Глава 1

Революционные СА

Мятеж берлинских штурмовиков, который произошел в июне 1931 года, повлиял не только на все дальнейшее развитие «Боевого содружества», но и на его идеологические установки. Чтобы во всей полноте оценить значение этого события, попытаемся разобраться в отношениях НСДАП и ее С А, штурмовых отрядов. Для мюнхенского руководства всегда было проблематично определить, какое место занимали СА в структуре партии. Еще сложнее было ответить на вопрос: какую роль должны были играть штурмовики после прихода нацистов к власти? В 1930 году Гитлер и руководство партии были вынуждены предпринять ряд решительных мер. Они устраняли остатки штрассеровского влияния в НСДАП, решительно отрекаясь от революционного социализма. Теперь Гитлер принципиально настаивал на легальном пути прихода к власти. Об этом он громогласно заявил во время процесса по делу рейхсвера.

Тем временем в августе 1930 года НСДАП находилась в круговороте борьбы за места в рейхстаге. Для Гитлера было очень важно прийти к власти законным путем. Для этого он собирался мобилизовать всю партию и штурмовые отряды. СА, организованные на военный манер, как правило, состояли из людей, «готовых на все». Они находились на «передовой» агитационных мероприятий и пропагандистских акций. Штурмовики были главными зачинщиками уличных стычек с коммунистами и социал-демократами. Ежедневно теряя товарищей, получая в уличных потасовках увечья и раны, штурмовики говорили о «кровопускании» как залоге политической победы. Они видели единственный путь к победе в вооруженной революции или путче. В те дни неформальный лидер штурмовых отрядов Вальтер Штеннес писал: «На собрании во Дворце спорта бушевали обжигающие страсти, высказывалась готовность пойти на баррикады и начать Немецкую революцию». Подобные настроения стали царить в СА задолго до выборов сентября 1930 года. Первый раз они выплеснулись наружу в 1923 году, когда Гитлер начал готовить путч. После возрождения партии прошло несколько лет, когда штурмовики вновь стали требовать активных действий. Страсти стали накаляться где-то в 1927 году. Войны требовали не только рядовые штурмовики, но и их руководители, в том числе и Вальтер Штеннес.

Кем был этот незримый лидер радикальных штурмовиков? Вальтер Штеннес родился в 1895 году в вестфальском городке Фюрстерберге. В сражениях Первой мировой он, молодой офицер германских сухопутных войск, проявил исключительную храбрость и был отмечен несколькими орденами. На фронте Штеннес подружился с летчиком из эскадрильи барона Рихтгофена обер-лейтенантом Германом Герингом — будущим «наци номер два». Кадровый офицер, один из лучших выпускников кадетской школы, после Первой мировой войны он примкнул к добровольческим корпусам. В составе фрайкора Хакстау сражался в Рурской области. В сентябре 1919 года возглавил восьмую сотню тайной берлинской полиции. Там ему было суждено сыграть очень странную роль. 3 октября 1930 года газета «Форвартс!» сообщала, что из членов своей сотни он сформировал тайную организацию «Люди кольца», которая ставила себе цель уничтожить Веймарскую республику и установить национальный порядок. В 1920 году он со своими сторонниками принял активное участие в капповском путче, после поражения которого умудрился продолжить службу в тайной полиции. В июле 1920 года он даже получил повышение — ему было присвоено звание обер-лейтенанта. Теперь он служил во внутренней службе тайной полиции. Но его карьера оборвалась в 1922 году, когда он по непонятным причинам оставил свою службу. Год спустя мы можем его видеть на посту командующего Четвертой браконьерской бригадой «Черного рейхсвера». Осенью того же года вместе с майором Бухрукером он безуспешно пытается организовать вооруженное восстание. В 1926 году Вальтер Штеннес вступает в «Стальной шлем», где устанавливает контакты с нацистами. От них он получил более заманчивое предложение и весной 1928 года возглавил берлинские штурмовые отряды. Год спустя стал исполняющим обязанности командующего СА на севере и востоке Германии.

Для него штурмовые отряды были «острием копья партии». Они не просто были собраны на военный манер, но и играли важнейшую роль в агитационных мероприятиях, несении охраны митингов и собраний. Они были просто незаменимы в уличных стычках. Штеннес ожидал, что штурмовые отряды должны получать от руководства партии значительные денежное средства, а сами штурмовики имели право претендовать на роль элиты партии, ее авангард. Для него СА были главной силой партии. Революционная мощь этих политических солдат должна была в определенный момент сокрушить буржуазное общество.

Возражая и протестуя против решений мюнхенского руководства, Вальтер Штеннес притягивал к себе людей как магнит. Но в Мюнхене считали, что штурмовики — это слепое орудие, которое должно было повиноваться приказам. В июле 1930 года неприязнь между партийным руководством и СА, прежде всего берлинскими штурмовиками, стала очевидным явлением. Толчком к эскалации конфликта послужил финансовый вопрос. Вопреки распространенному мнению в СА царила форменная нищета. Денежное содержание штурмовиков поступало крайне нерегулярно, а «народные кухни» СА больше не привлекали безработных, желавших вступить в «коричневую армию» Гитлера. Недовольство стало расти как на дрожжах, когда до Берлина дошли слухи, что мюнхенское руководство успело обзавестись особняками. Когда берлинские штурмовики обращались с просьбами к партийному руководству, то получали от ворот поворот. Гугешафтфюрер Вильке, отвечавший за взаимодействие с СА в немецкой столице, даже не желал выслушивать их. Он не скрывал, что смотрел на штурмовиков как на «пехоту из СА». Вальтер Штеннес, не желавший мириться с подобным положением вещей, решил использовать это как повод для того, чтобы не выполнять ни одного приказа из Мюнхена. Он решил, что сам в состоянии обеспечить финансовую независимость штурмовых отрядов. Была еще одна причина, по которой он решил пойти на обострение отношений с партийным руководством. Впрочем, ее он не афишировал. Штеннес надеялся стать депутатом рейхстага, куда собирался попасть по избирательным спискам нацистской партии. Не получив ожидаемого, взял курс на непарламентские методы борьбы. В своих выступлениях он обосновывал это так: «Гигантскую задачу по освобождению народа нельзя решить нынешними методами парламентской демократии». Вальтер Штеннес решил действовать.

После месяца оживленных дискуссий берлинские штурмовики решили послать делегацию к Гитлеру в Мюнхен. Но ее отказались принять. Более того, сразу же после неудачного визита к фюреру в Берлин пришел «Приказ о повиновении». В Берлине такое поведение восприняли если не как провокацию, то минимум как оскорбление. 27 августа, в день, когда вернулась делегация из Мюнхена, Вальтер Штеннес собрал внеочередное заседание руководства СА, на котором было решено, что штурмовики прекращают посещать любые пропагандистские акции, нести охрану собраний, равно как и выполнять приказы из Мюнхена. Берлинские СА потребовали также от Гитлера убрать с поста Вильке и включить в избирательный список партии хотя бы двух штурмовиков.

Тем временем до выборов в рейхстаг оставалась буквально пара недель, и подобный демарш мог парализовать всю нацистскую пропаганду. Ничего не знавший о собрании Геббельс запланировал на 29 августа 1930 года крупное мероприятие в Берлинском Дворце спорта. Руководство СА решило таким образом продемонстрировать свою решительность. На этот же день оно назначило генеральный сбор СА. Фактически это означало, что Дворец спорта остался бы без охраны. Опасаясь нападения коммунистов, Геббельс на свой страх и риск решил начать переговоры с Вальтером Штеннесом. Он в ультимативной форме потребовал провести генеральный сбор СА в Дворце спорта, так как штурмовики должны были быть заинтересованы в демонстрации лояльности и преданности партии.

Но красивые слова не возымели действия. 30 августа состоялась новая встреча руководителей берлинских СА. На ней было решено начать действовать и сместить берлинское партийное руководство. Не откладывая в долгий ящик, несколько десятков штурмовиков направились к берлинской партийной канцелярии. Там произошла ожесточенная стычка с вооруженными эсэсовцами, дежурившими у входа. Но перевес сил все равно был на стороне Штеннеса. Геббельса же спасла полиция, которая прибыла по срочному вызову. Геббельс понял, что оказался в безвыходной ситуации, и решил вызвать Гитлера в Берлин.

Как сообщали позже немецкие газеты, словосочетание «мятежные СА из штурма № 9» стало нарицательным. После неудачного нападения на берлинскую штаб-квартиру НСДАП они заявляли: «Мы не во всех вопросах согласны с коммунистами, но на выборах отдадим свои голоса КПГ, так как это подлинно рабочая партия». Казалось бы, этот первый «мятеж» в СА носил очевидный штрассерианский оттенок. Ведь именно Штрассер хотел отколоть революционные СА от продажной гитлеровской партии. Но мятежные штурмовики вообще не упоминали о революционном национал-социализме. Не говорили они и о Штрассере. Вообще сомнительно, что лидер «Боевого содружества» имел какое-то отношение к первому мятежу штурмовиков. В то время из СА в КГРНС перешло всего лишь пара десятков человек.

Но вернемся в Берлин. Прибывший туда Гитлер наотрез отказался встречаться со Штеннесом и захотел лично посетить местные группы СА. Он хотел сам увидеть степень недовольства штурмовиков. После знакомства с простыми штурмовиками Гитлер пригласил к себе лидеров СА, которые не поддержали «мятеж» Штеннеса и остались преданными фюреру. Им Гитлер заявил о своем желании избавиться от подстрекателей. 1 сентября он вызвал к себе Штеннеса. Теперь фюрер изменил тактику. Он хотел тем же вечером созвать совет всех лидеров СА.

Перед собравшимися двумя тысячами руководителей СА Гитлер решительно заявил, что отныне собирается сам руководить и штурмовыми отрядами, и охранными подразделениями (СС). Он возносил панегирики штурмовикам, не забывая при этом подчеркнуть, что необходимо отказаться от революционного способа прихода к власти. Чтобы произвести еще большее впечатление на собравшихся, он объявил об отставке шефа штаба СА фон Пфеффера, который, справедливости ради скажем, и так собрался оставить этот пост. Гитлер призывал собравшихся быть преданными и покорными. Почти тут же в кассу берлинских СА поступили деньги. Многие в те дни воспринимали это как победу В. Штеннеса.

Первый мятеж окончательно погасили 4 сентября. Казалось, в берлинских СА воцарилось спокойствие. Но сам инцидент заставлял задуматься. Как писал современник: «Сентябрьский мятеж был первым признаком того, что СА не собирались делить партийный трамплин с честолюбивыми политиками». В Мюнхене тоже не забыли об этом происшествии. Уже в сентябре Гитлеру стало известно, что недовольство среди берлинских штурмовиков продолжало нарастать. Тогда он решил отделаться от революционных элементов. С трудом достигнутый компромисс снова оказался под угрозой. Конфликт, конечно, замяли, но он остался неразрешенным. Значит, в любой момент мог разгореться с новой силой. Именно тогда Гитлер решил вызвать из Боливии своего старого соратника Эрнста Рёма.

Эйфория от достигнутой в сентябре 1930 года победы на некоторое время уменьшила недовольство в СА. После сентябрьского кризиса Штеннес оказался самым авторитетным человеком в Берлинской организации НСДАП. Он смог добиться от политического руководства не только финансовых уступок, но и отставки фон Пфеффера, весьма сомнительного человек, недолго возглавлявшего СА. Однако Гитлер не собирался делать Штеннеса новым главой штурмовиков. Противовес берлинскому бунтовщику должен был составить Э. Рём, назначенный новоиспеченным шефом штаба СА. Рём должен был осуществить реорганизацию управления штурмовыми отрядами и обезвредить «подрывные элементы» на севере Германии. 1 января 1931 года Рём обратился к штурмовикам: «В 1931 году мы сможем лицезреть дальнейший прорыв к неизбежному успеху нашего движения, успеху Германии. Час победы близок. Но его приближение зависит не только от СА, но и от сплоченности, безоговорочной преданности и верности выбранному пути. Товарищи, я доверяю вам, я ценю ваше доверие, но мы должны оправдать и доверие фюрера, возложенное на нас».

Назначение Рёма шефом СА повергло в шок многих штурмовиков. Еще в 1923 году против него была развязана кампания, в ходе которой многие противники Гитлера характеризовали Рёма как слабоумного гомосексуалиста. Штурмовикам с трудом удавалось подчиняться человеку, у которого была такая подмоченная репутация. Они считали его гнусным человечишкой. Он не был достоин попасть в «новую Германию». К февралю 1931 года слухи, ходившие по СА, достигли такого уровня, что в дело был вынужден вмешаться сам Гитлер. Но он наотрез отказался обсуждать этот вопрос, так как «это было пустой тратой времени». По его мнению, СА — это люди, собранные с определенной политической целью, а «не заведение по воспитанию благочестивых девиц». «Частная жизнь не может быть предметом дискуссий, когда перед нами стоят другие задачи», — подытожил он свое выступление. Внешне казалось, что Штеннес не был причастен к критике, которая раздавалась в адрес Рёма. Он опасался открыто нападать на свое новое начальство. Но он не мог упустить шанса, чтобы не воспользоваться всеобщим недовольством, дабы обезопасить свои позиции неоспоримого лидера штурмовиков. С февраля по апрель 1931 года он разместил в геббельсовском «Ангрифе» серию статей, в которых пытался представить себя не просто героем боевого национал-социализма, а политическим деятелем и даже мыслителем.

Первая статья появилась 3 февраля 1931 года. Она называлась «Солдаты делают политику. Общественное мнение и политический солдат». Ее автором был преданный Штеннесу штурмовик Вальтер Ян. Затем эта публикация переросла в серию статей «Солдаты делают политику», которая представляла собой собрание воспоминаний, коротких заметок, которые охватывали период 1920–1930 годов. Вторая статья появилась 19 февраля. В ней описывались боевые подвиги Штеннеса осенью 1918 года. Она заканчивалась словами бывшего подчиненного лидера берлинских штурмовиков: «Мы не сомневаемся в том, что обер-лейтенант Штеннес приведет СА к победе, так как они вместе сражаются за немецкий народ, за немецких рабочих, против системы, построенной на лжи». Первые две статьи описывали Штеннеса как военачальника, военного героя, третья, появившаяся 26 февраля, рассказывала о его борьбе с «красными» и «предательской Версальской системой». Дальнейшие публикации подробно повествовали о его политической судьбе.

Этими статьями Штеннес хотел всем показать, что, согласно фюрер-принципу, который был просто необходим для достижения политического успеха, он являлся единственным лидером СА. Благодаря своему военному и политическому опыту лишь он один мог поднять штурмовиков на восстание против правительства. Только один факт, что главный оппозиционер печатал эти статьи в газете, издаваемой Геббельсом, говорит, насколько были сильны его позиции в Берлине. Геббельс предпочел косвенно выступить против Гитлера, поддерживая «подстрекателя».

Между тем финансовая ситуация в СА так и не изменилась коренным образом. Штурмовики стали более внимательно прислушиваться к революционным национал-социалистам, стали раздаваться голоса, поддерживающие революционный национал-социализм. Гитлер знал об этом. Именно поэтому 17 февраля он заявил о «провокаторах, которые затесались в ряды НСДАП дабы подстрекать СА к безумным действиям, которые могут закончиться преследованием всей партии». Ответом на эту речь стало письмо Штеннеса, адресованное Э. Рёму. В нем Штеннес открыто критиковал мюнхенское руководство, причем выделялись два момента: положение СА в партии и недопустимость легального прихода к власти. Примечательно, что это письмо было написано на бланке шефа СА. Штеннес хотел показать, за кем стоят массы штурмовиков.

В своем письме Штеннес указывал причины, которые вызывали брожение в рядах штурмовиков. В качестве таковых он называл «бедственное финансовое положение и неблагоприятную политическую обстановку». По его мнению, финансовая политика партии выступила катализатором недовольства в солдатской и пролетарской среде. Ответственность за эти ошибки он возлагал на окружение Адольфа Гитлера, «состоявшее из нерешительных людей, которые подчас не были в состоянии осознать подлинное положение немецкого народа» и увидеть, в каком плачевном состоянии находились СА. Согласно взглядам Штеннеса, катастрофическая ситуация с финансами была всего лишь следствием ухудшения политического климата в НСДАП: «Политическое руководство насытило революционную энергию СА буржуазно-либеральным духом. Оно проводит мероприятия, которые болезненно задевают жизненный нерв штурмовых отрядов. И уж если так обошлись с СА, то стоит ли ожидать, что такое руководство проникнется бедами всего народа? Политическое руководство обманывает ожидания нации, пытаясь превратить боевое национал-социалистическое движение в партию, которая ничем не отличается от всех остальных. Отличительной чертой новой НСДАП являются бонзы, занявшие теплые места. Раньше национал-социалистическое движение решительно отвергало парламентские методы и обычаи, которые сейчас стали само собой разумеющимися для многих партийных лидеров».

Штеннес упрекал партию в изнеженности и продажности, что привело к болезненному расколу НСДАП. «Размывание партии, ее изнеженность, уход активнейших борцов в лагерь коммунистов — всего лишь следствие неразумной политики руководства партии. СА были хороши, когда приводили политических лидеров. в депутатские и министерские кресла. Мы, боровшиеся с оружием в руках за дело нашей победы в 1918, 1920 и 1923 годах, оказались обманутыми». Названные даты (создание добровольческих корпусов, капповский и «пивной» путчи) однозначно указывали, каким путем Штеннес собирался прийти к власти. Рём и мюнхенское руководство он описывал как «хозяйство бонз, которые собирались сбросить с себя ответственный контроль СА». Он припоминал и напряженность, которая возникала из-за заносчивости некоторых нацистских политиков, весьма пренебрежительно относившихся к штурмовикам. Он констатировал, что союз между пролетарскими штурмовиками и буржуазным партийным руководством всегда был хрупким и ненадежным.

Высказанная Штеннесом критика, была выражением глобальных противоречий, существовавших в НСДАП по поводу методов и способов «захвата власти». Политическое руководство НСДАП и раньше боролось со стремлением к революционным приключениям, которое Штеннес проявлял при каждом удобном случае. В одном пресс-релизе Геринг утверждал, что «видит СА построенными по военному образцу и наполненными духом старой армии, естественно, при условии полного и слепого повиновения фюреру». Что касается Штеннеса, то Геринг заявлял, что «это преступление — после того, как движение в течение 10 лет успешно боролось за власть, сейчас загнать его в подполье. НСДАП целиком и полностью придерживается законного пути прихода к власти». Геринг осуждал новый «поход на Рим», так как, по его мнению, задача национал-социализма состояла в том, чтобы завоевать власть не при помощи штыков, а при помощи избирательных бюллетеней. Следовательно, С А не должны были использоваться исключительно как военная организация.

Подобное мнение в одной из своих статей изложил и Адольф Гитлер. В ней он сводил счеты со своими противниками: «Капитан Штеннес [фюрер даже не знал, что неформальный лидер штурмовиков был обер-лейтенантом], который решился на осуществление давно задуманного бунта, исключен мною из национал-социалистической партии. Я должен был это сделать. И отныне, я буду без оглядок на возможные последствия проводить очистку движения от элементов, которые не собираются выполнять мои приказы, отданные в интересах сохранения партии. Каждый партайгеноссе имеет право не повиноваться незаконным распоряжениям, но просто обязан повиноваться моим приказам. В противном случае существование нашего движения не имеет смысла. Партий, в которых каждый волен решать, что ему делать, в стране более чем достаточно. И я создавал национал-социалистическое движение отнюдь не для того, чтобы пополнить их число. Цель, которую мы преследуем, гигантская и требует личных ограничений. Кто не готов пойти на это, должен покинуть наше движение. Из всех людей, которые сейчас прикрываются социалистическими фразами, я не вижу никого, кто бы решился выступить на моей стороне. Я ненавижу лжецов и лицемеров, которые говорят о социализме, а сами совершенно чужды ему! И когда работа, впервые организованная мной и моими штурмовиками, стала приносить плоды, появились соломоно-большевики и соломоно-социалисты. Партайгеноссе! Я помню о том, что я не адвокат национал-социалистического движения, я его создатель и вождь. Об этом должны помнить и вы. И я как создатель НСДАП и ее вождь, чувствую свою ответственность перед будущими поколениями, я забочусь, чтобы наши несказанно большие жертвы не пропали даром. Я с яростным фанатизмом борюсь против тех, кто собирается уничтожить наше дело. Я вижу в национал-социалистическом движении единственно возможное будущее нации. И если пропаганда — это артиллерия нашей борьбы, то штурмовики — это ее пехота. Они должны воплощать собой идеальный тип национал-социалиста. Они должны являть образец преданности фюреру. Тот, кто сейчас подстрекает наше национал-социалистическое движение объявить войну государству, — либо дурак, либо преступник, либо провокатор!»

Как видим, Гитлер неоднократно подчеркнул, что основным принципом нациста является безоговорочное подчинение фюреру. На следующий день после появления этой статьи Гитлер в «Фёлькише беобахтере» вновь вернулся к назревавшему конфликту. «Партия не преследует никаких подрывных целей, ведя борьбу только законными способами. Господин Штеннес, называя эту деятельность „тряпичной“, „социал-реакционной“, „непрусской“, угрожает всему движению». Гитлер прореагировал столь жестко и резко, так как ему донесли, что штурмовики начали подготовку к государственному перевороту.

Сам же Штеннес рассматривал СА как «государство в государстве», а потому он начал формировать свою собственную «преторианскую гвардию», которая должна была осуществить национальную революцию. После того как в НСДАП все-таки произошел очередной раскол, Штеннес в статье «Маски сброшены», опубликованной в газете «Рабочие, крестьяне и солдаты», прокомментировал свои намерения. «Я, как шеф северо-восточных штурмовых отрядов, выступал против контроля партийных структур. Я рассчитывал на независимость СА от партийных функционеров, собственную юрисдикцию, самостоятельное распоряжение финансами, то есть выступал за то, что уже давно пора было сделать руководству НСДАП».

Но вернемся в те времена, когда конфликт между Гитлером и штурмовиками разгорался с новой силой. Две недели спустя после появления упомянутых статей Гитлера Штеннес публично заявил, что не исключает «социал-революционного давления» на партийное руководство со стороны штурмовиков. Это была открытая угроза мюнхенскому руководству! «Мюнхен видит в революции лишь средство для прихода к власти, а потому там полностью отказываются от подлинных национал-социалистических устремлений. Партия решила ограничиться лишь парламентскими методами. Но СА должны оставаться сплоченной боевой организацией». Отвергая партийные шаблоны «активной политики», Штеннес провозглашал приоритет насильственных действий. Он видел в штурмовиках саму суть партии, движущую силу будущей революции. Этим заявлением Штеннес как бы говорил: «Да, все обвинения, выдвинутые в мой адрес мюнхенским руководством, абсолютно справедливы!». Теперь он действительно стал представлять угрозу для Гитлера. Фюрер решил перейти к действиям.

Между тем 28 февраля рейхспрезидент Гинденбург одобрил чрезвычайный декрет Брюнинга, который предоставлял рейхсканцлеру исключительные полномочия. Правительство по своему усмотрению могло запрещать собрания, распускать подрывные объединения и антигосударственные союзы, прекращать выпуск неугодных газет. В случае восстания СА либо даже просто подготовки к путчу НСДАП могла вновь, как и в 1923 году, попасть под запрет.

2 апреля «Ангриф» опубликовал письмо Гитлера, направленное Геббельсу. В нем фюрер ясно давал понять, что Брюнинг воспользуется любым удобным поводом, чтобы убрать НСДАП с политической арены. «Уже почти месяц определенные силы снова и снова пытаются поставить крест на проведенной работе. Они разлагают партию, навязывая в различных формах дух разногласий и брюзгливого критиканства. Принимая во внимание чрезвычайный декрет, они представляют значительную угрозу. Если намерения этих подстрекателей будут воплощены в жизнь, то недруги немецкого освободительного движения получают возможность не только притеснять, но и распустить наше движение. Именно поэтому я решил всеми доступными средствами вести решительную борьбу против любых попыток уничтожить национал-социалистическое движение. Я очищу партию от тлетворных элементов, где бы они ни были. Я сокрушу упования врагов народа об исчезновении национал-социализма. Доктор Геббельс, я передаю вам в руки полномочия зачистить партию. Вас не должны мучить сомнения по поводу возможных последствий».

Для того чтобы произвести зачистку партии как можно быстрее, Гитлер созвал гауляйтеров партии в Веймаре. Хотя собрание и должно было проходить в обстановке абсолютной секретности, но о нем узнали в СА. В ночь на 1 апреля руководители мятежных штурмовиков приняли план решительных контрмер. Никто не сомневался, что гауляйтеров собрали только с одной целью — низвергнуть Штеннеса. Штурмовики были намерены отстранить от власти местное партийное руководство. Во главе Веймарской партийной организации планировалось поставить адъютанта Штеннеса Вальтера Яна. Все штурмовики и слышать не хотели об отставке всеобщего любимца Штеннеса, но они не смогли выработать четкой стратегии.

1 апреля, как стоило ожидать, Гитлер собрал в Веймаре наиболее видных функционеров НСДАП. Он решительно потребовал отставки Штеннеса. Лидеру революционных СА была направлена телеграмма с требованием предстать перед партийным собранием. Штеннес в резкой форме отказался это сделать. Теперь пришло его время.

Весь этот день берлинские штурмовики колебались и вели себя нерешительно. Не удивительно, решение о партийном перевороте было принято накануне в жуткой спешке. Штеннес тем временем опубликовал статью, в которой утверждал, что Гитлер не решится убрать его. Но эта публикация оказалась курьезом, так как несколько часов спустя все газеты сообщили о низвержении Штеннеса. Вероятно, Штеннес не верил, что Гитлер осмелится избавиться от фактического «командующего коричневой армии». Может быть, Штеннес полагал, что сложившуюся ситуацию урегулирует «обращенный в новую веру» Геббельс, а партийное руководство пойдет на очередную уступку штурмовикам. А может быть, Штеннес ждал, когда в Берлин стянутся со всей Германии преданные ему штурмовики, и тогда он начал бы революцию, низложив не только Гитлера, но и республиканское правительство. Сейчас сложно установить, почему он выжидал.

Когда к Штеннесу пришла телеграмма из Веймара, он выпустил листовку, в которой говорилось, что теперь речь пошла не просто об урегулировании отношений между штурмовиками и партийным руководством, а о фактической охоте на истинных национал-социалистов, которые были неугодны мюнхенским бонзам. Именно они, партийные бонзы, будут ответственны за развязывание братоубийственной войны. «СА остались преданными долгу, — говорилось в этой листовке. — Сейчас они совесть партии, которая требует изменения программы и борьбы за старые идеалы национал-социализма. Абсолютную противоположность являет собой соглашательская, примирительная политика Мюнхена». Листовка завершалась словами: «Опираясь на вверенные мне СА, я беру на себя руководство партией в Восточной Пруссии, Мекленбурге, Померании, Бранденбурге, Остмарке, Силезии, Магдебурге, Анхальте и имперской столице Берлине».

Встав во главе колонны штурмовиков, Штеннес участвовал в ожесточенной схватке с эсэсовцами, охранявшими партийную штаб-квартиру и редакцию «Ангрифа». Потеряв несколько человек раненными, штурмовики взяли под свой контроль эти объекты. К мятежу сразу же примкнула часть редакционного коллектива «Ангрифа». Теперь революционные СА могли издавать собственные газеты. Бунт почти сразу же охватил всю Северную Германию. И тут мы могли впервые услышать прозвучавшие призывы к революционному национал-социализму. Центром подобных настроений стала Померания.

2 апреля в «Ангрифе» можно было прочитать, что после беспристрастного анализа сложившейся ситуации, «новое руководство» партии пришло к выводу о необходимости взять курс на революционное освобождение Германии. Тот самый курс, который в свое время был свернут реакционерами из Мюнхена. Штеннес распространял по всей Германии свой призыв: «Штурмовики! Задайте своей совести вопрос: хотим ли мы реакционного рёмовского духа в наших отрядах или же мы хотим революционного национал-социализма, взгляды которого отвечают потребностям духовной свободы?» В тот день Штеннес записал в своем дневнике: «Ряды остались сомкнутыми, а знамя Немецкой революции высоко! Нам не по пути с салонным клубом Штрассера. Нам не по пути со „Стальным шлемом“ и реакцией. Мы останемся готовыми к тому дню, когда поведем трудящихся на баррикады, чтобы положить конец рабству Юнга и системе капиталистической эксплуатации. Старые штурмовики прекрасно знают, на каких баррикадах и против кого они будут сражаться». Штеннес стал по сути хозяином положения в Берлине. Он снял со своего поста Геббельса, который во время штурма редакции предпочел скрыться. Гауляйтером Берлина был назначен ветеран СА Ветцель. Штеннес уже не стеснялся в своих нападках. Он провозгласил себя новым фюрером национал-социалистического движения и призвал всех штурмовиков вставать под его знамена. Записи в дневнике не оставляют никах сомнений, в том, что революционные СА взяли на вооружение идеологию революционного национал-социализма. Но Вальтер Штеннес не был намерен делиться своей властью с Отто Штрассером.

 

Глава 2

Вальтер Штеннес и Отто Штрассер

Сейчас очень сложно установить, в какой степени штурмовики по всей стране поддержали Вальтера Штеннеса. Можно было найти упоминания о восьми и даже десяти тысячах членов СА, которые в основном базировались в Берлине, Шлезвиг-Гольштейне, Померании. Как показал список исключенных из партии, который был опубликован Гитлером 4 апреля, среди мятежников оказалась фактически вся верхушка северогерманских СА. Самому Штеннесу удалось контролировать издание «Ангрифа» и берлинскую штаб-квартиру только до 3 апреля. Во второй половине этого дня редакционное здание по просьбе мюнхенского руководства было захвачено полицией. Атаке сил правопорядка подверглись все казармы и штабы восставших штурмовиков. После очистки от мятежников они были переданы в распоряжение СС, которые были усилены отрядами, присланными из Баварии. 4 апреля «Ангриф» вновь перешел под контроль Геббельса, сообщая о поражении Штеннеса.

В первом же выпуске этой газеты Геббельс пытался успокоить взволнованную публику, существенно занижая размеры бунта и его последствий. В многочисленных статьях и заметках он пытался доказать, что путч подавлен и мюнхенское руководство полностью контролирует ситуацию в партии. Эти публикации можно было бы условно разделить на две группы: первые были посвящены описанию тех, кто был исключен из партии. Там же обрисовывались меры, которые предпринимались для наведения порядка. Вторые являлись простодушными заявлениями рядовых членов партии, которые говорили о лояльности к Гитлеру. Как правило, в них Штеннес получал самые уничижительные характеристики. Единственной целью подобных публикаций было принизить значение мятежа, который пытались представить как заговор честолюбивых офицеров либо действия предателей. Большинство заявлений о преданности должны были привести читателя к мысли, что партия наконец-то избавилась от группки очень опасных экстремистов, которые не верила в жизненную силу партии.

7 апреля «Ангриф» продолжил эту работу. Газета одновременно информировала о смене лидеров СА и назначении Геринга комиссаром над всеми восточными гау, куда входил и Берлин. «Ангриф» доводил до сведения читателей, что первое мероприятие, самостоятельно организованное Штеннесом и его соратниками, закончилось полным провалом. Тема мятежа Штеннеса не сошла со страниц нацистской прессы и 8 апреля. В те дни национальная пресса обвинила Геббельса в сотрудничестве с мятежниками. Сам Геббельс назвал эти сведения «ударом буржуазии» и призвал национал-социалистов не верить «измышлениям еврейских листков». Казалось, что к середине апреля обстановка в партии стабилизировалась, раскол был ликвидирован, а угроза запрета НСДАП прошла стороной.

Но раскол берлинских СА оказался в центре внимания не только немецкой, но и международной прессы. Журналисты придавали этому событию очень большое значение. Когда на процессе по делу рейхсвера Гитлер провозгласил, что его партия пойдет легальным путем, и провел чистку партии, у демократических партий появилась слабая надежда, что Гитлер станет соблюдать не только конституцию, но и правила парламентской игры. Эти надежды еще больше усилились, когда Гитлер подал изгнание Штеннеса и его штурмовиков из партии как избавление от опасных экстремистов. Но куда больше прессу интересовало будущее этих «диссидентов из СА». «Нижнесаксонская газета», например, писала: «Только недальновидный человек может испытывать ущербную радость от скоротечной дворцовой революции у национал-социалистов. Ни в коем случае нельзя делать вывод, что национал-социалистическая партия исчезла из политической жизни. НСДАП продолжила свое существование, а осколки взрыва последних дней не опрокинули ее. Так что рано радоваться, что ее радикализм пошел на спад. Это всего лишь значит, что экстремисты перетекут туда, где они нужнее, например, к тем же коммунистам». «Кёльнская газета» испуганно била во все колокола: «Когда НСДАП раскололась, она перестала представлять угрозу спокойствию страны. Принимая во внимание национальное покрывало нынешнего коммунизма, национал-социалистические изгнанники наверняка примкнут к КПГ, что породит другую чудовищную опасность». Обзоры, размещаемые в левой прессе, еще раз подтверждали возможность перехода недовольных штурмовиков в коммунистический лагерь. «Восточный экспресс» цитировал статью из «Правды», которая произвела эффект разорвавшей бомбы: «Пролетарские элементы из НСДАП решили повернуться спиной к национал-социализму и придерживаться левых ориентиров, что является единственной дорогой к народным массам. Они перешли в ватагу Штеннеса, принимая во внимание возможный союз с борющимся пролетариатом».

Возможность тактического союза революционных СА и КПГ опять же подтверждалась примером обер-лейтенанта Рихарда Шерингера, который во время своего заключения в тюремной крепости Голлнов примкнул к коммунистам. Мятеж в СА стал удобным поводом для того, чтобы он еще раз обратился к национал-социалистам с призывом вступать в Коммунистическую партию Германии. В своем призыве он подробно перечислял многочисленные случаи, когда Гитлер и Геббельс предавали национал-социалистические идеалы. Он призвал штурмовиков вместе с пролетариатом готовить народную революцию, которая «должна была положить конец еврейской эксплуатации». Возникает вопрос, использовал ли Шерингер антисемитскую агитацию только для привлечения в КПГ штурмовиков, либо для агитации всего националистического лагеря?

Скорее всего призыв остался безответным. Не стоило забывать, что большинство штурмовиков были идейными антикоммунистами. Они не были в состоянии увидеть в «красных» потенциальных союзников. Коммунисты были врагами, против которых они сражались в рядах добровольческих корпусов при ликвидации Баварской Советской республики и спартаковского восстания. С ним они устраивали кровопролитные стычки на улицах немецких городов.

«Боевое содружество» возлагало большие надежды на первый мятеж штурмовиков, который произошел в сентябре 1930 года. Когда ожидания оказались тщетными, руководство штрассерианцев предпочло видеть в революционных штурмовиках «завтрашних товарищей», которые пока не могли открыто заявить о своих симпатиях к революционному национал-социализму. «Боевое содружество» не уставало закидывать СА призывами, на которые обычно не следовало никакой ответной реакции. Казалось бы, сближение между этими двумя группировками было невозможно. Тем более что сам Штеннес и не собирался присоединяться к КГРНС, которое называл «салоном Штрассера». Но все начало меняться, когда 5 апреля весь номер «Немецкой революции» был посвящен расколу в НСДАП. Штрассер занял правильную позицию. В многочисленных заметках и комментариях нельзя было найти даже намека на нападки в адрес Штеннеса. Во всем был виноват Гитлер и его окружение. В статье «Гитлеровский удар по СА» раскол в НСДАП объяснялся «конфликтом между социалистическими чувствами революционных штурмовиков и реакционным поведением буржуазного руководства гитлеровской партии», которое не только отказалось от осуществления 25 пунктов партийной программы, но и предало трудящихся, пойдя на союз с реакционерами в Тюрингии и Саксонии.

Как мы видим, революционные национал-социалисты пытались объяснить поведение мятежных штурмовиков теми же причинами, что и собственное летом 1930 года. Но Штрассер совершенно упустил такие факторы, как финансовая проблема, вопрос о месте С А в партии, личные склоки, споры о репутации Рёма. А ведь именно они сыграли решающую роль в провоцировании бунта.

Твердо уверенные, что штурмовики придерживаются тех же воззрений, что и лидеры «Боевого содружества» и группы «Верврльф», штрассерианцы заявляли: «СА должны ясно осознать свои революционно-социалистические чувства, должны в полном объеме сформировать свои задачи и стать солдатами революции» (а себе, как мы помним, штрассерианцы отводили роль унтер-офицеров революции). В огромной статье, адресованной «старой гвардии СА», еще раз подчеркивалось, что сейчас необходимо действовать смело и решительно. «Когда вы сами убедитесь, что в НСДАП невозможно осуществить прорыв национального социализма, тогда вы предоставите свои силы в распоряжение идей революционной формации. Вы так часто голодали, так часто проливали кровь, что мы не рискнем еще раз направить вас по ложному пути. Штурмовики! Прислушайтесь к голосу вашей революционной совести!»

Вышедшая 12 апреля «Немецкая революция» стала отправной точкой в новой пропагандистской стратегии «Боевого содружества». Теперь Штрассер стал ориентироваться исключительно на интересы СА. Не давая конкретных оценок Штеннесу, подчас даже намеренно увязывая его имя с социалистическими идеями, исполком КГРНС хотел, чтобы штурмовики сосредоточили свое внимание на общих для обеих группировок революционных идеях.

Но вскоре Штрассеру пришлось констатировать, что СА не были политической организацией. По крайней мере, штурмовики не очень охотно интересовались чисто политическими проблемами. Что это значило? А то, что лидерам «Боевого сообщества» приходилось отбросить в сторону вопросы программных требований и всячески подчеркивать революционный характер КГРНС.

Чтобы продемонстрировать свою революционность, Штрассер решил предоставить на страницах своих газет слово обер-лейтенанту Вендту. Это был своего рода «мученик национальной революции». Он, подобно Шерингеру, был одним из обвиняемых по делу рейхсвера. Но в отличие от Шерингера Вендт примкнул не к коммунистам, а к штрассерианцам. Вендт подготовил два обращения, которые одно за другим были опубликованы в «Немецкой революции». Оба призыва содержали беспощадную критику Гитлера — «нового ландскнехта Брюнинга». Он призывал решительно бороться с реформистской линией мюнхенского руководства. «С горечью я смотрю из тюремной камеры, как руководство НСДАП все увереннее идет в фарватере буржуазной реакции, как фюрер „рабочей“ партии превращается в бонзу и предает саму идею освобождения от пут Версальского договора, плана Юнга и когтей капиталистических эксплуататоров. Приказ Гитлера смириться с чрезвычайными декретами фашистского диктатора Брюнинга ясно указывает, куда ведет гитлеровский путь. Не Гитлер, не „коричневый дом“, а мы, рабочие, крестьяне и солдаты, являемся будущим немецкого народа. В Мюнхене же сидят предатели. Они называют нас путчистами, так как мы обладаем революционной энергией. Я, как и мой товарищ Рихард Шерингер, отвергаем Гитлера. Я верю, что Штеннес и его революционные СА пойдут одним путем с трудящимся народом и выступят против реакции и контрреволюции. Да здравствует Немецкая народная революция!»

От себя исполнительный комитет «Боевого содружества» добавлял: «Летом 1930 года авангард революционных и социалистических сил покинул буржуазно-капиталистическую партию Гитлера. Сплотившись в „Боевом содружестве революционных национал-социалистов“, эти люди отстаивают идею национального социализма во всей ее глубине и чистоте. Так и революционные СА должны сейчас проявить последовательность, продолжив этот процесс под лозунгом „Министерские кресла или Немецкая революция“».

Раскол теперь трактовался Штрассером как конфликт между революционной волей СА и буржуазной практикой Мюнхена. Сейчас это было следствие заговора, составленного против Вальтера Штеннеса. Лидер КГРНС, не жалея красок, передавал подробности заговора. Оказывается, Штеннес был принесен в жертву во имя складывания буржуазной коалиции, которая должна была начать интервенционную войну против России. В состав этой мифической коалиции должны были войти НСДАП, Немецкая народная партия, Немецкая народно-национальная партия и партии центра. «Далее, — писала „Немецкая революция“, — Рём при поддержке генерала Хаммерштайна должен был провести вооруженную акцию против Штеннеса».

Штрассер решил во чтобы то ни стало перетянуть штурмовиков на свою сторону. Он даже пообещал Штеннесу всяческую поддержку, если тот задумает создавать свою организацию. Это выражение солидарности было не совсем бескорыстным. Штрассер очень опасался, что Штеннес составит ему конкуренцию. А потому решил, что в лице лидера мятежных штурмовиков лучше иметь союзника, а не конкурента. Даже если бы эта инициатива провалилась, то в КГРНС тешили бы себя мыслью, что на некоторое время штурмовики прекратят одно из своих любимых занятий — охоту на революционных национал-социалистов.

Но распространить этот номер «Немецкой революции» среди штурмовиков оказалось не так уж просто. Штрассер продолжал настаивать на союзе с СА, даже когда распространители газеты подверглись оскорблениям и насилию со стороны штурмовиков. «Товарищи штурмовики! Вы стоите перед принципиальным выбором. Вы хотите назад, в реакционную гитлеровскую партию? Или вы жаждете продолжить борьбу за свободную национал-социалистическую Германию? Для честных бойцов существует лишь один путь. Вступайте в КГРНС!»

Штрассер благоразумно предположил, что гипотетический союз может быть выгоден только при условии, если он будет сформирован на идеологических принципах, предложенных им самим. И дабы этот призыв был воспринят более дружественно, журналисты «Немецкой революции» подробно осветили первые мероприятия, которые Штеннес провел уже вне НСДАП. Они не жалели красочных эпитетов: «С пламенными революционными речами выступали Фридрих фон Макер и правая рука Штеннеса, „Свобода“ (Swoboda)». Естественно, эти мероприятия оценивались как первый позитивный шаг. И само собой разумеется, следующий должен был заключаться во вступлении в «Боевое содружество».

В других статьях не менее льстиво утверждалось, что Штеннес являл собой тот тип офицера, который олицетворял дух 1914 года. И именно он должен был занять место Гитлера! Штеннес должен был осознать, что он являлся революционером и отныне должен был примыкать только к революционному лагерю. Чтобы еще раз попробовать перетянуть на свою сторону штурмовиков, Штрассер решил использовать Отто Хорна.

Отто Хорн некоторое время был высокопоставленным штурмовиком в гау Берлин-Бранденбург. Проведя семь лет в России, он стал «крупнейшим» специалистом по «русскому вопросу». Позже он вышел из НСДАП. Но на самом деле его разрыв с Геббельсом не имел никакого отношения к мятежу штурмовиков.

Но ни призыв Вендта, ни обращение Отто Хорна не изменили ситуацию. 26 апреля «Немецкая революция» попыталась еще раз повлиять на штурмовиков. Но на этот раз можно было услышать резко раздраженные нотки. После этого наступило затишье. В мае 1931 года «Немецкая революция» всего лишь два раза вскользь упомянула о Вальтера Штеннесе. Да и то это были крохотные заметки, которые описывали ситуацию с возможным объединением двух группировок. «Внутреннее развитие штурмовиков необходимо, но для этого требуется время. Яростное подстрекательство, которое вела против нас как „соломоно-большевиков“ гитлеровская партия, привело к определенным психологическим трудностям, которые должны быть устранены не сегодня-завтра». Лидерам «Боевого содружества» ничего не оставалось, как сидеть и ждать, когда штурмовики созреют.

Как ни странно, но сближение двух национал-социалистических группировок обеспечила третья сторона. Ею оказался капитан Эрхардт. Капитан Эрхардт родился в 1881 году в городке Дибурге. Морской офицер, в 1919 году он создал собственный добровольческий корпус, который получил название «Бригада Эрхардта». В марте 1920 года был одним из организаторов капповского путча. Позже создал тайную организацию «Консул», которая базировалась в Мюнхене. Ее члены предприняли не одно громкое политическое преступление, в том числе и убийство Ратенау. Эрхардт принимал участие в «пивном путче», но в 1925 году занял антигитлеровскую позицию. С подчиненными людьми (ориентировочно 2000 человек) хотел начать вооруженную борьбу против национал-социалистов. Планировал даже создание Единого фронта сопротивления Гитлеру, в который должны были войти сторонники Грегора Штрассера, революционные национал-социалисты, революционное крыло СА и другие парамилитаристские организации. В принципе во имя борьбы с Гитлером Эрхардт был готов пойти на союз с вооруженными союзами левых партий. В 1933 году «Бригада Эрхардта» была введена в состав СС. Многие из ее членов вступили в консервативное сопротивление. После покушения на Гитлера, которое произошло в 1944 году, многие из них были казнены, а сам Эрхардт оказался в концентрационном лагере. О послевоенной судьбе его ничего не известно.

Но вернемся в 1931 год. После успеха Гитлера на выборах в рейхстаг в сентябре 1930 года Эрхардт стал считать его главной угрозой для всей Германии. Он пытался собрать воедино все национал-революционные силы, чтобы организовать борьбу на два фронта: против НСДАП и против Веймарской республики. Эрхардт был свято уверен, что подобную революцию можно было осуществить лишь при наличии вооруженной организации, которую бы негласно поддерживал рейхсвер. Главными лозунгами этого нового политического формирования должны были стать «Национальная революция» и «Объединенный национальный фронт».

Эту революцию по Эрхардту, которую национал-большевики именовали не иначе как путч на манер Каппа, должны были осуществить различные организации. «Объединенный национальный фронт», о котором мечтал Эрхардт, должен был охватить все партии правого спектра, «фёлькише»-группировки и военизированные организации. Предполагалось, что новое политическое формирование должно было завоевать доверие не только у населения, но и у государственного аппарата.

Еще в 1926 году Эрхардт установил контакты со Штреземаном. С этого момента он стал пользоваться поддержкой представителей тяжелой индустрии, которые отчисляли ему деньги якобы на борьбу с большевизмом. Уже тогда капитан проявлял интерес к Штеннесу, чей антикоммунизм был хорошо известен по всей Германии. Эрхардт верил, что лидер СА при его революционной увлеченности станет прекрасным инструментом для реализации его планов. Неизвестно, когда состоялась первая встреча этих людей. Известно лишь, что Эрхардт был готов оказывать Штеннесу и материальную, и финансовую поддержку. Но после раскола НСДАП в 1931 году Штеннес оказался не в состоянии создать новую боеспособную организацию. Теперь не могло быть и речи, чтобы мятежные СА стали основой для «Объединенного национального фронта». Если вначале Штеннеса поддерживали 10 тысяч штурмовиков, то постепенно многие из них, официально не исключенные из партии, предпочли остаться в НСДАП. В то время денег у Штеннеса было настолько мало, что их хватило только лишь на печать единственного выпуска небольшой газетенки, чье содержание было не менее убогим, чем оформление.

Чтобы предотвратить возврат штурмовиков обратно в партию, Эрхард предложил Штеннесу финансирование газеты, которая бы выходила 10-тысячным тиражом. Откуда взялись деньги у капитана, никто не знал. Новый печатный орган получил название «Национал-социалистическая понедельничная газета». Кроме этого капитан Эрхардт был готов платить жалованье руководителям революционных штурмовиков и оплачивать организацию некоторых мероприятий. Неизвестно каким способом Эрхардт убедил Штеннеса заключить пакт с революционными национал-социалистами Штрассера. Может быть, припугнул, что лишит финансирования. А может, как-то по-другому. Но факт остается фактом: в 1931 году «Объединенный национальный фронт» начал обретать вполне зримые политические очертания. Кроме группировки Штеннеса и «Боевого содружества» в него вошли «Стальной шлем», союз «Оберланд» и, конечно, сама «Бригада Эрхардта».

В начале мая 1931 года Штеннес согласился на подобный союз. Чтобы привлечь на свою сторону Отто Штрассера, Эрхардт прибегнул к другой уловке. Штрассер тоже нуждался в деньгах, но капитан решил сыграть на его честолюбии. Он пообещал Отто, что тот встанет во главе широкого революционного фронта, который станет непримиримой оппозицией не только Гитлеру, но и самой Веймарской республике. Более того, Эрхардт посулил, что попытается перетянуть в свой стан остатки левого крыла НСДАП во главе в Грегором Штрассером и Ревентловом. Деньги, политические амбиции и родственные чувства сделали свое дело — Отто Штрассер согласился на союз со «Стальным шлемом».

Первая организационная встреча будущего руководства «Объединенного национального фронта» проходила тайно. Она состоялась 28 мая 1931 года в Мюнхене. Кроме Эрхардта, Штрассера и Штеннеса на ней присутствовали лидер «вервольфов» Клопке и майор Пабст. Чтобы подготовить своих сторонников к столь неожиданному альянсу, Штрассер 29 апреля 1931 года опубликовал в «Немецкой революции» статью Эрхардта, где тот якобы выражал солидарность с идеями революционного национал-социализма. Вообще вся эта история опутана значительным количеством недомолвок и тайн. После войны Отто Штрассер категорически отрицал, что получал от Эрхардта деньги. Возможно, такое поведение было связано с тем, что были обнародованы документы, в которых значилось, что значительное финансирование на создание «объединенного национального фронта» шло от правительства, которое было готово поддержать любую силу, направленную против Гитлера.

Официально пакт между Штрассером и Штеннесом был заключено 7 июня 1931 года. В тот день, как сообщала «Немецкая революция», Вальтер Штеннес, Отто Штрассер, Герберт Бланк и Эрнст Бухрукер поставили свои подписи под декларацией о создании «Национал-социалистического боевого объединения Германии» (НСКД). Новая организация состояла из двух ветвей. На одной стороне находились гражданские политические союзы, студенческие группы, производственные ячейки, рядовые члены «Боевого содружества». На другой — военизированные формирования, служба безопасности Штрассера и все штурмовики. Сам Отто Штрассер был назначен политическим лидером «Боевого объединения», а Вальтер Штеннес главой его военного крыла. Политическое бюро, определявшее политический курс организации, состояло в основном из известных национал-социалистических «диссидентов»: Яна, Кюблера, Бланка, Бухрукера и др.

Центральным печатным органом НСКД решено было сделать «Немецкую революцию», которую продолжил редактировать лично Штрассер. Техническим редактором был назначен Ульрих Ольденбург (позже ему предстоит сыграть не последнюю роль в этой организации). В качестве приложения к «Немецкой революции» выходил вестник «Рабочий, крестьянин и солдат», который был ориентирован исключительно на штурмовиков. Собственно говоря, его официальное название звучало несколько по-иному: «Рабочий кулак — крестьяне немецкой земли — солдаты освободительной борьбы». Словно издеваясь над геббельсовским «Ангрифом» («Наступление»), выпускался небольшой листок «Отступление». Продолжала выходить «Национал-социалистическая понедельничная газета», которая позже стала причиной первого внутреннего конфликта в новой организации.

Все ранее существовавшие молодежные организации были распущены, а вместо них создана «Революционная рабоче-крестьянская молодежь». Штрассер сочинил для нее не только Устав, но и боевой гимн. Уже при создании молодежного отделения «Боевого объединения» стало видно, насколько различными были взгляды на политику двух лидеров нового политического союза. Штрассер хотел заложить в Устав демократическую процедуру избрания руководителей нижнего и среднего звена, но Штеннес, руководствовавшийся фюрер-принципом, решительно воспротивился этому. Он хотел, чтобы их назначало политбюро. В итоге Штеннес решил отдать «Рабоче-крестьянскую молодежь» Штрассеру, тем более что она почти на три четверти состояла из его сторонников. Определенного успеха удалось достигнуть в студенческой среде. Созданная при молодежной организации студенческая секция почти сразу же получила место в так называемом «студенческом парламенте». Следуя по уже наработанной схеме, были созданы «Национал-социалистические производственные ячейки», которые возглавил берлинский рабочий Хакер. По инициативе Штеннеса появилось на свет еще одно структурное подразделение НСКД. Оно не имело четкого названия. В руках бывшего полицейского капитана. Ганса Митте были сосредоточены все полномочия по сбору помощи заключенным. Он должен был нанимать на собранные деньги адвокатов, чтобы те защищали арестованных во время стычек штурмовиков, покупать заключенным провизию и сигареты.

Как видим, союз был формальным — две группировки фактически продолжали свое самостоятельное существование. На местном уровне различия между штурмовиками и революционными национал-социалистами оказались еще более значительными. Политический сектор подразделялся на ячейки, опорные пункты, боевые группы и боевые округа. Штурмовики оставили позаимствованную у НСДАП структуру деления на гау и округа. Молодежные и студенческие группы также объединялись в гау, которые географически должны были соответствовать боевым группам. Производственные ячейки не имели четкой структуры и находились под непосредственным контролем берлинских функционеров. Вся структура организации рухнула при первом же кризисе.

В июле 1931 года начальник штаба «Боевого объединения» Кюблер вместе со Штеннесом и Яном выработал четкую схему управления НСКД. Вся Германия была разбита на 12 боевых округов. Чисто теоретически СА должны были входить в боевые группы. Но это лишь теоретически. В Берлине, Бранденбурге, Померании штурмовики даже и не думали сотрудничать с политической организацией.

Как же выглядела «вертикаль власти» в «Боевом объединении»? Во главе каждого боевого округа стоял политический лидер, избираемый руководителями боевых групп. Гауляйтеры СА, напротив, назначались лично Штеннесом и Яном. Национальное руководство организации состояло из всех гауляйтеров СА, окружных политических лидеров, молодежного руководства и представителей производственных ячеек. Над ними стояло политбюро и некий тайный совет, функции которого не пояснялись. Так все выглядело на бумаге. Но на самом деле всеми делами в НСКД заправлял Фридрих Грабовски, политический советник Эрхардта. В свое время этот человек успел побывать пресс-секретарем правительства Каппа.

Пожалуй, начало лета 1931 года можно было бы назвать самым успешным периодом в истории «Национал-социалистического боевого объединения Германии». В мае 1931 года, то есть накануне объединения двух группировок, «Боевое содружество» насчитывало около 6 тысяч членов, а Вальтер Штеннес контролировал 2 тысячи штурмовиков, большинство из которых находились в Берлине и Померании. Объединившись, они смогли привлечь на свою сторону многих сомневающихся членов НСДАП.

Но, как ни крути, от этого альянса в первую очередь выиграл Отто Штрассер. Теперь его позиции стали разделять многие, даже те, кто не решался ссориться с Гитлером. Большинство уже не страшила эта ссора. Хлопнув дверью, из НСДАП стали выходить многие известные деятели.

К августу 1931 года «Боевое объединение» насчитывало 9–10 тысяч человек, которые были неравномерно раскиданы по всей Германии. По сути, можно выделить три основные формы филиалов НСКД. К первой можно отнести Берлин и Бранденбург, где уже давно существовала сильная организация, большинство в которой составляли штурмовики. Были еще филиалы, возникшие буквально накануне объединения «Боевого содружества» в Померании и Рейнской области. Третьей формой были традиционные форпосты революционных национал-социалистов: Саксония, Силезия, Мекленбург. Сильные позиции в этих районах были предопределены не только деятельностью «Кампф-Ферлага» братьев Штрассер, но и существованием боевых групп «Вервольфа», который традиционно поддерживал революционных националистов. Быстро растущее число членов нового национал-социалистического союза в Силезии можно было объяснить двумя факторами: «польской угрозой» и имевшими там до сих пор место фрайкорами, которые охраняли границы от «польских бандитов». Существование стольких разнородных местных организаций ставило под угрозу саму структуру «Боевого объединения». В Политбюро НСКД это прекрасно понимали, а потому пытались преодолеть данные трудности при помощи «политических учебных вечеров» и других мероприятий.

Отто Штрассер специально для СА разработал курс обучения, образцом для которого послужили «учебные вечера» «Боевого содружества». В 1931 году образовательный курс СА включал всего лишь три темы: «Что отличает нас от НСДАП?», «Что отличает нас от коммунистов?», «Что может фронт рабочих, крестьян и солдат?». В качестве теоретической основы для этих курсов были взяты все те же «14 тезисов Немецкой революции», а также работа «Мы ищем Германию» и новая экономическая программа, опубликованная в брошюре «Построение немецкого социализма».

Учебные материалы для штурмовиков были разработаны Штрассером еще в мае 1931 года. В них он специально выгораживал свой антикоммунизм, так как знал отношение штурмовиков к КПГ. Хотя политика их мало интересовала, они всегда отдавали предпочтение спорту и уличным потасовкам. В лекции «Что нас отличает от коммунистов?» он сосредоточился на классовой борьбе, которую характеризовал как контрреволюционное и прокапиталистическое явление. Он яростно критиковал интернациональный и материалистский характер марксизма, который был одним из главных врагов народного сообщества.

Чтобы подчеркнуть единство и сплоченность организации, которых на самом деле никогда не было, Отто Штрассер предпринял демонстративный ход.

14 июня 1931 года на Бранденбургском слете членов «Боевого объединения» черное знамя с мечом и молотом превратилось в символ революционных СА. Этот слет должен был продемонстрировать всей стране мощь новой организации. Поэтому денег на него не жалели. «Гражданские» и штурмовики со всех уголков Германии доставлялись тремя пароходами. Делегатов слета встречал оркестр и многочисленные ораторы. На церемонии передачи знамени Штеннес произнес пламенную речь. Штрассеру пришлось выступать два раза. Один раз утром, когда он подводил итоги политической деятельности начиная с июля 1930 года. Второй раз после обеда, рассказывая о задачах «Национал-социалистического боевого объединения Германии».

В слете принимали участие не только члены берлинской и бранденбургской организаций. Участники прибыли из Ганновера, Померании, многих других городов. Кроме собственно штурмовиков и революционных национал-социалистов, на слете присутствовали представители революционного движения «Ландсфольк», «Вервольфа» и союза «Танненберг». Слухи о том, что «Боевое объединение» должно сблизиться с «реакционными» организациями вроде «Танненберга» или «Стального шлема», вызвали недовольство в национал-большевистском крыле штрассерианцев.

Мероприятие, которое должно было показать единство и силу «Боевого объединения», на самом деле стало демонстрацией отсутствия какого-либо взаимопонимания. СА предпочитали держаться особняком, приехав на слет на отдельном пароходе. Они отказались посещать политическую часть слета, проведя время на стадионе и в тире. Вели себя заносчиво, проходили в тир вне очереди, иногда отказывались платить. Штурмовики считали выше своего достоинства знакомиться с «гражданскими».

Такое случалось уже не первый раз. Политическое крыло недовольно роптало. Возмущение стало нарастать после гамбургского собрания, проходившего 18 июля 1931 года. Во время манифестации, которая должна была рассказать населению о целях «Боевого объединения», на колонну напали гитлеровские штурмовики. Завязалась схватка. Тем временем охрана демонстрации, состоявшая из нескольких штурмовиков Штеннеса, предпочла не вмешиваться, так как основные силы штурмовиков задержались в пути. И это в тех условиях, когда местные представители НСКД сообщили в Берлин, что им стало известно о намерении гамбургских нацистов расправиться со штрассерианцами! Позже выяснилось, что Штеннес со своей охранной группой не просто задержался в пути, а вообще отказался выезжать в Гамбург!

Чтобы провести другое собрание, Штрассеру пришлось вновь обратиться к АНТИФА. И что в итоге получилось? На собрание пришло около тысячи человек, из них только 80 (!!!) были штрассерианцами. Судя по полицейским отчетам, коммунисты не просто приняли участие в митинге, который охранялся их же силами. Они даже оплатили зал, напечатали плакаты, призывающие прийти на это мероприятие. В итоге весь политический успех достался КПГ, что было в принципе логично. Полицейский комиссар писал об этом следующее: «Успеха достигла только компартия, коммунисты обращались со Штрассером как со своим дворником». А 19 июля «Народная газета» вышла под заголовком «Нокаут Штрассеру».

Как оказалось, Штеннес не был в состоянии обеспечить охрану мероприятий НСКД и безопасность собственных же людей. За примерами не приходилось ходить далеко. Тогда же, 19 июля, в Шарлоттенбурге были зверски избиты 15 членов «Революционной рабоче-крестьянской молодежи». В Гамбурге роптание стало перерастать в открытое недовольство: там не могли понять позицию берлинского руководства. Зачем было поднимать антикоммунистические лозунги, если от штурмовиков Штеннеса не было никакого прока? Эту критику активно поддержало левое крыло штрассерианцев. Даже сам Штрассер сожалел, что ему пришлось отказаться от просоветской, восточной ориентации.

Частичный отказ от просоветской ориентации поставил Штрассера перед необходимостью вести борьбу на два фронта: против реакции, с одной стороны, и против интернационального коммунизма — с другой. Подобные политические установки натолкнули лидера революционных национал-социалистов на мысль о создании проекта «Черный фронт», основные контуры которого начали вырисовываться уже в июне 1931 года. Непонятно, как на подобные изменения тактики и стратегии прореагировало национал-большевистское крыло «Боевого объединения». Оно традиционно ориентировалось на СССР. Но в то время Сталин отказался от тактики сближения двух «отверженных в Европе»: России и Германии.

Иосиф Виссарионович начал сближение с Польшей и Францией, которые считались злейшими врагами Германии.

В те дни Штрассер взял на вооружение идеи о реакции, либерализме и социализме, изложенные Артуром Мёллером ван ден Бруком в книге «Третий рейх». Штрассер решил модернизировать их. В политической жизни страны он выделял четыре блока: черно-бело-красный (консервативная реакция), черно-красно-золотой (либеральная реакция), красный (либеральная, революция) и черный (консервативная революция). Штрассер считал вполне естественной склонность обоих революционных блоков бороться между собой. Теперь он был убежден, что надо беспощадно сражаться с интернациональными, материалистическими силами и практикой «безбожного марксизма», в котором стал видеть страшнейшую опасность для народных сил. Консервативная революция должна была бороться на три фронта. Для этого ему необходимо было привлечь на свою сторону «революционно-политических солдат», таких, как члены союзов «Вервольф», «Оберланд», «Викинр», «Танненберр». Но костяк фронта консервативной революции, естественно, должны были составить штрассерианцы и революционные штурмовики. Эти первые наброски «Черного фронта» принципиально отличались от тех, что были приняты на Втором имперском съезде. Тогда он полагал, что «Боевое объединение», «Вервольф» и «Бригада Эрхардта» были в состоянии не только создать движение, которое бы привлекло на свою сторону многочисленные «фёлькише»-группировки, но и сыграли бы решающую военную роль в дальнейшем развитии революционных событий. В то время Штрассер мечтал о вооруженной революции, и это объясняло, почему ему сделали упрек, что он вместе с Эрхардтом стремился организовать новый капповский путч.

Штрассер уже планировал издание газеты «Черный фронт», когда «Национал-социалистическое боевое объединение Германии» было буквально разорвано внутренними противоречиями. На наполеоновских планах Штрассера поставили крест его внутренние «враги», которые явно недооценили его энергию и силу. Кстати, критика в адрес Штрассера стала звучать в том числе потому, что он собирался пустить деньги, предназначенные газете «Немецкая революция», на выпуск первых номеров «Черного фронта».

Первые признаки кризиса в только что создавшемся «Боевом объединении» проявились 29 июня 1931 года. Именно тогда гамбургские революционные национал-социалисты опубликовали открытое письмо, в котором характеризовали Эрхардта и Штеннеса как реакционных националистов, не имевших никакого отношения к Немецкой революции. 30 июня политическое руководство организации отправило в Гамбург ответ, состоявший из голословных утверждений, которые к тому же оказались наглой ложью: «Мы приняли во внимание ваши высказывания. Замечаем, что капитан Эрхардт не имеет никакого влияния на политику „Боевого объединения“. У него нет финансового контроля над выпуском „Немецкой революции“ и над подразделениями нашего движения. Смеем заметить, что „Национал-социалистическая понедельничная газета“ — это частное предприятие Вальтера Штеннеса. По нашему убеждению, именно сюда инвестирует свои деньги капитан Эрхардт. Наш лидер Отто Штрассер отрицает, что капитан принимает участие в издании „Немецкой революции“. Вам должно быть понятно, что присоединение к нам группы Штеннеса произошло, когда штурмовики согласились с нашими идеологическими установками». Под этой политической липой стояли подписи Штрассера и Кюблера.

Гамбургские революционные национал-социалисты, может, и поверили бы этой отписке, но в начале 1931 года вся немецкая пресса хором заговорила об «операциях капитана Эрхардта» и его тайных спонсорах. Рисковал разгореться громкий политический скандал. 18 июля гамбургские революционные национал-социалисты провели общее собрание. На нем они пришли в выводу, что, по меньшей мере, нелогично провозглашать антикоммунистические лозунги, если постоянно приходилось прибегать к помощи КПГ, дабы обезопасить себя от нападок НСДАП. Но Штрассер был непреклонен — лидеры северогерманских коммунистов высказывались против национально-освободительной борьбы, а потому с КПГ надо было вести безжалостную идеологическую войну. Избежать взрыва недовольства было невозможно.

3 августа 1931 года гамбургская группа вышла из состава «Боевого объединения». Ее лидеры заявляли: «Политическое бюро „Боевого объединения“ отрицало, что ведет какие-либо дела с Эрхардтом. Штрассер утверждал, что капитан финансирует лишь В. Штеннеса. Но нам стало известно, что группа Штрассера, подобно гитлеровской партии, сейчас следует в опасном политическом фарватере, ставя знак равенства между Немецкой революцией и капповским путчем. Одного этого факта достаточно, чтобы отказать движению Штрассера в революционной воле и заявить, что его можно рассматривать как эксперимент антинародных сил и финансовых воротил, который призван оттянуть революционные силы от борьбы с планом Юнга. За немецкое свободное социалистическое Отечество рабочих, крестьян и солдат! За Немецкую революцию!»

После своего разрыва отношений со Штрассером гамбургская группа присоединилась к коммунистам. Нацистский «Ангриф» проявил повышенный интерес к этому конфликту, так как Геббельс увидел в нем начало процесса распада «Боевого объединения». Наблюдение абсолютно справедливое — многие старые революционные национал-социалисты перестали доверять своего руководству и Отто Штрассеру. Примечательно, что от Штрассера отвернулись наиболее преданные ему соратники: братья Решке, Вильгельм Корн. Именно их; подписи стояли под воззванием 2 июля 1930 года.

Штрассер попытался замять конфликт и в своей статье изобразил его как небольшое недоразумение, в результате которого движение покинуло всего лишь 8 человек. Но все было тщетно, вслед за гамбургской группой из движения один за другим стали выходить многие приверженцы идей «Немецкой революции». Ситуация накалилась до предала, когда Штрассер убрал Ульриха Ольденбурга, редактора «Немецкой революции», Повод был придуман самый что ни на есть дурацкий. Ольденбург, оказывается, «вредил и ослаблял боевые группы, способствуя их исчезновению». Этот очередной национал-большевистский кризис вылился в конфликт между Штрассером и Штеннесом.

Разделение «Боевого объединения» на политическое крыло и военизированное крыло теоретически обосновывалось различными задачами, которые стояли перед этими подразделениями. Но на практике это было лишь нежеланием двух лидеров выпускать из рук контроль над своими сторонниками. В принципе лидер организации обязан обладать врожденными качествами. Он должен был сдерживать центробежные силы в организации и благодаря своему авторитету проводить в жизнь принятые решения. Здесь мы могли наблюдать совершенно иную картину. Штеннес упрекал Штрассера в излишней демократичности, так как тот позволял рядовым членам организации выбирать руководителей. Кроме того, Штеннес был недоволен тем, что Штрассер зависим от исполнительного комитета и Политбюро, подразумевая прежде всего Бухрукера и Бланка. Сам лидер революционных СА был, как уже говорилось, убежденным сторонником фюрер-принципа. А это означало, что он сам хотел назначать политических функционеров и самолично решать все дела.

Эти высказывания наглядно демонстрировали принципиальные различия между лидером штурмовиков и Штрассером, который был свято убежден, что именно политические способности делают его лидером организации. Он не разделял взглядов Штеннеса на роль вождя. Личное соперничество дополнялось политическими несостыковками. Штеннес бредил государственным переворотом, не являясь по сути революционером. Идеология и мировоззренческое обучение играли для него второстепенную роль, а сами «гражданские» структуры не имели ничего общего с истинным национал-социалистическим движением. Штеннес верил в возможность реорганизации государства через коалицию со всеми националистами, которые, сформировав широкий фронт, должны были прийти к власти вооруженным путем. Но Штрассер не был готов назвать любой переворот Немецкой революцией. Смущало его и то, что, формально выступая за освободительную борьбу, Штеннес под влиянием Эрхардта стал ориентироваться на сближение с Францией.

Политические различия между штурмовиками и бывшими членами «Боевого содружества революционных национал-социалистов» становились все значительнее. Штрассерианцы обладали более высокой политической сознательностью, были лучше образованны, нежели СА, которые делали ставку на грубую силу. Те предпочитали заниматься спортом, а не сидеть на политических занятиях. Почти все статьи о штурмовиках, опубликованные в «Немецкой революции», были посвящены спорту, стрельбам, дружеским встречам ветеранов СА, «борьбе с силами природы». Активные штрассерианцы с трудом мирились с аполитичностью штурмовиков, которые не только критиковали возможность сближения с КПГ, но и наотрез отказывались контактировать с — «гражданскими». В группе Штрассера стало вновь разгораться пламя старого конфликта.

Нет никакого сомнения, что именно Эрхардт убедил Штеннеса покинуть 29 августа 1931 года ряды «Боевого объединения». Циничность ситуации заключалось в том, что накануне капитан встречался со Штрассером и оба высказали «единодушное» мнение, что оба крыла «Боевого объединения» надо преобразовать в «Черный фронт». Так или иначе, но 12 сентября обе группы национал-социалистических «диссидентов» разорвали отношения. Штеннес решил пойти своим путем — он учредил «Независимое национал-социалистическое боевое сообщество Германии».

После очередного раскола было поставлено под угрозу само существование «Национал-социалистического боевого объединения Германии». Выход из НСКД братьев Решке ослабил позиции Штрассера в Берлине и Бранденбурге. После исключения Ольденбурга началось брожение в Ганновере, Шпандау, Брауншвейге и Саксонии, Но сильнее всего раскол ударил по гамбургской группе: ее покинуло более 500 человек. Как правило, это были сторонники национал-большевистского курса. На правом фланге в раскол ушли штурмовики Штеннеса, что фактически ставило крест на боевых группах в Померании. Вместе со Штеннесом НСКД покинуло около 3 тысяч человек, которые не могли простить Штрассеру «заигрывания с большевиками». По сути, прекратила свое существование молодежная организация, часть членов которой последовали за Ольденбургом, а часть — за Штеннесом.

Организационные неурядицы, многочисленные расколы, газеты, прекратившие выходить, окончательно обескуражили тех, кто предпочел остаться в организации.

Один из сотрудников Штрассера, Ганс Дёрнер, в интервью утверждал, что руководство «Боевого содружества» возлагало большие надежды на бунт Штеннеса. Многим казалось, что из НСДАП вышла наиболее сознательная часть штурмовиков, что эти СА правильно понимают национал-социалистический активизм. Но на самом деле революционные штурмовики оказались аполитичными субъектами. Их политической школой были баррикады, потасовки и перестрелки. Штрассер оказался не в состоянии изменить менталитет штурмовиков, которые руководствовались скорее темпераментом, нежели политическими талантами. Разработав для своей организации теорию борьбы на три фронта (против Веймара, коммунистов, реакционного Гитлера), Штрассер переоценил собственные силы. Идеология организации оказалась набором малосвязанных между собой политических максим. Из идеологического багажа НСДАП Штрассер позаимствовал антилегальную и антимарксистскую направленность, но, с другой стороны, национал-большевистское крыло постоянно сотрудничало с КПГ.

Пытаясь опередить экономический и политический кризис, охвативший Германию, группа Штрассера старалась представлять самые различные тенденции. Это вконец запутало штрассерианцев, которые никогда не были чем-то единым. В подобной обстановке кризисы и расколы были просто неизбежны.

 

Глава 3

Ульрих Ольденбург и «Боевое содружество немецких революционеров»

26 июля 1931 года «Немецкая революция» сообщила об исключении из организации бывшего редактора этого издания Ульриха Ольденбурга, который «занимался саботажем» в НСКД. Этот шаг должен был положить конец спорам, которые бушевали в «Боевом объединении» начиная с апреля того года. Ульрих Ольденбург был далеко не последним человеком в движении революционных национал-социалистов. Он был не только редактором «Немецкой революции», но и руководителем округа Берлин и «главным имперским оратором».

Ульрих Ольденбург родился 26 апреля 1903 года. Вначале он был редактором «Немецкой газеты», которую издавал «Пангерманский союз». В конце 20-х годов покинул ряды объединения. Позже пугливо утверждал, что не состоял ни в НСДАП, ни в «Пангерманском союзе». Так или иначе, но весной 1930 года он примкнул к Отто Штрассеру, проявившему большой интерес к его журналистскому опыту. До 1931 года Ольденбург оставался бессменным редактором «Немецкой революции», параллельно являлась членом исполкома по вопросам внутренней политики. Его карьере можно было позавидовать. Уже в июле 1930 года он стал совладельцем издательства «Национальный социалист», а в январе 1931 года — управляющим активами этого предприятия и лицом, юридически ответственным за выпуск всех газет. Он почти сразу же получил широкую известность в кругах революционных национал-социалистов, национал-революционеров и национал-большевиков. Его ораторские способности оценили многие: Ольденбург организовал мероприятия не только в Берлине, но и по всей стране.

Отношения Ольденбурга и Штрассера стали портиться, когда был взят курс на сближение с Эрхардтом и Штеннесом. Политические взгляды капитана Эрхардта, его связи с крупным капиталом, а самое главное — желание стать «серым кардиналом» широкого фронта военизированных групп, ориентированных на установление антимарксистской «национальной» диктатуры, были абсолютно чужды, по мнению Ольденбурга, национально-революционному социализму. Объединение Штрассера с революционными штурмовиками, равно как и запланированное на сентябрь 1931 года издание совместного печатного органа, никак не устраивало молодого левоориентированного политика. Кроме этого, подобные шаги угрожали его личным позициям, так как на горизонте появлялись новые издатели и политические фигуры, которых Ольденбург поначалу не воспринимал всерьез.

В то время Штрассер был сыт по горло критикой левого крыла, а потому только и ждал удобного повода, чтобы дискредитировать его. Но этот план он не смог осуществить, так как вынужден был полностью посвятить себя управлению внезапно разросшейся организацией. Тем временем Ольденбург открыто выражал солидарность с братьями Решке, которые были недовольны связями с «реакционными националистами».

Для Штрассера оказалось полнейшей неожиданностью, что большинство региональных лидеров выступили на стороне Ольденбурга. Не дожидаясь логического конца подобного развития событий, Штрассер решил опереться на тех членов организации, которые сохранили преданность лично ему. 20 июля исполнительный комитет «Боевого объединения» решил исключить Ольденбурга из организации. Но Ольденбург не собирался бездействовать. Он установил контакты с Вендтом, до сих пор находившимся в тюрьме. Как формальный владелец и издатель «Немецкой революции», он решил выпустить номер газеты исключительно со своими комментариями. Чтобы вернуть себе право издавать собственную газету с таким же названием, Штрассер начал против него судебную тяжбу. В период с 1 по 13 августа ни одной стороне так и не удалось выпустить «Немецкую революцию». И если у Ольденбурга на это было юридическое право, то не хватало необходимых финансовых средств. «Немецкая революция» все-таки увидела свет 13 августа 1931 года. Это был единственный номер, где Ольденбург смог обрушиться на Штрассера с сокрушительной критикой. В статье «Падение Штрассера» он придавал огласке связи Штрассера и Эрхардта, которого изображал как агента правительства, нанятого для того, чтобы бороться с коммунистами и настоящими немецкими революционерами. Деятельность Штрассера он называл «псевдосоциалистическим обманом», который на самом деле являлся последним резервом капитализма.

Ольденбург прибег к таким откровенным нападкам, так как верил, что «Национал-социалистическое боевое объединение Германии» было на грани развала. Он хотел вызвать к жизни новую организацию. Почти в то же время, когда произошел гамбургский раскол, по стране гулял призыв, подписанный Ольденбургом.

«Боевые друзья! Надеюсь, что вы являетесь немецкими революционерами. Революционерами, не сломленными ураганным ветром. Революционерами, преданными идее, а не личности. Мы знаем, что наша идея победит. Она должна победить, потому что она существует во имя Германии. Пусть личности, оставившие идеи, следуют стороной. Уже прошел месяц, как в Берлине я написал свои соображения о догматическом и ошибочном курсе Штрассера. Я надеялся урегулировать затруднительную ситуацию, в которую попала наша организация. Но тщетно… Результатом стали лишь упреки в брюзжании и недостатке доверия. Кроме того, Штрассер и Кюблер написали нашим товарищам в Ганновер, что я не подходящий для них человек, что я высказываю только личное мнение. Не правда ли, знакомый метод? А я всего лишь хотел правды, ясности и открытости. Штрассер ведет себя как полубог, которого призвали родить новую государственную и экономическую систему. В свое время Рудольф Рэм и Вильгельм Корн не захотели ограничиваться 49 %-ной национализацией и предложили урегулировать этот вопрос на имперском конгрессе. Но их вышвырнули из „Боевого содружества“. Так же сурово Штрассер обошелся и с братьями Решке, и со мною. В результате многие перешли в КПГ. Мы не должны смотреть в рот нашим „вождям“, мы должны зорко следить за ними. Штрассер — неплохой журналист, но никудышный лидер. Тот, кто тайно или открыто поддерживает связи с римско-католическими реакционерами, является нашим противником. Посмотрите на Бланка — это же политический младенец, а Бухрукер способен лишь к призывам о верности и покорности. Такие „вожди“ должны исчезнуть. Мы не нуждаемся в СА, которые получили статус особой организации. Каждый немецкий революционер является штурмовиком. Политический дилетант Штеннес всего лишь средство для достижения цели. В качестве общенационального лидера нам не нужны ни бывший офицер, ни полуобразованный интеллектуал. Нам нужен немецкий рабочий: Решке, Вендт или кто-то еще. Мы не принимаем во внимание „Черный фронт“ Эрхардта и Штрассера — таково их настоящее имя. Нам нужен немецкий фронт рабочих и крестьян!»

Этот призыв произвел поразительный эффект — по всей Германии революционные национал-социалисты заявляли о солидарности с Ольденбургом. Он более месяца потратил на то, чтобы собрать воедино все силы, посвятив большую часть времени пропаганде своих взглядов и продолжению полемики со Штрассером.

15 августа Штрассер опубликовал открытое письмо. В нем он говорил о «провокации Ольденбурга, являвшегося „шпионом Геббельса“». Он якобы получил тайный приказ организовать саботаж, а в случае политического успеха НСКД расколоть организацию и увести сомневающихся обратно в НСДАП. Штрассер пустился в очередное вранье. Он напрочь отвергал любые контакты с реакционерами, утверждая, что вовремя раскусил замыслы Ольденбурга. Он должен был «сорвать проведение референдума в Пруссии, тем самым отстранить НСКД от участия в выборах ландтага». Дело в том, что оппозиция решила положить конец правящей коалиции в Пруссии, которая состояла из социал-демократов и центристов. 1 февраля 1931 года подобную инициативу высказал «Стальной шлем». 23 июля идею распустить прусский ландтаг поддержала компартия. Референдум состоялся 9 августа 1931 года. Ландтаг не был распущен, так как за это предложение высказалось всего лишь 37 % избирателей. Это было фактическим поражением оппозиции.

Свое обвинительное письмо Штрассер заканчивал изложением трех принципиальных позиций. «Немецкая революция» оставалась печатным органом «Боевого объединения», «14 тезисов Немецкой революции» — ее официальной программой. Как бы желая успокоить национал-большевистское крыло, Штрассер заявлял, что готов к сотрудничеству с любыми силами, ориентированными на создание справедливого общества, будь то Тельман или Гитлер. Не имея возможности более скрывать свои отношения с Эрхардтом, он назвал его финансовую помощь «жертвой во имя светлого будущего и дела революционного национал-социализма».

Ответ Ольденбурга был помещен в «Немецкой революции», которую Штрассер считал своей собственностью. В нем он решительно отрицал саму возможность каких-либо связей с Геббельсом, опровергал привязанность его высказываний к прусскому референдуму. При этом не забыл упомянуть, что именно он являлся единственным законным издателем и владельцем газеты. В подтверждение этого Ольденбург приводил решения суда. Он даже не отрицал, что встречался со Штеннесом и обсуждал перспективы создания новой политической организации.

Возможна и другая трактовка этих событий. Видя, что Штеннес окончательно разорвал отношения со Штрассером, Ольденбург решил сам получать финансовую помощь от Эрхардта. Но в данной ситуации весь радикализм и национал-большевизм Ольденбурга был не чем иным, как хитрой уловкой в борьбе за власть. Хотя правду мы вряд ли узнаем. Свое очередное обвинение он заканчивал словами: «Мы похороним веру в Штрассера, а его закинем в социал-реакционный гроб».

Но политические похороны Штрассера проще было провести на бумаге, нежели в реальности. Сколотить новую группировку оказалось не так уж просто. Ольденбург решил, что во главе новой организации должен встать человек общенационального значения, и предложил этот пост обер-лейтенанту Вендту. Ему оставалось пребывать в тюрьме буквально пару недель. Вендт тут же дал свое согласие возглавить новый союз.

Уже 30 августа «Немецкая революция» вышла под заголовком: «Обер-лейтенант Вендт: вождь боевого содружества». Ниже приводилась следующая заметка: «Штрассер и Штеннес предали нас, как это уже однажды сделали Гитлер и Геббельс. За нашими спинами они связались с профранцузским контрреволюционером Эрхардтом, который уже давно существует на деньги Брюнинга и промышленников. Для нас личность — ничто. Все — дела во имя Немецкой революции. Мы следовали за Штрассером и Штеннесом, так как они клялись в верности революции. Если бы мы сейчас остались покорными им, что само по себе маловероятно, то стали бы предателями нашего дела. Мы передаем руководство обер-лейтенанту Вендту. Мы и дальше понесем знамя Немецкой революции». Этот призыв был подписан Ольденбургом и братьями Решке.

Когда Вендт возглавил новую организацию, то заметил по поводу Штрассера и его окружения: «Литераторы и ландскнехты глумятся над нашим делом. Они призывали нас сражаться против фашизма и либеральной буржуазии. Революция и свобода на словах на деле оказались реакцией и предательством. Мы отказываемся от „комитетов“ и огромных штабов СА. Мы не хотим больше лицезреть бонз! Разлады, возникавшие из-за Штеннеса и Штрассера, устранены. Пока этого требует революция, мы будем сотрудничать со всеми революционными группами. Как будет проходить это сотрудничество? Мы будем маршировать по отдельности, но сражаться вместе. Мы отвергаем тот тип литераторов, которые составляют эластичные двусмысленные программы. Наша политическая линия ясна. С народом против капитализма! С Россией против Версаля! Все для великогерманского социалистического государства рабочих и крестьян!»

Но когда это письмо Вендта появилось в печати, оно ввело читателя в заблуждение. Автор письма радикально изменил свою точку зрения, когда Отто Штрассер посетил его в тюрьме. Вслед за этим «Немецкая революция», вновь издаваемая Штрассером, опубликовала заявление того же Вендта, который решил остаться преданным лидеру «Национал-социалистического боевого объединения Германии». «Лично я верю в честную волю Штрассера. Я и пальцем не пошевелю ради этих унылых либералистов, которые в принципе являются обычными реакционерами, пытающимися играть роль в немецкой политике». Последний пассаж предназначался сторонникам Ольденбурга. Как видим, спектр обвинений в лагере революционных национал-социалистов не отличался разнообразием.

Самое удивительное, что 30 августа в Берлине вышли две разные газеты с одним и тем же названием — «Немецкая революция». Более того, они издавались враждующими между собой группировками. Штрассер решил сделать этот авантюрный шаг, даже несмотря на возможность судебных преследований.

Подобный поворот событий стал для Ольденбурга тяжелым ударом. В конце августа 1931 года он осознал, что большинство членов НСКД остались преданными Штрассеру. Он больше не мог рассчитывать на Вендта. Чтобы его сторонники не переметнулись в КПГ или национал-большевистские кружки, Ольденбургу надо было срочно создавать собственную организацию и формулировать новые политические принципы. Новая организация получила название «Боевое содружество немецких революционеров».

Ко времени создания «Боевого содружества немецких революционеров», которое произошло в сентябре 1931 года, в группировке, отколовшейся от штрассеровской организации, царила полная неразбериха. Чтобы хоть как-то навести порядок, Ольденбург подготовил так называемое «Первое внутреннее письмо». В нем он излагал свое видение будущей организационной структуры «Содружества революционеров». Его построения не отличались оригинальностью и очень походили на структуру «Боевого содружества». В то время Штрассер понял, что «Национал-социалистическое боевое объединение Германии» развалилось, и решил вернуть своей организации старое название «Боевое содружество революционных национал-социалистов».

Собственно говоря, и цели «Содружества революционеров», казалось, были скопированы у Штрассера: война с капитализмом, реакцией и марксизмом и Версальской системой, борьба с демократией, соглашательством и легальным путем прихода к власти. Основной целью являлась «Немецкая революция, которая должна создать социалистическую экономику, сформировать национальное государство и обосновать немецкую культуру». Эта организация решительно отвергала парламентский путь и надеялась на союз с Советской Россией.

Хотя Ольденбург и планировал создать жестко централизованную организацию, но он оставлял местным организациям право на самостоятельность действий. Все члены «Содружества революционеров» должны были придерживаться единой политической линии, но центральное руководство должно было прислушиваться к мнению, высказываемому снизу. В ежедневной политической практике каждый «немецкий революционер» должен был действовать автономно, представляя собой отдельную военно-политическую единицу. Чтобы органы власти не смогли оказать давление на «Содружество революционеров», Ольденбург создавал свою организацию фактически как подпольное формирование. Он сразу же предвидел, что его союзу придется функционировать в обстановке повышенной опасности. Он сам содействовал тому, чтобы «Содружество революционеров» приобрело сомнительную репутацию.

Но на самом деле о реальной подпольной работе говорить не приходилось. «Немецкие революционеры» должны были всего-то усиливать революционный потенциал Германии. Да и как могла вести подпольную работу организация, чье руководство находилось у всех на виду в Берлине? Оно состояло из пяти человек. Но, соблюдая революционную романтику, контактировало с местными группами через специальных «доверенных лиц». Да и местных групп, как таковых, не существовало. Они создавались только в случае крайней необходимости.

Как уже говорилось выше, связь с центральным руководством осуществлялась через специальных доверенных лиц. Именно они доводили до лидеров так называемых секторов указания руководства «Содружества революционеров». В центральном руководстве единственным человеком, который знал в лицо доверенных людей, был начальник документации. Странная должность, особенно если учесть, что в этой организации не велась картотека на членов и сторонников. Заявление о вступлении в организацию сразу же уничтожалось руководителем местного географического сектора. И только этот руководитель знал реальную численность местной группы. Само «Содружество революционеров» предполагалось на 95 % как замаскированная организация. Его члены должны были числиться в различных неполитических союзах, например в туристических объединениях или клубах курильщиков. Но вместе с тем планировалось, что они будут проникать в революционные группы, политически проявлять себя там и тем самым готовить базу для революционных выступлений. В принципе основная задача рядовых членов состояла в том, чтобы переориентировать оппозиционные группировки на борьбу против версальской системы. «Содружество революционеров» наотрез отказывалось от каких-либо публичных акций, так как не собиралось завоевывать массы.

И тут возникает вопрос: как эта полуподпольная организация должна была относиться к таким сильным революционным группам, как, например, компартия? Заявлялось, что надо планомерно разваливать КПГ. Дело было даже не в том, что многие коммунисты были убеждены в неспособности своей партии принять решительные меры. Отношения с крайне левыми зависели от их готовности поддержать всеми средствами войну против системы, готовности «впрячься в революционную борьбу ради уничтожения капитализма». В то время, в октябре 1931 года, группа Ольденбурга придерживалась элитарных взглядов, считая себя «тайными офицерами Немецкой революции», которые должны были спровоцировать вооруженное выступление коммунистов. (Штрассер говорил всего лишь об унтер-офицерах.)

На первом этапе своей деятельности Ольденбург не планировал уделять коммунистам особо много внимания, так как собирался сосредоточиться на гитлеровской партии. Он хотел усилить недовольство рядовых национал-социалистов, не понимавших, чего ради был заключен союз с реакционными силами и складывался «Гарцбургский фронт». «Немецкие революционеры» должны были проникать на мероприятия НСДАП и вести осторожную агитацию, выявляя истинных немецких социалистов. На этот раз Ольденбург не отказывался от классовой борьбы, так как понимал ее как борьбу между эксплуататорами и угнетенными.

Впрочем, «немецким революционерам» это вовсе не мешало считать, что никаких классов не существует. Борьба классов была не чем иным, как позаимствованным у Штрассера тезисом о 97 % немецкого народа, сражающегося против 3 % эксплуататоров.

Чтобы продемонстрировать принципиальную разницу между «немецкими революционерами» и революционными национал-социалистами, руководство «Содружества революционеров» утверждало, что их организация является по-настоящему революционной, так как она существует в подполье. Ответ на вопрос: была ли организация Ольденбурга радикальнее «Боевого содружества революционных национал-социалистов»? — кажется очевидным. В октябре 1931 года «немецкие революционеры» начали подготовку к серии террористических актов. Сам Ольденбург отказывался от политических дискуссий, идеологических программ. Всей своей деятельностью он хотел отмежеваться от штрассерианцев. В принципе он не сказал ничего нового и оригинального. Он просто создал экстремистский вариант «Боевого содружества», возглавляемого Отто Штрассером.

По меньшей мере до марта 1932 года Ольденбург проповедовал все тот же штрассеровский национал-социализм, помноженный на романтику революционного терроризма. Это подтверждали и темы, которые он выбрал для пропаганды. А если сказать еще точнее, то идеология Ольденбурга была не очень качественно скопированным национал-большевизмом, который больше походил на идеологическую модель Отто Штрассера. Эта точка зрения станет еще более убедительной после прочтения номеров «Немецкой революции», изданных лично Ольденбургом. В двух статьях он повествовал о германском праве и интервенционной войне против СССР (подготовку к последней он, естественно, осуждал). В остальном, если не считать критики Штрассера и его организации, речь шла о главных мировоззренческих постулатах «немецких революционеров»: идее народного сообщества и неприятии капитализма. После прочтения можно было убедиться в идеологической незрелости руководства «Содружества революционеров». «Капиталистом, вне всякого сомнения, является тот, кто владеет большим, чем может потребить; кто богатеет от избыточной прибыли, обращенной в банковские проценты. Государство должно поставить себе гжелью исправление подобной несправедливости. Капиталист стремится к богатству, делая еще беднее всех окружающих, заставляя их служить себе». Решение же накопившихся проблем «немецким революционерам» виделось так: «Мы должны представить всех богатеев как капиталистов. Наше изобилие не должно быть преступным, так как от него не должны страдать наши близкие». Сам капитализм описывался как «садизм, паранойя власти, человеческое вырождение». Капитализм был «пережитком варварской эпохи, а потому он препятствует складыванию истинного народного сообщества. Он создает общество, состоящее из рабов и господ, волков и овец».

«Но благодаря социализму мы сможем сделать всех богатыми», — делал вывод Ольденбург. Однако единственным социалистическим мероприятием было названо служение валового национального дохода интересам нации. Фраза напыщенная, но пустая, не подразумевающая никаких конкретных мер. Даже простой лингвистический анализ этих текстов выявляет неприхотливость лексических конструкций и наличие самых простых грамматических форм. Это еще раз показывает, что Ольденбург и его сторонники не имели необходимого образования, которое бы позволило подобрать нужные слова, способные отразить суть их идеи. Революционная мечтательность так и осталась невыраженной, не явленной широкой публике.

Так все-таки, был ли Ольденбург национал-большевиком в 1931 году? Если брать в расчет потенциальный союз с немецкими коммунистами и намерение заключить альянс с Советской Россией, то его течение с определенной натяжкой можно было бы назвать национал-большевистским. Но более правильно говорить об одном из вариантов развития революционного национал-социализма, пути несколько отличном от штрассеровского.

Подготовка к революции у Ольденбурга шла со скрипом. Ввиду финансовых трудностей он был вынужден прекратить выпуск газеты. Хотя не оставил затею освещать жизнь «Содружества революционеров» в своих «внутренних письмах». Упрекая Штрассера в вождизме, Ольденбург вел себя не намного лучше. Причем роль вождя он отвел себе сам. Новый этап в развитии этой неприметной организации наступил в декабре 1931 года, когда бывший крайсляйтер НСДАП Готтхард Шильд создал «Национал-социалистическое — движение борьбы». В руководстве этой организации кроме самого Шильда оказались два бывших члена «Боевого содружества революционных национал-социалистов», которые несколько переработали тезисы Штрассера. Их программа предусматривала «Великую свободную социалистическую Германию», которая должна была быть построена как «военное государство с жестким руководством». Сам Шильд провозглашал национализацию индустрии и банков, введение социалистической плановой экономики, которая бы опиралась на систему советов. Экономика Германии должна была стать самодостаточной (автаркической), необходимо было ввести монополию на внешнюю торговлю, поддержать мелкого производителя и крестьянина. Это предполагалось сделать в виде предоставления субсидий, возвращения народа к земле, борьбы с бегством из деревни в город, создания крестьянских хозяйств, обладающих достаточным земельным наделом.

Эта программа построения немецкого социализма была значительно радикальнее штрассеровских построений, особенно в том, что касалось уровня и объемов национализации. Нельзя не заметить, что она предусматривала постоянно действующие советы и плановую экономику. Но и на этот раз речь шла о локальном варианте развития революционного национал-социализма. Фактически общая идеология и революционные устремления привели к объединению организаций Ольденбурга и Шильда. Именно эти люди стали играть решающую роль в среде «немецких революционеров». Они даже устроили комедийный суд, на котором был вынесен приговор: ни Гитлер, ни его идеология не имели права носить высокое звание социалиста. К сожалению, дальнейшая судьба этой организации неизвестна. Можно лишь констатировать, что группе Шильда — Ольденбурга не удалось сыграть никакой роли в истории Веймарской республики, которая в политическом хаосе доживала свои последние дни. В феврале 1933 года «Боевое содружество немецких революционеров», как и многие другие организации революционных национал-социалистов и национал-революционеров, были запрещены нацистами. Многочисленные предостережения от восприятия коммунистической идеологии позволяют отнести «немецких революционеров» все-таки к радикальному крылу революционного национал-социализма, а не к аутентичному национал-большевизму. События 1933 года и приход нацистов к власти сокрушили веру Ольденбурга в возможность сопротивления власти репрессивного государства.