Учитывая необходимость делать программу радиопередач максимально привлекательной для немецкого населения, Йозеф Геббельс решил использовать даже в военное время наработки, которые были сделаны ранее. Он пытался предпринять все возможное, что бы немцы не заметили принципиальных различий между радиопередачами мирного времени и радиопрограммами, которые транслировались после начала Второй мировой войны. Чтобы усилить пропагандистское воздействие радиопередач, министр пропаганды решил не только не сокращать количество передаваемых песен, но и дать слушателям мнимое ощущение обратной свази, или, как сейчас говорят, интерактивности. Немцам предлагалось почувствовать, что их голос тоже что-то значит. В поисках средств, которые должны были вызвать у немецкого населения чувство народной солидарности, в мирное время Имперское министерство пропаганды активно сотрудничало с Национал-социалистическим народным вспомоществованием — организацией, которая выполняла в Третьем рейхе функции благотворительных структур. Можно констатировать, что данный проект (с точки зрения нацистской пропаганды) был вполне успешным. Уже в 1935 году по радио стали транслироваться «рождественские передачи», призывавшие слушателей присоединиться к акции сбора «зимней помощи», которая должна была пойти на поддержку малообеспеченных немцев. Сбор «зимней помощи» осуществлялся в двух формах: в виде сбора вещей либо в виде сбора денежных пожертвований, иногда покупки небольших сувениров, средства от реализации которых шли на заявленные цели. Кроме всего прочего, «народные товарищи», которые приняли участие в акции сбора "зимней помощи", получали право позвонить на радио и оставить свою музыкальную заявку. Фриц Штеге вспоминал о том, как подобная «бонусная программа» стала пользоваться в Германии неимоверной популярностью. «На второе Рождество на радио позвонили из Веймара. Звонивший мужчина просил передать серенаду в исполнении капеллы Варнавы фон Гекцю. Он также призывал всех слушателей присоединиться к акции сбора "зимней помощи". Диктор, сидевший у микрофона, несколько занервничал. А в следующий момент на радио обрушился шквал звонков. Люди с просьбами поставить определенную песню звонили из Карлсруэ, Базеля, Ганновера, Дессау. Именно так возникли концерты по заявкам слушателей». Версия Фрица Штеге, которая была изложена им в январе 1936 года на страницах «Артиста», кажется вполне правдоподобной. В любом случае она подтверждает мысль о том, что нацистская пропаганда была весьма мобильной, способной почти моментально использовать в своих целях все новинки и успешные медиальные наработки.

Однако нельзя полагать, что концерты по заявкам были полностью «изобретением» нацистской пропаганды. С 1924 гола мнение слушателей учитывалось при составлении музыкальных передач на немецком радио, но это делалось в единичных случаях, да и подобная практика так и не превратилась в традицию. Возрождение концерта по заявкам как отдельного типа радиопередачи произошло именно зимой 1935/36 года. На этот раз это была уже не частная инициатива, а мера, активно поддерживаемая в рамках всего рейха национал-социалистическим правительством. Кроме всего прочего, данные передачи находились под контролем министерства пропаганды и выполняли не столько культурные, сколько социально-политические задачи. В данном случае они должны были способствовать успеху акции по сбору зимней помощи.

Если говорить о практике подобных концертов по заявкам, то они выглядели приблизительно следующим образом. Впервые само упоминание концерта по заявкам на немецком радио произошло 14 января 1936 года. Именно тогда диктор немецкого радио произнес в эфире: «С 20 часов 10 минут до 24 часов Вы высказываете пожелания, мы же передаем музыку, помогая многим! В четырехчасовом концерте по заявкам будут выступать пять капелл, которые присоединились к акции по сбору помощи». Передача имела неимоверный успех у слушателей, за время концерта, который шел в прямом эфире, на радиостанцию поступило огромное количество звонков с заявками от слушателей. Инициаторы из Имперского министерств пропаганды поняли, что нашли новый способ социальной мобилизации немецкого населения. Поначалу планировалось, что концерт по заявкам будет разовой акцией. Однако уже 26 января 1936 года Геббельс распорядился, чтобы концерт по заявкам стал регулярной радиопередачей, которая должна была транслироваться в эфир четыре раза каждую зиму. Днем трансляции передачи было выбрано воскресенье.

Четвертый по счету «концерт по заявкам в поддержку сбора зимней помощи» (именно так некоторое время называлась радиопередача) состоялся 22 марта 1936 года. По времени он шел с 15 до 22 часов. В концерте принимало участие восемь музыкальных коллективов: оркестр и хор «Лейбштандарта СС Адольф Гитлер», музыкальный оркестр и хор караульной части Берлина, капелла Отто Добриндта, капелла Ганса Иоахима Фрике и музыкальный ансамбль аккордеонистов «Юнгхеррс».

Популярность передачи росла буквально на глазах. Кроме всего прочего, ее появление существенно сказалось на объемах пожертвований, которые делались в рамках сбора помощи. Поначалу планировалось, что жертвователями должны были быть частные лица, а сами денежные суммы были бы не очень велики. Но именно благодаря концерту по заявкам в данной акции стали участвовать целые коллективы. Собрания, посвященные сбору пожертвований и вещей, проходили в трудовых коллективах и даже в отдельных городских округах.

Если говорить о музыкальном содержании концертов по заявкам, то в них на первое место выходили марши, далее следовали народные песни и выдержки из классических музыкальных произведений. Эстрадные шлягеры в силу их неоднозначности восприятия не транслировались. Наряду с денежными пожертвованиями собиралось немало вещей, о чем, опять же, рассказывалось по радио. Среди прочего упоминались «50 бутылок солодового пива», «кроватка для младенца», и даже «услуги дантиста на сумму в 150 рейхсмарок» (!). Версия о том, что концерты по заявкам выступали в роли объединяющей силы (для пропагандистов средство мобилизации масс) была впервые озвучена слушателем, который представился как «дядюшка Отто». Высказана эта идея была, когда упоминавшийся слушатель зимой 1938/39 года оставлял свою заявку на капеллу Отто Добриндта. После войны многие исследователи придерживались мнения, что концерт по заявкам отнюдь не был изобретением Йозефа Геббельса, что-де он как такой существовал еще во времена Веймарской республики. В любом случае данные утверждения не совсем соответствуют действительности. Именно Геббельс стал использовать концерты по заявкам не в единичных случаях, а постоянно. Именно он превратил их в мощное пропагандистское средство, которое сначала использовалось для «нацистской благотворительности», а затем в военных целях. Именно Геббельс, лично курировавший данный проект, в кратчайшие сроки создал модель радиопередачи, которая с небольшими изменениями используется на радиостанциях до сих пор.

За несколько лет концерт по заявкам превратился в своего рода пропагандийский механизм, который был признан выкачивать из населения пожертвования (эдакий прототип нынешних благотворительных концертов). Естественно, у подобного проекта были свои плюсы и минусы. Несмотря на техническое и идейное новаторство, концерт по заявкам как новая форма радиопередачи служил в первую очередь агрессивным целям германского национал-социализма. С другой стороны, нельзя отрицать того, что он способствовал не только сбору денег, но и превратил радио Третьего рейха в «народное» средство массовой информации, когда в знак мнимой национальной солидарности каждый немец мог отдать свой голос, будучи уверенным, что он будет услышан.

Однако концерт по заявкам полностью раскрыл свой пропагандистский потенциал уже в годы Второй мировой войны. Именно он стал основой созданного Геббельсом мифа, который позволил использовать феномен массовой поп-культуры для военных, в первую очередь, захватнических целей. Идея перепрофилировать радиопередачу на потребности воюющих на фронте солдат во многом принадлежала ведущему и диктору Хайнцу Гёдеке. Не исключено, что эту идею он позаимствовал в одном из писем, пришедших с фронта. На это указывает минимальный разрыв между началом Второй мировой войны и стартом целого цикла новых концертов по заявкам. Сроки были слишком короткими даже для скорых на принятие решение функционеров министерства пропаганды. В любом случае в конце сентября 1939 года Альфред Ингмар Берндт, начальник управления по делам радио в Имперском министерстве народного просвещения и пропаганды, провозгласил на всех немецких радиостанциях о начале «концертов по заявкам солдат вермахта».

Первый выпуск «концерта по заявкам для солдат вермахта», который вел уже упоминавшийся нами Гёдеке, вышел в эфир в 16 часов 1 октября 1939 года. До конца года эта передача выходила два раза в неделю: по средам и воскресеньям. Перерыв в вещании наступил лишь летом 1940 года. Транслировалась она на всех немецких радиостанциях. В своей ставшей знаменитой книге «Мы начинаем концерт по заявкам для солдат вермахта» (выпущена в 1940 году) Гёдеке не без гордости рассказывал об общественном резонансе, который вызвала первая передача. Только за первый день после ее выхода в эфир было прислано 23 117 писем и открыток. После того как к моменту выхода второго выпуска «концерта по заявкам солдат вермахта» пришло 28 811 писем и открыток, их количество стали измерять не в штуках, а в килограммах. Когда новогодним вечером 1939 года в эфир вышел «юбилейный» 25‑й выпуск концерта, то это стало поводом для подведения первых итогов. В эфире был оглашены «рекорды», которые побила передача. За первые три месяца ее трансляции в эфире было собрано пожертвований на общую сумму в 2 миллиона рейхсмарок. Во время выпусков было оглашено около 20 тысяч имен жертвователей. Судя по всему, данная цифра была многократно завышена. Даже путем простых арифметических подсчетов не сложно прийти к выводу, что диктору пришлось бы зараз зачитывать не менее тысячи имен, что заняло бы слишком много времени, если не все время передачи. Нет ничего удивительного, что зачитывание (пусть и более скромных) списков «благотворителей» со временем стало раздражать слушателей, которые с нетерпением ожидали музыкальных номеров.

Если говорить о денежных пожертвованиях, то, судя по всему, в некоторых случаях они направлялись сразу же на счета вермахта, за исключением тех средств, которые направлялись на уже привычную для многих «зимнюю помощь». Все вещи поступали на специальные склады, откуда передавались нуждающимся в них немцам. Было бы неправильным замолчать тот факт, что в ходе этой показушной деятельности «народного сообщества» в первую очередь помощь оказывалась вдовам солдат и молодым матерям, чьи мужья оказались на фронте. Сам Гёдеке умел облечь информацию об этом направлении работы почти в поэтическую форму: «В эти недели наш народ продемонстрировал, что он является сообществом добрых друзей. После этого у некоторых вдов и матерей, оказавшихся на складах пожертвований, вырвался первый за долгое время вздох облегчения». Но вся эта активность порождала множество проблем. Так, например, в сентябре 1940 года берлинский филиал Национал-социалистического народного вспомоществования ходатайствовал о том, чтобы расширить численность своих штатных сотрудников. Из новых работников планировалось создать специальный отдел, который занимался бы исключительно пожертвованиями, которые приходили по линии концерта по заявкам. Геббельс не задумываясь согласился финансировать расходы по созданию нового отдела (где-то 120 тысяч рейхсмарок в год) за счет бюджета Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, так как он полагал, что «издержки составили бы только незначительную часть от общей суммы собранных пожертвований».

Отличительной чертой «концертов по заявкам для солдат вермахта» была напыщенная манера ведения передачи Гёдеке. Нередко он прибегал к стихотворным формам, которые для него заранее писал Вильгельм Круг (второй соавтор книжки «Мы начинаем концерт по заявкам…»). Вот как, например, объявлялась композиция в исполнении популярной актрисы и певицы Марики Рёкк: «Где все служит благой цели, там не может не присутствовать Марика Рёкк» (в немецком варианте фраза была составлена в рифму). Легкая ирония, с которой объявлялась та или иная песня, как оказалось, не была отнюдь сильной стороной передачи. Нередко ведущий попадал в неудобные ситуации. В одной из сводок СД (службы безопасности СС), которая занималась изучением общественных настроений, царивших в Германии, сообщалось: «Зачитываемые между музыкальными произведениями стихотворения не всегда находят одобрение у народных товарищей. Нередко они являются попросту банальными». Собственно, самого Геббельса волновало, чтобы во время радиопередачи на первый план выдвигались сообщения об «исключительном героизме немецких солдат». В итоге слово предоставлялось то коллективу военного госпиталя, то команде отличившейся в морских походах немецкой подводной лодки. Появление в прямом эфире солдат должно было передавать их «боевой настрой» всем слушателям. В этой связи шутки и стихи, читаемые Гёдеке, выглядели и вовсе «неуместными». Весной 1942 года Хинкель в одном из своих служебных писем жаловался Геббельсу на слишком «легкое музыкальное сопровождение» присутствовавших в студии «народных товарищей». Поскольку гостями студии в основном являлись поправлявшиеся после ранения немецкие солдаты, работники и работницы оборонных предприятий, то их выступление должно было сопровождаться «подобающей музыкой». В итоге некоторое время написанием сценариев для каждой из передач концерта по заявкам занимался лично Геббельс. Он планировал все до мельчайших деталей. Он даже изучал приходившую в студию почту, чтобы определить, какая из популярных у немцев песен должна была исполняться в тот или иной момент. При этом сам Гёдеке считал, что передача должна была держаться на его импровизации, что ее успех зависел в первую очередь от желаний самих слушателей, «невидимой силы, прильнувшей к динамикам». В любом случае концерт по заявкам был средством манипулирования слушателями. Все заявки строго оценивались. Если песня исполнялась, то она должна была выполнять определенную пропагандистскую задачу. В данном случае можно говорить о нацистском «формате» и «неформате». Заранее написанный текст беседы с гостем студии давал слушателям иллюзию, будто бы тот (равно как и сам ведущий) был свободен в своих действиях. Как подчеркнул на одном из совещаний, проходивших в стенах министерства пропаганды, Геббельс: «Население должно полагать, что мы выполняем их заявки». Для сохранения данной иллюзии министр пропаганды распорядился изредка выпускать в эфир песни, которые «строго говоря, по своему уровню были безвкусными». «Мы ведь должны принимать во внимание желания народа», — цинично пошутил он.

Иллюзия учета ведущими концерта по заявкам мнения немцев, равно как и видимость непринужденной беседы в студии, заставляли, немцев становиться как активными (пишущими письма), так и пассивными (слушающими радио) участниками передачи. Лишь единицы из них осознавали, что посредством прослушивания концерта по заявкам они проходили идеологическую обработку.

Если говорить об управлении передачей, то организация концертов по заявкам в равной степени поручалась управлению пропаганды Верховного командования вермахта и министерству пропаганды. Наличие в проекте Геббельса военных специалистов было предопределено тем обстоятельством, что почти половина слушателей этой передачи (если не более) являлась служащими вермахта. Кроме этого, военные опасались, что гости студии в прямом эфире выдадут какую-нибудь из военных тайн, например вооружение конкретного батальона или его местоположение на фронте. Офицеры вермахта были вообще одержимы идеей соблюдения повышенной секретности вокруг всего, что находилось в их исключительной компетенции. В итоге при подготовке сценария программы постоянно присутствовал офицер из управления пропаганды ОКВ, который выступал в роли некого «армейского цензора». Кроме этого, именно то же самое управление пропаганды ОКВ занималось подготовкой и выпуском 10‑минутной радиопередачи «Голос солдата».

Министерство пропаганды в свою очередь отвечало за то, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств срочно прервать эфир, сославшись на «технические неполадки». Чтобы избежать подобных накладок, Геббельс, который уже не писал сценарии для концерта по заявкам, поручил начальнику имперского вещания Ойгену Хадамовскому (с февраля по август 1940 года он руководил управлением по делам радио в министерстве пропаганды) каждую неделю по четвергам представлять на утверждение программу следующего концерта. При этом Геббельс дал указание, чтобы «по своей сути концерты были ясными, развлекательными и популярными». «Концерты по заявкам должны дарить радость миллионам людей, а не только нескольким знатокам», — любил повторять по этому поводу министр пропаганды. Эта программа пользовалась успехом даже у тех, кто не был сторонником продолжения войны. По крайней мере, так в своих воспоминаниях утверждал Гёдеке.

Об исключительной популярности концерта по заявкам говорила одна история, которая весьма порадовала и позабавила Геббельса. В октябре 1939 года на студню пришло письмо от французских военных (на тот момент Германия и Франция хотя и находились в состоянии войны, но боевых действий друг против друга не вели). Не исключено, что письмо было доставлено в Берлин через нейтральную Швейцарию. В любом случае в данной истории важным являлось совсем не это. Французские солдаты, которые изнывали от скуки и безделья в своих блиндажах, просили (!) немцев исполнить в концерте по заявкам песню Люсьен Бойе «Говори мне о любви». Видимо, для пущей убедительности письмо было написано на двух языках. В данном случае в Геббельсе верх взяла гордость за «его» передачу, и он снял на время запрет на исполнение по радио иностранной музыки и песен. Впрочем, подобное послабление было весьма недолгим. В начале войны было достаточно даже намека на то, что немецкая песня «отдавала английским душком», чтобы она никогда не выпускалась в эфир. Так, например, произошло с весьма популярной до войны песней «Гуд-бай, Джонни», которую исполнял актер и певец Ганс Альберс. Немецкие солдаты попросили поставить эту песню в одном из выпусков концерта, но Гёдеке (а скорее всего цензоры из министерства пропаганды) отказался это сделать. Показательно, что об этом им же самим было объявлено в эфире. Зачитав письмо с просьбой, Гёдеке заявил слушателям: «Сейчас лучше не исполнять таких песен».

Подтверждение того, что передача «концерт по заявкам для солдат вермахта» получила определенный международный резонанс, окончательно убедила Геббельса в том, что объявление песен и музыкальных композиций надо было делать на нескольких языках. В марте 1940 года министр пропаганды отдал соответствующий приказ. С этого момента объявление песни делалось не только на немецком, но и испанском, итальянском, французском и английском языках. Насколько концерт по заявкам был популярен у солдат и гражданского населения прочих европейских стран, сейчас установить очень сложно. В любом случае Геббельс не упускал возможности, чтобы похвастаться, что на радио «приходили бесчисленные письма слушателей изо всех уголков мира». Было это правдой или ложью — сказать сложно. Можно уверенно говорить лишь о том, что новый формат передачи (объявления на нескольких языках) внушал немецкой аудитории, что она пользовалась бешеной популярностью за пределами Германии.

Если говорить о первом этапе существования «концерта по заявкам для солдат вермахта», который приходился в основном на зиму 1939/40 года, то чувствовалось, что к передаче прилагал руку Геббельс. Чтобы воспрепятствовать скатыванию программы до исполнения «второразрядных и третьеразрядных певцов», после множества призывов, адресованных к сотрудникам министерства пропаганды, Геббельс издал специальный циркуляр. В нем он предлагал находить «действительно талантливых исполнителей», которым надлежало предложить неоплачиваемое участие в концерте по заявкам.

Геббельсу сложно отказать в знании своего дела. Концерт по заявкам становился популярнее день ото дня. В апреле 1940 года СД в одном из отчетов об общественных настроениях в Германии отмечала, что концерт по заявкам «по-прежнему относился к числу любимейших передач большинства немцев». Это касалось не только солдат, но и гражданского населения. Многих слушателей в данной передаче привлекала «неожиданность и разнообразие новых концертных номеров», что не позволяло самому концерту становиться скучным. Большинство гражданских лиц из числа радиослушателей при этом хотели почерпнуть из концерта веселье и хорошее настроение, а потому полагали, что кроме известных певцов и музыкантов в концерте должны были принимать участие «хорошие комики».

Как уже говорилось выше, летом 1940 года в трансляции концерта по заявкам наступил временный перерыв. В первую очередь это было связано с началом боевых действий на Западном фронте, которые закончились захватом Бельгии и капитуляцией Франции. Вновь в эфир концерт по заявкам вышел 20 октября 1940 кода, то есть почти год спустя после выхода первого выпуска передачи. Новой в данном случае оказалась сетка вещания. Концерт пускали и эфир по воскресеньям с 15 часов 30 минут до 18 часов. Кроме этого, «по многочисленным просьбам радиослушателей» в перерывах между музыкальными номерами более не зачитывались длиннющие списки «жертвователей» и «благотворителей». Как правило, дело ограничивалось упоминанием имени руководителя структуры или предприятия, на котором собиралась финансовая помощь. Тем временем СД докладывало, что в немецком обществе активно распространялись слухи о скорейшем окончании войны (Англия продолжала оказывать военное сопротивление Германии). Но эти радужные надежды не могли смягчить общественного недовольства плохим снабжением гражданского населения товарами и предметами первой необходимости в «первую военную зиму». В этой связи концерт по заявкам как бы отвлекал общественность от насущных проблем. В отчете СД об этом говорилось: «Объявление о возобновлении выхода в эфире концертов по заявкам рассматривалось как признак того, что война будет продолжаться еще какое-то время и что не исключено, что придется пережить еще одну военную зиму» (первый период выхода в эфир «концерна по заявкам для солдат вермахта пришелся как раз на первую военную зиму, о чем мы уже говорили выше).

Несмотря на опасения Геббельса, немецкое население в целом весьма положительно встретило «обновленный» концерт по заявкам. В сводке СД от 31 октября 1940 года внимание как раз акцентировалось на этом моменте. Кроме этого, сотрудники СД докладывали о неоднократно высказываемом пожелании немцев, чтобы «живое сопровождение концерта по заявкам для солдат вермахта стало применяться во всех радиопередачах».

Осенью 1940 года концерты по заявкам стали выходить еженедельно, что позволяло говорить о них как об одной из самых «рейтинговых» (если не самой популярной) радиопередач Третьего рейха. Геббельс в свою очередь постоянно ужесточал требования, которые он предъявлял к качеству концертов. Министр пропаганды приложил максимум усилий, чтобы 50‑й, юбилейный, выпуск концерта по заявкам был безупречным с точки зрения национал-социалистической пропаганды и привлекательности для простого населения. В программе этого выпуска кроме речи самого Геббельса значились «беседы» со множеством известных людей Третьего рейха: генералом-фельдмаршалом Вальтером фон Браухичем, генералом горнострелковых войск Эдуардом Дитлем, которого в Германии именовали не иначе как «героем Нарвика». Кроме этого, в студию были приглашены звезды немецкой эстрады: актриса и певица Зара Леандер, Марика Рёкк, итальянская оперная певица Тати даль Монте (Антониетте Менегель), актриса Розита Серрано, эстрадный композитор Гермс Ниль, дирижер Герберт фон Караян. Геббельс был убежден в феноменальном успехе данного выпуска концерта по заявкам. Он записал в своем дневнике: «50‑й концерт по заявкам. Очень значимое событие. Я говорю коротко. Выражаю благодарность. Все благодаря радио и его сотрудникам. Говорит генерал Дитль. Очень эффектно, почти по-народному. Запускаем деятелей искусства: Леандер, Серрано, Караян и многие другие. Я очень доволен исключительной продуктивностью, фюрер вручает Гёдеке военный крест "За заслуги"».

Впрочем, СД дало иные сведения. Население оказалось несколько разочарованным юбилейным выпуском концерта. У многих не нашел понимания шансон в исполнении Розиты Серрано («How do you do»). Многие немцы полагали, что исполнение подобных песен было явно не к месту. Многих откровенно смутило большое количество иностранцев, участвовавших в программе. Впрочем, в официальных изданиях, равно как и в любых газетах и журналах, не было даже намека на критику. Журнал «Кинокурьер», кроме положительного отзыва о радиопередаче, именно в те дни стал давать рекламу фильма «Концерт по заявкам», который был снят по заказу Геббельса, чтобы «отвлечь население от будней и неприятностей». Министр пропаганды решил использовать кинематограф для раскрытия потенциала популярной радиопередачи. К осени 1940 года словосочетание «концерт по заявкам» в Третьем рейхе стало чем-то вроде синонима успеха. Неудивительно, что оно все чаще и чаще стало употребляться в рекламных объявлениях. Многочисленные музыкальные издательства предлагали песенники и партитуры композиций, которые звучали в программе. На данных изданиях, естественно, значилось словосочетание «концерт по заявкам». Эта тенденция была воспринята и многочисленными ресторанными ансамблями, которые также стали давать «концерты по заявкам» (формально они как бы собирали «зимнюю помощь»). По сути, Геббельс достиг своей цели. Он смог создать эффективное средство, которое позволяло создать ощущение связи между фронтом и тылом, что в свою очередь служило общественной мобилизации гражданского населения Третьего рейха. Фильм был лишь дополнением к осуществляемому министерством пропаганды комплексу мер. Накануне нового, 1941‑го, года состоялась премьера киноленты «Концерт но заявкам».

Фильм «Концерт по заявкам» интересен нынешним историкам и искусствоведам хотя бы по двум причинам. Во-первых, в немецких архивах не существует ни одной полной аудиозаписи радиопрограммы концерта по заявкам. Однако в фильме оказалось вмонтировано два полных выпуска концерта. Сама же кинолента по своему замыслу должна была показать зрителю идеальный концерт по заявкам, то есть то, каким он должен был бы быть в представлении национал-социалистических пропагандистов. Кроме всего прочего, фильм примечателен хотя бы тем, что до него не было ни одной киноленты, в создании которой принимал бы столь деятельное участие лично Йозеф Геббельс. Министр пропаганды не только «родил» идею данного фильма, но и присутствовал на его съемках, что было очень большой редкостью. Имперский киноинтендант Фриц Хипплер в своих мемуарах вспоминал: «Этот фильм был любимым детищем Геббельса; он принимал участие в создании сценария, сам писал диалоги, назначал на те или иные роли певцов и певиц, определял время, когда они должны были появиться в кадре». Не стоит забывать, что фильм снимался во время, когда Третий рейх находился едва ли не на вершине своего континентального могущества. Надежды «маленького доктора» (так в партии за глаза звали Геббельса, который один из немногих нацистских бонз имел университетское образование) оказались полностью оправданными. Фильм сразу же стал пользоваться кассовым успехом. За несколько лет его посмотрело около 26.4 миллиона человек. В истории Третьего рейда он стал по успешности вторым фильмом — первым фильмом стала «Большая любовь», которую просмотрело 27.4 миллиона зрителей. Хотя бы это обстоятельство делает музыкальную киноленту «Концерт по заявкам» достойной самого пристального изучения.

Пресса Третьего рейха стала давать рекламу фильма за полгода до его премьеры. В газетах без устали превозносилась «актуальность» киноленты, что позволяло перекинуть мостик от кинематографа к музыке и звездам концерта по заявкам. Подобные рекламные акции укрепляли миф о радиопередаче, которая временно прекратила свой выход в эфир. В первом более-менее подробном описании сюжета фильма, который давался на страницах «Кинокурьера», в патетической манере читателям сообщалось: «Перед зрителем фильма пройдет не просто богатство судеб людей нашего времени, а нечто большее — общая судьба нашего сообщества, поклявшегося в верности Германии, того самого сообщества, к которому принадлежим мы все». «Вряд ли в Германии есть что-то популярнее, — говорилось далее, — нежели концерты по заявкам».

Музыкальные предпочтения немецкой аудитории учитывались не только при составлении репертуара радиопередач, они оказались положенными в основу одноименной с ними киноленты. Развивая данную тему, «Кинокурьер» посвятил огромную статью успешному эстрадному композитору Вернеру Бохманну, который написал для фильма основные музыкальные темы, а позже стал считаться «первооткрывателем» таланта актрисы Ильзы Вернер. Данная статья должна была разжечь в немецкой публике любопытство, обещая «массу композиций, которые стали нам очень дороги». При этом в рамках фильма песни-шлягеры выступали отнюдь не в качестве самоцели, как иногда заявляли «консервативные критики» эстрадной музыки, а как музыкальное оформление основного действия, то есть дополнение к сюжету.

Звучавшая в фильме музыка была самой разной: марши, солдатские песни, народные песни, шлягеры, эстрадные обработки классической музыки. В одном интервью Бохманн заявил, что при создании киноленты были использованы все жанры, популярные в 1940 году у населения рейха. Но все-таки чувствовалось, что при выборе музыкальных композиций учитывались предпочтения Геббельса. Только этим можно объяснить, что музыкальные предпочтения немцев оказались почти полностью идентичными представлениям о «хорошей музыке», которые культивировались в министерстве пропаганды. Геббельс, как всегда, хотел одним выстрелом убить двух зайцев: дать немцам любимые ими песни и провести подспудную пропагандистскую работу.

С политической точки зрения фильм «Концерт по заявкам» являлся «одой» сплоченному «народному сообществу». В нем не было места индивидуалистам. На фоне подобной политической установки сама радиопередача являлась «мостом», перекинутым между солдатами на фронте и их страной. Почти все эпизоды фильма были созданы на основе книги Гёдеке «Мы начинаем концерт по заявкам…», которая по своему содержанию являлась сборником анекдотов и забавных ситуаций, которые возникали во время подготовки того или иного выпуска концерта. Взяв за основу реальную историю, сценаристы несколько трансформировали ее, придавали ей драматичность.

В центре сюжета фильма лежит любовная история офицера-летчика Герберта Коха (Карл Раддац) и Инги Вагнер (Ильза Вернер), которые знакомятся на проходивших в 1936 году в Берлине Олимпийских играх. Через несколько дней их любовной страсти молодые люди принимают решение — непременно пожениться. Но тут в их счастье вмешивается профессия, которую избрал Кох. Его направляют выполнять секретную миссию в Испанию (подразумевается Легион «Кондор», который воевал на стороне франкистов). Летчик даже не имеет возможности сообщить своей невесте о том, куда и зачем его направляют. Несколькими годами позже капитан люфтваффе Герберт Кох, воюющий на Западном фронте, пытается установить контакт с Ингой через радиопередачу «концерт по заявкам для солдат вермахта». Но опять в любовную историю вмешивается случай. В звене Коха служит лейтенант Гельмут Винклер, друг юности Инги, который, на свое несчастье, влюбляется в нее. Он рассказывает своему командиру об Инге как своей невесте, после чего Кох решает не мешать их «счастью». После множества недоразумений, характерных для жанра музыкальной комедии, Инга и Герберт все-таки встречаются. Их встреча происходит у больничной койки, на которой оказался Гельмут Винклер. «Хеппи-энд» сопровождается музыкой, которая передается по радиоприемнику для немецких летчиков, которые бомбят Англию.

Любовная история Герберта и Инги является хотя и основной, но отнюдь не единственной сюжетной линией фильма. Большинство из них связаны с концертом по заявкам, который слушают жители Дорфштрассе. Они как бы являются социальным срезом пресловутого «народного сообщества». Зрителю предлагаются образцовые судьбы отдельных людей, которые они должны были проецировать на собственную жизнь, соотносить со своими буднями. Учителя Ганса Петера Фридриха призывают в армию. Старый деревенский врач обещает, что будет следить за порядком в его доме. Одновременно с этим показывается, что в школе появляются учителя-женщины. Призванные на фронт, со своими супругами прощаются веселый мясник Макс Крамер и глуповатый булочник Генрих Хаммер. Теперь их дело должны продолжать женщины. Крамер и Хаммер захватывают в ходе боевых действий на Западном фронте пять французских свиней, которых они решают передать в качестве пожертвования концерту по заявкам. Отдельная роль отведена Шварцкопфу, студенту консерватории, который живет со своей матерью, рядом с учителем Фридрихом. Прибегнув к искусству, он жертвует собой. Он подает заблудившейся в тумане немецкой части ориентиры, играя на органе, чем вызывает на себе огонь французской артиллерии. Любовь и лишения, смерть и рождение, военный юмор и благоговейное молчание создатели фильма «Концерт по заявкам» предлагали зрителю массу самых различных эмоций. Они сводят влюбленных, а затем жертвуют их близостью, передают веселые послания по радио, а затем утешения для родственников погибших во время «французской кампании» солдат. Радио перестает быть чем-то абстрактным и отвлеченным, в киноленте показано, как оно становится медиальным выражением «народного сообщества» (об усилиях министерства пропаганды, естественно, не говорится ни слова). Радио способно миновать границы и моментально покрыть огромные пространства.

Не стоит полагать, что фильм «Концерт по заявкам» был безвкусной поделкой нацистской пропаганды. В нем были умело использованы элементы так называемого повторного узнавания. Для этого в киноленте использовались «цитаты» из средств массовой информации Третьего рейха. Например, это относилось к освещению Олимпийских игр 1936 года в Берлине. Зрители, которым были еще памятны эти события, должны были воспроизвести их внутри себя. В министерстве пропаганды полагали. что подобный прием должен был вызвать у зрителей реакцию сопричастности действию: «как это было прекрасно» или же «действительно, все было именно так». Кроме этого, в фильме создаются сложные конструкции, которые должны были соотноситься с такими идеологизированными темами, как «народное сообщество», «война», «смерть» и т. д. Большинство немецких зрителей к 1940 году уже соприкоснулось с ними в реальности, а потому национал-социалистические пропагандисты рассчитывали на некоторое их индивидуальное восприятие, что позволяло замаскировать меры по общественной мобилизации. Каждый зритель должен был быть уверен, что его эмоции были именно его личными эмоциями, а не результатом заранее спланированной пропагандистской акции. Идея «народного сообщества» преподносилась в данном случае в «упаковке» «народной солидарности», когда немцы помогали друг другу и существовали друг для друга. Идеализированные «народные товарищи» были готовы пойти на уступки и даже жертвы во имя общего блага. При этом в фильме отдельные действующие лица не теряют своего характера, они не выглядят безликими. Напротив, в «сообществе» они выделяются некоторыми индивидуальными чертами — фильм «Концерт по заявкам» не предлагал зрителю образ серой, единообразной массы. В этом случае «народное сообщество» становится суммой чувственных переживаний, в некоторых моментах даже сентиментальных чувств. В случае с концертом по заявкам (и как фильмом, и как радиопередачей) функцию катализатора данных чувств выполняла музыка. Музыка была прекрасным воспоминанием, мостом, связующим прошлое и настоящее. Музыка могла быть веселой и даже ироничной. Но та же самая музыка являлась символом расставания и внутренней мобилизации.

Если говорить об актерском составе фильма «Концерт по заявкам», то надо отметить, что сценаристы применили для тех времен весьма оригинальный ход. Звезды Третьего рейха оказались на вторых ролях, в то время как главные роли исполняли не самые известные (на тот момент) артисты. В фильме мелькают Марика Рёкк, Пауль Гёрбигер, Вильгельм Штринц, Вайс-Фердль и, конечно же, неизбежное во всех эстрадных концертах трио «Моряк» (Рюманн, Зибер, Браузеветтер). Все звезды эстрады оказались поставленными на службу Германии. Но отнюдь не все из них делали это с охотой. В своих воспоминаниях Гёза фон Хиффра, постановщик комичных сцен и большой знаток анекдотов, вспоминал, что поначалу Хайнц Рюманн отказался сниматься в «Концерте по заявкам». Сам же Рюманн в своих мемуарах ни словом не обмолвился об этом фильме. Но его постоянные выступления на радио и достаточно вольготное положение в Третьем рейхе позволяют усомниться в решительности отказа от съемок. Даже если он и не был в восторге от данной затеи, то скорее всего согласился на участие в фильме в силу своего конформизма. Несколько иной случай являл собой Вайс-Фердль, который считался едва ли не любимцем фюрера. Для того чтобы доставить его в Берлин на съемки «Концерта по заявкам», пришлось прибегнуть к «услугам» гестапо. В «Кинокурьере» подробности этого случая решили опустить. В репортаже о съемках «Концерта по заявкам» писалось следующее: «Между тем украдкой за кулисами крадется мужчина, только что прибывший самолетом из Мюнхена это Вайс-Фердль».

В любом случае можно с уверенностью утверждать, что отнюдь не все артисты «с восторженным сердцем» поставили себя на службу Германии, как это почти постоянно утверждалось во время радиоконцертов. В этой связи примечательно, что в кадрах «Концерта по заявкам» ни разу не мелькнул суперпопулярный во времена Третьего рейха актер Ганс Альберс. Геббельс не раз устраивал форменные скандалы по этому поводу, что было отражено даже в протоколах рабочих совещаний сотрудников министерства пропаганды. Так, например, в документе, датированном 1 марта 1940 года, было записано: «Господин Мюллер должен был созвониться с Гансом Альберсом и сообщить ему, что министру совершенно непонятно, почему у актера не находится времени для участия в съемках "Концерта по заявкам". Министр ожидает, что актер уже послезавтра начнет сниматься в фильме». Однако к требованиям Геббельса Ганс Альберс решил не прислушиваться — он так и не появился на съемочной площадке. Самое удивительное в данной ситуации, что Альберсу подобная вольность сошла с рук.

Но отнюдь не все звезды Третьего рейха могли позволить себе такое поведение. Многие были вынуждены подстраховаться и заявить о своей готовности «служить Родине». Так, например, актер и певец Вили Фрич заявил в эфире: «Для меня является огромной радостью, если я смогу сыграть или спеть для тебя, товарищ, находящийся в блиндаже и в окопе». Ильза Вернер, которая неоднократно принимала участие не только в кинематографическом, но и реальном концерте по заявкам позже вспоминала, что многие артисты и исполнители жаловались — «концерт по заявкам» прилип к ним как «каинова печать». При этом речь шла не столько о роли, отводимой им в Третьем рейхе, сколько о послевоенных телевизионных передачах развлекательного характера. Актриса писала: «В них было только развлечение, которое должно была, утешить, так как за ним стояли человеческие судьбы, стояла война, стояла смерть». Немецкий исследователь Аксель Йоквер отмечал в своем исследовании, что «Ильза Вернер была совершенно права, когда проводила параллели с современной телевизионной культурой, в рамках которой ей была отведена вполне конкретная роль». Она оказалась в сложной ситуации, осознавая, что «является привлекательной деталью политического механизма», она не могла отказаться от участия в концертах. После войны она утверждала, что ей было тяжело это сделать хотя бы в силу того, что к ней с фронта приходили мешки солдатских писем. Процитируем одно из них: «Нам сложно поймать какую-то конкретную волну, но всегда рады хорошей танцевальной музыке. Все же очень хорошо, что изредка мы можем услышать Ваш голос… тогда в большинстве случаев мы замираем и думаем о Родине и всем, что с ней связано».

«Концерт по заявкам для солдат вермахта» как радиопередача являлся не только инструментом национал-социалистической пропаганды, но и важным историческим источником. Именно благодаря концертам можно судить о музыкальных предпочтениях немецкой аудитории в первые годы Второй мировой войны. С некоторой натяжкой их можно даже назвать «барометром культурных предпочтений». Как уже говорилось выше, в настоящий момент не сохранилось полного архива радиопередач. О некоторых из них можно судить лишь по киноленте и книге Гёдеке. Уже из них следует, что большинство солдат вермахта хотели услышать нечто иное, нежели марши, которыми после начала Второй мировой войны оказался «пресыщен» немецкий радиоэфир. В книге Гёдеке некий «солдат Майер» достаточно иронично описывал данный вид музыки как «чинг-бум». «Наш патефон захворал. В поисках музыки мы облазили всю программу передач, но динамик радио неизменно выдавал "чинг-бум"».

Из этого пассажа следует, что вместо постоянных армейских маршей немецкие солдаты на фронте хотели слышать «танцевальную музыку или хорошие народные песни». Другим отрывком из книги Гёдеке, подтверждающим данную мысль, является история про солдата, который умел играть на аккордеоне. Находясь на фронте, он в перерывах между боями устраивал для своих сослуживцев собственный «концерт по заявкам». «Слушатели собрались вокруг него и наперебой выкрикивали названия. Кто крикнул "Ла-Плата" и Варнава наигрывал мелодию южноамериканского танца. Кто-то выкрикивал "Гренада", и Варнава выдавал ритмы андалузского фанданго». Несмотря на идеологические запреты, в Германии все-таки были весьма популярными ритмы южной музыки. Не исключено, что во время боев они наибольшим образом ассоциировались у немцев с пресловутым «танцем со смертью». Об этом говорит другая история, повествовавшая о пребывании в одном из блиндажей: «Тогда мы снова слушаем музыку. Неистовый ритм, кастаньеты, вихрь мелодий. Мы вздрагиваем всем телом и начинаем плясать вокруг блиндажа».

Впрочем, кому-то из немецких солдат требовались воспоминания о «прекрасном прошлом», которым соответствовали лирические мелодии. В книге Гёдеке есть и такой эпизод. В нем рассказывалось об «окопном Паганини», который пытался своей музыкой поддерживать сослуживцев: «Постепенно по этому поводу даже перестали шутить. Все нашли, что это было недостойным… Мы откидывались в окопе, слушали и были по-своему счастливы».

Музыка из фильма «Концерт по заявкам» являет собой несколько иную картину. Она является квинтэссенцией политически одобренного музыкального репертуара и успешных «современных» музыкальных произведений. Она показывает, насколько легко эстрадная музыка могла соответствовать и политическим запросам министерства пропаганды, и предпочтениям простой аудитории.

Прежде чем фильм достиг своей высшей точки напряжения — трансляции 10‑го выпуска «концерта по заявкам для солдат вермахта», который якобы передавался из «Берлинской студии», зрителям была предложена самая разнообразная музыка. От маршей и солдатских песен «веселых вояк» до виртуозной игры на органе «с немецким заключительным аккордом до мажор», когда Шварцкопф жертвует собой во имя боевых товарищей. В данном случае музыка должна была многократно усиливать эмоциональное впечатление от каждого киноэпизода. В фильме «немецкая культурная миссия» пересекается с немецким юмором. В итоге классическая музыка перемежается маршами, а шлягеры — народными песнями и юмористическими куплетами. В фильме не давалось предпочтение одному жанру — он должен был походить на тот репертуар, который предлагался по вечерам большинству немецких радиослушателей.

Если проследить музыкальные темы на протяжении всего фильма, то кинолента начинается с маршевых ритмов. Мелькают документальные кадры открытия Олимпийских игр, когда Гитлер въезжает на стадион под звуки марша «Баденвейлер», который, как известно, был любимым маршем фюрера. Эти звуки должны были однозначно ассоциироваться с официальной политикой Третьего рейха. По этой причине создатели фильма приложили максимум усилий, чтобы к моменту звучания «Баденвейлера» зрители приобрели серьезное настроение и сосредоточились. Не стоило забывать, что существовало предписание Гитлера, которое ограничивало случаи, когда должен был исполняться этот марш. Исполнение «Баденвейлера» по «неподобающим поводам» и в «неподобающих ситуациях» считалось его «оскорблением».

Марши будут звучать по ходу фильма не раз. Эпизоды, в которых показывалась «командировка» главного героя фильма в Испанию, сопровождались звуками марша Легиона «Кондор». В фильме не делалось никакой тайны из того, что немецкие летчики в Испании проходили «боевое крещение», когда люфтваффе пробовало свои силы, готовясь к «собственной» войне. Несколько позже эти же летные подразделения в кадрах фильма будут бомбить Польшу — в данном случае музыку заменят вой самолетов и разрыв бомб. В сценах, когда будет показано отбытие жителей Дорфштрассе на фронт, будут звучать популярные солдатские песни: «Как прекрасно быть солдатом» («Роземария») и «Любимая, пока!» («Аннемария»). Сцене, когда следующая через Ла-Манш немецкая подводная лодка подбирает подбитых в воздушном бою Коха и Винклера, предшествует морская песенка «Мы достигли Мадагаскара».

Музыкальную основу фильма составили 8‑й и 10‑й выпуски концерта по заявкам, каждый из которых начинался с исполнения марша. Исполнение «Кавалерийского марша великого курфюрста» должно было подчеркнуть связь вермахта с прусскими армейскими традициями. Впрочем, при этом создатели фильма не упустили случая для иронии в адрес поборников данных традиций. Один из членов экипажа самолета Герберта Коха шутливо отмечает: «Нам больше не требуется кавалерия».

Марш, которым открывался 10‑й выпуск концерта по заявкам должен был символизировать собой пресловутое «народное сообщество». Его исполнение сопровождалось кадрами, которые должны были стать визуальным воплощением мнимого «национального единства», главным символом которого стал радиоприемник. Фольксдойче ловят радиопрограмму на самодельном коротковолновом приемнике. Радио слушает окруженная многочисленными детьми шьющая для них одежду женщина. Звукам музыки внимают находящиеся на марше немецкие солдаты. Молодая девушка, прильнув к радиоприемнику, читает письмо от своего жениха, который оказался на фронте. Немолодые мужчины на некоторое время замирают при звуках радио за верстаками.

Показательно, что фильм «Концерт по заявкам» также заканчивается маршем. В данном случае речь идет о марше Гермса Ниля «Тогда мы выступаем против Англии». В последних кадрах фильма мелькает имперский военный флаг, появление которого сопровождается звуками марша «Гордо веет черно-бело-красное знамя». В версии фильма, которая демонстрировалась в Германии уже после войны, этот эпизод оказался вырезанным.

В фильме «Концерт по заявкам» большая роль была отведена и классической музыке. Когда студент консерватории Шварцкопф, уже призванный на фронт и облаченный в униформу, садится за фортепиано и начинает исполнять концерт Бетховена, то как по команде замолкают даже «культурные мещане» («Тсс… Бетховен!»). Эта сцена навязывала зрителю мнение, что даже в военной униформе немцы продолжали осознавать свое «культурное предназначение». Неудивительно, что через открытое окно комнаты, в которой играет Шварцкопф, сквозь звуки музыки Бетховена доносится пение марширующих колонн. В подкованных железом сапогах немцы направились «защищать» свою самобытность.

Увертюра Моцарта к «Женитьбе Фигаро», которая была исполнена берлинским филармоническим оркестром под руководством «государственного капельмейстера» Ойгена Йохума, должна была придать праздничность отдельным сценам фильма. Колыбельная «Спи, мой маленький принц, усни» (отечественному читателю она известна в варианте «Спи, моя радость, усни») должна была обрамлять сюжет, когда по радио солдатам на фронте передается о рождении у них детей. Немецкие бравые вояки не могут противостоять сентиментальному колдовству детского хора, ворча, они замолкают в окопах. Одновременно с этим камера показывает зрителю пожилых немецких женщин, которые играют роль бабушек. Показательно, что эта колыбельная, считавшаяся немецкой народной песней, сохранила свою популярность не только в послевоенной Германии, но и в СССР. Впрочем, примеров подобной непрерывности музыкальных предпочтений, которые не зависели от политического режима и времени, можно привести огромное множество. Хотя некоторые «копирки» наводят на интересные мысли. Так, например, популярная среди берлинских штурмовиков песня «Братья по цехам и шахтам» странным образом напоминала и по размеру, и ритму, и по мелодии (отчасти даже содержанию) русскую революционную песню «Смело, товарищи, в ногу» (1898), которую написал профессиональный революционер, химик и поэт Леонид Петрович Радин (1860-1900) в одиночной камере московской Таганской тюрьмы.

Но в фильме сцена с рождением не имеет сентиментального окраса. Она в национал-социалистическом духе подана как часть непрерывного жизненного процесса. Рождение является оборотной стороной смерти. Эта мысль подчеркивается цитируемым по радио Гёдеке письмом одной немецкой женщины, у которой погиб единственный сын. Она просит исполнить песню «Спокойной ночи, мама» в исполнении Вильгельма Штринца. Впрочем, даже в данном трагическом по своей сути эпизоде национал-социалистическая пропаганда умудрилась лицемерно придать смерти патетические черты героического поступка.

Композитор Вернер Бохманн написал песню «Спокойной ночи, мама» еще в 1938 году. Однако популярность она обрела уже годы Второй мировой войны и, опять же, только благодаря фильму «Концерт по заявкам». В принципе это было легко объяснимо с психологической точки зрения. Многие женщины нуждались в утешении. Интересен тот факт, что в фильме Вильгельм Штринц исполняет песню совершенно на иной мотив, нежели он делал до войны со своим оркестром. «Золотая семерка», именно так назывался этот музыкальный коллектив, исполняла песню как фокстрот. В фильме она, напротив, была положена на лиричную, почти классическую мелодию. Данное изменение было продиктовано не только психологическими, но и политическими соображениями. Напомним, что после начала Второй мировой войны Имперская музыкальная палата на время запретила в Германии танцы.

Принимая во внимание тот факт, что публика ожидала от музыкальной киноленты все-таки отдыха и развлечения, в ней имелось немало эстрадных и комических номеров, шлягеров. Мюнхенский певец Вайс-Фердль исполнил короткую шутливую песенку «Как я рад, что я не интеллектуал», в которой позволил себе иронию по поводу традиционного для Третьего рейха культурного соперничества между Мюнхеном и Берлином. Пауль Гёрбигер исполнил «Венские куплеты», а актер кабаре Альберт Брой продемонстрировал виртуозное обращение со «смеющимся кларнетом». Интересно, что исполняемая им музыка, равно как «фокусы», которые он вытворял с музыкальным инструментом, некоторые критики восприняли как «совершенно ненемецкие».

Но главным эстрадным номером «Концерта по заявкам» стало исполнение Марикой Рёкк песни «Однажды майской ночью», которая подобно прототипу «немецкого оптимистического шлягера» песне «Это не может смутить моряка» («Моряк») должна была вызвать подпевание публики в кинозалах (еще один из приемов демонстрации публике «национального единения»). Гёдеке возвестил в фильме появление исполнявших «Моряка» Хайнца Рюманна, Йозефа Зибера и Ганса Браузветтера очередным четверостишьем: «Каждый знает любого из этой троицы. Здесь они опять сделают несколько выпадов в адрес моряка, которого, как известно, ничто не смутит». На протяжении почти полугода это трио завершало своим выступление радиоконцерты, так что их песня была почти у всех на устах. О ее популярности говорит хотя бы тот факт, что в начале войны появилось несколько пародий: «Песня, которая должна потрясти первого лорда» и «Это не может поколебать немецкий флаг».

Фильм «Концерт по заявкам», который имел неимоверный кассовый успех, можно было бы назвать шедевром (позволим себе в данном случае не закавычивать слово) политической пропаганды. В этой связи возникает вопрос: были ли настроения немецкой публики приспособлены к политическим установкам нацистского режима, или же геббельсовская пропаганда сама решила «опуститься» до уровня музыкальных предпочтений публики? Пожалуй, Геббельс все-таки смог свести свою работу к тому, чтобы формировать запросы публики, а не заниматься их политической и идеологической оценкой. В действительности, реальные заявки радиослушателей принимались во внимание крайне редко. Министерство пропаганды предпочло решать проблему на самом высшем уровне, формируя в общегосударственном масштабе угодную ему поп-культуру.

В то время как кинофильм «Концерт по заявкам» бил все мыслимые рекорды по посещаемости зрителями, создавая некий «культурный миф» вокруг радиопередачи, популярность реального радиопродукта постепенно шла на убыль. Оптимизм и непосредственность, которые отличали первые радиоконцерты и принесли им популярность у немецкой аудитории, медленно, но неуклонно уступали место «занудному официозу». Кроме этого, у создателей концертов по заявкам явно не хватало сил и времени, чтобы формировать из каждой передачи законченное «произведение искусства». А также для создания передач явно недоставало именитых музыкантов и певцов. А Геббельс продолжал требовать, чтобы в эфире появлялись только звезды. В итоге в сводке СД от 9 января 1941 года говорилось что «концерты по заявкам уже не пользуются прошлой популярностью». В том же самом отчете говорилось, что слушатели, хотевшие юмористических и комических номеров, находили концерты «угрожающе скучными».

Случилось удивительное, если вначале успех одноименной киноленте принесла именно радиопередача, то уже по прошествии нескольких месяцев передача продолжала выходить в эфир лишь по причине того, что фильм пользовался у немецких зрителей бешеной популярностью. В итоге транслируемые по радио концерты оказались сосредоточенными по большей части на кино. Большую часть репертуара составляли киношлягеры.

Кроме всего прочего в сложившейся ситуации был виноват летний перерыв в вещании 1940 года. За это время в эфир оказался запущенным новый проект, который назывался «Немецкий народный концерт». К слову сказать, он почти сразу же занял нишу «пропавших» из эфира концертов по заявкам. «Немецкий народный концерт», который иногда еще называли «Приветом фронту», состоял в основном из народных и солдатских песен. Эта программа не только стала конкурентом концерта по заявкам, но очень быстро обошла его по популярности. В сообщении СД, датированном февралем 1941 года, приводились слова одного немца, который сказал: «Из музыкальных передач мне нравится "Народный концерт", который я слушаю все чаще и чаще. Я отдаю предпочтение этой передаче, а не "концерту по заявкам для солдат вермахта"».

25 мая 1941 года концерт по заявкам праздновал свой очередной юбилей — выход в эфир 75-то выпуска. Гёдеке рассказал слушателям о проделанной за прошедшие месяцы работе. В гостях у передачи на этот раз был Фриц Штеге. Среди выступающих были: Марика Рёкк, Варнава фон Гецкю, хор немецкого оперного театра, эстрадная капелла Вильфрида Крюгера и многие другие. Фриц Штеге высказал надежду встретиться со слушателями в сентябре 1941 года, пожелав передаче долгих лет жизни. По иронии судьбы эти слова были произнесены во время последнего выпуска «концерта по заявкам для солдат вермахта». Формально передача ушла на традиционный летний перерыв, но более так и не вышла в немецкий эфир. Формально она не была закрыта. Геббельс даже в 1942 году планировал возобновить ее выход, но положение на Восточном фронте заставило его заниматься «более важными вещами». Далее в жизнь воплотилась шутка Гёдеке, когда он произнес: «Хочу, чтобы Родина чувствовала близость фронта». Сам ведущий подразумевал тесную взаимосвязь войск и тыла, но со временем эти слова приобрели совершенно иное звучание.

Нельзя сказать, что концерт по заявкам совершенно пропал из эфира. На немецком радио выходило множество передач, которые по своей форме и содержанию весьма напоминали первые выпуски концертов: уже упоминавшийся выше «Немецкий народный концерт», «Веселый динамик», «Прекрасная Родина — прекрасные песни», «Старые знакомые». Но в любом случае они почти не оставили своего следа в истории, в то время как концерт по заявкам до сих пор остается «культурным мифом».