бросайте меня тут, — попросила она. — Я с ума сойду. И мне уже лучше, да, намного.

Эва подошла и коснулась рукой ее щеки. Кожа казалась немного липкой, но уже не источала жара. Это, впрочем, ничего не означало. Перемежающаяся лихорадка протекает именно так: спад температуры-подъем-спад.

Она стащила с лица недавно надетый респиратор.

— Все, не могу больше в нем дышать. О, если бы Карл не угнал мой паромобиль… Тебя нужно доставить в госпиталь. Сейчас я что-нибудь придумаю.

Руководства по медицине катастроф утверждали, что оказывать помощь в первую очередь нужно тем, чьи шансы на выздоровление выше. Кассида еще держалась, в отличие от Герты и Даффи, которые не приходили в сознание. Нужно во что бы то ни стало привезти домой врача.

— Мор, ты умеешь водить паромобиль? — подал голос Тори.

— Увы, нет.

— Эва, погнали до гаража. Заберем там «Мартию», вернемся назад, подхватим венси и погоним в госпиталь. Или к патрульным, или попросту подальше отсюда, пока мы все не сложились от этой хвори.

— Да, да, конечно!

Как она сама не догадалась?

— Мор, поднимитесь с Касси наверх, на третьем этаже рядом с ее комнатой — гардеробная. Пусть она выберет там любое платье, которое ей подойдет. Там есть старые, мамины, они должны прийтись впору. И пальто, Касси, непременно возьми пальто. И шаль. Мы скоро вернемся.

Она направилась к дверям, Тори поспешил за ней следом.

Проносящиеся мимо дома темнели за оградами на фоне залитого лунным светом неба. Фигуры на фасадах, флюгеры, скульптуры в саду выглядели зловеще. Огни в окнах встречались редко. Возле ворот одного из особняков стоял пустой медицинский экипаж. Возницы не было на месте. Холодный ветер носил обрывки бумаги и листьев от одного забора к другому. На Паровозной улице не горело ни одного фонаря. Эва сжимала и разжимала пальцы на ручке пассажирской дверцы. Может ли тошнить от ужаса?

Ей казалось, что котел греется медленнее обычного. Что Тори нарочно тянет время, стоя у нее за спиной. Что свет в гараже моргает, словно газ идет с перебоями. Что по двору кто-то ходит. Но выглядывать наружу не хотелось. Неважно, все неважно…

Тори переоделся из гоночной куртки и брюк в свое любимое длинное пальто, нацепил ремни с кобурами. Эва подумала, что тоже не отказалась бы от оружия. Для сражения со страхом — больше не от кого было обороняться.

Назад они мчались еще быстрее. На поворотах сердце убегало в самый низ живота. Огромное рулевое колесо «Мартии» требовало больших усилий. Мощный паромобиль приседал, рычал и откликался на малейшее касание педали. Тори завернул во двор, Эва заехала следом и поняла, что по щекам текут слезы. Она спешно вытерла глаза рукавом.

— Да ты могла бы занять призовое место, детка, — язвительно заметил Тори, открывая дверцу ее паромобиля. — Просто героиня!

Ничего смешного. Она промолчала и вышла.

На пороге уже появились Мор с Касси. Девушка была в папиных черных брюках, старомодное красное пальто Эвиной мамы нелепо свисало с плеча на стороне загипсованной руки, между полами топорщилась белая оборка кружевного воротника. Нелепо и мило. О чем она думает, до одежды ли сейчас?

— Пусть девочки поедут…

— Мор, садись ко мне, — перебила Тори Эва. И ответила на его зарождающийся протест. — Ты водишь аккуратнее, а Касси недавно перенесла сотрясение мозга. Ее может мутить.

— А, то есть пусть она наблюет в «Хаденсе»?! Все-все, мне насрать, паромобиль-то твой, — он прыгнул за руль. — Сначала куда?

— В патрульное управление, оно нам по пути. Потом в госпиталь, и отправим домой врача.

Мор помог Кассиде забраться в машину, затем сел рядом с Эвой.

— Не обращай внимания на Тори. Он нервничает.

— Он злится, — усмехнулся Мор. — Считает нас стенским отребьем. А себя — уважаемым господином, достойным… Да и шут с ним.

— Понимаешь, у него очень тяжелая судьба. Папа пытается, как может, помочь ему состояться, но Тори… ершиться. Показывает, будто может все сам.

«Мартия» легко развернулась во дворе и выкатила на улицу. Эва нажала на педаль.

— У меня другое мнение, и приличными словами его не выскажешь.

Вдоль мрачного серого здания Центрального управления в ряд выстроились патрульные машины. Плохо покрашенные паромобили со следами неаккуратной сварки соседствовали с новыми моделями, крыша которых могла складываться. Из-за угла грозно выглядывал черный грузовик.

В узких окнах горел свет, над дверью покачивался газовый фонарь. Эве стало спокойнее. Блюстители порядка должны знать, что делать в наступившем хаосе. И как бы она не обижалась на Карла, как бы не расстраивалась из-за его поведения, но очень хотела встретить его внутри. Он, конечно, возмутится ее визитом, но когда услышит причину — успокоится. И ее успокоит. Объяснит, почему ему понадобилась «Детрия», и что попросил его достать из сейфа папа. И, конечно, развеет ее опасения по поводу ареста.

— Пошли? — Тори стоял у водительской двери. — Ветерок не летний.

Эва вылезла и одернула курточку. На брючине над коленкой темнело пятно. Следовало дома переодеться, но все же поймут, что в сейчас не до этикета. Уже перед дверью, которую Мор открыл, пропуская их с Дименсом вперед, она пригладила растрепавшуюся прическу. Все будет хорошо.

У подножья лестницы скучал на посту дежурный. Но едва гулкий звук Эвиных каблуков разнесся по холлу, как он вскочил и выправился.

— Добрый вечер, господа! По какому вопросу?

— Я к полковнику Эллусеа. Я его сестра.

— Полковника нет… то есть, одну минуту. Пройдемте со мной. Господа, вам придется подождать даму здесь.

— Нет-нет, они поднимутся с нами.

— Не положено, — заявил патрульный, и тут же добавил. — Пройдемте, полковник вас очень ждет.

Эва насторожилась. Ждет? Нет, такое можно было предположить, но почему тогда Карл никого не отправил за ней? Если ждал? Или сам не приехал?

— Пройдемте, пройдемте, госпожа Эллусеа, — патрульный попытался встать между ней и Тори.

Тот выхватил револьвер и направил мужчине в грудь:

— Руки! Вверх, я сказал. Эва, уходим. Он спустил крючок тревожного звонка у себя под столом.

Служитель закона выполнил приказ и сделал шаг назад. На лестнице послышался топот. Эва сжала кулаки:

— Тори, что ты де… — звук застрял у нее в горле.

Четверо патрульных спешили вниз по ступеням, направляя на них оружие.

— Именем Нового Правительства Союза, Эва Эллусеа, вы арестованы за государственную измену! Господа, сложите о…

Грянул выстрел, за ним — второй. Кто-то повалил Эву на пол.

Она пыталась сосредоточиться, сдвинутся на шестое измерение. Мир запах злобой и отчаянием. Молодой офицер жаждал проявить себя. Взять преступницу живой. Он целился в Тори, а Тори — в него.

«Не стреляй, брось пистолет. Это свои.»

Офицер выполнил ее приказ, и получил пулю в живот. По сукну мундира расплывалось темное пятно. Мужчина нелепо согнулся, качнулся и кубарем покатился вниз.

Пулевое в живот. Травма всех тканей, сквозь которые проходит пуля. Это больно и опасно воспалением всей брюшной… О, нет, нужно сосредоточиться!

Тори отпрыгнул в сторону, из пола за Эвиной ногой брызнула крошка. Над головой раздался топот. «Нет, вам дан приказ не вмешиваться. Разойдитесь. Не спускайтесь, что бы ни случилось внизу. Это запрещено.»

— Утаскивай ее, мать твою за ногу, венси! Я вас прикрою, — Тори снова выстрелил.

Эва задрожала и уперлась лбом в холодный пол.

Шестеро патрульных наверху замирают в растерянности. Мысли их путаются, и несколько мгновений эти люди стоят на месте, словно упершись в незримую стену. А затем медленно поворачиваются, чеканя шаг, маршируют назад по коридору, прочь от лестницы. Они напоминают заводных кукол. Словно в голове у каждого из патрульных играет фонографичекий барабан с короткой двигательной схемой, а лестница отталкивает их прочь, как одноименный полюс магнита.

Очнулась она уже на улице, когда за спиной Тори с грохотом захлопнулась тяжелая дверь. Мор тащил ее к машине, прижимая к себе. Ноги не касались земли. Покалывание в пальцах, стук в висках — все начало стихать.

— Отпусти меня, — собственный голос показался Эве чужим и хриплым.

— Погнали, не отставайте от меня, — скомандовал Тори, прыгая за руль «Хаденса».

Эва решила не размышлять. Они теперь преступники. Их всех повесят, когда поймают. Государственная измена. Новое правительство. Что все это значит?