Глава 17

Следы

— Опять вонь на всю избу развел, — ворчала с печи старуха. — Шел бы на улицу со своей пакостью, пока пожара не случилось.

Староста Тирмад не слушал. Сидя за столом, потягивал крепкую самокрутку. Взгляд прикован к окну. Пусто на улице, солнце еще только-только поднимается. Пустота таилась и в сердце старика. С каждым днем он все грустнел и мрачнел, чувствовались годы.

— Не мое это, — вздохнул Тирмад. — Зря взялся.

Старуха что-то пробурчала, Тирмад поморщился. Давно перестал воспринимать ее, как человека. Так, мебель говорящая, навроде скрипучего стула. Выбросил бы, да привык.

Тирмад вспоминал Лакила, прежнего старосту. При нем деревня жила, к нему ходили за советом, его уважали и боялись. А Тирмад? Старик затянулся в последний раз, пальцы смяли окурок и отщелкнули в сторону. Никто не приходил к нему. И ничего-то Тирмад не делал. Сначала обрадовался власти, ходил по деревне, расправив плечи, покрикивал. А потом вышел случай с Исвирью, и все закончилось. Как бы повел себя Лакил? Да при нем такого и быть-то не могло!

Вытряс кисет на бумажку. Мало табака осталось, всего-то на раз. «Вот и меня тоже ненадолго хватит», — подумал Тирмад, сворачивая папироску.

В дверь постучали. Тирмад вздрогнул, бумажка полетела на пол, рассыпался табак.

— Вот гадство! — воскликнул староста. — Кого там несет в такую рань?

— Небось, беда какая приключилась, — проскрипела старуха.

Тирмад распахнул дверь. Угрюмая гримаса превратилась в радостную улыбку, которая в свою очередь сменилась широко раскрытыми глазами и ртом. Тирмад схватился за сердце. Руки дернулись закрыть дверь, но гость уже вошел внутрь.

— Санат, — захрипел Тирмад. — Как же… Вы… Ваше величество, я…

— Здравствуй, Тирмад, — наклонил голову Кастилос. — Здравствуйте, Овака, — обратился он к старухе.

— Пошел ты отсюда прочь, кровосос окаянный! — каркнула та. — Мало поглумился над людьми?

— Ты что? Ты что? — с кулаками бросился на нее Тирмад. — А ну захлопни пасть свою вонючую! Да я тебя своими руками в колодце утоплю!

Сказав про колодец, староста спохватился. Лицо перекосилось, ноги задрожали.

— Прости, кормилец наш! — шлепнувшись на колени, завопил Тирмад. — Не ведаем, что говорим, глупые мы, темные! Прости!

В дверь просунулся Аммит. Посмотрев на Тирмада, усмехнулся:

— А тебя здесь уважают!

— Не лезь, пожалуйста, — попросил Кастилос.

— Как скажешь. А все ж таки спор ты проиграл, так что давай, не затягивай.

Кастилос подошел к Тирмаду, коснулся его плеча.

— Хватит тебе, старик. Пошли, за стол сядем.

Во главе стола развалился Аммит. Закинув руки за голову, он принялся раскачиваться, с удовольствием внимая скрипу стула. Тирмад сел спиной к окну, а Кастилос — напротив.

— Меня интересует Левмир, — перешел к делу Кастилос. — Что тебе известно о его местоположении?

— Местопо… чего? — захлопал глазами Тирмад.

— Мой друг хотел спросить, где пацан, — перевел Аммит. Кастилос покосился, но смолчал.

— А! Так это… Не знаю я. Тут его нету.

— Это понятно, — поморщился Кастилос. — Расскажи лучше, где он, по-твоему, есть. Не может быть, что паренек ни разу не пришел проведать деревню.

Тирмад с оживлением закивал.

— Было, было! Заходил буквально вот вчера! А я ж, старый пень, не знал, вот и не спросил, чего он, да как…

— Вчера? — Кастилос наклонился вперед. — А потом куда делся?

— В лес! В лес он ушел, и девчонка с ним какая-то! — Тирмад несколько раз ударил кулаком по столу, заверяя в честности.

— Как выглядела девочка? — насторожился Аммит.

Кастилос фыркнул.

— Думаешь, у него их выводок?

— Подростки есть подростки, — развел руками Аммит. — Ну, давай, стукни еще разок по столу и расскажи о девчонке, — поторопил он старика.

— Как она выглядела? — забормотал Тирмад. — Не знаю… Издалека ведь смотрел. Невысокая такая, чуть выше плеча ему. Волосы длинные, без шапки была даже, хотя мороз немалый.

— Цвет волос? — наседал Аммит.

— А пес его знает… Непонятно как-то. Блестели, будто золотые, а…

— Хватит, ясно. — Аммит рубанул рукой воздух. В глазах читалось удовлетворение. Жестом предложил Кастилосу продолжать.

— Куда они потом ушли? — спросил тот.

— В лес пошли, вон туда.

— Сказали, где живут?

— Да нет… Я ведь и не говорил почти. Там они с Саквобетом чего-то сцепились, он, может, знает.

— Саквобет? — Кастилос нахмурился. — Ладно, допустим.

Аммит поднялся из-за стола, но Кастилос уходить не торопился.

— Расскажи, как Исвирь, — попросил он.

Тирмад затрясся. Взгляд начал бегать, перепрыгивая с места на место, избегая лишь Кастилоса.

— Исвирь, — пробормотал Тирмад. — Нету ее больше.

— Чего? — Кастилос вскочил, отбросив табурет в сторону. — Что значит «нету»?

Тирмад еще больше стушевался, едва под стол не залез.

— Померла, стал быть, коли нету, — прошептал он.

— Что, мать твою, состарилась, что ли? — рявкнул Кастилос. — Говори, когда спрашивают!

— Пожар ведь был…

— Да брешет он тебе все! — закаркала Овака, так и лежавшая на печи. — Пожар, как же!

Тирмад завизжал, как ребенок:

— Молчи! Молчи, старая! Убью!

— Убивец нашелся! — Старуха зашлась хриплым смехом. — Ты иди вон Саквобета убивай, коли смелый такой.

Кастилос отвернулся от Тирмада и подошел к печи. Злобные желтые глазенки старой женщины вперились в него без всякого страха.

— Ее убили?

— А сам как думаешь? — Овака сплюнула. — Саквобет и порешил бедную. Из-за тебя ведь, кровосос! Спутал девку, да сбежал к своим бездельникам, бросил ее.

— Убью-у-у-у! — простонал Тирмад.

— Ишь, завыл! — ощерилась Овака. — Только выть и может. Староста еще!

— Ты это точно знаешь? — не отставал Кастилос. — Саквобет убил?

— А то кто же? Вся деревня знает! Он, скотина такая! Нажрался, как кувшин, да и сжег девку в сарае.

Кастилос прислонился к теплому боку печи, глаза закрылись. Даже острая на язык Овака промолчала, увидев, как побелело его лицо. Аммит положил руку на плечо спутника.

— Убери, — процедил сквозь зубы Кастилос. Рука исчезла.

— Тирмад, — проговорил Кастилос, не меняя позы. — Я освобождаю тебя от должности. Пусть люди сами выбирают нового старосту. Если в этом есть еще какой-то смысл.

— Думаю, никакого, — вставил Аммит. — Лучше уж выкатить все запасы выпивки, да погулять напоследок.

Кастилос развернулся, сильные пальцы вцепились в ворот плаща Аммита.

— Я молчу! — улыбнулся тот. — Ни слова больше, клянусь Алой Рекой!

Оттолкнув его, Кастилос повернулся к Тирмаду.

— Найди мне хорошую веревку.

* * *

Саквобет проснулся от грохота. Оторвав голову от липкой, вонючей подушки, уставился красными слезящимися глазами на прямоугольник дверного проема. Дверь, вынесенная ударом, лежала на полу, а на ней стоял…

— Ты, сука, — просипел Саквобет, нашаривая штаны.

Штаны оказались в противоположном углу. Кастилос, проследив за взглядом Саквобета, подобрал их двумя пальцами и бросил хозяину. Руки тряслись, завязывая пояс, во рту горело.

— Дай-ка воды, — махнул рукой Саквобет.

В следующий миг на голову выплеснулась целая кадка ледяной воды. Из груди Саквобета вырвался дикий вопль, он подскочил, готовый разорвать Саната, но вместо него увидел улыбающегося старика.

— Аммит, — представился тот, отбросив кадку к двери. — Просто Аммит, без титулов. Но ты можешь называть меня: господин Аммит.

Саквобет перевел взгляд на Кастилоса. Тот стоял угрюмый, будто размышлял о чем-то. В руках появилась толстая веревка, почти канат. Такими привязывали продукты к саням и телегам. Такими привязывали лошадей, чтобы не срывались.

Аммит повернулся к спутнику.

— Ничего, если я начну? — Указал на Саквобета.

Молчание и неподвижность. Аммит кивнул.

— К делу, — сухо сказал он, толкнув Саквобета на лавку. — Посиди, сосредоточься. Отвечай коротко и по делу. Где Левмир?

На красном, распухшем лице парня появилась надменная улыбка.

— А, тоже денег захотелось?

— Пожалуй, я отступлю немного от стандартной техники допроса и полюбопытствую: это ты о чем? — Аммит оставался невозмутимым.

— «О чем!» — передразнил Саквобет. — О мешке монет, который Эрлот обещает за Левмира, о чем еще!

Аммит не скрыл удивления. Повернулся к двери.

— Думаешь, он…

— Нет, — мотнул головой Кастилос. — О принцессе он не знает.

— Но тогда почему…

— Об этом мы поговорим, когда закончим тут.

Аммит весело прищурился.

— О, да ты знаешь что-то такое, чего не знаю я? А мне все больше нравится наше приключение! Но вернемся к пыткам.

Саквобет, вновь ощутив к себе внимание, буркнул:

— Хоть дверь прикрой, ты! Холодно же, снег несет. Это вам, упырям, все равно, а мне холодно.

— Я и смотрю, даже руки трясутся, — посочувствовал Аммит. — Ничего, сосредоточься. Холод бодрит тело и дух, а с похмелья так и вовсе лечит лучше любого рассола. Поверь, я тоже за свои годы успел многое попробовать. К тому же ты скоро согреешься, обещаю.

Аммит подмигнул, и Саквобет непроизвольно улыбнулся в ответ. «Нальет!» — мелькнуло в голове. Запасы бормотухи истощились минувшей ночью, как и деньги, а до донации еще две недели.

— Где Левмир? — повторил вопрос Аммит.

— А черт его знает, — сказал Саквобет. — Вчера приходил. Я его поймать хотел, но меня сзади чем-то огрели. Отрубился, в общем…

Аммит улыбнулся, глаза мечтательно закатились.

— Моя милая И! — воскликнул он. — Я знал, что смогу тобой гордиться! Так бы и расцеловал эту мелкую шкоду!

— Поторопись, — сказал Кастилос.

Саквобет поднял на него мутный взгляд.

— А ты-то чего со мной не разговариваешь? Стыдно, что ли?

Аммит поднял руку одновременно с движением Кастилоса.

— Стоп! Дай мне закончить. Если тяжело — подожди снаружи.

Кастилос отвернулся к стене, скрипя зубами.

— В общем-то, ты прав, — снова обратился к Саквобету Аммит. — Мы с ним поспорили, он проиграл, и сейчас говорить с тобой должен он. Но видишь ли, какая незадача… Господин Кастилос молод, горяч, и порой чувства затмевают его разум. С этим легко справляться, когда сердце не бьется, но ему, видимо, кажется, что это будет нечестно по отношению к человеческой части его натуры. Короче говоря, если я уступлю ему место, ты умрешь раньше, чем скажешь то, что нам нужно услышать.

Саквобет икнул, грязная голова мотнулась из стороны в сторону. Очевидно, не многое из речи Аммита до него дошло.

— Чего вам еще надо? — зевнул.

— Что говорил мальчишка? Может быть, намекнул, где он живет? Чем занимается?

Аммиту наскучила мотающаяся перед глазами вонючая голова. Он вытянул руку и влепил Саквобету затрещину.

— А! — завопил тот. — Голова и так раскалывается!

— Скоро пройдет, — заверил его Аммит. — Ты давай про Левмира.

— Да не помню я ничего! — взвыл Саквобет, которому теперь захотелось еще и в туалет. — Не знаю! Ну, сказал, вроде, что охотой живет…

— Охотой? — Кастилос и Аммит переспросили хором.

— Ратканон! — воскликнул Кастилос. Аммит кивнул и, подмигнув на прощание Саквобету, вышел на улицу.

Саквобет перевел взгляд на Кастилоса, который, опустившись на корточки, раздувал угли в печи.

— Ну так чего, нальешь, что ли? — буркнул парень.

Кастилос посмотрел на него с изумлением, даже злость куда-то пропала.

— Чего?

— Да чего угодно! Башка трещит — спасу нет. Выпьем, да, так уж и быть, забудем.

Из печки вырвались языки огня, чуть не опалив волосы Кастилоса. Он даже не заметил этого, во все глаза глядя на Саквобета.

— Что забудем?

— Да все, — махнул рукой Саквобет. — Ну их в Реку, всех этих баб. Мы ж с тобой друзьями были, да какими! Ну и что, что вампир? Говорю ж — выпьем, да забудем. Так-то ты мужик нормальный был всегда.

Кастилос подошел к Саквобету, навис над ним. Подняв голову, человек задрожал. Будто ярко-красные уголья пылали в пустых глазницах стоявшего перед ним существа.

— Даже сейчас я не могу сдержать злость! — Изо рта Кастилоса вырывался не голос — утробный рык, где странным образом различались слова. — Одно хорошо — боли нет, когда сердце не бьется.

Саквобет вжимался в стену, губы беззвучно шевелились, из носа потекла красная капля.

— Глядя на тебя, я ненавижу себя за то, что был человеком. — Голос Кастилоса грохотал все громче. — Бесполезные твари, годные только на то, чтобы ковыряться в грязи. Ты прощаешь меня за то, что я — вампир? Я никогда не прощу тебе, что ты — человек!

Поднял веревку, но, скользнув взглядом по трясущемуся Саквобету, отбросил в сторону. Саквобет завизжал, когда холодные руки вцепились ему в лодыжку. Хрустнула кость, и визг превратился в вой. Кастилос со спокойной уверенностью сломал Саквобету обе ноги, потом пришла очередь рук.

— Вспоминай Исвирь, — сказал Кастилос, стоя на пороге. — До последнего мгновения вспоминай, мразь.

Огонь вспыхнул на ладони. Шевельнув пальцами, Кастилос направил его в печь. Пламя взметнулось, загремело. Ненасытные языки разбежались по полу, перекинулись на стены — слишком быстро для обычного огня.

— Не надо, перестань! — кричал Саквобет, пытаясь отползти от огня. — Я пьяный был, не помню даже. Да может, это и не я был-то, мало ли что в деревне болтают? Потуши!

Кастилос вернулся, но лишь за тем, чтобы взять стул.

— Спаси меня! — заорал Саквобет. Одежда начала гореть.

Кастилос вышел из дома, не оглядываясь. В десяти шагах от дома стоял с задумчивым видом Аммит. В снег рядом с ним воткнулись ножки стула. Усевшись, Кастилос пожирал глазами пылающий дом. Огонь уже прорывался сквозь крышу. Вопли Саквобета становились все страшнее.

— А ведь я мог позавтракать, — вздохнул Аммит.

— Замолчи.

— Сказал бы, что такое устроишь… Все равно ведь добро пропадает.

— У него в венах не кровь, а грязь, — нехотя сказал Кастилос.

— Это надо понимать так, что ты заботишься о моем здоровье?

Кастилос покачал головой. Нашел в кармане пробирку. Струйка консервированной крови привычно скользнула в рот. Глаза посветлели, и Кастилос перестал походить на чудовище. Но запускать ли сердце сейчас? Пока он остерегся.

На пожар сбегались люди. Некоторые несли ведра, но, увидев Кастилоса, сидящего напротив охваченного пламенем дома, замирали. Вскоре вся деревня собралась у гигантского костра. Плакали дети, шептались взрослые. Саквобет уже замолчал, и Кастилос досадливо поморщился — слишком мало мучений вынес подонок.

С треском провалилась крыша. Аммит похлопал Кастилоса по плечу.

— Ты сделал все, что мог, не кори себя. По крайней мере, мы спасли стул, а это главное.

Кастилос вскочил и швырнул стулом в огонь. Представил вместо стула Аммита и даже улыбнулся. Сердце все еще стояло, Кастилос порадовался, что не испытывает человеческих чувств, когда от толпы отделились два человека.

В подошедшей паре он с трудом узнал родителей Исвири. Как же быстро они постарели. Кастилос шагнул навстречу, его глаза перебегали с ожесточенного лица женщины на потерянное лицо мужчины.

— Мне жаль, — заставил он себя произнести.

Женщина плюнула. Кастилос непроизвольно отшатнулся, и слюна угодила на куртку стоящего сзади Аммита. Тот с недоумением посмотрел на плевок. Рот телохранителя приоткрылся, готовый изречь очередную горькую шуточку, но, поймав твердый взгляд Кастилоса, Аммит смолчал. Ворча под нос, опустился на колено, принялся оттирать плевок снегом.

Сгрудившиеся неподалеку жители зароптали. Кастилос разобрал их шепотки: «Убьет! Ой, мамочка, убьет ведь ее!» Женщина вырвала руку из ладони мужчины. Кастилос проводил ее взглядом. Судя по гордо вскинутой голове, женщина приготовилась к смерти, но ни один вампир не пошевелился.

Отец Исвири смотрел на Кастилоса, по щекам стекали слезы. Хотел бы дать выход боли, разозлившись, но не мог. В глазах Кастилоса он видел ту же боль, что рвала ему сердце. Мужчина протянул руку.

— Спасибо, — пробормотал он.

Кастилос уставился на трясущуюся ладонь. Грубая, мозолистая, она не собиралась опускаться. Кастилос шагнул навстречу. Отец Исвири содрогнулся, ощутив холодное сильное пожатие.

— Никто не виновен, — прошептал он. — Виновного забрал огонь.

«О ком из них ты говоришь?» — спрашивал взгляд Кастилоса. Глаза мужчины не дали ответа.

— Примешь деревню? — спросил Кастилос, сильнее сжав пальцы.

Мужчина тряхнул головой, приходя в себя.

— Как? — чуть слышно переспросил.

— Тирмад никуда не годится. А ты что-то понимаешь. Бери.

Мужчина принялся отнекиваться, но Кастилос его оборвал:

— Что тебе теперь делать? Нет молодости, чтобы тешить себя надеждами. Пить станешь? Или сидеть, в стену таращиться? Бери деревню. К тебе все с почтением относятся.

Заслышав одобрительный гул толпы, мужчина кивнул. Холодная рука ослабила хватку.

— В городе произошли перемены, — заговорил Кастилос, обращаясь ко всем. — На троне теперь король Эрлот. Что будет дальше — об этом я знаю столько же, сколько и вы. Слушайтесь нового старосту, не делайте глупостей и, если будет на то воля Алой Реки, солнце еще взойдет над Сатвиром. Прощайте.

Затаив дыхание, селяне смотрели вслед двум вампирам, идущим в сторону леса. Такими чужими, ненастоящими казались они — в легких куртках и плащах, без шапок, будто мороз не имел над ними власти. Разжалованный Тирмад вспомнил, что Левмир тоже приходил без шапки, в каком-то тряпье. Да и та девчонка, что выскочила позднее, напоминала Эмкири-охотницу в летнем лесу. Может, Левмир стал вампиром? Нет, оборвал себя старик. Уши-то у него красные были! Успокоив себя этой мыслью, старик засвистел веселую мелодию. «Хорошо-то как закончилось! — подумал Тирмад. — Собственно, мне этот пост только поперек горла стоял. Нехай теперь другие отдуваются!»

Бодрой молодецкой походкой Тирмад направился к дому.

* * *

Кастилос опустился на колено перед дырой в земле. Из квадратного отверстия поднимался дымок, отвратительный запах гари стоял в воздухе.

— Неожиданно, — пробормотал он.

— Разве? — с горечью отозвался Аммит. — Надо было предположить, что Эрлот немедленно станет наводить порядки.

Он стоял за спиной Кастилоса, стараясь не приближаться к дыре, из которой так и несло смертью. Покрутив головой, Аммит досадливо сплюнул:

— Тут весь снег истоптан. Пришли целым стадом, трусливые ублюдки.

Кастилос прыгнул вниз. Аммит подошел ближе, щурясь от солнца, бьющего по глазам.

— Я не боюсь, пойми меня правильно, — крикнул в землянку. — Просто не могу видеть… То, что ты видишь сейчас.

— Все не так плохо, — послышался приглушенный голос Кастилоса. — Два обгоревших скелета, у одного череп пробит, у второго разрублен.

Прикрыв глаза, Аммит прошептал слова проклятия.

— И кто из них кто?

— Какая разница? — В голосе Кастилоса звучало равнодушие.

— Огромная. Я должен знать, пробить Эрлоту череп перед смертью, или разрубить.

Кастилос выбрался на поверхность, отряхивая черную пыль с рукавов.

— Скелеты великоваты для детей, — пояснил он. — Подростки, конечно, могут быстро вытягиваться, но не до такой степени.

Аммит перестал жмуриться. В глазах сверкнула надежда:

— Ратканон и…

— Не думаю, — мотнул головой Кастилос. — Я знал Ратканона. Его скелет куда как больше.

Он уставился на Аммита. Морщины на лице старика постепенно разгладились.

— Хочешь сказать, девочка жива?

— Хочу сказать, девочка и мальчик не сгорели в землянке. Их либо забрали, либо они умудрились сбежать.

Аммит посмотрел вниз и покачал головой.

— Принцесса Ирабиль, в таком месте… Знал бы отец! Что с ней могли сделать…

— Девчонка — вампир, — отрезал Кастилос. — Думаю, с ней не сделали ничего такого, чего бы ей самой не хотелось.

Кастилос мигнуть не успел, как стальные пальцы вцепились ему в шею.

— Держи свои грязные мысли при себе, понял? — процедил сквозь зубы Аммит.

Аккуратно, один за другим, Кастилос разогнул его пальцы.

— У меня нет никаких грязных мыслей, старик. И не стоит на меня кидаться. Когда-нибудь мне это надоест. Давай-ка лучше подумаем, куда они могли побежать.

Аммит пожал плечами. Голова повернулась в сторону Сатвира.

— Нет, — отверг идею Кастилос. — Левмир не дурак. Да и твоя воспитанница тоже. Осмотри ветки!

— Ветки? — озадачился телохранитель.

Махнув рукой, Кастилос быстрым шагом обошел поляну, разглядывая следы и ветви кустов. Останавливался, что-то бормотал себе под нос, трогая изломанные ветки кустов, а потом снова принимался мерить поляну шагами.

— Ну чего? — не выдержал Аммит.

— Слишком многое произошло, так сразу и не разберешь, — отозвался Кастилос. — Но понятно, что сначала прибыли двое. С ними разобрались. Вполне возможно, землянку Ратканон поджег сам. Потом они сбежали.

— Куда? — подскочил к нему Аммит.

— Множество следов ведет в этом направлении. — Кастилос указал на северо-восток. — Волчьи следы. А вот туда, — повернулся он к северо-западу, — туда ведут следы одного волка. Причем, очень тяжелые.

— Можно сразу к выводам?

Но Кастилос не спешил. Глубоко ушедшие в снег следы озадачили его. Подперев рукой подбородок, он задумался. Чуть дальше виднелись еще следы, но они могли остаться позже. Следы вели в разные стороны. Возможно, уже утром волки подходили посмотреть на пожарище, но, не найдя ничего вкусного, поворачивали вспять.

— Пожалуй, можно объяснить все просто, — сказал Кастилос. — Обыкновенный матерый волк заглянул на вкусный запах как раз когда начался пожар. Огонь спугнул его, он предпочел сбежать.

— Так говоришь, будто есть еще какой-то вариант, — насторожился Аммит.

— Есть… Напомни, Ирабиль не была толстухой?

Пылающий взгляд Аммита заменил ответ.

— Значит, она и в обличье волка не много весит. Что ж, придется идти туда. — Кастилос ткнул пальцем в северо-восточном направлении. — Готовься увидеть худшее.

Поправив под плащом сверток с книгой, Кастилос зашагал в лес. Аммит, бредя следом, проворчал:

— Они бы не стали ее убивать. Доставили бы к Эрлоту.

— Ты сам себя утешаешь? — спросил Кастилос.

— Это не утешение. Как по мне, лучше бы нам найти то, о чем мы не говорим, чем этот вариант. Поверь, я давно знаю Эрлота. Не относись король к нему с таким уважением… Жаль, не сожгли его сразу после войны. Это сейчас он герой, нарисованный на картинах. Немногие помнят, каков он был на войне, и как близко стоял от казни.

Кастилос молча шагал, глядя под ноги. Следы то сбивались в кучу, то расходились в разные стороны. Сколько же мог пробежать Ратканон? Особенно если пришлось тащить на себе Левмира. Кастилос не сомневался, что все было именно так. Подметки ботинок Левмира он изучил в день покупки, и на снегу их следов не нашел. Разве что возле землянки, и то не точно. Что касается И, вряд ли она стала бы обременять великана собой. Вилась рядом летучей мышкой.

— Идиоты, — пробормотал Кастилос. — Зачем преследовать в обличье волков? Мыши летят куда быстрее.

Следы запетляли — Ратканон резко изменил направление. Потом, кажется, оступился, но бежать продолжал. Вдруг на глаза попался трупик летучей мыши, разорванной пополам. Потом еще один и еще. Кастилос не верил глазам.

— Это что, так просто? — повернулся он к Аммиту.

— Если они не умножали сущность, то да, — ответил тот, хмуро глядя на кровавые останки. — Если умножали… Впрочем, тогда трупов бы не осталось.

Кивнув, Кастилос продолжил путь. Солнце стояло в зените, когда дорогу перегородила изуродованная волчья туша. Аммит присвистнул:

— Да этот парень дорого продал свою жизнь!

— Не уверен, что он ее продал, — отозвался Кастилос.

— Что ты…

Аммит замолчал, увидев, куда смотрит Кастилос. Они стояли на заснеженном пригорке, а внизу распростерся кровавый кошмар.

— Ратканон вряд ли надеялся вечность водить смерть за нос, — проговорил Кастилос, не отрывая взгляда от обезображенных трупов внизу. — Он подготовил пути отхода. Смотри, внизу есть место. Если знать, куда падать, то риска почти нет. Он просто скользнул с обрыва, а эти идиоты прыгнули дальше, на ходу оборачиваясь людьми. Хотели встретить его лицом к лицу, но не заметили колья.

— А потом он просто ходил и рубил им головы, — пробормотал Аммит. — Сколько же их там… Раз, два, три…

Пока Аммит считал, Кастилос спустился. Осмотрел снег — следов Левмира не было. Ирабиль его не тревожила — девчонка вполне могла улететь куда-нибудь или раствориться туманом.

— Девятнадцать! — воскликнул сверху Аммит. — Не считая тех, что прикончил по дороге.

— Думаю, некоторые просто сбежали, — ответил Кастилос. — Судя по густоте следов, их было десятка три, не меньше. Если, опять же, некоторые не умножали сущность.

Скатившись вниз, Аммит приблизился к Кастилосу. Взглядом скользнул по трупам.

— Наверное, большинство из них еще можно оживить, — сказал он. — Дать им крови, приставить на место головы…

— Да, — вздохнул Кастилос, и на его ладони заплясал красный огонь. — Жаль, что он их сжег дотла…

— Действительно, — покачал головой Аммит, зажигая зеленоватое пламя. — Большая потеря для короля.

Два огненных шара столкнулись в воздухе, перемешались, брызжа искрами, и обрушились на окровавленные тела. Полыхнуло до верхушек сосен.

— Следы ведут дальше, — сказал Кастилос, оборачиваясь. — Идем, хватит таращиться.

Аммит неохотно оторвался от зрелища. Видно, представлял на месте одного из трупов короля Эрлота.

Вампиры вышли на укатанную дорогу, когда солнце приблизилось к горизонту. Следы исчезли. Остановившись, Кастилос задумался.

— Ну, что теперь? — развел руками Аммит.

— Теперь надо смириться с одной неприятной мыслью, — сказал Кастилос. — Видишь ли, я не знаю, в какую сторону направился Ратканон. Могу лишь предположить, что он предпочел держаться подальше от Кармаигса. Но даже если двинуться за ним туда… Там дорога разветвляется. Не угадаем сразу верную — и он ушел. Придется путешествовать по всем деревням, задавать вопросы, убивать людей, которые будут нас ненавидеть.

— Ну и что в этом такого? — ухмыльнулся Аммит. — Наша природа подразумевает…

— Наша природа подразумевает, что перемещаться быстро мы можем только после захода солнца.

— И днем тоже. Если не менять форму.

— Ты хочешь в образе волка попасться крестьянам? Или сможешь распознать Ратканона среди толпы глазами летучей мыши? Может, тебя устроит туман, который сносит дуновением ветра?

Лицо Аммита помрачнело.

— Ты прав…

— Как стемнеет — летим над первой дорогой. Если до рассвета не увидим здоровяка, превращаемся и бредем обратно, как побитые псы. Ночью снова становимся летучими мышами, берем вторую дорогу и летим до первой деревни. Из которой он уже успел бы уйти. Днем расследование. И так далее, и так далее… Если еще успеем долететь за ночь. Мыши тоже устают, причем довольно быстро.

— Что поделать? — улыбнулся Аммит. — Надо признать, я поражен твоей преданностью королю. Так рьяно выполнять приказ, когда отдавший его уже сутки как мертв…

— Дело не в преданности, — покачал головой Кастилос. — Я уже сказал: меня интересует Левмир. Этот паренек мне доверился, а я его подвел. Кроме того, на мне кровь его родителей. Я обязан помочь ему выжить. Если пожелает — обращу его. Вот и весь интерес.

Солнце зашло. Луна, еще тусклая, висела в небе надкушенным яблоком.

— Летим?

— Летим.

Две стаи летучих мышей, хлопая кожистыми крыльями, устремились на восток.

 

Глава 18

Портрет

Первый луч солнца, пробившись сквозь занавески, коснулся глаз Ареки. Девушка чихнула, и сон мягко откатился. Тело приятно ныло, не хотелось шевелиться. Рука скользнула вдоль тела и замерла, нащупав кружевную ткань. Арека открыла глаза. Она лежала на широкой кровати, мягче которой не могли быть даже облака. Приподнявшись, села, спина утонула в груде подушек. Вечером, перед тем как сознание оставило ее, Арека была в красном платье, которое так любил ее господин. Сейчас же на ней оказалась… Но что это? Ночная рубашка? Должно быть, так, но до чего же красивая! Арека залюбовалась белоснежными кружевами. «Он переодел меня!» — сверкнула мысль. Щеки девушки вспыхнули. Представила, как прохладные пальцы господина касаются ее тела… Ах, как жаль, что она этого не помнит!

Арека слезла с кровати, и ступни погрузились в белый ворс ковра. Попыталась расправить рубашку, но тщетно — ткань заканчивалась чуть ниже бедер. Арека поежилась. Нужно найти что-то поприличнее. Принцесса, должно быть, не отличалась высоким ростом.

Подойдя к трюмо, Арека осмотрела себя в зеркало. Крутнулась на месте, подняв руки. Дух захватило от увиденного. «Красавица! — покраснев еще сильнее, подумала девушка. — Если бы Левмир увидел…»

Комната поражала размерами. Три, если не четыре деревенских избы можно было сюда засунуть. Одна кровать чего стоила — хоть десять человек на нее клади. А ведь здесь жила одна-единственная принцесса. Арека почувствовала что-то вроде торжества. Прошлась по комнате, разглядывая убранство. Потрогала непонятные флакончики и баночки на столике, один открыла и понюхала. Запах приятный, но резкий. Арека чихнула и расплескала содержимое на себя. Запах, рассеявшись, соединился с ароматом ее тела, и Арека поняла, что случайно раскрыла предназначение таинственных жидкостей. Еще один триумф.

В углу рядами сидели куклы. Арека залюбовалась изящными платьицами, шляпками, фарфоровыми лицами. Сколько младенцев можно одеть в такие платьица? Но всем владела одна принцесса. Кроме того, судя по слою пыли на фарфоре, она уже давно не играла в них. Арека не знала, что крепость оживала лишь зимой, а летом королевская семья обитала во дворце. Не знала и что комната принцессы во дворце мало чем отличалась от этой. Такой же слой пыли образовался на куклах с тех пор, как принцесса поняла, что не хочет больше играть.

В другом углу обнаружилась маленькая, будто игрушечная печурка. Рядом с ней — изящная золотая корзина с дровами. Арека скривилась, увидев эту ерунду. Надо же, принцесса изволила мерзнуть!

Раскрыв шкаф, Арека не удержалась от восклицания. Десятки, если не сотни платьев. Глаза разбежались. Увы, все оказались малыми. В конце концов, отыскалась подходящая туника. На принцессе, очевидно, она болталась, но Ареку облегала достаточно плотно. Полы заканчивались на ладонь выше колен — и на том спасибо.

Арека закончила осмотр, поочередно выдвинув все ящики комода. Белое хлопковое белье, пахнущее свежестью и цветами. Множество непонятных инструментов. По золотистому волоску, застрявшему в одном из них, и по лежащим рядом расческам, Арека заключила, что все это предназначалось для волос. В последнем ящике почти ничего не оказалось — три полные пробирки с кровью и золотой ключик. Повертев его в руках, Арека закрыла ящик. Пора осмотреть крепость.

Ступив босыми ногами на холодный камень, Арека поежилась. Ну конечно, вампирам-то плевать на такие мелочи. Поискать тапки? Она с сомнением оглянулась на светлую комнату. Представила, как будет выглядеть в тунике и тапках, усмехнулась. Нет, лучше потом попросить у господина какие-нибудь туфли. Да и вообще, ей понадобится гардероб. Не вечно же ходить в малых обносках принцессы.

Сразу за дверью начинался коридор. Арека напевала песенку, скользя от двери к двери, толкала их, заглядывала внутрь. Должно быть, здесь жили слуги, чтобы примчаться к принцессе по первому зову. Вдруг ей приснится страшный сон, или захочется на горшок. Арека хихикнула. В голове уже сложился образ принцессы — глупая, избалованная малявка, которая сейчас сидит где-то и оплакивает утерянную роскошь.

За одной из дверей оказалась библиотека, но книги Ареку не интересовали. Сняв несколько штук с полок, перелистала в поисках картинок и, со вздохом разочарования, вернула на место. Заперта была лишь одна дверь, в конце загибающегося полукругом коридора. Арека подергала ручку, но тяжелая, окованная серебряными полосами дверь не шелохнулась. Замочная скважина, украшенная золотыми узорами, навела Ареку на мысль. Бросилась обратно в комнату, схватила золотой ключ. Босые ноги вновь прошуршали по каменным плитам. Сердце девушки колотилось от предчувствия тайны, когда она пыталась попасть ключом в скважину.

С третьей попытки ключ вошел. Арека повернула его, и механизм сработал так мягко, будто весь был из золота.

Дверь бесшумно отворилась, и Арека вошла в практически пустой зал. Ни одного окна, но из стен торчат канделябры с нетронутыми свечами. Арека ощупью нашла спички на столике и зажгла несколько свечей. Мягкий свет озарил то, что Арека принимала за стол. Это оказался комод, поменьше того, что в комнате. С золотыми ручками. Над комодом висела картина, но света недоставало, чтобы рассмотреть ее. Арека высвободила из зажима канделябр, шагнула вперед, и… В зале заметался крик, полный отчаяния.

Арека упала на колени, рядом брякнул о камни канделябр. Поплыл по полу воск.

— Нет, — шептала девушка. — Не может быть. Только не эта мразь!

— О ком ты говоришь? — Голос господина заставил ее вздрогнуть. Величественная фигура в дверном проеме немного успокоила Ареку. Она забыла о приличиях, указывая рукой на портрет.

— Кто это? Чей это портрет?

Эрлот перевел взгляд на стену, приподнял бровь, будто удивляясь вопросу.

— Это? Принцесса Ирабиль. В ее комнате ты провела ночь. Что тебя смущает, дитя?

— Я видела ее! — крикнула Арека. Глаза пылали, просили Эрлота найти и убить принцессу. Арека хотела увидеть кровь мерзкой девчонки, увидеть, как закроются в последний раз дерзкие зеленые глаза.

— Что, сегодня? — Эрлот обернулся, словно надеясь увидеть принцессу там.

— Нет… Еще летом. Она… Она дружила с Левмиром!

Эрлот приблизился к ней, сел напротив. Арека не могла защититься от его пронзительных глаз.

— Это ведь ревность, да? — прошептал он. — Понимаю тебя. Нет ничего хуже, чем смотреть, как кто-то счастлив с тем, кто отвергает тебя. Но тебе не за что ее ненавидеть. Не знаю, где прячется твой избранник, но принцесса скрылась в Храме. Дай только срок — мы ее достанем. Хочешь сама нанести удар?

— Хочу! — крикнула Арека, сжимая кулаки. — Хочу, мой господин! Пожалуйста!

— Всему свое время. — Поднявшись, он протянул девушке руку. — Ты, должно быть, голодна? Я распорядился накрыть на стол. Ну же, прекрати лить слезы, тебе это не идет. А вот туника замечательна.

— Почти все вещи малые! — Арека шмыгнула носом.

— Мы с этим разберемся. — Эрлот потрепал ее по голове. — Иди, подкрепись. Если и дальше будешь такой бледной, придется лишить тебя удовольствия.

Арека содрогнулась. Лишиться этих волшебных секунд, ради которых она живет? Нет, только не это!

— Я буду послушной, — шепнула. — Самой послушной в мире!

— Я тебе верю, милая.

Король Эрлот улыбался, но глаза его оставались непроницаемыми. Внутри он оставался серьезным. Внутри он, может, и вовсе не замечал никакой Ареки.

В обеденном зале на столе стоял накрытый поднос. Баронет с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, поднял крышку. Фрукты, вареные яйца и миска бульона.

— Прошу! — Баронет отодвинул стул.

— Спасибо, Лэквир, — сказала Арека и принялась за еду.

Утолив первый голод, Арека принялась ерзать на стуле. Господин стоял в углу зала и, не отрываясь, смотрел на нее. Арека покосилась на него. Отсутствующий взгляд, улыбка. Так городские старики выглядели, когда бросали хлебные крошки голубям. «Может, я как-то неправильно ем?» — заволновалась Арека. Застывший сзади Лэквир добавлял беспокойства.

— Ты не скучаешь по людям? — спросил господин, когда Арека промокнула рот салфеткой.

Арека замерла. Вопрос будто рухнул в пропасть, у которой нет дна. В такую пропасть превратились воспоминания о деревне. Пустота, серая и грязная. Только с появлением господина вспыхнул огонь, негасимый, как сама жизнь. Но что-то еще теплилось далеко внизу. Другое пламя, не сжигающее душу, но согревающее. Слабое, едва заметное.

— По одному, — сказала Арека.

Господин наклонил голову.

— Мы его найдем, — пообещал он. — Рано или поздно. А теперь — не хочешь прокатиться по городу?

* * *

Лошади мерно цокали подковами по расчищенной от снега мостовой, черная карета плыла по главной улице. Арека чуть не вываливалась в окно, ее переполняла гордость. Пусть все смотрят, пусть завидуют ей! Ни одному из этих грязных, перепуганных людишек не взлететь так высоко.

Но никто не обращал внимания на Ареку. Девушка поняла, что в городе творится нечто странное. Со всех сторон неслись крики и плач. Люди, мужчины и женщины, старики и дети с сумками, узлами и тюками шли, подгоняемые баронетами, в сторону крепости. Потоки людей поменьше текли в другие стороны. Арека, услышав несколько возгласов, поняла, что их отправляют к домам баронов и лордов.

— Что происходит? — спросила Арека, повернувшись к сидящему рядом господину.

— Что ты чувствуешь? — спросил тот.

Арека пожала плечами.

— Не знаю. Ничего.

— Тебе не страшно? Не хочется плакать?

— Нет, господин. Когда вы рядом, мне не страшно.

Эрлот с улыбкой изучал взглядом лицо девушки. Ареку охватило смущение, но она не посмела отвернуться.

— Как интересно, — прошептал господин.

— Что интересно?

Эрлот повернулся к окну на своей стороне кареты.

— Сейчас ты видишь, как умирает город. Видишь, как пустеют, обескровленные, его вены. Город, который люди, не спросясь, выстроили вокруг наших домов, дворцов и замков. Город, в который люди приезжали, чтобы лелеять мечту стать вампирами. Кармаигса больше нет, Арека. Многие из этих людей умрут в ближайшие недели, еще больше умрут потом. Остальные будут жить при домах своих господ, в бараках, которые сами построят.

Арека положила руку на грудь. Сердце билось спокойно, размеренно. Почему же оно не трепещет, почему не заходится от страха?

— Зачем это вам? — спросила Арека.

— «Зачем?» — Господин засмеялся. — Не «за что?» Ты просто прелесть, Арека! Но, боюсь, у меня нет ответа на твой вопрос. Во всяком случае, такого, который ты смогла бы понять. А что если я скажу, что всего лишь хочу уничтожить в этих людях жалкие крохи гордости? Растоптать эти искорки, заставить людей мычать и блеять? Что ты скажешь, если это — всего лишь моя прихоть?

— Скажу, что верю в вас, мой господин. Если вы что-то делаете, значит, так нужно.

Лицо Эрлота стало серьезным. Он закрыл окно, чтобы отрезать ставший невыносимым шум с улицы.

— Арека, ты ведь хочешь, чтобы мы всегда были вместе? Хочешь до конца дней жить рядом со мной?

— Я мечтаю лишь об этом! — не задумываясь, воскликнула Арека.

— Как и я, — сказал Эрлот. — Выпить из человека всю кровь — это одно. Выпить, смакуя по капельке, всю жизнь — совсем другое. Я наслаждаюсь тобой, Арека. Ты, как вино, с годами будешь становиться все лучше. Драгоценный сосуд, наполненный чудесным напитком. Каждый раз, когда ты будешь сомневаться, вспоминай то, что я сейчас скажу. Господин знает, что делает, и делает это ради меня.

— Господин знает, что делает, — повторила Арека. — И делает это ради меня.

— Вот и умница. — Эрлот погладил девушку по голове.

* * *

— Не понял. Что? — Кастилос глядел в пьяные глаза шатающегося перед ним старосты деревни Дикраиг.

Пятая деревня, третий день пути. Никаких следов пропавших детей. А теперь еще и вот какие новости.

— Я ж вам утверждаю, — заплетающимся языком говорил староста. — Пришли вампиры. И говорят: пакуй манатки, братцы. Дальше в городе жить будете.

Кастилос посмотрел на Аммита, но не увидел на его лице удивления. Телохранитель принцессы спокойно смотрел, как люди грузят скарб на повозки.

— Это моя деревня! — сказал Кастилос, вновь повернувшись к старосте. — Здесь я отдаю приказы. Немедленно прекратите сборы.

Люди остановились, глядя на Кастилоса и старосту.

— Деревня-то, может, и ваша, — сказал староста. — А король-то — Эрлот. Мы если до завтра отсюда не уедем — всех пожгут, так и сказали.

Не дожидаясь ответа, он поплелся к повозкам.

— И что это значит? — Кастилос повернулся к Аммиту. — Он что, решил уничтожить все мои деревни? Это все, что он придумал, дорвавшись до власти?

— Я думаю, ты слишком высокого о себе мнения, — отозвался Аммит. — То, что это твоя деревня, лишь случайность. Эрлот уничтожит все деревни.

— Да это же бред!

Кастилос пнул снег в бессильной ярости. Повозки продолжали нагружать, на кучи тюков забирались дети.

— Ты знал? — Он снова повернулся к Аммиту. — Еще в Сатвире говорил, что смысла дальше жить нет. Почему не сказал сразу?

— Не хотел тебя расстраивать, — развел руками Аммит. — К тому же я не был точно уверен. Просто знал, что если Эрлот пришел к власти, это означает одно из двух. Либо он окончательно рехнулся и уничтожит весь мир. Либо раскрыл план Освика… и уничтожит весь мир. Собственно, так ли уж важно знать, почему именно он это сделает?

— План Освика? — удивился Кастилос. — Ты о чем?

— Я о той книжке, что ты прячешь под плащом. Полистал на досуге. Полагаю, Эрлот тоже имел удовольствие ознакомиться с этим трудом. Ну, а последней каплей стало твое назначение, как я полагаю. Герцог Кастилос Вэссэлот, наследник Освика, второй после короля. Эрлот понял, что лучше решить проблему сверху, раз и навсегда. А теперь он собирает армию, заодно ослабляя врага. Что-то подобное три тысячи лет назад делал император Киверри. Но он убивал людей. Эрлот же настолько благороден, что позволит людям подыхать от голода в бараках.

Кастилос достал книгу, пальцы погладили обложку. Он так и не осмелился еще раскрыть ее, просто берег, как реликвию.

— Название-то хорошее, — сказал Аммит. — Освик знал, где все закончится. И все равно раскачивал лодку.

Кастилос с тоской поглядел на солнце. Его охватило дурацкое желание тут же полететь к Эрлоту и потребовать объяснений. Так же, как он полетел к Эмарису, когда, вернувшись с берегов Алой Реки, обнаружил заколоченный дом.

— Забудь про деревни, — сказал Аммит. — Забудь про все. Мы ищем детей, остальное неважно.

— Как это может быть неважным? — прошептал Кастилос.

— Как ты хочешь воевать с Эрлотом? Даже налети мы вдвоем на него, я не уверен в победе. Я видел, каков он в деле еще тогда. А с годами сила вампира растет. Добавь пяток лордов, да свору баронов. Это не говоря о баронетах, которые сейчас хрюкают, плескаясь в крови, и благословляют великого Эрлота.

— А ты что предлагаешь? — вскинул голову Кастилос. — Смотреть, как все рушится? Можно ведь навестить другие города, не могут же все…

— Кас, — вздохнул Аммит. — Перестань. Я даже думать обо всем этом не буду до тех пор, пока не отыщу девочку. А ты сосредоточься на парне. Подумай, каково ему. Ведь он наверняка прячется в какой-то деревне. И вдруг туда приходят вампиры. Как в ту ночь. Хочешь, чтобы он снова все это пережил?

Кастилос покачал головой. Сверток с книжкой вернулся за пазуху.

— Ты прав, — сказал он. — Летим.

— Рановато…

— Ну, значит, бежим.

Деревенские жители, сидя на повозках, с интересом проводили взглядами двух вампиров, стремительно бегущих по дороге. Плащи развевались за их спинами, словно крылья.

* * *

— Баронеты готовы к атаке на Храм, — тараторил Лэквир, новый дворецкий Эрлота.

— Как они самонадеянны, — усмехнулся Эрлот. Они спускались по лестнице на первый этаж башни, причем Лэквир на ходу умудрялся листать тетрадь с важными записями.

Верхние этажи пустовали, там предполагалось размещать войско, в случае необходимости. Третий этаж — жилые помещения, второй — фехтовальный зал со множеством развешанного на стенах оружия. Эмарис одно время собирал коллекцию.

— Школа Кастилоса разогнана — этим лично занялась госпожа Атсама, — продолжал доклад Лэквир. — Там вмешался его дворецкий. Оказывается, Кастилос оставил его полномочным представителем. В общем, он разрешил детям приходить на уроки к нему в дом.

— Мило с его стороны, — кивнул Эрлот. — И крайне мило со стороны Кастилоса опять исчезнуть. Посади пару баронетов к нему в дом, как появится — пусть сразу ведут ко мне. Что вообще в городе?

— Собственно, ничего, — пожал плечами Лэквир, сделав запись в тетрадке. — Вернее, никого. Всех согнали строить бараки.

— Прекрасно. Скоро начнут собираться люди из деревень.

— Могу я спросить? — Лэквир замедлил шаг. Эрлот остановился, глядя на него равнодушным взглядом.

— Спрашивай.

— Зачем все это? Я про бараки, про выселение деревень. Ходят неприятные разговоры.

— Ответ прост, Лэквир. В этих бараках люди будут подыхать. У тебя все? Тогда пометь у себя: есть один парень, его зовут Левмир. Моя фрейлина очень хочет, чтобы его нашли. Пусть опрашивают всех, прибывающих из деревень. Глаза у мальчишки забавные, будто золото. Почему не пишешь?

Карандаш застыл в руке Лэквира. Дворецкий во все глаза глядел на короля.

— Как — подыхать? — пролепетал он.

— Не волнуйся! — Эрлот потрепал Лэквира по щеке. — Тебе всегда будет, куда вонзить клыки.

— Но, простите, зачем? Что плохого сделали эти люди?

Эрлот вздохнул, потер лоб рукой.

— Лэквир… Ты задаешься непосильными вопросами. Скажем, так. Я знаю, что делаю. Эти люди ни в чем не виноваты, но я должен заботиться о будущем. О будущем вампиров, которое очень скоро окажется под угрозой. Поверь, когда-нибудь ты возблагодаришь Реку за то, что я оказался на престоле именно сейчас. А теперь идем. Ни к чему заставлять себя ждать.

Служанка, пожилая женщина с седыми волосами, увязанными в пучок, сидела одна в обеденном зале за огромным столом перед пустой миской. Увидев Эрлота и идущего рядом с ним баронета, женщина поднялась. Эрлот скользнул взглядом по исхудавшей фигуре, нахмурился.

— Ты не больна?

— Нет, ваше величество.

— Говоря «ваше величество», ты впустую сотрясаешь воздух. Отвечай на вопрос быстро и коротко, мне прекрасно известно, кто я и кто ты.

— Я не больна, — повторила служанка. — Просто голодала последние дни.

— Ясно. — Эрлот сел в кресло на противоположном конце стола. — Имя?

— Акра.

— Ты прислуживала принцессе Ирабиль?

— Я.

— Знаешь, где она?

Акра пожала плечами.

— Незадолго до… В общем, среди слуг ходили слухи, что король отправил ее в Храм.

Эрлот кивнул. Храм падет, рано или поздно. Род Эмариса пресечется.

— Ясно. Я беру тебя на службу, Акра. Работа будет такая же, как раньше, но твоей подопечной будет моя фрейлина. Ты должна исполнять все ее капризы. Если, конечно, они не идут вразрез с моими делами. Думаю, ты сможешь провести границу.

— Полагаю, да, — кивнула Акра.

— Хорошо. Лэквир! — Эрлот повернулся к замершему сзади баронету. — Проведи ее в комнаты слуг, пусть переоденется во что-нибудь поприличнее. Потом представь ее Ареке.

— Слушаюсь, — отозвался Лэквир и сделал служанке знак следовать за ним.

— А я займусь Храмом, — сказал Эрлот, встав с кресла.

* * *

Руки дрожали, когда Арека открывала ящик комода в злополучной комнате. Сегодня здесь горели все свечи, и ненавистная девчонка с наглой усмешечкой смотрела на Ареку.

В первом ящике лежали бумаги. Во втором — тоже. И в третьем. Целые кипы листов, исписанных мелким, узорчатым почерком. Кто их писал? Арека взяла лист, лежащий поверх остальных в самом верхнем ящике. Это оказалось письмо. Медленно шевеля губами, Арека принялась читать вслух:

«Здравствуй… Глупо, наверное, писать, обращаясь к той, что сейчас находится внутри меня. Но когда я закрываю глаза, то вижу тебя, моя милая малышка. Ты так на меня похожа. Во сне я перебираю пальцами твои волосы, целую твои щеки, а ты смеешься и уворачиваешься. Во сне ты всегда убегаешь куда-то вдаль, а я смотрю тебе вслед и плачу — счастливая.

Ты будешь читать это письмо от той, кого ни разу не увидишь. Что ты почувствуешь? Будет ли тебе больно, или ты просто пожмешь плечами и забудешь? Не знаю. Но мне хочется, чтобы ты меня вспоминала. Иногда, говоря с Эмарисом, я забываюсь. Начинаю рассказывать, как мы все вместе будем гулять в саду, как я научу тебя ездить на лошади. Он смотрит на меня, и я умолкаю. Ничего этого не будет.

Так просто прекратить все. Достаточно лишь остановить сердце и никогда не запускать его вновь. Ты исчезнешь, я останусь. Но зачем, для чего мне оставаться? Я ведь ничего никогда не умела, кроме как грезить наяву о волшебных мирах, представлять сказочных существ. Ты прочтешь об этом, если захочешь, в моих стихах. Я пишу их каждый день — для тебя. Иногда мне больно, иногда — весело. Я радуюсь, что после меня останешься ты. Я слышала, чувствовала тебя, как ты рвалась откуда-то извне, с той стороны Алой Реки. Как будто лучшая часть меня хотела вырваться на свободу, хотела жить, страдать и любить так, как никогда бы не смогла я. И однажды я уступила. Во мне зародилась жизнь, наполнила меня неведомым прежде восторгом».

Арека швырнула листок обратно, захлопнула ящик. Щеки пылали, зубы скрипели.

— Да что бы вы все понимали в любви! — прошипела девушка.

Кто-то откашлялся. Подпрыгнув на месте, Арека метнула гневный взор в сторону двери. Там стоял Лэквир, а с ним какая-то старуха. Со спокойным интересом она смотрела на Ареку.

— Что нужно? — крикнула девушка.

— Его величество король Эрлот велел представить вам вашу служанку, — сказал Лэквир. — Это Акра. Акра, это Арека. Не буду вам мешать, если понадоблюсь — я на стройке.

Лэквир удалился. Акра вошла в комнату, поклонилась. Ее взгляд задержался на портрете.

— Знала ее? — спросила Арека, все еще кипя от раздражения.

— Конечно, госпожа, — послышался кроткий ответ. — Я ухаживала за ней с первых дней.

— А кто нарисовал портрет?

— Королева Ирабиль.

— Ты лжешь! — крикнула Арека. — Королева умерла в родах!

— Вы совершенно правы, госпожа, — снова поклонилась Акра. — Она написала портрет за неделю до родов. Она писала его по своим снам.

— Чушь!

Арека, громко топая, прошла из одного угла комнаты в другой, снова остановилась напротив портрета.

— Какая она была? Ну, говори!

— Королева?

— Да нет же, дура! Принцесса!

— Очень милое и доброе дитя. За двенадцать лет я не слышала от нее ни одного дурного слова. Она никогда не скучала, всегда училась чему-то новому. Рано начала читать — ей хотелось узнать, что писала ей мама. Зимой она часто сидела здесь, смотрела на портрет, читала стихи. Иногда засыпала на полу, держа в руках стихотворение.

Арека что есть силы ударила кулаком по комоду.

— Ты врешь! Она была избалованной дрянью, разве нет?

— Нет, госпожа. Ничего подобного за ней я не замечала. Ей с пеленок приходилось учиться тонкостям этикета. Немного повзрослев, она их возненавидела. Говорила, что этикет учит ее лгать в глаза. Но хотя и ругалась — всегда следовала правилам, потому что так хотел отец. Когда она говорила с баронами и графьями, ее речь могла показаться дерзкой, но никогда не выходила за рамки приличий.

Тяжело дыша, Арека смотрела на спокойное морщинистое лицо служанки.

— Она сдохнет сегодня! — взвизгнула. — Слышишь? Твою любимую принцессу разорвут на куски! Эта дрянь прячется в Храме, думает, что никто ее не достанет, но мой господин уже отправился туда. Еще чуть-чуть, и она умрет!

— Очень жаль, если это случится, — прозвучал бесстрастный ответ.

— Жаль?

— Да. Всегда жалко, когда умирают невинные.

— Она украла у меня счастье!

— Счастье нельзя украсть, госпожа. Выбросить — можно, украсть — нет.

Арека выскочила из комнаты, вцепившись в рукав Акры.

— Пошли!

— Слушаюсь, госпожа.

Арека вошла в спальню, достала шубу из шкафа. Акра дожидалась у порога.

Все так же, волоча служанку за собой, Арека спустилась вниз.

— Вы позволите мне надеть пальто? — спросила Акра.

— Надевай!

Выйдя на улицу, они обогнули крепость справа. Грохот молотков, пил и топоров слышался издали. Лэквир, заложив за спину руки с тетрадью, стоял чуть в стороне от стройки. Арека двинулась к нему.

— Ты! — окликнула.

Лэквир обернулся.

— Забери эту дрянь! — Арека почти швырнула Акру к ногам вампира. — Пусть строит барак вместе со всеми. А как закончит — пусть в нем сгниет!

Несколько рабочих, услышав этот вопль, остановились, провожая взглядами удаляющуюся девушку. Потом посмотрели на Акру. Лэквир махнул им, чтоб продолжали.

— Я теперь в вашем распоряжении? — спросила Акра.

— А я знаю? — огрызнулся Лэквир. — Я уже вообще ничего не знаю. Можно подумать, без того хлопот мало.

Он потер лоб рукой, потом посмотрел на опальную служанку.

— Вот что. Пройди дальше, там флигель. Впрочем, ты, наверное, знаешь.

— Конечно, — улыбнулась Акра. — Весной и летом в нем живут сторожа.

— Вот-вот, точно, — кивнул Лэквир. — Дверь открыта. Там печь и немного дров. Вечером попробую принести еды. Сиди тихо. Его величество, скорее всего, не отменит приказа этой… В общем, будешь жить в бараке, но загибаться на строительстве женщина не должна, такое мое мнение.

Акра склонила голову.

— Спасибо вам, господин.

— Я тебе не господин, — улыбнулся Лэквир. — Ступай. И надейся… На что-нибудь.

Спровадив женщину, Лэквир снова уставился на работников. Каркас растет быстро. Может, через день-два строительство закончится. Что начнется тогда?

— Эй! — заорал Лэквир, увидев, как один из шатающихся рядом баронетов попытался вцепиться в горло работнику. — Эй, ты, а ну оставь! Слышал меня? Выведешь его из строя — я тебе молоток дам, будешь колотить, пока дворец тут не построишь!

Взбешенный баронет отступил, а работники расхохотались. На лице Лэквира ни тени улыбки. Казалось, он сейчас заплачет.

* * *

Баронеты увидели черную лошадь Эрлота издалека. Командиры попытались выстроить подопечных в подобие боевого порядка, но тщетно. Победоносная армия короля Эрлота больше напоминала сброд оборванцев.

Разбивая копытами наледь, лошадь проскакала мимо баронетов. Взгляд Эрлота заставлял вампиров опускать головы.

— Ничтожества! — сорвалось первое слово с уст короля. — Кто из вас готов подохнуть?

Баронеты переглядывались, пожимая плечами.

— Вы сдохнете все до единого, если не попытаетесь хоть чему-нибудь научиться! Знаете, с кем предстоит драться?

Ответил один из командиров:

— Здесь обычная охрана Храма, да еще гвардия короля.

Эрлот подвел лошадь к нему, спешился. Удар вышел настолько быстрым, что немногие заметили блеск клинка. Покатившуюся голову увидели все.

— Он хотел сказать: гвардия Эмариса, — сказал другой командир, не отрывая взгляда от содрогающегося на земле тела.

— Разойдитесь! — велел Эрлот.

Баронеты прыснули в стороны, и Эрлот прошел через образовавшийся коридор. Храм возвышался вдали, робкие лучики солнца отскакивали от золоченых деталей орнамента, играли на разноцветных витражах. Заснеженная дорога вела к дверям Храма, вдоль нее застыли неподвижные фигуры. Еще больше таких же изваяний разбросаны вокруг. Словно черные столбики на белом снегу. Не больше сотни стражников против двух сотен баронетов.

— Когда я был молод, вампиры часто сводили счеты друг с другом, — заговорил Эрлот. — Поэтому мы учились драться. Мы делали оружие и упражнялись с ним. Тогда я был лучшим. Таким остаюсь и теперь. Но стараниями Эмариса войны ушли в прошлое. И теперь единственный воин здесь — я. Думаете, меня это радует? Нет. Это означает, что мне придется обучить часть из вас, чтобы они обучили остальных. Но как выбрать эту часть?

Эрлот повернулся к баронетам.

— Я обучу тех, кто переживет атаку.

— Да их там всего… — заговорил кто-то, но Эрлот оборвал его:

— Я не отрубаю твою тупую голову потому, что если начну — уже не остановлюсь. Так что заткнись и слушай. Вы не знаете, кто перед вами, потому что не знаете, кто такие вампиры. Испокон веков вампир — повелитель и раб одной страсти. Мы беремся за дело и доводим его до совершенства. Наша страсть ведет нас через столетия. Мы получили эту страсть от Алой Реки. Вы же ничем не отличаетесь от людей. Сколько из вас добралось хотя бы до Монолита? Сколько из вас хотя бы начали путь?

Никто не шевельнулся, но Эрлот и не ожидал.

— Мне не в чем вас винить. Люди ничего не знают о вампирах, а вы были людьми. Кого-то обратили шутки ради, кто-то вымолил себе эту честь, думая, что потом наступит блаженство. Вы не знали, что блаженство вампира — в его страсти, которой вы лишены. Но сегодня я открываю истину. Я принимаю вас и рассказываю, как обстоят дела. Там, — Эрлот махнул рукой в сторону Храма, — стоят те, кого мы называли берсерками. Те, чья страсть, по той или иной причине, затопила разум.

Эрлот продолжал, повернувшись к Храму:

— Берсерк — это высший вампир. У них нет чувств, нет страха, им неведома боль. Они будут подыхать с равнодушным выражением на лице, тогда как вы будете корчиться от боли и ужаса. Страсть тех, кто стоит перед вами — защита Храма. Они стоят здесь, упиваясь своей страстью. Неподвижные, они могут стоять так тысячелетиями, до тех пор, пока Храм не рухнет, уничтоженный временем. Им почти не нужна кровь, в них замерло все. Вот с чем придется бороться.

Эрлот опять повернулся к баронетам. На губах змеилась улыбка.

— А теперь идите. Выжившие получат урок настоящего воинского искусства. Тот, кто принесет мне златокудрую голову принцессы, получит право именоваться лордом.

Встрепенувшись, командиры закричали:

— К оружию!

Мечи, топоры, алебарды и копья высунулись вперед.

— В атаку!

Две сотни баронетов нерешительно шагнули вперед.

— Бегом! — рявкнул Эрлот.

Наступление выглядело жалко. Баронеты бежали по дороге, по снежному полю, пытаясь растянуться цепью. Эрлот качал головой, глядя на это позорище. Когда до ближайшего черного столбика осталось не больше десяти метров, он пришел в движение. Эрлот увидел, как сверкнул меч, тут же обагрившись кровью баронета. Словно воздушная волна поднялась от взмаха — сразу несколько нападавших отлетело назад. Эрлот рассмеялся. Война. Какая-никакая, а это — война! Страсть, ради которой он жил, которую таил тысячелетиями.

Левый фланг пересек первую линию обороны, и берсерки тронулись с места. Перестроились молниеносно, будто исчезли и вновь появились, выстроив цепь. Часть осталась за спинами баронетов.

— Кретины, — зашипел Эрлот. Кулаки сжимались в бессильной ярости. Баронетов зажали в тиски.

Ветер донес звон мечей и предсмертные вопли. Атака не продвинулась больше ни на шаг. Берсерки стремительно и методично — не дрались, нет! — убивали. Левый фланг смяли в мгновение ока. Середина сопротивлялась, а правый фланг обратился в бегство. Улыбка вернулась на лицо короля. Эти хоть что-то поняли. Берсерки не препятствовали отходу. Они защищали Храм.

Назад баронеты неслись быстрее прежнего. Оглядываясь и спотыкаясь, спасали жалкие жизни. Эрлот пересчитал их — восемнадцать. Что ж, есть с чего начинать.

Баронеты выстроились перед королем. На лицах — запредельный ужас. Бежали от верной смерти, но вот перед ними король с мечом в руке. Каким будет наказание за бегство?

— В чем ваша ошибка? — спросил Эрлот.

Тишина. Каждый боится раскрыть рот. Не осталось в живых командиров, которым полагалось отвечать на вопросы. Эрлот выделил среди баронетов одного, чье лицо показалось не таким глупым, как у остальных, и взглядом приказал говорить.

— Мы… Мы слишком медленно двигались, — пролепетал баронет.

— Как тебя зовут?

— Мэролл, ваше величество!

— Я назначаю тебя командиром отделения, Мэролл. Но это не значит, что ты ответил верно. Ваша ошибка состояла в том, что вы осмелились вкусить крови вампира. Ну? Неужели так плохо было пасти коров?

Молчание и полные ужаса глаза. Эрлот вогнал меч в ножны, запрыгнул на лошадь.

— Оставайтесь здесь, пока не прибудет смена, — сказал Эрлот. — Ваша задача — следить за Храмом. Никто не входит туда, никто не выходит оттуда. Когда вас сменят, идите в крепость. Ближайшие недели ваша новая жизнь покажется пыткой. Так оно и будет, потому что я начну делать из вас бойцов. В моем государстве будет армия. Когда-нибудь вы станете гордиться тем, что стояли у ее истоков.

Эрлот тронул лошадь, оставляя позади перепуганных баронетов. Но, не проехав и версты, почувствовал, как спину буравит чей-то взгляд. Эрлот натянул поводья. Лошадь развернулась, позволяя всаднику осмотреть поле битвы. Вот баронеты, застывшие, как берсерки. Вот берсерки, несущие вахту, будто ничего не случилось. Вот догорающие трупы… Откуда же исходил этот взгляд?

Цепкие глаза Эрлота устремились на Храм. Двери, колонны, витражи, стены… На крыше кто-то стоял. Сощурившись, Эрлот разглядел крошечную фигурку с развевающимися на ветру блестящими волосами. Золото и серебро. Она стояла и смотрела на Эрлота.

— Ты в ловушке, принцесса, — усмехнулся король. — Очень скоро я придумаю, как добыть тебя оттуда. Если раньше не сбежишь сама, рехнувшись от голода.

 

Глава 19

Голод

— Эй, ничтожество!

Лэквир обернулся. Он стоял возле ворот крепости, следя за приближающимся караваном. Каждый день прибывали новые люди из деревень. Уже дважды приходилось удлинять и расширять бараки, которые теперь занимали едва ли не все пространство двора.

— Я с тобой говорю, мальчик! — еще более наглым голосом произнес толстяк в ярко-красном плаще с капюшоном. Лэквир узнал одного из баронов, но имени вспомнить не смог.

— Родители плохо поработали над вашим воспитанием, — сказал Лэквир. — Вежливостью можно добиться больше, чем грубостью. Чем обязан?

С удовольствием Лэквир заметил, как исказилось лицо вампира. При новых порядках граница между баронами и баронетами с каждым днем становилась тоньше. К тому же Лэквир был вхож к самому Эрлоту, что ставило его вне привычной иерархии.

— Мне нужно говорит с королем, — уже спокойнее сказал барон.

— Король не желает никого принимать, — сказал Лэквир.

— Я прилетел не для того, чтобы выслушать отказ от…

— Я отказываю не для того, чтобы вас позлить. Король не принимает. Если вас это утешит — вчера к нему пытались попасть лорды, и не преуспели. Можете изложить свою просьбу мне, и я передам ее королю.

— Просьбу? — Барон подошел вплотную к Лэквиру, обдав его тошнотворным ароматом духов. — Я не просить пришел, а требовать!

— С его величеством Эрлотом вы бы стали говорить так же?

Барон заморгал, отвернулся. Лэквир, сощурившись, глянул в сторону каравана. Уже близко, но как медленно ползут. Кажется…

— Они что, пешком идут? — воскликнул Лэквир.

— А ты только сейчас проснулся? — вновь осмелел барон. — Знаешь, что творится за чертой города? Партизане грабят всех, кого ваши молодцы отсылают сюда. Забирают детей, лошадей, скот, еду — все! Три мои деревни сейчас подыхают от голода у меня во дворе! Они болеют, потому что несколько дней шли пешком по морозу.

— Возьмите! — Лэквир написал что-то на тетрадном листе и вырвал его. — Пройдите по складам, вас поставят на очередь.

— На очередь? — Барон взял листок, но смотрел растеряно.

— Да, на очередь. Пока не решится проблема с партизанами, у нас будет централизованная выдача продуктов.

Барон скомкал бумагу, но не выбросил — сунул в карман.

— А ты в курсе, малыш, что творится в самом городе? — заорал он, брызжа слюной. — Знаешь, что склады пустеют? Люди, которые их охраняли, взяли, что могли, и сбежали. Три амбара просто сожгли.

— Я знаю, — вздохнул Лэквир. — Охраной теперь займутся вампиры.

— Что же они будут охранять? Стены?

— Мы ожидаем несколько караванов, которые сопровождают баронеты. Они должны дойти в целости. Ждите.

Закончив извергать поток разнообразных ругательств, барон погрозил Лэквиру пальцем.

— Я хочу, чтобы король меня услышал!

Прежде чем Лэквир успел раскрыть рот, мелодичный женский голос раздался у него из-за плеча:

— Я тебя услышала, сладкий. Поверь, король скоро все узнает.

Лэквир развернулся. Перед ним стояла непривычно серьезная герцогиня Атсама. Позади нее — четверо лордов. Лэквир с тоской взглянул на сереющее небо. Скорее бы рассвет! Хоть перестанут появляться за спиной незваные гости. Барон, завидев Атсаму, сразу же испарился.

— Госпожа, — поклонился Лэквир.

— Все верно, это я, — улыбнулась ему Атсама. — Ну? Чего ты такой грустный, малыш? Пошли ко мне несколько своих ребятишек. Как только прозвучало слово «бараки», я позаботилась о том, чтобы собрать всю принадлежащую мне продукцию. Кое-что могу ссудить ради общего блага. А ты взамен окажешь мне услугу.

— Я? — Лэквир удивился. — Это что, ради меня лично?

— Нет. Но ты воспримешь это так. Не пытайся казаться равнодушным, малыш. Тебе до слез жалко людей, а меня ты сейчас готов расцеловать. Останавливает тебя лишь одна мысль: если попытаешься — я сожгу тебя дотла. Так что слушай и запоминай.

Атсама наклонилась к самому уху Лэквира и шепнула:

— Через несколько дней я приду сюда, и ты проведешь меня в тронный зал. Потом доложишь королю, что я его ожидаю. Ты меня услышал?

— Да, миледи Атсама, — кивнул Лэквир. — Меня, возможно, за это убьют, но… я все сделаю.

— Славный мальчик! — Атсама потрепала Лэквира по щеке. — До скорой встречи.

Атсама и лорды исчезли, обратившись летучими мышами. Едва Лэквир проводил их взглядом, как послышались кашель и плач.

Караван подошел к крепости. Жалкие, изможденные люди. Из-под одежд выглядывают окровавленные повязки. Нескольких женщин и одного мужчину несли на носилках. Ни одного ребенка.

— Пойдемте за мной, — сказал Лэквир. — Сейчас вы, по крайней мере, согреетесь.

* * *

— Госпожа!

Арека завертела головой. Голос донесся со стороны барака. Арека не хотела подходить, оттуда плохо пахло. Она прогуливалась вокруг башни, кутаясь в теплую шубку.

Голос раздался вновь:

— Госпожа, прошу вас!

Теперь она узнала голос. Акра, та дерзкая служанка! Арека сощурилась, губы изувечила усмешка. Взвыла, значит! Будет обратно проситься. Что ж, отчего бы не позабавиться!

Арека неспешно направилась к бараку. Слонявшийся неподалеку баронет, охранник, оскалился, заметив ее, и подмигнул. Арека наградила его холодным взглядом. Она здесь хозяйка! Баронет усмехнулся и потерял интерес к девушке.

Голова Акры торчала из окна. Встав на достаточном расстоянии, Арека сложила руки на груди. Лицо сохраняло надменное выражение, но глубоко внутри шевельнулась жалость. Слишком изможденным стало лицо женщины.

— Чего тебе? — сказала Арека. — Небось, вспомнила, какой самовлюбленной тварью была принцесса?

Служанка мотнула головой.

— Нет, госпожа. Ничего такого я не вспомнила.

— Так зачем ты меня зовешь? У меня нет времени на тебя!

У Ареки было время на все. Целыми днями она слонялась по крепости. Жила ради тех мгновений, когда Эрлот обращал на нее внимание. Она знала, что каждый день он пьет кровь других. Мучившая поначалу ревность постепенно ушла. Ведь господин не брезговал ею. Пусть пьет чью захочет кровь, но ведь на прогулки он ходит с ней, ее целует перед сном, с ней разговаривает.

— Я посмела обратиться к вам, потому что думаю, у вас доброе сердце, — сказала Акра. — Вы — человек, и знаете, что такое страдание.

— Я-то знаю! — воскликнула Арека. — Так страдать, как мне, еще никому не довелось!

— Соболезную вашему горю, — шепнула Акра, пряча взгляд.

— Ну так и что? — Арека дернула плечами. — Я не возьму тебя назад, пока не скажешь правду о принцессе.

— Я не прошусь назад, — сказала Акра. — Не смогла бы жить там, есть, когда другие голодают. Мы ведь видим слуг, что живут в крепости. Они сытые, довольные…

— Потому что знают, как себя вести!

— Пусть так… Они смеялись, когда я обращалась к ним. Поэтому теперь прошу вас. Без особой надежды, но если не сделать все, покоя не будет.

— О чем ты просишь, старуха? Мне скучно.

— Принесите, пожалуйста, еды. Хоть какой-нибудь, сколько сумеете.

— А, жрать хочешь! — засмеялась Арека. — Ничего, потерпишь. За дурной язык.

— Не я, — возразила Акра. — Дети. Подойдите ближе, посмотрите в окно. Вы ведь росли в деревне, госпожа? Вы знаете, как должны вести себя дети. Они лежат и смотрят в потолок, плачут от голода. Так не должно быть, госпожа.

Арека не нашла слов, чтобы срезать служанку. Ждала чего угодно, только не этого. Голодная, больная женщина — почему она просит за каких-то детей? Неужели ей есть до них дело?

— Принесу, — решилась Арека. — Но с условием.

— Все, что в моих силах, госпожа.

— Посмотри мне в глаза и скажи, что принцесса была злобной, избалованной, самовлюбленной дрянью!

Арека приготовилась выслушать привычный отказ. Готова была развернуться и уйти, выбросить из головы дурацкий разговор. Акра посмотрела ей в глаза.

— Принцесса была злобной, избалованной, самовлюбленной дрянью, — громко произнесла служанка. — Она изводила меня придирками и насмешками, нередко била. Швырялась посудой, если ей не нравилась еда. Постоянно капризничала, требовала чего-то, а когда ей приносили — ломала и выбрасывала. Ночами она любила убегать из дома. Гуляла по лесу, похищала деревенских детей и пила их кровь, а когда они умирали — подбрасывала трупики к дверям. Утром она пряталась поблизости и слушала вопли родителей. Она смеялась над ними…

— Ты лжешь! — заорала Арека. — Зачем ты так говоришь?

— Я скажу все, что вам будет угодно, если вы принесете детям еды, — хриплым от слез голосом сказала Акра. — Прошу вас, госпожа. В следующий раз я… я придумаю еще что-нибудь. Только избавьте меня от этого. Я не хочу видеть, как дети плачут от голода!

 

Глава 20

Человеческое сердце

Кастилос закрыл книгу. Задумчивый взгляд устремился в небеса. Вампир сидел на толстой ветке дерева, ожидая прихода ночи. Кастилос хотел идти, но Аммит настоял на привале. Сейчас старый телохранитель принцессы развлекался внизу, заставляя плясать и принимать таинственные формы языки костра.

— Эй, Аммит, — крикнул Кастилос. — Ты никогда не думал, что будет, если ты умрешь, как человек?

Аммит поднял голову.

— Иногда, — отозвался он. — Только вот проверять что-то не хочется.

— Страшно?

— Страшно, — признал Аммит. — Неизвестное всегда пугает.

— А люди живут с пониманием того, что в конце будет смерть.

Взмахнув руками, Аммит заставил пламя взметнуться почти до ветки, на которой устроился Кастилос.

— К чему ты ведешь?

— К тому, что превратись все вампиры в людей — они бы с ума сошли от ужаса перед неминуемой смертью.

Аммит покачал головой, усмирил огонь и вновь принялся колдовать.

— Вряд ли. Или, по крайней мере, далеко не все. Страх происходит от возможности выбора. Представь, если бы человек мог не чувствовать боли? Да хотя бы и не человек — вампир. То есть, по собственному желанию мог бы убирать боль. Представил?

— Ну? — Кастилос нетерпеливо шевельнул пальцами.

— Вроде бы хорошо, ничего не болит, но… Боль ведь не одни лишь неудобства создает. Благодаря боли мы понимаем: что-то не так. А если убирать боль, то сигналы не приходят. Остается понятие: боль нужна. Что в итоге? В итоге мы просто возвращали бы боль раз-два в неделю, просто чтобы проверить, все ли в порядке. Боялись бы этого мига, но ждали его с нетерпением. Так и со смертью. Почему, ты думаешь, вампиры иногда все же запускают сердца? Боятся, но хотят. Рискуют, но играют. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Вот, мол, какие люди храбрые — живут в постоянном страхе. Ничего подобного. У них попросту нет выбора, а у нас он есть. И вампир, не останавливающий сердца, куда храбрее человека. Поэтому в Храме стоит изображение не деревенской дурочки с красной рожей и грубыми руками, а королевы Ирабиль. Той, что девять месяцев прожила, вынашивая ребенка. Зная, что отдаст жизнь ради ее продолжения.

Над костром взвился огненный дракончик. Крылышки трепетали, открывалась и закрывалась пасть. Кастилос наблюдал за упражнениями Аммита с интересом.

— Долго ты этому учился?

— Чего у вампиров полно — так это времени.

Ладонь Кастилоса, лежащая на книге, погладила обложку. При каждом удобном случае он читал труд своего ушедшего создателя, и под воздействием спокойного, рассудительного слога душа оттаивала. Затягивалась рана, нанесенная Саквобетом.

— Наше бессмертие оплачено кровью людей, — заметил Кастилос. — Не думал об этом?

— Думал, — отозвался Аммит, распылив дракона. — Боюсь, не смогу разделить твоего возмущения. По той простой причине, что ты уже месяц носишься со мной по деревням в поисках мальчишки, которого едва знаешь. А что сделали его односельчане? Где его друзья? Где друзья его родителей? Сидят в Сатвире и трясутся. Если и есть от них какой-то толк, так это кровь.

— Не все же такие, — буркнул Кастилос, пряча книжку за пазуху.

— Нет, конечно. Другие находят способ стать вампирами. Кастилос, пойми, ты — самое лучшее опровержение всех дурацких теорий. Разве не из отвращения к людям ты решился поклониться Освику?

Кастилос молчал. Солнце медленно клонилось к закату. Скоро начнется путь.

— Хочешь пари? — предложил Аммит.

— Заинтересуй меня.

— В следующей деревне найди хоть одного достойного, и я его испытаю. Если устоит — обратим его. Если же нет — я сожгу деревню. Ты, собственно, ничем не рискуешь. Все равно Эрлот собирает сельчан в города. Ну как?

Кастилос прыгнул с ветки и протянул руку Аммиту.

— По рукам. Я заговорю с ними и заставлю вспомнить о достоинстве.

— Хорошо. Только не забудь, что потом заговорю я, — ухмыльнулся Аммит.

* * *

Дорога забирала на запад, двое путников остановились. Девочка со странными волосами, будто выкованными из золота и серебра, смотрит под ноги. Левая рука бережно прижимает к сердцу сверток.

— Опять через лес. — Девочка говорила без вопросительной интонации.

— Да, — шепотом ответил мальчик. Глаза цвета янтаря вглядываются в чащу. Пока солнце держится над горизонтом, надо идти, искать убежище на ночь.

Больше ни слова. Между ними давно пролегло тяжелое молчание.

Левмир шагнул вперед, нога провалилась в рыхлый снег по щиколотку. Левмир не оборачивался. Знал, И не отстанет. Она идет, глядя под ноги пустым взглядом.

На одном плече Левмира — самострел и колчан, на другом — мешок. Добрые жители деревни дали с собой немного припасов. Среди этих людей Левмир с И прожили два дня, больше не выдержали. Каждый день в избу к старосте, где они остановились, набивался народ. Смотрели на путешественников, качали головами. Больше внимания доставалось И — редкой красоты девочка привлекла всех местных парней. С ней пытались заигрывать, но И угрюмо молчала, не выпуская из рук сверток. Левмир оказался более разговорчив.

— Куда вы идете? — спрашивали у него.

— К Алой Реке.

Сначала смеялись, потом таращили глаза, сообразив, что ответ серьезен.

— Зачем?

— Больше некуда.

— Оставайтесь у нас!

— Мы не сможем.

Мы, мы, мы… Так он говорил. Только И все молчала.

Лес, уже третий на пути, быстро густел. Еще быстрее сгущались сумерки. Левмир осматривался, думая, как устроить ночевку.

Их путь начался около месяца назад, в самые морозы. Бежали по дороге, ничего не соображая от страха и горя. Лес остался далеко позади, когда опустилась тьма. Вокруг — голое поле. Тогда И зажгла голубой огонек. Стояли на дороге, грея пальцы у волшебного пламени, питающегося силой девочки. Смотрели в глаза друг другу. Что делать?

Тогда Левмир принялся копать нору в сугробе. «Что ты делаешь? — спрашивала И. — Мы замерзнем!» Но в снегу они согрелись. В тесной темноте Левмир протянул руку И. Она не хотела, плакала, но огонек забрал много сил. Клыки пронзили вену, кровь Левмира запустила сердце И.

— Сугробов нет, — прошептал Левмир. — Разожжем костер?

Думал, И не ответит. Боялся оборачиваться, боялся снова увидеть пустой равнодушный взгляд. Девочка долго молчала, но вот послышался тихий голос:

— Там, слева, избушка.

Левмир встрепенулся. Посмотрел в сторону — смутные силуэты деревьев. Глаза вампиров видят гораздо лучше. Особенно в темноте.

Выйдя вперед, И показывала дорогу. Левмир брел следом, и вдруг пелена упала с глаз. Приземистое строение затесалось среди деревьев. Казалось, не человек его построил, а старые деревья падали, падали, пока не получилась бесформенная хижина. Закрыты ставни на единственном окне, тяжелая дверь болтается на петлях.

И вошла первой. Левмир не отставал. Правая рука сжимала нож — мало ли кто притаился там, во мраке.

— Я зажгу огонек, — сказала И.

— Не надо! — Забывшись, Левмир заговорил в полный голос, и лицо исказилось от боли. Связки все еще саднили, голос хрипел. Зато теперь Левмир знал, чего ожидать. Голос, пусть и хриплый, прекратил ломаться.

— Тут никого нет, — отозвалась И. — В печке дрова. Я быстро, обойдусь без крови.

«Обойдусь без тебя», — услышал он.

Голубая молния пронзила воздух. Волшебный огонь заплясал над дровами, превратился в обычный. Левмир закрыл дверь, опустил засов. В воздухе повеяло дымком, и Левмир поторопился вынуть заслонку.

Внутри избушка почти пуста. Рядом с печью — поленница, аккуратной горкой лежат дрова, в одно бревнышко впился топор. Массивный стол, единственный табурет. У двери — сундук, окованный железными полосами. Одна кровать из массива. Широкая, застелена ватным одеялом. На кровати уже сидит И. Вытащила из свертка пару светлых мужских туфель, гладит их. На губах улыбка, на щеках слезы. Каждую ночь одно и то же.

Левмир поставил самострел в угол, развязал мешок.

— Ты будешь есть?

Девочка мотнула головой. Легла лицом к стене. Тишина. Левмир опустился на стул. Хотелось плакать, кричать. Иногда он так и делал, но в ответ получал пустой взгляд. Что-то умирало, корчилось в судорогах за закрытой дверью, и Левмир не знал, как это спасти.

В памяти мелькали картинки. Вот И, смеясь, сидит на ветке дерева, кутаясь в покрывало. Вот они танцуют у ручья. Играют в снежки возле землянки великана. Тогда было много боли, но они смеялись. Теперь же смех ушел. Умер вместе с последними крохами тепла.

Девочка что-то пробормотала, свернулась калачиком. Сон быстро побеждал ее измученный рассудок. Левмир хотел прилечь рядом, обнять свою И. Можно даже поцеловать ее, но… Ничего не изменится.

Левмир подошел к сундуку. Крышка скрипнула. Внутри оказались свечи. Множество разных, ручной работы. Синие, белые, красные, толстые и тонкие, завитые, причудливо выгнутые. Левмир перебирал их, и вдруг лицо осветилось улыбкой. Покосившись на И, он взял топор. Тихонько открылась и закрылась дверь.

Если бы И проснулась, то, наверное, вскрикнула бы, когда в дверь просунулась елочка. Стройная лесная красавица, ростом как раз с нее. Левмир, неслышно ступая, вынес елочку на середину комнаты. Перевернул табурет. Елочка не хотела стоять внутри табурета, пришлось крест-накрест привязать ствол к ножкам.

* * *

Сквозь сон послышался шепот Левмира. Сжавшись в комок, И поморщилась. Зачем он зовет? Почему не спит? С рассветом опять идти, убеждая себя, что где-то там, далеко, течет Алая Река. Только и разговоров, что об этой Реке. Будто кроме нее в мире ничего не осталось.

Левмир потряс ее за плечо. Девочка стряхнула руку, села. Комнату заливал мягкий, трепещущий свет. Подняв глаза, И ахнула. Посреди комнаты сияет елка. Не сразу И поняла, откуда исходит сияние. Чуть ли не к каждой веточке крепилась изящная свечка. Самых разных форм и цветов свечки давали волшебный свет, по комнате плыл аромат плавящегося воска.

Левмир, сидя на полу возле кровати, смотрел на лицо подруги. Вот губы тронула улыбка, сверкнули глаза.

— Что это? — воскликнула И.

— Новый год.

— Как? Почему? — Она ничего не понимала, но не сводила глаз с елки.

Левмир рассказал про новый год. Про хороводы вокруг елок, про снежные горки и лабиринты, про то, что желания, загаданные в новогоднюю ночь, обязательно сбываются.

— Прямо сегодня — новый год? — удивлялась И.

— Пусть у нас будет сегодня.

Девочка сползла с кровати, устроилась на коленях Левмира.

— Такая красота, — прошептала. Стиснула его руки, а не пару туфель, как все последнее время.

— Загадаешь желание? — спросил Левмир.

Кивнула. Задумалась. Лицо девочки просто сияло, когда она кивнула еще раз.

— Загадала! Теперь ты.

Повернув голову, И заметила решительное, суровое выражение лица Левмира. Сказка закончилась.

— Алая Река? — спросила И.

Левмир вздохнул. И опустила голову. Встала, подошла к елке. Медленно, одну за другой принялась задувать свечи. Комната погружалась во тьму.

— Почему ты сразу не сказала, что твой отец — король?

Девочка замерла. Левмир, затаив дыхание, ждал. Он уже отчаялся подбирать ключи к внезапно появившейся двери. Осталось лишь рискнуть.

— Что это меняет? — Глухой голос и наверняка тот же безжизненный взгляд.

— Ничего. Но… Я думал, ты мне доверяешь.

Она долго молчала, будто заснула стоя. Когда заговорила, голос прозвучал страшно. Откуда-то из глубины что-то рвалось, пыталось вернуться, но долбилось в ту же запертую дверь, от которой ни у кого не было ключей.

— Ты думаешь, я рада была, что дочь короля? Никто ни разу не заговорил со мной просто так. От меня всегда чего-то хотели. Даже отец не мог быть со мной долго. Любил меня, да, но я несла ему одну боль. Знаешь, кто был моим единственным другом?

Наконец она обернулась, и Левмир увидел ее лицо, все в слезах.

— Аммит, учитель и телохранитель. Мы с ним занимались искусством трансформации. Вампир, который, может, старше моего отца, был моим единственным другом. Потому что ему ничего не нужно было.

— Но чего я мог от тебя потребовать?

— Не знаю. Я не думала об этом. Просто вдруг поняла, что у меня есть друг, которому не важно, кто мой отец. А когда ты спросил… Я испугалась. Солгала. Прости. Но почему тебе это так важно? Почему ты не можешь этого забыть даже сейчас, когда у меня нет больше отца?

Ответить Левмир не успел. Глаза И широко распахнулись. Девочка метнулась к Левмиру, схватив за шиворот, отбросила к окошку. Левмир чудом не сбил по пути елку.

— Ты что…

— Молчи!

Левмир понял, что это — не продолжение ссоры. Медленно пятясь, И не сводила глаз с двери. Через щели внутрь затекал густой туман. Взгляд Левмира заметался в поисках самострела. Оружие оказалось у двери, вне досягаемости. Переборов страх, Левмир шагнул вперед, стал вровень с И.

* * *

В темноте пылает погребальный костер. Люди, замотавшись во все мыслимое тряпье, стоят вокруг. Телеги забиты скарбом, лошади фыркают, но никто не тронется с места, пока не догорит костер. Последняя дань уважения покойным. Последние мгновения старой жизни, отмеченные сожжением тех, кто не нашел силы покинуть дом.

Мужчины хмурились, несколько женщин плакали. Притихшие дети жались к родителям. Тишину нарушал треск горящих дров. Но вот захлопали крылья. Люди принялись вертеть головами. Стая… Нет, две стаи летучих мышей влетели в освещенный огнем круг и, пометавшись, приняли вид двух мужчин. Один, тот, что постарше, отступил ближе к костру, жестом пригласив другого действовать. Тот выступил вперед. Несмотря на испуг, женщины отметили, как он красив. Волосы почти до плеч, мягкие черты лица. Он окинул взглядом собравшихся.

— Кто староста? — послышался приятный сильный голос.

Люди указали на костер. Мужчина склонил голову, не то выражая скорбь, не то — разочарование.

— Я — герцог Кастилос Вэссэлот, — заговорил он, чуть более глухо. — Вы могли обо мне слышать.

Некоторые кивали, но большей частью переглядывались и жали плечами.

— Незадолго до смерти король Эмарис поручил мне отыскать и сберечь двух детей. Сейчас им по тринадцать лет. Мальчик такого роста, — показал рукой. — Глаза необычные, желтого цвета, будто золото или янтарь. Девочка чуть ниже, глаза зеленые, волосы разного цвета — золото с серебром. Приметная пара. Не проходили они здесь?

Люди качали головами. Нет, никого не было. Никто сюда не заходит.

— Может быть, вы видели их спутника? — не сдавался Кастилос. — Огромный такой, выше меня, в плечах шире раза в два. Зовут Ратканон. Его не видели?

Тот же ответ.

Подал голос Аммит:

— Мне это уже порядком надоело. Целый месяц — одно и то же. Ты уверен, что мы ищем там, где нужно?

Кастилос отмахнулся, и Аммит со вздохом уставился в огонь. Сделал нервный жест пальцами, над костром возник пылающий дракончик. Вздох восхищения прокатился по толпе.

— Не глумитесь над покойными! — чей-то дрожащий крик. Аммит обернулся и увидел девушку лет семнадцати. От нее отступились, полагая, что расплата за дерзость окажется скорой и страшной.

— Извини, — улыбнулся ей Аммит и щелчком пальцев отправил дракона в небытие. — Продолжай, Кас.

— Еще раз так меня назовешь — убью, — тихо сказал Кастилос, прежде чем обратиться к деревенским:

— Я знаю, что Эрлот собирает деревенских в города. Вы знаете, какая жизнь ждет вас там?

Они не знали.

— Вы будете жить в загонах, как скот, по первому требованию подставляя шеи баронетам. Те, кому повезет больше, станут фаворитами — великая честь стоять на коленях рядом с хозяином и служить пищей лишь ему. Такой жизни вам хочется? Такую судьбу уготовите вы своим детям? Жрать брошенный на землю хлеб, спариваться по приказу?

Аммит посмотрел на лица людей. Те прятали глаза, переминались с ноги на ногу.

— А что поделать? — неуверенно начал один, молодой мужчина в толстенном тулупе, надетом поверх уймы рубашек и кофт. Руки не прижимались к бокам, и выглядел он так, будто собирался всех обнять. — Донаций больше не будет, денег не заработать толком. Да и то — сами не уйдем, так вампиры придут, угонят силой.

— А ты что — корова, чтобы тебя силой угонять? — обратился к нему Кастилос.

— Не драться же с ними…

— Почему?

— Убьют ведь…

— Лучше так, в загоне? Смотреть в глаза жене, когда баронеты будут рвать ее плоть и обливаться кровью?

Вперед выскочила женщина — видно, жена притихшего обладателя тулупа.

— А тебе-то что? — заорала она. — Ты нас, что ли, содержать будешь? Ты от остальных защитишь?

Симпатии толпы на стороне женщины. Люди кивали, со всех сторон раздавалось одобрительное ворчание. Почувствовав поддержку, женщина еще больше осмелела:

— Стоишь, такой красивый, речи двигаешь! А чего же ты короля-то своего спасти не сумел? Видать, кто сильнее — у того и власть! А нас-то на что подбить хочешь? Мы-то не улетим, как ты! Да, пойдем и будем в загонах жить. И шею подставлять, и хлеб с земли жрать станем. Нехай, и к такому привыкнем. Что? Не нравимся? Ну так возьми и убей всех, ты же сильный — с людьми драться!

Кастилос смотрел на перекошенное от ярости лицо женщины и с трудом сдерживался. Убить всех казалось благом. С жизнью они распрощались, а умерев, хоть лишат эрлотову клику крови.

Повернувшись к Аммиту, Кастилос кивнул. Аммит взмахнул руками. Струи огня рванулись во все стороны, ударили по крышам, пробежали по заботливо прикрытым ставням. Деревенька запылала. В панике люди кричали, кидались к повозкам. Одни падали — их топтали другие.

— Гори, прежняя жизнь! — провозгласил Аммит. — Пылай, обращайся в пепел! Никто не отдаст за тебя ни капли крови, но всю ее отдадут даром тем, кого ненавидят! Бегите, люди! Спасайтесь!

Лошади понесли. Кого-то забыли. Несчастные с воплями бежали вслед за повозками. Деревня опустела. Лишь трое тех, кто не хотел меняться, догорали в большом костре. Быть может, они бы откликнулись.

— Спасибо, — сказал Кастилос, когда Аммит подошел к нему.

— За что? — удивился тот. — Неужели ты думал, что я буду жечь людей?

— Ну…

— Послушай, дорогой друг! — Аммит положил ему руку на плечо. — Мне очень жаль, что здесь у тебя ничего не вышло. Поверь, я сам был бы рад увидеть среди людей тех, кто будет защищать свою свободу. Я готов стать на их сторону и объявить Эрлоту войну. Но той силы, на которую ты рассчитываешь, не существует. Мы одни. Ты, я, малышка И, да этот паренек Левмир, если он еще жив и не сошел с ума. Все, что нам остается — это собраться вместе и бежать куда-нибудь подальше. На Восток, где живут люди, не слышавшие о вампирах. Может быть, там мы найдем покой и счастье. Но, впрочем, если хочешь — мы можем продолжать пари. В конце концов, так гораздо веселее.

Кастилос улыбнулся, кивнул.

— Летим дальше, — сказал он. — Успеем одолеть большую часть пути до следующей деревни.

— Молодые никогда не сдаются, — покачал головой Аммит. — Летим. Кто первый — тот начинает играть. Как тебе?

— Принимаю!

Две стаи летучих мышей, стремительно наращивая скорость, полетели дальше на запад.

* * *

Туман собрался в плотную массу. Глаз не успел отследить мига, когда грязно-серое облако обратилось вампиром. Ватные штаны, тулуп, голова без шапки, седые волосы — все это сразу отпечаталось в сознании Левмира. И лишь потом — лицо. Бледное до серости, искаженное. Клыки торчат наружу. Склеры глаз черные, а посреди пылает ненасытное пламя.

— Кро-о-о-овь! — взвыл вампир.

Левмир оттеснил И, но она упрямо вылезла вперед.

— Это ваш дом? — спросил Левмир, глядя вампиру в глаза. Почему-то казалось, его можно усмирить так же, как некоторые умельцы усмиряют диких собак и даже волков.

Блуждающий взгляд вампира остановился.

— Мой дом! — провыл он. — Мой! Мой дом!

— Мы просто шли по лесу и наткнулись на него. Можем сейчас же уйти.

— Нет! — Интонации изменились. Казалось, вампир сейчас заплачет. — Нет, не уйти! Не уйти! Не уйти!

— Пожалуй, мы лучше пойдем, — вмешалась И. — Простите, что…

— Да! — Вампир закивал. — Да! Да-да-да! Ты — иди! Уходи! Мой дом! Кровь — мне. Оставь мне кровь!

Левмир ощутил, как немеют руки и ноги. Он привык, что вампиры считают людей за скотов. Но этот смотрел на него, как на бочонок с кровью.

— Он сумасшедший! — воскликнул Левмир.

Перед глазами пронеслась жизнь бедолаги. Что-то выгнало его в лес. Может, натворил бед в деревне и бежал, опасаясь возмездия. Построил дом, жил здесь, постепенно сходя с ума. Где-то доставал воск, делал свечи. Целыми днями, одну за другой, совершенствуя мастерство и лишаясь рассудка. Но вот однажды на огонек заглянул вампир. Скитающийся баронет. Наверное, ему показалось забавным обратить пускающего слюни дурачка. Дал ему несколько капель крови и ушел. Теперь же эта шутка стояла здесь, бестолково размахивая руками, крутя косматой головой. Быть может, он даже не знал, как запустить сердце.

Вампир вскрикнул. Замер, уставившись в одну точку. Левмир проследил за его взглядом. Елка. Горящие свечи…

— Свечи! — застонал вампир. — Мои! Мои свечи!

Он прыгнул. И отскочила вправо, Левмир — влево. Но вампир забыл о них. Руки обняли елку, но прыжок оказался слишком сильным. Елка упала, увлекая вампира за собой. Свечи раскатились по полу.

— Бежим! — крикнула И.

Левмир успел подхватить самострел. И успела забрать туфли. Тьма за дверью встретила их холодом. Запоздало Левмир сообразил, что в доме осталась шапка и теплая куртка. Он так и остался в старой застиранной рубахе. Хорошо хоть И не стала раздеваться.

Из домика донесся рев, что-то затрещало. Вылетели ставни, из окна рванулись языки огня. И вцепилась в плечо Левмира. Замерев в нескольких шагах от домика, они не знали, что делать дальше. Бежать? Но безумец легко нагонит их. Остаться и принять бой?

Левмир зарядил самострел.

— Уйди! — велел он И.

— Никуда я не уйду!

— Ты же все равно не сможешь драться, ты ведь не останавливаешь сердца…

«чтобы не пить потом мою кровь», — так хотел он закончить, но проглотил остаток фразы.

В руке И сверкнул нож.

— Могу, — сказала она.

В проеме появился хозяин дома.

— Вы! — заорал он. — Вы!

Левмир спустил рычаг. Стрела ударила в левое плечо — в последний миг вампир успел дернуться.

— Больно! Больно, больно, больно!

Вампир заметался, разнося в щепки толстые бревна. Огонь подкрался к выходу из дома, и вампир, почуяв жар, отскочил. Еще одна стрела скрылась в доме. Новую Левмир наложить не успел.

Вампир стал двигаться иначе. Так, должно быть, атаковал на дорогах припозднившихся путников. Бросок влево, прыжок вправо, и вдруг прямо перед Левмиром пышущее яростью лицо. Раздался визг И — бросилась на вампира, лезвие ножа вонзилось в шею. Одновременно Левмир ударил безумца ногой. Вампир отшатнулся, оглашая ночной лес воплями.

— Подожги его! — крикнул Левмир.

Одного взгляда на лицо И хватило, чтобы понять — никогда. Она погибнет, как человек, но не остановит сердца.

Рванув из колчана еще одну стрелу, Левмир прицелился. Стрела порхнула. Вампир выбросил вперед ладонь, не то пытаясь поймать стрелу, не то защищаясь. Стрела пробила ладонь, пригвоздила к правому плечу.

— Бежим! — завопила И.

Она потащила Левмира за собой. Вперед, в единственно верном направлении — на север. Спотыкаясь, Левмир бежал за девочкой, чьи глаза прекрасно видели в темноте. За спиной, все ближе, раздавались шаги, вопли.

— Свечи! — рыдал вампир. — Кровь! — рычал он.

— Наверх! — И потянула Левмира в сторону. Он успел заметить каменный склон.

В мгновение ока вскарабкались на обледенелую глыбу. Левмир наложил еще одну стрелу, повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть пылающие уголья глаз.

— Кровь! — взревел вампир.

Щелкнула тетива. Стрела, пущенная с близкого расстояния, насквозь пробила голову между глаз. Вампир взмахнул руками. И выбросила вперед руку с ножом, лезвие ткнулось в живот. Со стоном вампир упал.

Перезарядив самострел, Левмир посмотрел вниз. Вампир занимался чем-то странным. Руки так и мелькали, остервенело разбрасывая снег. Вот крепкие пальцы вонзились в землю.

«Почему я все это вижу?» — подумал Левмир.

— Солнце, — прошептала И.

— Что?

— Солнце встает. Он боится солнца!

Левмир посмотрел на подругу, приоткрыв рот.

— Почему?

Прежде чем ответить, И опустилась на колено, глядя с каменного выступа вниз. Вампир уже зарылся довольно глубоко. Он не выбрасывал землю из ямы, а будто вворачивался, втискивался внутрь.

— Ты ведь знаешь, что вампиры распускают много нелепых слухов о себе?

Левмир вспомнил, как описывал вампиров Санат. Словно призраки, колы насквозь проходят… И эти дурацкие советы про чеснок и маковые зернышки.

— Среди таких баек есть и про солнце. Что вампиры сгорают на солнце. Должно быть, он верил в это, когда его обратили.

Вампира уже не видно. Только бесформенное черное пятно земли посреди снега.

Левмир повесил самострел на плечо. По телу пробежала дрожь. До чего же холодно…

— Возьми. — И принялась стаскивать куртку, подарок деревенских. Под курткой — вторая, легкая, из кожи оленя.

— Нет! — Левмир запахнул на ней одежду.

— Ты же замерзнешь!

— А ты?

— Я не так чувствую холод.

— Ну и что? Если ты боишься моей крови, то я не возьму твою куртку!

В глазах И блеснули слезы.

— Дурак! — бросила она, и принялась спускаться вниз.

Левмир зажмурился. Теперь хотелось, чтобы вампир вылез из норы. Пусть продолжится драка, погоня. Тогда они, по крайней мере, будут вместе.

«Почему она стала такой? — думал Левмир. — Что я делаю не так? Что мне нужно сказать или сделать?»

Рев, почти сразу же — отчаянный визг. Левмир прыгнул вперед, на выступ, с которого соскочила И. Самострел будто сам собой оказался в руках. Палец дрогнул на спусковом крючке. Внизу шевелилось что-то огромное, бурое. Из-под огромной туши виднеется дрожащая белая рука.

Палец нажал на крючок, а в следующий миг Левмир летел вниз, догоняя стрелу. Наконечник впился в шею медведя. Левмир упал ему на спину, взмахнул ножом. Могучая туша пришла в движение. Нож скользнул по шкуре. Медведь закрутился на месте, Левмир упал, но тут же подскочил. Показалось, будто большая сияющая юла завертелась в снегу — из-под медведя стремительно выкатилась И. Живая, даже не ранена.

Схватив ее, Левмир отскочил. Спина ударилась в ствол дерева. Медведь, разбрасывая лапами снег, рванулся прямо на них. Самострел далеко, в руке маленький, бесполезный нож.

— Кто это? — застонала И, трясясь от ужаса.

Медведь остановился перед рыхлой землей. Нос смешно задергался, обнюхивая странное место. Лапы разгребают землю. Левмир снова посмотрел в сторону самострела…

Справившись с собой, И вывернулась из объятий. Она будто исчезла, а в следующий миг что-то дернуло Левмира вверх. Он поднял голову. И сидела на ветке, пытаясь поднять его. Левмир подтянулся. Вот они уже сидят рядом.

— Кто это такой? — Девочка перестала трястись, но голос дрожал.

— Медведь, — шепнул Левмир. — Мы разбудили медведя.

Рев и крик снизу привлекли внимание. Медведь вытаскивал вампира на солнце.

— Он… сильнее вампира? — прошептала И. На лице появилось благоговейное выражение.

— Сейчас узнаем…

Вампир посмотрел на солнце, на медведя. Зверь зарычал, недоумевая, что перед ним.

— Свечи! — всхлипнул вампир. — Дом! Кровь!

Безумие произошедшего дальше заставило детей замереть без движения с раскрытыми ртами. Вампир вгрызся медведю в шею.

Зверь взвыл, поднялся на задние лапы. Тело вампира болталось из стороны в сторону. Медведь схватил его передними лапами, отшвырнул. Вампир подскочил, но поздно. Огромная туша уже накрыла его, могучие лапы рвали плоть, огромные челюсти сомкнулись на голове.

— А что если он станет вампиром? — ахнула И.

— Кто? Медведь? — удивился Левмир.

— Ну да!

— Ну… Даже не знаю…

Медведь издал победный рык. Вампир больше не шевелился. Голова свесилась на сторону, болтаясь на тонкой полоске кожи.

— Подожги его, — сказал Левмир.

— Нет!

— Просто отпугни. Пусть он отбежит, я успею добраться до самострела.

Он положил руку на ладошку девочки. Ладошка вздрогнула. Наконец-то взгляды встретились.

— Если он повалит дерево — нам конец, — сказал Левмир.

«Если он повалит дерево — я тебя потеряю», — услышала И.

— Я сделаю, — прошептала она.

В спину медведя, брызжа искрами, ударил голубой сгусток огня. Запахло паленой шерстью. Медведь заревел, покатился по снегу. Соскочив с дерева, Левмир бросился за оружием. В двух шагах от оскаленной морды он схватил самострел.

Выстрел — оперение торчит из правого глаза медведя. Еще один — стрела ушла в открытую пасть. Медведь тяжело протопал вперед и упал. Левмир едва успел отпрыгнуть.

И подошла к останкам вампира. Левмир проследил за ее взглядом. Словно неведомая сила подтаскивала голову к телу, место разрыва медленно стягивалось полосками нарастающей кожи. Руки девочки взметнулись вверх, в каждой ладони вспыхнуло по огоньку. Бросив волшебные снаряды, И отскочила. Пламя охватило изувеченную плоть. В треске огня послышалось: «Свечи!»

Левмир обнял И, зарылся лицом в ее сказочные волосы. Какая же она холодная…

— Из руки, — попросила девочка. — Не могу так.

Левмир протянул ей запястье, но И колебалась.

— Как же ты? — прошептала она. — У нас даже еды нет.

— У нас теперь полно еды. Не думай, просто… просто запусти сердце.

Острые клыки впились в руку, Левмир зажмурился. Все закончилось быстро. И глубоко вдохнула, на щеках появился румянец.

— Спасибо, — прошептал Левмир, расцеловал ее в щеки. Что-то мешало прижаться ближе. Опустив взгляд, Левмир увидел туфли. Все это время И прижимала их к сердцу.

* * *

Разделать медведя оказалось не сложнее, чем оленя. Левмир вытащил внутренности, нарезал мяса. Костерок разложила И, настругав коры с деревьев.

— Держи, — сказала, бросив что-то Левмиру. Грязный, рваный, но теплый тулуп вампира. Наверное, слетел, пока медведь трепал безумца. Левмир оделся.

Куски мяса пришлось поджаривать на стрелах. Без соли, с черной коркой нагара мясо, тем не менее, оказалось вкусным.

— Тебе нужно поспать, — заметила И. — Бледный… Только вот домика больше нет.

Она содрогнулась.

— Мерзнешь все-таки, обманщица?

— Да ну тебя! — отмахнулась И. Но Левмир успел заметить улыбку.

— Ничего, если нам придется… Ну, в общем, сделать кое-что необычное? — спросил Левмир.

Он знал, что нужно сделать, хотя всем сердцем не хотел этого. Лес слишком старый, стволы толстые — без топора не срубить даже самой тонкой ветки. Даже если удастся разложить костер побольше, на таком морозе долго не сдюжить. А если огонь перекинется на одежду? Может, и были способы выжить в такой ситуации, но Левмир их не знал. Лишь один вариант представлялся возможным.

Девочка покраснела.

— Ты что, умирать собрался? — буркнула она. — Холодно ведь.

— Потому-то и надо. Потому что холодно. Чтобы не умереть.

— Я боюсь.

— Ничего страшного. Я ведь буду с тобой.

— Знаю. Потому и боюсь.

— Мне тоже неприятно, — признал Левмир. — Но…

— Неприятно? — Теперь И смотрела с обидой. — Тогда зачем…

— Там, внутри, еще долго будет тепло.

Девочка потрясла головой, ничего не понимая.

— Где внутри?

— Там.

Левмир указывал на медведя.

— Ты хочешь, чтобы мы забрались внутрь? — удивилась И.

— Ну да. Думаю, мы сможем проспать до следующего рассвета. Спрячем мясо в снег. Утром поедим и отправимся дальше. Сейчас никаких сил нет.

— Прятаться в медведе? — почему-то засмеялась И. — Ой… Ну ведь мог бы сразу так и сказать!

— А что?

— Да ничего! Полезли в твоего медведя дурацкого.

 

Глава 21

Монолит

Эрлот толкнул дверь тронного зала и вошел внутрь. На троне королевы развалилась Атсама. Она закинула одну ногу на подлокотник, но, несмотря на вальяжную позу, выглядела настороженной.

— Знаешь, — начал Эрлот, — мне не нравится, когда гости приходят вот так. «В тронном зале вас ожидает миледи Атсама!» Если хочешь поговорить — веди себя прилично.

Атсама будто не услышала его слов. Махнула рукой:

— Прикрой дверь, милый. Разговор не для чужих ушей.

Эрлот подчинился. На злость сил не оставалось. Каждый день он вступал в борьбу за тонкую полоску, пролегшую между жизнью и смертью города.

— За мной небольшой должок, и я пришла его вернуть, — сказала Атсама, когда Эрлот подошел к трону.

— Хочешь прямо здесь? — усмехнулся король. — Или ты про охоту? Для последнего больше нет препятствий, так что…

— Хочу предупредить! — Атсама сменила позу, наклонилась вперед, нависая, будто королева над баронетом. — Вчера был тайный совет лордов. Единственный вопрос, который мы обсуждали — твою уместность на троне.

— Хорошо, лорды умрут, — пожал плечами Эрлот. — Ты мне больше не должна. Это все?

Глаза Атсамы заливала чернота. Страх и волнение сжигали все силы. Она закричала:

— Я прошу тебя подумать! Что ты делаешь? Когда мы обсуждали свержение Эмариса, мы хотели не так много. Охота, истребление баронетов, возможность пускать в дело клыки. Но что происходит теперь? Зачем ты разоряешь деревни? С лордами трудно не согласиться: мы совершаем самоубийство. Вернее, ты задумал всех нас убить! Баронеты бегут из города, хотя теперь и нет никаких запретов! Люди мрут от голода в этих бараках!

Эрлот кивал, пока она говорила. На лице не проступило ни одной эмоции. Он знал, что так будет. Знал еще в тот день, когда стоял над догорающим трупом Освика.

— Что думаешь ты?

— Я? — Атсама нервно рассмеялась. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Одно то, что я пришла предупредить…

— Какие высказываются версии? — оборвал ее Эрлот.

— Первая — ты сошел с ума. Вторая — ты знаешь что-то, чего не знаем мы. Зачем собирать такую массу людей в одном месте? Зачем ломать то, что прекрасно работало? Посади наместников в деревни, если так уж обязательно вовсе отменить донации. Городского населения вполне хватит, чтобы прокормить всех нас, включая баронетов.

Эрлот подошел к окну, выходящему на ту часть двора, где вдоль стены тянулось занесенное снегом длинное приземистое строение. Там, внутри, умирали люди. С наступлением весны их выгонят на полевые работы. Со временем появится и еда. Но сейчас — самый сложный этап, пережить его получится не у всех.

— Правильный ответ прозвучал, — сказал Эрлот. — Правильный вопрос находится там.

Атсама посмотрела в окно. Спрыгнув с трона, подошла к Эрлоту. Его взгляд стремился дальше, сквозь барак, сквозь крепостную стену.

— Восток? — спросила Атсама.

Эрлот кивнул.

— Я напомню тебе, из-за чего погиб Освик. Он держал связь с правителями Востока. Когда об этом стало известно, Эмарис направил меня к нему. Я был настроен на разговор, но тихуша Освик бросился в бой. Ответы с Востока он успел сжечь, но осталась книга.

— «По ту сторону Алой Реки»? — вспомнила Атсама.

— Именно. Набор бредовых идей о том, как вампирам и людям получить равные права и возможности. А теперь, Атсама, попробуй прибавить один к одному.

Атсама тряхнула головой. Мысль, слишком сложная, слишком чудовищная, отказывалась укладываться в голове. Но память воскресала. Память поворачивала в далекое прошлое, в те дни, когда вампиры оставили Восток, продвинувшись вслед за поверженным императором Киверри. Что тогда они оставили за спиной?

Эрлот заметил во дворе движение. Кто-то быстро, но осторожно бежал к бараку. В свете фонаря Эрлот без труда узнал Ареку и улыбнулся.

— Но это же бред! — воскликнула Атсама. — На востоке лишь дикие разрозненные племена…

— Да, три тысячи лет назад так и было, — кивнул Эрлот. — Теперь там государства, в которых живут люди, никогда не имевшие дел с вампирами. К чему, по-твоему, готовил их Освик?

— Война, — прошептала Атсама.

— Третья Великая Война, по итогам которой вампиры должны очутиться в клетках. Охота, донации… — Эрлот засмеялся. — Мне нужно было чем-то заинтересовать вас, чтобы устранить Эмариса. Он, увы, не хотел шевелиться. Может, даже разделял взгляды Освика. Но я не желаю кланяться людям, Атсама. Когда войска двинутся на нас, они не найдут в деревнях ни еды, ни союзников.

— Лучше тогда убить их сразу, — сказала Атсама, не сводя глаз с барака. — Перебить лишних, а остатки будет проще прокормить.

— Лучше ли? — спросил Эрлот. — С чем же мы встретим профессиональных убийц? Со сворой плохо обученных баронетов, которые, чуть что, побегут, позоря нашу расу? Нет, люди нужны мне здесь. Многие умрут, но остальные проживут столько, сколько понадобится. Когда придет время, Восток увидит, что такое смерть.

— Полагаешь, люди бросятся защищать бараки?

— Полагаю, вампиры бросятся за жратвой.

Атсама покачнулась. Эрлот придержал ее за руку. Будто вся сила разом ушла из тела женщины. Она задрожала.

— Безумие, — прошептала Атсама.

— Безумие, — согласился Эрлот. — У меня нет времени изобретать другой план. Воин на Западе остался лишь один, и ты сейчас говоришь с ним. Вы решили, что я уничтожаю мир? Нет, я всего лишь спасаю его огромной ценой.

* * *

Стараясь двигаться как можно тише, Арека проскользнула в башню. Остановилась, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Сердце, минуту назад отчаянно стучавшее, успокаивалось. Даже если теперь ее увидят, она скажет, что просто гуляла. Сверток с едой передан, никто ничего не докажет.

Вот уже пятую ночь она приносит в бараки еду. Прячась, обманывая, выдумывая изощренные планы — будто вампир, одержимый единственной страстью.

Каждый день из дверей барака выносили трупы. Арека смотрела на них, но не находила в сердце отклика. Только одно ее беспокоило, одно занимало мысли — накормить детей. Детей, которых она даже не видела, на которых ей плевать.

Арека не знала, зачем рискует каждую ночь. Задавала вопрос, но ответ таял в пустоте души. «Я хочу сделать для них все, как мой господин делает для меня все, — говорила себе Арека. — Я хочу стать для них госпожой».

Ни на мгновение не верила себе, но боялась копнуть глубже, разбросать каменные плиты, которыми закрыл ее сердце господин, и увидеть, что там поселился кто-то чужой. Боялась увидеть там исхудавшее лицо Акры.

Когда в темноте стала различима лестница, Арека двинулась к ней. Уже занеся ногу над ступенькой, девушка замерла — со стороны обеденного зала отчетливо послышался звук зажегшейся спички. Пахнуло табаком.

— Тоже не спится? — спросил голос. — Иди сюда, присядь. Не бойся меня, я человек. Больше, чем когда-либо.

Страх стиснул сердце холодными пальцами, но гордость пересилила. «Я здесь хозяйка!» — сказала себе Арека. Осторожно ступая, чтобы не споткнуться, пошла на голос и огонек папиросы. Когда сидевший за столом затянулся, огонек осветил лицо. Арека узнала Лэквира.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Арека, стараясь говорить уверенно.

— Курю, — сказал Лэквир. — И пью. Составишь компанию?

В темноте что-то забулькало — похоже, Лэквир глушил вино прямо из горлышка. Если это, конечно, вино, а не самогон, изъятый у новоприбывших.

Арека стукнулась о край стола, нащупала кресло и села напротив силуэта вампира.

— Я не пью и не курю, — не без гордости сказала Арека.

— Да ты у нас прямо идеал, — засмеялся Лэквир. — Еще и детишек голодных подкармливаешь. Скажи, мне просто интересно, а в сортире после тебя розами не пахнет?

Оскорбление пролетело мимо ушей. Арека задрожала.

— Каких детей? — прошептала она. — Ты что?

— Хватит дуру изображать! — повысил голос Лэквир. — Ничего тебе за это не будет. Эрлоту плевать, мне подавно. Разве что слуги, которых ты обокрала, начнут брюзжать, но… Кому на них не плевать, скажи мне?

Арека перевела дыхание. Похоже, Лэквир не собирается жаловаться.

— Чего ты от меня хочешь?

Папироса упала на пол, но тут же зажглась следующая.

— Чего я хочу? — задумчиво повторил Лэквир. — От тебя? Знаешь, занятный вопрос. Вот, например, я хочу взять тебя на руки, унести далеко-далеко отсюда, построить маленький домик на берегу реки и жить долго и счастливо. Никогда не вспоминать о Кармаигсе, забыть имя Эрлота. Я бы мог ловить рыбу, ты бы готовила. Вечерами мы бы сидели на крылечке, любовались закатами. А ночью любили бы друг друга до изнеможения. Я бы никогда не останавливал сердца, ни на мгновение. Как тебе такой план?

— Ты что, серьезно? — прошептала Арека. — Ты… Да ты пьян.

— Это да. Но я серьезен. Только, прошу, не думай, что я в тебя влюбился. Просто ты здесь так же к месту, как и я. Но ты пока еще не поняла, что происходит. Поэтому я пью в одиночестве. А может, когда-нибудь и ты напьешься в одиночестве. Когда поймешь, что все кончено.

— Что кончено? — недоумевала Арека. Разговор почему-то затягивал ее. Будто впереди брезжила какая-то тайна, заставляя трепетать сердце.

— Сегодня я получил приказ кормить людей трупами.

Арека прикрыла рот ладонью.

— От кого?

— От твоего обожаемого господина. Нет, ты знаешь, я не виню его за это решение. Если чего-то не предпринять, люди попросту вымрут. Решение страшное, но оправданное. Но скажи мне, Арека, для чего все это устроено? Зачем здесь все эти люди? Чтобы Эрлот имел возможность каждый вечер выбрать глотку по вкусу?

— Господин знает, что делает, — твердо сказала Арека и поднялась, чтобы уйти.

— Не сомневаюсь, — отозвался Лэквир. — Как и я. Я тоже знаю, что напиваюсь до бесчувствия. Но это лишь моя проблема.

Помолчав, Лэквир добавил:

— Знаешь, сестренка, если хочешь действительно помочь детям, подожги барак. Я, как видишь, слишком пьян, чтобы останавливать тебя.

Уже на лестнице Ареку настигли последние слова Лэквира:

— Забудь. Завтра я снова стану собой. Буду метаться по городу, пересыпать остатки хлеба из пустого в порожнее. Погоню баронетов на охоту, на рыбалку. Завтра я снова обману себя, снова поверю, что можно изменить все… Но только сейчас я могу признаться, что никогда не будет домика на берегу реки. Не будет «долго и счастливо». А впереди — одна смерть.

* * *

На следующий день мороз пошел на убыль. Левмир ободрал шкуру с медведя, кое-как почистил и соорудил мешок. Бодрые и отдохнувшие, вернулись на пепелище. Среди углей отыскались почерневшие вещи — котелок, ложки. Путь продолжался.

К вечеру вышли из леса. Дальше тянулось снежное поле. Здесь в изобилии высились сугробы, и Левмир выкопал укрытие.

— Так гораздо лучше, чем в медведе, — пробормотала И, засыпая.

Утром снова двинулись в путь. Далеко впереди появилась черная точка. К полудню она превратилась в столбик.

— Интересно, что это? — прошептал Левмир.

— Мне кажется, это Монолит, — отозвалась И.

— Что такое Монолит?

— Не знаешь? Ах, да… Кто-то говорит, что это — коготь черного Дракона, а кто-то — что клык. Он стоит посреди Западного мира с начала времен. Сюда ходят в паломничество обращенные вампиры. Говорят, Монолит показывает вампиру его страсть.

— Страсть? — озадачился Левмир.

— У каждого вампира есть своя страсть, которая ведет его вперед. Можно самому осознать ее, но можно и ошибиться. Монолит показывает правду. В нем частичка силы Алой Реки.

Сказав последние слова, И покосилась на Левмира, с губ сорвался вздох. Опять его лицо ожесточилось. Одна только страсть — Алая Река. Все остальное перестало существовать.

Солнце стояло высоко, когда подошли к Монолиту. Огромный, гладкий, черный, будто полированный камень, он вздымался вверх изогнутым когтем. Или клыком.

— Что нужно сделать? — спросил Левмир.

— Положить руки. Хочешь?

— Давай.

Встали с разных сторон. Левмир зажмурился, пытаясь успокоить сердцебиение. Вот он, момент истины. Сейчас Монолит покажет его страсть. Положив руки на гладкий и почему-то теплый бок Монолита, Левмир открыл глаза. Он знал, что увидит — черные берега и струящуюся между ними Алую Реку.

Но Монолит просто исчез. Вернее, он оставался, руки ощущали гладкую поверхность, но стал прозрачнее стекла. С той стороны в точно такой же позе застыла И. Их взгляды встретились.

— Видишь что-нибудь? — крикнула И.

— Ничего! — отозвался Левмир.

— Совсем?

— Он просто стал прозрачным, вот и все. Я вижу тебя.

— И я тебя вижу!

Левмир отнял руки от Монолита, и тот появился, будто черной краской плеснули сверху.

— Глупость какая-то, — проворчал Левмир, обойдя Монолит.

И, глядя на него, почему-то улыбалась.

— Просто глупая волшебная шутка, — сердился Левмир.

— Ага! — Девочка рассмеялась. — Ничего глупее в жизни не видела!

— А чему ты радуешься?

Столько восторга на лице И Левмир не видел давно. Со времен первых встреч на полянке.

— Глупости радуюсь! — хохотала И. — Самой глупой на свете глупости!

Она посмотрела на Монолит с непонятной нежностью. Наклонилась и положила перед ним туфли отца.

— Спасибо тебе, большая глупость! — сказала И. — Мы пойдем. Не забывай нас!

Схватив Левмира за руку, И понеслась вперед. Он едва поспевал за ней, но не пытался остановить. Девочку переполняло невесть откуда взявшееся счастье, и Левмир боялся его спугнуть.

— Ты ведь нарисуешь еще сказки? — крикнула И, не оборачиваясь.

— У нас ни бумаги, ни карандашей! — ответил Левмир.

— Найдем! Обязательно найдем все, что угодно!

Вырвав руку, она убежала вперед, завертелась на месте, продолжая смеяться. Левмир не хотел больше думать. Что-то сломало дверь, стоявшую между ними, и он бросился в пролом. Поймав девочку, поднял ее, закружил. С визгом и хохотом они упали в снег, будто в объятия следующей главы жизни. Быть может, она будет счастливее, быть может, нет. Но счастье поселилось между ними, и с каждым мигом становилось крепче.

 

Глава 22

Сардат

Недавно сошел снег, вода все еще ледяная, и работали с долгими перерывами, грея у костров покрасневшие руки. Старатели ворчали, жаловались, но долг заставлял брать лопаты, ковши и гнал вниз, к реке. На дне общего котла мало-помалу образовалась едва заметная кучка серого песка. Для постороннего взгляда — грязь, да и только, но опытные старатели с удовлетворением цокали языками — сезон начался хорошо.

Вдоль линии берега, сунув замерзшие руки в карманы, шел Сардат. Несмотря на возраст — лет семнадцать-восемнадцать, точно не знал он сам — держался уверенно. Под взглядом строгих карих глаз рабочие, взрослые мужчины, бросали травить байки, и работа кипела. Спутанные темно-русые волосы Сардата трепал холодный ветер, капюшон плотной кожаной куртки то и дело сдувало, и Сардат в конце концов махнул на него рукой.

— Веселее, парни! — крикнул он. — Поезд через месяц, расслабляться некогда!

Поезд ждали, как весну. Зима выдалась суровой, истощила все запасы. Трижды Сардат наказывал воров, однажды — разбойника. Люди шли на преступления от отчаяния и гордости. Сардат спасал их от того и другого, сначала показательно избив, а потом выдав долю из общака. Каждый человек на счету, любые руки сгодятся в работе. И вот, наконец, погода смилостивилась.

Вдалеке несколько человек сетями ловили рыбу. Сардат поморщился. Лучше б сначала золота набрать, сколько нужно, а потом… Но ведь золотом сыт не будешь. Махнув рукой рыбакам, Сардат пошел в другую сторону.

Вниз по течению случилась потасовка. Издали Сардат заметил двух не на шутку сцепившихся мужиков. Долетали крики. Стиснув зубы, он поспешил туда. Подрались соседи, хорошие друзья, в одночасье став заклятыми врагами.

— А ну стоять! — рявкнул Сардат, размашистым шагом подходя к драчунам. — Что за парашу вы тут устроили?

Мужики расступились, кулаки неохотно разжались.

— Не слышу! — еще громче сказал Сардат. — Или мне обоих вздуть, чтоб говорить обучились?

— Это он все, — буркнул Гидар, высокий, но худощавый, смотрел на Сардата сверху вниз.

Кутаз, приземистый коренастый силач, покосился на Гидара и сплюнул кровью:

— Я вообще ничего не делал, гон все это!

— Никто ничего не делал, да? — Сардат переводил взгляд с одного на другого. — Это Алая Река вдруг вышла из берегов, прилетела сюда и заставила вас бить друг другу морды, верно? Если так, идите оба к ней и разбирайтесь, передайте, что мне в поселке беспредел не нужен.

Мужики мялись, хмурились, но правда все же всплыла, не без помощи соседей. Гидар и Кутаз не поделили два ковша. Один — новенький, без единой царапины. Другой весь в глубоких бороздах, в которых застревал песок. И Гидар, и Кутаз наперебой приводили неопровержимые доводы в свою пользу, но выяснить, чей же на самом деле новый ковш не получалось.

— Этот? — ткнул Сардат в ковш носком ботинка.

— Ага, — хором отозвались мужики.

Сардат поднял ковш и пошел прочь.

— А как же… — донесся до него растерянный голос Гидара.

— Я оставляю вам Ковш Дружбы, — бросил Сардат через плечо. — Он научит вас уважать друг друга и работать сообща. Время дорого, хватит сопли размазывать!

Вполголоса оба кляли командира на чем свет стоит, призывали на его голову самые страшные кары, но взяли ковш и спустились к реке. Сардат улыбался. Людьми легко управлять, когда они даже не подозревают, что ими управляют. Часа не пройдет, как Гидар и Кутаз вновь станут закадычными друзьями. А власть… Что ж, власть всегда виновна.

Сардат уже потянулся к лопате, когда заметил бегущего со стороны поселка мальчугана. Сердце оборвалось. Пожар? Поножовщина? Может, из стариков кто прибрался? Лучше бы последнее — старики все равно лишь обременяют.

— Ну? Чего? — спросил Сардат запыхавшегося мальца, не вспомнив его имени.

— Дядька Сардат, там, это, — затараторил мальчик. — Двое пришли. Пацан с девчонкой, старшие.

— Какой пацан, какая девчонка? — Сардат широко раскрыл глаза. — Поезд через месяц, тут до ближайшей деревни пилить черте сколько.

— Не знаю, пришли, — развел мальчик руками. — Спрашивали работу, лошадей… Я сразу за тобой побежал.

— Это ты молодец, — задумчиво сказал Сардат и протянул мальцу кусок сахара, завалявшийся в кармане. — Дуй-ка обратно, да веди их сюда, тут разговаривать будем. Я работу не оставлю.

Мальчишка, обрадованный сладостью, отсалютовал Сардату и бросился в поселок так, что песок из-под ног летел. Сардат, проводив его взглядом, спустился к воде. Лопата вонзилась в песок, наполнился ковш. Медленными отработанными движениями Сардат принялся вымывать грязь.

Приближение чужаков почувствовал издали. Прежде чем донесся звук шагов, что-то изменилось. Стихли разговоры, крики, несколько шепотков слились с журчанием реки. Сардат отставил ковш, сплюнул и поднялся навстречу.

К берегу спускались двое. Выглядели так странно, что Сардат не сразу сообразил, сколько им лет. Парень ростом ему до подбородка, крепкий, но исхудавший. Одежда — ни на что не похожая рванина. На плечах остатки тулупа, кое-как скрепленные на груди веревкой. Штаны прохудились в нескольких местах, через прорехи видно множество царапин. Одни кожаные ботинки, хоть и грязные, хранили первозданную форму. Но больше всего Сардата удивило его лицо — молодое, даже детское, а выражение — будто у взрослого мужика. Недоброе лицо. Только в глазах, цветом напомнивших золото, еще виднелись какие-то жалкие остатки детской непосредственности и открытости.

Рядом с парнем шла девчонка. На полголовы ниже ростом, она держалась чуть сзади, будто прячась за плечо спутника. Одежда девочки выглядела более прилично. Сапоги, штаны и куртка из выделанной кожи. Местами потертые, но без явных дыр. Волосы непонятного цвета из-за покрывающей их грязи. Будто специально испачкала. Встретив взгляд зеленых глаз, Сардат вздрогнул. «Как такая красотка связалась с этим отребьем? — подумал он. — Сестра, видно».

Сардат скрестил руки на груди, поджидая пару. Мальчик, семенящий рядом с ними, указал пальцем на него, что-то сказал. Девочка улыбнулась, тонкая рука потрепала мальчика по голове, и тот, довольный, вчистил обратно. Секундной ласке обрадовался больше, чем сахару.

— Мы тут нечасто видим гостей, — заговорил Сардат, обращаясь к парню. — Откуда вы оба взялись?

Парень подошел близко — гораздо ближе, чем казалось приличным. Девчонка не отставала ни на шаг.

— Мы пришли издалека, — заговорил парень. Голос тихий, хриплый, никак не соотносящийся с внешностью. — Хотели узнать, можно ли получить работу и жилье. Только до тех пор, пока не сможем купить коней — слышали ржание издалека, потому и пришли.

— Издалека? — усмехнулся Сардат. — Это откуда? Из Варготоса?

— Дальше, — покачал головой парень.

— Слушай, тут не принято темноту разводить. Либо говори как есть, либо счастливого пути. В работниках недостатка нет, а тебя еще учить надо.

Лицо парня исказилось неприятной гримасой. Сардат заметил, что из-за плеча у него виднеется самострел. С наложенной стрелой.

— Вы сдаете вампирам кровь? — спросил парень.

— Да ты и правда издалека. — Сардат хмуро смотрел на собеседника, но все больше косил глазом на девчонку, которая до сих пор не произнесла ни звука. — Старатели не сдают кровь. Мы не скоты, чтобы нас доить, ясно?

— Сатвир.

— Что?

— Деревня, из которой мы пришли. Называется Сатвир.

Сардат мысленно повторил название, но в памяти ничего не отозвалось.

— Э, парни! — повернулся он к мужикам, собравшимся у костра. — Кто-нибудь про Сатвир слышал?

Мужики пожимали плечами.

— Это очень далеко отсюда, — прохрипел парень. — Шли не меньше трех месяцев. Оттуда. — Он махнул рукой.

— Пешком? — Сардат посмотрел на их одежды. — Ты меня за дурака держишь?

— Я не говорил, что было легко.

С большим раздражением Сардат заметил, как девчонка вцепилась в руку парня. Не то искала защиты, не то наоборот — сдерживала его.

— Почему же вы не замерзли?

Заговорила девчонка:

— Жгли костры, когда было из чего. Иногда попадались брошенные избы. Когда было совсем плохо, выкапывали в сугробах пещеры, ночевали там. Однажды Левмир подстрелил медведя, ночевали в его шкуре.

От костра донесся ропот. Сардат понимал людей. Они, золотодобытчики, привыкли считать себя героями, противостоящими стихии. Но если то, о чем рассказывает нежным голоском эта девчонка правда, то все их подвиги пустого песка не стоят. Будто подтверждая историю, из-за другого плеча парня выглядывал ужасного вида мешок, сделанный из облезшей медвежьей шкуры.

— Ну и что же вас заставило отважиться на такой путь? — Сардат смотрел на девочку, и поморщился, когда ответил парень, которого она назвала Левмиром:

— Вампиры.

— Говори громче, — резко сказал Сардат.

— Я говорю тихо, чтобы меня слышали. — Голос стал еще ниже, но Сардат различал каждое слово. — Нас разыскивали вампиры.

— Зачем?

— Чтобы убить.

— Ты в своем уме? Вампиры не убивают. Эмарис прекратил это три тысячи лет назад.

— Ты живешь слишком далеко, Сардат. Теперь на троне король Эрлот. Все изменилось.

Сардат снова посмотрел на мужиков и крикнул:

— Чего уши развесили? Работы нет? Ковши похватали и марш к реке! — Убедившись, что приказ выполняется, Сардат повернулся к гостям. — Кое-что не меняется. Золотодобытчики работают на себя, ни один вампир сюда носа не покажет. Ладно… Идите в поселок, найдите пятый дом отсюда. Там живу я. Скажете матери, что я велел вас принять. Вечером вернусь — поговорим. Лады?

— Спасибо. — Два голоса, хриплый и звонкий, причудливо переплелись.

— Из «спасибо» монеты не чеканят, — улыбнулся Сардат. — Все, мне работать пора.

Выполоскав ковш, Сардат пошел к котлу, но глаза смотрели вслед странной паре. Девчонка не отпускала руку парня. Сардат так и не выяснил, кем они друг другу приходятся. Это стало очень важным. Зеленоглазая бестия оказалась первой девчонкой, что заставила трепетать суровое сердце Сардата.

* * *

С последними лучами солнца старатели покинули берег. Котел унесли, золотой песок едва покрывал дно. Рабочие смеялись и перебрасывались шуточками — для начала отработали очень даже неплохо.

Сардат шел в стороне от остальных, взгляд задумчиво блуждал. Парень отмахнулся от трех предложений отметить хороший почин, и от него отступились. Про внезапных гостей успели позабыть все, кроме Сардата. Он же думал только о том, что сейчас придет домой, где снова увидит зеленые, будто из драгоценного камня сделанные, глаза.

«Да что со мной такое? — сплюнул Сардат. — Неужто влюбиться приспичило?» Он даже засмеялся нелепому предположению.

— Чего ржешь, командир? — крикнул Гидар. Он шагал рядом с Кутазом. Оба и думать забыли о дневной стычке.

— Рожу твою вспомнил, — огрызнулся Сардат. — Дай-ка папироску.

В сгустившейся темноте вспыхнул огонек. Процедив «благодарю» сквозь зубы, Сардат распрощался с мужиками. Те, балагуря, разбрелись по домам. Сардат остановился у приземистого строения с крытой просмоленными досками крышей. Дом, такой же, как остальные, в окне неровный трепещущий свет. Сардат прислушивался, докуривая папиросу. В доме беседовали. Он различал низкий, раскатистый голос матери, иногда — звонкий голосок девчонки. Парень не то молчал, не то говорил — с улицы не разобрать. Сардат поморщился, вспомнив неприятный голос.

Войдя в дом, Сардат сдвинул брови, лицо сделалось суровым. Мать, широкая в талии женщина, повернулась на скрип двери.

— О, Сардатушка явился! — воскликнула она. — А чего смурной такой? В речку шлепнулся?

Девица расхохоталась, но быстро зажала рот обеими руками. Сардат поймал себя на том, что улыбается, глядя на нее. Щеки девочки раскраснелись в тепле, стала еще краше. Страшным усилием воли Сардат согнал с лица улыбку.

Парень и девушка сидели за столом. Все в той же одежде, только страшный тулуп Левмир успел где-то сбросить. Умылись, лица посвежели.

— Накормила ты их? — Сардат повернулся к матери.

— А то как же? Обедали. Теперь и отужинать можно. Вот уж повезло так повезло — тыщу лет столько языком не молотила! С этим-то, — кивнула на сына, — не больно поболтаешь. Все молчит, да хмурится, руками машет. Не до меня ему, видите ли. Ну, теперь И меня будет слушать, правда ведь?

— Кто? — Сардат приподнял бровь.

— А это зовут ее так, — пояснила мать. — Забавное имечко, правда?

— И? — Он посмотрел на девчонку. Та кивнула.

— Ну, И так И, — вздохнул Сардат. — Давайте ужинать.

Стараниями матери за столом царило веселье. Женщина так и сыпала прибаутками, рассказывала какие-то нелепые истории. Слушая, И кивала, смеялась, а иногда задавала вежливые вопросы. Сардат подумал, что девочка, кажется, половины того, что говорит мать, не понимает. Слишком отсутствующий взгляд. Смеется хоть весело, да заразительно, только не от души. Сардат ел молча, как и Левмир. Несколько раз они встречались взглядами, но отворачивались одновременно.

Покончив с ужином, Сардат отослал мать топить баню. Сам же, сложив руки на столе, посмотрел на гостей. Пришла пора обещанного разговора.

— Первое, что мне нужно знать, — заговорил Сардат. — Куда вы направляетесь? Как вообще сюда пришли?

— Мы шли на север, — прохрипел Левмир. — Пришлось обогнуть болото, и тогда нашли какие-то длинные железные палки на земле.

— Палки? — озадачился Сардат.

— Ну да. С перемычками деревянными.

— Рельсы что ли?

Переглянувшись с И, Левмир пожал плечами. Девочка сделала точно такое движение. Сардат скрипнул зубами. Непросто будет вбить клин между такой парочкой.

— Никогда не видел рельс? Не видел поезда?

— Нет, — покачал головой Левмир. — Мы пошли по этим… рельсам. Думали, они выведут куда-нибудь к людям. Рельсы вывели к вам.

— Ясно. Но ты не ответил на другой вопрос. Куда вы направляетесь?

Левмир не успел раскрыть рта, как Сардат указал пальцем на И:

— Ты говори, — велел он. — Без обид, парень, но твои хрипы слушать — рехнуться можно.

— Он простудился! — вступилась за спутника И. — А вообще он обычно не так сильно хрипит. А пальцами тыкать невежливо.

Левмир коснулся ее плеча, но И дернулась, будто невесть какая барыня.

— Ладно-ладно, извини, — улыбнулся Сардат. — Говори, куда направляетесь.

И ответила не сразу. Посмотрела в глаза Левмиру, будто спросила о чем-то без слов. Видно, Левмир дал согласие.

— Мы идем к Алой Реке, — сказала девочка.

Сардат, как раз зевнувший, поперхнулся воздухом и согнулся от приступа кашля.

— Чего? — просипел, будто передразнивая Левмира.

— К Алой Реке! — твердо повторила И.

— А можно спросить… Для чего это вам понадобилось?

— Спросить-то можно, — проворчала И, рисуя пальцем на столе невидимые узоры. — Да разве о таком спрашивают?

— В смысле?

— К Алой Реке каждый идет за своей судьбой, — пояснила девочка, не поднимая глаз. — Мы вот за своей идем. Старую-то у нас отобрали. А где новую взять? Вот и пошли…

Сардат недовольно засопел.

— Шутки шутишь…

— Какие уж тут шутки! — И подняла честный взгляд, и Сардат, быстро замигав, повернулся к Левмиру.

— Ты-то скажешь чего, или молчать будешь?

Левмир бросил на него сумрачный взгляд.

— Могу то же самое повторить, но хрипло.

Сардат не успел придумать остроумный ответ — вернулась мать. Женщина хмурилась, держась за спину, но широкая улыбка будто приклеилась к лицу.

— Баня готова, — заявила она. — Беги, малютка, первая. Мужики подождут.

Тут И повела себя странно. Встав из-за стола, огляделась, сделала шаг к двери и застыла. Покосилась на маму Сардата.

— Ну чего ты? — улыбнулась женщина. — Сразу за домом баню увидишь. Я таз поставила, одежку свою выстираешь. Полотенца есть.

Девочка еще больше встревожилась. Наконец ее волнение выразилось вот как. Она схватила Левмира за рукав и потащила за собой. Тот подчинился.

— Э, вы куда? — Сардат широко раскрыл глаза. Такой дерзости он не ожидал.

— А что? — насторожилась И.

— У нас так не принято!

— Как? — не понимала И. Понял Левмир.

— Я снаружи посижу, — сказал он Сардату. — Покажу ей, что там как, и выйду.

— Чего там показывать-то?

— Да не знаю я, что такое «баня»! — крикнула И, чуть не плача. — Чего пристал?

Сардат не нашелся с ответом. Когда Левмир с И вышли за дверь, он посмотрел на мать.

— Не знает, что такое баня? — проговорил он. — Да откуда они появились? Говорила она тебе что-нибудь?

— Темнит, — сразу посерьезнела мать. — Я уж и так, и эдак — все как-то выкручивается, выскальзывает, будто рыбка. Не хочет говорить.

— Ясно. — Сардат почесал нос в задумчивости.

— Но девчонка хорошая! — Мать погрозила ему пальцем. — Смотри у меня! Не обидь!

Сардат только рукой махнул. Встав из-за стола, потянулся, разминая кости.

— Куда это собрался? — насторожилась мать, увидев, как сын идет к двери.

— К бане. Поболтаю еще с этим хриплым. Представляешь, чего говорят? К Алой Реке идут!

— Да ну? — ахнула мать.

— Вот тебе и «да ну». Ладно, стели тут пока чего-нибудь. Не на улице же им ночевать.

— Конечно-конечно, — засуетилась мать.

Дверь за Сардатом закрылась, тихо скрипнув.

* * *

Сквозь сон доносилось множество звуков. Сардат морщился, просыпаться не хотелось. Снилось что-то такое невыразимо-приятное, что безумием было бы бросить это ради еще одного дня в поселке. Открыть глаза Сардата заставило воспоминание: сезон начался! Командир артели старателей рывком сел. Пока глаза открывались, руки нащупывали папиросу и огниво. Затянувшись, Сардат огляделся.

Оказывается, все, кроме него уже проснулись. Только мать, бледная, лежала еще на топчане. Горшками гремела И, она же напевала вполголоса песню-молитву об Алой Реке. С улицы доносились размеренные удары — Левмир колол дрова.

— Мать, ты чего? — нахмурился Сардат.

— Ох… Проснулся? — забормотала женщина. — Да спину чего-то прихватило — спасу нет. Ничего, полежу денек — авось и отпустит.

Обернувшись на голоса, И улыбнулась, вроде как заменив так привычное «доброе утро». Пожалуй, замена получилась достойной — куда там хмурому весеннему утру против такой улыбки. Но сегодня Сардат больше смотрел на волосы девушки. Чисто вымытые, они поражали глаз невероятным цветом, вернее — двумя цветами. Причудливо путались золотые и серебряные пряди. Блестели в тусклом свете, словно правда выкованные из благородных металлов.

«Надо же, и готовить умеет, — подивился про себя Сардат. — Принцесса такая».

— Зря тебя баню топить гонял, — вслух посетовал Сардат, повернувшись к матери.

С улицы пришел Левмир, неся охапку чурок. Вывалив ношу в ящик, кивнул Сардату. Видать, не принято у них вовсе говорить «доброе утро».

— Я насчет вас подумал, — солгал Сардат. Он сочинял на ходу, но Левмир с И замерли, внимательно слушая. — В общем, так. До золота абы кого не допускаю. Сперва посмотрю, кто вы и что вы. Жить будете здесь. Накормить вас худо-бедно накормим, пока поезд не придет. Там-то полегче станет. Будете по хозяйству помогать. Мамаша, сами видите, слегла. За конями присмотр, корма им задать, навоз убрать — умеешь?

Левмир кивнул.

— Вот и славно. Мать слушайтесь, а я пошел.

— Не пошел! — И брякнула на стол тарелку с кашей. — Вот, завтрак твой. Как мама велела.

Сардат заколебался, но И, превратно истолковав его замешательство, заверила:

— Мы завтракали, вчерашнее доели.

Сардат сдался. Опустившись на табурет, заработал ложкой. Горячая каша обжигала рот, но Сардат привык терпеть боль. А вот к чему он не привык — так это чувствовать себя дураком. В присутствии И ощущение это не проходило. Потому-то и стремился командир поскорее сбежать к своим, на речку.

Закончилась каша. Пробурчав благодарность, Сардат выскочил из дому. Взял в сарае инструмент, и вскоре окрестности огласились его веселым свистом. Слева и справа, тоже насвистывая, приближались старатели, по одному и группами тянувшиеся к реке. Начинался новый день, а в работе, как известно, хорошее настроение — половина дела.

Второй день не уступил первому. Трудились слаженно, без стычек. Когда подошло время обеда, из поселка потянулись женщины и дети со свертками. Сардат, глуша голод папиросами, продолжал мыть песок, когда проходящий мимо Гидар крикнул:

— Глянь, командир, к тебе, кажись.

Сардат повернул голову. Ковш выпал из рук, его понесло течением. Чертыхнувшись, Сардат подхватил инструмент, не отрывая глаз от приближающейся И. Девчонка шла уверенно, быстро, но все косилась по сторонам. Чувствовала, что не одна пара глаз ее провожает. Мужчины смотрели с интересом, парни — с вожделением, девушки — со злостью. «А ведь с этим тоже придется что-то делать», — подумал Сардат, и тут же нахмурился. Если исключить смазливую мордашку и странное поведение, то проблемы — единственное, что принесет И в поселок.

Многое, впрочем, будет зависеть от ее поведения. Сардат вспомнил минувший вечер, когда они с Левмиром сидели около бани.

— Слышь, а она кто тебе? — поинтересовался у парня Сардат.

— Она? — озадачился Левмир. — Мне?

— Ну, в смысле, сестра или кто? Или девчонка твоя?

Левмир надолго задумался. Такой вопрос словно не приходил ему в голову. Сардат терпеливо ждал, и ответ, в конце концов, прозвучал:

— Она моя. Моя женщина.

Не было таких слов, что выразили бы раздражение, охватившее Сардата. «Моя женщина!» — повторял он про себя снова и снова. Надо же, будто клеймо поставил! С течением дня в голове командира сложился образ тирана, держащего девчонку в черном теле. Ведь неспроста она даже бани не знает. Шаг без его ведома сделать боится.

Все это успел передумать Сардат, пока И приближалась к нему. Когда она подошла на расстояние вытянутой руки, твердо решил бросить пробный камень.

— Привет, я тебе тут еду принесла, — скороговоркой произнесла И.

Корзинка опустилась на землю, И чуть пригнулась, будто поклонившись, и заспешила обратно.

— Погоди! — сказал Сардат. — Ты куда?

Девочка обернулась.

— В дом, куда же еще!

— Да не спеши ты так, — махнул рукой Сардат. — Сядь, давай со мной перекусишь. Ну?

Она явно колебалась, бросая взгляды в сторону поселка.

— Что, боишься, Левмир накажет? — насмешливо сказал Сардат.

— Накажет? — И посмотрела на него, как на заговорившую лошадь. — Как это он меня накажет?

— Ну, вам виднее, как там все это у вас происходит.

— Что происходит?

Сардат раскладывал на чистой тряпке принесенные из дома продукты. Немного вяленого мяса, вареная картофелина, кусок пирога.

— Пирог-то сама пекла? — проигнорировав вопрос, улыбнулся Сардат.

И кивнула. Усевшись на относительно чистую дощечку, Сардат похлопал ладонью рядом, приглашая девочку сесть. Она подчинилась, но в ее позе сквозило такое напряжение, что парень поежился.

— Чего ты, будто палку проглотила? Бери, ешь!

— Я уже поела, — чуть слышно отозвалась И.

— Ну, так посиди.

Она сидела молча, смотрела, как после перерыва возвращаются к работе люди.

— Не знала, что так золото добывается, — сказала И. Сардат, напряженно искавший способ разговорить загадочную девицу, ухватился за соломинку:

— Не только так. К востоку отсюда рудничий поселок есть. Так там мужики каждый день под землю спускаются, камень долбят.

— Под землю? — И повернулась к нему, на личике появился интерес.

— Ну да. Пашут, как проклятые. Правда, от них все больше порода идет, из которой потом, на фабриках, золото добывают. А у нас, видишь, почти чистое прет.

Сардат залюбовался поблескивающими прядками, что взметнулись, когда И повернула голову.

— Ты ведь не хочешь ни к какой Алой Реке идти, да? — спросил он.

Вздрогнула.

— Ну скажи честно, я молчать буду.

— Что сказать? — едва различимый шепот.

— Что он тебя за собой тащит, а тебе все до смерти надоело.

И молчала так долго, что Сардат перестал ждать ответа. Когда же ответ прозвучал, то поразил холодной страстью:

— Плевать мне на Алую Реку, ты прав. На все плевать, кроме него. Если он верит, что должен идти, я иду следом. Если он упадет, я его потащу. Такой честности ты хотел?

Сардат поежился. Неприятные слова, странно произнесенные.

— Значит, будете работать, чтобы купить лошадей? — проворчал он.

— Будем работать. Не лошадей, так хоть одежды, еды в дорогу.

Взгляд Сардата скользнул по груди девушки. Курточка явно стала маловата за последние месяцы. «А ведь она совсем ребенок! — подумал вдруг Сардат, краснея от этой мысли. — Растет еще… Может, вытянется, на две головы выше станет».

— Право на инструмент надо еще заслужить, — сказал, глядя в сторону. — А до тех пор все, что вам остается — по хозяйству помогать. У нас расценки есть на такой случай — как раз вам ночлег, да кормежку отбить.

Любая девчонка смекнула бы, что ей намекают на более легкий путь.

— А как заслуживается инструмент? — спросила И.

Сардат выругался про себя, но ответил спокойно:

— Смотреть надо, что за человек. Как держит себя, что умеет… Ну, в общем, так и не объяснить.

— То есть, тебе надо понравиться?

Вздрогнув под пристальным взглядом зеленых глаз, Сардат отвернулся.

— Не совсем, но близко, — пробормотал он. — Мне надо увидеть, что за человек, можно ли ему доверить важное дело. Да вот не лежит у меня душа доверять ему. Из таких смурных редко что хорошее выходит. Будто только и ждет ножом в спину ткнуть.

— Важное дело доверить, — повторила И в задумчивости. Сардат проследил за ее взглядом и даже подпрыгнул от возмущения. Один из его ровесников приплясывал на берегу, надев ковш на голову. Рука нашарила камень. Миг спустя ковш жалобно звякнул, а возмущенный крик парня и хохот мужиков эхом разнеслись над рекой.

— Есть и другой вариант, — сказал Сардат, убедившись, что молодой принялся за работу. — Ты можешь помочь ему заработать инструмент.

— Что сделать? — встрепенулась И.

— Поцелуй.

Он выдержал этот взгляд. Смотрел дерзко, с вызовом, но молча. Пусть подумает красавица, верная мысль не сразу в голову приходит.

— Просто поцелуй, и все? — уточнила И.

— Ага, — улыбался ей Сардат.

— И ты дашь Левмиру инструмент?

— Конечно, слово чести.

— И не станешь бояться, что он тебя ножом в спину ударит?

Сардат, как раз прикуривший папироску, закашлялся от неожиданности. Таинственные искорки, пляшущие в глазах девчонки, превратились в яростные огни.

— Ты не знаешь, кто мы, и никогда не узнаешь. — И встала, явно намереваясь уйти. — Хочешь поцелуй? Да пожалуйста, хоть десять. Хоть силой меня бери, если сумеешь. Но не того ты хотел от меня, Сардат. А того, чего хотел, у меня нету. Уж прости. Мы лучше уйдем отсюда. Скажу Левмиру, что пора.

Опешивший Сардат позволил ей отойти шагов на десять, прежде чем опомнился и догнал.

— Стой, куда несешься? — заговорил он. — Угомонись, что ли. Про поцелуй — это я так, шуткой сказал…

— Не шуткой, — мотнула головой И.

— Ну, не важно. Ладно, в общем, не спеши. Оставайтесь. А с инструментом… Я подумаю. Глупостей не будет, по-взрослому решим. Лады?

— Наверное, — отозвалась И. Тут же, словно извиняясь за кислое выражение лица, добавила:

— Не знаю, что такое «лады».

Сардат рассмеялся и быстрым движением взъерошил девочке волосы.

— Беги! — сказал он. — А то твой возлюбленный уже на поиски пошел.

Девочка обернулась. На вершине холма, за которым таился поселок, стоял человек. По трепещущим на ветру волосам, очертаниям одежды и еще чему-то, неопределимому, узнала Левмира. Лицо озарилось улыбкой. И побежала вверх по холму, сразу же забыв про собеседника.

Сардат медленно побрел вниз, к реке. «Вот тебе и бросил пробный камень», — подумал он. Странная девчонка, как ни крути. Ни одна другая так прямо бы не сказала. Какая уклонялась бы, хитрила, иная — по морде врезала, а некоторые принялись бы интересничать. К тому, как повела себя И, Сардат оказался не готов. Да и как она себя вела? Не то как взрослая и мудрая женщина, а не то как ребенок. «Но ведь потому она и прекрасна», — мелькнула мысль. Улыбнувшись, Сардат вонзил лопату в песок.

 

Глава 23

Угроза

Ночь выдалась теплая, только редкие порывы ветра холодили кожу. Левмир с И гуляли по спящему поселку, любуясь звездным небом. За время путешествия они привыкли быть вместе, и теперь им не хватало общения. Целыми днями между ними стояли то Сардат, то его мать, а то и оба сразу. Теперь же, взявшись за руки, они шли и молчали, слушая дыхание друг друга.

И настойчиво тянула к реке. Поймав вопрошающий взгляд Левмира, кивнула. Тот пожал плечами.

Опустившись к самой воде, И освободила руку. Левмир улыбался, не отрывая глаз от принцессы, шлепающей по воде ладошками.

— Теплая, — долетел шепоток. — В реке ведь можно купаться?

Левмир потрогал воду и вздрогнул. Все-таки вампиры иначе ощущают температуру. Он бы назвал воду ледяной.

— Придется раздеться, — с сомнением прошептал Левмир.

И указала в сторону. Темной кучей громоздились кусты, обрамляя маленькую заводь. Если укрыться там, никто не заметит.

Один за другим два всплеска — и тишина. Левмир плыл на спине, почти не шевелясь, подчиняясь потоку. Рядом так же небрежно плыла И. Левмир нашел и сжал ее пальцы.

— Думал, не умеешь, — шепнул он.

— Я в пруду плавала дома. Папа ругался…

Левмир погладил большим пальцем ее ладонь. Боль потери притупилась, но все еще глодала сердце принцессы.

— Нас так унесет черте куда. — И прижалась к Левмиру, глаза закрылись.

— Нас уже унесло, — отозвался тот. — Принцесса и деревенский дурачок…

— Не говори так про себя!

— Был бы умным, погиб бы с родителями.

— Почему? — И повернула голову к Левмиру.

— Потому что умный не стал бы спасать волчонка и ссориться с друзьями. Рассказал бы родителям про странную девчонку в лесу, и никогда-никогда не подружился бы с ней.

В тишине плеснула рыба, прокричала ночная птица. Принцесса решилась спросить:

— А если бы…

— Все равно. Снова и снова. Хоть тысячу раз подряд.

Девочка отвернулась, пряча слезы от человека, который знал ее мысли прежде нее самой.

Левмир встал на ноги, удержал И. Девочка взмахнула рукой, рассекая воду. Вот они стоят по горло в воде, чуть пошатываясь.

— Сколько ни плыви по течению — обратно плыть против, — улыбнулся Левмир. — Такая у нас была поговорка.

— Доплыву вперед тебя, — фыркнула И.

Прижавшись к любимому, она зажмурилась, наслаждаясь живым теплом посреди прохладной реки. Все-таки слукавила, перехвалила воду — очень уж хотелось искупаться.

— Замерзла?

— Нет.

— Как ребенок…

— Ага. — И шмыгнула носом. — Красиво тут.

Левмир огляделся. В лунном свете серебрилась, рябила золотоносная река. Тихо и безлюдно. Сердце замирало от непонятной тоски, неотличимой от восторга. Приподнявшись на цыпочки, И коснулась губами его губ. Долгий поцелуй, сбившееся дыхание, и та граница, к которой они подходили уже много раз, но так и не решились переступить.

— Мы тут как на ладони, — шепнула И. — Давай… Туда. Вернемся, где одежда.

Поплыли, борясь с течением. Соревновались сперва в шутку, а потом все серьезнее и сильнее атакуя равнодушную стихию. Левмир приплыл первым. Только успел повернуться, как в его объятия скользнула И.

— В следующий раз — обгоню, — пообещала, грозя пальчиком.

Больше ни слова не прозвучало в тихой заводи. Только дыхание, да тихий возглас, но, может, это всего лишь всполошившаяся птица крикнула, возмутившись человеческому вторжению.

* * *

Возвращались так же, как уходили — держась за руки и молча. Ночь стала темнее, сгустилась, будто набираясь сил. Но на самом деле власть ее подходила к концу.

— Человек! — Ладошка И крепко сжалась.

Левмир напряг глаза. Возле одного из домов действительно кто-то сидел.

— Ну и что? Идем.

Почему-то И боялась этого человека. Проходя мимо, Левмир приобнял ее, посмотрел в лицо полуночника, освещенное тлеющим огоньком папиросы. Старик. Седые усы и волосы, сморщенные щеки. Когда И, вздохнув облегченно, отстранилась от Левмира, сзади послышался голос:

— Вампир.

Замерли, чувствуя, как ледяной вихрь пронизывает с ног до головы.

— Что ты сказал? — Левмир повернулся к старику.

— Вампир, — упрямо повторил тот, тыча папиросой в сторону И. Девочка тряслась так, что Левмир заметил это, несмотря на темноту.

— Ерунду городишь, — буркнул он, привлекая И к себе.

— Знает, — одними губами произнесла. — Он знает!

— Я их за версту чую, — подтвердил старик. — Давненько сюда кровососы не жаловали. Ох, давно!

* * *

Двадцать три графа в тронном зале не сводят с Эрлота внимательных глаз. По левую руку от короля сидит Атсама. Должно быть, многие приняли ее за королеву, и Эрлот не видел смысла разубеждать.

— Я ожидал увидеть всех, — сказал Эрлот.

Лэквир выбежал вперед, преклонил колени у подножия трона.

— Прошу простить, ваше величество, но граф Ливирро отказался прийти.

Эрлот подавил вспышку гнева. Получить такую весть в последний момент!

— Гонец, посланный за ним, вернулся только что, — тараторил Лэквир. — Увы, но… — он помялся. — Слишком поздно было что-то предпринять.

— Хорошо. Значит, Ливирро потеряет свои земли. — Голос Эрлота прозвучал бесстрастно. — Убирайся.

Лэквир, кланяясь, отступил под прикрытие колонны. Эрлот обратился к графьям:

— Не буду утомлять вас долгими речами. Мы все, так или иначе, знаем друг друга. Знаем достаточно хорошо, чтобы я мог ограничиться фактами. Эмарис мертв, теперь король я. И прежде чем вы принесете присягу, я объясню, как будут обстоять дела.

Вампиры переглядывались, но молчали. Это тревожило их больше всего — как теперь будут обстоять дела. Никто и не спросит, что за хворь одолела короля Эмариса.

Эрлот рассказал об отмене донаций, обрисовал идею сокращения деревень, поведал о бараках. Закончил словами: «Мы возвращаем людям и вампирам то, чего они заслуживают».

На лицах графьев появилось алчное выражение. Они предвкушали, как будут вонзать клыки в трепещущую плоть жертв. Но тут же пришла задумчивость. Да, это правильно. Никто из них не подумал, что все пройдет гладко.

— Мы могли бы задать вопросы? — спросил граф Кэлпот, правитель Туриудса. Он пользовался правом обращаться к королю запросто до принесения присяги. Заключалась сделка, результат которой пока неизвестен.

— Для того мы здесь, — отозвалась Атсама. Эрлот наклонил голову.

— Как теперь будет выглядеть дань?

— Для начала — четыре человека из каждой сотни в год. — Эрлот приготовился к ответу. — Для своих баронов можете выставлять ставки сами. Думаю, у вас хватит опыта не пустить человечество в расход за сотню-другую лет.

— Прекрасно, — кивнул граф Кэлпот. — Тогда… Тогда вопрос: что будет, если кто-то не захочет отменять донации? Допустим, можно сделать некоторые послабления, к примеру, разрешить охоту, но оставить пробирки основным вариантом…

— Если я буду получать четырех из каждой сотни — мне плевать, что вы делаете с остальными, — оборвал его Эрлот. — Но я бы хотел, чтобы с каждым поколением моя доля росла, а не таяла. Подумайте, как вы сумеете это обеспечить.

— А как с остальными законами Эмариса? — заговорил граф Масгиарл, правитель Сиптида. — Чего стоит опасаться нам?

Первый осторожный шаг в сторону выяснений обстоятельств смерти Эмариса. Эрлот оценил изящество этого шага.

— Пока вы на своем месте, пока я получаю свою долю, вам нечего бояться, — заговорил Эрлот. — Хочу, чтобы вы поняли. Мы с вами — одно целое. Мы — вампиры, которые управляют миром. То, что происходит сейчас, это лишь ломка одной системы и построение другой, более соответствующей нашим потребностям. Люди поймут свою выгоду, будут из кожи вон лезть, чтобы пробиться в фавориты к какому-нибудь барону.

Постепенно робкие улыбки расцвели на бледных лицах. Посыпались вопросы. Что будет с баронетами? Как решать вопрос с обращениями? Эрлот отвечал, понимая, что победа уже одержана. Графья почуяли запах крови.

— Теперь скажите то, что хочу слышать я, — велел Эрлот, когда поток вопросов иссяк.

Двадцать три графа преклонили колена и хором произнесли слова присяги, закончив ритуальным:

— Клянемся служить королю Эрлоту.

Король поднялся, благословляя подданных. Рядом встала Атсама, с улыбкой глядя на коленопреклоненных правителей.

— Благодарю вас, друзья, — провозгласил Эрлот. — А теперь предлагаю бал, какого не видывал ни один из вас.

Распахнулись двери в обеденный зал, загремела музыка. Графья потянулись туда, на яркий свет хрустальных люстр, повешенных по такому поводу. Послышались восхищенные возгласы — навстречу гостям выступили прекрасные обнаженные девушки.

— Это — угощение для вас, — говорил король Эрлот. — Наслаждайтесь, почувствуйте эту радость — вкушать кровь из живого источника, оставляя сердце биться. Не стесняйтесь, прошу. Девушки жаждут ваших поцелуев.

Клыки впивались в нежную плоть, девушки стонали в объятиях вампиров. По залу закружились первые пары. Не было недостатка в вампирах женского пола — многие графья приехали с эскортом, да и местные баронессы не преминули появиться на балу.

— Почему ты не сказал правду? — шепнула Атсама, оставшись наедине с Эрлотом.

— Потому что так они охотнее последуют моему примеру, — ответил Эрлот. — В правду нужно сперва поверить. Потом они начнут выдумывать свои планы. Потом разбегутся.

Атсама кивнула. Подошли к лордам, собравшимся возле лестницы. Лорды улыбались, но чувствовалась какая-то недосказанность.

— Как насчет Ливирро? — поинтересовался Мэросил.

Эрлот кивнул — ждал этого вопроса.

— Действовать нужно сейчас. Ты, Мэросил, возьми десяток баронетов и выдвигайся на север.

— Мы что, должны объявить ему войну? — В глазах лорда мелькнул страх.

— Нет. Для войны пока рано. Покажем Ливирро, как скоро он может лишиться всего. Пройдитесь по деревням, отправляйте людей в любой из городов поблизости, кроме Варготоса. Если часть людей умрет — я не расстроюсь. Ты меня понял. Задача не забрать всех, но показать ему такую возможность. Обязательно разберитесь с золотодобытчиками — он даже не берет с них дань. Если Ливирро против новых порядков, значит, захочет и сохранить золотую монету для людей. Поглядим, как это у него выйдет без золота. Разломайте рельсы — насколько помню, там ходит поезд. Лишим его этой роскоши.

— Я все понял, — кивнул Мэросил. — Выдвигаться сейчас?

— Чем скорее, тем лучше. Жду вестей.

Поклонившись, Мэросил двинулся к выходу, лавируя между танцующими фигурами. Графья пустились в пляс с обнаженными жертвами, млеющими от восторга.

— Ну разве это не прекрасно? — воскликнул Эрлот.

— Только ради этого стоило убить Эмариса, — вздохнул Варэлл.

По лицу Эрлота пробежала тень, но он смолчал. Продолжал с улыбкой созерцать бал. На него же, не отрываясь, смотрела Атсама. Ее тревожил лишь один вопрос: а что если Эрлот действительно сошел с ума, но настолько хитер, что обманул всех?

 

Глава 24

Новая сказка

— Тобой руководит отчаяние.

Левмир не сразу понял смысл произнесенных Сардатом слов. Держа наизготовку самострел, он стоял на краю ямы, рядом с которой валялось несколько разорванных заячьих тушек.

— Пожалуй, — отозвался он.

Простуда сошла на нет, и голос Левмира, хоть и хриплый, зазвучал громче и увереннее.

— Попробуй лучше рыбалку, — зевнул Сардат. — Там проще. Взял сеть, да пошел…

Левмир опустился на колено, пальцы коснулись шкурки убитого зайца.

— Не трожь падаль! — Голос Сардата послышался рядом — командир навис над левым плечом. — Мало ли какая зараза. Мясо гнилое…

— Оно не гнилое. Да и мяса почти нет. Вчера вечером разорвали.

— С чего ты взял? — фыркнул Сардат. — Почему вечером?

— Потому что вечером он вылез из-под земли.

Ни за какие сокровища и поцелуи Сардат не признался бы, что от этих слов у него мурашки по коже побежали.

— Кто? — спросил, пытаясь сохранить издевательскую интонацию.

— Вампир.

Сардат рассмеялся с облегчением.

— Ты что, веришь в эти сказки? Вампиры не спят в земле, мальчик. Они…

— А если бы ты был вампиром? — Поднявшись, Левмир отряхнул штаны, хотя на взгляд Сардата лишняя грязь их только украшала. — Путешествуешь от деревни к деревне, стараешься скрывать нападения. Но рано или поздно жители понимают, в чем дело. Или вампир-хозяин понимает. Где найти безопасное место? Вампирам ведь тоже нужен отдых. Потому они закапываются в землю на день, а ночью выбираются и идут за кровью. Этот, видно, совсем отчаялся. Разорвал зайцев… Этим ведь голод не утолишь. Он пытался запустить сердце.

Сардат с возрастающим удивлением глядел на Левмира.

— Ты серьезно? И что это значит?

— Это значит, что нынешней ночью в поселок приходил вампир.

— Исключено, — мотнул головой Сардат. — Кабур их за версту чует.

«Он и почуял, — с горечью подумал Левмир. — Но более близкий запах сбил старика с толку». Вслух же сказал:

— Возможно, он ушел. А может, все еще где-то здесь. Нужно предупредить людей, пусть будут осторожнее.

Сардат перешагнул яму, глаза, гневно вспыхнув, уставились на Левмира.

— Слушай сюда, мальчишка. Никому ты ничего не скажешь — истерики бабской мне не хватало. Яму звери разрыли. Сюда иногда волки, даже медведи приходят. Они и кроликов порешили.

— Думаешь, вот так медведь ест кролика? — усмехнулся Левмир. Носком ботинка поддел аккуратно объеденную шкурку.

— Хочешь поспорить?

Левмир молча пошел прочь. Сардат, матерясь сквозь зубы, потащился следом. Вот уже час ходили по полю, но даже намека на зайцев не увидели. Никакие увещевания не действовали на Левмира. Да, весна — не сезон. Да, зайцев лучше ловить силками. Но ведь можно попробовать!

Сардат остановился. Уже раскрыл рот, но исполненная яда фраза так и осталась на языке. В шаге колыхнулась трава, и серый рысак прыгнул, думая, что охотник обнаружил его лежку. Левмир, стремительный и собранный, повернулся на шорох и, не целясь, спустил рычаг самострела. Стрела пронзила зайцу хребет.

— Ох ты ж, мать твою! — сказал Сардат, вложив в эту фразу и удивление от скорости случившегося, и восхищение меткостью Левмира.

— Подбери, — кивнул в сторону трупика Левмир и наложил новую стрелу.

— Ты мне приказываешь, что ли? — ощетинился Сардат.

— Сам вызвался.

Левмир пожал плечами, и злобный взгляд Сардата наткнулся на удаляющуюся спину. Действительно, сам напросился. Хотелось всласть поиздеваться над этим заморышем, проучить его, а после опозорить, как никчемного охотника. Даже мешок Сардат взял нехотя — не верил, что Левмир хотя бы стрелять умеет.

Новую тактику освоили сразу. Через каждые десять-пятнадцать шагов останавливались. Через два раза на третий откуда-нибудь выскакивал заяц и несся, очертя голову, порой навстречу охотникам.

— Хватит! — воскликнул Сардат, с трудом запихивая в мешок последнюю тушку. — Сейчас уже нижние тухнуть начнут.

Левмир закинул самострел за спину. Сардат бросил мешок за плечо. Шли рядом, будто закадычные друзья. Сардат старался выгнать из головы злобные мысли насчет Левмира. Устал отделять правду от ревности. Не зная о чем подумать, мысленно вернулся к яме. Снова холодок пробежал по коже.

— Слышь, а с тем вампиром вы чего сделали? — спросил он нарочито небрежным тоном.

— Убили, — откликнулся Левмир.

— Вампира? — Сардат усмехнулся. — А не врешь ли ты мне?

— Он напал первым.

Надо же, убил вампира! Поди проверь. Можно, конечно, И спросить, но разве та не подтвердит каждое слово Левмира, даже если оно лживо!

— Про яму молчи, — напомнил Сардат, когда впереди показался поселок.

Левмир наклонил голову.

* * *

— Это еще что такое? — нахмурился Сардат, заметив толпу ребятишек возле дома. Левмир покачал головой.

Вопреки обыкновению, дети молчали. Кто сидя, кто стоя, облепили что-то настолько интересное, что многие забирались на плечи друг другу, дабы хоть одним глазком посмотреть.

Подойдя ближе, Левмир улыбнулся. Из толпы детей звенел голосок И:

— Тогда Эмкири-охотница сказала вампирам: «Согните луки себе, сделайте стрелы и достаньте пропитание, как подобает. Люди же без вас проживут, и вы живите, как люди».

Зашуршала бумага. Дети восторженно загудели, увидев последнюю картинку. Вампиры, терзавшие человеческие деревни, пока на защиту не явилась Эмкири-охотница, раболепно склонились перед ней.

— Вот вам, гады кровососущие! — крикнул из толпы мальчик. Голос дрожал от сдерживаемых слез.

И прочла последние строки. Левмир вспомнил, как они бились ночь за ночью над непослушными словами. Вспомнил, как дрожал карандаш в красной от холода руке, как И дышала ему на пальцы, пытаясь хоть немного вернуть им подвижность.

— «Ни один из вас не лишит человека крови против желания его. Но кровью люди отплатят вам за добрую службу. Охотьтесь, и за мясо получите кровь. Защищайте, и за спокойствие вам отплатится. Стройте, и за города вас накормят. Таково мое слово, по нему и живите».

Словно подменили детей: крик поднялся невообразимый. Из самых дальних домов женщины выходили посмотреть, что же такое творится. В разноголосом гомоне Левмир различал возгласы: «А что дальше с Эмкири случилось?» «А можно мне домой такие картинки?» «Читай дальше, тетенька!»

«Тетенька» рассмеялась и встала со скамьи. Над всклокоченными макушками детей засверкали злато-серебряные пряди.

— А это вы дядю Левмира просите, чтобы дальше нарисовал. И того вон дядьку злого поколотите, чтобы лампу разрешил ночью зажигать! — Зеленые глаза озорно сверкнули на Сардата. Прежде чем тот успел хоть слово сказать, толпа собралась вокруг него и Левмира. Дети кричали, требовали. Несколько кулаков почти взаправду ткнулись в живот Сардата.

Левмир стоял среди вопящей мелюзги, старше них всего-то года на четыре-пять. Давно ли сам был одним из них? И был бы еще, может, не приди Санат в деревню.

— Ну хватит! — рявкнул, не выдержав, Сардат. — Кыш отсюда, посмеялись и будет!

Дети прыснули в разные стороны. Одна девочка задержалась. Подойдя к И, попросила потрогать ее волосы. И с улыбкой опустилась на корточки. Детские грязные поцарапанные пальцы утонули в мягком золоте.

— Настоящие! — восторженно протянула девочка. — Тоже такие хочу!

— У тебя тоже замечательные! — И поиграла с каштановыми кудряшками на голове девочки.

Малышка улыбнулась похвале.

— А завтра ты еще почитаешь?

— А ты прибегай! Вдруг, да и почитаю?

Девочка стремглав полетела прочь, на прощание чмокнув И в щеку.

— Зря ты ее привечаешь, — сказал Сардат, проводив девочку взглядом. У нее мать умерла зимой. Привяжется теперь…

— Завтра же поленом ее побью, чтоб не повадно было привязываться, — огрызнулась И. — Хитрая какая! Грустно без матери, так она к чужим полезла!

— Да я же не к тому… А, ну вас, делайте что хотите, — махнул рукой Сардат. — Все равно потом слез будет — не утрешься.

— Будет, — согласилась И. — Значит, есть еще, о чем плакать. Мешок-то давай сюда! Готовить надо.

— Там много, — предупредил Сардат, положив ношу у стены.

— Значит, на всех и приготовим. Нож давай!

Выходя с ножом из дома, Сардат понял, что зеленоглазая им командует. Этак она скоро весь поселок к рукам приберет! Детей уже очаровала, взрослыми помыкает, осталось стариков с толку сбить.

* * *

Устало бредущие домой работяги издалека чуяли сказочный запах мяса, и ноги шагали быстрее. Прямо на улице выстроились длинными рядами столы, расторопная зеленоглазая девчонка со сверкающими в свете костров волосами разливала благоухающую еду по тарелкам. Неподалёку скорбно качал головой Сардат. Не радовала его вкусная еда, а за каждое зря сожженное полено душа болела. Никогда прежде такого гомона в поселке не случалось.

— Садитесь-садитесь! — замахала руками И, увидев озадаченных старателей. — Сегодня будет праздник!

Мужчины расселись, глядя в тарелки с не то мясным супом, не то тушеной зайчатиной.

Еще в землянке Ратканона, впервые попробовав готовить, И с негодованием отмела все законы и правила. Лишь одно имело значение: вкусно или нет. Ни Левмир, ни великан ни разу не остались разочарованными. Когда И говорит, что «приготовила вкусное» — значит, придется дважды просить добавки, если же со вздохом заявляет, что «ерунда получилась», покорно довольствовались одной порцией. Сегодня же И была категорична: «Превкуснейшее черте-что!» — так назвала свое произведение, и весь поселок с удовольствием ел это «черте-что».

— Откуда мясо-то? — удивлялись работники.

Из стайки детишек, уже отужинавших и затеявших шумную игру в стороне, прозвучал ответ:

— Эмкири-охотница настреляла!

— А что за праздник? — спрашивали мужики.

На этот вопрос ответил Левмир:

— Проводы зимы. У нас в Сатвире как раз в такое время празднуют.

На шум и запах из дома выбрался старый Кабур. Недоверчиво потягивая воздух носом, опустился на скамеечку. Давно уже сил хватало только на этот недолгий путь.

Вскоре от стола отделились двое. Левмир с И приблизились к старику, с поклоном протянули не миску даже, а самое большое блюдо, до краев наполненное кулинарной фантазией И.

Кабур, поняв, что ему принесли, промокнул рукавом глаза. Почти слепой, он уставился на И, кивнул и принялся за неспешную трапезу. Левмир присел слева от него, И — справа.

— Спасибо вам, детишки, — прошептал старик. — Порадовали… Уж не надеялся перед смертью еще зайчатины отведать. Я ведь ночью-то так это сказал, со злости, не подумавши… Уж полста лет как последний раз охотился народ. Все с тех пор от поезда к поезду перебиваемся. Ну, да живите себе. Никому ничего не расскажу. Со зла так не делают, а значит, добрые вы оба.

— Спасибо за хорошие слова, — отозвался Левмир. — Я вот что спросить хотел… Больше ты вампиров не чуешь?

Челюсти Кабура, только что перетиравшие жестковатое мясо, остановились. Дряблая рука поднялась, почесала седую голову. Затаив дыхание, И следила за выражением лица старика.

— Нынче ночью, уж под утро, почудилось. — Губы едва шевелились, взгляд затуманился воспоминанием. — Стоял на краю… Смотрел на поселок… черные с красным глаза… Плакал. Потом ушел, далеко, в лес. Зарылся в землю. Думал, снится… Не сон?

— Не сон, — вздохнул Левмир. — Но ты об этом тоже молчи, хорошо? Командир велел…

Услышав про командира, Кабур встрепенулся.

— Сардат! — Голос неожиданно сильный. — Эй, Сардат, а ну поди сюда!

Сардат нехотя приблизился, отирая рот рукавом.

— Слушай мое старческое слово, — поднял палец Кабур. — То слово, по которому ты, сопляк, над поселком поставлен. Завтра же на рассвете выдашь Левмиру инструмент, да научишь работать. Слышал ли ты меня?

Губы командира искривились в неприязненной усмешке. Сплюнув, Сардат сказал:

— Да я и без того собирался…

— Ты собираться-то горазд, а как дело делать, так нет тебя. С тех пор ведь еще зайчатинки обещаешь, вот и жди от тебя. А парень, вон, по первому слову пошел, да сделал. Так что не юли! Принимай работника. Да послушивай, чего он тебе говорить станет. Зряшных слов парень ронять не любит.

— Понял тебя, старик, — отмахнулся Сардат.

Под звонкий смех И, вернулся командир к столу. «Ишь ты, старика и того охмурили! — беззлобно думал он. — Вот и пускай таких домой. Инструмент ему, лампу на ночь! Может, звезду еще с неба достать?» Про лампу Сардат уже твердо решил — поворчав, позволит. Пуще всего хотелось как-нибудь незаметно посмотреть те картинки, про Эмкири-охотницу.

 

Глава 25

Смерть в поселке

Горизонт только-только посерел, а вереница старателей уже двигалась к реке. Левмир шагал рядом с Сардатом, неся лопату и ковш.

— Запоминай сразу, — втолковывал Сардат. — Черпаешь песок, вываливаешь в ковш. Потом аккуратно вымываешь лишнее. Сильно не тряси. Со временем приучишься замечать, что на слив уходит, а что вниз падает. Золото тяжелее песка, потому на дне остается. Натаскаешь в котел песка — дам по шее. Будешь отлынивать — замечу. Усек?

— Буду стараться, — кивнул Левмир.

— Будешь хорошо стараться — через месяц поговорим о лошадях.

— Месяц?

— А ты как думал? Лишних коней у нас нет, надо будет мужиков собирать, думать, обсуждать.

— Месяц — это подходит.

Сардат поежился. Левмир постоянно заканчивал разговор сам. Вот уж пара так пара! Одна, не скрываясь, всеми командует, и другой туда же. Поди поспорь — посмешищем окажешься.

У реки Сардат долго смотрел, как Левмир неуклюже работает лопатой и ковшом. Ждал заискивающего взгляда, просьб о помощи. Но парень снова и снова повторял одни и те же движения, стремясь отработать их до автоматизма. Не засиживался, перебирая золотые песчинки, не отлынивал. При всем желании не найти повод для окрика. Шепотом выругавшись, Сардат отправился смотреть остальных.

Две недели минуло с начала сезона, и работники перестали заниматься ерундой. Сошли на нет потасовки, споры превратились в редкие обмены грубыми шуточками. Зевнув, Сардат вернулся к Левмиру.

— Получается?

— Должно быть.

— Ну давай, старайся.

Сардат бросил на берег ковш, отбитый у Гидара с Кутазом, и принялся за работу. Работа не клеилась. Хмурясь, Сардат замечал, что Левмир куда как сноровистей промывает золото. Будто и не сидел за полночь над своими картинками. «Он-то сидел, — подумал с раздражением Сардат. — А ты-то какого черта приглядывался?»

Все время, пока Левмир рисовал, сидя за столом, И от него не отходила. Что-то нашептывала, тонкий пальчик тыкался в бумагу. Иногда сама брала карандаш, но, кажется, не рисовала — только выводила буквы. Сардат все ждал, когда ей надоест. Но нет — у обоих в глазах горел одинаковый задорный огонек.

— Слышь, сосед, а ты про Реку-то хорошо подумал? — спросил Сардат.

Левмир повернулся, на лице отразилось удивление.

— А чего думать? Идти надо.

— Надо… А не думал один пойти?

— Я вроде никого с собой не зову.

— Да ну? А красотка твоя — тут, что ли, останется?

Сардат смотрел на острие лопаты. Не хотел, чтобы Левмир прочел в его глазах страстное желание: «Пусть останется!»

— Мы с ней вместе, — был ответ.

— Да я уж вижу. Только… Ну, ты о ней совсем не думал?

— О чем ты говоришь? — Даже не глядя, Сардат почувствовал, как хмурится Левмир.

— Присмотрелся к ней вчера, — нехотя объяснил командир. — Как с детишками спелась. Готовить любит, веселая… Нравится ей тут, понимаешь? А ты ее потащишь черте куда, да еще и угробишь. Ладно сам, дурак, помрешь — девчонку-то зачем убивать?

Сардат перевел дыхание. Кажется, удалось спрятать подлую, низкую страсть за искренней заботой. Даже голос звучал равнодушно.

Левмир молчал долго, продолжая покачивать ковш в воде.

— Мы дойдем.

Сардат сплюнул.

— Не о том речь, как ты не понимаешь! Зачем рисковать? Молодая девка ведь…

Ковш лег на дно. Левмир замер, сидя на корточках. Покосившись на него, Сардат вздрогнул. Такого потерянного выражения лица у парня не было еще ни разу.

— Ты думаешь, она не хочет идти? — Голос хрипел так, что Сардат скорее угадал, чем услышал слова.

— Ну чего она хотеть может? Понятно, за тобой побежит, куда скажешь. Только все равно видно, как здесь ей хорошо. Тут и крыша над головой, и с голоду не помрет. Люди, опять же. Без людей-то дичают быстро.

Сардат сглотнул противный комок, застрявший в горле. Глаза Левмира так доверчиво смотрели на него. Но поздно отступаться. Сардат выложил главный довод:

— Подумай хорошо. Она тебя послушает, сделает, как скажешь. А если оставишь ее — лошадь выдам сразу, можешь не отрабатывать. Пойми меня — девчонку просто жалко. Пропадет.

«Какая же ты все-таки мразь!» — подумал Сардат со смешанным чувством удовлетворения и отвращения к себе. Удар явно попал в цель. Бледный, растерянный Левмир все сидел без движения, сжимая ковш. Одну ногу неудачно подвернул, и в резиновый сапог текла вода. Сардат хотел указать на оплошность, чреватую если не простудой, то мозолью, но не нашел силы сказать еще что-то. Молчание затягивалось.

— Мужики, трупак! — закричал кто-то дурным голосом.

Сардат выпрямился, мигом позже рядом подскочил Левмир — ни следа растерянности на лице, рука тянется за спину, но нет там самострела.

— Какого… Пошли! — Сардат дернул Левмира за плечо и поспешил к зарослям ивняка, где уже собирались старатели.

— Ирабиль! — выдохнул Левмир непонятное слово и побежал, оставив Сардата далеко позади.

То самое место, точь-в-точь. В укромную заводь, ломая ветви, продирались мужики. Левмир не мог рассуждать. В голове вертелись беспорядочные обрывки мыслей, сводясь к одному: он теряет И! Такая близкая, такая родная, и вдруг исчезнет навсегда. Перед глазами стояла ужасная картина: И лежит в воде лицом вниз, легкое течение колышет прекрасные волосы… Не будет никакой Реки, не нужно никаких лошадей! Он умрет там, в ту же секунду. А потом и весь мир разрушится, потому что незачем больше существовать.

Растолкав взрослых мужиков с неожиданной силой, Левмир ворвался в заросли и остановился, тяжело дыша. Из груди вырвался сдавленный крик. Ноги подкосились, и если бы его не подхватили, упал бы рядом с лежащей ничком женщиной. Волосы темные, одежда грубая и простая. Закрыв глаза, Левмир мысленно благодарил незнакомку за то, что приняла на себя молнию, что должна была поразить его.

— Что тут? Ну? — Сардат протиснулся к покойной. — Ах ты ж… Олнора.

— Намаялась, видать, — вздохнул кто-то.

Олнора овдовела несколько лет назад. Сначала пыталась выйти замуж, но Река не принесла ей красоты, да и годы не те. Потом просилась на добычу, но тут мужики уперлись. Не женское это дело, золото мыть! Женщина зарабатывала кусок хлеба, помогая по хозяйству. До сегодняшнего утра.

— Вытащим ее, что ли…

Холодное задеревеневшее тело положили на берегу. Стояли полукругом, молчанием отдавая последнюю дань усопшей. Левмир пришел в себя. Кровь прихлынула к лицу, ноги твердо стояли на земле. Внимательным взглядом окинул покойную.

— Может, оно и к лучшему, — сказал Гидар. — Все одно не жила, а мучилась. Ради чего — непонятно. Сильная баба была. Решила вот — и пошла, утопилась, даже слова не сказала, чтоб не останавливали.

Сардат кивал. Жестокие слова, но правильные. А те, что прозвучали после, заставили вздрогнуть всех:

— Она не утопилась. — Левмир подошел к трупу, присел. Рука коснулась подбородка Олноры, с трудом поворачивая голову. — Сюда смотрите.

Сардат первым подошел и наклонился. С губ сорвалось ругательство, говорящее не о злобе, а скорее о страхе. На шее женщины две ранки. Левмир выпрямился, обтирая ладони о штаны. Глаза цвета золота спокойно смотрят на Сардата.

— Ну что? — Левмир развел руками. — Мы все еще должны молчать?

* * *

Собрались у Сардата. Трое крепких мужиков, да старый Кабур, который по такому случаю сумел-таки проковылять дальше привычной скамейки. Зажгли лампу, пляшущий огонек разбросал по стенам причудливые тени. Мать Сардата ушла, чтобы не мешать серьезному разговору. Левмир с И сидели на полу возле окна — не нашлось пришлым места за столом.

Сардат обвел взглядом собравшихся.

— Объявился вампир, — начал без долгих вступлений. — Как будем решать проблему?

Тишина. Мужики курили, бросая друг на друга косые взгляды. Слово взял Россак, известный любитель пошутить, да посмеяться:

— А может, зря морочимся? Как пришел, так и уйдет. Ну по правде, мужики! От этой Олноры все равно толку было…

— Она была нашей! — Сардат пронзил Россака свирепым взглядом. — С толком, без толку — не важно. Это наши проблемы, и не вампирам их решать.

— Так-то оно так, — почесал затылок Гидар. — Да с вампирами-то шутки плохи. Ну что мы ему, морду набьем, что ли? А они нас всех тут перережут, как вон, Левмир рассказывал.

В сторону притаившейся у окна пары посмотрели. Левмир сохранял задумчивое выражение лица. И, обняв коленки, прислушивалась к разговору.

— Не понимаю! — взорвался Сардат, стукнув кулаком по столу так, что пепельница подпрыгнула. — Они ведь всегда соблюдали договор — золотодобытчиков не трогать! В чем дело? Как это понимать? Может, с ним нужно поговорить? Может, Олнора лично ему чем-то не угодила?

Послышался смешок. Повернулись к Левмиру.

— Хочешь что-то сказать — говори, — нахмурился Сардат.

— Он убил Олнору, потому что она была одинокой. — Левмир окинул взглядом лица собравшихся. — Кабур говорил, что он плакал, глядя на поселок. Значит, решался долго, боролся с голодом.

— Голодающий вампир? — удивился Кутаз. — Да ну, не поверю. Они ж вон в каких хоромах живут!

— А ты, можно подумать, видал! — фыркнул Россак.

— Говорят…

— Говорят — пять раз подряд, а как до дела — один раз не смело.

Нервный смешок растаял в воздухе.

— Левмир, — вздохнул Сардат. — Давай говори, что знаешь.

Левмир кивнул.

— Большинство вампиров действительно не голодают. Берут кровь с центров донации. Но некоторые не могут себе такого позволить. Их просто бросают на произвол судьбы, им приходится искать пропитание.

— Не «большинство», — послышался тихий голос И. — Не «некоторые».

На нее выжидающе смотрели. Подняв голову, И пояснила:

— Баронетов гораздо больше, чем баронов и графьев. В основном они охотятся в городах, даже поделили территории. Но некоторым и там места не досталось. Они идут в деревни, на верную смерть…

— Почему на смерть? — озадачился Кутаз.

— Потому что убийство человека — преступление, за которое баронета казнят.

— Милая, откуда ты все это знаешь? — улыбнулся ей Россак.

— Речка во сне нашептала, — отшутилась И.

Сардату в ее словах послышалась надежда.

— Если все так, — заговорил он, — мы просто должны сообщить вампирам. Пусть решают проблему.

— И как ты сообщишь? — еще больше развеселился Россак. — На крышу залезешь и орать начнешь? Тогда уж лучше хором, громше выйдет.

— Еще одна шутка, и ты ушел, — осадил его Сардат. — Можно послать в город гонца, но это долго. Быстрее дождаться поезда. Объясним все машинисту — передаст.

Кивали, прикуривали новые папиросы. Казалось, идея пришлась по вкусу всем, кроме Кабура — он попросту задремал.

— Вряд ли это поможет, — сказал Левмир. — О чем мы говорим… Так было при короле Эмарисе. Но зимой королем стал Эрлот. А он… Он убил моих родителей за то, что они хотели жить.

Помолчали, будто поминая мертвых. Тишину нарушил Левмир:

— Что-то заставило его уйти так далеко от городов. Он бежал, как и мы.

Сардат уставился на него с прищуром.

— Но это ведь хорошо, так? Если вампиры преследовали его, то цели у нас совпадают. Или я чего-то не понимаю?

Заговорила И:

— Волк напал на овечку, а сверху обрушилась скала. Думаешь, у овечки цели совпадают со скалой?

— Мы не овцы! — скрипнул зубами Сардат.

Кабур встрепенулся, глаза открылись, но смотрели будто не сюда.

— Ты чего, дед? — удивился Кутаз.

— Идет, — шепнул Кабур. — Над рекою плывет, над землею летит…

Кутаз схватился за сердце. Россак помрачнел, веселость как рукой сняло. Сардат бросился из дома. Снаружи послышались крики — звал домой мать. Как будто дом служил защитой.

Левмир посмотрел на И — что будем делать? Девочка вскочила.

— Сидите здесь, — велела.

Сардат, как раз втолкнувший мать в дом, посмотрел на И.

— Ты куда собралась? Сдурела?

Левмир заряжал самострел.

— Не выходите на улицу, — сказал страшным от хрипоты голосом. — Ночью с ним не совладать.

— Я сказал, сиди здесь! — заорал Сардат, брызгая слюной.

— Куда же ты, девочка? — пролепетала его мать.

И выскользнула за дверь, следом вышел Левмир.

— Он здесь, — прошептал старик. — Летит и смотрит в окна. Ищет, выбирает…

— Сохрани нас Река, — забормотала мать Сардата. — Унеси, унеси злую напасть!

Левмир схватил за руку И. Она неслась вперед, сломя голову.

— Что ты задумала? Хочешь драться?

— Нет, — мотнула головой девочка. — Попробую поговорить. Видишь, там туман?

Густые струи тумана, едва различимые во тьме, ползли по главной улице. И перевела дух.

— Будь здесь, — сказала она. — В этом виде мы друг другу ничего не сделаем, но если он превратится…

— Я убью его.

Кивнула. Левмир не успел моргнуть, как И пропала, а вместо нее навстречу пришельцу потек, стелясь над землей, молочно-белый туман. Левмир поднял самострел.

Лишь только сердце остановилось, И ощутила его.

Чужак, совсем молодой, не больше года как обратился. До такой степени беспечный, что не сразу заметил противницу.

«Кто ты?» — словно волна прокатилась по туману. Собрав волю в кулак, И толкнула вперед мысль:

«Уходи! Это мое место!»

«Любое место чье-нибудь. Но я голоден».

«Я велю тебе уйти! Я, принцесса Ирабиль, дочь короля Эмариса и королевы Ирабиль, первых вампиров, вышедших из Алой Реки, приказываю оставить поселок!»

Туман содрогнулся.

«Королева Ирабиль мертва, — прошипел он. — Король Эмарис мертв. Ты больше никто, дитя. Прочь с дороги!»

И окружила его плотным кольцом. Чужак остановился, не решаясь пройти насквозь или перелететь.

«Отступись! — услышала И. — Иначе я убью тебя!»

«Я знаю, что ты плакал прошлой ночью».

Туман застонал.

«Как ты можешь знать?»

«Знаю. Ты не хочешь убивать».

«Но я голоден! Ты ведь знаешь этот голод? Чего же просишь от меня?»

«Отправляйся к Алой Реке — она утолит твою жажду».

Окруженный туманом И, появился человек. В грязной, изорванной одежде с господского плеча, с короткими светлыми волосами. Глаза пылают красным.

— Не смей стоять у меня на…

В горло вонзилась стрела. Остаток фразы превратился в булькающий хрип. Вампир упал на колени, вторая стрела просвистела над головой. Левмир шепотом выругал себя за промашку. Пока накладывал третью стрелу, вампир вырвал первую и швырнул ее в туман.

— Человек! — заорал он. — Как смеешь ты…

Ему пришлось откатиться в сторону, спасаясь от третьего выстрела. Левмир побежал к нему. Вампир исчез, вместо него оказался крупный волк белого цвета. Зверь прыгнул вперед, но, приземлившись, начал отползать. Перед ним, скаля острые зубы, стояла целая стая серебристо-серых волков. Они окружали, смыкали круг.

Свистнула стрела, пронзив лапу белого. Волк взвыл, превратился в летучую мышь. Крылья трепыхались, унося тщедушное тельце от поселка. Левмир выстрелил вслед, но мышь пропала из виду.

— Он даже не умеет умножать сущности! — воскликнула девочка, снова став сама собой. — Так испугался… Решил, видно, что тут много вампиров!

Смеялась, трясясь от пережитого страха.

— А если бы он бросился на тебя? — улыбнулся Левмир, обнимая И.

— А если бы он бросился на тебя? — отозвалась девочка.

Смотрели в глаза друг другу и не искали других слов. Белки глаз И постепенно чернели. Левмир закатал рукав.

— Пей.

И прильнула губами к запястью. Левмир зажмурился. Не в первый раз удивительное чувство одолевает, кружит в водовороте, поднимает к небу и бросает вниз, но привыкнуть невозможно. Всем сердцем хочется дойти до конца, умереть, а потом — потом вкусить сладостной, прекрасной крови И, воскреснуть для новой жизни…

— Все! — Девочка улыбнулась и зажала ранку платком. Крошечные отверстия от ее укуса затягивались мгновенно, а еле заметные точки пропадали чуть позже. Левмир вернул платок, на котором не осталось и пятнышка.

— Что скажем Сардату?

— Правду, — пожала плечами И. — Ты ранил его стрелой, и он сбежал.

* * *

Рассказывать ничего не пришлось. Стоило Левмиру с И зайти внутрь, как на них набросилась мать Сардата.

— Ну, мы тут страху натерпелись! Живы? Здоровы? Кабур все рассказал!

— Что рассказал? — захлопала глазами И. Посмотрела на посеревшее лицо Кабура.

— Как твой дружочек метко стреляет, — улыбнулся старик. — Напугался, кровопийца, и улетел себе за реку. Туда и дорога.

Россак, Гидар и Кутаз нерешительно улыбались, только на лице Сардата застыло угрюмое выражение.

— Он ведь вернется. — В голосе лишь полунамеком затаилась вопросительная нотка. И кивнула.

— Ему больше некуда идти. Но у нас будет день…

— Для чего?

— Чтобы найти его и убить, — резко сказал Левмир.

Стало тихо. Мужчины избегали смотреть друг другу в глаза. Только Сардат не опустил головы.

— Почему днем? — спросил он. — Почему сегодня мы должны были сидеть здесь?

— Потому что ночь — его время. Он может менять форму, подкрадываться незаметно и убивать. Может стать туманом, волком, летучей мышью. Ночью сила вампира огромна. Но днем он закован в одну форму.

Сардат не отводил взгляда от лица Левмира.

— Почему тогда вы не боялись? Зачем потащил девчонку?

И стиснула руку Левмира. Ладошка вспотела. Как они могли не подумать об этом?

— Потому что мы сталкивались с ними, — пояснил Левмир. — Знали, чего ждать.

— И вот так запросто отправились рисковать жизнями за поселок, в котором живете меньше месяца?

Кабур тростью стукнул Сардата по плечу.

— Нет чтоб спасибо сказать! Развел тут допросы.

Сардат не обратил внимания на старика. Медленно вынул из-за пояса нож.

— Возьми, — протянул Левмиру.

— Чего ты хочешь? — нахмурился тот, приняв нож.

— Слышал, на вампирах все моментом заживает. Давай, резани чуток, если не страшно.

Левмир положил нож на стол и закатал рукава.

— Смотри.

Все уставились на его руки, сплошь покрытые подживающими царапинами и синяками.

— Ладно тебе, Сардат, хватит, — пробурчал Гидар.

— Или хочешь, чтобы я ее порезал? — спросил Левмир, кивнув на притихшую И. — Тут уж давай сам. Но сначала меня придется убить.

— А ну прекратите! — подскочила мать Сардата. — Хватит! Не хватало еще между собой передраться — только вампира спровадили! Хватит! Посидели — пора и поспать. Гости дорогие, расходитесь. А ты, — повернулась она к сыну, — пошел баню топить. Днем, на помывке будешь командира из себя строить, а тут пока я хозяйка! Сам-то себе даже портки постирать не в состоянии, а командовать горазд.

Гости, посмеиваясь, прощались и уходили. Неприятный момент постепенно сглаживался. Сардат, не сказав ни слова, пошел топить баню. Первой вымылись И с матерью Сардата. Потом пошли парни. Сидя в парилке, Сардат повернулся к Левмиру.

— Ты и я, — сказал он. — Завтра.

— Да, — кивнул Левмир.

— Без нее.

— Тогда молчи при ней.

— Я потому здесь и говорю. Возьмешь самострел. Спросим Кабура, где эта тварь прячется.

— Сделать нужно до обеда.

Глядя в глаза друг другу, оба чувствовали причудливую смесь ненависти и растущего уважения.

— Сопляк, — буркнул Сардат, отвернувшись.

— Не сопливей тебя.

Рассмеялись, не выдержав напряжения.

— Ладно, хриплый, — сказал Сардат. — Посмотрим, как ты хорошо стреляешь по вампирам.

* * *

Деревня за деревней вспыхивали огромными кострами в ночной темноте. Шли дни. Летели летучие мыши, неутомимые, отчаянные. Их встречали растерянные, злые люди. «Мальчик с глазами, как солнце, и девочка с золотыми и серебряными волосами?» — один и тот же вопрос. Качали головами, и Кастилос понимал — нет смысла наседать, нет смысла задерживаться.

В каждой деревне, иногда опережая баронетов Эрлота на несколько дней, но все чаще опаздывая, Кастилос пытался разбудить в людях давно утраченную гордость. «Мир рушится, — говорил он. — Своим бездействием вы убиваете не только себя, но всех людей! Через тысячу лет вы даже забудете это слово — «человек»».

Некоторые загорались, спрашивали — куда их поведет Кастилос. Но Кастилос не мог стать предводителем. Искры гасли, так и не превратившись в пожар. В отличие от огненных драконов Аммита. Несколько деревень, еще не встречавшихся с баронетами, сгорели со всем скарбом, оставив едва одетых людей на улице. Кастилос пытался остановить Аммита, но тот оказался неумолим.

— Пусть лучше подыхают на морозе, проклиная меня, чем в бараке, кормя эрлотских выродков со счастливым выражением лица. Я просто даю им возможность принять смерть достойно.

И они улетали во мрак.

Нередко днем Кастилос доставал бережно хранимую книгу Освика и читал.

«Вампиры уверены в своем праве на власть. Эта уверенность завела их так далеко, что они искренне верят: человек не сможет причинить им вреда. В этом и кроется уязвимость. Человек может победить вампира хотя бы потому, что вампир не допускает подобной мысли. Путем долгих размышлений я пришел к выводу, что изменить мир могут лишь две силы. Первая — это вампир, никогда не знавший, что такое быть человеком. Вторая — человек, принявший обращение, чтобы остаться человеком».

Кастилос прочитал эти слова Аммиту, тот лишь пожал плечами.

— О чем тут спорить? Мы смотрим, что делает с миром тот, кто не знает, что такое быть человеком. А знаешь, что еще страшнее, Кас? То, что его незнание вполне простительно, ведь знать-то становится нечего. Люди теряют свою культуру, забывают свои легенды. Из уст в уста передаются лишь те сказки, что пишут для них вампиры. Люди почитают Эмкири-охотницу, которая объясняет им, что без вампиров они — никто.

— Не смей называть меня Кас! — Только на это мог возразить Кастилос. — Хочешь унизить — зови лучше Санатом.

— Как скажешь, Сан, — улыбался Аммит.

По весне удалось напасть на след Ратканона. Пьяный кузнец рассказал о партизанах, которые, как призраки, появлялись и исчезали то тут, то там. Они то нападали на отряды баронетов, осыпая их стрелами из-за деревьев, то пытались уводить в леса людей, угонять скотину. Но где они живут, как с ними связаться — этого кузнец не знал.

— И никаких упоминаний о детях, — сокрушался Аммит. — Мы опоздали. Они либо мертвы, либо гниют в бараках.

— Уж она-то гниет, как же, — морщился Кастилос.

Однажды им посчастливилось поймать баронета, запировавшегося в деревне, и допросить о происходящем в городе. В числе прочего баронет рассказал о попытках Эрлота взять приступом Храм. Аммит возликовал, когда прозвучало имя принцессы, но тут же сник. Храм окружили еще по осени, когда принцесса пропала. Вряд ли Эмарис отправил их на поиски, зная, что И в безопасности.

— Ответь на один вопрос. Почему ты ее так ненавидишь?

Кастилос долго думал над ответом.

— Не ненавижу, — вздохнул он. — Я видел ее несколько раз при дворе, обменялся парой слов… Она милашка и красавица, да. Но за всеми ее детскими ужимками всегда виделось что-то почти взрослое. Оттуда на меня смотрела совсем другая принцесса. Смотрела с презрением, мне непонятным. Когда я увидел, что она пудрит мозги мальчишке, то просто взбесился. Если уж меня, тогдашнего баронета, она презирала, то кто для нее он? Игрушка посреди пустого детства и выхолощенной юности? Признаться, когда в ту ночь она пришла его спасать, я удивился. Красивый жест, согласен. Но из-за этого жеста мы теперь и носимся по деревням.

— То есть, ты ненавидишь ее за то, что она поступила правильно?

— Я не знаю, как к ней относиться, — сказал Кастилос. — Я не знаю ее. И если я никогда ее не узнаю — не буду грустить. Все, чего я хочу на самом деле — спасти мальчишку. Перед ним я виноват.

— А как же просьба короля?

— Я ведь здесь, с тобой.

— А если их след разделится?

— Пусть он хотя бы появится. Летим в следующую деревню, а потом начнем прочесывать леса.

Следующая деревня встретила их огнем. Пылали дома, пылали тела.

— Что здесь произошло? — вытаращил глаза Аммит. В куче горящих трупов виднелись лишь женские и детские тела. Нестерпимый смрад пропитывал весенний воздух.

Толпа мужчин стояла неподалеку. Завидев появившихся из воздуха пришельцев, они приблизились. Одного взгляда на отчаянные, страшные лица хватало, чтобы понять все.

— Давайте, суки! — заорал один. — Мы за вас половину работы сделали!

Толпа ощетинилась кольями, топорами и лопатами. Кастилос не находил слов.

— Тут мальчишка с девчонкой не пробегали? — как ни в чем не бывало, спросил Аммит. Слова разбились о суровую уверенность людей.

— Наши дети не будут гнить в ваших поганых бараках! — взревела толпа.

Кастилос обернулся, почувствовав чье-то присутствие. Со стороны леса приближалась толпа баронетов.

— Эй, вы двое! — крикнул идущий первым. — Кто разрешил? Это наш участок!

— А это — моя деревня, — отозвался Кастилос, понятия не имея, так ли это на самом деле. Деревушки Освика были многочисленны и разрозненны.

— О, да это сам Кастилос! — захохотал баронет. — Прости, брат, но Эрлот приказал тебя уничтожить.

— Кто я такой, чтобы спорить с королем? — развел руками Кастилос.

Забыв о людях, баронеты бросились на Кастилоса с Аммитом. Вспыхнуло пламя, полетели огненные драконы. Люди, поняв лишь то, что первые двое не хотели ничего плохого, рванулись на подмогу — все равно собирались умирать.

Разрывая голыми руками тела баронетов, сворачивая головы волкам, испепеляя останки, уворачиваясь от ударов, Кастилос ощущал, как где-то в безмолвной груди с остановившимся сердцем зреет восторг. Люди предпочли смерть рабству — а значит, им было, что терять. Что-то существенней жизни, дороже привычных жилищ.

Откуда-то появились еще люди. Два баронета попытались скрыться стаями летучих мышей, но их настигли огненные драконы Аммита. Воспламенив тело последнего врага, Кастилос развернулся и поднял руку как раз вовремя, чтобы перехватить огромный топор, метящий ему в затылок. Не просто огромный — гигантский. Всей силы вампира едва хватало, чтобы с ним справиться. Лишь один человек в мире мог поднять такое оружие.

— Ты — огромная куча коровьего дерьма, Ратканон! — завопил Кастилос, бросившись опешившему великану на шею. — Как же я рад тебя видеть!

Ратканон отшвырнул вампира, вгляделся в его смеющееся лицо.

— Санат? — воскликнул он. — Мелкое ничтожество!

Топор взлетел вновь, но теперь Аммит перехватил руки гиганта.

— Уважаемый, — улыбнулся Аммит. — Не могли бы мы немного побеседовать?

— Мне не о чем говорить с вампиром! — рычал Ратканон, высвобождая из мертвой хватки топор. — Эй, вы, чего встали?

— Они ведь помогали, — нерешительно отозвался кто-то из окруживших троицу людей.

— За добычу дрались, как звери! — рявкнул Ратканон и, наконец, отбросил Аммита. Кастилос подхватил друга, не позволив упасть.

— Мы, как звери, ищем твою тушу больше двух месяцев! — закричал Кастилос. — С тех пор, как началось все это безумие.

— Надо же, какая честь! — проворчал Ратканон, но топор больше не поднимал.

— Предлагаю сразу к делу, — заговорил Аммит. — Мы ищем детей. Левмир и принцесса, где они?

— Принцесса? — Ратканон явно озадачился.

— Слушай, ты же здоровый мужик, — вздохнул Аммит. — В этакой глыбе должно найтись место разуму. Неужели ты так и не понял, кого прятал в вонючей землянке? Принцесса Ирабиль, дочь короля Эмариса и королевы Ирабиль. Скорее всего, она назвала себя просто И. Это ласковое прозвище, так называли еще ее мать.

Обескураженное выражение на лице Ратканона изменилось. Он вдруг расхохотался:

— Вот почему она так дергалась, когда мы ее принцессой дразнили!

— И где они теперь? — спросил Кастилос.

Ратканон посмотрел на него.

— Ты знаешь, что я тебя ненавижу. С чего мне тебе помогать?

Кастилос опустился на колени, коснулся лбом земли, не слушая изумленные шепотки сзади.

— Потому что я прошу тебя помочь. Потому что я хочу защитить этого мальчишку, которому сломал жизнь. Потому что я — такой же враг Эрлоту, как и ты. Я умоляю о помощи, Ратканон. Мне плевать, что я вампир, а ты — человек. Это ничего не значит. Мы — те, кто мы есть. Ты никогда не мирился с несправедливостью. Я никогда не делал зла людям — до того злополучного задания в Сатвире. Мне показалось это правильным — пожертвовать несколькими людьми, но вернуть все деревни и позаботиться о них.

— Я слышал про твою школу, — задумчиво сказал Ратканон.

— Я многое хотел изменить, но не успел. А теперь и не успею. Прежде чем понять, что я буду делать в новом мире, я должен найти Левмира. Должен заслужить его прощение.

Аммит добавил:

— Было бы также неплохо, если б где-то неподалеку от него отыскалась Ирабиль.

— Встань.

Кастилос поднялся, не отряхивая брюк. Посмотрел на Ратканона.

— Я не знаю, где они.

Аммит взвыл и швырнул огненный ком в догорающий домик. Люди пригнулись, послышались вскрики.

— Как это понимать? — Кастилос шагнул к великану. — Ты не хочешь мне помочь?

— Это понимать так, что я не знаю, — отрезал Ратканон. — В ночь, когда на землянку напали, мы разбежались в разные стороны. Я заметил, что ваша принцесса унесла на себе Левмира, превратившись в волка. Собственно, толковая девочка превратилась в стаю волков, чтобы запутать следы. Правда, в этом не было особого смысла — вампиры все равно неслись за мной.

— Она превратилась в стаю, чтобы не оказаться голой на морозе, — проворчал Аммит, но в ответ на вопросительный взгляд великана махнул рукой.

— Глубокие следы! — застонал Кастилос. — «Толстый волк» — ну конечно! Проклятый придурок!

— Век бы слушал, — вздохнул Ратканон.

Кастилос отошел в сторону, толпа расступилась перед ним. Люди с любопытством смотрели на вампира, который остановился рядом с деревом и с силой ударил ствол кулаком. Прислонился к коре лбом, будто собираясь заплакать.

— Может быть, у тебя есть какие-то мысли? — послышался его голос. — Вы о чем-то говорили? Может, он куда-то собирался идти? Может, она знала какие-то места?

С закрытыми глазами Кастилос услышал, как скрипят сапоги Ратканона. Великан остановился рядом.

— Ничего такого, Санат, — тихо сказал он. — Прости. Есть только вера.

— Что за вера?

— Вера в то, что внутри мальчишки есть стальной стержень. Когда он рядом со своей подругой, его почти не заметно. Она сияет и звенит, как красивая игрушка. Но именно в нем есть что-то такое, что позволяет им быть вместе. Когда я его нашел, этот стержень был крошечным. К тому моменту, когда все закончилось, он вырос. Может быть, что-то подобное есть и в тебе. Ты не побоялся упасть в ноги вампирам на глазах людей, чьих близких только что убили. Не побоялся навлечь на себя наш гнев. А сегодня ты стоял на коленях передо мной.

— Да, я понял, что в совершенстве овладел искусством стояния на коленях.

— Я не шучу, Санат. Представь себя на его месте. Прежний мир рухнул, а в новом нет места для тебя и твоего счастья. Как бы ты поступил в такой ситуации? Нет… Как ты поступил в такой ситуации?

Кастилос поднял голову. Всмотрелся в лицо великана.

— Ты хочешь сказать…

— Мы говорили об этом в последний день. Совпадение или провидение… Как я сказал, у меня есть только вера. Если этот стержень внутри мальчишки не сломлен — они сейчас идут туда.

— Нет, — прошептал Кастилос, колотя дерево кулаками.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Ратканон. — Каждый сам выбирает дорогу.

— Потому что это — дорога к смерти! — закричал Кастилос. — На пути — миллионы погибших, замерзших на смерть, задранных чудовищами!

— Но ты ведь дошел.

— Я был вампиром.

— Ну, рядом с ним принцесса. Может, он тоже вампир.

Кастилос рассмеялся.

— Как они относились друг к другу? Как брат с сестрой?

Ратканон мотнул головой.

— Нет. Эти детишки любили друг друга, причем сильно.

— Тогда он не пойдет на это, не примет ее кровь, даже если будет умирать. Этот, как ты его называешь, стержень ему не позволит.

На поле боя подбирали раненых, клали на носилки. Ратканона позвали — пора уходить. Тот махнул рукой.

— Я сказал все, что тебе нужно, — обратился он к Кастилосу. — А теперь летите. Мы не тронемся, пока вы не уберетесь.

Кастилос посмотрел на замерших партизан, с которыми смешались остатки жителей деревни.

— Где вы живете? — спросил он. — Как?

Ратканон покачал головой.

— Понимаю, — вздохнул Кастилос. — Прощай, Ратканон. Надеюсь, мы еще встретимся. Надеюсь, при этой встрече мы будем драться за одно дело.

— Отыщи парня. — Рука великана легла ему на плечо. — Передай ему, что я жив и зол, как никогда. Он обрадуется.

Кастилос подошел к Аммиту.

— Ну? — спросил тот. — Куда дальше?

— Домой, — улыбнулся Кастилос.

 

Глава 26

Маленькая, да слабенькая

— Нервничаешь? — поинтересовался Сардат, когда Левмир обернулся в очередной раз.

— Да.

— Правильно. Только дурак в такой ситуации не испугается.

Шли через лес долго. Сардат держал топор, Левмир — самострел. За плечами висели охапки соломы. Кабур не сумел указать точное место, пришлось довольствоваться смутным описанием. Вдалеке угрожающе ворчал гром, низкие тучи застили солнце.

— Я никогда ее не обманывал, — тихо сказал Левмир.

Сардат остановился.

— Так ты из-за этого, что ли?

— Конечно.

— Тьфу ты! — Покачав головой, Сардат двинулся дальше. — Я думал, вампира боишься.

— Не так сильно. У них хороший слух. Давай лучше молча.

Сардат безропотно вскинул руки.

Лес постепенно густел. Идти рядом не получалось, и Левмир уступил первенство Сардату. Шагая след в след за командиром, он думал. Вспоминал долгий путь сквозь снега, постоянную борьбу со смертью. Ни разу И не пожаловалась, ни разу не оглянулась назад в тоске. В какой-то момент они перестали разделять друг друга даже в мыслях, словно слились в единое целое. Но так ли на самом деле? Принцесса… Как мог, Левмир представил ее комнату. Высокие потолки, просторная мягкая кровать. Кругом золото, зеркала, куклы. Десяток слуг только и ждут исполнить любую прихоть маленькой госпожи. Могла ли она после всего спокойно идти сквозь сугробы, сражаясь со стихией? Зная, что впереди не будет ничего.

Да, у нее отобрали прежнюю жизнь. Больше И не принцесса. Но ведь она жива! А если погибнет на пути к Алой Реке — что тогда? Думая об этом, Левмир обычно убеждал себя, что и сам дольше жить не станет. Но теперь, после разговоров с Сардатом, понял — это не оправдание. Конечно, дворец принцессе он не вернет, но сможет подарить ей хотя бы эту жизнь, среди людей, которые так ей понравились.

Новая мысль поразила Левмира. А что если плюнуть на все? К чертям эту Алую Реку. Остаться здесь, с И, работать и охотиться, гулять у реки долгими вечерами. Чем не жизнь?

Нет. Левмир качнул головой. Всем сердцем он давно был там, на пути к Алой Реке. Она завладела его умом, затопила алыми водами рассудок. «Вы — скот, — вспомнил слова Эрлота, обращенные к Лакилу. — Ваша задача пастись, когда скажут, стоять, где указано, и доиться, когда положено». Левмир скрипнул зубами. Много времени понадобилось, чтобы на смену ужасу и горю пришла злость. Ненависть и желание отомстить. Заставить Эрлота рыдать от страха и просить пощады. А потом — потом будет целая вечность вместе с И. Только ради этого стоит пройти длинный путь. Но одному. Сардат прав. Потерять И — потерять все.

Сардат остановил его, выбросив назад руку.

— Вот, — шепнул командир.

Деревья здесь росли не так часто. Левмир узнал описанный Кабуром кривой дуб, увидел рыхлую землю. Поймав взгляд Сардата, кивнул. Солома полетела на землю. Сардат чиркнул кресалом по кремню и раздул искру. Солома занялась быстро. Подняв топор, Сардат отошел назад. Левмир встал поодаль, держа наготове самострел.

Трещал костер, светлый дым валил в небо. Сардат облизнул пересохшие губы.

— Похоже, ничего не…

Гром взорвался над головами, сверкнула молния, а из-под земли донесся стон. Сардат побледнел, рот так и остался приоткрытым, топор ходил ходуном.

— Приготовься, — прохрипел Левмир.

«Приготовься»? О чем это он? Да мыслимо ли — сразиться с тварью, издающей такие звуки? Бежать, бежать и молиться, чтобы оно не погналось!

Один лишь взгляд, брошенный на сосредоточенное лицо Левмира, заставил Сардата унять дрожь в руках. Нет, он не уступит этому недомерку! Приподнял топор, и как раз вовремя.

Разметав землю и горящую солому, наружу вырвался вампир. Почти одновременно свистнула стрела, вонзившись в грудь, чуть выше сердца. Левмир тут же наложил вторую. Сардат бросился в атаку.

Лицо вампира менялось от безграничного удивления к немыслимой злобе. На него напали люди! Нельзя такого спускать, просто нельзя!

Перехватив руки Сардата, вампир отшвырнул его. Топор улетел в другую сторону. Следующая стрела упала, переломленная надвое. Вампир перевел взгляд с Левмира на Сардата. Первый стреляет, а второй сильнее, больше. С кого начать? Он бросился на Левмира. Стальные пальцы вцепились в горло, стиснули, ломая хрящи. Левмир почувствовал зловонное дыхание вампира, когда его клыки приблизились к шее.

Руки действовали быстрее головы. Выхватив нож, Левмир ударил вампира в левый бок, и сразу понял: мимо. Пальцы лишь на мгновение ослабили хватку, прежде чем сомкнуться еще сильнее. Левмир отвел руку назад, ударил еще раз. Перед глазами расплылось черное пятно, сквозь рубашку прошли клыки, впились в плечо. «Вот и смерть, — подумал Левмир. — Совсем не страшно».

Воздух заполнил легкие со страшным, скрежещущим звуком. Тряхнув головой, Левмир обнаружил себя на земле. Зрение медленно возвращалось, горло, казалось, распухло раза в четыре, но зато он мог дышать.

Стрелы из колчана рассыпались. Найдя взглядом самострел, Левмир пополз к нему. Издалека доносились звуки битвы. Что-то кричал Сардат, ревел вампир.

Рука легла на ложе самострела. Взгляд скользнул по земле. Одна из стрел валяется рядом. Быстрым движением наложить на механизм, взвести рычаг — готово. Левмир перекатился на спину.

Из спины вампира торчал топор. Сардат с ножом в руках отбивался от неуклюжих атак вампира. Видно, поврежденная спина мешала тому двигаться выверено. На сосредоточенном лице Сардата никаких эмоций. Спокойные расчетливые движения. Каждый выпад — колотая рана или порез. Левмир заметил, что раны зарастают не так быстро. Вампир терял силы.

Левмир прицелился. Голова, сердце… Руки слишком дрожали, поэтому пришлось выбрать цель попроще. Выждав, пока вампир повернется к нему спиной, Левмир спустил рычаг. Самострел едва ощутимо дрогнул в руках, стрела пробила спину вампира под лопаткой, и тот упал на колени, ахнув. Кровь потекла из раны. Значит, получилось. В последний миг их сердца всегда выбрасывали небольшую порцию крови.

— Голова, — прохрипел Левмир, сам испугавшись своего голоса.

Сардат подскочил к вампиру. Сильные руки выдернули топор. Сапог ударил в спину, бросив баронета лицом в землю.

— Это тебе за Олнору, выродок, — зарычал Сардат.

Окровавленное лезвие вонзилось в плоть, и голова откатилась от судорожно дергающегося тела. Левмир прикрыл глаза. Кончено.

— Ты как? — подбежал к нему Сардат. Левмир только рукой махнул — говорить не хотелось.

— Башку задери. Так, ну-ка… — Шершавые пальцы прощупали гортань. Левмир морщился, но терпел. — Вроде не сломал, передавил только. Да, нехорошо вышло…

— Жив ведь, — шепнул Левмир, кривясь от боли.

— Это пока тебя твоя разлюбезная не увидела. Увидит — убьет.

Левмир улыбнулся. От мысли, что где-то там есть целая и невредимая И, даже боль немного отступила.

— С этим чего? — Сардат повернулся к останкам вампира. — Закопать?

Левмир мотнул головой.

— Сжечь?

Кивок. Сардат огляделся в поисках хвороста. Солома давно прогорела, а поблизости, как назло, росли только массивные деревья.

— Придется коры настругать, — вздохнул Сардат. Но не успел двинуться с места. Тучи, с утра висевшие над лесом, разразились дождем. Одежда моментально промокла, по земле заструились ручьи.

— Вот гадство! — заорал Сардат, перекрикивая мощь неистовствующей стихии. — Ладно, никуда он без башки не денется!

Обоюдными усилиями столкнули тело в яму и наспех присыпали землей. Голова осталась лежать на безопасном расстоянии. Сардат махнул рукой в сторону поселка: пошли! Разговаривать даже не пытались — дождь глушил все звуки.

Подойдя к реке, Левмир заметил на той стороне одинокую фигурку. Все разбежались по домам, застигнутые дождем, мокли брошенные ковши и лопаты. Лишь одно живое существо могло упрямо сидеть, не сводя глаз с леса, под таким сильным ливнем. Мокрые волосы казались издалека серыми, но Левмир узнал И. Побежал к ней, поплыл, сражаясь с течением. И не двигалась. Когда Левмир, едва дыша от усталости, остановился напротив нее, она встала. Взгляд скользнул по отекшему горлу Левмира, отметил несколько новых прорех на одежде.

— Убили? — спросила.

Левмир кивнул. Сардат встал рядом с товарищем.

— Все нормально. Ну да, немножко повозились, но зато проблему решили. Давай только без истерик, лады?

— Давай, — согласилась И. Спокойно подняла ковш, зачерпнула больше половины мокрого песка и вывалила на голову Левмиру. Сардат расхохотался от этого зрелища, но смеялся недолго — следующий ковш песка высыпался на него.

— Дураки оба! — закричала И, судя по голосу, заливаясь слезами. — Я тут… А вы!..

Развернулась и побежала. Ноги скользили по песку. Она падала, поднималась, но ни разу не обернулась. Левмир даже не мог ее окликнуть. Шагнул следом, но на плечо легла рука Сардата. Левмир повернулся и прочел в его глазах страшный ответ на невысказанный вопрос.

— Сейчас? — одними губами произнес он.

Сардат кивнул.

— Лучшего случая не будет. До вечера точно не хватится, а вечером я ее отвлеку как-нибудь. У тебя будет время. Жди. Я приведу лошадь.

Спустившись к реке, Сардат умылся, стряхнул песок с волос и побежал к поселку. Левмир опустился на то же место, где сидела И. Песок еще теплый. Рядом лежит канифасовый сверток. Вода почти не пропитала плотную материю. Развязав несколько узелков, Левмир увидел краюху хлеба и две картофелины. Обед.

Левмир крепко завязал узел, прижал сверток к груди. Он возьмет его с собой. Не есть, нет — просто прикасаться и вспоминать, как в последний раз проводил взглядом ту, без которой жизнь не имела смысла.

Прекратился дождь. Над лесом вдали показалась радуга. Левмир встал на ноги, ладонь отряхнула капли с лица.

— Сейчас, — шепнул он. Ни завтра, ни послезавтра он бы не решился.

* * *

Задержались на работе дотемна. Сардат не пускал мужиков домой, пеняя им, что бросили работу в дождь.

— Меньше недели до поезда! — восклицал он, сам себе не веря. Золота добыли достаточно, чтобы запастись пропитанием на ближайшие три месяца. Но никто не спорил, только смотрели недоуменно.

Подойдя к дому, Сардат остановился, закурил папиросу. Итак, все случилось. Левмир уехал в сторону горной гряды, высящейся на севере. Сейчас он должен быть довольно далеко отсюда. Куда она денется? Не бежать же следом — толку нет. Сардат поморщился, представляя, сколько будет слез и криков. Ничего, пройдет. Все проходит.

Войдя в дом, Сардат увидел И, сидящую в углу, обняв колени. Она изо всех сил старалась не смотреть на дверь, но, краем глаза заметив, что Сардат один, повернула голову. Мать, напевая, собирала на стол.

— Поздно ты, — сказала она сыну. — А Левмира куда задевал?

— Задержится он, — проворчал Сардат. — Давайте ужинать. Чего ты там уселась? Садись за стол.

И не шелохнулась. Зато теперь зеленые глаза буравили Сардата, не мигая.

— Где это он задержится? — спросила.

Сардат устроился на лавке, взял ложку, перемешал суп. И, не отрываясь, следила за каждым движением.

— Садись есть! — повысил голос Сардат.

Мать, почувствовав, что происходит неладное, замерла у печи.

— Где Левмир? — еще громче спросила И, стиснув кулачки.

— Сказано тебе — занят он! — крикнул Сардат. — Ешь давай, а то голодной спать отправлю.

И подошла к столу, села напротив Сардата. Бледное лицо, глаза горят, будто у припадочной.

— Где он? Что случилось? Он жив? — Последний вопрос прозвучал тихо, почти неслышно.

— Жив, конечно, чего ему помирать-то? — буркнул Сардат. — Хватит пытать, все равно поздно…

— Что поздно? — И привстала, нависнув над ним, будто хищная птица над кроликом.

— Нечего мне тут в суп волосами трясти! — прикрикнул Сардат. — Уехал он. Тебя здесь оставил. Ну? Ясно?

И покачнулась. Сардат вскочил, взял ее за руку, боясь, что она упадет. Но И даже не заметила прикосновения.

— Куда уехал? — шепнула она.

— Куда-куда… К Алой Реке, куда же еще? — Дальше тянуть смысла не было.

Такого бледного лица он еще ни разу не видел. И смотрела, как безумная. Медленно повернув голову к матери Сардата, она сказала:

— Уважаемая Дорла, не будет ли это оскорблением, если я попрошу вас ненадолго оставить нас наедине?

Ровный, безжизненный голос, не окрашенный ни единой эмоцией. Женщина закивала, выскочила за порог. Как только дверь захлопнулась, И спросила:

— Это ты его подбил?

— Намекнул, — признался Сардат. — Ну сама посуди — какая тебе Алая Река? Мы с мужиками как-то на скалу забирались — там, сколько глаз видит, одна степь. Даже на горизонте не блеснет. А ты вон какая маленькая, да слабенькая. Сиди уж тут, дай парню перебеситься. Вернется он, никуда не денется.

— Маленькая, да слабенькая, — повторила И, поворачиваясь к Сардату. — Решил за всех, да?

Сардат почувствовал, как от увиденного отнимаются ноги. Еще недавно зеленые, глаза пылали красным, белки почернели. Верхняя губа поползла вверх, обнажая клыки.

— Что ж затрясся, большой и сильный? — прошипела девочка, больше не казавшаяся самым милым на свете созданием. — Помнишь, поцелуй просил? Сейчас я тебя расцелую — взвоешь!

* * *

Лошадь шла шагом, Левмир не понукал ее. Ослабив поводья, предоставил Златке выбрать подходящую скорость, обходить пригорки. Отец иногда позволял ему прокатиться верхом, но это было давно, да и лошади свои, знакомые. К этой же надо привыкать, потому Левмир и не хотел навязывать свою волю. Кроме того, из-за слез, застивших глаза, он ничего не видел.

Ярко светит луна, причудливые тени ползут по земле. Что сейчас там, в поселке? Должно быть, Сардат уже рассказал о его решении. Как поступит И? Бросится следом, но Сардат ее остановит. Поплачет, наверное… Много дней или даже недель пройдет, прежде чем она смирится, поверит, что так правильно.

Представив заплаканное лицо И, Левмир стиснул поводья, закрыл глаза. Лошадь фыркнула, почувствовав напряжение.

— Я вернусь! — прошептал Левмир. — Вернусь, во что бы то ни стало! А ты… Ты просто дождись.

С каждым шагом обрывалась очередная ниточка, связывающая душу с поселком. Каждый разрыв — мучительная боль. «Это пройдет, — убеждал себя Левмир. — А когда вернусь, ни за что ее не оставлю. У меня будут силы, чтобы защитить ее от чего угодно!»

Он заставил себя поверить, перед глазами встала картина триумфального возвращения. Руки приподняли поводья, бедра сжали бока лошади. Издав короткое ржание, Златка перешла на бег.

Ветер осушил слезы, губы кривились в нелепой усмешке. Да, только так — все ближе Алая Река, и даже если идти до неё пять лет, бегом можно управиться за два!

Как будто другая лошадь заржала, но Левмир решил, что ослышался. Слишком сильно бил по ушам ветер. Но вот Златка поднялась на дыбы. Вцепившись ей в шею, Левмир успел заметить, как что-то голубое, сверкающее ударило в сухое дерево впереди. Молния? Но откуда, среди ясного неба? Дерево вспыхнуло, затрещало.

Лошадь опустилась на все четыре ноги, Левмир похлопал ее по шее — мол, успокойся, все нормально. Не успел обернуться — черная лошадь с громовым ржанием выскочила перед ним, остановилась, озаренная сполохами огня. Всадник явно знал, как обращаться с поводьями. Но не всадник — всадница!

Со смешанным чувством ужаса и восторга Левмир смотрел на раздуваемые ветром сверкающие волосы, на пылающие уголья глаз. Позади неистовой всадницы на крупе коня лежал бесформенный сверток. Легким движением И скинула его на землю. Сверток застонал, зашевелился и оказался Сардатом. Левмира передернуло, когда он увидел окровавленное лицо. Нос явно сломан, губы разбиты, под правым глазом расплывается фингал.

— Вот о таких вещах надо сразу предупреждать! — закричал командир, указывая трясущимся пальцем на И. Судя по тому, как невнятно звучали слова, нескольких зубов недоставало.

— Ты не это хотел сказать, — прорычала И.

Сардат плюнул кровью и, не глядя в глаза Левмиру, опустился перед ним на колени.

— Я прошу прощения, — пробормотал он.

— За что? — Левмир все еще не мог оценить происходящее. Что случилось в поселке? Для чего И выдала себя?

— Я просто пытался от тебя отделаться, чтобы заполучить ее, — еще тише договорил Сардат.

И спрыгнула с лошади.

— Заполучил? — спросила, проходя мимо. — Или еще добавить?

— До смерти хватит, — огрызнулся Сардат.

Левмир тоже соскочил на землю. Смотреть на Сардата не мог — в сердце будто выжгли дочерна еще один, прежде живой и трепещущий кусок.

Остановившись в шаге от Левмира, И преклонила колени.

— А мне за что извиниться? — всхлипнула она. — Ты скажи, в чем провинилась, что ты меня бросил? Чем разозлила, что даже не попрощался?

Ни толики обвинения не было в ее словах. Только слезы и отчаяние. Забыв про все на свете, Левмир бросился к ней, поднял, прижал к себе, вдыхая такой родной запах ее волос.

— Я ведь ничего плохого не делала, — лепетала И. — Старалась помогать, делала, что могла. Может, больше надо? Ты скажи, я все смогу!

— Я просто хотел, чтобы ты жила, — шепнул ей на ухо Левмир.

Холодное тельце в его руках перестало вздрагивать. Отстранившись, И заглянула ему в лицо. Светящиеся красным глаза, казалось, пронзали душу насквозь, но Левмир давно привык видеть за ними другие, зеленые, блестящие, как росинки на траве.

— Ты оставил меня, чтобы спасти?

Левмир кивнул.

— Я же видел, как тебе там хорошо. Дети тебя полюбили… Думал, так будет лучше.

По выражению лица И было непонятно — то ли она сейчас его ударит, то ли рассмеется.

— А ты правду тогда сказал, — медленно произнесла И. — Дурак деревенский.

Улыбнулась, потом усмехнулась, и вот чистый, звонкий смех разливается по степи.

— Мне нужна кровь, — сказала И, отсмеявшись.

— Можешь взять мою, — предложил Сардат. Он стоял, опираясь о черную лошадь. — Я виноват…

И отмахнулась:

— Еще чего! Чтоб вообще за мной хвостом ходил? Нет уж.

Прижалась к Левмиру. Он вздрогнул, ощутив на шее холодные губы, острые клыки. Крошечный укол — будто комар ужалил. Голова закружилась, по телу пробежала сладостная дрожь. Раньше И никогда не пила кровь из шеи, чувство оказалось в сотню раз сильнее. Левмир застонал. Руки безвольно обвились вокруг талии девушки. А прекрасная пытка все не кончалась. Все глубже и глубже в бездонный колодец. Все дальше и тише надрывается панический голос в голове: «Я умираю, умираю!»

Левмир очнулся, лежа на лошадиной шее. Внизу неспешно плыла земля, доносился перестук копыт. Должно быть, уснул дорогой, вот и примерещилось все…

Левмир приподнялся и сразу понял две вещи. Впереди виднеются знакомые домики поселка, а сзади кто-то сидит.

— Такое тебе наказание, — прошелестел самый прекрасный в мире голос. — Будешь плохо себя вести — каждую ночь стану кровь пить, чтоб сил бегать не осталось.

Левмир вывернул шею и поцеловал зеленоглазую девчонку в теплые губы.

— Ты лежи, отдыхай. — Она толкнула его в спину. — Я погорячилась все-таки…

Левмир послушно прилег, обнял мускулистую лошадиную шею. Глаза сами собой закрылись.

— Хочешь, я с тобой останусь? — пробормотал он в полусне. — Не пойдем никуда, будет просто жить, как все.

Маленькая ладошка легонько шлепнула его по затылку.

— Дождемся поезда, — сказала И. — Возьмем припасы и пойдем, как собирались. Понял меня?

— Понял, — улыбнулся Левмир и провалился в глубокий сон.

* * *

— Зря мы тут сидим, — вздохнул первый баронет. Он распростерся в огромном кресле, ноги вытянуты в сторону камина.

— А тебе не все равно? — отозвался второй баронет, развалившийся во втором кресле. На коленях у него лежала раскрытая книга. На столике между креслами — четыре полных пробирки. — Пьем вволю, Кастилос угощает, да еще и выслуживаемся перед Эрлотом.

Первый заерзал.

— Не люблю я так. Делать — так уж делать. А если про нас забыли? Если Кастилос не вернется? Надо идиотом быть, чтобы вернуться в город сейчас.

— А он, по-твоему, великого ума? Знаешь ведь, что он к Алой Реке ходил? Какой нормальный человек в такую даль попрется!

— Но-но! — Первый поднял палец. — Выбирай слова!

— Ох, прости… Вампир, конечно.

Размеренное течение беседы прервал стук. Баронеты повернулись к двери, их глаза расширились от удивления. Удивление стало еще сильнее, когда по лестнице со второго этажа спустился пожилой человек во фраке.

— Ты кто? — спросил первый баронет.

— Чевбет, дворецкий господина Кастилоса Вэссэлота, — не глядя на баронета, отозвался человек.

— Откуда ты взялся?

— Я здесь живу.

— Мы тут месяц сидим, тебя не видели!

Чевбет проигнорировал восклицание. Отодвинув засов, он склонился, приветствуя вошедших. Вошли двое. Один — молодой и, очевидно, вампир. Длинные спутанные волосы безжизненно свисали до плеч, одежда — изодранные лохмотья. На лице — озабоченность. Бросив взгляд на баронетов, повернулся к Чевбету.

— Это что?

— Господа изволят дожидаться вас последние тридцать дней, — доложил Чевбет.

— Ясно. Перо, чернила, бумагу, печать и конверты. Ах да, еще ящик с кровью.

— Подать сюда?

— Да, пожалуйста. Я переоденусь. Аммит, тебе что-нибудь захватить?

Тут он повернулся к спутнику. К нему же обратились взгляды недоумевающих баронетов. Этот вампир постарше, в волосах серебрится седина. Усталое, равнодушное лицо, одежда не лучше, чем у первого.

— Пожалуй, только плащ, — зевнул Аммит. — Я не привередлив. Ну и кровь, само собой.

Баронеты взглядами проводили молодого вампира, взбежавшего по лестнице. Чевбет немедленно испарился, Аммит же подошел к креслу, в котором сидел первый баронет.

— Встань, походи, — велел Аммит. — Разомни ноженьки.

Баронет уступил место. Одного взгляда на Аммита хватило, чтобы понять — это не просто старый вампир, а древний. Возможно, даже из первых.

Второй баронет попытался завязать разговор:

— А это что, Кастилос? — Палец указывал вверх.

Аммит поднял глаза и посмотрел на потолок.

— Надо полагать, что да.

Баронеты переглянулись. В глазах зажглось алчное пламя.

— Дождались! — воскликнул второй.

— Это точно, — сказал Аммит. — Дай-ка книжку, а то заляпаешь.

Баронет протянул книжку через столик, раздумывая, что имел в виду Аммит.

Простучали быстрые шаги, и Кастилос, одетый в новый серый костюм, спустился в гостиную. Бросил свернутый плащ на колени Аммиту. Словно призрак, появился Чевбет, положил на столик письменные принадлежности. Первый баронет шагнул к Кастилосу, вытянув руку перед собой, но тот не заметил его, подошел сразу к столику.

— В моей комнате спят какие-то дети, что это значит? — спросил у Чевбета, одновременно жестом показывая второму баронету, что кресло нужно освободить.

Баронеты лишились дара речи. Дети? Дворецкий? Сколько же людей незримо живет в этом доме?

— Его величество Эрлот изволил закрыть школу, — развел руками дворецкий. — Чтобы хоть частично соблюсти ваши инструкции, я уговорил его отпускать детей сюда раз в неделю, но пришли только эти трое. Их не успели приписать ни к кому, никто их не ищет. Я позволил себе укрыть их здесь…

— Ты все сделал правильно, Чевбет. Да уберись ты, в конце концов! — Последнее относилось ко второму баронету.

Тот, воспылав негодованием, рывком поднялся с кресла и протянул руку, думая схватить Кастилоса за плечо. Вышло иначе. Кастилос выкрутил баронету руку, заломил за спину и ударил ребром ладони по затылку. Когда баронет упал, Кастилос уперся ногой ему в спину и безо всякого усилия оторвал голову. Огляделся, словно ища, куда бы пристроить, и бросил в камин.

— Осторожно! — воскликнул Аммит. — Ковер!

Спохватившись, Кастилос отшвырнул обезглавленное тело на камни перед камином. На ковер не упало ни капли.

Первый баронет, разинув рот, смотрел, как Кастилос садится в кресло, как перо окунается в чернильницу, как на бумаге появляются слова.

— Ты… Ты…

— Аммит, убей его, если тебя не затруднит, — бросил Кастилос, не поднимая глаз. — Чем быстрее я закончу, тем скорее уйдем.

— Мы исполняем приказ короля Эрлота! — завопил баронет, пятясь к двери.

— «Мы»? — усмехнулся Аммит, приближаясь к нему. — И много «вас» осталось?

Пока Аммит разбирался с баронетом, стараясь не запачкать кровью роскошный ковер, Кастилос продолжал писать. Одновременно давал инструкции Чевбету:

— Я напишу три письма. Одно оставлю тебе — на всякий случай. Другое ты отправишь Эрлоту. Третье… Тут придется постараться. Я хочу, чтобы его получили графья. Насколько мне известно, они сейчас в крепости. Найди кого-нибудь из прислуги, если надо — подкупи. Хотя, чем сейчас подкупать — ума не приложу… В общем, я в тебя верю, Чевбет. Совет должен знать ситуацию — это поможет сдержать Эрлота.

— Слушаюсь, господин. Осмелюсь спросить: когда вас теперь ожидать?

— Не знаю, право слово. Возможно, придется добираться до Алой реки.

— Лет через пять?

— Не теряй надежды!

Тут подал голос Аммит:

— Ты все-таки намерен вернуться?

— Ты там закончил? — поморщился Кастилос.

— Сейчас. Последние штрихи…

— Тащи его к огню. Чевбет, прости, что намусорили. Нужно будет сжечь тела, сам понимаешь… Разделаешь, или помочь?

— Думаю, управлюсь до пробуждения детей, — улыбнулся дворецкий.

— Ты лучший, Чевбет!

Ворча под нос, Аммит положил изуродованный труп на первый, голову аккуратно поставил сверху.

— Черепа можешь потом на кольях выставить снаружи, — посоветовал дворецкому. — Хотя… Нет, Эрлот взбесится. Лучше зарой где-нибудь.

Кастилос запечатал три конверта, протянул их Чевбету. Аммит набивал карманы пробирками из ящика. Кастилос тоже взял, сколько смог.

— Надеюсь на тебя, Чевбет.

— Счастливого вам пути, господин!

Закрыв дверь, Чевбет повернулся к безжизненным телам у камина. Улыбнулся, расстегивая манжеты.

— Ну, хоть какая-то работа.

 

Глава 27

Поезд не пришел

Сардат боялся обернуться. Стоя на дощатом помосте полустанка, до боли в глазах всматривался в туманную даль, туда, где рельсы, постепенно сходясь в одну точку, исчезали из виду. Пусто. Тихо. Сардат спрыгнул с помоста, положил руку на рельс, надеясь уловить хотя бы слабую дрожь.

Кто-то прыгнул на землю рядом. Не глядя, Сардат понял, что это Левмир.

— Опаздывает?

Велик соблазн ответить: «Да!» Сардат покачал головой.

— Поезд всегда приходил в этот день. Задолго до моего рождения. Ни раньше, ни позже. Не понимаю…

Сардат повернулся к застывшим в ожидании мужикам. Они сгрузили с повозки бочки золота и теперь глядели на командира. Будто от него зависело, придет поезд или нет.

— Подождем, — сказал Сардат.

Мужики закивали. Никто не проронил ни слова, на одеревеневших лицах читался страх. Продукты на исходе, рыбы в реке не так уж много. Поезда ждали, как чуда.

— Может, день перепутал? — спросил Левмир.

— Чушь не городи, — оборвал его Сардат. — Не дети малые, понимаем, когда какой день.

Присели на помост, свесив ноги. Сардат закурил папиросу. «Думай! — приказал он себе. — Что будешь делать, если поезд не придет?» Нехотя, еле шевелясь, идеи начали выходить на поверхность. Первое — свернуть золотодобычу, в ней нет больше смысла. Второе — охота. Придется наделать луков, оживить старую кузню и выковать наконечники. Хорошо бы разбить огороды, но для этого нужны семена. Пожалуй, можно дойти до рудокопов, у них вроде были какие-то посадки. Да, конечно, кто-то будет роптать, некоторые умрут, но поселок будет жить.

— Что могло заставить людей отказаться от золота? — произнес Сардат.

Левмир ответил. Говорил в полный голос, и хрипов оказалось на удивление мало:

— Полагаю, вампиры.

— Для чего? — пожал плечами Сардат. — То, что столько лет работало… А, да что с тебя спрашивать! Кто знает, что там происходит теперь?

— Кое-кто знает.

Левмир кивнул в сторону реки и стоящего за ней леса. Сардат замер, не донеся папиросу до губ.

— Ты что же, думаешь, его еще можно…

— Можно. Он будет слаб, проблем не доставит. К тому же его можно связать. Найдется цепь?

— В кузне. — Сардат махнул рукой в сторону. Кузня, когда-то основательно отстроенная на месте первого поселка, так там и осталась. Люди передвигались по течению реки, когда песок истощался, переносили дома, а если нужно было подковать лошадей или поправить инструмент — шли к старой кузне.

— Лучше перенести его туда.

Сардат смотрел на Левмира, на его суровое, задумчивое лицо.

— Тебе сколько лет-то?

Левмир ответил не сразу, будто вспоминал правильный ответ:

— Тринадцать.

— Тринадцать… Ты хочешь сказать, что мы с тобой потащим в кузню гниющий труп, пришьем ему голову…

— Нет! — Левмир почему-то улыбнулся. — Во-первых, они не гниют. Во-вторых, пришивать не надо, просто приставим.

— Не стал бы я его башку в руки брать…

— Я возьму. Ну так что?

Сардат вздохнул, поднимаясь на ноги.

— Все равно ждать нет смысла. Давай. Ты и я.

Левмир встал рядом с ним.

— Ты, я и она, — поправил. — Больше такого не будет.

Сардат повернулся к своим, смело глядя в настороженные глаза. Он не ощущал себя смельчаком — просто посмотреть в глаза Левмиру казалось еще тяжелее.

— Грузите бочки, отправляйтесь по домам. Поезда не будет.

— Как? — хором выдохнули мужики.

— Видимо, никак. Знаю то, что вы. Вижу то, что вы. Пока с поездом непонятка — никаких работ. Ловите рыбу и отдыхайте. Берегите припасы. Все, пошли. Вечером вернусь в поселок, тогда поговорим.

Бросив последний взгляд на убегающие вдаль рельсы, Сардат пошел к поселку. Левмир держался сзади. После того как Сардат в третий раз покосился на него, Левмир не выдержал:

— Что-то не так?

— Ага, — кивнул Сардат. — Пытаюсь понять, что у тебя на уме.

— Я ничего не скрываю.

— Я ничему не верю. Ты узнал, что я пытался отбить у тебя девчонку. И что? Так все это оставишь?

Левмир пожал плечами.

— А что, по-твоему, я должен делать?

— Это что, я тебя должен учить? Ну, ты должен меня ненавидеть, следить, чтобы я не оставался с ней наедине. Может, даже морду мне набить.

— Твоей морде, по-моему, хватит. — Левмир рассмеялся. Сардат недовольно шмыгнул распухшим носом.

— То есть, что — совсем не боишься?

— Нет.

— Я ведь сказал, что не буду пытать эту тварь, буду ждать снаружи. Как и она — вряд ли девочка захочет на такое смотреть. Не беспокоишься, что произойдет, когда мы с ней останемся наедине?

— Нет.

— Почему?

Левмир снова задумался. Этим он сильно отличался от всех людей, которых знал Сардат. В подобных разговорах каждый знал, как отвечать — быстро, нагло. Замолчать означало признать правоту соперника. Но когда молчал Левмир, Сардат не чувствовал себя победителем.

— Было время — я держал ее на цепи, — огорошил его Левмир. — И тогда она не была со мной. Я разбил цепь, и теперь мы связаны так крепко, что нельзя разделиться. За что мне тебя ненавидеть, если ты никогда такого не видел? Зачем мне приковывать ее цепью, если она — часть меня?

Помолчав еще, он добавил:

— В деревне я ничему не успел научиться — не смотрел на девчонок, они казались глупыми и скучными. Встретил ее, и понял, что других таких нет. Она единственная. Если кто-то и мог меня научить, как с ней быть, так это она. Я хорошо учился, и последний урок усвоил крепко. Вот и подумай, можно ли с ней, как с другими?

Сардат не знал, смеяться или плакать. Улыбнулся.

— Тринадцать лет, — сказал, глядя на виднеющуюся вдалеке фигурку с блестящими волосами, облепленную детьми. — Много ли понимаешь? Да и она не старше. Все люди одинаковые. А про девок и говорить нечего.

Подойдя к дому, Сардат разогнал в стороны детей.

— Кыш отсюда, мелюзга! Тетеньке пора заниматься делами.

Потом сказал, обращаясь к удивленной И:

— Мы тут собрались поразвлечься. Раскопаем труп, отнесем в кузню, приделаем ему башку и станем пытать. Левмир считает, ты такую веселуху ни за что не пропустишь.

Подумав, И кивнула:

— Правильно считает. А зачем?

— Поезд не пришел, — отозвался Левмир.

Посмотрели друг другу в глаза. Сардат почувствовал, как они будто разговаривают, не произнося ни слова. «Она — часть меня». Так и выглядит ведь.

— Плохо. — И поджала губы. — Я сейчас, сказку спрячу.

Собрав разрисованные листы с очередной сказкой — что-то о двух драконах и Алой Реке — И скрылась в доме.

— Все хочу спросить, — повернулся к Левмиру Сардат. — Зачем ты эти сказки перекраиваешь? Про Эмкири я еще в детстве слышал — там совсем по-другому было.

Взгляд Левмира стал жестче.

— Потому что это — их сказки, — процедил он сквозь зубы. — А я хочу, чтобы у нас свои были. Пусть они сами себя развлекают, если так нравится.

Из дверей выскочила И, готовая к походу.

— Идем? — Она схватила Левмира за руку.

Сардат кивнул. Хотел еще расспросить о сказках, но при девчонке не стал. Лучше уж так подумать, как Левмир постоянно думает. Может, и придет в голову какая дельная мысль.

* * *

Сардат помог приковать безголовое тело к столбу посреди кузни.

— Есть тут огненный порошок? — спросил Левмир.

Сардат указал на бочку.

— Я бы все-таки просто сразу его сжег, — сказал он на всякий случай.

Левмир не обратил внимания — исследовал содержимое бочки. В дверях стояла И, теребя ромашку. В глазах стояла тревога.

— Может, мне остаться? — предложила.

— Не надо. Просто будь рядом, хорошо?

И кивнула. Сардат вышел, увлекая ее за собой. Закрылась дверь.

Левмир поковырял ножом слежавшийся порошок. Рука проверила карман — огниво на месте. Можно начинать.

— Ни капли страха, — прошептал Левмир. — Ни капли.

Подняв с пола отрубленную голову, шагнул к столбу. Сердце застучало, пересохли губы. Левмир вытянул руки и поставил голову на остатки шеи. Почти сразу в ладони передалась дрожь. Голова шевельнулась.

Левмир отступил. В правой руке поблескивал нож. Голова почти срослась с телом, но никакого движения. Левмир предполагал, что так получится. Сжав лезвие левой ладонью, сделал разрез. Махнул рукой в сторону вампира, несколько капель попали на синюшные губы, большей же частью — на грудь и лицо. Синий язык молнией скользнул по губам, слизывая кровь. Остальные капли впитались в кожу, придав ей чуть более живой оттенок. Вампир застонал, приподнялись веки, открывая черные глаза.

— Ты…

— Я, — кивнул Левмир. Скинув куртку, обмотал кровоточащую ладонь. Вампир жадно следил за его действиями.

— Еще… Еще немного крови, — прошипел. Брякнула цепь — пленник пробовал силы.

— Хочу тебя кое о чем спросить.

— Нет, сперва кровь. Дашь крови, и я…

— И ты порвешь цепь, попытаешься меня убить. Сюда ворвутся те, что остались снаружи. Одна из них — вампир, ты с ней сталкивался. Она гораздо сильнее тебя. Так что нет, никакой крови. Я предлагаю другое.

— Что? — Вампир заскрипел зубами. Казалось, сейчас из глаз потекут слезы.

— Смерть. Не мучения от голода, а смерть. Я сожгу тебя, и все закончится.

Лицо вампира исказилось. Из-под верхней губы показались клыки — кривые, желтые.

— Ты забрался в такую даль — почему? — продолжал Левмир. — От чего ты бежал?

— Тебя это не касается! — отвернулся, глядя в единственное окошко. На шее проступила ломаная линия шрама.

— Мне нужно знать, что происходит в мире. После того как Эрлот стал королем — что изменилось?

Вампир издал звук, похожий на смешок.

— Все изменилось.

— Расскажи все. — Левмир приблизился к пленному, оставаясь все же на безопасном расстоянии.

— Ага. Чтобы ты меня потом сжег?

— Ты меня неправильно понял. У тебя два пути. Либо я сожгу тебя, либо оставлю здесь, бессильного, умирать от голода. Перед закатом буду отрезать тебе голову, а с рассветом ставить обратно. Никто тебя не найдет, твои мучения продлятся вечность. Жажда ведь невыносима?

— Выродок! — заскрежетал зубами вампир. — Откуда в тебе столько злобы? Ты ведь совсем ребенок!

— Да, ребенок. У которого вампиры убили родителей. Которого вампиры лишили дома. Не рассказывай о злобе тому, кто прятался в колодце рядом с трупом отца.

Солнечные глаза Левмира встретились с лихорадочно-красными — вампира.

— Как тебя зовут?

Пленник отвел взгляд.

— Рогид, — проворчал он. — Человеческое имя. Я — баронет.

— Хорошо. Меня зовут Левмир.

Во взгляде Рогида проснулся интерес.

— Да неужели? Из Сатвира?

— Откуда ты знаешь?

Рогид рассмеялся.

— Эрлот ищет тебя, малыш. А если он ищет — он найдет. Мой тебе совет: возьми мою кровь, ту, что осталась, и беги.

— Мне не нужна твоя кровь. Зачем я Эрлоту?

— Никто не знает, — прошептал вампир. — Если хочешь знать мое мнение — он безумен, только и всего. Все его деяния — безумие. А еще больше безумны те, кто его поддерживает.

— Так ты расскажешь мне?

Рогид помолчал.

— Проследи, чтобы сгорело все. Развей пепел. Обещаешь?

— Клянусь.

— Тогда позови ее.

Левмир часто заморгал, не ожидал такой просьбы.

— Кого?

— Ту, что осталась за дверью. Я чую ее. Пусть войдет, я буду говорить с ней.

Заметив колебания Левмира, вампир оскалил клыки в усмешке.

— Ты же не думаешь, что для нее я опасен больше, чем для тебя?

— Нет, не думаю, — медленно проговорил Левмир. — Но если выбирать, то лучше моя смерть, чем царапина на ее коже.

Рогид набрал воздуху в грудь. Это далось ему нелегко, судя по гримасе. Зато голос зазвучал чище:

— Я умру. Так неужели ты откажешь мне в том, чтобы исповедаться той, к чьему роду я примкнул? Я не трону ее, клянусь… клянусь Алой Рекой, ибо больше у меня ничего не осталось.

* * *

«Любит. Не любит. Любит. Не любит», повторяла мысленно И, ощипывая лепестки ромашки. Сидела на скамеечке неподалеку от кузни и вспоминала. Давным-давно, когда еще отец был жив, она при каждом удобном случае сбегала из дому и гуляла по лесам в различных формах. Часто подкрадывалась к деревням, смотрела, слушала. Однажды в лесу увидела девушку, сидящую на дереве с ромашкой в руке. В памяти остались нежные пальцы, отрывающие лепесток за лепестком, мечтательная улыбка, и едва слышный шепот: «Любит. Не любит. Любит». Кружась, лепестки падали на землю, будто снежинки…

На лицо И упала тень. Сардат смотрел, как девочка терзает ромашку.

— Чего тебе? — нахмурилась И.

— Любуюсь, — ухмыльнулся Сардат.

— Нечего мной любоваться. Я обычная.

Смех Сардата окончательно смутил И.

— Ты-то обычная? Хотел бы я тогда на необычных поглядеть!

И покраснела. Пальцы вырвали оставшиеся лепестки, получилось, что «Любит».

— А все же, почему он? — Сардат не сводил с девочки глаз.

— Мало получил тогда? — нахмурилась.

— Мы ведь просто разговариваем. Бить меня можно бесконечно. Мне, знаешь, и похуже доставалось, покуда отец жив был. Ты просто объясни, чем я плох? Что у него есть такое, чего нет у меня?

И задумалась, скручивая стебель ромашки в колесико. Губы тронула улыбка.

— Просто в глазах у него — солнце! А у тебя — земля.

Сардат принял игру:

— А у тебя глаза цвета свежей травы.

— Ну и что же?

— Трава-то на земле завсегда растет.

— Может, и растет. А тянется-то к солнцу!

— Так ведь не достать.

— А это смотря как стараться.

— Сожжет!

— Согреет!

Скрипнула дверь. Спорщики повернулись к Левмиру.

— Ну чего там? — крикнул Сардат.

Левмир подошел к И.

— Он хочет говорить с тобой.

— Да ни за что! — вырвалось у Сардата. — Рехнулся? Пустить туда ее одну?

— Я пойду, — подскочила И. Левмир кивнул, но Сардат заступил дорогу.

— Не вздумай!

И хлопнула его по плечу, прошмыгнула мимо.

— Найди мне пока новую ромашку! — крикнула, не оборачиваясь.

Любит? Не любит? Как можно думать о подобных вещах? И вспомнила, как когда-то, в прошлой жизни, Левмир спросил, любит ли она его. Вспомнила и ответ: «Конечно!» Удивилась тогда. Неужели можно усомниться, не понять такого? Неужели где-то есть люди, которые врут, что любят? Да, именно люди. Потому что вампирам не свойственно любить. Их сердца не трепещут, их кровь не горит. Но если разжечь этот огонь, потушить его не сможет никто. Лишь в человеческом языке существует страшное, непонятное, холодное слово «разлюбить».

И остановилась, касаясь ручки двери. Там, за дверью, искалеченный вампир ждет ее. Почему же в голове крутятся такие мысли? Почему нет даже легкого страха? Почему сразу побежала? Ответ пришел: потому что он так сказал. Левмир не заставил бы ее войти внутрь без нужды. А раз так — значит, надо, вот и все.

Дрожь пробежала по телу. Крепко зажмурившись, И попыталась найти в глубине души ту гордую принцессу, что топала ножкой на Левмира и кричала, что он должен слушаться. Исчезла, не оставив следа. Растаяла вместе с границей между «я» и «он». Ирабиль вошла в полумрак кузни, твердо зная, почему не боится: она не одна.

Рогид смотрел на нее, трясясь от боли. И прикусила губу — надо быть сильной! Несколько шагов, и вот она стоит напротив пленного.

— Значит, дочь Эмариса? — раздалось шипение. — Что тебя занесло в такую даль?

— Ты об этом хотел говорить? — И сложила руки на груди.

— Да, об этом. Хочу знать, почему принцесса бежит на край света. Почему живет среди людей, как равная. Мне не так много осталось — вы ведь не рискнете дождаться заката? — так почему бы и не рассказать? Я никому не выдам твой секрет, малышка.

Принцесса посмотрела по сторонам. Нашла табуреточку, села, сложив руки на коленях.

— Нет никакого секрета. Я бежала, чтобы спасти любимого. Потом узнала, что отца убили, и возвращаться стало некуда.

— Но так далеко… Зачем?

— Мы идем к Алой Реке.

— Зачем?

— Ты правда не понимаешь?

Голова вампира мотнулась из стороны в сторону, как у сломанной куклы. Отвернувшись, И вздохнула:

— Левмир всякое говорит. Говорит, что хочет стать сильным, чтобы защищать меня. Или что хочет отомстить за смерть родителей. Только это неправда. Он просто должен стать вечным, чтобы никогда не расстаться со мной. Понимаешь?

— Наверное, — прошептал Рогид. — Я мог бы дать ему свою кровь. Это решит проблему?

И улыбнулась, закрыв глаза.

— Нет, не решит. Он не поднимет подачки, иначе я бы его не любила. Дары ему тоже не нужны. Пока есть вдали призрак Алой Реки — мы будем идти. Может, это и есть жизнь. Может, так и выглядит счастье. Просто идти вместе, пока держат ноги. А потом — ползти. Вместе.

— Хочешь сказать, ты не вольешь ему в рот своей крови, когда придет последний миг?

Из-под опущенных век девочки показались слезинки.

— Я не знаю. Не спрашивай о том, о чем сама себя спрашивать боюсь.

— Ни один человек не добирался до Алой Реки…

— Я знаю! — вскричала И, срываясь с места. — Знаю, знаю, знаю! Чего ты от меня хочешь? Что мне сказать? Что когда он умрет, я дотащу его до Алой Реки и буду молиться на берегу, пока она не пересохнет? Ну вот, сказала! Доволен? Рад?

Услышав ответ, она не поверила ушам.

— Да, — выдохнул вампир. — Я рад, что вы существуете. Ты хоть понимаешь, кто вы такие?

Отерев рукавом глаза, И мотнула головой.

— Вы — сказка этого дрянного мира, — заговорил Рогид окрепшим голосом. — Вы — легенда, которую будут пересказывать люди и через тысячу лет. Дочь короля вампиров и деревенский парнишка, рука об руку идущие к мечте. Каждый ваш шаг сотрясает землю, рушит твердыню Эрлота. Представь, что вам удалось. И вы вернетесь. И все об этом узнают. Что тогда? Я вижу огонь, что загорится в глазах каждого человека. Я вижу сотни кулаков, взметнувшихся в воздух. Я вижу страх и растерянность на лицах вампиров. Вы двое — вы перевернете мир. После вас ему не стать прежним. Да умри вы оба на этом пути, про вас все равно сложат легенды! Я рад. Теперь я рад умереть, зная, что существует… немыслимое.

— Тебе не обязательно умирать, — прошептала И, ошеломленная речью вампира. — Мы могли бы…

— Избавь! — поморщился пленник. — Я не найду в себе сил стать рядом с вами. А против вас идти не захочу.

— Неужели можно лишь за или против?

— Когда вы вернетесь, других вариантов не будет. А теперь спрашивай. Я отвечу на все вопросы и приму смерть от того, кто достоин забрать мою жизнь.

* * *

Никогда еще жители поселка, собравшись вместе, не хранили столь жуткое молчание. На каждом лице — печать страха. В глазах — недоумение. На помосте, с которого Сардат обычно раздавал указания работникам или давал разносы провинившимся, стояли трое. В середине — И, с покрасневшими от слез глазами. К ней стремились все взгляды, ее словам внимали. Слева от девушки понурился Сардат, справа разглядывал обожженные ладони Левмир.

— Король Эрлот объявил конец эпохи людей! — дрожал тонкий голосок. — Он отменил донации, теперь… Теперь вампиры пьют кровь из горла каждого, кого пожелают. Людей собирают в городах. Держат в загонах и бараках. Деревни уничтожают. Оставляют лишь немного — чтобы было, чем кормить людей. Но и это ненадолго. В Кармаигсе их кормят…

Не смогла договорить — задохнулась от плача. Вперед шагнул Левмир. Его рука легла на плечо И.

— Людей кормят человечиной, — зазвучал хриплый голос. — Почти во всех городах сейчас творится одно и то же.

— Нам-то что? — выкрикнули из толпы. — Этих, деревенских, вечно доили, кто во что горазд. Поезд-то чего задерживается?

Пришел черед Сардата сделать шаг.

— Ты тупой? — крикнул, найдя взглядом возмущающегося. — Не слышал, что тебе рассказывают? Людей собрали в отстойники и кормят дерьмом. Они не покупают и не продают. Монеты больше не нужны. У вампиров одна ценность — кровь. А золото теперь вообще ничего не стоит. Поезд не задерживается, он просто не придет. И не надо мне тут сопли размазывать, не надо кричать, насколько все плохо. Даю время до рассвета. Подумайте, поговорите. Утром собираемся здесь же и решаем, как быть дальше. Если кто-то захочет покончить с собой, навалив полные штаны — сделайте это подальше. У тех, кто еще способен расправить плечи, будет полно забот, помимо того чтобы выносить ваши смердящие трупы. Все. Разошлись.

Безрадостно, тихо прошел ужин. Дорла плакала в углу, вытирая слезы платочком, остальные пытались есть. Проглотив несколько ложек супа, большей частью состоящего из воды, И отвернулась. Задрожали худенькие плечи. Сардат хмурился, глядя, как Левмир гладит девушку по спине, пытаясь утешить.

— Хотите идти — идите сейчас, — сказал командир.

И покосилась на него, Левмир покачал головой.

— Сейчас я могу дать пару лошадей, — продолжал Сардат. — Что будет завтра — не знаю. Если решим уходить, народ станет против — каждая лошадь на счету. Спасибо вам за все. Большего я сделать не смогу.

— Мы остаемся, — сказал Левмир. — По-крайней мере, пока.

И шмыгнула носом, кивнула. Сардат стиснул зубы.

— Что вы этим докажете? — чуть не закричал. — Поможете доесть остатки жратвы?

Левмир толкнул по столу тарелку.

— Забери. Обойдемся.

— Да я тебе сейчас…

Сардат вскочил, навстречу поднялся Левмир. Стол отлетел в сторону под испуганный возглас Дорлы. Между готовыми сцепиться парнями метнулась И.

— Перестаньте! — закричала девушка. — Левмир, сядь! А ты чего взъелся? Можно подумать, еды пожалел.

— Вас, дураков, пожалел! — прорычал Сардат, но кулаки опустил. — На лошадях хоть сколько-нибудь проедете, и на том спасибо. А так… Ну уйдем мы отсюда, пойдете вы пешком сразу. Кому легче-то будет? Чего вам ждать? Ну?

Левмир сидел, обхватив голову руками. Когда заговорил, голос доносился будто из глубокой ямы:

— Я поклялся больше никогда не бежать. Хватит. Не знаю, чем мы сумеем помочь, но не уйдем отсюда, пока поселок не опустеет. Не теперь. Я чувствую то же, что тогда, в деревне. То же, что в землянке. Я чувствую страх, который гонит прочь. Но в страхе не дойти до Алой Реки. Здесь что-то ждет нас. Зачем-то Алая Река привела нас сюда. Будет еще какое-то испытание, последнее, после которого откроется путь. Не спрашивай, откуда я знаю. Просто знаю и все.

Помолчал, глубоко дыша. Солнечные глаза уставились на Сардата.

— Прости, что оскорбил тебя.

Сардат взмахнул рукой.

— Ладно. Ты прости. На мне вины больше.

Сделав шаг к Левмиру, протянул раскрытую ладонь. Левмир крепко сжал ее.

— Будь мне братом до конца. — Сардат смотрел в глаза Левмиру. — И я не забуду тебя после.

Левмир не был жителем поселка, не знал обычаев и традиций. Но почему-то догадался, что Сардат произносит древнюю формулу прощания. Будто суровый командир собрался умирать, обязуясь после смерти замолвить Реке словечко за живых.

— Я твой брат, — ответил Левмир. — На той стороне мы будем рядом.

Сверху на их сцепленные ладони легла маленькая теплая ладошка.

— Мир! — подытожила принцесса. — А у вас есть алкогольные напитки?

Сардат моргнул от неожиданности.

— Чего есть?

— Ну, спиртное, — пояснила И, краснея и отводя взгляд. — Люди же пьют? Никогда не пробовала.

Сардат рассмеялся, отыскал взглядом притаившуюся в углу Дорлу.

— Ну что, мать, — крикнул. — Хватит киснуть, тащи «корчму», будем тризну справлять.

— Тьфу на тебя, дурак этакий! — выругалась женщина, не скрывая облегчения. — Нашел, с чем шутить! Сейчас принесу, этого-то добра полно осталось.

* * *

Стоя на башне, Эрлот наслаждался весной. День и ночь люди из бараков пропадали в полях. Причин тому было две. Во-первых, подошли к концу даже самые секретные запасы продовольствия, и люди с большим подозрением стали относиться к странному мясу, которым их кормили. Во-вторых, графья, месяц наслаждавшиеся балами и специально откормленными людьми, захотели осмотреть бараки.

Далеко внизу к дощатому строению ползла гусеница из двадцати трех вампиров. Лэквир вел их на экскурсию. Эрлот улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. В бараке их встретят баронеты с бьющимися сердцами. Они будут шутить и улыбаться, рассказывать, как рады, наконец, служить вампирам в полную силу. Лишь бы никто из графьев не захотел полакомиться прямо там.

— Господин!

Эрлот обернулся. Арека поднялась на смотровую площадку. На ней толстый вязаный свитер и теплые штаны. В таком виде она совсем не привлекала Эрлота, но он терпел неудобства. Арека умудрилась простудиться с наступлением тепла, побледнела, зачахла. Должно быть, всему виной эти ночные прогулки.

— Зачем ты встала, дорогая? — Эрлот старался быть ласковым.

— Надоело лежать, — шмыгнула носом девушка. — Там, внизу, госпожа Атсама. Я случайно встретила ее. Она вас ищет.

— Атсама? — удивился Эрлот. — Ладно. Спасибо, я иду. Ступай в постель, береги себя.

— Хорошо, господин, — поклонилась Арека. — И все же, не могли бы вы оказать мне честь…

На этот раз Эрлот улыбнулся искренне. Мир мог трещать по швам, люди могли умирать тысячами, баронеты могли болтать что угодно и бежать в разные стороны, но это кроткое существо каждый день доказывало, что он прав. В ее глазах никогда не утихала страсть. Перестань Эрлот пить ее кровь — она, верно, не проживет долго.

Эрлот отнес девушку на руках в комнату. Покосился на разбитых, искалеченных кукол в углу, но не сказал ничего.

— Сладких снов, дорогая.

— Мой господин…

Клыки пронзили артерию. Эрлот не спешил пить. Играл, зная, что она сейчас испытывает. Арека извивалась в постели, тихо постанывая. Пальцы впивались в простыню. Насладившись ее исступлением, Эрлот сделал маленький глоток и разорвал связь. Девушка осталась лежать с закрытыми глазами. Грудь тяжело вздымалась, на губах расцветала улыбка.

В тронном зале его дожидалась не только Атсама, но и Лэквир.

— В чем дело? — спросил Эрлот.

— Наш дорогой Паломник становится скучным, — отозвалась герцогиня. — Опять тот же самый ход. Сбежать, заставив всех позабыть о себе, а потом вернуться и разнести все планы вдребезги.

— Кастилос? — озадачился Эрлот. — Он что, в городе? Я ведь отдал приказ убить его!

— Убить его не получится, — вздохнула Атсама. — Эй, малыш, покажи письмо.

Лэквир, метнув на герцогиню яростный взгляд, передал Эрлоту конверт. Тот узнал печать рода Вэссэлотов — гордый волк, стоящий на страже деревни. Разорвав конверт, Эрлот прочитал следующее:

«Ваше величество, король Эрлот!

В странствиях меня настигли две вести. Грустная — скончался наш обожаемый Эмарис. Тяжелая утрата, о которой все мы будем скорбеть вечно. Но есть и радостная новость! Разумеется, я говорю о Вашем восшествии на престол. Несмотря на разногласия, бывшие между нами, я всегда знал, что никто, кроме Вас, не достоин занять место правителя.

К величайшему сожалению, не нахожу времени для визита вежливости в Вашу резиденцию. Прошу не считать это проявлением неуважения с моей стороны. Возможно, узнав о причинах вынужденного манкирования Вашим гостеприимством, Вы простите меня.

Рад сообщить, что после долгих поисков мне удалось напасть на след Левмира, мальчика, избежавшего кары в деревне Сатвир. Лишь только до меня дошли известия о том, что Вы его ищете, я сразу же отправился в путь. Если Река будет мне благоволить, в самые кратчайшие сроки я представлю беглеца пред Ваши очи.

Путешествуя по стране, я узнал о том, что за новые порядки Вы учредили. Что ж, остается склониться в земном поклоне! Вы возвращаете вампирам былое величие. В связи с этим, хотелось бы обозначить и свой статус. Разумеется, я не могу более претендовать на титул герцога (госпожа Атсама, несомненно, более достойна этой чести!), но кровь Вэссэлотов чего-нибудь да стоит. Полагаю, об этом думали и Вы, оставив мой дом в неприкосновенности. Вы, должно быть, уже нашли и графа, потому и на этот титул я не заявляю претензий. Но быть бароном — почему нет? Я обладаю деревнями, мне подчинены и некоторые заведения в городе. Конечно же, я в курсе, что большая часть моих людей ныне находятся в Ваших бараках. Ценю степень Вашего участия — Вы избавляете меня от необходимости переучивать их на новые правила, а заодно обеспечиваете сохранность. Разумеется, это не бесплатно. Мое предложение — половина. Меня вполне устроит деление пополам. Это немало, и я уверен, что смогу восстановить ресурсы со временем. Если позволите — мой поверенный займется переселением людей. Барак возле моего дома люди выстроят сами.

Особый восторг вызвала у меня идея с фаворитами. Вот уж поистине — величайшая мудрость новоиспеченного монарха! В моем доме Вы можете обнаружить троих детей, которых я отобрал лично из своих деревень. С Вашего позволения хотел бы оставить их у себя как фаворитов. Детская кровь прекрасна, Вы не находите? Кроме того, надеюсь, что Вы позволите мне оставить слуг.

Чуть не забыл! Во время моего недолгого визита домой мне докучали двое баронетов, утверждавших, что выполняют какой-то Ваш приказ. Я пришел в ярость, услышав их лепет, и немного погорячился. Не думаю, что это серьезный проступок, поскольку помню, что и Вы всегда выступали против засилья этих бессмысленных карикатур на истинных вампиров. Кроме того, я и подумать не мог, что Вы прибегнете к услугам столь жалких тварей. Смешно, не правда ли, Ваше величество?

С улыбкой заканчиваю письмо. Надеюсь на понимание. Еще раз — простите, что не смог прийти на прием лично.

С глубочайшим уважением, барон Кастилос Вэссэлот».

— Барон! — прорычал Эрлот, комкая письмо. — Этот гаденыш глумится надо мной в каждой строчке! Ну и что? Что меняет эта выходка?

Заговорил Лэквир:

— Графья сегодня тоже получили письмо. Уж не знаю как — похоже, его просто подбросил кто-то из слуг. У них теперь только и разговоров, что о Кастилосе.

— Что? — взревел Эрлот.

— Успокойся, милый, — подняла руку Атсама. — Глобально это ничего не меняет.

— Что было в том письме? — Эрлот продолжал кипеть от ярости.

— Сама я его не видела. Но поговорила с графьями. Ты знаешь, я умею быть обольстительной милашкой.

— Ну?

— Во-первых, все крайне заинтересованы вампиром, который дошел до Алой Реки и вернулся назад. Хочешь или нет, но он — легенда. Кажется, графья хотят остаться здесь, пока он не вернется.

— Только не это! — застонал Эрлот, повалившись на трон.

— Не время для отчаяния! — повысила голос герцогиня. — Да, твой маскарад теперь ни к черту. Придется вернуть людей, придется раскрыть перед графьями часть реально существующих проблем. Не думаю, что их это слишком удивит. Должны понимать, что не все сразу идет гладко. Но они должны увидеть, что все хоть как-то идет!

Эрлот задумался. Постепенно лицо его расслабилось.

— Кастилос опять переходит мне дорогу, — вздохнул он. — Что же теперь? Назначить его бароном? Отдать людей? Как это будет выглядеть?

— Относительно графьев — это еще не все, — продолжала Атсама. — Освика Вэссэлота помнят все. Они глубоко расстроены его смертью. Все хотят увидеть наследника. Хотят склонить перед ним колена. А еще они хотят, чтобы он занял подобающий пост. Графья в ярости — Вэссэлот не может быть простым бароном. Они хотят видеть его герцогом.

Эрлот впал в глубокую задумчивость. Не дождавшись ответа, Атсама сказала:

— Если ты беспокоишься обо мне, то я не против уступить. Титулы меня никогда особо не волновали. Но побеспокоиться стоит вот о чем. Чем занят Кастилос на самом деле? Ты ведь не думаешь, что он действительно разыскивает для тебя какого-то мальчонку, будто верный пес?

— Отряды баронетов пропадают, — нехотя отозвался Эрлот. — Не так много, чтобы беспокоиться об этом, но все же. Полагаю, Кастилос как-то с этим связан. Может, примкнул к партизанам. С него станется.

— В любом случае, своей писаниной он связал нас по рукам и ногам, — подытожила Атсама. — Остается ждать его возвращения, а потом мириться с ним.

— Надо было сжечь его дом…

— Поздно, — сказал Лэквир. — Графья, осмотрев бараки, отправились туда. Они хотят говорить с поверенным Кастилоса. Окажут ему покровительство. Нам придется отдать людей, взятых из его деревень. Ну и, разумеется, школа. Графья не поймут, если мы запретим детям эту странную забаву. Если уж такова воля Кастилоса.

Король кивнул. Отослал прочь Лэквира. Когда дверь за ним закрылась, Атсама села на подлокотник трона Эрлота.

— Но есть ведь и хорошие новости, милый, — сказала она, погладив его по руке. — Ты знаешь, что графья отослали вести с летучими мышами в свои владения?

— Какие вести? — насторожился Эрлот.

— Подробные инструкции баронам. Бараки строят по всей стране, Эрлот. Я сама только узнала.

Эрлот улыбнулся. Улыбка становилась все шире и шире.

— Так что же — маленькая победа? — спросил, не решаясь поверить.

— Похоже на то, — кивнула Атсама. — Кроме того, скоро сюда отправятся первые повозки с данью. Я намекнула, что неплохо бы пригнать еще и еды для людей. Так что скоро мы решим проблему голода.

— Это и вправду хорошая весть, — признал Эрлот. — Атсама, ты одна стоишь всех лордов, вместе взятых!

Атсама скромно улыбнулась.

— Такое чувство, будто мы и правда создаем идеальный мир для вампиров.

Эрлот пожал плечами.

— Какое-то время так оно и будет. Пир перед войной.

 

Глава 28

Поджигайте дома

С первыми лучами рассвета люди, так и не ложившиеся, выходили из домов. Лица посерели, разговоры умирали, не успев родиться. Тишину хмурого утра разорвал бешеный стук копыт. Взгляды устремились на юго-запад. По толпе пролетел шепоток — кто же так нещадно гонит лошадь?

Конь пролетел мимо добытчиков, словно ветер. Всадник, за спиной которого висела кирка, остановился возле дома Сардата, и только успел соскочить, как конь, издав стон, от которого замерли сердца слышавших, рухнул на землю. По телу пробежала судорога, но всадник не смотрел на умирающее животное.

— Сардат! — кричал, колотя в дверь. — Эй, Сардат! Давай вылазь, а то так и сдохнешь!

Сардат, едва успевший завязать штаны, хмурясь, покосился на дверь.

— Кого там принесло? — буркнул он.

Левмир, готовый к выходу, сидел на лавке рядом с И. Девочка положила голову ему на плечо, бледная после вчерашнего грустного веселья. Дорла у печи пыталась придумать завтрак.

Сардат отбросил засов, и в дом тут же, не дожидаясь приглашения, ввалился незнакомый мужик с заросшим бородой лицом. По-хозяйски сорвал крышку с бадьи, зачерпнул ковшом и принялся жадно пить. Вода потекла по бороде, закапала на пол.

— Ты кто такой? — Сардат словно бы невзначай вертел в руках нож. Краем глаза заметил движение — Левмир положил на колени самострел.

— Я? — рявкнул мужик, бросив ковш в бадью. — Я из рудников, Токсаром звать. Видались мы с тобой пару раз, но да ладно. Я неброский.

— Токсар, — повторил Сардат. — Припоминаю что-то… Почему в дом врываешься? У вас там, в рудниках, такие правила?

— Я всю ночь лошадь гнал! — Кулак грянул в грудь с таким звуком, будто гром зарокотал вдали. — Наши все поверили, идут, как свиньи под тесак, а я не смог. Если своих не спасу, так хоть вас предупредить успею!

— О чем? — Сардат спрятал нож. — Если есть что-то про поезд, про вампиров — погоди. Пойдем к помосту, там все равно сейчас сходка будет. Расскажешь сразу всем, чтоб не повторять.

— Вот за что я тебя всегда уважал, Сардат, так это что сопли не размазываешь! — Токсар поднял палец вверх. — Идем, веди к своему подмосту.

* * *

Токсар, сгорбившись, смотрел на удивленные лица людей внизу. Руки в карманах, ноги широко расставлены.

— Непривычный я, чтоб речи толкать, — начал громко, но хрипло. — Дела такие… Ночью пришли к нам вампиры. Ну как пришли — прилетели! Всех из домов повытягивали, говорят, все, конец вашей работе. Мы — как так? А они — все, говорят, не нужно больше золота. И утешают: мол, не бойтесь, вас не бросят. Собирайте сейчас же вещи, грузитесь, да идите к городу. Сказанули! До города недели две добираться. Мы про поезд, а они — мол, рельсы разломаны. Ну, стал быть, дали жратвы какой-никакой, да отправили.

— Да вы слыхали хоть, что в этих городах творится? — заорал Кутаз. — Кроты слепые!

— А ты не ори на меня! — Токсар саданул в грудь кулаком. — Ничего мы не слыхали, потому как делом заняты были! Знаешь — расскажи, только сперва мне закончить дай.

Кутаза усмирили. Толпа возгласами попросила продолжать. Токсар откашлялся.

— Так я про что… Провожают они нас, а сами посмеиваются. Гаденько так, будто сволочи. У меня тут-то сердце и заныло — ну чую, врут ведь. На убой народ послали! А сам верить не хочу. Но тут они, смотрю, девчонок помоложе в сторону так отводят. Потом пареньков несколько. Ну, наш главный давай ерепениться — что это, мол, такое? А они ему — ничего, они вас догонят. Мы тут, говорят, переднюем, а потом к соседям вашим наведаемся. А молодежь, мол, для компании. И ведь поверил командир! Ну, или там вид сделал.

— Вот твари какие! — отчетливо прозвучал шепот Гидара.

— А я про что толкую? — Еще один удар кулаком. — Поползли мы, делать нечего. Сидят дуры наши на повозках, рассуждают, как будут в городе жить. Там, мол, и театра какая-то, и люди сплошь в шелках ходят, и работать почти не нужно. Смотрю — мужики поддакивают. Тут мне шлея под хвост попала. Вы, говорю, что же, уши-то развесили, мать вашу разэтак? У вас детей забрали, вас среди ночи выпнули не пойми куда, а вы и рады? Бежать, говорю, нужно от этого города! Лучше в лесу укрыться, да разведать потихонечку, что да как. На меня тут как принялись шипеть! Ну, я разозлился! — Токсар снова ударил себя в грудь. — Дал по башке командиру, скинул с лошади, и поскакал. Гнаться не стали, так, поорали только вслед. А я скачу и думаю, что ж делать-то? Хотел в лес бежать, да потом совесть заела. Сидят, думаю, наши речные братья, ни сном ни духом, а на них такая напасть завтра сверзится. Такая история, други. Бежать отсюда надо!

— Мы уж так и порешили! — крикнул Россак. — Чего тут сидеть? Пойдем лучшей доли искать.

Сардат, оттеснив Токсара, упер руки в бока.

— Хорошо, что решили. Только вот я не в курсе.

— Да ты чего, командир? Сам же сказал — думать до утра!

Сардат нашел взглядом Левмира, поманил его пальцем. Парнишка вскарабкался на помост.

— Теперь слушайте меня, да хорошенько забивайте в голову. Жить, как скотина, мы не станем. Кто хочет — лично тут же загрызу.

Старатели одобрительно загудели.

— Дальше! — оборвал расшумевшихся Сардат. — Просто так мы не уйдем. Вампиры ночью быстрее ветра летят. Догонят — и здравствуй, городская жизнь. Если на месте кровь не пустят. Потому сейчас собирайте в повозки все, что из жратвы осталось, одежду, важное все. Грузите баб, детей, стариков — и вон отсюда этот груз. Те, кому взамен штанов юбку надеть хочется — с ними отправляйтесь. А мы, мужики, с вампирами потолкуем.

Люди будто с ума посходили. От воплей зазвенело в ушах. Женщины что-то доказывали с пеной у рта, мужики, бледнея матерились. Никто не хотел раскола. Но Сардат взмахнул рукой, и все стихло.

— О чем завыли? — нахмурился. — Или, может, наоборот? Мужиков спасать, а бабы пускай за топоры берутся? Слышать не хочу! Я над вами командир, мое решение такое. Кто против? Выходи сюда. Только обратно уже не слезешь, обещаю. Токсар! Сколько их?

— Десяток! — ударил в грудь Токсар. — И один главный, мерзкий такой. Волосы как зализанные.

— Левмир! — Сардат повернулся к названному брату. — Как считаешь, сумеем ночью десяток вампиров отметелить?

Левмир с сомнением оглядел замерших в ожидании людей. Считал взрослых мужчин, молодых парней. Вышло, вместе с Токсаром, десятка три. Да все ли останутся?

— Вампиры считают людей за скотов, — вспомнил слова Ратканона. — В этом наша сила. Они не ожидают удара. А большинство из них, скорее всего, и не дрались-то никогда. Привыкли на готовое. Нападать нужно быстро, бить наверняка. Тогда сможем.

Левмир проглотил «наверное», чуть не сорвавшееся с языка.

— Ты-то откуда знаешь? — выкрикнула женщина. — Дрался, что ли?

Ответил Сардат:

— Рот прикрой, когда мужики решают! Забыли, как на днях Олнору из реки вытянули? Которую вампир убил? Куда, по-вашему, он делся?

Теперь все смотрели на Левмира с уважением, даже со страхом.

— Мы его вдвоем прикончили, а вчера — сожгли, — продолжал Сардат. — Да, днем, конечно. Но если хорошо подготовиться — мы и ночью найдем, что сказать. Так что хватит попусту трепаться. Все, кончилась прежняя жизнь! Чем раньше выйдете — тем больше шансов, что не догонят.

В поднявшейся суматохе никто не обратил внимания на последнюю фразу. Никто, кроме Левмира, который не сводил взгляд с Сардата. «Тем больше шансов, что не догонят». Значит, и не надеялся победить. Только бы задержать, сколько можно.

— Кузнец в поселке есть? — спросил Левмир.

— Я могу. А чего хотел? — повернулся Сардат.

— Тогда идем в кузню. Надо сделать много наконечников. И пошли кого-нибудь в лес, прутьев наломать. Сообразят, какие на лук, а какие на стрелы? На стрелы лучше тис брать, на лук — ясень.

— Луки у нас отыщутся. Охотились когда-то.

— Значит, стрелы.

Сардат кивнул, а его глаза уже выискивали в толпе подходящего человека.

* * *

Собрались скоро. В суматохе Сардат с Левмиром исчезли, не попрощавшись. Осталась И. Ее облепили плачущие дети. Она сама рыдала, не в силах удержаться.

— Подождите! — крикнула, скрывшись в доме. Тут же выскочила обратно, с огромной кипой бумаги. — Вот! Возьмите. Это сказки, все сказки. И много-много чистых листов. И карандаши тоже берите.

Детвора расхватала листы — бережно, боясь помять, прятали под одежду, заворачивали в простыни. Ненадолго на лица вернулись улыбки. К И подошла девочка-сирота. Обняла, ткнулась носом в живот. И гладила ее волосы, не находя слов.

— Ты ведь придешь к нам еще, да? — спросила девочка, подняв заплаканные глаза.

— Обязательно! — И через силу улыбнулась. — А ты жди! Всегда жди — слышишь? Разыщу, во что бы то ни стало! Тебя как зовут?

— Унтиди, — всхлипнула девочка.

— Какое красивое имя… Пока, Унтиди. Я… Я люблю тебя, слышишь, маленькая?

— Я тоже тебя люблю!

Унтиди чуть ли не силой оторвал отец. Кивнув И, поспешил посадить девочку на повозку. Тут же заспорил с Кутазом, которого Сардат оставил за главного. Тот настаивал, чтобы отец остался с дочерью.

— Что я, баба, что ли? — возмущался мужчина.

— У нее ж кроме тебя нет никого! — возражал Кутаз. — А с ними все равно надо кого-то отправить. Ну хватит! Давай уже. Будь мне братом до конца, и после я тебя не забуду.

Крепко обнялись. С криком и плачем повозки тронулись в путь. Когда последняя выехала из поселка, стало тихо. Мужики растерянно переминались с ноги на ногу, чувствуя себя осиротевшими. Кутаз первым отвернулся от уходящего каравана.

— Ну что сопли развесили? — хрипло закричал он. — Бегом по хатам! Тащите все, чем бить и резать можно. Мы этим сволочам устроим вечер танцев!

Его слова поддержали воинственным воплем.

Размазав слезы по лицу, И огляделась. Все суетились, бегали туда-сюда. Кто-то взялся рыть яму-ловушку. Сказать, что без толку? Нет… Пусть уж лучше делом занимаются, чем просто сидеть и ждать. На глаза принцессе попался Кабур. Старик, как обычно, сидел, вытянув ноги, на скамеечке. И подошла к нему, Кабур подвинулся, уступая место.

— Ну что, красота, как жить-то будем? — вздохнул.

— А чего вы не поехали?

— А чего я там потерял? С меня и так песок сыплется. Только и осталось, что дорогой помереть. Посмотрю хоть, как вампиров убивают. Все веселье перед смертью.

Потупившись, И разглядывала утоптанную траву под ногами. Непонятно откуда пришла обида.

— Вампиры не все такие, — прошептала.

— Конечно, нет! — воскликнул старик. — Ты другая.

— А еще… Еще Аммит! — вспомнила учителя. — И еще…

Кто еще? Отец мертв. А остальные… И вспомнила единственный бал, на котором успела побывать. Вспомнила отвратительные лица баронов и графьев, жаждущих получить больше, больше, еще больше крови.

— Ты человек, милая. — Кабур похлопал девочку по спине. — Ты по ошибке вампиром родилась. Что уж тут поделаешь?

— Ничего не по ошибке! — И насупилась. — Я такая, какая есть, а другой не бывает.

— Вот это правильно, дочка, — кивнул старик. — Это — верно ты говоришь.

В раскаленной кузне голый по пояс Сардат крушил железо. Лопаты, ковши — все, что можно было — переделывали в оружие. Левмир, едва не теряя сознание от жары, пытался помогать. Когда, споткнувшись на ровном месте, он упал, Сардат, матерясь, выгнал его на улицу. Занятие нашлось и тут — подтащили тисовые ветки. Принялись мастерить стрелы. Левмир стонал от досады — кривые стрелы летели абы куда. Оперения не было вовсе — даже Левмир не знал, нужно ли оно, и если нужно, то зачем.

— Не вешай нос! — убеждали Левмира. — Главный стрелок у нас все равно ты. А нам бы по разу выстрелить — потом за топоры возьмемся.

Но Левмир приободрился, когда пришла И. Девочка сразу заметалась, ища себе дела. В конце концов, ее со смехом заставили петь песни. С серьезным выражением лица И отошла в сторонку и, сложив руки перед собой, глубоко вдохнула.

Закончила со слезами. Мужики хлопали от всей души — в слова не вслушивались, но красивый голосок очаровал всех.

— Откуда такая песня? — спросил Левмир, когда И подошла к нему.

— От мамы, — прошептала И. — Мама писала стихи для меня…

Левмир молча обнял ее.

— Я растерялась просто, — говорила девочка. — Просили спеть… Я и спела, что в голову пришло.

— Ты прекрасно спела.

Наконец, с оружием разобрались. Когда вымотавшийся Сардат, выйдя из кузни, рухнул ничком на траву, приличных стрел было вдосталь. Из трех получившихся луков поочередно пробовали стрелять, выбирая лучшего. Лучшим оказался Левмир. Поразмыслив, выдали ему лук, а самострел передали Гидару, который оказался самым метким из старателей.

Солнце, миновав зенит, поплыло к горизонту. Подхватив стрелы и странные, ни на что не похожие, но острые орудия, потянулись к поселку бывшие старатели. Добравшись, разделились. Стрелки продолжили упражняться, остальные взялись за сооружения укреплений. Тесали колы, ставили их под углом, надеясь швырять на них вампиров. Ям вырыли с десяток, хорошо замаскировали их подпиленными досками, присыпали землей. Под досками ждали острые колья. И, глядя на них, задумалась.

— А ведь может сработать…

— Ты про что? — спросил Левмир.

— Ямы. Если сами не попадают… Кто-то может и попасться!

Левмир перестал мучить лук и приблизился к девушке.

— Ты ведь не собираешься драться?

— Я? — И широко распахнула глаза. — А что, по-твоему, я должна делать? В погребе сидеть?

Левмир кивнул. И задохнулась от возмущения:

— Да ведь… Я же… Кто, кроме меня может..?

— Если с тобой что-нибудь случится…

— А с тобой? — Кулачок ударился в плечо Левмира. — Снова бросаешь? Опять на цепь сажать будешь? Тогда со мной в погреб лезь! Пусть тут все полягут, а мы дрожать будем! А там, глядишь, и Алая Река до нас сама дотечет.

Сардат, упражнявшийся неподалеку с подобием меча, перекованным из косы, рассмеялся.

— Отстань от девчонки, Левмир! Все равно ведь не послушает. Еще и по голове наполучаешь, как я.

— Вот-вот! — вздернула нос И. — Послушай старшего, он иногда умные вещи говорит.

Левмир вздохнул, уступая.

С заходом солнца все собрались на площади. Горели факела, поблескивала сталь. За домами укрылись трое стрелков, но Левмир стоял вместе со всеми. Два-три выстрела — так он себе назначил. Потом возьмется за топор и нож, висящие на поясе. Потому что рядом стояла И, которая не умела стрелять.

Сардат взошел на помост.

— Скоро сюда придет враг, — сказал, обводя взглядом суровые лица мужиков. — С врагом никаких разговоров. Поняли меня? Вы глухие, немые. Каждый, кто не с нами, должен умереть. Увидите мразей — сразу стреляйте. Бейте, рубите, не давайте им опомниться. Пусть знают, что это — наша земля. Мы здесь хозяева, мы свободны, и мы решаем, кого хотим здесь видеть, а кого нет. Помните о женах и детях. Пусть им некуда бежать, но лучше сдохнуть с голоду в пути, чем накормить свору кровожадных тварей, давясь мертвечиной. Вы слышали меня?

— Да! — Дружный рев потряс округу.

— Будьте мне братьями до конца, и потом я вас не забуду. А ты, — Сардат повернулся к И, — будь мне сестрой.

— Мы твои братья! — грянул в ответ хор. — На той стороне мы будем вместе!

В тишине, зазвеневшей после крика, прошуршал голос Кабура:

— Летят!

И сжала руку Левмира, и он ответил таким же крепким пожатием.

— Нужны костры! — крикнул он Сардату. — И много.

Командир оскалил зубы. Отчетливо послышался удар — Токсар врезал себе в грудь кулаком. Толпа ждала приказа, и приказ прозвучал:

— Поджигайте дома!

 

Глава 29

Свободны

Разделенное сознание не располагало к долгим размышлениям. Стая летучих мышей, объединенная личностью лорда Мэросила, просто неслась сквозь тьму, ощущая поблизости такие же раздробленные сущности баронетов. От стремительного полета ветер завывал, но тонкий писк вспарывал пространство, возвращаясь обратно четким отголоском, и стая лавировала между редкими деревьями.

Вот очередная трель вернулась громче, чем обычно. Впереди не дерево — что-то большее. Миг спустя в сознании вырисовалась картинка — дома, люди… Почему люди стоят на улице, будто чего-то ждут? Эта мысль растворилась в стае, как бесполезная. Цель проста: добраться, принять привычный облик и объяснить дикарям, что нужно делать.

Стая Мэросила летела впереди. Сделав круг над людьми, летучие мыши собрались в кучу на некотором отдалении. Слева, справа, сзади собирались другие стаи. Волевым усилием Мэросил объединил сознание и открыл глаза. Разрозненные мысли все еще метались в голове, когда его взгляд фокусировался на людях. Что-то странное вокруг… Огонь! Поселок горел! Но почему? Неужели какая-то банда вампиров побывала тут раньше них?

— Не стреляйте в летучих мышей! — громкий вопль.

Правильно, подумал Мэросил. Ведь летучие мыши — это мы.

Из толпы выбежала девчонка. Кто-то пытался ее остановить, но она вырвала руку. В свете огня блеснули золотые волосы, чуть тусклее отозвалось серебро. Глаза Мэросила расширились. Принцесса? Здесь? Но кто же тогда сидит в Храме, о который бьется войско Эрлота?

Принцесса Ирабиль прыгнула, вытянув руки, словно бросалась в воду со скалы, и пропала. Стая серебристых летучих мышей с отчаянным визгом атаковала вампиров. Яростные зверьки путались в волосах, царапались, кусались, выдирали глаза. Застигнутые врасплох, баронеты суматошно размахивали руками. Сквозь гвалт Мэросил расслышал свист. Один из баронетов, пытавшийся оторвать мышь от лица, схватился за пробитую стрелой грудь. Другому попали в живот.

«Они атакуют!» — Мэросил все не мог прийти в себя после трансформации. Люди вступили в бой. На Мэросила катилась разъяренная толпа, с косами, топорами, лопатами. Он не мог, не хотел в это верить.

Свист опять привлек внимание лорда. Машинально поймал летящую в грудь стрелу и переломил древко меж пальцами. Стрелявший парень целился снова из кривого, но, видно, надежного лука. Мэросил швырнул в него огненный шар. За миг до того, как парень должен был вспыхнуть, он взмыл вверх. Раскрыв рот, Мэросил поднял взгляд. Не меньше полусотни мышей подняли парня в воздух, спасая от смерти.

— Да что здесь творится? — рявкнул Мэросил. — Вы хоть понимаете, что вам за это будет?

Чей-то безумный взгляд сверкнул рядом. Мэросил поднял руку, и тут же ощутил удар. Рука, отрубленная по локоть, отлетела в сторону. Человек занес над головой топор, предвкушая убийство. Мэросил оскалил клыки. Что ж, война так война, жалкие остолопы!

* * *

Сердце едва не разорвалось, когда И побежала навстречу вампирам. Маленькая, смелая, безрассудная капелька жизни атаковала саму смерть. Успела лишь крикнуть: «Не стреляйте по летучим мышам!» Она все спланировала. Знала, что не соперница взрослым вампирам, и решила отвлечь внимание, дать людям еще одну крохотную надежду на успех.

— Вот сучка! — выдохнул стоящий рядом Россак.

Левмир не почувствовал злости — столько искреннего восторга звучало в этих словах. Подняв лук, прицелился. Щелкнула тетива, стрела пробила грудь первому намеченному вампиру. Точно в сердце! Кровь взыграла в жилах, словно на охоте. Прячущиеся стрелки тоже спустили тетивы. В цель попала одна стрела, другие улетели в ночь. Но время стрелков закончилось так же быстро, как началось. В бой побежали все. Левмир, улучив момент, выстрелил еще раз, целясь в мерзкого на вид вампира с волосами, словно смазанными жиром. Когда стрела переломилась у того в руке, Левмир понял, что перед ним не баронет. Дыхание перехватило. Неужели кто-то из баронов? Или даже граф? Но почему, зачем он здесь? Выполняет грязную работу?

Огненный шар развеял остатки сомнений. Ни один баронет не сможет сделать такого с огнем! И рассказывала — сила Драконов проявляется лишь у тех, кто вошел в воды Алой Реки, либо прожил не меньше тысячи лет. Либо у рожденных вампирами. Левмир не успел отпрыгнуть — непонятная сила подняла его вверх и бросила в сторону. Летучие мыши! И снова спасала его, как всегда. Вместо радости, Левмир почувствовал досаду. Вскочил на ноги, выбирая мишень. Вот еще один вампир, которому летучая мышь залепила лицо. Свистнула стрела, мышь спорхнула с неподвижного тела.

— Жгите их! — заорал Левмир.

Он подбежал к подстреленному, схватил его и поволок в сторону горящего дома. Вампир не двигался — значит, сердце пробито. Значит, это — баронет.

— Давай! — Знакомый голос.

Сардат подскочил к телу, схватил его за ноги. Подняли, качнули и швырнули огонь. Взметнулись искры, пламя полыхнуло, будто от огненного порошка. Сардат поднял «меч».

— Не стой! — крикнул, тут же куда-то исчезнув.

Левмир сорвал с пояса нож и топор. Взгляд блуждал по полю битвы. Ничего нельзя было понять. Страшные тени с воплями метались на фоне огня, летели головы, хлестала кровь. Вот один баронет оказался совсем рядом, но с воплем провалился сквозь землю — работали ямы-ловушки. Над всем этим носились летучие мыши, время от времени пикируя на вампиров. И делала все, что могла. «А я?» — подумал Левмир. Прямо на него побежал огромный волк, и Левмир шагнул навстречу, улыбаясь. Он не сбежит. Не сегодня.

Зверь прыгнул. Взлетел и опустился топор, раскроив волку череп. Массивное тело сбило Левмира с ног, но, падая, он успел вонзить нож в мохнатый бок. Когда земля ударила в спину, волк уже испускал дух.

Из разрубленного черепа лениво капала кровь. Сбросив страшный груз, Левмир освободил оружие. Снова взметнулся топор, и отрубленная голова откатилась. Кто-то подхватил ее, швырнул в пожар.

«Их было десять, — думал Левмир. — Двоих точно нет. Осталось восемь!» Но вслед за этой мыслью появилась другая: «А наших-то сколько?»

Будто в ответ на мысли раздался крик. Три человека, объятые пламенем, бежали… Куда? Должно быть, к реке. Но волшебный огонь пожирал плоть так быстро, что все трое упали, не успев даже покинуть площадь. Мерзавец с жирными волосами хохотал. Значит, вот она, цель. Петляя между дерущимися, Левмир побежал к нему.

* * *

Стая делала то, ради чего появилась. Тонкие звуки врезались в непонятные силуэты внизу и, возвращаясь, рисовали смутную картину. И отличала вампиров от людей по оружию. Если в руках что-то было — пролетала мимо, если нет — летела в лицо. И тут когти находили глаза, вырывали с животной беспощадностью. С каждым заходом все сложнее. Вампиры стали уворачиваться. Некоторые обратились в волков. На них тоже бросалась стая, слепя и путая.

В рассеянном сознании мелькнула мысль: «Хватит!» Она не понимала происходящего внизу. Жив ли Левмир? Сколько осталось людей? А тут еще две стаи взметнулись в воздух. В них полетели факела и камни. И потеряла несколько особей из своей стаи, но всякий раз успевала перенести сущность из умирающей плоти. Теперь же люди не станут смотреть, кто есть кто. Хватит.

Стая метнулась к свободному месту на помосте. Здесь стоял лишь один человек. Мир изменился в мгновение ока. Открыв глаза, И содрогнулась от обилия красок. Черная ночь, красный огонь и багряная кровь. Будто вся палитра цветов собралась в этом триединстве, веками сопровождавшем вампиров. Смердела горящая плоть, от криков закладывало уши, но один голос прорвался сквозь какофонию:

— Я к вашим услугам, принцесса.

Повернув голову, И замерла. Перед ней, улыбаясь, стоял Мэросил. Опять принял облик молодого, скрыл седины дурацкой магией.

— Подарите мне один танец? Или займемся охотой на людей?

На правой руке лорда не было рукава, но И не придала этому значения. Перед ней стоял тот, кого она ненавидела. Тот, кто должен был защищать отца, но поклонился Эрлоту. На ладонях принцессы заметалось голубое пламя.

— Предатель! — С этим криком она метнула огонь, тут же бросившись на дощатый настил. Предчувствие не обмануло — огненный шар Мэросила пролетел там, где она только что стояла.

Подскочив, И подготовила еще один огонек. Глаза Мэросила уже черные — значит, много сил потратил. Главное теперь не дать ему дотянуться до пробирки… Если она, конечно, есть. Своих глаз И видеть не могла, но жажда, хоть и сильная, не затмевала рассудок. Бросив огонь, она метнулась в сторону, уворачиваясь от ответного. Краем глаза заметила запрыгнувшего на помост Левмира. Весь в крови, но живой, глаза пылают, а в руках оружие.

— Он был в Сатвире! — закричала И, очертя голову бросаясь на Мэросила. Тот не ждал лобовой атаки, но сориентировался быстро. Маленький ножик И вспорол туман. Она остановилась посреди затхлого облака. Рука вознеслась над головой, и прекрасный огненный цветок распустился на ладони, пожирая туман. Облако дрогнуло, поплыло прочь, но И подожгла помост под ним. Пламя взвилось, и туман превратился в стаю летучих мышей. Они метнулись в сторону, а вслед прыгнул Левмир. В тот миг, когда стая собралась в человеческую фигуру, Левмир оказался рядом. Лезвие ножа вошло точно в сердце, топор вгрызся в шею.

Мэросил ударил наотмашь, и Левмир вылетел с помоста. И не смотрела что с ним. Если Мэросил выживет — умрут все. Лорд вырвал нож из груди — сердце настоящего вампира не так уязвимо, как сердце баронета. Огромная рана на шее слишком медленно затягивалась. И ударила ножом по горлу. Мэросил всхрипнул, махнул рукой, но девочка поднырнула под локоть, ткнула ножом в бок. Тело вспомнило уроки Ратканона — сделав подсечку, И бросила врага лицом вниз — прямо в горящие доски. Настил провалился, Мэросил исчез в бушующем огне. Собрав все силы, И грянула в пролом целый столб огня, чувствуя, как чернеют склеры, как жажда полонит мозг. Теперь не отделаться несколькими глотками.

Кто-то схватил ее, потащил прочь. И обернулась, готовая пустить в ход клыки, но увидела Левмира.

— Сгоришь! — закричал он.

Действительно, кругом бушевал огонь. И позволила унести себя. Левмир спрыгнул на землю в тот миг, когда помост будто взорвался. Пылающие волки выскочили из огня, с ревом бросились в разные стороны, атакуя людей. Левмир побежал наперерез одному из них с топором, а И сделала то единственное, что еще могла. Бросила навстречу Мэросилу свою стаю. Серебристые волки ринулись в бой.

* * *

Люди погибали. Гидар, сменив самострел на топор, зарубил одного вампира, прежде чем лишиться головы. Кутаз погиб в самом начале, лишь оцарапав соперника. На остальных Сардат даже не смотрел. Несся вперед, рубил, пинал, не замечая ран, не чувствуя, как струится кровь. Какая разница? Мы все равно готовились умереть!

Удар вампира отбросил его в пылающий дом. Доски сломались под тяжестью тела, но, несмотря на боль, Сардат тут же вскочил. Куртка горела, пришлось прокатиться по земле. Это спасло от волчьего прыжка. Волк горел! Сардат не успел атаковать, потому что на волка бросились трое других, серых. Значит, И еще жива! От этой мысли Сардат пришел в восторг. Взгляд заметался по сторонам, выискивая жертву. И вдруг стало ясно, что битва завершена. На ногах остался один вампир, и с ним дрался Рамокс. Человек отступал под свирепым натиском. Сардат побежал на помощь.

Лезвие бывшей косы вспороло воздух — в последний миг вампир почувствовал опасность и отскочил. Рамокс тут же вцепился ему в горло, но отлетел в сторону. Сардат воспользовался заминкой. Высоко подпрыгнув, выбросил вперед ногу, и сладостное чувство удара наполнило душу ликованием. Вампир упал. Взметнулась коса. Вампир закрывался руками, и кисти отлетели, отрубленные. Не обращая внимания на дикий вопль, Сардат вновь поднял оружие и, упав, вонзил его в грудь врага. Слишком далеко от сердца! Вампир оттолкнул Сардата, окровавленные культи неуклюже попытались вытащить лезвие, но только согнули. Сардат налетел на вампира, будто в пьяной драке.

— Не надо! Было! Сюда! Приходить! — орал он, сопровождая каждое слово ударом кулака. Красивое, с тонкими чертами лицо вампира превращалось в кашу. Сардат не останавливался. Он уже не говорил — рычал, как зверь, вкладывая в удары всю ярость, всю боль от потери друзей, все отчаяние от рухнувшей жизни. Наконец, обессилев, схватил голову вампира и повернул на бок. Отчетливо хрустнули позвонки. По обезображенному телу пробежала судорога.

— Готов? — подскочил Рамокс. Он тяжело дышал, зажимая рваную рану в боку.

— Хватай!

Потащили тело к огню. Где-то поодаль Левмир добивал волка топором. Еще дальше стая серебристых расправлялась с догорающими волчьими полутрупами. Победа. Победа!

Тело загорелось, будто сухая солома. Суча ногами, рыча, вампир пытался вылезти, но Сардат пинком отправил его обратно.

— Передай привет на ту сторону! — крикнул. — Скажи, что мы еще не скоро.

Подошел Левмир, держа на руках обессилевшую И. Девочка стонала, крупная дрожь колотила ее.

— Что с ней? — Сардат переключился на новую проблему.

— Кровь, — шептала И. — Нельзя… Я… Убью…

— Заткнись и кусай! — Сардат сунул ей под нос запястье. — Быстро! Ну!

Рамокс качал головой:

— Командир, ты бы хоть предупреждал, что за гости у нас…

— Не нравится — иди поплачь, — огрызнулся Сардат. — Пей, тебе говорю! А ты, — он посмотрел в глаза Левмира. — Оттолкни меня, когда совсем плохо будет. Нас здесь трое осталось. Так ведь?

— Трое, — кивнул Рамокс. — Да и мне все равно как-то погано… Отчего б не покормить милашку напоследок?

И боролась с собой, понимая бессмысленность борьбы. Застонав, вонзила в руку клыки. Сардат вздрогнул, но не сдвинулся с места. Сладкая дымка заполнила сознание. Исчез мир, осталась лишь невероятная, непостижимая сладость, и страх. Больше, чем жизнь, больше, чем смерть, и гораздо сильнее, чем любовь. Теперь он понимал, что имела в виду И: «Еще чего! Чтоб вообще за мной хвостом ходил?» О да, он пойдет за ней хвостом, куда угодно!

Удар привел его в чувство, разрушил сладкую грезу. Сардат открыл глаза и увидел Левмира, к шее которого приникла И. Хотел возмутиться, но обнаружил, до какой степени слаб. Голова кружилась, руки и ноги отказывались слушаться.

Лицо Левмира стремительно бледнело, под глазами появились круги. Губы приоткрылись… И оттолкнула его сама.

— Я не могу! — закричала девочка.

— Рамокс! — бросил Сардат.

Рамокс шагнул к И.

— Давай, маленькая. Делай, что нужно.

Клыки впились в предплечье. Рамокс мужественно держался, скрипя зубами. Судя по лицу, ему укус И не принес ничего, кроме боли. Наконец, она отстранилась. Сардат перевел дух, увидев, как глаза девочки возвращают естественный цвет. Она начала дышать — громко, тяжело, с всхлипываниями. Подползла к Левмиру, и тот положил окровавленную руку ей на голову, успокаивая, лаская.

— Хм, командир, а у меня рана затянулась, — удивился Рамокс, осматривая бок.

— Да ты что?

— Ага. Вот они, оказывается, чего умеют.

Сардат поглядел на свои раны. Всерьез его никто не зацепил — так, царапины глубокие. Но кровоточить перестали, да и выглядели, будто им дня три.

— И на том спасибо, — пробормотал Сардат, поднимаясь на ватных ногах.

Обошел поле боя. Пятеро вампиров лежали несожженными, и Сардат жестом подозвал Рамокса. Кряхтя, они принялись носить тела к огню. Проходя мимо одного из трупов, Сардат заметил движение.

— Погоди, — сказал Рамоксу и положил вампира.

Токсар, печальный вестник из рудничьего поселка, был еще жив. С разорванным горлом, распоротым животом он продолжал хрипло дышать. В левой руке кирка, испачканная кровью. Безумные глаза смотрят в небо. Сардат нагнулся над ним, и Токсар его узнал.

— Свободны? — выдохнули посиневшие губы. — Свободны?

— Свободны! — кивнул Сардат.

Губы изогнулись, пытаясь улыбнуться. Правая рука, сжатая в кулак, дрожала, и Сардат понял, что нужно сделать. Согнул в локте руку Токсара, положил кулак на грудь. Улыбка, наконец, удалась.

— Свободны! — шепнул Токсар и перестал дышать.

 

Глава 30

В путь

Под покровом ночи Арека выскользнула из крепости и направилась к баракам. Теплый весенний воздух ласкал кожу, на ясном небе горели далекие звезды. Но почему же так темно? Арека остановилась, задрав голову, и возглас сорвался с губ. Диск луны, обычно озарявший двор серебряным светом, заволокло красной пеленой. Багровый круг на черном небе — будто глаз вампира, обезумевшего от жажды. Никогда в жизни Арека не видела подобного.

В раскрытых окнах барака трепетал свет. Люди целыми днями пропадали на полях, вручную пахали, тут же сеяли. Возвращались глубокой ночью — те, что возвращались. Сейчас, должно быть, сидели, на сотый раз пережевывая жалкие крохи хлеба.

Подойдя к окну, Арека тихо позвала служанку по имени. Тут же показалась седая голова. Арека закусила губу, взглянув Акре в лицо. Глаза глубоко запали, кожа плотно обтягивала череп, губы растрескались.

— Здравствуйте, госпожа. — Голос остался прежним.

— Вот, возьми! — Арека протянула сверток.

— Спасибо, госпожа. Я сейчас.

Акра исчезла — понесла еду детям. Помимо хлеба, в свертке было немного вареного мяса — то, что Арека сумела спрятать за ужином. Ни за что не осмелилась бы она сказать Акре, что кладовые стремительно пустеют. Арека, которой всегда доставалось самое лучшее, давно заметила, как оскудело ежедневное меню. Оскудело и измельчало.

Вернулась Акра. Арека вдруг поняла, что не знает, зачем ждала служанку. Раскрыв рот, сказала, не думая:

— Вернись, Акра.

— Что вы говорите? — прошептала та.

— Вернись ко мне. Тебе незачем сидеть в бараке. Тебе нужно поесть, поспать в хорошей постели.

Акра покачала головой.

— Нет, госпожа. Мое место здесь — и нигде больше.

— Но почему? — Арека всхлипнула.

В глазах Акры забрезжила жалость. Месяц назад Арека оскорбилась бы, наорала на служанку, но сейчас… Сейчас ей хотелось, чтобы Акра ее обняла.

— Подождите, я выйду.

Арека прислонилась к стене. Кулаком яростно размазала слезы по лицу. Там, в бараке, тоже кто-то плакал. Больше не слышно ничего, кроме тяжелого дыхания. Люди берегли силы.

Скрипнула дверь, раздались торопливые шаги. Вот Акра стоит рядом, смотрит на луну.

— Недобрый знак, — вздохнула женщина. — Где-то пролилась кровь.

Арека смотрела лишь на Акру. Теперь она казалась еще более изможденной, чем через окно. Легкий ветерок пошатывал ее.

— Что вас тревожит, госпожа? — мягко спросила Акра. Она смотрела девушке в глаза.

Арека потупилась.

— Какая я тебе госпожа…

— Избалованная, — сказала Акра. — Самовлюбленная. Очень глупая и очень несчастная. Одинокая.

Арека дрожала. Слез не сдержать — потоки хлынули из глаз. Почему, почему она терпит эти слова? Почему не ударит по лицу служанку? Неужели ласковый голос тому виной? Или просто говорит она правду.

— Я ненавижу ее, — простонала Арека. — Ничего не могу с собой поделать, Акра. Каждый день захожу в ту комнату, смотрю на портрет — и ненавижу! Ее волосы, глаза, ее улыбку, ее платье… И стихи еще эти, дурацкие!

— Да что же такого сделала вам эта малышка? — Акра коснулась пальцами волос Ареки и, не встретив сопротивления, погладила.

— Я любила одного человека. И сейчас его люблю. А он… Он хотел быть только с ней. Знал ведь, что она вампир, и все равно… Так же, как эти… Как я теперь… Наверняка она каждый день пила у него кровь, а он и радовался! Но даже теперь я выбежала бы ему навстречу, обняла бы его и никогда не отпускала. Хотя господин заполнил мое сердце и душу — там все равно еще много места для него. А он… Он не нашел для меня даже вот столечко места. Все отдал ей!

Акра обняла плачущую девушку, и та обхватила ее руками.

— Бедный ты ребенок, — вздохнула служанка. — Ешь досыта, а несчастнее тех, кто от голода шевельнуться не может.

— Это она все сделала!

— Это ненависть твоя с тобой делает. Ненавистью полон твой господин, и в тебя она льется — с каждым укусом. Борись, глупышка. Сражайся с ненавистью, пока она тебя не испепелила.

Акра запела песню-молитву об Алой Реке. Тихо, темно. Только робкий свет из окошка, только багровая луна, да плавные покачивания в такт мелодии. Слушая знакомые слова, Арека успокоилась. Не хотелось размыкать объятий. Откуда же в этом тщедушном теле столько доброты? И к кому — к Ареке, которая ей слова доброго никогда не сказала!

— Может, уже испепелила, — прошептала Арека.

— Я в это не верю, госпожа. Вы сильны. Боритесь, и рано или поздно счастье вам улыбнется. Всем нам — улыбнется.

* * *

В тяжелое забытье просочилось журчание реки. Вода омывала правую ладонь — ласково, мягко. Чья-то рука, еще более нежная, гладила лицо Левмира. Потом зазвучал тонкий грустный голос:

Голос убаюкивал, но засыпали только боль и страх. К Левмиру возвращалось сознание. Дрогнули, приподнялись веки. Рассеянный взгляд блуждал по голубому небу, но вот в поле зрения попал серебряный локон. Левмир шевельнулся.

Он лежал головой на коленях И. Девочка покачивалась в такт песне, глаза закрыты, по щекам бегут слезы, а на губах — грустная улыбка. Тихо-тихо лилась песня:

— Жива, — шепнул Левмир.

— Потому что ты жив, — отозвалась И, не открывая глаз. — Послушай, как журчит река. Совсем как ручеек на той полянке, правда?

— На той полянке ты забрала мою жизнь, а взамен дала другую. Ту, где мы вместе.

И глубоко вдохнула. Левмир ощутил дрожь ее тела.

— Прости. — Слово вырвалось с рыданием.

— За что?

— Нужно было спасти твоих родителей. Сказать сразу, увести вас прочь. Прости меня! Я такая была глупая. Хотела, чтобы ты был у меня — и только.

Подняв левую руку, Левмир коснулся лица И, вытер слезинку — одну из многих.

— Их унесла Река, — твердо сказал он. — Я не стану прощать тебя за то, в чем ты не виновата. За то, что ты есть, я буду благодарен тебе вечно.

Наклонившись, И дотронулась губами до его лица. Левмир обнял ее тонкую талию. Даже спустя столько времени трудно поверить, что И можно коснуться, что она всегда будет рядом, и чувствует то же самое.

— Где все? — спросил Левмир, когда поцелуй завершился.

— Никого не осталось. Только Сардат и Россак. Пошли догонять своих. Сардат обещал привести лошадей, но… Мне кажется, он не вернется. Мы должны идти, Левмир. Ты слишком слаб. Надо раздобыть какой-нибудь еды. Может, ты сумеешь подстрелить кролика? Или я попробую.

Вдруг И рассмеялась. Левмир с улыбкой смотрел на ее заплаканное лицо.

— Какая глупость! — воскликнула. — Хотели заработать лошадей, набрать припасов на дорогу… А теперь сидим тут… Ни с чем. Как мы дойдем, если уже сейчас без сил? Я боюсь.

Последнюю фразу сказала серьезно, смех как рукой сняло.

— Сначала дело — потом страх, — ответил Левмир. — Это мне сказал Санат, давным-давно.

— Санат! — фыркнула И. — Нашел, кого слушать.

— Он прав, И. Для страха будет время потом. Помоги мне встать.

Ноги держали. Первый шаг дался тяжело, Левмир взмахнул руками, удерживая равновесие. И подставила плечо.

— Опирайся, — велела. — Я сильная, не бойся.

В этом месте река была совсем мелкой. Медленно шагая по колено в воде, они перебрались на другой берег. Левмир с тоской смотрел на пришедшие в негодность ботинки, которые, к тому же, стали малыми. Потом взгляд переместился на потертое кожаное одеяние И.

— Когда-нибудь ты снова наденешь красивое платье, и мы будем танцевать под луной, — сказал Левмир.

Девочка улыбнулась.

— А ты наденешь фрак!

— Ни за что! — воскликнул Левмир.

— О-бя-за-тель-но! — пропела И, пихая Левмира плечом. Тот в долгу не остался.

Смеялись и толкались, будто оставив за рекой все темное и страшное, что было. Будто впереди не тянулась унылая степь, а вдали не маячили высокие горы. На плече у девочки болтался мешок, который они сделали из шкуры медведя, внутри побрякивали ложки в котелке. Левмир пытался забрать мешок, но И, смеясь, убегала.

— Самострел свой неси! — крикнула. — Да гляди по сторонам. Пока не пообедаешь, мешка не получишь.

— Надо было рыбы наловить, у реки же сидели! — воскликнул Левмир.

— Поздно, ушли уже! — От реки успели отойти на десяток саженей, но девочка не собиралась возвращаться. — Мы наконец-то начинаем путь. Что ж, с возвращения начинать?

Левмир не хотел спорить и не стал. Сжав самострел, внимательно смотрел на траву, в небо. В колчане за спиной постукивали при ходьбе стрелы. Левмир понял, что их собрала И. Сколько же времени он был без сознания? Девочка ходила среди трупов, подбирая его стрелы. Оттащила его к реке… Или это Сардат постарался?

Проходя мимо опушки леса, Левмир заметил движение. Стрела сорвалась с тетивы, прежде чем вмешался разум. Взмахнула крыльями и упала большая птица.

— Ура! — подпрыгнула И. — Пойду деревяшек поищу, а ты пока перья дергай.

Упорхнула в лес, напевая, радуясь, что живет.

Солнце миновало зенит, когда подобие супа подоспело. Левмир, обжигаясь, глотал несоленое мясо, И больше расковыривала, делая вид, что ест. Молчали. Левмир вспоминал недели, прожитые в поселке. Вспоминал Сардата и его мать. Людей, с которыми пусть недолго, но все же трудился бок о бок. Успел-таки привыкнуть, хоть и зарекался сходиться с людьми. В памяти взрывались страшные картины минувшей ночи. Горящие дома и люди, кровь, хлещущая из разорванных артерий, катящиеся по земле головы…

— Не мы ведь принесли им все это? — прошептал Левмир, замерев с ложкой над котелком.

— Мы, — сказала И. — Кто же еще?

— Они все равно бы дрались, если бы не мы.

— Может быть. А может, пошли бы с теми, другими. Ты научил их убивать вампиров, ты дал им надежду, с которой они шли в бой. Я рассказала, что их ждет в городе.

Левмир положил ложку. В животе урчало, голова кружилась, да и аппетита большого не было. Как после донации.

— Ты так легко это приняла…

— Очень легко, — согласилась И. — Это ведь не я, а кто-то другой там, на пепелище, землю зубами грыз, выл так, что луна покраснела. Не я стрелу у горла держала, смерть звала, да бессмертие проклинала. Не я, другая!

Губы дрожали, руки тряслись, ложка выпала.

— Не я у Реки спрашивала, почему людям одни страдания от меня! — Уже кричала, глаза снова брызнули слезами. — Не я трупы кровью своей поливала, не я молилась, чтоб проснуться!

Левмир не находил слов. Казалось, И сейчас просто умрет от страдания, исказившего лицо. Снова и снова переживала она эти страшные часы после битвы. Часы, когда Левмир был без сознания, оставил ее одну. Левмир открыл рот, не зная, что скажет, но его опередили:

— А я-то дорогой все удивлялся, чего луна вдруг красной стала.

Услышав этот спокойный задумчивый голос, И вскочила с диким визгом, зацепила горящую палку в костре, и в воздух взметнулся сноп искр. Левмир тоже поднялся, но без суеты — он видел, кто подошел к И сзади.

— Ты?

— Я, — кивнул Сардат. Он вел в поводу трех лошадей, привязанных одна к другой. Одну белую и двух серых.

— Козел тупой! — заорала И, кинувшись на него с кулаками. — Еще раз так напугаешь — я тебя в землю закопаю!

Маленькие кулачки несколько раз ударились в грудь парня. Потом, без всякого перехода, И обняла Сардата. Тот содрогнулся, но все же положил руку девочке на спину.

— Хватит тебе, — совсем другим, охрипшим голосом сказал. — Что сделано — то сделано. Плакать потом будешь, когда мы все втроем за горами с голоду подыхать станем.

— Втроем? — переспросил Левмир.

— Ну или вдвоем. Только что-то мне подсказывает, что твоя девчонка тебя без компании не отпустит. Ты не смотри, что ко мне прижалась, это она так, из сострадания. Хрена ты от нее отделаешься.

Спохватившись, И отскочила от Сардата. Подбежала к Левмиру с краснющими щеками.

— Я нечаянно, — пробормотала, потупив взор.

Левмир улыбнулся, прижал ее к себе. Сардат выловил крыло птицы из котелка и принялся обгладывать.

— Ты что, идешь с нами? — Левмир перевел взгляд на Сардата.

— Ага.

— Почему?

— А куда мне еще идти? Одна дорога осталась.

— Как же твои?

Лицо Сардата помрачнело.

— Не спрашивай. Серьезно говорю — не спрашивай.

Левмир почувствовал, как кровь отливает от лица.

— Они… Их что…

— Нет, — мотнул головой Сардат. — Живы. Россак у них теперь за главного.

Не сразу, но понял Левмир, что произошло, когда Сардат с Россаком нагнали караван. Представил, как женщины вытягивали шеи, глядя за спины двоих — всего двоих! — вернувшихся. Как услышали весть. Как кричали и рвали на себе одежды. Как плевали в лицо и проклинали командира. Все это таилось в ожесточенном лице Сардата, в его плотно сжатых губах.

Сардат повернулся к лошадям, начал распутывать связку.

— Много урвать не получилось. Спасибо Россаку, он на язык бодрый, повел себя правильно. Выставил меня тварью конченой, да бросил два тюка, как подачку.

— Что? — И задохнулась от возмущения. — Почему?

— Ну а как? — пожал плечами Сардат. — Мы с ним сразу так решили. В общем, тут хлеба немножко, пара ножей, топор, да одежда теплая. Говорят, на севере холодно.

Левмир подошел к Сардату, увлекая за собой И.

— Я рад, что ты пойдешь, — сказал, протягивая руку.

Сардат рассеянно ответил на пожатие.

— Ты лошадь выбирай, какую возьмешь — серую или серую?

— А почему…

— Потому что мне — белую! — воскликнула И, взлетев в седло. Засмеялась, снова позабыв горе.

Сардат в возмущении приоткрыл рот, но, подумав, махнул рукой.

— Ее будут звать Голубка. Правда же, Голубка? — И наклонилась к голове лошади, и та дернула ухом. — Вот видите! — И торжествовала. — Поехали скорее!

— Да, с тобой не соскучишься, — признал Сардат.

Завернув остатки пищи и потушив костер, трое всадников тронули лошадей. Те двинулись шагом, белая посередине и две серых по бокам. Позади оставалась испепеленная жизнь, а впереди сияла окровавленная мечта.