Когда подобные факты становятся достоянием общественности, то журналисты обычно начинают опрашивать коллег и соседей, те же в свою очередь охают и испуганно лопочут: «Кто бы мог подумать, а ведь он нам казался таким приличным человеком». Действительно Ганс Шверте словно был самой респектабельностью и символом немецких приличий. Профессор германистики, с апреля 1965 года работавший в Аахенском политехническом институте. С того же времени был служащим в бюрократическом аппарате земли Северный Рейн – Вестфалия. Три года был ректором института, который по его же собственному признанию «стал ему вторым домом». В начале 1974 года Шверте стал министром науки в земле Северный Рейн-Вестфалия, отвечая в том числе за научные контакты с представителями королевств Нидерланды и Бельгия. В 1978 году Ганс Шверте вышел на пенсию. Это был почти безупречный представитель германской науки – его сделали почтенным членом сената Аахенского университета, в декабре 1983 года – профессором новейшей немецкой литературы в университете Зальцбурга, в 1985 году он стал кавалером ордена Бельгийской короны.
Все бы ничего, но с конца 80-х годов по Аахену поползли слухи, что профессор вел двойную жизнь. Вначале возникли подозрения, что Ганса Шверте в действительности звали по-другому. Затем возникла версия, что в прошлом он был эсэсовским офицером. Эта своеобразная кампания достигла апогея к 1993–1994 годам. Все разрешилось 28 апреля 1995 года, когда группа голландских журналистов в передаче «Брандпунт» («Фокус») представила неопровержимые доказательства, что Ганс Шверте в своей «прошлой жизни» действительно был офицером СС. И не просто офицером СС, а членом персонального штаба рейхсфюрера СС, высокопоставленным сотрудником «Наследия предков» хауптштурмфюрером Гансом Шнайдером. И какая злая ирония судьбы! Почтенный профессор, отвечавший за научные контакты с Нидерландами, в свое время «работал» на оккупированных голландских территориях. Главное обвинение в его адрес в основном сводилось к тому, что именно Ганс Шнайдер участвовал в отправке медицинской аппаратуры из университета города Ляйден в лагерь Дахау, где над заключенными проводились бесчеловечные эксперименты. Все эти факты всплыли донельзя «не вовремя», в Германии готовились отметить 50-летие окончания Второй мировой войны, а в университете Аахена ожидали прибытие голландских профессоров. Не надо быть пророком, чтобы догадаться – отношения между землей Северный Рейн – Вестфалия и Голландией резко охладели.
Однако грандиозного скандала не получилось. Видимо, у Шверте-Шнайдера были высокопоставленные покровители, сообщившие о готовящемся разоблачении. Только этим можно объяснить то, что буквально накануне выхода телевизионной передачи в эфир Шверте-Шнайдер «пришел с повинной». В итоге вместо многозначительных вопросов голландская телевизионная передача закончилась оглашением факса, присланного германским политиком Йоханнесом Рау (тогда еще не президентом ФРГ). В 70-е годы Рау был премьер-министром земли Северный Рейн-Вестфалия и именно ему был обязан политическим взлетом Ганс Шверте, в течение нескольких лет занимавший пост министра науки этой земли. В письме Рау в частности говорилось: «Теперь, когда я узнал, что профессор Шверте изменил свою личность и скрыл настоящее имя, я и как человек, и как бывший премьер-министр чувствую себя в высшей мере растерянным и обманутым… Мне стыдно, что некто, когда-то пребывавший в оккупированных Нидерландах в качестве офицера СС, был назначен мною в 1974 году в качестве ответственного за контакты с Голландией и Бельгией. Я лишь могу попросить прощения за столь предосудительные поступки». Аналогичные извинения принесла занимавшая на момент разоблачения пост министра науки земли Северный Рейн – Вестфалия Анке Брунн. Для этого ей пришлось пригласить генерального консула Нидерландов. Несколько позже она повторила все те же извинения, но уже на голландско-германском симпозиуме, который проходил 8 мая 1995 года в Аахене.
Прежде чем рассмотреть случай Шверте-Шнайдера в контексте разработки идеи «объединенной Европы», хотелось сказать несколько слов о том, как эсэсовский офицер превратился в гражданина без преступного прошлого. Кем же был Шверте-Шнайдер?
Его вторая жизнь началась на руинах послевоенной Германии, которую он пересекал на самом обыкновенном велосипеде. В его сумке лежало 3 тысячи марок, и он старательно изображал из себя освобожденного военнопленного. Его покровители старательно позаботились о том, чтобы создать ему алиби. В документах, оставшихся в элитном пригороде Берлина – Далеме, значилось – хауптштурмфюрер СС Ганс Шнайдер погиб 26 апреля 1945 года. Подробностей его гибели никто не знал, да они собственно были и ни к чему – в конце войны люди гибли и пропадали тысячами. А Шнайдер, оставаясь в живых, прощался со своей прошлой жизнью.
Ганс Эрнст Шнайдер родился 15 декабря 1909 года в Кенигсберге. После получения аттестата зрелости, в 1928 году он продолжил обучение в университете родного города. Среди изучаемых им предметов значились: история немецкой литературы, история искусств, театроведение, философия, этнография и древняя история. Несколько семестров он обучался в университетах Берлина и Вены. В июне 1935 года он сдал кандидатские экзамены и приступил к работе над диссертацией.
Кроме науки Ганс Шнайдер был достаточно активным в общественно-политической сфере. Например, весной-летом 1933 года он принимал участие в «Добровольной трудовой повинности», после чего присоединился к СА – штурмовым отрядам нацистской партии. 1 мая 1937 года он становится членом НСДАП и одновременно с этим вступает в ряды СС. Его карьеру можно было назвать если не стремительной, то по-своему успешной. 21 июня 1939 года он получает чин унтерштурмфюрера СС, 30 января 1941 года становится оберштурмфюрером СС, а 30 января 1943 года – хауптштурмфюрером. Накануне своей «гибели» он был представлен к чину штурмбанфюрера СС. Одновременно с этим Ганс Шнайдер играл важную роль в деятельности эсэсовского исследовательского общества «Наследие предков». «Возродившись» в облике Ганса Шверте, бывший эсэсовский офицер некое время провел в Любеке, с поддельными документами якобы освобожденного из английского плена немецкого солдата.
Едва ли имеет смысл рассказывать о всей деятельности Ганса Шнайдера – нас в первую очередь интересует один эпизод, который те не менее странным образом в жизни затянулся на долгие десятилетия. Для этого нам надо перенестись в летние месяцы 1943 года. 12 июля 1943 года организационный руководитель «Наследия предков» Вольфрам Зиверс записал в служебном журнале: «15:00–16:30. Доклад у рейхсфюрера СС. Получил приказа заняться расселением „Наследия предков“». Месяц спустя Зиверс записал в том же самом журнале: «Упаковка и отгрузка из Берлина тайных дел, текущих рабочих материалов. Отъезд в Вайшенфельд». Вольфрам Зиверс в качестве формального руководителя «Наследия предков» покидал находившийся под постоянными бомбежками Берлин, и вместе с архивами Аненербе и наиболее ценными сотрудниками направлялся в Вайшенфельд (Верхняя Франкония), где располагался вспомогательный лагерь «Наследия предков». Именно оттуда он планировал осуществлять организационное руководство «Наследием предков». По большому счету Аненербе и до этого было по сути децентрализованной организацией.
Однако Ганс Шнайдер остался в Берлине и продолжал работать в центральном офисе «Наследия предков». В его распоряжении осталось около 30 сотрудников, более половины из которых были женщины (шесть из них находились в отпуске, а еще две появлялись «время от времени»). Подобное поведение Шнайдера могло показаться странным. Уже будучи изобличенным, в середине 90-х годов он заявил в одном из интервью: «Я хотел исправить то, что я натворил». Фраза весьма многозначительная, но по ней одной, тем более вырванной из контекста сложно сказать, что же все-таки подразумевал Шверте-Шнайдер.
Ответ на этот вопрос можно найти в документах. 1 марта 1945 года Шнайдер, до этого отвечавший за работу отдела «Германское научное действие», получил от Имперского управления безопасности задание заняться разработкой темы «Европейские организующие идеи». По сути, речь шла об очередном аспекте формирования «Европейского союза». Шнайдеру предстояло дать разъяснения по ряду моментов. В частности различные варианты «мирного урегулирования», обоснование «экономической необходимости более тесного европейского сотрудничества» и т. д. Во всех документах явственно читалось, что планирование шло на будущее, и проекты отнюдь не планировалось реализовывать в условиях военного поражения Германии. Учитывались даже такие моменты: стоило ли включать в состав «единого европейского пространства» Великобританию или нет? Не раз подчеркивалось, что англо-германское сближение было важнейшим моментом послевоенного устройства Европы, но при этом предполагаемые разработки должны были быть лишены «излишне акцентированной англофилии» (именно так значилось в документе!) Принимая во внимание тот факт, что СССР автоматически исключался из проекта «единой Европы», можно предположить, что разработки «европейской идеи», ориентированные на послевоенное время, по «доброй» традиции носили русофобский и антироссийский характер.
Всё это можно было бы посчитать сумасшедшими фантазиями, если бы не неумолимая сила факта. После войны пропагандой идей евроинтеграции занимались те, кто эти идеи разрабатывал в годы нацистской диктатуры. Либерально-демократическая версия о внезапности запуска евроинтеграционных процессов как невольного ответа на ужасы войны не выдерживает никакой критики: все шло по давно отработанному сценарию, хотя и со значительным смещением некоторых идеологических акцентов.
Взять, например, работу издательства «Шталлинг», в котором странным образом нашли пристанище как отбывшие достаточно условный срок заключения эсэсовские офицеры из СД, так и вовсе «воскресшие» персоны вроде Шверте-Шнайдера. Все они решительно отмежевались от национал-социализма и правых радикалов, а Шверте-Шнайдер и вовсе активно проповедовал леволиберальные идеи. Они как бы и не скрывались, но как бы и не особо обращали внимание на свое прошлое. Пропагандисты «европейской идеи» не просто держали дистанцию, а категорически отрицали даже саму возможность общения с еврофашистами послевоенного образца. Казалось, что они опасались разоблачения их собственных планов или какой-то скрытой схемы. Между тем многие из бывших национал-социалистов рассматривали крушение Третьего рейха всего лишь как переход к «Европе». Например, в 1951 году Артур Эрхардт стал издавать журнал «Нация-Европа. Ежемесячник на службе европейского обновления». На страницах этого праворадикального издания развивались следующие идеи: Гитлер сражался за единство Европы, инициатива объединения Европы исходила от начальника имперского управления печати Отто Дитриха. Как и стоило предположить, на страницах «Нации-Европы» появлялись воспоминания многочисленных «европейских добровольцев», как правило, тех, кто сражался против СССР в составе частей ваффен-СС. Однако в издательстве «Шталлинг» всё обстояло с точностью до наоборот.
По сути, главным европейским проектом издательства «Шталлинг» была книжная серия «Создатели нашего времени». Всего в ней вышло четыре тома: два из них были посвящены мыслителям и писателям, а еще два ученным и исследователям. В итоге фактически все мало-мальски заметные личности Европы оказались зачислены в сторонники интеграции. Их перечислением можно заниматься долго, но едва ли в этом есть необходимость. Надо лишь отметить интересное совпадение. В биографической статье, посвященной творчеству гениального и то же самое время весьма неоднозначного немецкого поэта Готфрида Бенна, Ганс «Шверте» позволил себе ряд пассажей, фактически указывающих на его полулегальное положение. «Двойная жизнь, двусмысленность – это основной смысл такого существования… Пересмешник истории и то же самое время ее очарованный созерцатель. Серая военная униформа стала маской нашего времени («армия – это благородная форма эмиграции»), но не перестала быть наследием традиции. Двойственность связывает между собой человека и творение, образ и фразу».
Когда весь мир отмечала 50-летие Победы над нацистской Германией, разоблаченный эсэсовский офицер, смущенно улыбаясь, давал интервью – он не оправдывался и не каялся, лишь пообещал журналистам, что вернет награды, которые он получил от правительств разных стран в качестве профессора Ганса Шверте.