Наверное, сейчас уже ни для кого не секрет, что языковая политика может являться не просто инструментом влияния на общественное мнение, но даже грозным геополитическим оружием. Складывание «Европейского Союза», собственно как формирование идеи «объединенной Европы» в целом едва ли было возможно без учета множества языковых факторов.
Среди бонз от национал-социализма первым и долгое время едва ли не единственным поборником «объединенной Европы» был идеолог гитлеровской партии – Альфред Розенберг. Выходец из Российской империи, он тем не менее еще во время своего пребывания в Санкт-Петербурге слыл одним из самых яростных русофобов, старательно выпячивающим свою «европейскость». Уже в 1925 году в одной из своих статей, опубликованных 13 сентября на страницы газеты «Фёлькишер беобахтер», он активно обсуждал вопрос: была ли необходимость в формировании «Объединенных штатов (то бишь государств) Европы». Однако в то время Розенберг дискутировал по такому великому множеству проблем, что едва ли можно было предположить, что он вышел на уровень осознания языковой политики. Не исключено, что проблема «объединенной Европы» попала в поле зрения идеолога нацистской партии только по причине того, что евроинтеграционные лозунги играли большую роль в политической программе итальянских фашистов, а также в политических установках движения, которое принято называть австрофашизмом. Один из предводителей австрофашизма, а позже и канцлер Австрии, Энгельберт Дольфус был личным другом графа Куденхове-Калерги и бел хорошо знаком с его работой «Пан-Европа». Эта книга считалась в середине 20-х годов настолько значимой, что даже Гитлер посчитал необходимым посвятить несколько строк критики в «Майн кампф».
В 1932 году Альфреда Розенберга приглашают в фашистский Рим, чтобы принять участие в работе «Европейского конгресса». Тот не просто принимает приглашение, но публично оглашает свое видение «европейской идеи». До этого Розенберг опубликовал свой программный трактат, которому вручил пафосное название – «Миф ХХ века». На страницах этой толстенной книги идеолог НСДАП пытался объявить все «хорошее», что имелось в Европе «германским», а в свое очередь все «хорошее», что можно было обнаружить в самой Германии – «нордическим». То есть трактовка Европы у Розенберга была сугубо расовой. Подобные представления позже позволили сотрудникам эсэсовской организации «Наследие предков» «распространить» границы Европы до Персии и Индии. В данном случае они не были слишком оригинальными, так как опирались на квазинаучные построения из «Мифа ХХ века».
Однако есть и менее известные заявления, которые себе позволял Альфред Розенберг. В частности он произнес речь на первом заседании созданного же им самим в 1934 году «Нордического общества». В этом выступлении он фактически заложил основу для всех последующих евроинтеграционных программ, которые разрабатывались в Третьем рейхе по 1945 год включительно. Именно Альфред Розенберг стер грань между идейным антикоммунизмом и оголтелой русофобией, нередко подменяя эти понятия друг другом. Он заявлял: «Судья Европы – это судьба каждой европейкой нации в отдельности. Пожалуй, сегодня мы можем говорить о том, что судьба Европы – это и судьба Германии, как самого крупного среднеевропейского государства. И, наоборот, судьба Германии – это судьба нашей многоуважаемой части света. Однако если бы не было германского возрождения, то волна коммунистического хаоса давным-давно бы накрывала всю Серединную Европу. Эта буря отнюдь не остановилась бы на берегах Рейна, или Одера, а понеслась бы до самых Геркулесовых столпов, уничтожая в потоке хаоса нашу тысячелетнюю континентальную цивилизацию».
Будучи ярым антисемитом, Розенберг традиционно увязывал русский большевизм с «происками евреев». Однако он прекрасно понимал, что антисемитизм не находил широкого отклика у публики европейских стран, в частности у журналистов из Скандинавии. По этой причине он решил сделать второй составляющей «европейской идеи» обобщенный расизм, базировавшийся на лозунгах «общей крови, общей почве и общей судьбе». Этот компонент можно обнаружить во всех разработках, которые велись в Третьем рейхе. Розенберг провозглашал: «Национал-социализм смог пробудить пламенную любовь к крови, к почве и традициям. В то же самое время он смог дать другим нациям внутреннее осознание их крови, их характера, их почвы и их истории». В Третьем рейхе идеи «интегрального расизма», предложенные Альфредом Розенбергом, постепенно были взяты на вооружение в Имперском министерстве иностранных дел.
Другим отличительным признаком «объединенной Европы», по мнению Розенберга, должен был стать ее антидемократизм, опять же являвшийся одним из элементов национал-социалистической идеологии. В этой связи будет уместным привести следующий пассаж: «Европу надо разуметь не как дискутирующее, но то же самое время безжизненное интернациональное сообщество, но как сферу судьбоносных пространств. В этой области устремления каждого в отдельности должны быть глубоко обоснованными. Только в справедливом ограниченна и разделении отдельное может стать единым, имеющим твердую основу, достаточно сильным и жизнеспособным, чтобы постигнуть общность древней тысячелетней культуры. Только так можно защитить наши народы и гарантировать им подобающие условия жизни среди прочих континентов и народов Земного шара». В плане отказа отдельной нации в праве на истинное самоопределение «интегральный расизм» весьма напоминает современный либерализм, готовый пожертвовать народными интересами во имя отвлеченных идей.
В плане поиска базы для формирования относительно гомогенного европейского пространства приверженцы национал-социализма иногда шли на самые странные ухищрения, пытаясь комбинировать между собой на первый взгляд несовместимые вещи. Одну из таких попыток предпринял приятель Альфреда Розенберга, лингвист и одновременно химик – Теодор Штехе. Столь разнонаправленные увлечения он почерпнул от своего отца – Альберта Штехе, который был не только владельцем крупной химической фирмы, но и председателем «Немецкого союза эсперантистов». Итак, Теодор Штехе полагал вполне естественным увязать между собой потребности нового расистского режима и задачи, которые перед собой ставили приверженцы планово-искусственного языка, который в 1887 году был изобретен варшавским евреем Лазарем Земенгофом. Наверное, учитывалась надэтничность и надгосударственность языка эсперанто, который предполагалось использовать для формирования «новой Европы». Планам Теодора Штехе не было суждено сбыться. Он, конечно, стал доверенным лицом Розенберга, однако никто из эсперантистов не получил должной самостоятельности. Все они были унифицированы в рамках «Немецкого языкового союза».
Не стоило забывать, что почти сразу же после прихода к власти национал-социалисты начали расправы с неугодными им общественными деятелями. Любители классических литературных европейских языков считали эсперанто сугубо подрывными явлением. Подобное предубеждение появилось в годы Веймарской республики, когда интерес к плановым и искусственным языкам проявляли в первую очередь в рабочих группах. В итоге получилось, что среди немецких эсперантистов было огромное количество марксистов. Когда в 1933 году началось планомерное преследование коммунистов и социал-демократов, то многие из любителей эсперанто оказались за решеткой.
Были, конечно, аполитичные объединения любителей эсперанто. К ним национал-социалисты применили так называемую тактику «салами». Сначала этим союзам был навязан фюрер-принцип, то есть они были лишены любой возможности самоуправления и коллегиального принятия решений. Затем председателем какого-либо союза делали члена НСДАП, а потом из организации удалялись евреи и «политически неблагонадежные». Заканчивалось все обычно унификацией общественных организаций, которые полностью прекращали самостоятельное существование. Можно отметить, что давление на эсперантистов фактически прекратилось накануне летней Олимпиады 1936 года, которая проводилась в Берлине. Когда же произошел аншлюс Австрии, встал вопрос о судьбе австрийских эсперантистов, то европейская общественность едва ли проявила какай-то интерес к этому вопросу.
Справедливости ради надо отметить, что нельзя оценивать политику национал-социалистов как некую константу, изначально ориентированную на формирование «новой Европы». Политику Третьего рейха (в первую очередь внутреннюю) можно разделить на несколько этапов. На ранних стадиях, когда нацисты только пытались укрепить свою власть, «европейская идея» либо не рассматривалась как актуальная, либо и вовсе могла восприниматься как «антиимперская», а потому враждебная по отношения к новому режиму. Примером этого может служить история Адальберта Баумана, баварского националиста, разрабатывавшего собственные планы по преобразованию языкового пространства Европы. Оговоримся сразу, что баварский национализм обладал множеством оттенков, и отнюдь не всегда мог идентифицироваться с имперскими и пангерманскими устремлениями. Примером этого мог как раз служить Адальберт Бауман, который не просто входил в антипрусскую группировку, но выступал за самостоятельное объединение Баварии с Австрией. Впрочем, его политическая деятельность раннего периода для нас не представляет особого интереса.
Куда более привлекательной с научной точки зрения кажется предпринятая Бауманом в разгар Первой мировой войны попытка создания искусственного языка. На выходе получилось нечто напоминавшее семейство высокоуровневых языков программирования. Свое детище Бауман назвал «Веде». «Веде» не был полностью искусственным, то есть выдуманным на 100 % языком. Правильнее было бы вести речь о сконструированном диалекте. Бауман взял за основу средневековый говоры Южной Германии, однако повел его не по пути усложнения, как произошло в исторической реальности, а по пути фонетического упрощения. В 20-е годы этот новатор от лингвистики создал новый проект «Ойропа-пич», или Опи, как он его называл. Новый искусственный язык предназначался для общеевропейского использования.
В 1933 году Бауман попытался донести свои идеи дл Гитлера и Геббельса. Однако его обращение приводит к совершенно обратному результату, нежели он ожидал. На Баумана начались гонения. Очевидно, что баварский министр-президент Ганс Шемм считал всех баварских сепаратистов личными врагами и относил к числу таковых Адальберта Баумана. Поскольку кроме всего прочего Шемм еще являлся главой Национал-социалистического союза учителей, то он сделал всё возможное, чтобы перед Бауманом оказались закрыты двери всех школ. Экспериментатора от лингвистики сначала увольняют из гимназии, а затем исключают из национал-социалистической партии. Неизвестно, как бы далее сложилась судьба А.Баумана, однако в 1935 году Ганс Шемм погиб в автокатастрофе, после чего лингвоноватор оказался предоставлен сам себе: его идеями не особо интересовались, но с другой стороны и не подвергали преследованию.
Казалось бы, идеи Баумана не оказали никакого влияния на складывание «новой Европы», равно как и не нашли своего воплощения в сфере практической политики. Однако именно Бауман одним из первых предложил создать Имперское управление немецкого языка. В своем письме, адресованном вождям Третьего рейха, он писал: «Имперское управление немецкого языка должно заботиться о немецком языке и содействовать его активному распространению (в облегченном виде) по территории всей Европы». Появление подобного учреждение в 1933 году могло быть воспринято как актуальная политическая задача. Хотя этого и не произошло. Позже подобная идея стала активно предлагаться «Немецкой Академией» (во главе которой тогда находился создатель геополитики, профессор Карл Хаусхофер). Создание Имперского управления немецкого языка было запланировано на 1935 год, что было приурочено к полувековому юбилею «Немецкого языкового союза». Однако на практике управление немецкого языка было создано только лишь в 1941 году и не со статусом «имперского», а лишь как подразделение «Немецкой Академии». Отчасти это можно было считать заслугой Баумана. Хотя внутри этого учреждения никто не думал о реформировании немецкого языка и общеевропейском распространении германоцентричных форм искусственных наречий и диалектов. Подобные идеи были извлечены на свет лишь в самые последние годы Второй мировой войны, когда Третий рейх тщетно пытался сохранить свою континентальную гегемонию. Впрочем, поддержи эту идею Гитлер и Геббельс в 1933 году, она едва ли могла принести богатые плоды, так как у Германии явно не хватало кадров для ее реализации.
В нашем же случае весьма интересным кажется то, что Бауман не просто предлагал нацистским бонзам реформировать немецкий язык (дабы создать общеевропейское наречие), но и стал пионером «Европейского экономического союза». В обращении, адресованном правительствам европейских стран, он говорил: «Когда будет постигнуто, что высшей целью является самостоятельная экономическая консолидация Европы, то любое дальновидное правительство, невзирая на мнимую бесперспективность этой затеи, должно видеть свою главную задачу в повсеместном содействии именно подобному европейскому развитию. Принимая в расчет трещины, которые через политические образования пролегли по телу Европы, путь для достижения этой конечной цели может быть подготовлен и проложен только лишь в сфере, не связанной с политикой. Даже сейчас мы должны проявить железную волю, чтобы наладить контакт между европейскими народами и преодолеть внутреннюю изоляцию Европы, расколотую наличием полусотни языков, используемых для межнационального общения».
В качестве первых практических шагов в этом направлении Бауман предлагал:
«1. Появление европейского торгового языка и языка финансовых сношений, которые будут существовать параллельно с остающимися неприкосновенными национальными языками, которые должны почитаться как народные святыни;
2. стимулирование живого общения посредством внедрения посреднических языков (языков-мостов) с целью взаимопонимания, обмена кадрами, увеличения потока туристов и т. д.»
По мнению Баумана, это должны были быть первые шаги национал-социалистического правительства, которые бы «позволили вывести Европу в целом из кризиса».
С началом Второй мировой войны проблемы языковой политики в рамках «реорганизации европейского пространства» стали приобретать стратегическое значение. Собственно, и сама «европейская идея» стала новым лозунгом нацистского рейха. Соответственно возросла роль специалистов в области лингвистики и языкознания. Весьма показательно, что ведущих германистов рейха пригласили на учредительное собрание специального отдела, который был в 1940 году создан при Имперском министерстве науки. Отдел носил в высшей мере показательное название «Военное использование гуманитарных наук».
В докладе, посвященном «научному использованию германистов в условиях войны», говорилось следующее: «Современная война – в массе своей не только военное, но и духовно-культурное противостояние, в котором решается внутренний уклад грядущей Европы. Поэтому в сей решающий исторический час немецкие гуманитарные науки должны перспективно оценить духовно-политическое положение, уточнить детали и подготовить культурно-политические идеи, на которых в будущем сможет базироваться новая Европа. Практическое использование естественных наук возможно в самых различных сферах. Однако наряду с этим перед гуманитарными науками в условиях решительного сражения за немецкое и европейское будущее поставлена особая задача. В то время как эти науки решительно привлекают всех немцев на духовный фронт, они же ведут борьбу за оправдание собственного существования и обоснование новых заданий… Но не требуется особого обоснования задач в рамках критического анализа форм западноевропейской цивилизации, ее отношения к немецкой культурной идее. Германистика не может пройти мимо этой сферы деятельности, так как в ней она должна занимать ключевую позицию. На основании доверенного ей немецкого языка и немецкой поэзии она должна разработать и донести постижимую суть немца. Конечно, это нельзя сделать в форме четких дефиниций, как в свое время это любили делать французы. Однако это должно быть ясным и определенным, чего нам недоставало до сих пор. Мы должны увидеть собственную суть, которую мы можем противопоставить всему остальному, чуждому нам миру, который только и норовит, чтобы оболгать немцев. Уже из самой целевой установки следует, что речь идет не о сиюминутной, обусловленной моментом и ходом войны пропагандистской работе. Речь идет о поиске постоянных и действительных ценностей, которые обретут свою истинную силу как раз после окончания войны, когда на культурной повестке дня окажутся новые вопросы. Из намеченных весьма бегло целевых установок можно заключить, что будет вестись разработка культурного и политического облика национал-социализма… Эта деятельность должна быть планомерной, доступной и безупречной с методической точки зрения. Она должна быть строго научной, оформленной в строгом соответствии с требованиями науки, снабжена научным аппаратом. Это не должна быть какая-то новая форма справочника или перегруппировка имеющегося материала. Основной вопрос, который сейчас поставлен перед германистикой: что в наше время есть «немецкое», что отличает наш вид? Естественной предпосылкой ответа на этот вопрос является обладание исключительным научным материалом».
Однако германизированная «европейская идея» не всегда воспринималась руководством Третьего рейха как исключительно успешная. В качестве примера можно привести работы Лео Вайсгербера, ученого, принимавшего участие сразу в трех проектах отдела «Военное использование гуманитарных наук». В подготовленном в 1941 году докладе он писал: «Если говорить о действиях, относящихся к родному языку, то можно говорить о четырех пиковых взлетах. Эти апогеи в некоторой мере охарактеризованы обозначением языка. Сначала появился немецкий язык, затем родная речь, а затем можно говорить о древнейших господствующей речи и языке героев»
Нечто аналогичное высказывал Георг Шмидт-Рор, разработкам которого мы посвятим отдельную главу. Пока же отметим, что Шмидт-Рор планировал не просто содействовать распространению немецкого языка (чем собственно и по сегодняшний день занимается великое множество организаций), а провоцировать разложение прочих языков Европы. Еще задолго до прихода к власти нацистов он ставил перед собой своеобразные задачи. Например, «лингвополитическая фрагментация Российской империи»; «создание особых литературных языков» для Украины и Прибалтики, что в перспективе должно было затруднить общение с носителями русского языка; «разложение языкового сознания» у противников Германии; «создание особых немецких диалектов», что должно содействовать уничтожению национального самосознания рада европейских народов.
Забегая вперед, надо отметить, что в некоторых случаях языковая политика на оккупированных территориях была в высшей мере жесткой. Если в годы Веймарской республики требования «Немецкого языкового союза» были в высшей мере умеренными, то с началом войны оказались востребованными совершенно иные запросы. В правление союза входили не только Шмидт-Рор и Вайсгербер, но и Эдуард Энгель. Этот специалист по лексикографии способствовал осуществлению на территории оккупированного в 1940 году Эльзаса политики «деваллонизации». Поначалу планировалось устранить из бытового и официального общения любые французские слова, рассматривавшиеся в качестве «инородных тел». Затем меры воздействия стали более радикальными. Население Эльзаса должно был сжечь все книги на французском языке, для чего в 1941 году был организован особый ритуал, проведенный во время праздника летнего солнцестояния. Если же кто-то после этого рискнул заговорить по-французски или же был замечен с французской книгой в руках, то тут же направлялся в концентрационный лагерь, расположенный близ Ширмека.
Есть документы, письма и высказывания, которые во многих случаях пытаются обходить стороной. Так, например, произошло с т. н. «европейской речью» Гитлера. Она фактически не упоминается не только в связи с разработкой планов «Европейского союза», но и в связи с внешней политикой Третьего рейха в целом. Причина этого, скорее всего, кроется в том, что данная речь в основных своих моментах не совсем совпадала с представлениями Гитлера о политике, которые он в свое время изложил в «Майн кампф». Но при этом «европейская речь» Гитлера была в свое время напечатана, и содержится в справочных материалах. Но при этом в индексах, которые как бы определяют ее суть и содержание основных положений нигде не значится слово «Европа». При этом всём указанная речь является ярчайшим документом, свидетельствующем о предстоящем крушении Третьего рейха.
По большому счету «европейская программа» Гитлера в годы войны началась не с нуля. Наброски к ней был озвучены в 1936 году, когда немецкие войска вошли в Рейнскую демилитаризованную зону. В те дни многие политики заговорили о создании «Системы обеспечения мира в Европе». Больше всего по этому вопросу дискутировали во Франции, которая могла предпринять ответные шаги в отношении Германии. Гитлер прекрасно понимал, что в данном случае положение Германии будет в высшей мере сложным – состояние вооруженных сил не позволяло участвовать в заметных военных конфликтах, так как программа перевооружения только-только начиналась. Соответственно Гитлеру во что бы то ни стало требовалось предотвратить складывание «общеевропейской системы безопасности», сделать это можно было лишь перехватив инициативу. В этой ситуации он сделал ряд заявлений, которые в долгосрочной перспективе носили лишь тактический характер.
1. Имперское правительство Германии объявляет о своей готовности вступить в переговоры с Францией и Бельгией по вопросу создания обоюдной демилитаризованной зоны
2. Имперское правительство Германии предлагает заключить сроком на 25 лет пакт о ненападении между Германией, Францией и Бельгией, что должно стать гарантией неприкосновенности границ на Западе
3. Имперское правительство Германии приглашает Англию и Италию подписать данный договор в качестве гарантийных держав.
4. Имперское правительство Германии согласится, если [королевское] правительство Нидерландов пожалеет присоединиться к этому договору.
5. Имперское правительство Германии готово к последующему расширению этой систему безопасности, основанной на договорах между западными державами, и предлагает заключить «воздушный пакт», который направлен на предотвращение угрозы внезапных налетов.
6. Немецкое имперское правительство предлагает заключить аналогичные пакты о ненападении на Востоке со всеми государствами, которые подобно Польше граничат с Германией.
7. После достижения Германией итогового равноправия и восстановления полного суверенитета над всей немецкой имперской областью Имперское правительство Германии полагает устраненной основную причину выхода Германии из «Лиги наций». По этой причине она вновь готова вступить в «Лигу наций».
Речь же, произнесенная Гитлером, в 1941 году в большей степени была реакцией на вступление США в войну в составе антигитлеровской коалиции. Сам факт произнесения этой речи говорил о том, что Гитлер все-таки понимал (хотя может быть и не совсем отчетливо и до конца), что оккупированной рейхом Европой едва ли удалось долгое время управлять, исходя лишь из понятий о «германском превосходстве». Рейх впервые, хотя и не самым отчетливым образом, продемонстрировал потребность в поддержке народов оккупированных им же стран. Оккупационные власти, равно как и власти рейха нуждались в привлечении на свою сторону интеллектуалов. Применялась пропагандистская комбинация – американизации и большевизация угрожали европейской самобытности, на защите которой якобы стоял Третий рейх. В разных вариациях эта пропагандистская уловка использовалась вплоть до 1945 года. В своей речи, адресованной в 1942 году рейхстагу, Гитлер заявлял: «Подобно тому, как когда-то греки сражались против персов отнюдь не за Грецию, римляне против карфагенян – не за Рим, римляне и германцы против гуннов – отнюдь не за Запад, германские императоры против монголов – отнюдь не за Германию, испанские герои против африканцев – не за Испанию. Они защищали Европу в целом. Подобным образом Германия сейчас сражается не за саму себя, а за весь наш континент… Если бы Италия, Испания, Хорватия не послали бы свои дивизии, тогда бы не смог возникнуть европейский оборонительный фронт, который обладает немалой силой воздействия на прочие народы, рассказывая им о Новой Европе. Услышав этот пророческий призыв, прибывают добровольцы из Северной и Западной Европы: норвежцы, датчане, голландцы, фламандцы, бельгийцы и даже французы. Они превращают борьбу союзных оси держав в буквальном смысле слов общеевропейский крестовый поход».
Сразу же надо оговориться – подобного рода риторика вовсе не означала, что Гитлер решил отказаться от присущего ему германоцентризма. В кругу своих приближенных он говорил совершенно иное, нередко прямо противоположное тому, что преподносилось публике. Однако едва ли кто-то из «простых смертных» мог поставить под сомнение слова Гитлера, которые были произнесены с высокой трибуны рейхстага. Слова о «Новой Европе» и «общеевропейском крестовом походе» были восприняты весьма серьезно. В окружении Розенберга и вовсе царило своего рода ликование. Приближенный к главному нацистскому идеологу представитель крупного капитала и специалист в области экономической теории Вернер Дайц со всей откровенностью заговорил о «Европе равноправных стран». Он полагал, что нацистское руководство сменило курс, а потому можно было вновь вернуться к идеям, которые разрабатывались многие годы назад. Впрочем, сам Альфред Розенберг хотя и поддерживал Дайца, но вовсе не разделял его оптимизма.
Генрих Гиммлер, глава СС, был, наверное, самыми изворотливым политиком Третьего рейха. Он постепенно поднимался к вершине власти, превратив вспомогательное подразделение нацистской партии сначала в могущественную организацию, а затем в форменное «государство в государстве». Но даже он не сразу же оценил политические возможности, которые давала «европейская идея». Первые попытки оказать влияние на языковую политику с точки зрения «унификации» европейского пространства были предприняты Гиммлером сразу же после начала Второй мировой войны. Именно тогда подконтрольные ему исследователи попытались доказать «еврейское происхождение» традиционного для Германии готического шрифта. Именно с подачи рейхсфюрера СС Гитлер решил отказаться от официального использования готического шрифта, заменив его обыкновенными засечными литерами. На самом деле этническое происхождение готического шрифта было использовано в качестве повода для унификации печатной и полиграфической деятельности на европейском пространстве – в данном случае отказ от причудливых литер способствовал единообразию пропаганды на оккупированных территориях.
Если же говорить о конкретной выгоде от использования «европейской идеи», то ее перспективы оценили в СД, эсэсовской службе безопасности, которая одновременно выполняла функции разведки и контрразведки. Именно сотрудники СД совместно со специалистами «Общества документации» занялись составлением библиографии по «европейской проблеме». Этот проект курировал начальник VII управления РСХА Альфред Зикс, который кроме всего был посланником 1-го класса в составе Имперского министерства иностранных дел. Этот высокопоставленный эсэсовский офицер (с 1945 года бригаденфюрер СС) был по своей сути академическим исследователем. Не случайно в РСХА он отвечал за изучение вопросов мировоззрения, а в МИДе возглавлял культурно-политический отдел. Кроме всего прочего Альфред Зикс был деканом Зарубежного факультета при университете Фридриха-Вильгельма (Берлин). Сплотив вокруг себя молодых и амбициозных интеллектуалов, он должен был создать гибрид из «имперской идеи», «европейской идеи» и «идеи о немецкой самобытности». Именно Альфред Зикс предложил пересмотреть содержание традиционного для Германии понятия «рейх». В 1943 году он написал: «Понятие «империя» должно забыть забронировано за объединенной Империей всех германских племен и народов. В отношении Германии должен употребляться термин «Немецкий рейх».
В своей деятельности Альфред Зикс нередко сотрудничал со специалистами эсэсовского исследовательского общества «Наследие предков» (Аненербе). Научный куратор «Наследие предков» профессор Вальтер Вюст уделял много внимания формированию обобщенных принципов индоевропейской культуры. Тем вдвойне удивительно, что Аненербе занялось изучением «европейской идеи» достаточно поздно – когда исследовательской общество в статусе управления «А» было интегрировано в состав персонального штаба рейхсфюрера СС. Весьма показательно, что на проходившем 9 января 1944 года в Зальцбурге заседании специального отдела «Наследия предков», который назвался «Германское научное действие», организационный руководитель Аненербе штандартенфюрер СС Вольфрам Зиверс отметил: «Сегодня мы слишком много говорим о Европе, и почти не обсуждаем германскую идею». Некоторые из исследователей полагают, что отстраненность руководства «Наследия предков» от разработки «европейской идеи» была вызвана в значительной мере субъективными факторами. В любом случае у «Наследия предков» были собственные инструменты для формирования видения «Новой Европы». В частности, это был упоминавшийся выше отдел «Германское научное действие», начальник которого Ганс Шнайдер почти постоянно контачил с Александром Долецалеком. Именно Долецалек убедил Шнайдера в исключительной важности «европейского вопроса». Об этом говорит подготовленный Шнайдером в марте 1945 года документ. В нем в частности говорилось: «Народное руководство требует очевидных научных документов и описаний, которые бы позволили взглянуть на европейскую действительность, определяющие ее силы. В первую очередь из всего этого хочется выделить несколько тематических групп:
1. Расовая идея в немецком народном укладе и новом европейском порядке. К этому блоку также относятся вопросы: проблематика и значение немецкой расовой мысли, ее воздействие на дискуссии относительно преобразования этой части света. Требуются разъяснения и научный расовый лексикон. Нужно осветить вопрос относительно соотношения народа и расы. Как правящие слои Европы в действительности прореагировали на немецкую расовую идею?
2. Понятие и действительность европейского жизненного пространства. Немецкие воззрения в идеях и политике. Интеллектуальные и политические проявления у прочих европейских народов (в особенности во Франции, Италии и Англии). Фактическое воздействие немецких представлений о порядке на европейские народы и правящие слои.
3. Духовное положение в европейских странах. Действительно важные для правящих слоев европейских народов идеологические образы о сути, структуре и перспективах политического мировосприятия.
4. Суть, участие и фактическое значение германского влияния на формирование европейского содружества народов. В чем проявляется германское влияние? Идет ли речь только лишь об историческом моменте или же конкретной силе воздействия на бытие и сознание европейских народов? Как можно безупречно с научной точки зрения передать суть этого влияния? Основные германские ценности (например, верность, честь, свобода и т. д.) в сознании и жизнедеятельности немецкого народа и других европейских народов. Насколько эти ценности постижимы в настоящий момент?
5. Немецкие организационные устремления и ошибки, допущенные на оккупированных территориях (особо отметить доклад хауптштурмфюрера СС профессора Франца).
6. Особое отношение Европы по отношению к Азии и Америке».
Дальнейшая судьба этого теоретика «Европейского союза» из состава СС весьма показательна и во многом походит на участь Александра Долецалека, также занимавшегося разработкой «европейской идеи». В мае 1945 года Шнайдер имитировал собственную гибель и даже выправил на это соответствующее свидетельство о смерти. Себе же он добыл поддельные документы на имя Ганса Шверте. Скорее всего, не без участия западных спецслужб он перебрался в английскую зону оккупации. Там он вполне свободно вновь сочетался браком со своей же собственной женой, после чего стал вести не особо скрытную жизнь. «Ганс Шверте» заново написал диссертацию и получил ученую степень, после чего сначала возглавил кафедру германистики в университете Аахена. Шнайдер (Шверте) был настолько уверен в собственной безнаказанности, что даже решился занять должность ректора местного политехнического института. Конечно же, подобное поведение было предопределено не столько безрассудностью или отважностью, сколько гарантиями, полученными от западных держав. Подобно Долецалеку Шнайдер с начала 50-х годов принимал активное участие в разработке мер практической реализации «европейской идеи», что в итоге вылилось в процесс евроинтеграции и создание Европейского союза в том виде, как мы его знаем. К этому проекту был привлечен и еще один эсэсовский офицер. Речь шла о начальнике отдела культуры в составе СД, штандартенфюрере СС Вильгельме Шпенглере. Совместными усилиями Шпенглер и Шнайдер (Шверт) издали целую серию книг, посвященных проблемам складывания единого европейского пространства. Во многих случаях речь шла о слегка измененных наработках, которые были сделаны в годы национал-социалистической диктатуры. В любом случае издательство «Шталлинг» считалось одним из идейных центров современной евроинтеграции, равно как и образовательные проекты, которые курировались другим офицером СС – Александром Долецалеком.