Смерть есть врата в вечность

Пытаясь преодолеть этот страх, человек нарекал смерть разными именами и изображал ее в различных видах. Мы уже упоминали представления светской философии, которая, несмотря на все усилия, не сделала смерть менее страшной. Даже современный экзистенциализм не преуспел в этом. Он представил смерть как последнюю веху бытия, но этим не принес человечеству никакого утешения.

Совершенно иное отношение к смерти у Церкви Христовой. Именно христианская вера предоставляет единственное сильное средство, помогающее мужественно встретить смерть. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Разве басня наше учение? Если ты христианин, то веруй Христу; если веруешь Христу, то покажи веру в делах. Как же ты покажешь веру в делах? Если будешь презирать смерть. Этим мы и отличаемся от неверных. Они справедливо боятся смерти, потому что не имеют надежды на воскресение; но ты, идя лучшим путем и имея возможности любомудрствовать о надежде на будущее, какое найдешь оправдание, когда, веруя в воскресение, боишься смерти, подобно не верующему в воскресение?» []

{стр. 239}

«Страшна смерть и великого исполнена ужаса», но не для верующих, почитающих ее «переходом» и сном дольше обычного. Верующие не трепещут, но радуются встрече со смертью, ибо знают, что, оставив эту тленную жизнь, они перейдут к иной, несравненно лучшей и светлейшей, вечной и бесконечной. Неверующие испытывают ужас перед смертью, считая ее разрушением и уничтожением человеческого бытия []. Верующие же знают, что смерть есть путь к венцам, что разложение тела не есть погибель существа, то есть уничтожение и исчезновение бытия, но «истребление смертности, уничтожение тления». Верные знают, что смерть «не тело погубляет, а истребляет тление» [].

Следовательно, христианская вера приносит человеку новое видение, истинное знание смерти. Согласно этому новому видению, человек смотрит на смерть как на переход в вечность, как на возвращение в объятия человеколюбивого Бога. Вера утверждает человека в том, что за гробом он вновь встретится с ушедшими прежде него. Следовательно, страх смерти устраняется только надеждой на воскресение и верой в Вечную Жизнь. Для преодоления смерти нужно, разумеется, чтобы укрепил нас в вере Бог, поскольку, к сожалению, наше плотское сознание здесь нам ничем не поможет. Об этом с божественной мудростью говорит нам святой Иоанн Златоуст: «Итак, не будем трепетать смерти. Хотя душа по самой природе имеет любовь к жизни», но от нас зависит разрешить ее от привязанности к жизни или полностью подчинить ей душу. Бог всеял в глубине души «любовь к жизни… чтобы отвратить нас от самоубийства, а не для того, чтобы воспретить нам презирать настоящую жизнь». Это сделано и для того, чтобы помешать нам пренебрегать настоящей жизнью, которая является особым даром Божиим. Имеющий в своем уме такую истину{стр. 240}не бросится «сам собою на смерть», сколько бы бед и несчастий он ни встретил. Не пойдет к смерти со страхом, но с оптимизмом и смелостью, «предпочитая Будущую Жизнь настоящей» [].

Итак, смерть не так страшна, как кажется и как ее представляют люди, далекие от Бога. Поэтому верующий не трепещет перед нею. Святые отцы лишь в одном случае оправдывают страх смерти и плач по уходящему — «погибшие во грехах» являются для богоносных отцов достойными слез и рыданий. Лишь одна смерть должна глубоко волновать человека — смерть грешников, которая обычно люта и постыдна (Пс. 33, 22). Любая другая смерть не внушает страха и чрезмерной скорби — ни насильственная, ни несправедливая. Насильственная смерть совершенно не вредит умершему, как не причиняет вреда и несправедливая смерть, ибо несправедливо умерший перейдет туда, где пребывают все Божии святые. В самом деле, те, кто был угоден Богу и просиял на земле добродетелями, в большинстве своем «умерли незаслуженною смертию». И первый из всех — праведный Авель. Он был убит Каином не потому, что в чем–то согрешил против брата, не потому, что чем–нибудь оскорбил его, «но за то, что почитал Бога». Однако его несправедливая смерть стала поводом для воздаяния от Бога, Который уготовал для праведного Авеля «за столь неправедную смерть… блистательнейший венец». Таким образом, если и должно чего бояться, то не «незаслуженной смерти, но смерти во грехах» []. Но о «смерти во грехах» речь пойдет в специальной главе.

 

«Плачь, но тихо»

Встреча со смертью глубоко потрясает все человеческое существо. Никто не остается безразличным перед лицом смерти — «страшным перепутьем разбой{стр. 241}ника» [], как называет ее святитель Василий Великий. Лишь человек из всех творений Божиих способен размышлять о смерти и видеть ее сквозь эту призму. Вот почему он чувствует себя подавленным, видя бесконечную череду каждый миг уходящих из этой жизни. И уже одно воспоминание об этом событии вызывает у нас боль и ужас, тем более же лицезрение мертвого. Как не разразиться человеку рыданиями при виде своего близкого, внезапно или после долгой болезни и мучительной агонии превратившегося в безжизненный хладный труп, видя его бездыханным и неподвижным, глухим к стенаниям живых, и безучастного к их слезам?

Христианская вера помогает преодолеть страх смерти и тем самым смягчает и эту человеческую боль, обращая ее в мир и покой. Прежде всего наша Святая Церковь не возбраняет слез по умершему, не осуждает этой скорби. «Плачь над умершим (Сир. 22, 9), …над умершим пролей слезы» (38, 16), — писано в Ветхом Завете. И глубокий знаток человеческой души святитель Иоанн Златоуст говорит: «Я и не воспрещаю этого», потому что «я не зверь и не бесчеловечен». Человек не может не сожалеть о смерти своего близкого; «это сам Христос показал, потому что прослезился над Лазарем. Так и ты поступай: плачь, но тихо, но благопристойно, но со страхом Божиим». Если плачешь так, то это знак не того, что не веруешь воскресению, но того, что печалишься как человек, не сгибаясь, однако, от разлуки с близким. Плачь так, как если бы ты провожал отходящего в далекую страну. Говорю же это, добавляет святой отец, «не с тем, чтобы поставить вам в закон, но по снисхождению» к человеческой слабости [].

Следовательно, от верующего требуется проявление и выражение скорби «с благонравием», со скромностью, {стр. 242} спокойствием и сдержанностью. Скорбь никогда не должна быть чрезмерной. Меру нам установил опять же человеколюбец Господь, Который прослезился (Ин. 11, 35): не разразился рыданиями, воплями и судорожным плачем, просто прослезился, показав нам «меру, правила и пределы скорби, которых преступать не должно». На ту же заповедь Владыки указывал и божественный Павел, когда писал: «Не хочу же оставить вас, братия в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды» (1 Фес. 4, 13). Скорби, говорят богодухновенные уста, но не как язычник, «не ожидающий воскресения, не имеющий надежды на Будущую Жизнь» [].

От верующего не требуется оставаться бесчувственным перед лицом смерти, однако он должен перенести смерть как мужественный подвижник, «показывающий», как говорит Василий Великий, «крепость и мужество не в том одном, что поражает противников, но и в том, что с твердостию терпит их удары». И в подобные моменты, пишет святитель, он призван «сохранить душу свою в положении прямом, непогружаемою», как мудрый и мужественный кормчий [].

Скорбь, превосходящую меру, вопли, рвание на себе волос, причитания и тому подобное строго осуждает божественный Златоуст. Все это свойственно «душе безрассудной, умоисступленной и слабой». Такие души являют пример «бесчинства», делания «напоказ», «тщеславия» и женского «ремесла». Верующий же «в душе будет тихо» скорбеть у себя дома. Такое достойное и сдержанное состояние показывает истинное сострадание умершему и приносит пользу скорбящему [].

Более того, святой отец на вопрос, как можно человеку не скорбеть, отвечал: «Напротив, я скажу, как можно {стр. 243} скорбеть человеку, почтенному словом, и разумом, и надеждами будущих благ?» На встречный же вопрос, кто не предавался этому чувству, отвечал: «Многие, и часто, и из нас, и из предков наших». Он приводит в пример Иова и Авраама. Первый потерял внезапно, меньше чем за год, одного за другим своих детей. И хотя диавол, по попущению Божию, «весь плод» Иова «сорвал», но этим «дерева не повалил»; лукавый «все море возмутил волнами, а ладьи не потопил, истощил всю силу, а столба не потряс». Иов, в то время как на него сыпались отовсюду удары, печалился и скорбел, но оставался непоколебимым. «Тучи стрел неслись, а его не поражали, или, лучше, направлялись в него, но не уязвляли». Авраам хотя и имел единственного сына, но, когда получил повеление от Бога, заклал его (не заклал его рукою, но в произволении), встречая, таким образом, смерть любимого сына с исключительным мужеством [].

И если с таким мужеством встречали смерть своих родных люди Ветхого Завета, то сколько мужества и духовной высоты должны являть мы, живущие после Воскресения Христова?

 

Богоугодное поведение в отношении смерти

У святых отцов есть впечатляющие аргументы, помогающие верующему преодолеть страх смерти и вести себя перед ее лицом так, как подобает христианину и боголюбцу. Попытаемся кратко изложить их, ибо это будет весьма полезно.

1. О язычниках, горевавших и плакавших перед лицом смерти без надежды на воскресение, святой Златоуст с уважением говорил, что даже они, не знающие ровно ничего о Воскресении, утешают друг друга словами: «Переноси мужественно, случившегося нельзя пере{стр. 244}менить и исправить плачем». «А ты, — прибавляет святой отец, — слушая высочайшие и назидательнейшие истины, не стыдишься малодушествовать больше их. Мы не говорим тебе: переноси мужественно, потому что случившегося нельзя переменить, но говорим: переноси мужественно, потому что несомненно, что умерший воскреснет. Спит отроча твое, а не умерло, покоится, а не погибло; оно воскреснет, и получит Жизнь Вечную, бессмертие и жребий ангельский. Или ты не слышишь, что говорит Псалмопевец: «Обратися, душе моя, в покой твой, яко Господь благодействова тя» (Пс. 114, 6). Бог называет смерть благодеянием, а ты сетуешь. Что бы ты больше этого сделал, если бы был противником и врагом умершего?» []

2. Чрезмерные слезы и рыдания оскорбляют Богочеловека, победившего смерть. «Что же ты напрасно плачешь? Смерть уже есть не что иное, как сон. Для чего же ты сетуешь и рыдаешь?» — вновь вопрошает Златоустый отец. — Христиане должны с насмешкой относиться к язычникам, так поступающим. Поэтому нет оправдания христианам, поступающим по–язычески неразумно, — и правильно, поскольку очевидно, что мертвые воскреснут. Разве ты не слышал слова богодухновенного Апостола: «Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным?» (2 Кор. 6, 15) []. Итак, превосходящая меру скорбь, рыдания и причитания делают верующего согласным с неверующим. Таковые следуют не человеколюбивому Господу, но человеконенавистнику диаволу и пособникам его.

3. Василий Великий в прекрасном утешительном послании к супруге Нектария, потерявшей своего благочестивого сына, писал: «Утешься, ибо то, что случается с {стр. 245} нами, не происходит без согласия и вне мудрого и спасительного плана Божественного Промысла. Итак, то, что случилось с нами, случилось по воле Сотворившего нас. А воле Бога кто может воспрепятствовать? Перенесем же постигшее нас. Негодованием не поправляем случившегося и, более того, самих себя губим. Не будем жаловаться на Праведный Суд Божий: мы слишком невежественны, чтобы опровергать неизреченную и необъяснимую волю и суд Его. Теперь случай тебе за терпение сподобиться части мучеников. Велико горе (и в этом я согласен), «но велики и награды Господа» тем, кто явил в подобных случаях терпение». Святитель напоминает благочестивой госпоже случай с матерью Маккавеев, увидевшей смерть семерых своих детей, но не стенавшей и не проливавшей «малодушных слез». Напротив, она вознесла благодарность Богу! За это благодарение, за то, «что увидела, как огонь, железо и мучительные удары разрешили их от уз плоти, и признана она «благоискусною» пред Богом, «приснопамятною» же у людей» [].

Следовательно, смерть для верующего человека — благоприятная возможность показать свое отличие от язычника и неверующего, проявить христианское мужество, выразить на деле, как он любит Бога, коль скоро безоговорочно вверил всю свою жизнь благому и мудрому Промыслу Божию. Это благой случай «за терпение сподобиться части мучеников».

4. Богоносные отцы учат, что тот, кто сверх меры скорбит и рыдает о смерти родных, воюет сам с собою. Ведь своими слезами и рыданиями они вызывают в себе бурю и волнение в момент, когда усопший «отправился в гавань» упокоения. Он перешел в жизнь, где нет никакого зла. Там отбеже болезнь, и печаль и воздыхание. Там радость вечная (Ис. 35, 10).

{стр. 246}

Более того, такое поведение позорит умершего, а живущих обращает в страх и трепет перед смертью. Оно побуждает их укорять щедрого Бога в том, что он якобы совершил много зла для людей. Священный Златоуст говорит: «Не ропщи, не малодушествуй, не негодуй; воздай благодарение Взявшему и, украсив отшедшего, препроводи его к Нему в светлой погребальной одежде. Если станешь роптать, то оскорбишь и умершего, и прогневаешь Взявшего, и повредишь самому себе; но если будешь благодарить, то и его украсишь, и прославишь Взявшего» [].

Стенание, скорби, слезы, вырывание волос и тому подобное не приносят чести умершему, но «крайнее бесчестие». Честь для него — «священные песни и псалмопения, и добрая жизнь» со стороны провожающих его, поскольку отходящий в иную жизнь, если жил благочестиво, отойдя отсюда, отойдет с Ангелами, хотя бы и никого не было при его останках. А человек развратный, хотя бы целый город провожал его, не получит из того никакого плода» [].

5. У святых отцов есть еще одно наставление для тех, кто встречает смерть не подобающим для христианина образом. Они говорят: «Неверующий, когда плачет и погружается в непомерную скорбь и печаль, поступает в соответствии со своим упованием». Для того, кто ничего не знает о Воскресении и «эту смерть почитает смертью», вполне естественно скорбеть и плакать безутешно. Ведь он думает, что умерший ушел и исчез навсегда! Но у верующего нет причины вести себя таким образом, иначе он будет непоследователен в своей вере [].

{стр. 247}

К тому же если христианин по–язычески встречает смерть, плача и рыдая, подобно не имеющим надежды на воскресение (1 Фес. 4, 13), то как он будет говорить неверным о бессмертии и Будущей Жизни? «Я стыжусь, — говорит святитель Иоанн Златоуст, — поверьте мне, и краснею, когда вижу, как на торжище толпы женщин бесчинствуют, рвут на себе волосы, ломают руки, царапают щеки, и притом — на глазах у язычников. Чего ни скажут они, чего не наговорят о нас? Это ли любомудрствующие о Воскресении? Должно быть, они; но дела их не согласуются с учением; на словах они рассуждают о Воскресении, а на деле поступают как не ожидающие его. Если бы они твердо убеждены были, что есть Воскресение, то не делали бы этого; если бы уверены были, что умерший отошел к лучшей жизни, то не плакали бы. Это и еще больше этого говорят неверные, слыша такой плач» [].

В другом случае тот же святой отец вопрошает: «Как станем мы говорить другому о бессмертии, как можем уверить в этом язычника, когда сами более его боимся и трепещем смерти?» Многие из эллинов, несмотря на то, что не имели никакого понятия о бессмертии, по смерти детей своих украшали себя венцами, облекались в белые одежды, чтобы приобрести настоящую славу» []. Ксенофонт, например, получил весть о гибели своего сына Грюла в битве при Мантинее в момент, когда приносил жертву богам. По обычаю язычников в час жертвоприношения он был в венке, но в знак скорби тотчас снял его, узнав о печальном событии. Когда же ему сообщили, что сын его пал смертью храбрых, он снова надел венок на голову. Говорят, что Ксенофонт не проронил ни од{стр. 248}ной слезы и лишь воскликнул: «Я знал, что сын мой смертен» [].

6. Мы переживаем глубокое волнение, когда близкий человек угасает у нас на руках, подобно светильнику. Только что в нем теплился огонек жизни, и вот он умер, уста его сомкнулись, голос умолк. Еще большим трепетом охватывается наша душа в тот момент, когда мы предаем его в холодные объятия земли, прощаясь с ним со словами: земля еси, и в землю отидеши (Быт. 3, 19). Но христианин после победы Богочеловека над смертью знает очень хорошо, что смерть стала сном. Вглядываясь в лицо дорогого покойника и давая ему последнее целование, христианин уверен, что очи, которые он закрыл с такой нежной любовью, откроются вновь, чтобы увидеть новую действительность. И что уста, умолкнувшие и не отвечающие на вопросы близких, однажды нарушат молчание, чтобы сказать «добро пожаловать» провожавшим его сегодня, когда тех в свою очередь будут провожать в вечность другие. Если же и люди Ветхого Завета «столь мужественно встречали кончину» своих родных, то тем более так должны поступать мы, живущие во времена Нового Завета, «когда смерть есть одно только имя без значения… пристань, избавление от смятения и освобождение от житейских забот» []. Как не отчаиваемся и не волнуемся мы при виде спящего, зная, что он проснется, так должны относиться мы и к умершему. Не будем терзаться и отчаиваться, поскольку смерть — всего лишь более длительный сон, от него {стр. 249} родной человек пробудится к другой жизни, которую сейчас мы даже не можем вообразить.

7. Как говорят святые отцы, «над нынешними мертвы ми совершается великое таинство» — таинство «величайшей премудрости Божией», таинство «страшное и ужасное, но поистине достойное песнопений и радости». «Если, — говорит святитель Иоанн Златоуст, — царь призвал бы кого–нибудь из нас во дворец, должны ли остальные плакать? Конечно, нет. То же самое и со смертью нашего близкого. Приходят Ангелы — посланники Небесного Царя, чтобы призвать и сопроводить его туда, и ты плачешь? Это событие не надо оплакивать. Душа оставляет свое земное жилище и устремляется ко Господу и Владыке своему, а ты скорбишь? Но тогда должны мы скорбеть и при рождении младенца, поскольку дитя рождается из утробы своей матери на другой свет — освобождается от заключения. Так и благочестивая душа, с совестью благой и чистой оставляя тело, «сияет светло». Вообрази, в каком состоянии бывает душа, какое испытывает изумление в час своего отхода из мира, какое видит чудо, какую невыразимую радость чувствует» [].

Следовательно, не должно плакать об уходящих, но, напротив, нужно радоваться. Земледелец, видя, что посеянные семена не проклевываются, волнуется и боится за будущий урожай. Когда же уверится, что семя в земле умерло, радуется, так как смерть этого зерна — начало будущего урожая. Так и мы будем радоваться, когда тленный дом распадается, когда смертью «человек сеется» в землю. Потому что смерть, могила и тление — посев, который несравненно лучше материального посева. За севом материального семени следуют «смерти, труды, опасности, заботы». Сеяние же человека, то есть погребение его, если живем по воле Божией, сменят {стр. 250} «венцы и награды». За посевом семени следуют «тление и смерть», за смертью же и погребением человека — «нетление, бессмертие и бесчисленные блага» [].

Таким образом, смерть, согласно богодухновенным отцам, является нашим переходом в другую, светлейшую жизнь, и поэтому мы должны встретить это событие с оптимизмом. Смерть — сон, но это и пробуждение для блаженства и Вечного Царства, где царит любовь Божия и где свет невечерний. «Благочестивый христианин, — говорит святой Макарий Египетский, — знает очень хорошо, что душа после смерти отправляется туда, где истинно верующие имеют небесную духовную храмину и ту нетленную славу, которая в День Воскресения созиждет и прославит и храмину тела» [].

Поэтому прекрасно заключает Златоустый отец: «Если кому и должно плакать, то пусть плачет диавол, пусть он скорбит и рыдает о том, что мы идем получить высочайшие блага». Страх, ужас, рыдания» причитания, слезы и мучительные вопли достойны «его злобы», но не тебя, созданного «по образу и подобию» Божию, не тебя, разумного создания Божия, «долженствующего увенчаться и успокоиться» в вечном блаженстве [].

{стр. 251}