Попытки создать новый религиозный орден, который бы по своей сути напоминал тамплиеров, Ланц стал предпринимать сразу же после того, как покинул стены аббатства Святого Креста. Ланц планировал создать не просто религиозную организацию, но орден, который преследовал расово-политические и расово-религиозные цели. Он решил обратиться за поддержкой к влиятельным людям. В середине 30-х годов Ланц-Либенфельс вспоминал: «То, что мы тогда пережили и испытали, едва ли можно было назвать делом рук человеческих, это было творением духовных сил. Не удивляйтесь, я бы даже сказал, что это было Божественное вмешательство! Поверьте мне, не было бы никакой нужды заботиться о героических арийцах, если они даже сегодня не были бы столь упрямыми, столь заносчивыми, столько высокомерными и недоброжелательными, как и 34 года назад, когда я в первый раз начал проповедовать Евангелие арийского христианства. В начале моей миссии я испытал разочарование, которое сделало меня малодушным и лишило внутреннего мужества. Я обратился в первую очередь к самым чистокровным представителям героической расы, к высшим слоям, к аристократии. Я полагал, что они должны были жадно воспринять наше заново открытое учение. Я полагал, что им надо было только помочь. На деле же все произошло с точностью до наоборот. В этих кругах с холодным презрением отвернулись от меня. Они даже не удосужились прислушаться к моим словам. Я нашел понимание только у небольшой группы людей, скромных, смиренных, но в первую очередь благочестивых. И эта маленькая группа должна была стать первой носительницей движения, которое теперь является одним из сильнейших движений в мире».

Как видим, начало самостоятельной деятельности Ланца-Либенфельса было весьма сложным. Он не смог найти должную поддержку у австрийской аристократии. Незначительное число приверженцев его идеи стало костяком будущего ордена. Само собой разумеется, для того, чтобы учение об арийском христианстве воплотилось в конкретные организационные формы, а именно орден, требовалось определенное время. В одночасье не могли быть приобретены орденские замки, составлены молитвы, разработаны специфические ритуалы.

Цели и задачи нового ордена были сформулированы Ланцем-Либенфельсом в 1907 году. Они были изложены в специальной программной брошюре, которая назвалась «Орден нового храма». Прежде чем привести текст этого документа, надо отметить, что Ланц-Либенфельс предпочитал использовать в качестве божественного имени не слово «Иисус», а слово «Фройя», которое употреблялось для обозначения Спасителя в готском переводе Библии. Готское наречие было вторым из германских языков, на который с греческого была переведена Библия. Перевод был осуществлен арианским епископом вестготов Вульфилой (Ульфилой) (331–383). Ланц же полагал, что имя Фройя имело однозначно ариогероическое звучание. Сама программа выглядела следующим образом:

«Государства должны быть заинтересованы в том, чтобы сохранять свою культуру, а потому они должны перейти к планомерному выведению людей арийской расы, которые должны воспринять эту культуру и то государство.

Мы не должны полагаться на волю случая, мы сами должны формировать процессы, предварительно вооружившись всем необходимым.

В первую очередь надо выявить всех единомышленников, с которыми надо либо связаться письменно, либо встретиться лично. С этой целью учрежден журнал „Остара“, который может принести хорошие плоды в самые кратчайшие сроки.

Мы рекомендуем нашим друзьям, чтобы они во время благотворительных пожертвований постоянно обращали внимание на расу. Человеку арийской расы надо давать больше денег и без всяких промедлений. Начать это можно с чаевых.

При составлении учредительных документов отдельных заведений, при составлении завещаний, при распределении доходов надо обращать внимание не на диплом человека, а на его расовую принадлежность. Предпочтете надо отдавать людям с золотистыми волосами, голубыми и серыми тазами, розовым цветом лица, продолговатым черепом, вытянутым лицом, плотно прижатыми ушами, тонким прямым носом, пропорциональным ртом, здоровыми белыми зубами, ярко выраженным подбородком, высокого роста, тонкими руками и ногами. Среди нескольких претендентов такие люди должны всегда обладать преимуществом. Они являются носителями арийских расовых признаков и кроме этого являются прекрасными сами по себе. В этом деле не может быть никаких личных предпочтений.

Организация конкурсов среди носителей расовых критериев арийской красоты. Подробности можно будет узнать из печатных уведомлений. Журнал „Остара“ через некоторое время планирует издавать собственные „Остара“-открытки, которые должны содержать на себе изображения прекраснейших людей арийской внешности. Открытки предполагается превратить в художественную серию, которая будет иметь своей целью пробуждение идеалов расовой красоты. Я уже сделал шаг к организации музея арийской расовой красоты, в распоряжение которого предоставлено специально предназначенное место.

Журнал „Остара“ должен содействовать осознанию святости крови и законов наследственности. С этой целью он будет бесплатно выдавать каждому читателю справку о происхождении семьи, о смысле и возрасте родового имени и родового герба.

Содействие созданию колоний по выведению чистых асингов. Арийская раса может свободно развиваться только на сельской земле. Город убивает ее и в физическом, и в духовном плане. На земле еще имеются огромные просторы, где асинги смогут вести свободную жизнь господ собственной земли. Там они смогут приобрести за сотню марок сотню гектаров плодородной земли. Для таких колонистов я написал специальное пособие („Колонист“, издательство „Люмен“, Вена VII/3). Прибыль от этой книги будет направлена мною исключительно на основание колоний по выведению чистых асингов.

Во всех делах каждый из нас должен чувствовать себя апостолом Нового Храма и апостолом Фройя. Мы должны искать асиского человека, его красоту и сердечную доброту подобно тому, как ищут драгоценные жемчужины. Асингам заповедано мировое господство и царство небесное. Таким образом поступал и Фройя. „Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел, и купил ее. Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода, который, когда наполнился, вытащили на берег и, сев, хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон (Матфей, 13,45–48)“. Для „жемчужин“ — все! Для „худых рыб“ — ничего!»

Как уже следовало из текста, когда Ланц-Либенфельс писал его, то «Орден новых тамплиеров» уже имел в своем распоряжении замок Верфенштайн и журнал «Остара». Несколько лет спустя Ланц-Либенфельс писал об «Ордене новых тамплиеров»: «До некоторого времени немецкие и австрийские газеты печатали заметки об инициативе шведского доцента создать государственные институты, которые бы занимались человеческой селекцией. Самое интересное заключается в том, что эта идея была высказана впервые отнюдь не шведским доцентом. Она была сформулирована в 1900 году доктором Й.Л. фон Либенфельсом, предложившим создать свободно религиозную общину по выведению чистой расы. „Новые тамплиеры“ смогли продвинуться в осуществлении этого начинания на немецкой — читай австрийской — земле. Первое заведение „новых тамплиеров“ расположилось в известном и весьма живописном замке Верфенштайн, который был приобретен учредителем „приората тамплиеров“. Он располагается на берегу Дуная в Верхней Австрии. Он возвышается на высокой гранитной скале близ „рощи тамплиеров“. В 1910 году обитатели замка обнаружили здесь мраморные надгробия, заново восстановили колонны, после чего замок стал местом паломничества многочисленных людей, которые приезжают сюда из Австрии, Германии, Англии и Франции. С этим замком связаны многие историко-литературные моменты. Замок Верфенштайн, который ранее именовался Хельхенбург („Замок госпожи Хельхе“), возможно, упоминается в „Песне о Нибелунгах“ и „Песне о Вальтари“. Согласно Рюдигеру фон Бехеларену, этот замок некогда принадлежал Хельхе, супруге легендарного короля гуннов Этцеля.

Вероисповедание новых тамплиеров отвечает вызовам современного времени. Оно предполагает связь искусства и науки, формирование характера, мероприятия по расовой гигиене, имея в качестве предпосылки строжайшее разделение религии и государства. В общину могут входить только голубоглазые блондины, которые обязуются рожать на свет детей только в союзе с такими же женщинами и содействовать благотворительности, направленной на улучшение расовой породы. Перед вступлением в общину исследуется происхождение, физические свойства и заболевания претендента. Также изучаются причины смерти его предков, после чего эти результаты заносятся в специальные списки. Замок приората одновременно является и архивом, и выставочным помещением, и праздничным помещением, и культовым местом. Соответствующий законам частный культ состоит в научных докладах и художественных мероприятиях, которые начинаются с символической литургии, во время которой участники мероприятия одеты в специальные облачения.

Это позволяет настроиться на нужный лад. В догматике „новые тамплиеры“ придерживаются терпимости в отношении иноверцев. Каждый из новых тамплиеров может рассуждать о трансцендентных вещах, как он того хочет. Он может являться для себя самого и для своих детей духовником и проповедником. Благодаря австрийскому писателю Францу Херндлю „новые тамплиеры“ были прославлены в социально-реформаторском романе „Замок Труцбург“. Они упоминались и в другой беллетристической литературе. Я направил выше указанный циркуляр о соблюдении моих прав приоритета в 500 немецких и зарубежных газет».

Официально Ланц-Либенфельс должен был именоваться «братом» — фра Йорг, однако поскольку он был приором ордена, то он неоднократно обозначал себя в качестве «отца», а всех остальных «новых тамплиеров» не рез именовал «детьми». Например, в одном из писем он сообщал: «Конзальво и Эрна! Ты просил меня, мой сын…» и т. д. Сам орден обладал четко разработанной структурой, в которой имелось множество степеней посвящения. Достижение каждой из них, равно как и само принятие в орден, во многом зависело от расового происхождения претендента. Предпочтете отдавалось мужчинам с ярко и частично выраженной «ариогероической пластикой» (фраза Ланца-Либенфельса). Однако на практике, чтобы стать братом «Ордена новых тамплиеров», отнюдь не требовалось быть абсолютным блондином с пронзительно голубыми глазами. В зависимости от внешности можно было находиться на разных ступенях посвящения. Если идти по иерархической лестнице «Ордена новых тамплиеров», то она выглядела следующим образом.

После принятия в орден его новый брат становился частью иерархии одного из «орденских домов». При достижении определенной степени посвящения брату в ордене полагался собственный герб. По крайней мере, это правило действовало в дитфуртском филиале. Подобно приорам филиалы «Ордена новых тамплиеров» были независимы друг от друга. Возникавшие споры должен был судить архиприор (эрцприор), которых в ордене было тоже несколько человек. Всего же существовало три эрцприората: Мариенкамп, Штауфен (Дитфурт) и Верфешнтайн. Ланц-Либенфельс являлся «отцом-приором», что фактически было равно главе всего ордена. Поскольку каждый из братьев «Ордена новых тамплиеров» был закреплен за определенным эрцприоратом, то это должно было отразиться на его духовном имени. Звучать они могли следующим образом: фра Август Верфенштайн (брат Август из эрцприората Верфенштайн), фра Риг Штауфен (брат Риг из эрцприората Штауфен).

Братья «Ордена новых тамплиеров» в качестве одеяния носили белую рясу, что указывало на некую связь Ланца с цистерцианским орденом. Однако в отличие от цистерцианцев на груди рясы «новых тамплиеров» находился красный опорный крест (крест-молот, крест-патент). Однако в своей работе «Оккультные корни нацизма» Николас Гудрик-Кларк указывает на то, что «новые тамплиеры» носили на груди красный «рыцарский крест», форма которого варьировалась в зависимости от степени посвящения. Скорее всего, в данном случае подразумевались вариации тамплиерского креста, который широко распространен в гербах братьев из эрцприората Штауфен. Опорный же крест нередко назывался «крестом рыцарей Тевтонского ордена». На самом же деле опорный крест был известен еще с древних времен и его принято считать одной из разновидностей так называемого Иерусалимского креста.

Оформляя литургические действия, которые совершались в «Ордене новых тамплиеров», Ланц-Либенфельс составил несколько текстов, которые были позже объединены в так называемые Тойч-псалмы. В данном случае слово «тойч» являлось чем-то средним между deutsche (немецкий) и teuten (тевтонский). В этих псалмах Ланц исходил из того, что истинной религией являлось ариохристианство. В своей работе «Библиомистикон» Ланц-Либенфельс писал: «Я с самого начала говорил об этом! Иисус не может являться еврейским именем, оно может принадлежать только ариогероическому человеку! Оно означает — асинг». В итоге Ланц-Либенфельс предпочитал изображать Иисуса как высокого, светловолосого и голубоглазого Спасителя, опираясь на некоторые из икон раннего христианства.

«Тойч-псалмы» являлись основой литургической практики «Ордена новых тамплиеров» на протяжении нескольких десятилетий. Существенные преобразования произошли только в 1945 году. Именно тогда был написан «Фестивариум новых тамплиеров» (молитвенник ордена). Он состоял из трех книг. Первой из них был «Легендариум», который заключался в «исторических и научных чтениях тамплиеров, которые были почерпнуты из печатных материалов различного времени». Принципиальным в данном мифологизированном собрании фактов было то, что они должны были касаться истории и деятельности ариогероических народов. Чтение отрывков из «Легендариума» надо было включать в заутреню каждого дня. Второй книгой был «Евангелиум», который содержал в себе нравоучительные истории. Во время дневной службы их должен был зачитывать «новый тамплиер», обладавший особо выразительным голосом. Третьей книгой был «Визионариум», составленный из мистических и таинственных историй различных ариогероических народов. Чтение отрывков из него было положено во время вечерней службы. Кроме этого имелась книга «Гебдомадариум», которая не входила в состав трехтомного молитвенника «Ордена новых тамплиеров». Эта была одна из самых таинственных служебных книг ордена. Предполагается, что она была составлена из самых потаенных молитв, которые обладатели высших степеней (посвящение) должны были произносить во время всего дня. «Гебдомадариум» состоял из трех частей, которые относились, соответственно, к утренним, дневным и вечерним молитвам.

Если говорить о «Легендариуме», то в первую очередь бросаются в глаза объемы этой книги, которая насчитывала 1400 страниц. К слову сказать, Ланцу-Либенфельсу была присуща «литургическая плодовитость». Стараясь подражать настоящим духовным орденам, он писал книги не просто большого, но чудовищно гигантского объема. Ярчайшим примером может служить «Библиомистикон, или Тайны Библии, открытые посвященным». Назвать это произведение просто книгой не поворачивается язык. По своему содержанию «Библиомистикон» был собранием ариософских комментариев к Священному Писанию. Однако его объемы были просто поразительными. «Библиомистикон» состоял из десяти томов, причем четвертый том был разделен на три отдельные книги, а восьмой, девятый и десятый — на две. Поскольку в каждой из книг было приблизительно 260 страниц, то общий объем «Библиомистикона» составлял приблизительно три с половиной тысячи страниц!

До нас дошло описание одного из празднеств «новых тамплиеров», которым никак нельзя пренебречь. Речь идет об одном из фрагментов романа Франца Херндля «Замок Труцбург. Автобиографические записки поселенца на острове Вёрт». Это литературное произведение увидело свет в 1909 году и весьма высоко ценилось Ланцем-Либенфельсом, о чем свидетельствуют его собственные высказывания. В романе были такие строки: «Несколькими неделями позже рано утром до моего острова донеслись звуки выстрелов, которые раздавались у замка Верфенштайн. Сигнальные ракеты разорвали пелену утреннего тумана, покрывавшего всю дунайскую долину. Я вышел из своей одинокой хижины, дабы уточнить, что же происходило. Я бросил взгляд на замок Верфенштайн, пытаясь выяснить, для чего производился весь этот шум. „Замок тамплиеров“ был полностью украшен флагами. Судя по всему, там проходило какое-то торжество. Мои предположения оказались верными. Вскоре по Дунаю прибыл пароход, который доставил сотню венских гостей. Как я позже узнал, до обеда они расположились в различных гостиницах Сан-Николы и Штрудена. Во второй половине дня их ожидали в „замке тамплиеров“. Там „Орден новых тамплиеров“ проводил одни из своих праздников. После обеда до самого вечера из двора замка доносились звуки оркестра. Там для удобства гостей были установлены столы и скамьи. Вечером в замке зажглись огни, и всю ночь до меня доносились отзвуки песнопений».

Несмотря на то что роман Херндля был несколько наивным и в чем-то даже приторно слащавым, он все-таки может восприниматься как некий исторический источник. Именно из него мы можем узнать, что на крупных мероприятиях «новых тамплиеров» звучали не только речи, обличающие расовое смешение и вырождение человечества, но также подавался венский вюрстель (мясное блюдо) и крепкое «мартовское» пиво. Не исключено, что многие из гостей замка Верфенштайн воспринимали свои визиты к «новым тамплиерам» как некое развлечение, своеобразный туризм по экзотическим местам. Исследователь Вильфрид Дайм писал, что «эти люди играли с чудовищными идеями, подобные детям, которые забавлялись с динамитными шашками». Впрочем, наряду с помпезными празднествами, на которых развивались знамена, звучали капеллы, произносились громкие речи, были и более скромные мероприятия. Это были так называемые «мистерии Грааля». Они были рассчитаны не на внешний эффект, а на внутреннее преображение принимавшего в них участие человека. То есть они были в большей степени интенсивными, чем экстенсивными. Ланц-Либенфельс на свой манер пытался истолковать почти все христианские таинства. «Мистерии Грааля» имитировали католическую мессу. Подобная религиозная практика продолжалась фактически до 60-х годов XX века.

Первый замок, который Ланц-Либенфельс приобрел для «Ордена новых тамплиеров», был Верфенштайн. В предыдущих главах уже указывалось, что Ланц обратил внимание на руины этого замка еще до того, как он был пострижен в монахи. Он вспоминал об одном из эпизодов своей жизни: «В сопровождении двух моих друзей: Армандо, офицера, который в качестве картографа побывал в далеких краях, и Альбигероса, придворного австрийского императора, в 1896 году я направился в Грайн, чтобы начать переговоры с кастеляном о продаже». Поскольку в указанное время Ланц уже был цистерцианцем, то можно предположить, что он лишь на время оставил монастырь. То, что в это время Ланц задумал приобрести замок, кажется в высшей мере странным, так как это противоречило монастырскому уставу и общему правилу, согласно которому монахи не имели права обладать собственностью.

Упоминая о процессе переговоров, Ланц вспомнил о том, что владелец замка Юлиус Канне, придворный курьер английской королевы, скончался несколькими годами ранее. Согласно сведениям, которые исследователь Вильфрид Дайм получил от Теодора Чепля, покупка состоялась лишь в 1907 году. Подобная задержка была вызвана не столько финансовым положением самого Ланца, сколько из-за того, что процесс вступления в наследование замком был очень долгим, связанным с множеством сложностей и проблем. К слову сказать, во время первого посещения замка Верфенштайн Ланц познакомился с писателем Юханом Стриндбергом, по крайней мере так утверждал сам Ланц. С этим сюжетом мы познакомимся позже, а пока имеет смысл сосредоточить внимание на самом замке Верфенштайн.

Руины замка Верфенштайн находились близ одного из самых живописных мест Австрии — городка Штрудене. Здесь Дунай менял свое течение, проходя между отрогами Богемского горного массива и Альпами. Именно на изгибе течения Дуная на высокой скале в свое время был выстроен замок Верфенштайн. Близ него находятся пара небольших городков: уже упоминавшийся Штруден и Сан-Никола. Далее по течению Даная лежат Грайн, Ардаггер и Дорнах. Указанные места всегда являлись объектом повышенного интереса со стороны пангерманистов, ариософов и немецких националистов. Во многом это связано с тем, что эти края были связаны со множеством мифов, сказаний и легенд.

Например, многие соотносили эти края с местом, где, согласно «Песне о Нибелунгах», бургунды пересекали Дунай, желая попасть в страну гуннов. В Австрии была весьма популярна версия о том, что автором «Песни о Нибелунгах» являлся Рюдигер фон Бехеларен (в отечественной версии Рюдигер из Бехеларна), одно из действующих лиц этого германского эпоса. Поначалу считалось, что Рюдигер был мифологическим лицом, однако во второй половин XIX века его соотнесли с реальным историческим персонажем — маркграфом Пёхеларна, который владел землей по Дунаю. В «Песне о Нибелунгах» Рюдигер фон Бехеларен намеревается выдать свою дочь за молодого бургунда Гизельхера. Этому пытается противиться Хаген, который в отличие от Рюдигера напрочь лишен христианских добродетелей. Конфликт заканчивается кровавой расправой на праздничном пиру. Кроме этого Хаген не раз позволяет себе дерзкие выходки. Например, он крадет одежду у купавшихся в Дунае «вещих сестер» (в немецком варианте «русалий»). Это мифическое действие якобы произошло в непосредственной близости от Штрудена. В обмен за возвращение одежды Хаген хочет знать, чем закончится поездка к гуннам, ко двору короля Этцеля. В ответ он слышит пророчество о том, что из поездки никто не вернется живым, кроме дворцового капеллана, а всех остальных ожидает смерть. Не будучи уверенным, что «вещие девы» сообщили ему правду, Хаген решил проверить правдивость их слов. Во время переправы через Дунай он бросает указанного капеллана в воду, желая увидеть, утонет тот или нет. Когда капеллан стал обратно вскарабкиваться на борт ладьи, то Хаген столкнул веслом его обратно в воду. После этого священнослужителю пришлось плыть к берегу. Ему удалось выбраться из воды, после чего он направился прочь от реки. После этого Хаген начинает опасаться, что в предстоящей поездке он и все его спутники погибнут.

Если же говорить о самом замке Верфенштайн, то предполагалось, что он являлся частью укреплений, некогда принадлежавших Хельхе — первой супруге короля гуннов Этцеля. Несмотря на то что во многих своих высказываниях Ланц-Либенфельс проявлял себя как убежденный женоненавистник, мифическая владелица замка могла стать вполне убедительным мотивом желания приобрести его руины. Места, связанные с подобными сказаниями, должны были автоматически манить к себе любителей мифов, старины и национально ориентированных романтиков. Кроме того, не надо забывать о том, что руины замка Верфенштайн были действительно весьма живописными, а потому едва ли можно было удивляться тому, что они могли околдовать молодого Ланца. Тот же для начала решил изучить историю этого строения. В «Путеводителе по Грайну и окрестностям» одна из глав была посвящена как раз истории замка. В ней отмечалось: «Это была местность, которая пользовалась дурной славой, а в древних легендах она называлась не иначе как „привал смерти“. Причиной подобных утверждений были опасные воздушные вихри и стремительное течение Дуная, которые не раз приводили к кораблекрушениям на этом участке реки». Относительно «дурной славы» Ланц-Либенфельс от себя решил добавить: «Легенды поведали нам, что Карл Великий основал замок Верфенштайн как опорный пункт против аваров. Кроме этого весьма характерна скала, на которой расположился замок, в древности она использовалась германцами для совершения жертвоприношений. На это, несомненно, указывает ее положение, равно как и мифологическое название этого речного участка».

Отчасти Ланц-Либенфельс был прав. Замок Верфенштайн вместе с населенным пунктом Штруден образовывал подобие мощного боевого укрепления. Уже во время правления династии Габсбургов замок Верфенштайн перешел во владение австрийских князей, что сделало это строение, возвышавшееся над Дунаем, значимым средневековым объектом. Скорее всего, облик замка был окончательно сформирован при Якобе Старом, когда здание стало нависать непосредственно над Дунаем. При этом же князе, наверное, в скале прорубили дорогу, которая спускалась к реке. Итогом этого строительства стало появление у скалы весьма характерного выступа. В упоминавшемся выше путеводителе говорилось, что изначально дорога шла к Дунаю не под скалой, на которой стоял Верфенштайн, а выходила к задней части замка. Если верить Ланцу-Либенфельсу, то замок был перестроен в 1354 году. В 1416 году он был осажден, а затем захвачен Альбрехтом V. В 1486 году владельцем замка Верфенштайн стал Каспар фон Рогендорф.

Кроме этого Ланц-Либенфельс выдвинул версию, что замок Верфенштайн был изображен на одном из рисунков Дюрера. Несмотря на то что исследователи его творчества не смогли однозначно определить авторство упоминавшегося рисунка, Ланц-Либенфельс утверждал: «Как я установил, Альбрехт Дюрер посетил замок Верфенштайн приблизительно в 1500 году. Тогда же он нарисовал его. Причина этого крылась в том, что в это время Дюрер был весьма дружен с тогдашними владельцами замка Йоргом и Вольфом фон Рогендорфами». К сожалению для многих историков, Ланц-Либенфельс не указал, на какие исторические источники он опирался, когда делал подобные умозаключения. По этой причине его версия является никак и ничем не доказуемой. Впрочем, Вильфрид Дайм в своей работе сообщал, что Ланц-Либенфельс во время состоявшейся личной беседы все-таки показал ему упоминавшийся рисунок, заявив, что его автором был Дюрер. Из этого следовало не только, что великий немецкий художник запечатлел замок Верфенштайн, но и все-таки бывал в Австрии. Это могло стать историческим открытием, так как имеются лишь сведения о том, что Дюрер бывал в Тироле, а также планировал направиться в Венгрию. Предпринятые уже во второй половине XX века исследования показали, что речь шла о рисунке «Скальный замок над водой», оригинал которого хранится в художественной галерее Бремена. Несмотря на то что авторство этой работы продолжает оспариваться, она действительно датируется 1500–1501 годами.

Исследователь творчества Альбрехта Дюрера Вильгельм Вецольд в своей книге «Дюрер и его время» писал, что немецкий художник создавал свои пейзажи «на отдыхе во время путешествий, когда меняли лошадей». Однако это утверждение во многом было ошибочным, так как нередко Дюрер прибегал к своей фантазии, благодаря чему «дорабатывал» свои пейзажи. В его творчестве были как реальные, так и выдуманные пейзажи. В некоторых случаях реальность смешивалась с художественным домыслом. Если принять в расчет, что во время предполагаемого визита Дюрера в замок Верфенштайн у здания еще не было башни, а также высеченной в скале дороги, то можно с определенной долей вероятности допустить, что Дюрер все-таки изобразил замок, который много позже стал принадлежать «Ордену новых тамплиеров». Если великий немецкий художник все-таки успел запечатлеть замок до того, как там были закончены основательные переделки, то это все равно не снимает подозрений относительно того, что в облике изображенного замка могли отразиться черты других строений, то есть рисунок мог быть совмещением реальности и фантазии, столь характерной для творчества Дюрера. Так, например, некоторые из исследователей указывают на то, что виднеющиеся на заднем плане леса и земляные укрепления в большей мере были характерны для Франконии или Швейцарии. Некоторые из искусствоведов полагают, что на рисунке был запечатлен не Верфенштайн, а швейцарский замок Гроссвайнштайн. Однако даже эта версия не является признанной абсолютно всеми, а потому едва ли может восприниматься как бесспорная.

В своем историческом исследовании о судьбе замка Верфенштайн Ланц-Либенфельс предположил, что дорога в скале была выбита в 1501 году. Теперь она проходила не за замковым строением, а фактически под ним. Замковая башня была построена приблизительно в 1530 году. Тогда же были перестроены стены Верфенштайна — они стали выше и более неприступными. В данном случае становится очевидным, почему Ланц-Либенфельс настаивал на том, что Дюрер посещал замок именно в 1500 году. На его рисунке не были отображены эти изменения в замковой структуре. Справедливости ради надо отметить, что строение на рисунке, который приписывается Дюреру, действительно весьма напоминает замок Верфенштайн.

В годы Тридцатилетней войны замок постепенно пришел в упадок, приняв вид, в котором его можно застать даже в настоящее время. Кроме этого в этих краях в центре Дуная был обнаружен так называемый «Тесовый камень», водоворот, который создавался окружающими скалами. Этот «Тесовый камень» в значительной мере мешал движению по данной части Дуная. Гвидо фон Лист, фактический создатель ариософии, о котором мы уже говорили ранее, на раз обращал внимание на замок Верфенштайн и его окрестности. Так, например, он упоминает замок Верфенштайн в своей книге «Немецко-мифологические образы ландшафтов» («Немецкие мифические пейзажи»). Поскольку эта работа увидела свет в 1891 году, то Ланц-Либенфельс не стеснялся провозгласить Гвидо фон Листа «современным первооткрывателем» замка. Гвидо фон Лист исходил из того, что название замка — Верфенштайн — являлось производной от «Аурфенштайн». Это слово, в свою очередь, выводилось из немецкого слова «auswerfen» — то есть «выделять сумму, ассигновать». Фон Лист предполагал, что в древние времена здесь приносилась добровольная жертва, которая позже превратилась в принудительный налог, а затем трансформировалась в таможенную пошлину. Предполагалось, что эта жертва приносилась стремительным водоворотам, которые затрудняли прохождение суден и кораблей по Дунаю. Некоторое время спустя Гвидо фон Лист напишет, что замок Верфенштайн «находится в собственности выдающегося и достойного признания исследователя расового вопроса доктора Йорга Ланца фон Либенфельса, Ульфилы современности, который превратил замок в резиденцию „Ордена нового храма“».

В четвертой части книги «Бурги и рыцарские замки австрийской монархии», которая увидела свет в 1839 году, также излагалась история замка Верфенштайн. Она выглядела следующим образом: «Верфенштайн, замок князей, располагается ниже водоворота у скалистого острова, что находится посреди Дуная. Он, наверное, принадлежал к приходу Святого Николая, замка Грайн, Мельничного квартала. До сих пор здесь можно видеть древние стены, выложенные из крепкого камня. Глубокий ужас охватывает каждого, кто приближается к этим обломкам прошлого, покрытых черным мхом. Сейчас здесь обитают лишь дикие птицы, которые селятся на стенах руин. Свист этих птиц — единственные звуки, которые оглашают окрестности. В некоторое время перед замком можно увидеть печально известный водоворот. На северном берегу Дуная близ замка Верфенштайн находится старая башня. Она уже давно не имеет крыши и деревянных перекрытий. Она упоминается в связи со сказаниями о „дьявольской буре“ и приведении черного монаха, которое здесь нередко видят местные жители. Говорят, что сюда в 1045 году прибыл император Генрих III, которого сопровождал епископ Бруно фон Вюрцбург и несколько придворных. В это время здесь появился призрак черного монаха, который стал возносить страшные проклятия в адрес епископа. Некоторое время спустя под епископом проломился пол и тот упал, сломав себе несколько ребер. На седьмой день после этого несчастного случая епископ скончался. В 1530 году камни, из которых была построена башня, были использованы при строительстве укреплений для ведения войны против турок. Но даже сейчас пожилые люди проходят мимо этого строения, накладывая на себя крестное знамение, и пытаются миновать его как можно быстрее».

Эта история приведена нами, так как она была специфически интерпретирована Гвидо фон Листом. Он предположил, что в христианское время в Верфенштайне приносились жертвы в честь святого Николая. Однако изначально они предполагались для «дохристианского божества Никуса, который считался отцом русалий». Поскольку русалки (в некоторых отечественных переводах — «вещие девы») на немецком именовались как никсы (никсен), то имя их отца было со временем трансформировано в Нихус, а затем и в Никус. Гвидо фон Лист предполагал, что Никус входил в ближайшее окружение «отца богов», Вотана. В данном случае призрак «черного монаха» мог трактоваться как явленное христианам древнее божество Никус. Не исключено, что смерть епископа, который сопровождал императора Генриха Ш, была результатом попытки «заклять» водоворот посредством католической мессы.

Если же говорить о творчестве самого Ланца-Либенфельса и его приближенных, то в журнале «Остара» было опубликовано по меньшей мере два стихотворения, авторы которых пытались пролить свет на историю замка Верфенштайн, равно как и то, как он был связан с орденом тамплиеров. Автором стихотворения, которое называлось «Песнь о потоке Нибелунгов», являлся фра Эмилиус. Стихотворение же звучало следующим образом:

Второе стихотворение («Замок и роща Верфенштайн») принадлежало перу фра Детлефа. Его текст был следующим:

Если не принимать в расчет сугубо художественно-литературную сторону дела, то можно обратить внимание на то, что стихотворения явно носят культово-ритуальный характер. Была в них и своя специфика. Бросается в таза, что самым используемым словом в стихотворениях являлось слово «чистота». В данном случае не стоит путать это слово с общехристианским понятием, которое может трактоваться и как свобода от греховной жизни, и как строгое соблюдение десяти заповедей, и как ограничение себя в сексуальных желаниях. Однако для Ланца-Либенфельса и для «новых тамплиеров» слова «чистота», «целомудрие» означили всего лишь ограничение расового смешения, то есть «расовую чистоту». В «Библиомистиконе» Ланц-Либенфельс писал: «В слове „целомудрие“ кроется осознанная видовая селекция. По большому счету все учение Иисуса является решительным и последовательным неприятием смешивания видов. Современные толкователи Библии полностью забыли эту главную мысль учения Иисуса».

За свою историю «Орден новых тамплиеров» приобрел несколько замков. В отличие от Верфенштайна они могли определяться совершенно по-разному. Если замок Верфенштайн считался главным замком, архиприоратом ордена, то приобретенный в 1925 году замок Мариенкамп был простым архиприоратом. Этот замок был приобретен в венгерском городе Ст. Балаж, который располагался на берегу озера Балатон. Кроме этого орден приобрел замок в Баварии, находившийся в окрестностях города Ульм. 31 декабря 1927 года в Германии был основан архиприорат Штауфен. Также в замке Хертесбург было основано пресвитерство «Ордена новых тамплиеров», которое формально считалось дочерним учреждением Мариенкампа. Хертесбург находился на берегу Балтийского мора. Это учреждение «Ордена новых тамплиеров» продолжало свою деятельность даже после окончания Второй мировой войны. В 50-е годы Вильфрид Дайм попытался получить сведения из музея Дарс, расположенного на одноименном полуострове. В ответ ему была прислана справка о том, что владельцы или арендаторы капеллы «новых тамплиеров» не принимают никаких гостей, ведут затворнический образ жизни и не позволяют фотографировать внутреннюю обстановку своего здания. Многочисленные историки говорят о том, что национал-социалисты якобы запретили деятельность «Ордена новых тамплиеров». Эта информация явно не соответствует действительности. Указанные земли в годы национал-социалистической диктатуры были национализированы по инициативе Германа Геринга, являвшегося главой Пруссии. Однако национализация не коснулась капеллы «новых тамплиеров». Не исключено, что формальным поводом стало то, что капелла относилась к парку дикой природы, а ее обитатели никак не использовали окружающий их лес.

В распоряжении Ланца-Либенфельса имелись и другие культовые места ордена. Например, в 1937 году в Венгрии в местечке Ст. Керест (Святой Крест) была открыта «ячейка» «Васкарпу». «Ячейка» обладала статусом пресвитерства. Кроме этого имелось архипресвитерство Патена. Оно располагалось отнюдь не в замке, а в обыкновенном здании. Нечто аналогичное также было создано в Зальцбурге. Ланц-Либенфельс постоянно планировал создать самостоятельное учреждение в отдельно стоящей башне замка Верфенштайн. Башню предполагалось использовать для самых «потаенных» ритуалов, что полностью отвечало многочисленным легендам о «жившем» в ней призраке «черного монаха». В самой же башне были созданы помещения для «господ» и для «мастера».

На Рождество 1907 года «мастер» Ланц-Либенфельс впервые провел обряд, в ходе которого над замком Верфенштайн было поднято знамя со свастикой. Таким образом, можно смело утверждать, что Верфенштайн стал первым местом, в котором в Новое время было официально использовано полотнище с изображением свастики. Этот факт нам должен представляться интересным, так как многочисленные западные исследователи поспешно провозглашают Ланца-Либенфельса предшественником Гитлера, «человеком, который дал идеи фюреру». В данном случае они пытались указать на то, что национал-социалисты были отнюдь не первыми, кто использовал знамя со свастикой. Некоторые исследователи, напротив, пытаются не просто оспорить этот факт, на даже отвергают само существование у «новых тамплиеров» знамени со свастикой. В связи с этим весьма примечательными кажутся слова, которые Ланц-Либенфельс записал в 1928 году: «Более чем 20 лет назад мы публично вывесили знамя со свастикой, которое сейчас стало символом порожденного нами важного и весьма перспективного движения!» Если отбросить версию о том, что национал-социализм был «порождением новых тамплиеров», то нетрудно вычислить, что впервые они использовали знамя со свастикой на рубеже 1907 и 1908 годов. Это полностью подтверждается описанием Иоганна Вальтари Вёльфля, который утверждал, что «новые тамплиеры» решили использовать знамя со свастикой на Рождество 1907 года. Это утверждение кажется вполне правдоподобным, так как в 1909 году в оформлении отдельных выпусков журнала «Остара» уже использовалась свастика. Кроме этого имелось приложение к «Остаре», которое было посвящено юбилею города Детмольд. В данном случае речь шла о печати почтовых открыток четырех видов. Принимая в расчет местоположение Детмольда, а также указанную дату, станет понятным, что открытки были посвящены не самому городу, а 1900-летию битвы в Тевтобургском лесу, когда германские племена под предводительством Армина Херускера разгромили римские легионы Варуса. Сама битва произошла в 9 году нашей эры, а значит «орден новых тамплиеров» решил выпустить эти открытки к 1909 году. В нашем случае о них можно было бы не заводить речь, если бы при оформлении открыток не была использована свастика.

Итак, с конца 1907 года «Орден новых тамплиеров» в качестве одного из своих символов использовал свастику. До нас дошло даже описание знамени со свастикой, которое развевалось над замком Верфенштайн. Оно сохранилось в романе Франца Херндля «Замок Труцбург». Автор его некоторое время проживал на острове, расположенном как раз напротив замка Верфенштайн, и потому мог свидетельствовать о некоторых деталях. «Я заканчивал одну из моих традиционных прогулок по острову, когда на Дунае показался почтовый пароходик. В этот момент мой взгляд упал на находящиеся напротив меня руины замка Верфенштайн. Я заметил, что над ними развивались два незнакомых мне флага. Я сразу же схватил подзорную трубу, чтобы иметь возможность их лучше разглядеть. Один флаг находился над башнями прежнего „дворца“. Он являл собой красное полотнище с изображением серебряного орлиного крыла. Другой флаг был вывешен на сохранившейся башне. На золотом полотнище были изображены четыре синие лилии, которые обрамляли красную свастику. У меня сразу возник вопрос: неужели руины замка сменили владельцев? Обычно новые флаги вывешивали только при этих условиях… Последние три десятилетия ими владел какой-то заслуженный англичанин. Мое любопытство смог удовлетворить знакомый мне директор школы — господин Топиц. Он был подающим надежды ботаником, и потому нередко прибывал ко мне на остров, чтобы собирать здесь растения. Когда он посетил меня в очередной раз, то поведал мне новость. Оказывается, руины замка приобрел венский расовый теоретик доктор Йорг Ланц фон Либенфельс, что решил здесь основать центр воссозданного ордена тамплиеров».

Несмотря на то что роман Херндля был художественным произведением, в нем имелось множество вполне документальных описаний. Поскольку роман был опубликован в 1909 году, то можно предположить, что он был написан в 1908 году, то есть именно в то время, когда Ланц-Либенфельс вывесил над замком Верфенштайн знамя со свастикой. Достоверность этого описания подтверждается тем фактом, что в нем достаточно точно воспроизведен герб Либенфельсов (серебряное крыло на красном поле). Широкие круги общественности могли узнать о нем только из некролога, написанного Теодором Чеплем (фра Дитрих). Однако Франц Херндпь едва ли мог быть посвящен в такие детали в 1908 году. А это позволяет предположить, что он описывал события и вещи, которые происходили в действительности, а не были плодом его художественной или литературной фантазии.

Что же мог означать флаг? Если применять геральдические принципы, то золотое полотнище могло означать вечность, лилии были символом (расовой) чистоты, а свастика — знаком пробуждающихся ариогероев. Свастика также неоднократно использовалась для орнаментального украшения титульных страниц журнала «Остара». В качестве примера можно привести выпуски 19/20 (январь 1908 года), 37, 38 и 40 (1910 год). В связи с этим имеет смысл задаться вопросом, что же значила свастика для «новых тамплиеров»? Нельзя не отметить, что вначале Ланц-Либенфельс отдавал предпочтение в качестве символа ордена именно свастике, но затем она была почти полностью вытеснена опорным («тевтонским») крестом. Если Ланц-Либенфельс первым стал использовать знамя со свастикой, то это не означало, что он первым стал придавать исключительное значение этому символу. В этом отношении у него было два предшественника. В Австрии свастику «смыслом своей жизни» сделал Гвидо фон Лист, а в Мюнхене — философ Альфред Шулер. Из сведений, которые оставил Людвиг Клагес, один из участников кружка «мюнхенских космистов», лидером которого был Альфред Шулер, мы можем узнать, что еще в 1895 году Шулер предполагал защитить диссертацию, посвященную исключительно свастике. Позже он сделал этот символ предметом своих докладов и дискуссий, которые происходили в мюнхенском кружке.

Людвиг Клагес писал: «Например, Шулер уже в 1895 году предполагал раскрыть, обнаружить суть гамматического креста, который он предпочитал назвать индийским словом „свастика“. Он полагал его центральным символом доисторического человечества. До самого конца жизни он предпочитал придерживаться трактовок, присущих для его же собственного учения, которое он именовал „внутренним восприятием“». Впрочем, Шулер никогда не поднимал знамени со свастикой. На этого философа как возможного предвестника германского национал-социализма впервые обратил внимание Вильфрид Дайм, посвятив ему пару страниц в своей книге про Ланца-Либенфельса. Однако куда большее внимание Шулеру было уделено в современной работе Франца Вегенера «Альфред Шулер — последний немецкий катар». Если говорил, о кружке «мюнхенских космистов», который сложился вокруг Шулера, то в него кроме Людвига Клагеса входили: Теодор Лессинг, Стефан Георге, время от времени там появлялся Райнер Мария Рильке. Альфред Шулер выступал в роли «мастера» и провидца, способного погружаться в прошлое, что в некоторой мере роднило его с Ланцем-Либенфельсом. Однако нельзя не отметить, что в начале XX века кружок космистов распался, дав начало целой плеяде мюнхенских интеллектуальных и философских объединений («кружок Стефана Георге» и т. д.). Несмотря на то что в литературе последних лет высказываются версии о том, что Альфред Шулер мог встречаться с Гитлером, до сих пор не обнаружено никаких сведений, подтверждающих версию о том, что Шулер мог поддерживать связь с Ланцем-Либенфельсом или Гвидо фон Листом. В любом случае именно Шулер со своей антисемитской философией подготовил мюнхенских интеллектуалов к восприятию националистических и расистских идей.

Можно предположить, что Ланц-Либенфельс предпочитал ориентироваться на трактовку свастики, которая в свое время была предложена Гвидо фон Листом. Тот же в своей работе «Иероглифическая письменность ариогерманцев» писал следующее: «Вторым ур-глифом (древним тифом) является „фюрфос“, то есть „огненное зачатие“, высший священный и тайный знак арманизма, который может именоваться гамматическим крестом или свастикой. Название „свастика“ происходит с санскрита (свасти — счастье), но находит отголоски в имени литовского божества огня „Свайстикс“. Это слово возникло из двух древнеарийских корней: „ту“ и „аск“, что при дословном переводе может означать: нарастающее действие! Следовательно, это слово имеет то же самое происхождение и то же самое толкование, что и имя божества „Туис-фо“. Так как теперь глиф „туаск“ или „свастика“ в качестве священного знака „Туиск-фо“ может получить расширенную трактовку, он может быть связан с другим именем — „Фюрфос“. Он может восприниматься как глиф стихии огня. Таким образом, он символизирует Муспельхейм, равно как и Сутура, то есть имеет отношение к драконам, саламандрам и прочим существам огненной стихии».

В указанном трактате автор почти никак не увязывает свастику с германским наследием. В другом месте той же самой книги Гвидо фон Лист обращает внимание на то, что свастика обладает «крыльями», в противоположность стрелкам часов указывая на левое вращательное движение. Гвидо фон Лист писал: «Демонический огонь возмущения, который с вулканической силой сметет препятствия, если те мешают возрастанию новых идей. Его тиф — это нарастающее вращение, которое во время Крестьянской войны использовалось под условным названием „плужного колеса“. Поэтому знамена крестьян именовались „колесными знаменами“, а предводители крестьян „радельсфюрерами“ („зачинателями движения“). Этот знак вращения развился из символа „дорожного перекрестия“ и „фюрфоса“. Он символизирует собой вращающийся огонь, при помощи которого жрецы и друиды порождал священный огонь».

Несмотря на то что подобные трактовки выглядят несколько странноватыми, они при последующей научной проверке оказались волне достоверными, что указывает на наличие у Гвидо фон Листа хорошо развитой символьной интуиции. Однако в рамках данной книги нас должно интересовать не идейное наследие Гвидо фон Листа, равно как и то, что он говорил, а исключительно только то, что использовалось из его наследия «новыми тамплиерами». В данном случае Ланца-Либенфельса мог привлечь другой отрывок из книги фон Листа «Иероглифическая письменность ариогерманцев». В нем говорилось: «Пятый из этих глифов, головной глиф, является самым священным из знаков арманизма. Это — „говорящая голова“, которая в современной геральдике превратилась в „мальтийский крест“ или „крест ордена иоаннитов“. Эта „говорящая голова“ возникает, если соединить в единую фигуру восходящий и нисходящий „фюрфос“, в результате чего возникнет этот специфический крест… Название глифа „говорящая голова“ делает любые комментарии излишними, так как этот знак представляет собой концентрацию духа через все агрегатные состояния материи вплоть до земельной стихии, после чего следует повторный распад до элементов чистейшего духа».

Скорее всего, именно этот отрывок из книги Гвидо фон Листа должен был очаровать Ланца-Либенфельса, который всегда был склонен к гностическим идеям, кои он пытался увязать с германскими традициями. В данном случае левосторонняя свастика должна была символизировать собой превращение духа в плотную материю, а правосторонняя свастика, напротив, восхождение материи до уровня духа. Эта идея не раз повторялась близким другом Ланца-Либенфельса Фроди Ингольфсоном Берманом. В частности, эти идеи были изложены в статье 1929 года, которая называлась «Из трещин земли в свет асов». Можно предположить, что «новые тамплиеры» воспринимали восходящую свастику как символ жизни, а нисходящую — как символ смерти. Подобное предположение косвенно подтверждается изображением, которое содержалось в «Имагинариуме», специальном альбоме, который был выпущен «Орденом новых тамплиеров». В нем можно было найти изображение надгробия. Подпись к иллюстрации гласила: «Старейшее из современных надгробий со свастикой на могиле супруги фра Георга (Хауэрштайн, f 1914)». На надгробии можно увидеть левостороннюю свастику, в то время как на знамени «Ордена новых тамплиеров» был изображен символ, вращающийся вправо. Совмещение этих двух символов могло дать изображение опорного («тевтонского») креста, который мог трактоваться как гностический символ, обозначающий и нисхождение духа в материю, и восхождение материи к духу. Если «говорящая голова» была для Гвидо фон Листа одним из важнейших символов (глифов), то «тевтонский» крест в его гностической трактовке мог являться символом мировоззрения Ланца-Либенфельса.

Несмотря на существенные различия в мировоззрении, которого придерживались Гвидо фон Лист и Ланц-Либенфельс, на символьном уровне они обнаружили определенное родство идей. Опираясь на трактовки Гвидо фон Листа, «новые тамплиеры» могли рассматривать «тевтонский» крест (соединение двух свастик) как более существенный символ, нежели любая свастика в отдельности. Сам же Гвидо фон Лист в своей «Иероглифической письменности ариогерманцев» писал: «На странице 55 приводились сведения о „говорящей голове“ как двойном глифе. При геральдическом оформлении он претерпел некоторую художественную трансформацию. Отразим ее суть. Нисходящий фюрфос, глиф материализации духа, соответствует физическому уровню. Восходящий фюрфос, глиф возвышения материи к духу, является символом воодушевления. При соединении этих двух глифов получается двойной глиф, который мы называем „говорящей головой“, а в геральдике он именуется „мальтийским крестом“». Подобная трактовка способна объяснить, какое значение придавалось свастике в «Ордене новых тамплиеров».

Впрочем, если исходить из того, что «новые тамплиеры» могли также использовать наследие Альфреда Шулера, то в первоначальном варианте свастика, точнее говоря — знамя со свастикой, могла иметь несколько иное значение. Шулер, подобно Гвидо фон Листу, отмечал, что свастика могла вращаться в разные стороны. Однако если фон Лист делал символом духовности «восходящий фюрфос», то Шулер предпочитал говорить в данном качестве о «нисходящей свастике». Он полагал, что «крюки» должны были отмечать движение креста. Если «крюки» были направлены по часовой стрелке, то крест вращался в обратную сторону. Шулер видел в свастике соединение женского и мужского начал (инь — ян). Во время одного из своих докладов Шулер рассказал о своей интерпретации свастики: «В центре древней жизни находился символ вращающегося колеса — свастика». Далее он отмечал: «На готических навершиях крыш, которые мы до сих пор можем видеть в музее Равенны, имеется следующий символ: полумесяц, на концах рогов которого нарисованы точки, кои я бы хотел обозначить как искры света. В центре этого полумесяца, между его рогами находится диск со свастикой. Я беру этот диск как символ круговорота жизни, как свет между Кастором и Полидевком, как напряженность между двумя рогами полумесяца, которая заставляет его вращаться. В качестве подтверждения этой точки зрения я заявляю о том, что из четырех концов свастики, как и из рогов полумесяца, бьют искры света. А это значит, что колесо жизни вращается».