Московская область. Зима 2014-го.
– Уважаемые товарищи! Соратники!
Голос лидера партии "Социальная Справедливость" Димы Трубникова, который стоял на трибуне, прокатился по залу районного ДК и я вслушался в его слова:
– Сегодня мы проводим первый съезд нашей партии и, прежде чем перейдем к решению текущих вопросов и выслушаем докладчиков, мне бы хотелось кратко подвести некоторые итоги. Несмотря на то, что наша политическая партия одна из самых молодых в России, мы стартовали настолько резво, что на нас уже обратили внимание в Госдуме и в правительстве. А почему? Ответ прост. "Социальная Справедливость" близка к народу, выражает его волю и отстаивает интересы простых граждан, а не толстосумов, высокопоставленных чиновников и кучки вороватых олигархов. А люди это видят, вступают в наши ряды, и вчера в Самаре был выдан двадцатитысячный партийный билет…
После этого были аплодисменты. Не сказать, что бурные, но хлопали все – рядовые партийцы-активисты, представители регионов, приглашенные гости (депутаты от нескольких оппозиционных партий, пяток журналистов и парочка не особо известных единороссов), спонсоры Трубникова (нашлись такие) и даже я со своими боевиками, которые заняли места вокруг. Однако продолжалось это недолго. Дима взмахнул рукой, остановил овации и продолжил:
– Итак, соратники, нас уже двадцать тысяч. Действующие отделения партии есть в тридцати двух регионах страны, наши однопартийцы занимают должности в государственном аппарате и возглавляют администрацию районов в Московской, Рязанской и Тверской области, а так же в Ставропольском крае. Члены партии есть в бизнесе, в аграрном секторе, в научном сообществе, в армии и в полиции. Это несомненный успех, но для достижения наших целей, основная из которых создание общества равных возможностей для всех граждан страны и возрождение России, нам нельзя останавливаться. Поэтому "Социальная Справедливость" должна участвовать во всех выборах, как местных, так и на федеральном уровне, и представители партии обязаны вести активную работу среди народонаселения, пропагандировать наше движение, служить примером честности и целеустремленности, и быть готовыми в любой момент встать на защиту граждан. Только так мы сможем заслужить доверие людей, которые поддержат нас и делегируют наших товарищей по партии на ответственные посты в регионах и в Госдуму. Но для этого, еще раз обращаю ваше внимание, требуется много работать, проявлять инициативу и не бояться ответственности…
Снова аплодисменты и один из молодых партийцев, кажется, активист из Питера, даже выкрикнул "Трубникова в президенты!". Однако его одернули, хлопки стихли и лидер "СС" повел речь далее.
Дима говорил о наболевшем. Об угрозе терроризма, о неизбежных военных конфликтах, которые принесет новый две тысячи пятнадцатый год, о коррупции, о неспособности властей справиться с внутренними проблемами страны, о защите коренных народов России от инородцев и межнациональной вражде, о разрушенной промышленности, о губительной сырьевой игле, о продовольственной безопасности и о многом другом. Но все это в рамках разумного, без упоминания истинных виновников развала страны, ибо для этого пока не время и не место. Тем более, что в зале находились штатные стукачи ФСБ и депутаты от правящей партии. А "Социальная Справедливость" слишком молодая партия и пока еще не имеет серьезной опоры среди населения. И отредактированная старшим Трубниковым речь Димы мало чем отличалась от сотен подобных, которые звучали по всей стране, от Калининграда до Владивостока, и меня она интересовала мало. Поэтому я вжал голову в плечи и вскоре задумался о своем…
Осень пролетела незаметно, и в моей жизни все было неизменно. Труды, заботы, планирование операций, контакты с нужными людьми, захват ключевых точек в районах, где нет сильной руки, постоянные переезды с одной съемной квартиры на другую, проверка боеготовности ударных групп и тренировки. В общем, ничего экстраординарного, будни партизана-подпольщика, и сегодняшний день начинался как обычно. Подъем, зарядка, душ, завтрак и просмотр новостей. За окном рабочие окраины Зеленограда, где должен был пройти съезд партии "Социальная Справедливость". В соседней комнате вооруженные гвардейцы. От большой кружки идет ароматный запах свежезаваренного чая. На столе ноутбук и пистолет, а в зубах сигаретка.
Обстановка спокойная, но настроение было не очень. И все потому, что я устал, а тут еще вчера с Галиной поговорил, и на душе остался неприятный осадок. Девушка вроде бы немного оклемалась и перестала при встрече осыпать меня упреками. Но былой близости между нами уже не было, и она попросила отпустить ее к родителям. Да только как ее отпустить, если она знает о нашей организации слишком много? По этой причине мой ответ был отрицательным и, выслушав его, Галина попыталась сбежать. Однако ее перехватили ребята Гнея, которые посадили боевую подругу под замок, и я не знал, что делать дальше.
Конечно, самый простой и надежный вариант – убрать девушку и забыть, что она была, но это не наш метод. А если продолжать держать ее в подвале, то она сойдет с ума или попытается покончить с собой. И чем больше я над этим вопросом размышлял, тем больше негатива во мне скапливалось. Это мешало сосредоточиться на важных делах, и я вновь начинал ощущать себя подонком, который загубил Галине жизнь.
Впрочем, внешне я свою слабость ничем не проявлял, понадеялся на то, что девушка одумается, и собрался. После чего мысли о Галине отступили на второй план, ибо утро принесло новые заботы. Сначала позвонил Гаврилов, который сообщил, что по непроверенным сведениям ночью в Невинномысске произошла массовая драка между кавказцами, в которой пострадали русские. Есть убитые и раненые и в город, памятуя события двухлетней давности, когда чеченцы зарезали местного парня, а так же народные волнения в Пугачеве и других городах страны, спешно стягиваются отряды полиции и наемники, а мобильная связь отключена. Следом звонок от старшего Трубникова, который хотел знать, не забыл ли я про съезд. А затем на связь вышел командир "Зульфакара", который доложил, что дело о продаже нам крупной партии вооружения вышло на финишную прямую, и продавец требует обещанную ему предоплату в размере двух миллионов евро наличными.
В общем, я отвлекся, и каждый из звонивших услышал именно то, что хотел. Гаврилову – выслать разведку в Невинномысск, разобраться, в чем дело, и собрать в кулак бойцов бригады "Юг". Трубникову – на съезде буду в обязательном порядке. Рустаму Шарафутдинову – деньги уже в пути, будь осторожен, на помощь группе "Зульфакар" высылаю двадцать бойцов, схроны под оружие готовы, в случае подозрения на подставу, плевать на деньги, сваливайте.
Наконец, телефон замолчал. Я посмотрел на часы, переоделся и, в сопровождении гвардейцев, отправился на съезд "СС". И пока мы добирались до ДК, пока жали руки знакомым и незнакомым товарищам по партии, пока занимали места в зале и слушали вступительную речь Димы Трубникова, прошло два часа. Но когда новизна ушла и началась говорильня ни о чем, бла-бла, общие фразы о спасении родины, снова стала возвращаться хандра. Опять на душе муторно и захотелось закурить.
Однако в этот момент лидер "Социальной Справедливости" покинул трибуну и занял место в первом ряду. Массовка проводила его бурными аплодисментами, а ко мне подошел кряжистый широкоплечий мужик в ладно скроенном сером костюме, который хорошо скрывал наплечную кобуру. Это был телохранитель старшего Трубникова, отставной боец "Вымпела" капитан Николай Колесников. Надо отметить, весьма примечательная личность. Человек с острым умом и почти без слабостей, который имел превосходную боевую подготовку и в совершенстве знал три иностранных языка, но после увольнения из отряда едва не спился и если бы не отыскавший его Лопарев, то сейчас бы он уже лежал в могиле. Впрочем, лидеры "СС" о его связях с майором, который вытащил спецназовца из запоя и пристроил к делу, ничего не знали. Поэтому, по факту, Колесников был нашим человеком, который прошел все хитрые проверки Антона Ильича, смог заслужить его доверие и все время находился с ним рядом.
Мои ребята, увидев Колесникова, заметно напряглись, а он усмехнулся и кивнул на выход:
– Антон Ильич просит вас уделить ему полчаса.
"Фу ты, ну ты, палки гнуты, – подумал я. – Какие церемонии от Антона Ильича. Нет бы сразу сказал, что как только Дима закончит говорить, и место на трибуне займут идеологи партии, будет время для серьезного разговора один на один. Но нет. Трубников захотел подчеркнуть свой статус, мол, смотри, Егор, какие у меня люди есть, не чета твоим соплякам, головорезам и убийцам. И если они мне подчиняются, а помимо того в моих руках нити управления динамично развивающейся партией, то будь добр воспринимать нас с сыном всерьез, как равных, а не как подчиненных. Хм! Что же, пусть будет так – это не самый плохой вариант развития наших отношений с Трубниковыми, и я не против. Вот было бы мне, действительно, слегка за двадцать, как в паспорте записано, тогда да, возможно, я бы вспылил. Но на деле Егор Нестеров гораздо старше, моего житейского опыта хватит на троих, и мне все равно, кто будет играть первую скрипку после нашей победы. Главное, чтобы эта скрипка играла мою мелодию и победа была, потому что хуже уже не будет, а Трубниковы, с какой стороны ни посмотри, настоящие патриоты, которые способны вершить великие дела. Другой вопрос, принесут ли они пользу нашему народу и не станут ли отец и сын со своими друзьями-соратниками кровавыми шакалами, которым все равно кого грызть, своих или чужаков. Однако с этим будем разбираться потом".
– Все в порядке, парни, – я кивнул "дружинникам". – Сопровождения не нужно.
Бойцы остались, а я последовал за Колесниковым, который проводил меня в небольшой, но уютный кабинет рядом с залом. Кто здесь заседал до нас, мне было неизвестно, однако, если судить по нотам на подоконнике и духовым инструментам на стене, это было помещение руководителя музыкального кружка.
– Проходи, Егор. Присаживайся.
Антон Ильич, который находился за столом у глухой стены, кивнул на кресло напротив себя, но я не торопился. Мы не виделись с ним пару месяцев. Срок немаленький и потому изменения в его внешности и повадках бросились в глаза сразу. Невольно я сравнил того Трубникова, которого привлек в Сопротивление, и сегодняшнего, и едва не засмеялся. Чекист это, конечно, заметил, и когда Колесников оставил нас одних, спросил:
– Что-то не так?
– Нет, – я присел. – Все в порядке. Просто вспомнил, как мы познакомились. Ведь кем вы тогда были, Антон Ильич? Отставным пенсионером, который никому не был нужен, с сыном-инвалидом на попечении. А теперь? Орел. Грудь расправлена. Спина прямая. Глаза горят. Костюмчик пошит на заказ, сразу видно. Телефон дорогой. Часы золотые. Туфельки, наверняка, из натуральной кожи. В телевизоре мелькать стали, пусть на заднем плане, за плечом сына, но все-таки. Короче, другой человек. Солидный, респектабельный и со связями.
– Зря ты так, Егор, – полковник насупился и приподнял левую руку. – Часы эти, между прочим, подарок от сослуживцев по случаю выхода на пенсию. А одежда и дорогой телефон для дела. Не могу же я с серьезными людьми, которые желают поддержать партию, в старых обносках встречаться.
– Да я не в претензию это сказал. Понимаю, что встречают по одежке, а провожают по уму. Поэтому констатирую факт и не более того.
Трубников качнул головой, положил на стол папочку, которую я пересылал ему несколько недель назад, помедлил и спросил:
– Кто это составлял?
В папке была программа, которую я минувшим летом озвучил на Алтае, слегка доработанная и развернутая, но основа осталась неизменной. Пришла пора сводить ручейки наших с Трубниковым намерений в единую реку, и разговор должен был состояться серьезный. Я этого ожидал, и ответил:
– Программа моя.
– И ты хочешь, чтобы наша партия двигала это в народ?
– Да. А вас что-то не устраивает?
– Многое.
– В таком случае, давайте обсудим пункты, с которыми вы не согласны.
– Обсудим. Обязательно. Но сначала скажи – что будет, если мы не пойдем у тебя на поводу?
– Ничего.
– Как это?
– А вот так. Мое дело предложить, а ваше отказаться. На место Димы я не лезу, президентское кресло не для меня.
Тут я лукавил. Просто так, бросать все на самотек было глупо. Однако я был уверен, что основные пункты Трубников одобрит и, сделав наивные глаза, улыбнулся. Да и как не улыбаться, если в партии "Социальная Справедливость", которую мы подпитываем финансами, почти сотня "дружинников" и без помощи партизанской бригады власть не захватить, слишком много на нас завязано. А если лидеры партии начнут упираться всерьез, руководство "СС" можно поменять. Но нет гарантии, что следующий лидер будет лучше Трубниковых, и пока от них серьезных неприятностей нет. А значит, наше сотрудничество продолжается.
Полковник мне не поверил, наверняка, ведь он человек не глупый и многое подмечает. Но развивать тему не стал и перешел к обсуждению спорных моментов моей программы.
– Значит так, Егор. Большинство пунктов в программе вполне адекватные. Президент русский. Выборы только для граждан, а гражданином может стать только полезный для общества человек. Смертная казнь для маньяков, рабовладельцев, наркоторговцев и предателей. Природные ресурсы и стратегические объекты за государством. Уголовная статья за тунеядство, проституцию, сутенерство и содомию. Национализация компаний сотовой связи и СМИ. Поддержка малоимущих. Борьба с коррупцией. Поддержка отечественных производителей. Патриотическое воспитание молодежи. Вооружение граждан. Все это понятно. А вот с остальным есть проблемы.
– А конкретней? Что именно вас не устраивает?
– Национализация банковской системы и запрет ростовщичества. Как ты себе это представляешь?
– Просто. Пришли бойцы. Всех банкиров под арест, документацию изъяли, учреждение закрыли. А далее по накатанной колее: допросы, выдача денег государству и тюрьма. После чего в стране останется только один банк.
– Но так же нельзя! Это не по закону!
– Хорошо. Назовите мне хотя бы одного честного банкира, и я изменю свое мнение.
– Я таких не знаю, – полковник слегка смутился.
– Вот то-то же. Не можете. Нет таких людей, и если мы идем по пути насильственного свержения оккупационного режима, то разбор с банковской системой это мелочь. Вы только представьте себе, при каких условиях будет происходить переворот. Кровь. Хаос. На окраинах страны идет резня русских, а в центре погромы и уничтожение кавказцев. Наши "заклятые друзья" из США и Европы подбрасывают в этот котел дровишки. Границы на замок. Весь мир против нас, пока новое правительство не признают. Экономическая и финансовая блокада России. И тут вопрос банков, откуда мы должны успеть выкачать все финансы, какие еще не утекли на запад. Это необходимо для выживания. Следовательно, мы обязаны это сделать. А вы говорите про какие-то законы. Начхать! Кто успел, тот и съел. За кем сила, тот и власть. За кого народ, тот и есть реальный лидер, который должен принять новые законы, справедливые и направленные на благо людей.
– Понимаю, Егор. Однако наших действий не поймут спонсоры, которые появились у партии…
– Кстати, о спонсорах, Антон Ильич. Они вам кто, друзья или товарищи?
– Нет. В основном это люди, которые недовольны Кремлем. Они понимают, что под ногами вот-вот земля заполыхает, и ведут поиск новых точек опоры.
– А сколько денег они дали вам за минувшие три-четыре месяца?
– Полтора миллиона.
– А мы?
– Девять миллионов.
– Так о чем разговор? Ваш настоящий спонсор это партизанская бригада "Дружина", которая с вами, а не какие-то там деляги. Так что давайте говорить по существу. Они расходный материал, который может получить в будущем какие-то поблажки, и только. Как говорили большевики в семнадцатом году прошлого столетия – попутчики? Вот и ваши спонсоры из той же породы, временные попутчики, и они не должны знать наших истинных намерений. Точка. Таково мое мнение.
– Резко.
– А иначе никак. Что еще вас волнует?
– Обнуление кредитов. Как это будет осуществляться?
– Всем гражданам простим долги, которые были взяты при прежнем режиме.
– И даже крупные суммы?
– Да. А знаете почему?
– Ну, скажи.
– Потому что ворье пересажаем в любом случае, а честные граждане из среднего класса за прощение долгов скажут нам огромное человеческое спасибо и встанут на нашу сторону. Ведь если мы проиграем, то они опять будут должны. Логично?
– Слишком все просто.
– А я не вижу в этом ничего сложного, Антон Ильич. Трудности будут, разумеется, и под этот пункт программы, как и любой другой, нужен четкий обоснованный закон, в котором будут прописаны все мелочи. Но основа неизменна. Мы прощаем народу долги, даем свободу от финансового ярма, и люди нас поддерживают.
– Допустим, что ты прав. Время покажет. А как быть с границами? Ты предлагаешь закрыть их. Но чем? Откуда ресурсы? Граница огромнейшая, а людей у нас не так уж и много.
– Есть погранвойска, Антон Ильич, которые необходимо увеличить. Есть современные средства связи и слежения, которые помогут обеспечить нашу безопасность. Но более всего я надеюсь на граждан. Дать им оружие и полномочия, пообещать премии за пойманных нелегалов, шпионов и диверсантов, конкретно, приз за голову, и проблема решится сама по себе. Главное, слабину не давать. И если люди на той стороне будут знать, что на нашей территории они могут получить пулю не только от погранца, но и от любого обывателя, желающих добровольно пересечь невидимую черту между государствами будет немного.
– А что по осужденным, которые сидят по 282-й статье?
– Всех наших, я имею в виду русских, которых девяносто процентов осужденных по этой статье, выпустить и амнистировать.
– Даже тех, кто отбывает срок за убийство?
– Да.
– Чушь!
– Может быть, Антон Ильич. Но вы мыслите несколько иначе, чем современная молодежь. Это для вас убийца какого-нибудь азиата или кавказца преступник, а для русского молодняка он герой. И если этих героев не выпустим мы, то их освободят другие люди. Но мы этот контингент уже контролировать не сможем.
– Ишь ты какой! – Трубников всплеснул руками. – Ты их еще и контролировать собираешься?
– Разумеется.
– Каким образом?
– Развернем информационную кампанию – кто за русский народ, тот должен ехать на Кавказ. После чего освобожденных сразу же отправлять в Ставрополь. Там их обучим, создадим из самых отмороженных бойцов дивизию или корпус, снабдим патриотов оружием, разбавим ветеранами Чеченских кампаний и поставим над ними авторитетного командира. Возможно, из осужденных по статье два-восемь-два. Ведь сидят за решеткой достойные мужчины – Квачков, Хабаров, Молодидов.
– А кто не захочет воевать?
– Значит, он не патриот. И нахрена нам такой нужен? Нет уж, время перемен все расставит по своим местам. Кто реально за народ радеет и готов за него чем-то жертвовать, тот наш человек. А кто говорун, болтун или просто психически нездоровый тип, которому в радость толпой одного слабосильного азиатского дворника отмудохать, тот обуза.
– А дальше что?
– К тому моменту, когда корпус будет развернут, противника со Ставрополья вышибем. Боевые действия сместятся в горы, и бойцы окажутся при деле. Назвался патриотом – будь им. Кричишь, что готов зубами черных рвать? Да не проблема, на тебе в руки автомат и вперед. Хочешь экстрима? Пожалуйста, РПО на плечо и пуляй в тех, кого ты считаешь врагами. И экстрима полные штаны, и родине польза, ептыть.
– Ну, а что с ними делать потом?
– Кто выживет, тот может остаться на Кавказе. Дать бойцам льготы, освободить их от налогов, осыпать орденами-медалями и обеспечить жильем. В общем, сделать так, чтобы служба на юге котировалась очень высоко, как в моральном плане, так и в финансовом. Впрочем, подробней это обсудим, когда возьмем власть.
– Разумеется.
Было, я вытащил пачку сигарет и хотел закурить, но полковник остановил меня:
– Не надо.
– Как скажете, Антон Ильич. Давайте следующий каверзный вопрос.
– Льготы для церкви. Почему мы должны их отменить?
– Наверное, по той простой причине, что современные религиозные движения замарали себя сотрудничеством с оккупантами. Да и зачем нам поддерживать жидоверские религиозные течения? В этом нет никакого смысла. Пусть делами и поступками доказывают, что они действительно за народ, а не пышными торжествами за счет продажи табака и алкоголя. Вот только зачахнут они, ибо без халявных денег и административного ресурса на самом верху, церковники ничто, нуль без палочки, и они уйдут, тихо и спокойно.
– А кто придет на их место?
– Родноверы задавят церковь, сначала христианскую, а затем и муслимскую.
– Не думаю, – Антон Ильич покачал головой.
– Посмотрим. Но я вам так скажу. На Кавказе и в Татарстане, несмотря на влияние мусульманства, уже Тэнгри славят и языческие общины создают. На Алтае, в Бурятии и на Урале природных небожителей все активнее поминают. А славяне вспомнили Перуна, Святовида, Мокошь и других старых богов. И это такой противовес авраамистским культам, который перетянет людей. Не сразу, но за пятнадцать-двадцать лет, может быть, больше, без государственной опоры так называемые "традиционные культы" зачахнут. Это по нашей стране, а заграницей то же самое. В Армении храм Солнца построили. В Скандинавии на подъеме культы старых небожителей. В Польше, в Германии, в Чехии, на Балканах, в Белоруссии и на Украине – родноверие развивается и, хотя лично я не верю ни в богов, ни в чертей, кто наши союзники в борьбе мне ясно и понятно. Христианские пастыри живо объяснят пастве, что в Кремле святые люди, а мы враги и агенты Госдепа. С мусульманами тоже проблемы, общий язык после бойни найти будет сложно. Ну, а про раввинов промолчу, Кремль для них кормушка, там же все свои. Следовательно, мы должны опираться на другие религиозные движения. А какие, если выбор не велик? Не на буддизм ведь с даосизмом и синтоизмом?
– Вообще-то, – Трубников поморщился, – я крещеный и обвинения в адрес РПЦ мне слушать неприятно, хотя ты прав.
– Так и что? На том основании, что вы христианин, надо попам льготы оставить и дальше Гундяева с его сворой подкармливать? Нет уж. Если строим общество, в котором люди будут иметь равные возможности, а церковь отделена от государства, давайте трусить всех. Никаких привилегий толстопузам с золотыми крестами на шее. Никаких поблажек мусульманам. Никаких льгот иудейским раввинам. Каждый волен верить, во что пожелает, но не за счет государства и не вопреки законам. Поймите же, наконец, Антон Ильич, что не мы с вами запустили процесс развала страны и развязываем очередную бойню. Но нам предстоит собирать империю в единое целое, ведь никого другого на горизонте не наблюдается, или шваль, или мечтатели, или подставные фигуры. Поэтому, хотим мы того или нет, придется подстраиваться под ситуацию, искать новые ходы и выбирать те, которые выгодны стране и нашему народу, а не зарубежным президентам и премьер-министрам. И ход об отмене льгот для церковных объединений логичен. Нам не нужны дармоеды и это факт.
– Ладно. Подумаем.
Полковник замолчал и я решил, что наш разговор близится к своему концу. Но это было только началом. Съезд продолжался и пока члены партии решали, как им жить дальше и каким путем двигаться в светлое будущее, мы тоже общались и спорили, а затем Трубников сказал:
– Знаешь, Егор, чем дольше мы с тобой знакомы, тем больше я удивляюсь. Нет в тебе ничего, чтобы привлекало людей. Ты самый обычный человек. Но тебя невозможно переспорить, и я никак не мог понять, отчего так. А недавно сообразил. Ты веришь в то, что делаешь, и чувствуешь себя вправе решать чужие судьбы. И это ощущение непробиваемой правоты придает тебе силу и передается твоим "дружинникам". Вот в чем твой главный секрет.
– И к чему вы затронули эту тему? Опять ищите черную кошку в темной комнате, и пытаетесь разглядеть во мне второе дно?
– Нет. Все проще. Недавно мы с Димой разговаривали о тебе, и возникла мысль, чем ты можешь заниматься после нашей победы.
– Интересно-интересно, – я подался вперед. – Ну и что же вы мне уготовили?
– В твоей программе есть пункт о создании комиссии по расследованию преступных деяний прежнего правительства. А при комиссии должен быть отряд по отлову преступников.
– Понятно. Я глава комиссии, а "Дружина" станет боевым элементом этой структуры. Так?
– Верно. Ты схватил суть.
– Что же, я готов. Но опять же, всерьез об этом поговорим, когда Дима станет главой государства.
– Согласен.
Неожиданно, прерывая наш разговор, зазвонил мой телефон. Странно, звонков вроде бы не ждал, но ответил и услышал взволнованный голос Гаврилова:
– Егор?
– Да.
– Я возле Невинки.
– И что там?
– Полная жопа. В городе идут бои. Кто и с кем бьется непонятно. Видим наемников, судя по эмблемам, ЧВК "Омикрон", полицейских и военных. Невинномысск в блокаде.
– Что намерены делать?
– Посылаю в город три ударных группы и подтягиваю остальные.
– Одобряю. Держи меня в курсе и не забывай менять телефоны. Мои резервные номера ты знаешь.
– Договорились.
Телефон отключился и Трубников спросил:
– Что-то серьезное?
– Пока не знаю. Посмотрим.