Ночью у Прохорова разболелся зуб. Причем так, что хоть лезь на стену. Хочешь, не хочешь, с утра пришлось идти к врачу. Приехав, вследствие этого, на работу с двухчасовым опозданием, следователь был буквально атакован подчиненными и завален новой информацией по делу, которую успели добыть исполнительные сотрудники, отнюдь не просиживающие понапрасну свои пятые точки, как несправедливо обвинил их начальник, не далее, как накануне.

Саша Синицын, с утра пораньше, раздобыл информацию о поездках Комаровского. Ездил предприниматель много. И часто. Правда, совпадений с поездками Петера Даниониса не было. Несколько городов значились и в одном и в другом списке, но время не совпадало.

Похвалив, сотрудника, Прохоров устремился в собственный кабинет, надеясь уединиться там до следующего «донесения» подчиненных. Зуб, зараза, все еще болел и как предупредил врач, болеть может еще дня два, что-то там такое серьезное. «Самое время», — мрачно подумал Прохоров, только зубной боли ему не хватало. Но, едва следователь уселся за стол и даже прикрыл глаза, почувствовав некоторое облегчение и непреодолимое желание вздремнуть, после бессонной ночи, как в кабинет радостно влетел Бобров. Выглядел он немного помятым. Глаза мутные, под глазами синяки, вероятно у него тоже ночь была бессонной, только, наверняка, не из-за зубов.

— Иван Степаныч! — поприветствовал Боря.

— Бобров! Ты чего с бодуна? — даже не столько сердито, сколько удивленно, поинтересовался начальник.

— Извините, Иван Степаныч, — нисколько не смутившись, что его уличили в появлении на работе в ненадлежащем виде, выпалил Бобров. — Я Ваше задание выполнял — копал поглубже. Вот и пришлось выпить. Много… — поморщился, явно страдающий похмельем, младший следователь.

— Ну и как? Толк-то есть? Или все ограничилось тем, что ты просто надрался? — ехидно проворчал Прохоров.

— Так, точно! В смысле не ограничилось, не зря выпил, есть толк, — улыбнулся Боря, осторожно присаживаясь на стул. Голова ощутимо болела. Каждое резкое движение напоминало о чрезмерности ночного возлияния.

— Ну, давай, алкоголик, рассказывай.

— Я вчера снова выцепил своего человечка, того, который с информацией. В общем, свел он меня с одним типом, который увлекается всякими старинными вещами. Ну, мы выпили. Потом он предложил в карты перекинуться. Короче, пили, играли. Я ему немножко проиграл. Ну, а с кем игрок предельно откровенен? С другим игроком, который, к тому же ему проиграл. В общем, потихоньку подвел я разговор к теме старины, антиквариата и всякой такой ерунды. Мол, интересуюсь такими вещами и хотел бы, кое-что приобрести. И посоветовали мне специалиста, который, вроде бы, в таком деле может помочь, но одолевают сомнения. А вдруг, просто развод. Описал ему Комаровского. Ну, мужик мне и выложил, в конце концов, что это человек надежный, и он, и впрямь, что хочешь, может достать, и без обмана. И не удержался, показал мне в телефоне фотку, картины. Это, говорит, он мне раздобыл, так, что человек проверенный. Берет много, но зато дело свое знает. Если пообещал, то достанет, что нужно. Можно быть спокойным. Ну, я дурачком прикинулся, а где же говорю, он берет-то именно те вещи, которые ему заказывают? Мой собеседник, а мы уж оба хороши были, совсем разоткровенничался, и сообщил, что картина, которую он показал, раньше, одному коллекционеру из Таганрога принадлежала. И мой знакомец несколько раз пытался с ним договориться, чтобы купить ее, но тот, ни в какую не хотел продавать. Бывают же люди полоумные, Вы даже не представляете, что за мазня, — засмеялся Боря.

Прохоров кашлянул, и отвлекшийся сотрудник вернулся к рассказу.

— Ну, а тут рассказали ему про «кудесника», который как раз умеет решать подобные вопросы, то есть про Комаровского. Он к нему обратился. И через три недели, картина была у него. Ну, я опять с видом восхищенного простака спрашиваю, а как же этот специалист коллекционера-то уломал? Собеседник мой хмыкнул и говорит: «Не знаю и знать не хочу. Картина у меня, а остальное меня не касается. Понял?» Тут я решил рискнуть и говорю: «А если вдруг, коллекционер заявит, что картина его? Он же не хотел ее продавать». Тут мужик прямо даже протрезвел. Уставился на меня злобно и говорит: «А чего ты так переживаешь? Прямо как мент, что, как, почему?» Ну, я его уверил, что просто любопытно. Если решу обратиться сам, заказать чего, не хотелось бы потом никаких неприятностей. Мол, много историй всяких, про то, как разыскивают предметы искусства. Не хочется деньги зря платить, а то потом останешься и без картины и без денег. Он, вроде, успокоился и говорит, что, мол, никто ничего разыскивать не будет. Ну, потом, мы уже про другое разговаривали. И пили… — Боря страдальчески поморщился.

— Молодец, — улыбнулся Прохоров. — Все для дела. Себя не жалеючи, всю ночь с преступником, покупающим краденое, водку пил и беседы беседовал. Герой! Сколько проиграл-то?

— Тысяч двадцать.

Прохоров присвистнул.

— Не уверен, что начальство согласится тебе все вот так возместить, — с сомнением сказал он. — Я, конечно, постараюсь, распишу, что ты ценную информацию добывал…

Боря легкомысленно махнул рукой. Для него, в отличие от коллег, двадцать тысяч сумма была не смертельная. До следующей зарплаты с голоду не умрет. Отец у младшего следователя был очень состоятельным человеком. Что-то связанное со строительством. Когда сын объявил, что хочет служить в полиции, родители не могли поверить. Единственный сынок, который мог учиться в любом отечественном, а при желании и заграничном высшем учебном заведении, а после или продолжить дело отца или идти своим, но тоже очень обеспеченным путем, и вдруг хочет работать за гроши, подставлять голову под пули и ловить преступников. Дело конечно благородное, но ведь единственный сын. В конце концов, родители решили, что это такая юношеская блажь, и через пару лет сама собой пройдет. Но не прошла. Боря выучился в школе милиции. Поработал годик патрульным. Поступил в высшую школу милиции и перешел в прокуратуру, потому, как хотел заниматься расследованием не всяких там краж, мелких махинаций и пьяных потасовок, а именно особо тяжких преступлений.

Сначала молодого «мажора», разодетого в дорогие шмотки, выглядевшего как типичный представитель «золотой молодежи» разъезжающий, естественно, в дорогущей машине, встретили настороженно. Посматривали косо и воспринимали, как избалованного, пресытившегося, уже, всем на свете, сынка богатенького папы, которому захотелось поиграть в детектива, и толку от него не будет, наоборот одни проблемы. Но Боря и с работой справлялся отлично, и сам был на удивление обаятельным, располагающим к себе парнем. Он одинаково легко находил общий язык и со своими сослуживцами, представителями закона и с уголовниками, если вдруг, как сегодня ночью, нужно было «втереться в доверие». А благодаря врожденным артистическим способностям и умению держаться легко и не принужденно в любой компании, Боря запросто «сходил за своего», не вызывая никаких подозрений, что это представитель закона, «мент». В общем, Боря Бобров был кадр ценный, и в некоторых случаях буквально незаменимый. Да плюс к тому, еще и не ходил за начальством с расспросами, будет ли в этом месяце премия. Что начальство, естественно, тоже не могло не оценить.

— Ладно, герой. Дуй ка ты домой. Считай, в ночную смену отработал, — милостиво сказал Прохоров. — И передай Синицыну, что бы в Таганрог запрос отправил.

Только Бобров вышел, как вернулась зубная боль, которая забылась во время захватывающего рассказа о побочном бизнесе Комаровского. Но «предаться страданиям» Прохорову, на этот раз, помешал телефон.

— Иван, — пророкотал в трубку Таладзе, — я сегодня, выкроил немного времени и занялся твоим третьим номером. Пока не очень подробно, но кое-что есть.

— Судя по всему, коньяк, который пила жертва, был влит насильно. И, скорее всего, не из бокала, а прямо из бутылки. Но он не был пьян. Так, что, скорее, это была психологическая атака. Потом сделаю анализ бутылки, она у меня тут в лаборатории. И еще, сначала его сильно избили, а связали уже потом. Остальное позже.

— Вахтанг, просто нет слов, насколько я тебе благодарен!

— Давай, Иван. Будут новости, позвоню.

Понимая, что расслабиться все равно не дадут, и «маяться зубами» придется в процессе работы, Прохоров вызвал к себе Синицына.

— Саня, появилась кое-какая информация. Нужно сделать запрос в Таганрог обо всех случаях кражи картин и ценных вещей за последний, скажем, год. И заодно, отправь запросы в другие города, которые посещал наш торговец детскими кашами и пюре.

— Сделаю, Иван Степаныч! — гаркнул Саша. Прохоров страдальчески скривил лицо.

— Выполняй, — махнул он на подчиненного.

Прохоров откинулся на спинку кресла и в этот момент дверь снова распахнулась. «Прямо проходной двор!» — брюзгливо подумал следователь. В кабинет ввалился Валера Шерстюк.

— Ну, что? — спросил Прохоров, больше всего желая, что бы подчиненный ответил: «Ничего», — и снова скрылся за дверью.

— Распечатки, по финансам Ольги Андреевой, — сказал Шерстюк, кладя на стол перед начальником бумаги. Вместо того, что бы удалиться он уселся напротив Прохорова и начал докладывать.

— Вчера побеседовал с обоими бывшими мужьями свидетельницы. Первый муж, художник, занят исключительно собой и своим творчеством, если можно так назвать ту мазню, которую он изображает.

— Прямо одни художественные критики собрались, — ворчливо сказал Прохоров. Он достал из кармана обезболивающее и выпил таблетку, а то невозможно работать. Заметив, удивленно-участливый взгляд Валеры он пояснил: — Зуб…

Валера понимающе кивнул и продолжил.

— Короче, этот Андреев, самовлюбленный эгоист, которому на все и на всех наплевать. С бывшей женой, практически не общается. Второй муж, тоже не при делах. Судя по всему, считает себя обиженным и незаслуженно брошенным. Ну, не до такой степени обиженным, что бы назло бывшей жене, прикончить кого-нибудь по соседству с ее домом, — улыбнулся Валера. — Просто из тех, кто обожает сидеть на диване и жалеть себя. Нытик.

— Понятно, — кивнул Прохоров, который тоже не прочь был сейчас усесться на диване и жалеть себя.

— Еще побеседовал со старшей дочерью Андреевой, — при упоминании о дочери художницы на щеках следователя вспыхнул румянец. Прохорову было не до того, что бы задумываться, с чего вдруг подчиненный зарделся как маков цвет, когда речь зашла об Инне Андреевой.

— Ну, — вопросительно глядя на застывшего Шерстюка, подстегнул он его к продолжению рассказа.

Валера смущенно заморгал.

— Дочь рассказала, что Северцев, вроде как ухаживал за ее матерью. Но, я так понял, что никаких серьезных и постоянных отношений у них не было. По словам дочери, Ольга Андреева была крайне удивлена, когда получила дарственную на дом. После отъезда Северцева за границу она с ним практически не общается.

— Понятно, — Прохоров устремил взгляд мимо Валеры. Похоже, что эта Андреева и впрямь не имеет отношения к этой истории, как и сам Северцев. Все может быть. Но, пока эта версия ничем не подтверждается. Просто, было бы очень удобно и очень логично и объяснимо…

— Что по финансам Андреевой? — просто потому, что так положено, спросил Прохоров. Он был уверен, что ничего такого там нет. Никаких миллионов и миллиардов. Никаких яхт, шикарных автомобилей и коллекции дорогих шуб.

— Да, ничего особенного. Все законно. Доходы не сказать, что бы очень уж большие. Не копейки, конечно, но и не какие-то нереальные суммы. В собственности дом, квартира в Москве, машина, не слишком новая и не шикарная. Если не считать подаренного дома, все совершенно обычно. — Валера пожал плечами. В душе он был рад, что Ольга Андреева, скорее всего обычная законопослушная женщина. Она была ему симпатична, а ее дочь, была ему еще более симпатична, и Валере не хотелось бы омрачать еще даже не начавшиеся отношения с Инной Андреевой, какими-то действиями, направленными против ее матери.

— Ладно, молодец. Давай, сейчас помоги Синицыну с информацией по поводу Комаровского. И узнай там, как обстоят дела с документами для запроса в полицию Латвии. Хотелось бы все же получить сведения о прошлом Петера Данионитаса. Что-то там такое было. Не просто так он уехал в Россию.

Примерно через час явился Синицын с подтверждением того, что в Таганроге, через две недели, после того, как туда по своим посредническим делам, связанным с детским питанием, съездил Комаровский, произошло убийство коллекционера предметов искусства. Пропало три картины и несколько ценных старинных рукописей. Правда, Комаровский в тот момент, судя по справке, полученной от железнодорожников и от компаний, занимающихся авиаперелетами в том направлении, Таганрог не посещал. Оставались еще междугородные автобусы. Да и на машине можно доехать.

— Давайте, заканчивайте с остальными городами, а там видно будет, — приказал Прохоров.

Благодаря тому, что живем мы в век прогресса и компьютерных технологий, и можно любую информацию «прогнать» через нужную программу, не мучась, не сходя с ума и не борясь с желанием побиться головой о стену, уже к вечеру следственная группа установила очень важную взаимосвязь.

— Иван Степанович! — радостно проорали подчиненные, влетая в кабинет начальника с сияющими лицами. Прохоров уже немного «оживел», так что принял шумных, толкающих друг друга, как шаловливые подростки, молодых следователей благосклонно.

— Чего разорались? — вполне добродушно поинтересовался начальник.

Следователи переглянулись. Шерстюк благородно уступил право слова Синицыну, начавшему заниматься этим вопросом раньше него.

— Почти во всех городах, в которые Комаровский ездил в свои командировки, спустя некоторое время происходили кражи антиквариата и предметов искусства. Айтишники прогнали списки пассажиров железнодорожных поездов и самолетов за эти периоды. И получилось, что каждый раз интересующие нас города посещал один из двух человек. Морозов Илья Сергеевич и Виктюков Леонид Васильевич. В город приезжали или прилетали за день, за два до ограбления, а на следующий день с утра, или вечером, уезжали, обычно поездом. Мы думаем, что и Морозов и Виктюков это один и тот же человек, и не кто иной, как наш покойный Комаровский. Сначала он ездил «на разведку» по своим документам, а на дело, отправлялся уже по поддельному паспорту.

— Вполне, вполне возможно. Орлы, что могу сказать, — искренне похвалил Прохоров. — И, что там по этим ограблениям? Много наш многоликий господин Комаровский успел прибрать к рукам?

— Да, довольно много. И картины, и какие-то статуэтки, монеты, марки, какие-то редкие старинные предметы. Думаю, что не все заявляли о пропаже. Возможно, кто-то сам владел незаконно, вещами, украденными еще до этого.

Прохоров кивнул. Такое вполне могло быть.

— И еще, в трех городах, не считая Таганрога, во время ограбления владельцы украденных вещей были убиты. Одна из жертв коллекционер старинных монет. Часть коллекции, естественно наиболее ценная, была украдена. Бумаги, подтверждающие подлинность монет тоже. Еще одна жертва — пенсионерка, проживавшая одиноко, но зато в компании подлинника Шагала, который, естественно, пропал, после смерти хозяйки, опять же со всеми бумагами. Также был убит старший научный сотрудник музея истории в Астрахани. У него самого ценных предметов искусства не было, но именно в этот день он, как, оказалось, взял с работы, две иконы, хранящиеся в запасниках музея. Очень ценные. Иконы, естественно, не нашли.

— В общем, наша жертва — вор, убийца, судя по тому, что он сделал с Данионитасом, еще и садист. Одним словом, необыкновенно многогранная личность, способная, буквально на все. Но, поиски его убийцы никто не отменял, хоть он и мерзкий тип и тот еще гад. Да, к тому же погиб человек ни в чем не повинный, не имеющий отношения к этой шайке-лейке, Антон Мамаев. Так, что давайте, ребятки, ройте землю носом, проверяйте связи, знакомых, ищите все, что связано с Комаровским, и со всеми его остальными именами.

Позвонили из подмосковного районного управления полиции, сотрудники которого проводили осмотр фермы, где был найден первый труп. Ничего не нашли. Прохоров уже и так подозревал, что там ничего нет, да и не было, но естественно свое знание оставил при себе. Поблагодарил коллег. Старались люди. Не их вина, что он сделал неправильные выводы и действовал не в том направлении.