в которой рассказывается о бракосочетании Генриха VIII, о том, как Томас Мор вернул Анне Болейн 20 фунтов стерлингов, и о том, что яд законов ненаказуем

1

А в мире и при дворе все идет своим чередом. После того, как новый архиепископ Кранмер, послушно исполняя волю своего короля, расторг брак Генриха с Екатериной, папа объявил решение Кранмера незаконным. Генрих в ответ наложил запрет на папские доходы в Англии, на анналы. Удар нанесен в самое уязвимое место. Ответить тем же папа не может. Поэтому под угрозой церковного проклятия он специальной буллой объявляет, что до тех пор, пока вопрос о разводе не будет решен Римом, Генрих не имеет права жениться на Анне.

Но папа далеко, и цена его проклятий не очень велика. Тем более что парламент охотно признает Анну королевой и к моменту опубликования папского указа свадьба уже сыграна.

…Таких торжественных приготовлений Лондон еще не видел. Все улицы, по которым проедет свадебный поезд, посыпают свежим гравием. Дома украшают гобеленами, золототканым шелком и пурпуром. Воздвигаются арки. Коронация назначена на Троицын день, на воскресенье. Но празднество начинается уже в четверг. В этот день Анна с утра разодета в пух и прах. В три часа в ее покоях в Гринвиче появляется король. Когда-то в молодости он был стройным и элегантным. Сейчас он толст, одутловат. Он подает Анне руку, для того чтобы в торжественном шествии пройти вместе с ней к Темзе, где ожидает высоких гостей разукрашенная флагами королевская барка.

2

Во главе целой флотилии медленно скользит по реке красавица барка. На палубе два кресла. В одном из них король Англии, в другом — его будущая жена.

Путь в Тауэр. Здесь, по обычаю, должна провести оставшиеся дни перед свадьбой маркиза Пемброк, как пока именуется Анна Болейн.

Медленно скользит по волнам корабль. Гребцы слаженно опускают в воду весла. На корме — два пестро разодетых герольда трубят в трубы: Лондон должен знать, что происходит.

Вот уж знаменитый Лондонский мост, густо застроенный высокими и низкими домами.

На мосту, на берегах Темзы — народ.

Все ближе, ближе громада Тауэра, старого королевского дворца-крепости, что возвышается на северном берегу Темзы.

Дворец с анфиладой роскошных залов, но одновременно и тюрьма. Ибо не было человека в Англии, который бы не знал, что именно здесь, в Тауэре, в сырых и холодных камерах одиннадцати башен с узкими окошками-бойницами, томятся те, кого король считает особо важными государственными преступниками. Сколько их перебывало тут, жертв королевского произвола, осужденных послушными судьями?

Этого никто не знает. Кроме короля и сэра Уильяма Кингстона, коменданта Тауэра.

…Среди тех, кто в воскресенье не будет присутствовать на торжествах коронации, кто спокойно сидит у себя дома, в то время как под высоким балдахином в позолоченном кресле, далеко видная окрест, едет по лондонским улицам Анна Болейн (король на коне рядом с ней), а за ними пешком шествуют все высшие придворные — Одли, назначенный лорд-канцлером, и архиепископ Кранмер, а чуть сзади герцоги Суффолк и Норфолк и остальные царедворцы; среди тех, кто не будет присутствовать в Вестминстерском дворце и не увидит церемонию бракосочетания, — Томас Мор.

Правда, его приглашали. Анна Болейн даже прислала ему двадцать фунтов стерлингов, чтобы он мог для участия в церемонии приобрести себе особенно роскошный костюм.

Мор отказался от денег. И отказался приехать в Лондон.

Он — частное лицо. Всего лишь частное лицо.

3

В столице распевают нехитрую песенку:

При канцлере сэр Томас Море В судах дела решались споро. Такое видеть не удел, Пока сэр Томас не у дел.

4

Конфликт между папой и королем углубляется.

Хитроумный Генрих делает вид, что он предпринимает все, дабы не поссориться окончательно с папой.

Вина за все происходящее должна лежать на римском первосвященнике. Но не надо торопить события. Пусть все убедятся, что у Генриха нет другого выхода, что есть предел оскорблениям его величества.

Ну, а что касается той книги, которую он несколько лет назад написал против Лютера, выступая ярым защитником папства и католической веры (папа даже в награду объявил его «защитником веры»), то книгу эту всякими хитростями подбил его написать Томас Мор.

Мор действительно не жалует Лютера и вообще еретиков-протестантов. Главным образом потому, что его не устраивал призыв Лютера к простому люду самостоятельно решать те вопросы, которые, как считал Мор, были недоступны пониманию масс. И он считал, что Лютер несет смуту в народ, подстрекая его к неповиновению властям.

Правда, во время Крестьянской войны в Германии, Лютер, показал свое истинное лицо. Он писал тогда, что восставших крестьян надо бить, душить, колоть, вешать.

Сэр Томас Мор думает, что не надо доводить народ до восстаний. Бунт против правителей? Этому Мор, как и многие другие гуманисты, сочувствовать не мог.

И он считал, что лучше произвести реформы в папстве, чем упразднять его совершенно. По его мнению, верховенство папы в делах веры следует сохранить.

Но, с другой стороны, ведь именно Мор, просматривая книгу короля, обратил внимание Генриха VIII, что не стоит подчеркивать абсолютный авторитет папы в вопросах религии. Именно он предложил Генриху VIII исключить данный пункт или касаться его более осторожно.

Что теперь Генриху до этого! В глазах подданных государь должен быть всегда прав. А если даже и совершаются какие-то ошибки, то, конечно, вопреки воле владыки, как результат плохих советов или действий его помощников.

Деспотам и тиранам всегда нужны такие «помощники».

И устрашающие примеры тоже.

Если для них нет поводов, повод выдумывают.

…Все чаще возвращается в мыслях Генрих к своему бывшему канцлеру.

Генрих VIII никогда ничего не прощает. И он не терпит никакого инакомыслия.

5

Анна Болейн под стать ему. Она хищна, как хорек, эта хитрая бестия, таки добившаяся короны и, конечно, земель, денег, титулов для своего отца и своего брата. Она еще не знает, что власть ее кратковременна, что чары уже на исходе и не так уж далек день, когда возлюбленный супруг отправит на тот свет и ее брата и ее саму, а двумя часами позже женится в очередной раз.

Анна Болейн тоже никогда никому ничего не прощает.

То, что Томас Мор, этот влиятельный в стране человек, не только не помог ей, а фактически выступил против нее, уже более чем достаточно, чтобы она возненавидела его.

Теперь он даже не соизволил присутствовать на церемонии коронации.

6

…Решение было принято, и пути назад не было. Нет, он не хотел стоять в стороне от забот своего времени, он не хотел перекладывать их на чьи-то плечи, созерцательно размышляя о добре и зле. Пятнадцать лет, трезво смотря в лицо опасности, пусть иногда ошибаясь, пусть чего-то недопонимая, он пытался хоть как-то улучшить дела. И быть может, все-таки не все его советы, не все его поступки были безрезультатны.

Он боролся. Он и сейчас продолжает борьбу.

Игра стоила свеч. Она не окончена. Вполне возможно, что она может окончиться его гибелью. Гибелью его, но не его принципов.

7

Внешне Мор спокоен. Он живет в своем скромном доме, по-прежнему шутлив и благожелателен, внимателен к своим многочисленным чадам и домочадцам — время бежит, все его дети выросли, повыходили замуж, поженились, народили внуков… Жаль, что нет уже в живых отца, к которому он, даже будучи лорд-канцлером, ежедневно заходил испросить благословения на труд, почтить его своим вниманием.

Теперь потуже стало с деньгами. Но жить можно. Были бы книги, друзья, семья, была бы возможность размышлять, писать.

…Рабочая комната Мора в маленьком флигельке в глубине сада уютна и располагает к работе. Полки с книгами. Стол. Два стула. Здесь спокойно, удобно.

В свободные минуты Томас Мор охотно принимает участие в забавах своих внуков.

8

Во дворце понимают: как бы тихо ни сидел в своем имении Томас Мор, как бы внешне он ни был отрешен от всего происходящего сейчас в Англии, сам факт его ухода со службы, его нежелание появляться при дворе — осуждение. При желании его позицию можно рассматривать и как вызов…

Но этот Мор пользуется огромной популярностью. Он, быть может, самый выдающийся ученый в не слишком богатой учеными стране. Он непререкаемый авторитет в среде лондонской буржуазии. Его любят и уважают в парламенте. Он вообще всеевропейская знаменитость, Мор.

Смелости, честности, незапятнанной репутации должны быть противопоставлены силки интриг, вероломство, клевета.

Только не надо спешить. Для того чтобы сокрушить. Мора, нужно время. Оно покажет, как действовать.

Обвинить его в прямой измене нет пока никаких оснований. А впрочем… Отравление ядом в Англии наказуемо по закону, но яд законов ненаказуем. Нужно только сыскать соответствующие пункты обвинения. В крайнем случае они могут быть и ложными.

9

В Челси «дама Алиса» говорит внучатам:

— Вас интересует, отчего собачонка, с которой вы играете, дорога мне втройне? Очень просто: ваш дед заплатил за нее втрое больше денег, чем следовало.

— Почему же? — чуть ли не хором спрашивают Чарли и Мэйбел, Китти и Том.

— Такой уж он человек, — с улыбкой отвечает она. — Я купила собачонку по случаю. А потом дело дошло до суда: хозяйка, у которой ее, как оказалось, выкрали, подала на меня жалобу. Жалоба попала к сэру Томасу: он был тогда лорд-канцлером. Вызывает он нас обеих, меня и эту женщину. Предупредил, чтобы я привела и собачку. Попросил сесть в разных углах зала. А сам взял собачонку на руки. «Покличьте-ка ее, пожалуйста», — говорит. Ну я и кричу: «Снайп, Снайп, сюда!»

«Гейк, ко мне!» — крикнула женщина. Пес, соскочив, тут же бросился к ней.

«Все ясно, — сказал ваш дед. — Жалоба справедлива. Собаку надо вернуть хозяйке».

«Но… я же, когда ее покупала, не знала, что она краденая», — сказала я.

«Теперь вы в этом убедились, — ответил сэр Томас. — И если вы так привязались к собаке, попробуйте уговорить хозяйку продать ее. Это единственный выход».

— Ну и, — заканчивает рассказ незаметно подошедшая Мэг, — собака была куплена еще раз. А ее хозяйке, женщине бедной, ваш дед заплатил втрое больше, чем она просила.