Глава седьмая
Курс на юго-запад
Я капитан Педро Фернандес Кирос, начальник экспедиции, состоящей из трех кораблей, даю следующее распоряжение Луису Ваэсу /Торресу, адмиралу корабля «Сан- Педро».
...Корабль чуть покачивает, в небольшой каюте, что в верхней пристройке на носу корабля, горит свеча. Ночь. Тишина, любимое Киросом время.
Он перечитывает начало и продолжает:
«...Прежде всего я обращаю ваше внимание на необходимость поддержания христианского благолепия, правопорядка и строгой дисциплины и вменяю вам в обязанность следить за тем, чтобы никто не смел всуе поминать имя господа нашего или возводить на него хулу, не смел ни словом, ни действием оскорблять пресвятую деву Марию, а также ангелов и святых, либо оскорбительно отзываться о вещах священных и божественных».
Это преамбула. Кирос откладывает перо, встает, делает несколько шагов, потом снова садится. Голова у него кружится, ноги будто свинцовые.
...А писать надо. Он-то знает, что уже не единожды совсем худо чувствовал себя, так худо, что не приведи господь. Надо на тот случай, если он скончается, оставить Торресу четкую инструкцию. Надо, чтобы все — Кирос не делает из этого секрета — твердо знали, куда плывут и с какой целью. Надо, чтобы сумели доплыть, сумели поладить с обитателями Южной земли.
Он подправляет свечу, вновь усаживается, вновь берет перо.
«Я вменяю вам в обязанность запретить все азартные игры — в карты и кости, их следует выбрасывать за борт. И если какие-либо другие настольные игры вызывают споры и драки, их следует также выбросить за борт.
Вы обязаны также самым строгим образом следить за тем, чтобы каждый день после обеда все находящиеся на корабле преклоняли колена перед алтарем с изображением Христа и девы Марии и молились бы заступнице из Лорето.
Вы обязаны бдительно следить за тем, чтобы никто не отзывался неуважительно о персоне короля...
Вы обязаны внимательно и заботливо относиться ко всем, кто находится под вашим началом и помнить р том, что хорош тот капитан, кто умеет спокойно командовать своими людьми, сохранять мир и согласие, не прибегая ни к ножу, ни к насилию».
На минуту он задумывается, потом продолжает:
«Каждодневный рацион, независимо от того, получает человек жалованье или нет, должен составлять: полтора фунта сухарей, фунт мяса,, две унции бекона, одну унцию бобовых, литр воды и достаточное количество воды для. варки. В постные дни вместо мяса следует давать по одной рыбине или (если она большая) часть рыбины, шесть унций бобов, меру масла, столько же уксуса, а сухарей и воды столько же, сколько в обычные дни. Если нет рыбы, ее можно заменить четырьмя унциями сыра».
Второй час ночи. Сменились вахтенные. А капитан все пишет и пишет.
«Вам надлежит быть внимательным, и днем и ночью следовать за капитаной, которая пойдет курсом запад- север-запад, пока не дойдет до 30-го градуса широты, и, если к тому времени не окажется земли, курс будет изменен на север-запад и корабли достигнут здесь 10 градусов 15 минут широты. Если снова не будет обнаружена земля, корабль возьмет курс на запад, по той же параллели, с тем чтобы отыскать острова Санта-Крус Там, в заливе Грасьосо, на широте 10 градусов и в 1850 лигах о г Города Волхвов, следует отыскать известную уже якорную стоянку.
Тот капитан, который первым прибудет к месту стоянки, расположенной между родником и небольшой рекой, должен здесь бросить якорь и три месяца ожидать остальные два корабля. Если случаю будет угодно, что остальные корабли не придут, то, прежде чем отправиться дальше, капитан должен водрузить на берегу крест и у его основания или у ствола ближайшего дерева, сделав отметку, понятную для тех, кто прибудет после него, закопать банку, а в нее вложить описание всего того, что произошло, и изложить свои намерения. Банку необходимо засмолить.
После этого следует взять курс на юго-запад и держаться его вплоть до широты 20 градусов, а затем переменить курс на северо-запад и идти до 4 градусов. Свернув на этой параллели к западу и отыскав Новую Гвинею, пройти вдоль всего ее берега и направиться в Манилу, а оттуда через Восточные Индии в Испанию, с тем чтобы доложить его величеству обо всех открытиях».
...Но до этого еще далеко. Путешествие только начинается.
Весь следующий день Кирос проводит в постели, отдавая лишь самые необходимые приказания. Только через два дня, отлежавшись как следует, вновь принимается он за составление инструкции.
В полном соответствии с тем, что он говорил в Риме и при испанском дворе, Кирос обращает особое внимание на строжайшее наблюдение за компасной иглой. По его мнению, таким путем можно исчислять долготы. Кирос подробно описывает, как рассчитать отклонение иглы по солнцу; звездам, Южному Кресту. Большое внимание уделяет он и тому, что следует брать в расчет, дабы исчислить пройденный путь. Не забывает Кирос упомянуть и о том, что на карте необходимо помечать все попадающиеся на пути острова, обитаемые и необитаемые, наносить их очертания, указывать широту и долготу, наносить якорные стоянки, мысы, отмечать, где имеются рифы, брать на заметку места, где можно получить продовольствие и воду.
И постепенно инструкция становится руководством в мореходном деле.
«Вы, — пишет Кирос, — должны также следить за тем, чтобы каждый день утром, когда солнце всходит, и вечером, когда оно садится, а иногда и чаще два матроса поднимались на топ-мачту и внимательно осматривали видимое пространство, вплоть, до линии горизонта. А ночью пост следует удвоить, один пусть стоит на бушприте.
Обход и проверку вахтенных вы должны производите самолично, в том же случае, если вы не в состоянии это сделать, следует поручить это человеку, которому вы полностью доверяете. Пушечный выстрел ночью на капитане означает, что она меняет курс, два выстрела даются в том случае, если будет замечена земля или скалы...
Если связь необходима днем, следует поднять флаг таким образом, чтобы он был виден на остальных двух кораблях, и они обязаны приблизиться, чтобы выяснить, в чем дело. Ночью, помимо кормового фонаря, следует зажечь еще два.
Особые предосторожности должны быть предприняты для предотвращения пожаров. Не должно быть зажженных свечей, ни другого какого-либо источника огня в межпалубных помещениях. Исключение составляет тот случай, когда свечи находятся в фонарях, а возле фонарей дежурит вахтенный.
...Если небо чистое, а солнце, луна и звезды в небе над горизонтом — это верный признак того, что земля близка. Ночью в таком случае следует лечь в дрейф и измерить глубину, днем же быть начеку.
Если по курсу будет видна мглистая дымка, или чистая полоса, или плотный туман, следует лечь в дрейф, промерить глубину и быть настороже — вероятнее всего, где-то поблизости находится земля. Если, помимо основного ветра, вдруг налетит шквал сухого воздуха с другой стороны, или нанесет дождевые тучи, или же пойдет град — это тоже может быть признаком близкой земли.
Если волны кажутся тяжелыми и на них видны листья, травы, кокосовые орехи и прочее, что сносит в море ветер или приносят в море реки, — это признак того, что где-то вблизи, с той стороны, откуда дует ветер, находится земля, или же того, что все это принесено течением.
...Если ты увидишь сильные течения, или большие косяки мелкой рыбешки, или скопление тюленей, морских черепах, или же стаи птиц, обитающих на земле, или покажется тебе, что вокруг много плохой воды, будь внимателен —.земля где-то неподалеку.
Если на пути встречаются стаи морских птиц, глупыши и чайки, надо зорко проследить, в каком направлении они летят, и рано ли они поутру собираются, и улетают ли они поздно, ибо в этом случае земля далека. Если они собираются сравнительно поздно и улетают рано, земля близка.
Если по курсу встречаются чайки, утки, фламинго, знай — земля рядом.
Бурые пятна на воде свидетельствуют о том, что на дне — скалы. Белые же пятна — что дно песчаное, а глубина небольшая. Черный цвет, что дна илистое, а зеленый, что все дно покрыто водорослями. Будь очень осторожен и внимателен и не выпускай из рук лота».
Значительное место в своей инструкции Кирос отводит и взаимоотношениям с жителями дальних островов. Здесь тоже взгляды его четки, убеждения определенны. Пусть никто не заблуждается насчет способностей туземцев, они мастера на все руки, отличные пловцы и ныряльщики и они умеют использовать выгодные им обстоятельства. С ними нужно держать ухо востро: не разрешать, чтобы слишком много островитян собиралось на корабле. С ними нужно вообще вести себя осторожно: проверять, верны ли их советы, не давать вовлечь себя в ловушку или засаду, не давать им возможности окружать себя, следить за тем, чтобы не оказаться отрезанными от лодок. Но главное — не допускатн по отношению к туземцам никакого насилия, именно этого следует опасаться больше всего.
Конечно, если предоставится возможность, нужно задержать на корабле вождей или других лиц, пользующихся влиянием соплеменников, в виде заложников, но с ними следует обращаться хорошо: делать им подарки, давать все, что им нравится.
Островитян не следует ни дразнить, ни обижать. Строжайше запрещается отбирать что-либо у них. «Наша алчность, — напишет Кирос, — им непонятна». Нельзя нарушать данное им слово, следует с ними обращаться обходительно и дружественно. Только в самом крайнем случае, если опасность чрезвычайна и нет никакого иного выхода, только в таком случае можно прибегнуть к огнестрельному оружию. Но даже в случае опасности надо сначала дать холостой выстрел.
Естественно, Кирос не забывает упомянуть и о том, что у туземцев необходимо узнавать, где в их стране находятся'золотые россыпи, залежи серебра, есть ли драгоценные камни, жемчуга, пряности. Разумеется, Он не забывает напомнить своему преемнику, что необходимо брать на заметку цвет кожи аборигенов, описывать их одежду, что они едят, какое у них оружие, какое управление, какая религия, расспрашивать их о том, имеются ли поблизости земли и острова.
Но он не забывает подчеркнуть: нужно терпеливо завоевывать доверие островитян, помогать им, одаривать. Ни при каких обстоятельствах, требует Кирос, если есть хоть какая-либо возможность этого избегнуть, не следует причинять островитянам ни малейшего вреда.
Задумывается ли он над тем, что его слова не найдут отклика, что в какой-то мере из-за того, что будут — и неоднократно — нарушать и моряки и солдаты предписание своего капитана, экспедиция потерпит неудачу?
...Корабли идут на юго-запад. Рождество, Новый год, затем 26 января — день апостола Павла. И как полагается — иллюминация, фейерверк. На реях вымпелы, штандарты короля, флаг Кироса.
Сам он чувствует себя иногда немного лучше, иногда хуже, но никогда хорошо.
Глава восьмая
Впереди — земля!
Пока на борту все обстоит более или менее благополучно. Пока. Ибо весьма скоро явным становится то, о чем раньше можно было только догадываться. Поздновато собрались они в свое плавание. Гляди: набегают тяжелые волны, все неистовее порывы ветра. Проходит день, другой, третий. Волнение усиливается. Как быть дальше? Кирос созывает на совещание кормчих, но море штормит, и им приходится, хотя корабли и подходят на максимально близкое расстояние, кричать, и сильно: буря гасит слова. Все же удается уяснить: большинство согласно с тем, что надо менять курс. Обидно, конечно, успели дойти только до 26-го градуса. Но ничего не поделаешь. Наступает зима, нужно уходить в более спокойные, в более теплые места. Дальше на юг — таково всеобщее мнение — продвигаться опасно.
Бывает же так! Если бы корабли — теперь-то нам это ясно — не изменили маршрут, они, вероятнее всего, пришли к Новой Зеландии, которую Тасман, идя с запада, откроет 36 лет спустя. А возможно, и к берегам Австралии!
Но Кирос всего этого не знает. Поскольку погода крайне неблагоприятна, то следует, так считает он, повернуть на северо-запад. Здесь наверняка найдутся какие-нибудь острова. Самое разумное — переждать там зиму, а потом снова лечь на юго-западный курс.
Корабли разворачиваются, и, словно для того, чтобы оправдать перемену курса, прямо по борту показывается маленький зеленый островок. Не исключено, что это был знаменитый впоследствии Питкерн, на котором обосновались в 1789 году матросы мятежного корабля «Баунти».
Проходит несколько дней, и перед моряками целая островная цепочка, которая тянется с юго-востокд на северо-запад! Они красивы, эти островки, с зелеными лагунами. Красивы, но, увы, бесполезны: все попытки раздобыть здесь хорошую воду оканчивается неудачей — ее просто нет. Корабли идут дальше.
По распоряжению Кироса питьевую воду пытаются добыть из морской. Мы лишь примерно осведомлены о том, как это делалось. Бельмонте свидетельствует: подогревая морскую воду в медных сосудах, за пятнадцать часов удалось получить десять кувшинов пресной воды, а всего пятьдесят кувшинов. Добыли бы, возможно, и больше, да дров много ушло, сухих, хороших дров, что ценились на кораблях почти так же дорого, как вода. Насколько хороша была полученная вода, судить трудно. Сам Кирос (а это он прихватил с собой «аппаратуру») в одной из памятных записок в 1610 году напишет, к сожалению, лаконично: «Нужны четыре медных сосуда и соответствующие инструменты и железные печи». Было ли это тоже его собственным изобретением? Возможно. Твердой уверенности, однако, нет.
Десятое февраля. С кораблей замечают остров. На сей раз не атолл, а настоящий остров! Виден дым, а где дым — там огонь, где огонь — там скорее всего люди, где люди — там наверняка вода.
И в самом деле, впервые за все время впередсмотрящий торжественно провозглашает:
— Вижу людей.
Матросы садятся в лодки. Н»о, увы, подойти к берегу не могут — мешают рифы. Островитяне машут руками, показывают, где расположен проход. Четверо моряков раздеваются и на свой страх — была не была — ныряют в море.
Едва они показываются на берегу, как происходит нечто странное. Воины бросают оружие или отдают его женам и, скрестивши руки на груди, трижды низко кланяются пришельцам. Матросы не успевают прийти в себя от удивления, а их уже целуют в обе щеки. К ним приближается вождь, протягивает пальмовую ветвь, приглашает разделить трапезу.
Удивительно? В какой-то степени конечно. Но ведь почти так же встретили в Мексике Кортеса. Нечто подобное — в предыдущее плавание Кирос был тому свидетелем — происходило и на некоторых полинезийских и меланезийских островах. Ларчик открывается просто: в белых пришельцах местные жители видят то ли духов, то ли богов, коих надлежит умилостивить, с коими надлежит установйть хорошие отношения.
«Боги», памятуя инструкцию своего капитана, тоже ведут себя вполне пристойно: оделяют островитян сухарями (правда, намокшими), сыром, дарят им ножи. Завязывается дружеское общение. К берегу подходит шлюпка с моряками. Вождь побывал на корабле и был наделен дарами и отпущен.
Впоследствии один из участников событий напишет: «Генерал желал, чтобы местным жителям не причинили никакого вреда, чтобы добрыми делами мы завоевали любовь островитян».
Все было бы недурно, но на острове не оказалось пристойной гавани. Ничего не поделаешь, надо идти дальше.
То же самое происходит и на других островах.
А с водой по-прежнему плохо. Загадка!
Везде масса зелени, а где ни начни копать — плохая вода. Это не улучшает настроения. К тому же островки островками, а где же большая земля?
Корабли идут и идут. Большой же земли .все не видно.
Киросу нелегко. Больной — его день и ночь трясет лихорадка, — он ворочается на койке, зачастую не имея сил подняться и выйти на палубу, а он отнюдь не убежден, что все его приказания исполняются, не знает, верным ли курсом идет флотилия. Вся ответственность на нем. Ответственность за судьбу экспедиции, за избранный курс, за общее дело.
На свои корабли он не взял ни цепей, ни орудий пыток, как это нередко делалось в те далекие времена. Кирос считает, что нужно действовать добром, пробуждая человеческое в человеке, показывая своим поведением пример другим. В этом его сила, но в этом и его слабость. Ибо он болен и его противники этим пользуются.
Следует приказ: строжайше штрафовать тех, кто, несмотря на запрет, играет в азартные игры. Если кому-либо скучно, то, пожалуйста, обратитесь к начальнику экспедиции, у него найдется книга. И почему те, кто не умеет подписать свое имя, не учатся писать? Почему не учатся считать? На кораблях достаточно людей, которые могли бы учить всех желающих и морской науке, и науке фортификации, и искусству владеть шпагой.
По сути, речь идет ни больше ни меньше, как о регулярной учебе! А почему бы нет. Разве сам Кирос не учился именно таким образом, выкраивая каждую свободную минуту?
...Он мечтатель, Кирос, и никак не возьмет в толк, что почти всем этим набранным в Лиме и других местах искателям приключений грамота совершенно ни к чему.
Снова впереди остров. Люди Кироса видят здесь старый челнок островитян, пальмы, великое множество кокосовых пальм, убеждаются, что в лагуне сколько угодно рыбы, лангустов, крабов. Единственно, чего они не находят, это хорошей пресной воды. Зато, к своему удовольствию, встречают смешных, рослых, неуклюжих птиц с темным оперением и белой грудью — до этого им неведомых пингвинов. Да, да, пингвинов — они ведь, теперь это известно, совершают тысячемильные паломничества в теплые края.
...Сколько можно бродить наугад в поисках пригодного для длительной стоянки острова? И почему до сих пор — а времени прошло немало, и островов на своем пути они встретили добрую дюжину — нет материка? Более того, острова-то теперь встречаются реже. Не пора ли снова переменить курс и пойти напрямик в Санта-Крус? Там можно передохнуть, пополнить запасы продовольствия, воды, сделать необходимый ремонт.
Вновь по условленному сигналу суда подходят к капитану. Вновь созывается совещание капитанов и кормчих; На сей раз нет обычных споров: и Прадо и Очоа тоже согласны идти на Санта-Крус.
Итак, курс строго на запад.
И вдруг, когда решение уже принято, когда, казалось бы, случайностям не должно быть места, экспедиции попадается еще один остров. Лучше бы он им не попался.
Сначала все шло хорошо. Красивые, рослые люди рады морякам, как вдруг один из островитян неосторожно хватается за обнаженную кем-то из испанцев шпагу. Течет кровь. Со всех сторон сбегаются возмущенные соплеменники. Морякам приходится ретироваться. Но испанцам нужна вода, она нужна позарез, и Торрес во главе отряда солдат едет на берег. Впереди воинственно настроенные, вооруженные луками и копьями островитяне. И они вполне определенно дают поднять, что не желают пускать испанцев.
, Торрес — впервые за все время плавания — приказывает дать холостой залп. Берег мгновенно пустеет. На нем остаются лишь незваные пришельцы и трое островитян, которые зажигают костер. Что это значит — непонятно. То ли знак мира, то ли заклинание ружейного огня огнем.
Так или иначе, но на короткий срок воцаряется мир. Вскоре, однако, один из солдат крадет из хижины туземца циновку, и снова льется кровь. Хозяин защищает свое добро, испанец убивает несчастного. Свистят стрелы. Двое испанцев ранены.
...Выясняется, что и этот остров живет за счет дождей. И за счет щедрого дерева, кокосовой пальмы, которое дает островитянам все, в чем они нуждаются: пищу, питье, дом, крышу, одежду, лодки, оружие и даже масло, необходимое для ухода за ранеными.
Медленно возвращается отряд на борт корабля. Воды раздобыть не удалось.
Месяц проходит с того времени, а Санта-Круса все нет. Усиливается Жара, усиливается и напряжение: по всем расчетам пора бы уже быть острову. Вновь и вновь подсчитывает все зигзаги пути Кирос, совещается с кормчими. Курс правильный. Не исключено, однако, что выкладки пройденного пути неверны, они у всех разные. И поэтому надо набраться терпения. Еще несколько дней — и будет остров.
Проходит, однако, не несколько дней, а несколько недель, пять долгих, томительных недель, и команды ропщут открыто, когда 7 апреля раздается крик:
— Земля, высокая темная земля!
И в самом деле земля. Местные жители — темнокожие. Знают лук и стрелы. Но вот какая незадача: едва корабли стали приближаться в поисках удобной бухты к берегу, как островитяне обратились в бегство. Видимо, они уже встречались с белыми богами? Или наслышаны о них? Может быть, Санта-Крус где-то неподалеку, и местные жители хорошо знают, что добра от бородатых белых пришельцев, которые поджигают деревни и убивают людей из длинных извергающих пламя трубок, ждать нечего?
Испанцев и впрямь никто не принимает за богов. Но вождь, некто Тупаи, достаточно благоразумен, чтобы постараться наладить с ними, коль они уж оказались на его острове, мало-мальски приемлемые отношения. Он действительно знает о том, что произошло на Санта-Крусе, ибо последний и в самом деле недалеко. Знает и оружие белых, знает, что ищут бородачи, без конца задавая одни и те же вопросы. Главное — не злить их.
Пришельцы голодны и хотят пить? Кивок, и вот уже испанцам несут все, чем богат остров. Нужна бухта? Пожалуйста, здесь есть одна очень хорошая.
Кирос не сомневается: долгожданный архипелаг Санта-Крус все же найден. Может быть, взять лоцмана, отправиться на тот остров, где они были с Менданьей? Но, собственно, к чему? Разве здесь нет в изобилии всего того, что им надо? И потом, если о зверствах белых помнят даже здесь, то на том острове и подавно. Воспоминания гнетут Кироса, и он снова требует от своих солдат и моряков, чтобы местных жителей не обижали.
И действительно, целых десять дней, с 7 по 18 апреля все идет очень хорошо. Испанцы одаривают туземцев зеркальцами, получая взамен еду. Особым успехом пользуются колокольчики. Но и испанцам есть на что поглядеть у островитян. Вовсе они не дикари! Онй строят крепкие, на сваях, закрытые дома с седловидными крышами. У них большие, выдолбленные из мощных стволов лодки со специальными ящиками для съестных припасов, приспособленные для дальних переходов. На что ни посмотришь, везде стремление сделать вещь добротно, разукрасить ее — раковинами, причудливыми разноцветными узорами.
Они изобретательны и умны, эти, с точки зрения испанцев, заблудшие души. И прекрасно понимают, о чем с помощью знаков и рисунков их спрашивает Кирос. Он рисует на песке кружочки — острова. Острова? Да, поблизости немало островов, отвечают туземцы. Большие и малые, хорошие и плохие. И лежат они там-то и там-то. Кирос аккуратно записывает их ответы, потом читает вслух, исправляя произношения незнакомых слов.
А как далеко до такого-то острова, а до такого? Вождь на минуту задумывается, потом показывает на солнце, показывает, что, мол, вот оно ложится, склоняет голову, подкладывает под нее сложенные руки. Закрывает глаза: два, три, пять, шесть раз... Итак, до од- . ного острова две ночи, до другого три, до третьего пять. А нет ли где-нибудь поблизости большой земли? Кирос пытается, разведя руки, объяснить, что он имеет в виду. И снова выступает вперед вождь. Большая земля? Он показывает на юго-запад — там. И тоже широко разводит руки, словно желая показать, какая она большущая.
Имел ли он в виду какой-то большой остров в архипелаге Новых Гебрид или, быть может, что тоже не так уж невероятно, Австралию?.
Жители «Монтерея», как называет Кирос этот остров, или «Острова помощи», ныне Таумако, говорили правду. Через три дня показывается один остров, за ним другой, не заставляет себя ждать и третий. Островам дают возвышенные и красивые названия: Двери Вифлеема, Слезы св. Петра, остров Райские кущи...
К этому времени, а если быть совершенно точным, еще тогда, когда корабли никак не могли разыскать пропавший архипелаг Санта-Крус, был, наконец, смещен Очоа. Трудно совершенно достоверно сказать, за какую именно проделку (Кирос в своем дневнике напишет, как обычно, кратко — «Он мешал»). Скорее всего за то, что сильно напутал в исчислении пройденного пути, а также за то, что,. пользуясь болезнью Кироса, не всегда достаточно точно выдерживал заданный курс, во всяком случае, именно в этом обвиняли его, и, вероятно, не без основания.
Очоа перевели на альмиранту, и должность он там получил второстепенную.
Туда же с понижением в должности попал в конце концов и Прадо, который, по собственному признанию, возглавлял заговор против Кироса и уж, во всяком случае, был в центре всех мятежных страстей, подспудно тлевших на капитане, чуть не во всеуслышание заявляя, будто Кирос ведет флотилию к гибели.
Проходит день, другой — и вот наконец долгожданный возглас: «Большая земля!» Весть поднимает на ноги всех. Неужели повезло, неужели действительно та самая Южная земля, которая вызывала столько споров, к которой шли сквозь тысячу препятствий! Вот она, перед нами, — отвечают скептикам, — смотрите, ей нет конца, она тянется вдаль! И Кирос и Торрес тоже считают, что это земля их мечты.
Виной тут причудливые очертания острова и то обстоятельство, что к нему вплотную примыкают несколько мелких островов, как бы удлиняющих линию берега. Так и кажется, будто впереди по курсу не остров, а большая суша. Она высока и гориста. Прибрежная полоса узка, и издали создается впечатление, что во многих местах холмы поднимаются прямо из моря.
Леса, многоголосый хор птиц, яркое солнце и огромная бухта, такая большая, что в ней — так впоследствии напишет Кирос — могут найти себе пристанище все флоты мира. Бухта получает название в честь обоих святых, значащихся в календаре 1 мая, в день ее открытия: Сан-Фелиппе и Сантьяго. Место якорной стоянки получает название Вера-Крус.
Роскошный край! Неподалеку впадает в море река, журчат ручейки с чистой, сладкой водой. За бухтой холмы и саванна, затем равнина, за ней вдалеке горы. Место словно предназначено для того, чтобы основать здесь город.
Надо как-то договориться с местными жителями. В отличие от многих других, они не вышли навстречу испанцам в лодках. Следовательно, приходится вести переговоры на берегу.-И вначале как будто все удается. Взвиваются вверх белые платки и зеленые ветви.
Но когда Торрес, возглавлявший высадившийся отряд, пытается пройти дальше, его окружают островитяне, проводят на песке линию и знаками объясняют: дальше нельзя.
И тут Торрес — он сам это очень быстро поймет — делает непоправимую ошибку. Вместо того чтобы остановиться и постараться уладить дело миром, капитан альмиранты теряет над собою контроль, приказывает солдатам дать залп и переступает запретную черту.
Конечно, он имел в виду залп в воздух. Но кто-то из солдат — такие, увы, почти всегда находятся — ранит одного из туземцев. А другой чуть не в упор стреляет в вождя.
Кирос с корабля видит всю эту сцену, видит, что моряков и солдат начинают окружать пылающие жаждой мщения воины. И он отдает приказ — ведь другого выхода нет — произвести холостой выстрел из пушки.
Бамм! Эхо гулко разносит звук. Берег мгновенно, пустеет.
Теперь испанцы будут иметь дело с восставшим народом. Бельмонте, который тоже видел всю эту сцену, с горечью напишет: «Таков был конец тропы мира, за которую ратовал капитан».
Несколько дней спустя на острове начинается невиданное дотоле торжество: памятуя о том, что на Санта-Крусе чуть было не начался мятеж из-за того, что солдатам показалось, будто их собираются обделить добычей, Кирос громогласно наделяет угодьями и «правами» всех участников похода. А Г2 мая вновь собирает всех своих людей и держит перед ними речь.
Суть ее вкратце такова. Экспедиция приступает к великим свершениям. Пока это только начало. Бухта, богатая земля вокруг — лишь первоначальный плацдарм. Отсюда начнется исследование, и продолжится оно до тех пор, пока вся земля — Кирос свято верит, что он открыл Южный материк, — не будет нанесена на карту и здесь не будут установлены новые и справедливые порядки. Для того же, чтобы успешно совершить подобное деяние, для того, чтобы крепка была дисциплина и чисты помыслы, нужно, по мнению Кироса, учредить орден рыцарей Святого Духа. Девиз ордена: исследовать, умиротворять, населять, удерживать.
...Ночью на кораблях веселье. Везде яркие огни, ракеты взмывают ввысь, прочерчивая разноцветными огнями бухт/, гремит салют, всю ночь дробно стучат каблуки, звенят колокола.
Потом пехота под командованием Торреса высаживается на берег, занимает все дороги, опоясывая значительный участок земли. Под охраной солдат на берегу возводят хижину, церковь, посвященную мадонне из Лорето. Под зеленым куполом банановых ветвей и листьев устанавливают алтарь. Все три экипажа построены, каждый со своим знаменем. К месту торжества прибывает капитан. Слева от него — Торрес с большим крестом в руках, справа племянники несут штандарт короля. Звучит команда, гремят барабаны, раздается залп. Кирос опускается на одно колено.
— Слава и хвала всевышнему! — провозглашает он. Потом касается земли рукой и восклицает: — О земля, которую я так долго искал, о которой я так страстно мечтал, благословенна будь!
Шесть монахов несут крест. Его принимает Кирос и водружает у алтаря.
Но церемония еще не окончена. Вперед выступает . писарь, разворачивает свиток и медленно и торжественно читает, что во имя Иисуса Христа и святой девы Марии капитан Педро Фернандес Кирос в этих дотоле неизвестных широтах установил знак святого креста.
Город, который будет возведен, получает имя Нового Иерусалима. А весь материк Terra Austrialia del Espirito Santo, Южная земля Святого Духа.
Столь причудливое название обязано своим происхождением тому обстоятельству,, что Кирос хотел, чтобы в нем была упомянута также исконная земля правящих в Испании Габсбургов: Austria (нынешняя Австрия).
Заканчивается все чтением еще одного документа. В нем говорится о том, что данный материк становится навечно и навсегда достоянием испанской короны.
Документ подписывают. Раздаются выкрики: «Виват». Следует всеобщая месса. Потом начинается пир.
После сиесты Кирос объявляет о назначений 14 советников, начальника полиции и других должностных лиц из членов экспедиции. Все они клянутся в верности, положив руку на библию, в том числе и Прадо, которого Кирос не обходит вниманием. Единственный человек, который остается без чина и земли, — Очоа. Ибо Кирос считает, что он злоумышлял не против него лично — такое он бы простил, а против короля. Впрочем, и Очоа, если искупит свою вину, будет прощен.
Отменяются телесные наказания. Посланный в глубь острова патруль возвращается с целым стадом свиней. И с двумя мальчиками. Кирос хочет из них сделать переводчиков и миссионеров.
...Кирос был сыном своего века. И как отметит впоследствии один из его биографов: «Педро хотел одарить открытую им землю не только новыми растениями и злаками — хлопком, маисом, луком, горохом, фасолью, дынями, не только новыми видами животных, не только новым государственным устройством, но и истинной верой».
После праздников начинается работа.
Ничто не ускользает от внимательных взоров, все изучается, и исследуется, и заносится в дневники: привычки и образ жизни населения, их ремесла, орудия труда, структура их общества, расовые различия, или, точнее, все, что свидетельствует о смешении различных рас и, следовательно, о наличии различных миграционных волн. И тут же размышления о великих возможностях, которые представляют новооткрытые земли, обширные планы освоения идеальной гавани с прилегающими к ней землями, описания богатства, ласкающего взгляд, сверкающего всеми красками, благоуханного тропического леса, так щедро снабжающего местных жителей своими дарами, точное перечисление всей утвари местных жителей, перечень всего того, что они употребляют в пищу. С восхищением смотрит Кирос на прялки туземцев, с восхищением отмечает, с какой ловкостью здешние горшечники лепят из черной глины кувшины, чашки, миски.
«Их оружие, — запишет он, — луки и стрелы, дубинки и копья из тростинок, наконечники — заостренные, из дерева и кости. Многие островитяне носят чуть выше локтя браслеты из нитей или волокон; браслеты усеяны раковинами и довольно широки. Носят островитяне на запястьях и кольца, сделанные из крупных раковин. У женщин лица и плечи раскрашены, мужчины и женщины носят серьги.
Здесь дивный воздух, пряный, душистый, и каких только тут нет птиц! Едва восходит солнце, как они начинают свой концерт, и это великое наслаждение — слышать столь дивный хор. Здесь много бананов, кокосовые орехи висят буквально над головами, есть дикие фиги, сахарный тростник, есть хлебное дерево, на острове немало свиней, видели мы и корни ямса (хлебный злак), короче, здесь ничуть не меньшее разнообразие деревьев и растений, чем на многих других островах, которые я посетил во время своих плаваний».
Но вот беда: пройти в глубь территории Кирос не может: в сущности, испанцы осаждены. Туземцы отчаянно защищают свои земли и не хотят иметь никаких дел с белыми пришельцами.
Итак, всего лишь небольшой плацдарм на узком, примыкающем к заливу берегу. И до самой линии горизонта '— холмы, долины, горы. Киросу не суждено было узнать, что если б он проник в глубь острова, то через каких-нибудь десять-двенадцать часов, коль идти по прямой, он бы вновь увидел море!
События тем временем продолжают развиваться. Кирос решает поосновательнее исследовать побережье. В каботажном плаванье примет участие вся эскадра: быть может, ему удастся в другом месте то, чего он не сумел из-за сопротивления туземцев осуществить здесь: пройти в глубь найденной земли.
Был назначен день, но Торрес обращается к Киросу с просьбой отложить выход в море на сутки. Матросам очень хочется половить рыбу.
Начальник экспедиции дает свое согласие. Сутки не бог весть какой срок, и у него у самого есть еще кое- какие дела, которые он хотел бы завершить перед отъездом. Рыбы вылавливают много и делят ее на три части: две трети отвозят на капитану (там ведь больше народу), одну треть получают адмиральский корабль и шлюп. Среди улова значительную часть составляла рыба паргус, красноватая, величиной с леща. Напрасно один из матросов предупреждает, что ее не следует есть. Его не слушают. Едва кончается трапеза, как нескольким членам экипажа становится плохо. Головная боль, на руках появляются нарывы, людей треплет как в лихорадке. Проходит еще час-полтора, и полсотни матросов и солдат выходят из строя.
Все же Кирос решил, что не стоит задерживаться: авось пройдет болезнь. Корабли выходят из бухты — и новое несчастье: ветер в лицо, порывы его становятся все сильнее. К тому же выясняется, что болезнь прогрессирует, почти никто не может работать. Волей-неволей приходится возвратиться назад.
В течение недели жесточайшим образом болеет экипаж.
Восьмого июня эскадра пробует выйти в море: матросы немного пришли в себя, пора отправляться в путь. Медленно, но упорно продвигаются парусники к выходу из бухты, и, когда они выходят в открытое море, выясняется, что на море большое волнение, того и гляди суда выбросит на берег. Ничего не поделаешь, приходится снова возвращаться восвояси.
Пройдет еще несколько дней, и положение только ухудшится.
До сих пор нет никакой ясности, что же именно произошло в воскресенье 11 июня 1606 года в далекой бухте никому ранее не ведомого острова Святого Духа. Существует несколько версий. Разобраться в них трудно: они противоречат одна другой.
Кто кого потерял? Кирос оба других корабля? Капитаны этих судов — корабль Кироса? И в силу каких причин? Виновата ли была ночь? Виноват ли шторм? Мы этого не знаем.
Одно остается несомненным: корабль Кироса оказался в одиночестве. А сам он в своей каюте, не имея возможности подняться, полуживой, не знал даже толком, что происходит. Прадо впоследствии будет уверять, что на «Сан-Педро-и-Сан-Пабло» вспыхнул мятеж. Вероятней всего, мятежа в полном смысле этого слова не было. Но сказались самовольные действия кормчих и то немаловажное обстоятельство, что Киросу докладывали не все. Сам же он не мог проверить, как выполняются его приказы.
...По-прежнему бушует ветер. В каюте едва мерцает свеча.
— Где мы, что с кораблем? — спрашивает Кирос.
Капитан Леса должен признать, что в кромешной тьме корабль вышел из бухты, Кирос приказывает повернуть назад. Приказание выполняется, но так медленно, так боязливо, что бухта остается недосягаемой. Три дня маневрирует корабль перед бухтой, не имея возможности туда войти, — ветер переменился, волны гонят из бухты в море. Кирос все надеется, что альмиранта и шлюп наконец-ю покажутся.
Потом капитана «Сан-Херонимо» берет курс в открытое море.
Из «Путевых записок» Кироса
«Наступила очень темная ночь. Альмиранта и шлюп, вероятно, уже бросили якорь. Видны были мигающие огни, показывающие капитане, куда ей следует идти. На судне измерили глубину, она оказалась более 30 морских саженей (примерно 65 метров. — А. В.).
Налетел шквальный ветер, пришлось убрать паруса, и, подгоняемый течением, корабль плыл, слегка отклоняясь от курса. Главный кормчий, несколько преувеличивая трудности, доложил, что войти в бухту невозможно, ибо нельзя с точностью определить глубину. К тому же кругом кромешная темнота, дует порывистый ветер, в бухте мелькают многочисленные огни (островитяне жгли костры на берегу. — А. В.), и немыслимо определить, какие из огней корабельные.
Утром капитан попросил кормчего сказать, где находится корабль.
— С подветренной стороны мыса, — ответил тот.
И капитан велел ему проследить за тем, чтобы судно не вынесло в открытое море.
— Это нелегкая задача, — ответил кормчий, — волны против нас, но я приложу все усилия.
На протяжении этого и последующих двух дней неоднократно были предприняты попытки войти в бухту. Оставшиеся в бухте корабли не выходили из нее; ветер не утихал. Мы потеряли управление кораблем, и нас отнесло на 20 лиг. С огромным сожалением смотрели все мы на высокие горы на берегу, которые все больше от нас отдалялись.
Нас относило на север и северо-восток, и Кирос принял решение добраться до широты, на которой расположен остров Санта-Крус...»
Когда Торрес утром увидел, что флагманский корабль исчез, он принялся искать его следы: быть может, капитана потерпела крушение? Нет, ничего не видно: ни досок, ни скарба, ни людей.
15 суток ждет Торрес. Затем созывает офицеров, открывает при них запечатанный пакет. В нем приказ: дойти до 20 градусов южной широты, а далее через Манилу, Индийский океан и мыс Доброй Надежды, возвратиться в Испанию.
Корабль ложится на предписанный курс и где-то на 20-м градусе поворачивает на северо-запад. На широте 11,5 градуса Торрес видит какой-то берег.
Письмо Луиса Ваэса Торреса его величеству (отправлено из Манилы 12 июля 1607 года, получено 22 июня 1608 года).
«...Плывя на юг по направлению к суше, мы увидели очень большую бухту. Берега ее были населены, земля тут была плодородна: на ней произрастали рис и фрукты, здесь было много дичи и свиней. Местные жители все ходят обнаженными. Цвет кожи у них черный. Оружием им служат лук и стрелы, а также дубинки... Бухта очень красивая, в нее впадает несколько рек, в том числе одна большая. Бухте мы дали имя Сан-Фелиппе-и-Сантьяго, а землю назвали Эспириту Санто. Там мы пробыли пятьдесят дней, объявив всю территорию владением вашего величества... Из этой бухты, из самой ее внутренней части, однажды ночью через час после полуночи, без какого-либо предупреждения и не подав никаких сигналов, ушла капитана. Это произошло 11 июня. И хотя на следующее утро мы занялись поисками, сделав все, что только было в наших силах, мы не сумели разыскать ее...
Мы ждали в бухте еще 15 дней. К концу этого срока мы выполнили приказ вашего величества и созвали совещание с участием офицеров маленького корабля. На совещании, хотя многие и высказались против, было принято решение руководствоваться инструкцией, ибо у меня несколько иной характер, чем у Педро Фернандеса Кироса. В конце концов в полном соответствии с инструкцией мы покинули бухту, намереваясь тем не менее обойти этот остров вокруг. Из-за непогоды и мешавшего нам течения мы не смогли полностью осуществить наши намерения, хотя значительную часть пути я и проделал. Я видел несколько высоких гор, здесь есть несколько удобных для причала мест, но в большинстве своем они небольшие, и повсюду в них впадают довольно полноводные реки.
...У нас к этому времени остались только хлеб и вода: зима была в самом разгаре. Море, ветер... все было против нас. Это не помешало мне, однако, достичь нужной широты, которую я и пересек и пошел бы дальше, если бы не погода, ведь корабль у меня очень хороший...
Отсюда я повернул назад на северо-запад (11,5 градуса южной широты); здесь мы обнаружили начало Новой Гвинеи, берег которой тянется с запада на север и с востока на юг. Я не смог пройти с востока и поэтому пошел в западном направлении, вдоль южного берега...»
Вот оно! Повторим: «Я не смог пройти с востока и поэтому пошел в западном направлении, вдоль южного берега». Значит, он проследовал мимо южной оконечности Новой Гвинеи, значит, Новая Гвинея была островом. И еще одно: здесь оказались еще несколько других островов. Во всяком случае, Торрес, как он сам отметит, видел 3 октября 1606 года «очень большие острова, и к югу от них показались новые». Прадо впоследствии скажет: «Среди этих островов был один значительно больший, чем другие». Переведем эти записи на современный язык. Большинство исследователей сходятся на том, что Торрес и Прадо совершили открытие чрезвычайного значения. Насколько можно судить, они видели берега полуострова Кейп-Иорк, то есть самую северную оконечность Австралии. Даже если, как уточняют некоторые исследователи, речь идет об острове . Принца Уэльского, находящемся в непосредственной близости от Кейп-Иорка, суть не меняется: они шли мимо пятого континента, сами, однако, об этом не подозревая.
Бывает же так: Кирос открывает остров и принимает его за материк. Торрес находится в двух шагах от материка и решает, что это остров.
...Он проходит проливом между Новой Гвинеей и полуостровом Кейп-Йорк, поворачивает на северо-запад и снова идет вдоль новогвинейских берегов.
22 мая 1607 года после длительного плавания Торрес прибывает в Манилу.
Корабль не посылают на родину, его используют для местных нужд. Вероятно, Торрес умирает на Филиппинах, так и не узнав, что на пути в Манилу прошел совсем рядом с Австралией.
А донесение его окажется похороненным в секретных испанских архивах. Еще во времена Кука будут спорить о том, существует ли проход между Австралией и Новой Гвинеей. Известному французскому мореплавателю XVIII века Бугенвиллю, во всяком случае, не удалось обнаружить этот проход. А о том, что Торрес сумел такой проход найти, англичане ко времени первого путешествия Кука в конце 60-х годов XVIII века знали: при налете в 1762 году на Манилу они захватили хранившуюся там копию донесения Торреса. После вторичного «открытия» этого пролива ему и было присвоено имя Торреса.
...Недругу же Кироса, Прадо, очевидно, после смерти Торреса удалось добраться в Индию, а оттуда в Мадрид. И он еще напомнит о себе Киросу.
В свое время в инструкции на имя Торреса на тот случай, если эскадра разъединится, Кирос назначил местом встречи остров Санта-Крус. Здесь три месяца должен был ожидать остальных тот корабль, который прибудет первым на этот остров.
Кирос не пошел на Санта-Крус.
Почему?
Во-первых, потому, что, составляя инструкцию, он вовсе не имел в виду, что на Санта-Крус корабли попадут на обратном пути. Обратный путь был определен: именно этой дорогой, исполняя предписание, и пошел Торрес. И таким образом, хотя эскадра и разъединилась, первоначальный замысел был, собственно говоря, выполнен. Недаром впоследствии Кирос так обрадуется письму Торреса, в котором последний вкратце опишет свои приключения.
А во-вторых, как Кирос сам об этом потом напишет, когда 21 июня корабль достиг широты Санта-Круса, острова не было видно — погода была плохая, дул сильный юго-восточный ветер, и капитан побоялся — так он, во всяком случае, утверждает — плыть в поисках этого острова на запад, опасаясь, и не без основания, что проследует мимо и тем самым еще больше осложнит свое положение.
...На широте Гуама новая трудность. Куда идти — в Манилу или Мексику? Экипаж требует — в Манилу. Такое решение в какой-то степени выгодно и Киросу: он сумел бы там подлечиться; путь более безопасный, чем в Мексику. Не очень хорошо с продовольствием.
Как всегда, плохо с водой. И все-таки Кирос выбирает Мексику. Он еще раз нарушает собственное предписание? Да, конечно. Но следует учесть: необходимо, чтобы в Мексике знали об открытии. Нельзя откладывать это сообщение, оно слишком важно. Команда недовольна, многие ворчат, но корабль все-таки берет курс на Акапулько.
28 июля принимает Кирос свое решение. Двумя днями позже, к всеобщему облегчению, начинается сильный дождь. Моряки набирают 350 кувшинов воды. Удается наловить рыбы. Корабль поднимается до 33-го градуса северной широту. Кругом безбрежное море, накат волны широк, корабль один-одинешенек, и небыстро пробирается он вперед. Иногда ему приходится взбираться на отвесно громоздящиеся волны, и, словно с горы, падает он вниз, прямо в морскую пучину. Иногда покорно топчется на месте — матросы заделывают течь. И все-таки, преодолевая все препятствия, корабли упорно продолжает свой путь.
Неделя тянется за неделей. Погода становится все хуже.
И октября налетает невиданный ураган. Ветер ломает фок-мачту, руль выскакивает из цапфы, ударяется о борт, влево, вправо. Накатывают три огромные волны, они чуть не потопили корабль. Балласт, значительная часть груза — все летит за борт, работают все помпы, работают все, кто способен держаться на ногах. Беда, да и только. Уже хотят рубить главную мачту, даже кормчие считают, что иного выхода нет, но Кирос запрещает. И его слушают, прикованного к постели, беспомощного, но чуть ли не единственного, кто в этой грозной обстановке не теряет присутствия духа.
Едва моряки успевают немного прийти в себя, едва успевают они откачать воду й залатать паруса, заделать пробоины, починить руль, как наступает штиль. Израненное, избитое судно еле живо, терпенье моряков на пределе.
Всему бывает конец. 21 октября 1601 года, через десять дней после шторма, судно, покинувшее Эспириту Санто четыре с половиной месяца назад, входит в бухту Навидад на мексиканском берегу.
Самое время. Еще немного, и эта уединенная бухта могла бы стать последним пристанищем корабля.
...Кироса сносят на берег почти без пульса. Жизнь едва теплится в нем. Но медикаменты, хороший уход делают свое. Постепенно ему становится немного лучше. Он даже находит в себе силы написать письма вице-королю Мексики. Повеселевшая команда — еды вдоволь, свежей вкусной еды, хлеба, фруктов, яиц, мяса, рыбы — на любой вкус, чуть ли не вся команда изъявляет согласие отвезти письма. Каждый понимает, что его ждет слава и награда. Это не мешает, однако, вскоре четырнадцати морякам дезертировать. Почему—мы этого не знаем точно. Многое могло быть тому причиной.
16 ноября судно отправляется в дальнейший путь и через неделю входит в порт Акапулько.
Круг снова замкнулся. За десять лет до этого, в декабре 1597 года, Кирос впервые попал в каменную ограду этой бухты. Тогда он привел остатки экспедиции Менданьи. Сейчас не легче. Из трех кораблей пришел один, и то в каком виде! Но зато он привез радостную весть: Южный материк существует, известно где он находится!
Корабль по приказанию вице-короля передают в распоряжение властей в Акапулько, экипаж получает расчет. С Киросом остаются только два вывезенных им «живых доказательства» — жители Эспириту Санто, те двое мальчиков, из которых он хотел сделать толмачей и коих после торжественного крещения нарекли христианскими именами Педро и Пабло. Вместе с ними он отправляется дальше, через Чильпансинго, Таксо, через перевал Куернаваку За ним, расположенным на высоте три тысячи метров, возвышаются два гиганта — Попокатепетль и Икстакихуатль.
Дорога уходит вниз, петляет и приводит путников к лежащей в равнине зеленой столице. Мексики. Сегодня на весь этот путь нужен один день. Киросу понадобилось семнадцать.
Никто не встречает его в мексиканской столице, никому нет до него дела.
И все же его удостаивает аудиенцией новый вице- король (они все меняются и меняются) дон Хуан де Мендоса-и-Луна, маркиз де Монтес. Надо отдать ему справедливость, он беседует с Киросом весьма милостиво: как же, вместе ведь, спасшись во время кораблекрушения в Карибском море, бегали по берегу, согревая застывшую кровь.
Так же милостиво беседуете Киросом и отдыхающий от служебных передряг старый знакомец Луис Веласко, бывший вице-король Перу.
Да, вначале и Мендоса и Веласко не без интереса выслушивают Кироса. Впрочем, на этом все и заканчивается.
На прямой вопрос Кироса —как ему быть? — Веласко— он формально не у дел, и его совет носит приватный характер — отвечает:
— Езжайте в Европу.
Один раз он уже спровадил туда Кироса на целых семь лет!
Что же все-таки делать? Кирос не сомневается: вице-король Перу скажет ему то же самое. Без благословенья центральных властей не дадут ему возможность организовать новую экспедицию. Значит, его первоначальный план — доложить о своем открытии в Мадриде— правилен. И нечего ему ехать в Лиму, тратить попусту время: реакция Мендосы и Веласко достаточно красноречива.
А тем временем климат становится все более прохладным, весьма возможно, не без прямого участия врагов Кироса, которые распространяют о нем всякого рода неблаговидные слухи. Прадо, который в своей реляции напишет, будто в бухте Сан-Фелиппе-и-Сантьяго на капитане произошел мятеж, и напишет много другой всякой всячины, стремясь опорочить Кироса, сошлется на свидетельства дезертировавших в Акапулько матросов. И действительно, кое-кто из них, завербовавшись на корабль, шедший на Филиппины, побывал в Маниле.
Один за другим умирают подопечные Кироса: восьмилетний Пабло, затем Педро; Кирос очень горюет об этих ребятах.
...Время идет, и ничто не движется с места. Хорошо, что находится некий Гаспар Мендес де Вера, почитатель Кироса, который ссужает его малой толикой денег. Это дает возможность Киросу совершить поездку к побережью. И там его, флотоводца, открывателя новых земель, берет с собой в качестве гостя капитан уходящего в Европу корабля.
Как обычно, переход продолжается примерно месяц и на сей раз обходится без особых приключений. В июне или в июле 1607 года Кирос в Кадисе. Денег нет. Чтобы попасть из Кадиса в Сан-Лукар, а оттуда знакомой дорогой в Севилью, он продает свою постель и часть гардероба. В Севилье в Торговой палате ему дают пятьсот реалов. Сумма невелика, но он хоть может расплатиться с самыми неотложными долгами.
Девятого октября 1607 года он входит через Толедские ворота в Мадрид. Он входит в город, не зная, где приклонить голову.