Маленький греческий остров. Начало марта. Погода была не то что бы очень холодная, но с моря, который день, задувал сильный ветер, пронизывающий до костей и казавшийся почти ледяным. Несмотря на прохладу, во дворе большого белого дома с плоской крышей, двое мужчин играли в шахматы. Разговаривали они мало. Каждый был сосредоточен на игре. Один из мужчин, пожилой грек, с потемневшим от загара, прорезанным глубокими морщинами лицом, был местным рыбаком, проживающим в небольшой деревушке по соседству. Время от времени, он доставлял в большой дом рыбу, и хозяин неизменно приглашал его сыграть партию в шахматы. Хозяин дома был русским. Рыбаку он нравился, хотя он и считал русских, чудаками. Впрочем, как и всех других иностранцев, которых время от времени, привозили на остров на прогулочном катере. Туристы пыхтели, отдувались, взбираясь по крутым склонам холмов, проделывали длинный трудный путь, ради того, что бы взглянуть на почти разрушенные стены древнего монастыря. Костидис не понимал, как можно платить кучу денег, что бы приехать на край света, и потом еще тащиться по осыпающимся тропам, и все ради того, что бы посмотреть на камни. Камни они и есть камни. Хоть в Греции, хоть в Америке, хоть в России. Охота посмотреть, так посмотри рядом с домом, чего деньги тратить? Конечно, для жителей островка это было хорошо. Туристы скупали все, что им попадалось на глаза. Местные, за счет этого, в основном, только и жили. Но все равно не понятно. А этот русский, хоть на камни-то и не любил смотреть, но тоже был чудак. Купил себе громадный дом, построенный над берегом, на высокой скале, каким-то богачом, лет двадцать назад. Но место было неудачное. Что бы спуститься к морю нужно было сделать большой крюк, обходя скалы. Ветер, который и так разгуливал по острову беспрестанно, здесь, на возвышении, всегда задувал с особенной силой. Да и дом был построен так, что там почти всегда было сумрачно. Но русского все устраивало. Ему нравился и ветер, и отсутствие солнца. И на берег он почти не ходил. Иногда он уезжал на материк. Но через несколько дней возвращался, говорил, что надоело. Хотя с такими деньгами, мог бы там развлекаться сколько душе угодно. Тут-то сидеть тоже тоска. Работать ему не нужно, на кусок хлеба зарабатывать. А чем можно заняться на острове? Да ничем. Развлечений здесь нет. Раньше был ресторанчик, но хозяин, видя, что доход совсем небольшой, закрыл его и переехал на другой остров, где народу побольше, да и туристов тоже хватает.

Русский попросил Костидиса учить его греческому. Рыбак иногда до слез смеялся, как тот коверкает слова, пытаясь их повторить. Русский не обижался. Хохотал вместе с ним. Вообще он нравился рыбаку. Сильный человек. И не надменный, как обычно бывают богачи, а простой. Грубоватый, как и жители острова. Любил посмеяться. Был достаточно вспыльчивый, но быстро отходил. В общем, был даже похож на грека. И отлично играл в шахматы. А тут на острове поиграть особо не с кем. Костидис эту игру очень любил. Его еще в детстве отец научил. Поэтому он очень обрадовался, когда русский стал приглашать его с ним сыграть.

Еще русский много делал для жителей острова. То, оплатил ремонт дорог. Теперь, несколько улиц, и дорога, ведущая в отдаленные части острова, где расположены пастбища и виноградники, в отличном состоянии. Одно удовольствие по ней ехать. Еще оплатил постройку нового здания начальной школы. Старшие дети учатся на соседнем острове, живут в интернате. А малышей жалко надолго разлучать с родителями. Вот теперь есть школа могут учиться рядом с домом.

В медпункт всего накупил. Доктор, прямо не знал как его и благодарить. Чуть не танцевал на радостях, когда доставили целый катер лекарств и всякого оборудования.

Костидис улыбнулся. Хорошо, когда сосед, хоть и богач, но хороший человек. А то ведь прежние хозяева, только следили, что бы по их земле, не дай бог, ни люди, ни скот не ходили. А добра никому сроду не сделали.

— Твой ход. Чего задумался? — на своем корявом греческом сказал русский.

— Мат, — сказал Костидис, широко улыбаясь. Он давно наметил ход, только боялся, что русский заметит и все же сможет избежать поражения. Не заметил!

— Е… твою мать! — русский почесал голову. — Ну, сделал, сделал! Признаю.

Он пожал «противнику» руку. Налив в стоявшие на столе бокалы вина, хозяин дома поднял свой и сказал:

— Будь здоров, Коста!

— Привезли посылку. Большой ящик! — затараторила, вынырнувшая из-за угла дома гречанка, помогавшая по хозяйству. — Сказали, что Вы должны расписаться.

Рыбак хотел вежливо уйти, чтобы не мешаться, но русский сказал, что ерунда, он понятия не имеет, что там привезли и пусть Костидис идет вместе с ним. Любопытно же посмотреть, что за большой ящик.

Посреди гостиной стоял деревянный ящик, внушительных размеров. Глубина посылки была небольшой, относительно ширины и высоты. Глаза у русского горели любопытством. Он обошел ящик вокруг. Работник почтовой службы, ожидавший, когда получатель распишется, и он сможет, наконец, покинуть богом забытый остров, протянул документы.

— Да, щас! — сказал хозяин дома. — Я знать не знаю, что там. Пока не посмотрю, ничего подписывать не буду.

Почтальон не понял и половины из ломаных греческих слов, но ему было ясно, что отъезд откладывается. Он уныло опустил голову. Черт бы побрал этих богачей. Вечно с ними хлопот не оберешься.

Принесли инструменты из гаража. Русский, отмахнулся от дюжего сына помощницы по хозяйству и сам начал выдергивать гвозди. Спустя десять минут, присутствующим предстала запечатанная в плотную бумагу, укрепленная в деревянную подставку, судя по всему, картина. Пол гостиной был завален досками и прокладочным материалом, которым был набит ящик с картиной. Русский выглядел ужасно довольным. Он осторожно снял бумагу.

Костидис взглянул на картину, потом на русского. Тот буквально сиял. Все-таки он и впрямь чудной. Во всем доме, при таких деньгах, у него висела одна единственная картина, на стене в гостиной. Под стать хозяину. Чудная, чуднее не придумаешь. Его портрет. Только очень странный. Русский с выражением слабоумного деревенского дурачка, какой живет у них на острове, сидит на маленьком детском велосипеде. Костидис мог бы понять, если бы хозяин дома повесил красиво нарисованный морской пейзаж, или какую-то сцену из старинной жизни, или из святого писания. Ну, или портрет, но нормальный, солидный, как в музеях или у других богачей. В золоченой раме. Но эта чудная картина была смешной. Как карикатура из журнала. Костидису было это непонятно. Он даже как-то спросил, почему она так нравится хозяину дома. Он, конечно, не стал при этом говорить, что ему самому она кажется ужасно глупой. А русский сказал, что картину написала его знакомая художница. Потом немного помолчал и сказал, что хотел жениться на ней. Костидис даже испугался. Раз он сказал, что хотел жениться и не женился, значит, женщина либо умерла, либо вышла за другого. Если бы она вышла за другого, навряд ли он хранил бы ее картину, значит все же она умерла. Костидис даже хотел уже сказать, что ему очень жаль, и он сочувствует утрате. Но русский пожал плечами и сказал: «Она мне отказала». Сказал легко, даже усмехнулся, но глаза у него были невеселыми. Костидис не выдержал. Что они там, в России ничего не понимают в жизни?

— Почему отказала?

Русский пожал плечами.

— Да, черт ее знает. Наверное, решила, что я ей не подхожу.

— Не подходишь?! Так это же женщины так устроены. Они всегда, сначала, говорят — нет. Ты, что не знал? Я своей жене четыре раза делал предложение. А она говорила — нет. А потом вышла за меня. И живем. И дети, и внуки уже. Ты, в женщинах совсем, что ли не разбираешься? Они знаешь, какие хитрые. Это они специально так говорят, что бы мужчина сначала помучался. Что бы добивался их. Это же женщины, что ты хочешь? Она тебе отказала, так нужно было снова предлагать.

Русский развеселился.

— Да, нет. У нас женщины не такие. Они, обычно, сразу говорят да или нет.

Костидис махнул на него рукой.

— Женщины везде одинаковые. На то они и женщины. У них ума кот наплакал, зато хитрости целая пропасть.

После этого они больше не говорили об отвергнувшей русского женщине. Костидис решил, что, в конце концов, не его ума дело. Может, русский не так уж и хотел на ней жениться.

И вот сейчас, перед ними была картина, Костидис был готов биться об заклад, нарисованная той же знакомой художницей, отвергнувшей русского. Она была под стать первой, не картина, а недоразумение. А он, вон стоит, улыбается, глаза горят. И такой радостный, как будто она ему полный ящик денег прислала, а не эту ерунду. Нет, все же русский хороший человек, но с придурью. Вот, наверное, странная страна, если там и впрямь все такие. Чудеса, просто.

Русский стоял напротив присланной картины и, не отрываясь, смотрел на нее. На светло-сером фоне, был изображен дом. Немного похожий на его, только не белый, а темный. На плоской крыше дома, в несколько раз превосходя его по размерам, стоял человек. При взгляде на лицо, сразу становилось ясно, что это русский. Только выражение лица, на этот раз было не комичное, а даже немного зловещее. Как у какого-нибудь злодея из кино. Но глаза были озорные, лукавые, смотрели хитро и насмешливо. Одет изображенный на картине человек был в темную, похожую на ночную, рубашку до пят. А за спиной у нелепо одетой фигуры, были большие крылья, как у ангела. Снизу крылья были белоснежными, но постепенно делались все темнее и на уровне плеч были почти черными, сливаясь с темным одеянием. На шее то ли ангела, то ли демона, с таким лицом да с такими крыльями и не разберешь, кто он, на длинном шнурке висело кольцо с большущим синим камнем. В самом низу картины шла надпись, сделанная на незнакомом языке. Наверное, на русском. Костидис пригляделся. На бледной щеке проступал едва заметный розовый цвет. Рыбак сначала подумал, что это румянец. Но это был отпечаток губ.

И чего она за него замуж не вышла, спрашивается? По мнению Костидиса они были бы идеальной парой. Оба, слегка сумасшедшие. Одна рисует, бог знает, что. А другой смотрит, насмотреться не может. Небось, тоже повесит в гостиной. Как-то Костидису рассказывали, что есть такая картина, где нарисован квадрат. И больше ничего. И картина та очень больших денег стоит. Ну, конечно, он не дурак. Не поверил. Это уж, ясное дело, враки… Но, то, что людям всякая дребедень нравится, он теперь сам убедился, собственными глазами.

— А что внизу написано? — поинтересовался рыбак. Может, поняв, что ее замуж-то больше не позовут, русская написала, что-нибудь вроде того, что согласна?

— Ангел, который меня оберегает. Это название картины, — улыбаясь, сказал русский. Ни разу еще Костидис не видел его таким даже не довольным, а счастливым. Он боялся, что русский спросит его мнения и придется соврать, что бы его не расстраивать. Но он не спросил.

— Давай, Коста, устроим себе сегодня праздник. Элени, принеси-ка нам вина. И не жадничай! Мы сегодня гуляем.

Служанка, улыбаясь вышла из захламленной гостиной. Ей нравился хозяин. Он редко бывал такой радостный. Хорошо, что непонятная картина так подняла ему настроение.