Я впилась пальцами в рукоять, что принес ветер прямо в мою ладонь. Это было непривычно и страшно, но я знала, что эта вещь едва не унесла жизнь Велора.

— Так, узнаю фамильный стилет нашего пропащего, — Хельга забрала из моих пальцев опасную вещь, — как тебе это удается?

— Ветра.

Она только вздохнула, и я не знала, как ей объяснить.

— Да не надо мне ничего объяснять! Пошли лучше, а торчим тут на самом виду.

Хельга вывела меня из заброшенного дома, где мы оказались после той вспышки. Я только и успела заметить, что дом совсем пустой, без домового даже. Да и вообще, холодный какой-то, будто здесь никогда не было человеческого тепла.

— Что это за дом, Хельга?

— Дом? Просто дом. Я в нем родилась.

— Здесь жили люди? — я не слышала неправды, но поверить в это тоже не могла.

— Чего удивляешься? Домовых ищешь? Нет их тут. Нигде. Наши боги нечисть не жалуют.

— Но как же тут жить?

Мне стало страшно. Неживой дом был уже далеко, а я все никак не могла отделаться от этот холодного видения.

— А тут и не живут, — Хельга заговорила задумчиво, будто и не мне, — здесь рождаются, потом воспитываются лет до десяти у специальных матерей — наставниц, потом обучаются… а потом уходят умирать во славу ордена.

— И ты?

— И я. Если бы не Велор… Да ты не дергайся так, все, что я от него хотела, я получила, так что претензий нет. Да и не вышла бы из меня любящая жена.

— Но это же неправда! — я даже остановилась посреди дороги, ровной как стрела и уходящей за горизонт, — ты очень хорошая, и любовь в сердце есть.

— Да? — так как Хельга и не думала останавливаться, мне пришлось догонять ее, — ну, тебе виднее. Но колдуна этого я бы пришибла очень быстро! Он даже влюбленный кроме себя самого ничего не видит!

Я не знала, что ей ответить. Мне не было дела до того, видит ли он меня, или нет. Главное, что я его видела! Что была рядом с ним. А что еще нужно?

Шли мы долго. Вокруг было много заброшенных домов, от которых мне хотелось судорожно вцепиться в руку Хельги, но она быстро шла вперед, такая же холодная, как и дома. Да и отвлекать ее не стоило, уж больно напряженным было ее лицо, видимо, обдумывала что-то важное. Я просто шла за ней, точно зная, что она приведет меня к любимому. И что я сделаю все, что нужно.

— Так, привал, — Хельга остановилась у последнего из домов в этом странном поселении, — ты иди в дом, а я… я скоро.

В дом мне идти совсем не хотелось, но и спорить было нельзя. Хоть сталь и пела сейчас в моих ушах, но вот разобрать ее песни я никак не могла, а значит, надо слушаться ту, у которой сталь поет в крови.

Ждать пришлось долго. Закат успел смениться ночной прохладой, когда я услышала знакомые шаги.

— Эй, ты тут?

— Я здесь. От тебя пахнет кровью.

— Экие мы нежные! В обморок не свалишься?

— Нет. Но мне не нравится…

Я не стала договаривать, что именно. Глаза Хельги полыхнули я яростью и болью, и, если ярость напугала меня, то боль заставила замолчать на полуслове и попросить легкий южный ветер попытаться согреть замерзшую душу.

— Это ты мне? — Женщина удивленно посмотрела на меня, но все-таки подставила лицо теплым струям, — спасибо, конечно… и прости.

— Ладно, и за то, что сейчас сделаешь, тоже.

Хельга покачала головой и вытряхнула содержимое своего мешка. Там оказалась куча одежды. Это было правильно, нам нужно было выглядеть, как местные жители, и крови не ней не было, но все же… я чувствовала, какой ценой, эти серые, безликие вещи достались Хельге.

Сталь в моих ушах запела сильнее.

— Одевайся, — услышала я ее приказ.

Серая ткань жгла мою кожу, но северный ветер не дал появиться ожогам, овевая ее зимним холодом. И что-то еще я почувствовала, одев чужую одежду. Будто где-то глубоко, там, где я привыкла слышать тихий шепот оставшийся от моей семьи, произошло какое-то движение. Какая-то нота зазвучала чисто и сильно, обещая помощь и опору. Дедушка. Я хорошо помнила его добрую улыбку и всегда веселые глаза. И теплые крылья ветров, танцующих за его плечами. И солнечные блики, играющие в его седых волосах.

А еще я помнила людей, приходящих к нему иногда. Сильных, больших людей. Мама всегда прятала меня от них, говорила, что ни к чему им видеть такое диво. Но я видела, как они почтительно склонялись перед дедушкой, и какими становились их голоса, когда они просили его о чем-то. О чем было не разобрать. Мне странно было, отчего все эти люди боятся такого хорошего человека?

И вот теперь, когда его давно уже нет, я поняла, только лишь услышав эту ноту. Что ж, бабушкино наследие я, видимо, исчерпала до дна, теперь пришло время дедушкиного.

— Ого! — Хельга осмотрела меня с удивлением, — это что же ты с собой проделала? Ты как будто выше стала, и блеск стальной в глазах.

— Это дедушка. Идем, видящая?

— Идем. Кто?

— Так мама называла существ, вроде тебя. Игорь как-то по-другому говорил, я не помню. Эмпаты, кажется?

— А! Ну да.

Мы вышли на дорогу, где нас уже ожидали двое приведенных Хельгой коней. Усталость пропала, и мне больше не хотелось уснуть, а моя спутница и вовсе, казалось неутомимой. Ну а лошади… их никто не спрашивал. Я только погладила обоих коней по холкам, делясь своей жизнью, хотя бы так пытаясь восстановить справедливость.

— И чего я тебя с собой потащила? — Хельга сердито проследила за моими движениями, — уж слишком ты хорошая!

— Ты без меня не справишься. Но вместе мы все сможем.

Мы ехали молча до самого рассвета. Несколько раз нам встречались люди — такие же как и мы серые тени в ночи. Хельга говорила им какие-то слова, я не вслушивалась, и мы ехали дальше без всяких препятствий.

Мне не нравилась эта страна, такая холодная и бездушная, и было страшно за Велора. Как он там? Его магия не будет здесь работать, так как же он справится? Дождется ли нас, или опять попытается убить себя?

Но ветра молчали. Только плакал восточный ветер тихо и жалобно, как побитый щенок.