Эва снова повернулась в профиль, оправила тяжелый креповый воротник и вздохнула. Напольное зеркало отражало маленькую девочку, вырядившуюся в платье матери. Бюстом ее природа обделила, но вкусом-то, увы и ах, нет. Нужно что-то с отрезным лифом, скажем, в косую полоску, или присборенным, с кружевом. Из ткани более воздушной, объемной…
Но в магазине готового платья не разгуляешься… А оссенская портниха обещала исполнить ее заказы только к концу недели.
— Коричневый тебя старит, и остальные темные цвета — тоже. Попробуй что-нибудь яркое! — сестра Мортимера перешла к соседнему манекену и приподняла оборку светло-охряного платья с широкими рукавами.
Такие вышли из моды в столице еще два сезона назад. Но не говорить же об этом Мэг!
Эва редко следовала рекомендациям дамских журналов. Они издавались вовсе не для низкорослых худышек вроде нее. Вот Катти Лавенго могла носить все, что вздумается, хоть занавески вместо платья, и шикарно при этом выглядеть. А Эве от Судьбы достались только большие глаза. Ну, и немного невезения…
Девочка, в обязанности которой входила помощь покупательницам, не знала, куда деть руки, не решалась лишний раз подойти поближе, мямлила себе под нос «да, госпожа» и «нет, госпожа», и постоянно косилась через стекло витрины на дежуривших снаружи патрульных. Эву это ужасно раздражало, но она сдерживала недовольство. Потому что не работница являлась его причиной, ох, нет!
Эва никогда раньше не покупала в лавке никакой одежды, даже перчаток. Никогда раньше не ходила в сопровождении охраны. Никогда раньше не вызывала в людях такого заискивающего страха. Никогда раньше — но обстоятельства изменились, и пока она не придумала, что с этим делать!
— Принеси мне, будь добра, вон то, синее, с отделкой тесьмой. И оливковое, с кружевом, — Эва показала девочке на манекены и отправилась в примерочную комнату.
Мэг поспешила за ней. Хозяйка лавки суетливо задернула за ними шторы.
Синее платье смотрелось неплохо, но оказалось велико в груди и талии, оливковое красиво оттеняло природную смуглость и смолянистую черноту волос, но юбку требовалось укоротить. Эва решила взять оба. Помощница лавки еще четверть часа прыгала вокруг нее с булавками, зато пообещала к вечеру подогнать все по фигуре.
— Счет отправите господину Вилриджу, — сказала Эва, и, перед тем, как уйти, положила в вазу именную карточку.
— Почему ему? — спросила Мэг, едва они оказались снаружи. — Эва, нас не обременят твои расходы. Папа без труда покроет их, ты же теперь член семьи Брайсов.
Эва сунула руки в муфточку. Член семьи — да, возможно, но не собственность господина мэра… теперь уже, скорее, ее соправителя.
— Это не повод забыть о моем состоянии и позволить деньгам Эллусеа «потеряться» в связи с… как это называют страховщики? Форс-мажорные обстоятельства, да?
Мэг поджала губы и кивнула. Эва уже заметила, что так она проявляет недовольство. Сестра Мора многого не высказывала вслух, но мимика выдавала все ее мысли.
— Господин Вилридж пообещал найти для меня финансового управляющего, который разберется с банками и дельцами, — продолжила Эва. — Вот пусть и платит пока по моим счетам. Я думаю — это ускорит процесс. Может даже — облегчит.
— О, почему ты не рассказала раньше? И зачем тебе нужен наемный управляющий? У нас есть Максимиллиан, он вполне мог бы заняться твоим вопросом.
Они вышли на перекресток коридоров. Эва в нерешительности остановилась, рассматривая вывески, но Мэг уже повернула налево и поманила ее за собой.
— Максмиллиан, как я слышала, занят ведением дел на заводах Брайсов, — ответила Эва. — Не думаю, что у него остается много свободного времени. К тому же, придется общаться исключительно с… — она поправилась, но сразу поняла, что поздно, — с не очень приятными и довольно жадными людьми.
— О-о-о, ты хотела сказать «с йенцами», так ведь! — воскликнула Мэг, нервно рассмеявшись. — А как ты думаешь, с кем он по большей части общается? Если продукция стекольного завода идет… шла в основном вам, на окна и галереи? И трубы у нас тоже покупали йенцы.
— Спасибо, что подметила, Мэг. Да, я тоже до сих пор не закончила делить людей на «вас» и «нас». Мне стыдно. Прости.
Что должно еще случиться, чтобы она перестала, Эва даже представить не могла. Наверное, ей просто нужно немного времени, ведь теперь венси — это ее семья. А вот как быть с остальными людьми? О, вот дети, если их не настраивать друг против друга, точно поладят! И когда они подрастут — все поменяется…
— Прощу, если ты поменяешь свое решение связываться с наемными управляющими, — Мэг пристально посмотрела на нее.
— Я подумаю, — ответила Эва, но про себя тут же решила, что оставит все, как есть.
Пусть Мэг обижается!
Пусть верховная жрица Храма Судьбы досадует из-за ее отказа от их «помощи»!
Пусть Орден возмущается ее браком, утверждая, что он положит конец большому дому Эллусеа!
И господин Вилридж… О, у него есть миллион причин злиться на Эву, пусть продолжает! Он сам заварил эту кашу.
Пусть они все катятся подальше!
Она не канат на ярмарке, чтобы постоянно ее перетягивать…
Приличная девушка не должна так выражаться, даже про себя. И приличная девушка в ней тоже пусть делает, что хочет, вот!
Эва каждое утро прячет поглубже свои желания — и делает, что нужно, что должна и что может!
Вернется ли она когда-нибудь… О, нет, в родные стены старого Стэнвенфского университета — нет, никогда… Но все же, есть ли у нее шанс закончить образование? В лабораториях и анатомических театрах, в больницах и моргах она боролась с болезнями, облегчала страдания. Помогала людям. В кабинете среди тучных сборников законов и правил она была самозванкой не меньшей, чем генерал Гаррет в Йене. Здесь Эва пока лишь пыталась понять, как не ухудшить жизнь. Не навредить людям. Здесь не было конечных диагнозов… не было правильных решений, только более и менее приемлемые.
Десятки писем. Телефонные звонки. Телеграммы. Хорошо, что не приходилось никого принимать лично, потому что губернаторы разъехались по разным секторам. Ни совет, ни комитет министров еще не созданы, а советников уже нашлось множество. Каждый из них считал себя самым умным. Каждый пытался поворачивать Эвину голову в выгодном ему направлении, по необходимости закрывая или открывая ей глаза. Каждый, не только господин Вилридж и господин Брайс!
Но больше всего угнетало ее осознание собственной беспомощности при формальном всесилии. Всем хорошо не сделаешь. А выбирать, кого обделить на этот раз — слишком сложно и несправедливо. Наверное, Жеарин Вельцгоф уже отыскала золотую середину. Настоящую наследницу готовили к управлению Союзом, Эву же — к лечению поноса и лихорадки.
В том, что мир болен ненавистью, сомнений не было. Болеет с рождения, а может и с зачатия. Во время обострений люди потеряли континент и разрушили наследие Венсийской империи. Ремиссии длились по нескольку веков. И вот опять — война. В которой Эву собираются использовать как инструмент. Как ланцет… Заточить, стерилизовать, вскрыть нарыв.
— Ваша задача — не научиться управлять государством, это, поймите, есть кому делать. Вы, Эва, должны развить свой дар. Только он поможет запустить машину Адмеи, — сказал Вилридж. — Тогда мы объявим капитуляцию и уничтожим корабли и дирижабли Гаррета, которые он направит к Стене. Уничтожим его отряды, если они успеют высадиться, а после — и самого генерала. Только об этом у вас должна болеть голова. Только за этим мы раз за разом избираем правителем Союза одаренного, который способен работать с десятым измерением, независимо от того, насколько он умен или мудр. То, что вы натворили на Собрании, нарушает заведенный порядок. Венси нужны в этой схеме государственного устройства как собаке… да, никак! Но что с ними делать, мы подумаем позже.
Бывший губернатор Оссена, а теперь — ее первый советник, замолчал и уколол Эву взглядом, острым, как троакар. Оставалось надеяться, что она ничем не выдала вспыхнувший внутри протест. Только подвинула чернильницу немного вправо, кивнула и ответила:
— Хорошо, я поняла вас. Продолжайте.
Но господин Вилридж закончил. Он поднялся и ушел, оставив ее наедине с негодованием. И с бумагами, которые необходимо было подписать. А перед тем Эва собиралась их прочитать. Даже если кто-то считал это лишним!
Может, стоило рассказать обо всем господину Брайсу? Но мэр и губернатор отлично ладили, строя совместные планы у нее за спиной. И это удерживало Эву от излишней откровенности. Все, что она сейчас скажет, услышит, даже подумает, могут использовать против нее.
На свете остался только один человек, которому можно доверять — Мор. Но он словно замкнулся в себе. И ей ужасно не хватало долгих вечерних разговоров, странных шуток и неосуществимых планов — всего того, что их и сблизило за неделю в дороге. Но пока его руки, глаза, губы говорили, что Эва нужна ему не меньше, чем он ей. Остальное же… пройдет?
Ночью, когда волнующееся теплое море в животе затихало, она лежала, прижимаясь спиной к Мору, ощущала, как его дыхание путается в волосах — и тогда наступал покой. Ненадолго, всего на пять-шесть часов. Этого было мало, мало, так мало! Но пока Эва держалась.