Назад, в Оссен, Эву сопровождали двое патрульных. Ехали они позади, и ей казалось, будто это не защитники, а конвойные. Они приведут ее в дом губернатора, швырнут на ковер перед Кристофером Вилриджем и расскажут, что произошло ночью. А после — исполнят его приговор.

Нет, этого не может случиться! Все, что произошло — только сон, ее горячечный бред, так не бывает! С нормальными людьми так не бывает. А с ней…

Эва задрала голову к небесам. Облака ветром утянуло прочь, и черное полотно над головой усыпали звезды. Папа! Почему ты не рядом? Как случилось, что я так мало знаю о жизни? Я стала взрослой женщиной, по документам даже — замужней. Я вот-вот буду представлять интересы одного народа перед другим народом. А мне хочется закрыться в комнате и не выходить. Мне очень страшно, папочка. Поговори со мной. Я не понимаю, что творю!

Ни одна звезда ей не подмигнула. Эва поняла, что снова плачет. Ветер сушил щеки, и дорожки от слез саднили кожу.

В другое время Эва надела бы серые шелка, черненое серебро. Не выходила бы на люди неделю, читала Священную книгу. Нужно принять исход, осознать, что Судьба оборвала нить. Поступи она согласно традициям — и траур по ее семье станет трауром по всему Северному архипелагу…

Мор остался в Стене. Она проведет эти сутки одна. Одна среди посторонних, знакомых лишь мельком людей, большинство из которых годится ей в родители. Наедине с тревогами и страхами. Разве так должна заканчиваться свадьба?

На окраинах Оссена еще царила утренняя дремота, в которой сонно переговаривались коровы и козы. Но едва грязь под копытами сменили деревянные настилы, навстречу всадникам помчались люди. Кто с вилами, кто с ножами, а кто и с ведром, они бежали от конных патрулей, которые для нет-нет да и палили в воздух. Законники явно не преследовали цели ловить горожан, скорее пытались разогнать их по домам.

На перекрестке Эва едва разминулась с парой на приземистой серой лошади. Рыжие косы девушки, которая сидела в седле, напомнили Эве про Кассиду. Правил лошадью, похоже, ее спутник, сидевший позади. Нет, венси уехала, наверное смотреть на цирк. Или в Стену ушла.

Задние ворота были заперты. Возле них дежурили новые патрульные — вовсе не те, кому Эва вчера внушала свои приказы. Парадный въезд так же охранялся, но законников прибыло. Перед входом в дом стояла телега, накрытая брезентом. Страх вызвал учащение сердечного ритма, и беспокойство поползло ниже, к пустому желудку. Ее сопровождающие остались на другой стороне улицы. Им отдали приказ проводить госпожу до ворот — они его исполнили.

Эва спешилась, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Взяв коня в повод, потянула на себя калитку. Группа патрульных направилась ей навстречу. Ее проводили в дом.

— Вы отдаете себе отчет, что могло произойти? — начал господин Вилридж, когда за спиной Эвы закрылась дверь кабинета.

Морщины его стали глубже, в углах глаз и рта сгустились тени. Развязанный галстук свисал с шеи мятой полосатой тряпицей. Жилет был расстегнут, на рубашке темнело пятно. Волосы грязно лоснились.

Эва отрицательно покачала головой.

— В городе мятеж. К нему мы были готовы. К нему, а не к вашему исчезновению! Где сын мэра Брайса?

— Дома, — ответила Эва.

Она не знала, куда деть руки. Пройти и сесть? Развернуться и подняться к себе в комнату? Ей хотелось сбежать.

— Вы ездили в Стену? Зачем?

— Отвозила Мортимера. Он не слишком хороший наездник.

— Вы — дура, или притворяетесь? Вы говорили с главой Совета Стены? Обсуждали свои планы? Или мои?

Эва молчала, разглядывая графин на краю стола. Очертания мира плыли. Тонкие нити энергии вихрем носились по комнате. Предметы начали терять материальность.

— Мне плохо, — прошептала она, опускаясь на четвереньки, чтобы не упасть.

И стыдно! Как же стыдно лежать на полу перед этим человеком!

Она снова в Йене. Стоит жаркий летний день. Воздух течет, вязкое марево навевает сон. В Гранитном дворце тихо. Так тихо, что звон фонтана кажется оглушительно громким. Эва сидит на краю чаши, рассматривает мозаику на дне. Солнце бликами рассыпается на поверхности Искры пляшут в воде. Эва пускает зайчиков карманным зеркалом. За зайчиками скачет тучный серый кот. Он неудачно разгоняется. Задевает цветочные вазы. А после — угол фонтана. Эва смеётся.

Мир замирает. Тень наплывает на солнце, зайчик гаснет, зеркало лопается. Эва ранит палец. Кот убегает прочь.

Она смотрит вверх. Над террасой ползут дирижабли. В их корпусах открываются шлюзы. Воздух свистит и трещит, расцветает фейерверком золотых искр. Ярче, чем солнце. Жарче чем солнце. Это не салют…

— Бежим. Зажигательные бомбы!

Эва вскакивает слишком поздно. Падает ничком.

Жар пронизывает её всю. Наступает всепоглощающая боль.

Эва поднимает голову и видит её. Высокую, черноволосую. Ту, которая ждёт ответов. На голове ее — корона из золотых нитей. В короне блестят бриллиантами упавшие звёзды. Кто-то из них не закончил свои дела. Судьба? Нет, хозяйка этого мира.

А Эва — всего лишь мелкая личинка. У нее нет кокона. У нее нет крыльев. Ей не спастись. Она упирается в пол ладонями, поднимается. Смотрит на женщину снизу вверх.

— Снова ты!

— Я. Ты кого-то другого ждешь?

— Никого! Никого! Я одна! Я боюсь быть одна!

— Хорошо.

Женщина тает в вязком мареве полуденного воздуха.

Из раскрытых дверей на террасу выходят люди. Их лица скрыты масками. Их карнавал страшен. Они окружают Эву. Они ее станут рвать. На части.

Эва не решалась открыть глаза. Одеяло, которым ее накрыли, казалось неподъемно тяжелым. А собственная кожа — омерзительно липкой и горячей. Кошмар постепенно распадался на куски, оставляя неприятную зудящую дрожь во всем теле.

Звук шагов тонул в плотном ворсе ковра. Кто-то ходил по комнате взад-вперед. В воздухе витал пряный аромат специй и жженого дерева. Раздался щелчок дверной ручки, едва слышно скрипнула дверь.

— Господин послал спросить, как она, — прошептала женщина.

— Скоро проснется, — ответил ей голос Деборы Корриа.

Эва дождалась, пока дверь закроется. Веки, казалось, опухли — чтобы открыть глаза, ей пришлось приложить усилие. Теплый красноватый отсвет заката лежал на обоях. На туалетном столике курились маленькие жаровни. Дебора устраивалась на высоком пуфе в изголовье кровати. Эва и пошевелиться не успела, как карлица повернула голову в ее сторону и улыбнулась.

— Вы проснулись, чудесно, чудесно, — затараторила она. — Речь не готова, платье не наметано, а наша представительница путешествует по измерениям. Бесконтрольно. Нехорошо получилось. Вы практиковали дыхание, когда ехали в Стену? А фокусировку?

— Нет, — выдохнула Эва. — Ничего не вышло. Сначала я объясняла Мору, как сидеть на коне, потом долго привыкала к иноходцу сама. Конь заезжен не мной…

— Плохо, — закивала карлица, перебивая ее. — Вообще все вышло не так. Но мы сейчас не будем это обсуждать. Нет времени. Вот, держите.

Дебора протянула ей бумаги. Эва пробежала глазами первый лист. О, хорошо что она уже выступала на ученых собраниях, иначе в жизни не смогла бы прочитать подобное вслух. Канцелярские обороты попадались чуть ли не на каждой строке.

— Что-то можете поправить, чтобы звучать искреннее. Все же понимают, что перед ними восемнадцатилетняя девушка. Эва, — карлица заставила ее оторваться от бумаги и поднять глаза. — Я шучу. Это ужасная речь, которая плохо звучала бы даже из уст господина Вилриджа. Мы позже сочиним новую. Вам удалось самой поговорить с мэром?

— Да. Удалось. Господин Брайс окажет вам всяческую поддержку. То есть — нам. Я не думаю, что убедила его словами. Все, что он будет делать, он будет делать ради Мора, и только.

— Хм, ненадежные гарантии, — Дебора спрыгнула с пуфа и снова заходила по комнате, сцепив на груди руки. — Его сын сейчас в безопасности.

— А я — нет. Мне больше нечего было ему предложить, — Эва села в кровати, скомкала одеяло. — Мои слова и я сама. Позовите, пожалуйста, портниху. Ей, наверное, дорога каждая минута.

— Эва?! — вопросительно посмотрела на нее карлица.

— Да? Я вышла замуж за Мора сегодня же ночью. Знаете, почему я говорю это вам? Потому что мне страшно, одиноко и отчего-то стыдно… И никого, кто бы понял!

Дебора присела на край ее кровати.

— Эва… Ничего в этом стыдного нет. Политические браки… О, Творец, Судьба и иже с ними! Я попробую вас понять, да, попробую. Все чего-то хотят, и никто не спрашивает, чего хотите вы сама. Вы не принимали больших решений и боитесь ошибок. Я думаю, это ужасно: так взрослеть. Но разве у вас есть выбор?

— Мор спрашивал, чего хочу я сама.

Дебора кивнула, и вышла за дверь. Пару минут спустя к Эве зашла портниха с помощницами, служанки с подносами, горничная с корзиной банных принадлежностей. Все закипело, зашевелилось, замелькало. Эва ела оладьи, пока ей примеряли юбку, и, не протирая рук, хваталась за перо, чтобы записать ускользающую мысль. Когда ее оставили одну, было далеко за полночь.

Эва закуталась в халат, слишком длинный для нее, и выскользнула на балкон, едва не прищемив подол дверью. Из приоткрытых окон центральной части дома доносился гул голосов и звон бокалов. Дебора сказала, что губернаторы Северного архипелага съехались в дом господина Вилриджа. Сейчас, судя по всему, именно они пили в гостиной, куда Эву даже не пригласили.

Эву Брайс Эллусеа, без нескольких часов правительницу Северного Архипелага. Она попыталась примерить свое новое имя и должность. Нет, видимо, до утра ничего не выйдет: шум собрания внизу намекал на ее место. Эва вскинула подбородок. Она сможет пройти через весь этот ужас… только неясно, когда и чем он закончится.

Лежа в постели, она пыталась думать о хорошем. О победе, хотя слабо представляла себе войну. О побеге, куда угодно, лишь бы подальше от ответственности. О том, что Мор ее ждет… наверное.

Эва слышала собственное сердцебиение, мерное жужжание мухи, которая застряла между рамами окна, далекий скрип паркета под чьими-то ногами. Страх не давал ей уснуть.