Внутри фургона царил полумрак. Под потолком висели пучки сухих трав, источая пряные ароматы. Вдоль стен мерцали, повиснув над полками, холодные голубые огоньки. Платье хозяйки вардо стекало в пол мутной рекой расплавленного серебра. Квени сидела прямо на полу у небольшой круглой печи, огонь в которой тоже был призрачно холодным. На подносе перед женщиной в беспорядке валялись карты.

Она разглядывала Касси и перебирала в руках бусы. Чет-чет-чет. Бусины щелкали в ее пальцах. Множество тонких серых кос шевелилось на голых плечах женщины, словно клубок змей. Глаза ее казались бездонными черными пропастями. От глаз сеткой разбегались морщинки.

Квени провела рукой над подносом — карты с хлопком исчезли, оставив после себя облачко светящейся пыли.

Касси поежилась. Жуть какая.

— Проходи и присаживайся, девушка из Стены, — ласково произнесла женщина. — Я не кусаюсь, я такая же земная, как и ты. Меня зовут Лина. Хочешь вина?

— Н-нет. Я — Кассида Флеминг.

Она сделала пару шагов вперед.

— Там слева от тебя — шнур, потяни за него, пожалуйста, и посильнее.

Касси выполнила просьбу. Сверху донесся треск. Она подняла голову: в крыше распахнулись ставни, и через стекло в фургон хлынул дневной свет.

Атмосфера тайны разрушилась. Платье на женщине оказалось серым, огоньки на стенах — кусками какой-то светящейся субстанции, которые лежали в маленьких круглых стаканах с толстым дном. Рисунок карт проступил сквозь песок на подносе.

— Бутафория, — пожала плечами квени. — Люди идут к гадалке за волшебством. Они не хотят знать, что дар — просто иная физика мира. И что им пользуются, как интеллектом. Ян сказал, ты хочешь освоить эту науку. Садись уже, у меня шея болит смотреть на тебя снизу.

Касси опустилась на толстый ковер, которым был застелен пол фургона.

— Я-таки почти уверена, что у меня есть дар. Вы можете узнать это точно?

— Не могу ничего увидеть в твоих вероятностях, — женщина принюхалась. — нет, ничего.

— Я не понимаю…

— Конечно, не понимаешь. Мало кто понимает. Думаешь, мистри из Ордена понимают? Им только так кажется. Чем больше о чем-то узнаешь, тем сложнее разобраться. Сколько измерений у пространства?

— Четыре, — ответила Касси. — Длина, ширина, глубина и время.

— Да, таким предстает мир неодаренного. Но на самом деле мы живем в слоеном пироге. Но даже Орден изучает только листики теста, и даже не интересуется повидлом, их скрепляющим. Твои чувства — материальны или нет?

Таки, это какая-то загадка, и у нее будет простое решение. А Касси почувствует себя дурой. Но никакого мало-мальски умного или красивого ответа она придумать не смогла, и честно сказала:

— Не знаю.

— Понятное дело, что не знаешь. Но как ты думаешь? Как тебе кажется?

— Ну, иногда мне кажется, что будь-таки моя злость ощутимой, она шипела бы, как раскаленное масло. А если я испытываю радость — таки все дела становятся легче, и постель — мягче… Чувства, может, и не материальны, но на жизнь влияют еще как!

— Значит, мы можем мерить мир чувствами?

— Какую-то его часть, — ответила Касси.

— А когда твои сны сбываются, ты считаешь, что событие в мире повторяет видение, или видение предопределяет событие? — продолжала допытываться квени.

— Я особо и не думала над этим, — призналась Касси. — Время течет в одном направлении, как луч, и если я сначала вижу что-то во сне, то есть «предвижу», должно быть — это первично.

— Время — луч, а вот то, что творится с предсказаниями, называется «вероятность». Теперь ты будешь над этим размышлять?

— Еще как много! — кивнула Касси. — До каши в голове.

— Ну, — квени махнула рукой и улыбнулась. — Голова у тебя довольно неглупая. А мир все-таки пирог. Пока мы, мистри, нашли десять слоев. Четыре ты назвала, остальные умники из Ордена обозвали надматерией, надэмоцией, надпространством, надвременем и надъестеством. Есть еще повидло: тонкие связующие сущности, суть энергии… А, все, хватит. Я хочу пойти собирать палишки. Понесешь мою корзину?

— Да, мне нечем заняться, а что такое «палишки»?

— Осенние грибы. После первых заморозков они уже сладкие. Сварим из них суп. Неужели ты такой не пробовала?

— Я всю жизнь провела в Стене. И много-таки чего не пробовала. И не видела, и не слышала. Так не хочу возвращаться обратно, — вздохнула Касси, принимая из рук квени плетеную корзину. — Возьмите меня с собой.

От корзины исходил странный, но приятный запах. Прутья ручки звучно скрипнули, когда она сжала их в кулаке.

— Часто нам приходится делать то, чего мы совсем не хотим. А потом оказывается, что по-другому вышло бы только хуже.

Лина набросила на плечи тяжелый шерстяной плащ, бросила в корзину нож. Касси с грустью посмотрела на небо, заключенное в квадратах окон. Ехать бы в этом фургоне далеко-далеко, неважно куда. Чистить бокалы из-под огоньков, сматывать травы в пучки. Но квени не хотят брать ее с собой. Зачем-таки ей снилась Валеда? Зачем снился теплый океан, который ласкал борта огромного парохода? Все было так жутко реально. Хотя квени говорит, что видения — лишь вероятности…

Под вечер, когда они вернулись с полной корзиной грибов, стоянка переменилась до неузнаваемости. Пропали ящики, стих шум. Огромный полосатый шатер устремил в небо купол. В ветвях сосен замерцали теплым светом фонарики.

Касси хотела разыскать Яна, но Джек Гасти сказал, что тот ушел в город и будет только утром. Они с Линой намыли палишки, нанизали их на нити и развесили сушиться за печью. Квени-гадалка раскатала на полу два толстых матраса, предложив Касси занять один из них.

Теплая дремотная темнота заполнила фургон. Потрескивали в печи догорающие поленья. Женщина почти сразу заснула, а Касси долго ворочалась, вслушиваясь в ее тихое мерное дыхание. Стоило закрыть глаза, как вспышками проносились перед ней ужасные сцены. Вот Эва под дождем летит домой на огромном черном скакуне, тот поскальзывается и падает, сбрасывая наездницу… В Яна стреляют, и он лежит на брусчатке узкой улочки, истекая кровью, а прохожие идут мимо и не замечают… Вот на площади люди дерутся друг с другом, кого-то насаживают на вилы… Отчаявшись уснуть, Касси поднялась, на цыпочках прокралась к двери, схватила свои ботинки и плащ, и вылезла наружу.

Дорога до города оказалась длиннее, чем она думала. На траве лежала густая холодная роса, дорогу покрывал тонкий слой липкой грязи. Впереди, на тёмных силуэтах невысоких построек кое-где блестели мелкие огоньки окон. В воздухе витал тревожный кислый запах беды. Полоса рассвета наметилась на горизонте тонкой нитью, когда она, наконец, достигла первых домов.

Двигаясь дальше, в сторону центра, Касси с удивлением обнаружила, что город не спит: по улицам куда-то упрямо и угрюмо шагали люди. Некоторые несли с собой садовый инструмент, у других за поясом торчали ножи, попадались и мужчины с ружьями. Ближе к центру люди собирались в группы.

Как ни странно, она не встретила ни одного патруля. Толпа густела. Касси и не заметила, как людской поток подхватил её, понёс по улицам, вытолкнул на площадь к «Почтовой конторе и Телеграфу».

Она нервничала всё сильнее и сильнее. Вцепилась в капюшон, чтобы не дай-таки боги его не сорвало с головы. Толпа бурлила, перемешивалась, теснила Касси вперед, к телеге, с которой выступал человек в шляпе. К горлу подступила дурнота, Касси попыталась пролезть назад, потом обернулась и узнала в говорящем Яна. Кто-то двинул ей локтем в бок, так сильно, что на глаза навернулись слезы. А потом началось безумие. Все поплыло перед глазами, капюшон слетел, и мужская рука схватила ее за волосы. Раздались выстрелы.