Если честно, я настолько устал, что даже удивиться увиденному толком не смог, и на Танюшино хлопанье глазами и безмолвное: «А это как так?» только и сказал:

– Бывает.

– Так ведь?.. – и девушка, не закончив фразу, потыкала пальцем в сторону развалин, которые уже скрылись за поворотом.

– Мир многообразен, – многозначительно и расплывчато сообщил ей я. – В нем есть много такого, чего быть не должно, и куча всякого другого прочего.

– Эк тебя на философию потянуло, – подал голос с водительского места Зимин.

Что примечательно – он вел машину сам. Я, когда это заметил, хотел было спросить, куда подевался шофер, что привез нас сюда, но не стал. Какая разница, по сути? Главное – обратно едем.

– Так с умными людьми как пообщаешься, сразу о разных тонких материях думать начинаешь, – объяснил я, зевнув. – Растешь над собой духовно.

– Хлебнешь? – Валяев достал откуда-то, по-моему, из-под полы, бутылку коньяку.

– Давай, – не стал отказываться я. – Со стола прихватил?

– Ага, – Валяев вынул из бутылки пробку, понюхал содержимое и сделал глоток. – Вещь!

Я принял у него емкость, посмотрел на Танюшу, которая замотала головой, давая мне понять, что ни малейшего желания присоединяться к нам она не имеет. Ну и ладно, была бы честь предложена.

Коньяк, надо отметить – превосходный, мягко стукнул в виски и глаза почти сразу начали слипаться.

Я сну противиться и не собирался, отдал бутылку Валяеву, сомкнул веки и провалился в черноту.

Разбудил меня деликатный стук в дверь и голос Танюши:

– Харитон Юрьевич. Харито-о-он Юрьевич! Мы… Вы завтрак поспите.

Я открыл глаза и сразу отметил то, что пробудился в номере отеля. Интересно. Ничего не помню – ни как мы приехали, ни как добрался сюда. Вряд ли меня кто-то нес, а потом раздевал, не того калибра моя персона. Надо полагать, я все сделал сам. Но не помню ничего. Абсолютно. Как отрезало.

Нет, и вечер, и ночь в памяти остались, такое захочешь забыть – не сможешь. Из всего, что я повидал за последние полгода, это, пожалуй, одно из самых ярких приключений, в которых мне довелось участвовать. Чего только стоят все те люди, что я нынче ночью видел. Впрочем – люди ли? С другой стороны – кто же еще? Ну да, имелся в том, чему я стал свидетелем, некий налет мистицизма, но, как и всегда бывает с радеоновскими странностями, напрямую ничего сказать нельзя. Точнее – нет прямых улик того, что произошедшее вышло за грани тварного мира. Да и чего, собственно, такого я видел? Странных гардеробщиков, которые более всего напоминали не людей, а гномов или каких-нибудь дварфов? Странных гостей, которые называют Лондон Лондиниумом и одеты в стиле «бурлеск»? Так я на приемах, которые по долгу службы посещал, и не с таким сталкивался. Наши селебрити, когда «кокса» нюхнут, эдакие вещи вытворяют, так свое сознание расширяют, что даже мне иногда страшно становится. А уж мне есть с чем сравнивать.

Что еще? Странный танец? Снова не показатель. В турецких отелях подобное каждый час отплясывают. «Арам-зам-зам, гули-гули». Ну не подобное, согласен. И тем не менее.

Единственное – развалины замка. Вот очень хочется себя опять обмануть, и вышло бы у меня это, если бы не они.

Да и снова танец этот… Чего с самим собой лукавить? Сдается мне, что Зимин с Валяевым от чего-то очень нехорошего нас с Танюшей уберегли, когда из зала увели. Я ведь помню этот стук в висках и невероятное желание оказаться в первых рядах, захватившее меня всего. Зачем мне туда было нужно? Почему большинство гостей стояло на месте, топало и хлопало, а я, Танюша и еще несколько человек так рвались вперед? Чем мы отличались от остальных? Тем, что мы…

– Харито-о-о-он Юрьевич! – жалобно вздохнула за дверью Танюша. – Вы спите, да? С вами все хорошо?

– Все хорошо, дитя, – сообщил ей я и спустил ноги с кровати на пол. – По крайней мере, мне так кажется. Руки-ноги на месте, голова не болит.

Я натянул штаны, рубашку и открыл дверь.

– Ой! – щеки Танюши слегка порозовели. – Я вас все-таки разбудила?

– И правильно сделала, – я понял, что ее смутило, и застегнул пару пуговиц на рубашке. – Да что ты, в самом деле, голых пупков не видела? Не надоело тебе стесняться?

– Видела, – неуверенно сказала Танюша. – Но мы не настолько знакомы…

– После нынешней ночи мы почти родственники, – заметил я. – Ладно, постой тут, подожди еще пару минут.

Сунув ноги в тапочки, я поспешно зашлепал по коридору. Дело в том, что этот отель, он хоть и поражал богатством отделки, но имел одну неприятную деталь – уборных в номерах тут не было.

На завтрак мы все-таки не опоздали, хотя Зимин с Валяевым нас и опередили. Вот интересно – как им это удалось? Живем мы на одном этаже, по соседству, но Танюша в коридоре их не видела, хотя времени там провела изрядно. Тем не менее – вон они сидят, кушают омлет с ветчиной, похрустывают тостами и о чем-то переговариваются.

– Привет, – помахал вилкой Валяев. – Садитесь, мы вас уже заждались. Кельнер, дай-ка нашим друзьям по двойной порции омлета, да по паре-тройке сосисок на тарелку кинь. И еще пару тарелок с мясным ассорти на стол поставь, они не лишние будут.

Молодой человек в белоснежной сорочке, при бабочке и в фартуке официанта кивнул и посмотрел на нас.

– Что будете пить? – с сильнейшим акцентом, но зато по-русски спросил он у нас.

– Хорошо бы кофе, – пискнула Танюша. – Черный и без сахара.

– А мне чайку покрепче, с лимоном, – добавил я. – И еще – тут курить можно?

Официант молча показал на стол, где стояла пепельница. Мол – если она есть, то, значит, можно.

– Я так понимаю, Марина не появилась до сих пор? – сказал я, дождавшись ухода официанта. – И сразу – надо ли нам по этому поводу начинать переживать? Юную леди я в расчет не беру, на ней и так лица нет, речь конкретно о нас.

– О тебе, – Валяев сдобрил горчицей толстенную сосиску, вздетую на вилку, откусил от нее сразу половину, довольно улыбнулся и продолжил с набитым ртом: – Лично я довольно давно перестал переживать о будущности этой особы. Как только узнал, что она за моей спиной ведет свою игру, так сразу и перестал. Что ты глазами хлопаешь? Киф, не изображай из себя безмозглую бабочку-однодневку, ты ведь обо всем давно догадался.

– Или даже раньше знал, просто вида не подавал, – добавил Зимин, намазывающий масло на тост. – Танечка, держите. Да не стесняйтесь, мне не сложно.

– Да? – Валяев даже жевать перестал и уставился на приятеля. – Да нет, Макс, не преувеличивай. Киф, конечно, изрядный темнила, но стороны в конфликтах и столкновениях он всегда выбирает безошибочно верно.

Пришел официант, принес нам с Танюшей по здоровенной тарелке с омлетом и сосисками. И то, и другое пахло одуряюще вкусно, и я понял, насколько голоден.

– Не знал я ничего, – вооружившись ножом и вилкой, сообщил соседям по столу я. – А если бы и знал, то попробовал бы ее отговорить что-то подобное делать. Не напрямую, намеками – но попробовал.

– Но нам про это сообщать не стал бы? – утвердительно произнес Зимин.

– Нет, – покачал головой я и отправил в рот ломоть сочного омлета, который оказался не только с ветчиной, но и с сыром. – Я никогда не выдаю чужие тайны, которые доверены мне сознательно и под мое честное слово.

– Не назвал бы это добродетелью, – с неудовольствием проворчал Валяев. – Да и разумным походом к делу тоже. Вот знал бы ты все, промолчал, а она возьми и скажи, что ты в теме. И все, не отмажешься, ты уже соучастник. Недонесение – это тоже, знаешь…

– Месяца три назад мне довелось быть свидетелем того, как руководство московского филиала одной крупной компании обсуждало некое событие, о котором следовало бы сообщить вышестоящему начальству, – плюнув на условности, с набитым ртом проговорил я. – Но делать этого оно очень не хотело, по ряду причин. Из всех присутствующих тогда в кабинете людей, я являлся единственным человеком, который был не при делах, и претензий к работе которого не было никаких. А еще – у меня была возможность сообщить о том, что я услышал в тот день, а значит, заработать себе призовые очки. Но я этого не сделал, потому что никогда не выдаю чужие тайны, которые знаю. Наверное, это не добродетель, но это один из моих немногочисленных жизненных принципов. Я не ем детей, я не бью животных, я не торгую наркотиками, и не выдаю чужие тайны.

Зимин и Валяев переглянулись, поняв, о каком именно разговоре я веду речь.

– А как же заповеди? – иронично спросил у меня Валяев. – Я не услышал ничего про вожделение жены ближнего своего и «не убий»?

– Ну, жизнь штука такая, – я отправил в рот кусок сосиски. – Никогда не знаешь, что придется делать на следующий день. Да и жены ближних своих не всегда говорят, что они их жены.

– Прах с ними, с женами, – Зимин достал из кармана сигару в футляре. – Танюша, вы не против, если я немного подымлю?

Девушка немедленно одобрительно кивнула. Она не до конца понимала наш разговор, но сообразила, что все это «жжжж» неспроста, и избрала для себя единственно верную позицию – стороннего наблюдателя.

– Благодарю, – Зимин открыл футляр. – Киф, все так, ты имел возможность усложнить нам жизнь, но все-таки данная аналогия не до конца верна. В данном случае твоя цель была бы выслужиться, наша же общая подруга планировала нас уничтожить. Нет-нет, Танюша, не охайте. В кадровом смысле, разумеется, а не в физическом.

– Применительно к «Радеону» одно от другого недалеко стоит, – Валяев шумно отпил чаю. – Но я согласен с Максом, ситуации разные. При этом сразу скажу – я тебя за гада сроду не держал, а эту белобрысую заразу еще тогда, в Мехико, невзлюбил.

– Это потому, что тогда в Мехико она тебе… – Зимин посмотрел на Танюшу, уткнувшуюся в тарелку. – Э-э-э-э… Отказала. Но сотрудник Марина все-таки отменный, и это тоже следует признать.

– Потому мы тогда и приняли решение о ее назначении, – согласился с ним Валяев. – Остальные-то еще дурнее. И потом – за нее просили, ты помнишь кто, потому как только представилась возможность посадить ее в начальственное кресло, мы это сделали.

Помню я эту возможность и толстяка, который пыхтел, пытаясь раздвинуть ноги Вике. Как там его звали? Стерлось уже имя из памяти. Рожу помню, обвисшее волосатое брюхо тоже, а фамилию забыл.

– Бла-бла-бла, – Зимин раскурил сигару. – Что теперь об этом? Все уже случилось так, как случилось. Она высоко взобралась, и полагала, что для нее это не предел.

– Кстати – вполне понятное и разумное желание, – заметил я. – Свойственное большинству людей. Да вот, чего далеко ходить. Танюша, золотко, что ты выберешь – быть богатой и здоровой или бедной и больной? Только сразу и честно, без всяких там: «Если только для этого мне не придется жертвовать принципами». Просто – что лучше?

– Лучше быть богатой и здоровой, – ответила девушка. – Хотя и вопрос принципов в данном случае опускать не стоит. У вас вот тоже они есть, сами только что говорили. Есть какие-то вещи, через которые мне лично не переступить, даже на пути к богатству и здоровью.

– Когда такое слышу, всегда хочется одного – провести не очень законный, но зато очень показательный эксперимент, – сказал Валяев. – Поставить чемоданчик с миллионом долларов у ног какого-нибудь бедолаги, вручить высокоморальному гражданину пистолет и сказать, что сразу после того, как вон тот человек умрет, он сразу станет богатым. Один выстрел – и ты миллионер. И дать ему на размышление одну минуту.

– Я бы не выстрелила, – твердо сказала Танюша. – Просто не смогла бы убить человека.

– А ты, Киф? – поинтересовался у меня Зимин.

Вместо ответа я отправил в рот очередную порцию омлета. Я не знал, что выберу. Честно – не знал. Убить человека сложно, я это понял еще тогда, зимой, когда по ночным дворам с Викой бродил и не знал, чем все закончится. Точнее – не знал, смогу ли выстрелить даже при условии, что на кону будут наши жизни.

Но и миллион – это миллион.

«Да» или «нет» произнести проще простого, никто не потребует сейчас от меня ответа за эти слова, вот только кто даст гарантию, что через пару недель я на самом деле не окажусь в подобной ситуации? Эти славные парни набиты сюрпризами, как шар на детском празднике.

– Киф, ты не ответил, – толкнул меня в бок Валяев.

– По ситуации, – я вытер салфеткой рот, с печалью посмотрел на опустевшую тарелку и подтянул к себе блюдо с мясным ассорти. – Не все решают деньги, есть и другие косвенные причины нажать или не нажать курок.

– Ладно, сойдем с этой темы, – предложил Зимин, пыхнув сигарой. – Что, друзья, какие планы на сегодня?

– Я не знаю, – с готовностью отозвалась Танюша. – Мне при Марине Александровне полагается состоять, а ее нет. Так что сижу в номере и жду.

– Да вот еще! – фыркнул Валяев, доставая из кармана пачку сигарет. – Приехать в Прагу и сидеть в номере? Какая глупость. Киф, мы будем немного заняты, нам надо нанести несколько визитов вежливости, так что возьми барышню на себя. Своди ее в зоопарк, что ли? По Старому Городу прогуляйтесь, сувениров купите, пообедайте в каком-нибудь местном ресторанчике, благо им тут числа нет. Только не в самом центре, там муляж, а не национальная кухня, все под туристов заточено.

Я одобрительно кивнул, заканчивая создание многоэтажного бутерброда.

– Нет-нет, – помотала головой Танюша, русые пряди волос мотнулись в стороны, выглядело это невероятно очаровательно. – Как же? А потом Марина Александровна вернется, и…

– Думаю, последнее является маловероятным, – тихо и очень серьезно сказал Зимин, телефон которого парой секунд раньше пискнул, сообщая о приходе СМСки. – По крайней мере, в обозримом будущем.

– Поясни, – потребовал Валяев, откладывая в сторону зажигалку и сигарету.

Вместо ответа Зимин передал ему свой коммуникатор.

Тот прочел сообщение, хмыкнул и передал гаджет уже мне.

«Рад, что все разрешилось благополучно, в вашем дальнейшем пребывании здесь необходимости больше нет, вы можете беспрепятственно отправляться в Москву.

Да, я принял решение предоставить вашей дружной компании самолет корпорации. А почему бы и нет? Вылет – сегодня вечером. Максимилиан, с тобой свяжутся и назовут точное время.

P.S. Максимилиан, по возвращении в Москву озаботься подбором нового человека на пост начальника отдела по связям с общественностью. Досье кандидатов представишь мне лично, через пару недель, когда я сам приеду в московский офис».

– Ну, вот и ясность, – Валяев сунул сигарету в рот и щелкнул зажигалкой. – Каждому свое, как всегда.

– Что-то не так? – Танюша переводила взгляд с одного лица на другое.

– Как тебе сказать? – Зимин побарабанил пальцами по столу. – Скорее – все так. Так, как и должно было произойти. Хотя мне, если честно, хотелось бы иной развязки. Но одно несомненно – мы прощены. Кит, нет повода не порадоваться.

Значит, Марине не повезло. И крепко не повезло, как бы не летально.

Или я сгущаю краски? Почему сразу – смерть? Отправили ее куда-нибудь в зимбабвийский или кенийский филиал, в самые закоулки земного шара, на предмет исправительных работ – да и все.

Я посмотрел на Валяева, который выпустил дым через ноздри и уставился мне в глаза.

– Спроси, если хочешь, – улыбнувшись, предложил он. – Я отвечу.

– Скажи только – да или нет? – не отводя взгляда, я протянул телефон Зимину.

– Да, – Валяев снова затянулся сигаретой. – Да, вы все-таки успеете и в зоопарк сходить, и пообедать. Или ты о чем-то другом?

– Именно об этом, о чем же еще, – я повернулся к Танюше. – Увы, но Марину Александровну здесь задержат дела, так что ты отправляешься в Москву с нами. Она дала на этот счет четкие указания. Если точнее – она попросила меня присмотреть за тобой, так что собирайся, пойдем жирафу глядеть. Ну и пироженками я тебя накормлю, это само собой.

– Сладкого не надо, – взмолилась девушка, поднеся руку ко рту. – Мне вчерашнего торта хватило! Я теперь кондитерку еще долго есть не стану.

– Это ты сейчас так говоришь, – засмеялся Валяев. – А как зайдете в ресторан, так и сойдет это твое «долго» на нет. Как без рулетика с маком или без эклера с заварным кремом под кофе? Никак!

– Вы так вкусно говорите, – опечалилась Танюша.

– Да, вот еще что, – я положил локти на стол и уставился на нашу переводчицу. – Марина с тобой полностью рассчиталась за работу? Есть у меня подозрение, что она заплатила тебе только аванс, а остальное должна была отдать по возвращении, так сказать – по результату.

– Так она и рассчитается, – смутилась Танюша, в очередной раз покраснев. – Когда вернется в Москву. Давайте об этом не будем, хорошо? Это неловкая тема.

– Обязательно будем, – Зимин потушил сигару. – Кто знает, когда она вернется? У нас тут бизнес, милое дитя. Ничего, что я вас так называю? Ну и хорошо. Так вот – у нас тут бизнес, причем международный, а потому Марина Александровна запросто может вернуться в Россию через неделю, месяц или год. Или лет через пять.

– Вот-вот, – поддержал я Зимина. – Максим, думаю, «Радеон» может взять на себя оплату услуг Татьяны. В конце концов, она честно выполнила свои обязанности.

– Несомненно, – с достоинством ответил Зимин и достал из кармана пиджака бумажник с монограммой. – Татьяна, назовите цифру. И я вас очень прошу – давайте без излишней мнительности и стеснений. Работа есть работа, она должна быть вознаграждена.

Бедная Танюша не знала, куда деть глаза, похоже, что ей вовсе никакие деньги были уже не нужны. Боги мои, как она собирается выживать в этом мире? Надеюсь, что судьба будет к этой девушке снисходительна и подарит ей хорошего и надежного парня, за которым этот ребенок спрячется от житейских бурь. Ей-ей, она этого достойна.

– Татьяна! – хлопнул я ладонью по столу. – Сами себя задерживаем. У нас самолет вечером, время уходит. А я еще хочу выпить пива, ибо побывать в Чехии и не заглянуть хотя бы в пару-тройку пивниц, это преступление перед мировой культурой.

– Двести евро аванса и еще триста по прибытии обратно в Москву, – пискнула девушка затравленно.

– Ну и жадюга же Вежлева, – хохотнул Валяев. – Ни стыда, ни совести.

– Здесь тысяча, – отсчитал купюры Зимин и повторил мой жест, припечатав ладонь к столу. – И никаких возражений. Остальное – премия за хорошую работу. Плюс – вы же не только Марине услуги оказывали? И Кифу вы тоже помогали, хотя и могли этого не делать. Да-да, я видел сам. Так что это все ваше.

Тоненькая стопочка денег лежала на столе, Танюша смотрела то на нее, то на меня.

– Что еще? – устало спросил я у нее.

– Это все как-то… – девушка явно не находила нужных слов. – Странно!

– Как это верно подмечено, – согласился с ней я. – Но и очевидно. Таня, ты попала в странное место в странной компании, так что принимай условия игры, по крайней мере, до тех пор, пока не вернешься на родную землю. А после ты окунешься в свою привычную жизнь и со временем забудешь все, что видела и слышала здесь, в Чехии. Неделя-другая, и все мы станем воспоминаниями.

– Вы полагаете? – с сомнением спросила у меня Танюша.

– Да уж будьте покойны, – Зимин пододвинул деньги к ней. – Так всегда и бывает. Человеческая память избирательна и милосердна, она избавляется от лишнего так же ловко, как хирург от пораженного болезнью органа. Я и мои друзья будем в ней лишними, так что Киф прав.

– Да-да, – поддержал его Валяев. – И лето не успеет наступить, как ты уже не сможешь вспомнить наши лица.

– Глупости какие, – Танюша протянула руку и таки забрала купюры со стола. – У меня очень хорошая память. И потом – мне же надо убедиться в том, что Марина Александровна не имеет ко мне претензий.

– Ни малейших, – Валяев подцепил с тарелки кусок колбасы и отправил его в рот. – Еще раз тебе говорю – забудь. Контракт выполнен и закрыт.

– Иди, собирайся, – сказал я девушке. – Не будем терять времени.

– Да, Татьяна, вот еще что, – остановил девушку, которая уже встала из-за стола, Зимин. – Подготовьте сразу свои вещи к отъезду и оставьте их в номере около двери. Киф, вы сюда уже не возвращайтесь, из Праги езжайте сразу в Прагу-6, в аэропорт. Лучше всего, если часам к пяти вы будете уже там.

– Маловато времени для зоопарка, города и пивных, – посетовал я. – Что-то придется выбрасывать из плана.

– Зоопарк, – тут же сказала Танюша. – Жирафа я уже видела. Лучше побольше по городу походим. Да, а платье мне где оставить? На кровать положить или в шкаф повесить?

– Какое платье? – недоуменно посмотрел на нее Зимин.

– В котором я сегодня ночью была, – Танюша неопределенно махнула рукой. – Оно же дорогущее, мы же его напрокат брали?

– Киф, объясни ей все, – утомленно попросил меня Зимин и пододвинул к себе мой чай, который пару минут назад мне подал официант. – Мой лимит очевидных фраз на сегодня израсходован.

– Тань, ты же все уже поняла, – вложил я в голос всю отпущенную мне силу убеждения. – Давай не будем тратить еще десять минут на игры в стиле «как же так?» и «да бери уже!».

– И не подумаю, – заставила нас всех дружно удивиться Танюша. – Деньги – это деньги, их заработать можно, а такое платье – оно не каждый день на голову сваливается. Авторская вещь. Так что я только «за».

И она удалилась.

– Вот тебе и раз, – посмотрел ей вслед Валяев.

– Женщина, – пожал плечами я. – Чего ты хотел?

– Макс, может, все-таки сделаем ей предложение? – задумчиво протянул Валяев. – Ну да, принципов и комплексов многовато, но характер-то есть. Нам такие нужны. Пошкурим, обтешем, выдавим все ненужное, через год она у нас человеком станет.

– Не надо, – попросил его я. – Никита, оставь ее в покое, пусть живет, как жила, и остается тем, кто она есть. Считай это моей личной просьбой. И можешь мне ничего не дарить на следующий день рождения.

– Нет, так нет, – с легкостью согласился Валяев. – И правда – пусть себе живет.

– Киф, если ты хочешь что-то спросить про Вежлеву, то даже не начинай этот разговор, – посоветовал мне Зимин – У меня, как и у Кита, есть кое-какие мысли на этот счет, но это все только догадки. Да и ты, как мне думается, тоже что-то предполагаешь. Очень может быть, что наши мысли сходятся, но мы не станем это обсуждать, понятно? Ни здесь, ни в самолете, ни потом, в «Радеоне». Если Марина вернется и назовет нас баранами, которые не понимают шуток и могли ее подождать – отлично. Если нет… То был приказ руководства. Ротация, господа, ротация. Каждый толковый сотрудник из московского офиса имеет шанс попасть в нью-йоркский или амстердамский филиал, почему нет?

Самое интересное, что Валяев и Зимин, похоже, не испытывали радости по поводу собственной победы, а это ведь была именно она.

Что до меня – не скажу, что произошедшее меня повергло в ужас. Марину жалко, спора нет, но, если честно и по здравому размышлению – она знала, что играет с огнем. Одно дело – случайность, драма, форс-мажор, даже интрига. Попал человек в цепочку событий, которые от него не зависят, и сгорел как мотылек в огне, сам того не заметив. Таких – жалко.

А тут подобного и рядом нет. Вежлева сознательно влезла в клетку с тиграми и попробовала отдавать им команды, не имея достаточного опыта, револьвера в руках и пожарников с брандспойтами за клеткой. Естественно, что ее сожрали.

Я ведь не соврал Зимину, я на самом деле не знал об этих ее наполеоновских планах. А если бы знал, обязательно посоветовал в это все не лезть. Понятное дело, что она меня бы даже слушать не стала, но хоть попробовал бы.

– Пойду, – встал я из-за стола. – Макс, держи меня в курсе по поводу времени отлета, хорошо?

Прозвучит, скорее всего, странно, но мы прекрасно провели время с Танюшей. Нет-нет, это было именно что дружеское времяпровождение. Мы погуляли по городу, посетили несколько сувенирных лавок, я выпил пива, она все-таки соблазнилась пирожными, то есть были самыми что ни на есть настоящими туристами. А я так еще и некий бонус получил, в виде завистливых взглядов части мужского населения. Девушка-то она красивая и вроде как при мне. Пустячок – а самолюбию приятно.

И за всю прогулку ни словом не обмолвились ни о прошлой ночи, ни о Марине. Не было для нас этих тем.

В самолете тоже никто про это не вспоминал. Мы с Танюшей вволю находились по городу и, признаться, изрядно продрогли, а потому, напившись чаю, сразу задремали в соседних креслах. Что до Зимина с Валяевым, то эти двое что-то деловито обсуждали друг с другом, причем очень тихо, настолько, что до нас даже обрывки фраз не долетали.

Да и шут с ними.

И как же я был рад вдохнуть влажный загазованный московский воздух! Все-таки свой город – это свой город. Он, правда, приготовил нам типично московский сюрприз – позавчерашний снег и мороз превратились в оттепель, ту самую, которая украшает обувь белыми разводами и полностью парализует наземное движение в городе, но это меня совершенно не печалило. Я вернулся домой, теперь можно не спешить.

Собственно, нам все равно пришлось заложить петлю, поскольку сначала мы забросили домой Танюшу. Она проживала на улице Народного Ополчения, далековато от нашего Чертаново.

Для пущего душевного спокойствия я проводил ее до квартиры (а меня, в свою очередь, проводил водитель машины, вот такой вышел винегрет), получил прощальную, чуть виноватую улыбку и братский поцелуй в щеку.

– Спасибо, – лучезарно улыбнулась наша переводчица, которая, сдается мне, так до конца и не поняла, что имела все шансы больше никогда не увидеть своего дома. – Все было необычно, но очень интересно. Жалко только, что с Мариной Александровной я так и не поговорила. Когда увидите ее, попросите мне позвонить, хорошо? А то я ее набираю, а она все недоступна.

– Хорошо, – пообещал я. – Как только увижу – непременно попрошу. А ты, Танюша, в следующий раз все-таки поосторожней выбирай нанимателей. И предоплату процентов восемьдесят проси, на всякий случай. Люди, они разные бывают.

На том мы и расстались. Надеюсь, что мы правы, и скоро все случившееся будет ей казаться не более чем забавной поездкой со странноватыми попутчиками.

В результате, в «Радеон» мы попали совсем уже вечером, но и то хорошо, поскольку был шанс вовсе до него не доехать. Просто Валяев неукротимо рвался в какой-нибудь ресторан, дабы возвращение, и если бы он нас уломал, то фиг бы мы быстро оттуда выбрались.

В лифте, когда я поднимался на свой этаж, меня, наконец, отпустило. Как обычно и бывает в таких случаях, на секунду стало тяжело дышать, а потом навалилась дикая усталость из разряда «добрести бы до кровати». Чуть сумку, которую я все-таки не забыл захватить из машины, не выронил из рук.

Вот такой у меня механизм внутренней защиты при стрессах. Как говорится – у кого что.

Мне он всегда видится как некая пружина, которая в ситуации повышенного риска сжимается у меня внутри и аккумулирует все силы, все резервы организма. Понятно, что это не более чем посредственное сравнение, но вот так мне кажется.

Ну а когда все заканчивается, пружина разжимается и за этим следуют слабость и усталость. Резервы организма – они не безграничны. Как и нервные клетки, которые еще и не восстанавливаются.

Нет, вообще я стрессоустойчив, при моей профессии по-иному нельзя. Больше скажу – в иных переделках даже пытаюсь помочь другим людям, хотя, что греха таить, не всегда. По ситуации, скажем так.

Знаете, как это бывает – когда приходит большая напасть, все реагируют по-разному.

Одни сразу говорят:

– Ну, все пропало, теперь нам конец.

Такие люди опускают руки и ждут, куда именно вырулит ситуация, выискивают, на кого можно потом будет свалить все беды, и запасаются документами, подтверждающими, что они тут ни при чем, что виноват во всем кто-то другой, и даже свидетелями этого. Иногда еще уходят в кратковременный или даже затяжной запой, мол – слаб человек, не всегда может с собой совладать.

Есть другие, они из тех, кто не отступает перед стихией, они встречают напасти с высоко поднятой головой, пытаются всех спасти, берут ответственность за происходящее на себя и призывают к тому, чтобы детей и стариков выводили из горящего здания первыми. Это достойные люди, я их уважаю, жалко только, что за все свои труды они, в лучшем случае, получают красивый гранитный памятник на кладбище средней престижности. И то если повезет. А так обычно им и этого не перепадает. Инфаркт там или медальку – это запросто, но чего-то посерьезнее – это нет. Такие люди верят делам, а не бумагам, а решают дело в итоге именно последние. И по ним, по бумагам, выходит так, что спасли всех как раз те, которые в начале орали: «Все пропало». Им и достаются лавры, статьи в журналах, и телеинтервью с юными тонконогими ведущими в коротких юбках.

Я же не из тех и не из других. Беды я привык встречать спокойно, но, как и было сказано, при этом осознаю, что в одиночку спасаться куда проще. Ну или малым числом.

Отчаянно зевая, я выполз из лифта и увидел за стойкой Лику.

– Привет, – сказал ей я, расстегивая пуховик. – Давно не встречались.

– Временно работала на других этажах, – пояснила девушка. – Мной как-то резко заинтересовалась служба безопасности, потом кадровики тестами мучали…

– О как, – почесал затылок я. – Слушай, наверное, в этом есть моя вина. Упоминал я про тебя в разговорах, готовил почву для карьерного роста.

– Так я без претензий, – заулыбалась Лика. – Ну помурыжили, зато теперь зарплату прибавили и дали понять, что этот самый рост не за горами.

– Он мог случиться уже давно, – напомнил я ей. – Без всякой маеты. Сама отказалась.

– У меня есть цель, и я к ней иду, – Лика поправила косынку на шее. – И вы дали слово, так что я жду его выполнения.

– Раз дал – сдержу, – подавил зевок я. – Если у самого что воспоследует. Ладно, я спать. Устал как собака.

Вика еще бодрствовала. Она крайне удивилась, увидев меня, но при этом было заметно, что кроме удивления имеет место быть и радость, причем – искренняя. Это было приятно. Вообще, хорошо, когда тебя дома ждут и когда тебе рады, я это только сейчас неожиданно для себя понял. До того меня дома только пыль ждала, а у нее с эмоциями туго.

Вика задавала какие-то вопросы, радовалась немудреным сувенирам, что я ей купил, и даже ругалась, поняв, что сумку с вещами я то ли с собой вовсе не брал, то ли даже не открывал. Она там, оказывается, меточку установила на молнии.

А я сидел, слушал и думал, что поездка все-таки была ой-ой-ой. В романах среднего пошиба обычно пишут, что такие приключения во многом меняют личность героя. Ну, во мне лично ничего не изменилось, годы мои не те, чтобы трансформироваться как сущность. Но вот расстановка фигур на доске и мое личное местоположение на ней – это да, тут все опять перемешалось. Не то, чтобы кардинально, но тем не менее. И с этим надо что-то делать.

А потом я уснул, будто и не было нескольких часов сна в самолете, не допив чай и не сходив в душ. Я же говорю – разжалась пружина.

Можете считать меня бездуховным и бессердечным, но в последующие несколько дней я совершенно не думал о том, что видел и слышал в Праге. Да и над чем там особо размышлять? По поводу ночного мероприятия я уже все что мог, то прикинул в голове, по поводу Марины… Смысл думать о том, чего не изменишь? Жалко ее. Красивая была. Со своими – добрая. Умная. Последнее ее и сгубило. Это – и жажда власти. И на этом – все.

Впрочем, вру. Разговор со Стариком я в голове несколько раз прогнал туда-сюда, постаравшись восстановить его до слова, до малейшей интонации. В этой беседе, сдается мне, каждая деталь значима.

Кое-какие выводы я сделал, но, как это ни печально, поделиться ими ни с кем не мог. Жаль. Когда ты мысли проговариваешь вслух, иногда обнаруживаешь в них элементарные ошибки. Собеседник – это вообще великое дело, особенно если он умеет слушать и думать. Причем первое мне всегда казалось более важным, чем второе.

Вот только мне с кем о Старике говорить? С Викой? С Зиминым? С Валяевым? Или с Азовым?

Его, кстати, я встретил в понедельник утром, там, где менее всего ожидал увидеть.

Это случилось в Шереметьево, куда мы с Викой приехали встречать моих стариков. Прибыли мы с запасом, как это водится у женщин, когда они берут власть в свои руки. Исходя из соображения: «А вдруг они прилетят раньше?», Вика приперлась в аэропорт за полчаса до посадки нужного нам рейса, и тут же заявила, что очень рада этому обстоятельству. Мол, она давно хотела посмотреть, как оно здесь все обустроено. Она же, в отличие от меня, по заграницам не мотается туда-сюда, она работает, обеспечивает уют и создает некий фундамент. Что значит, для чего фундамент? Для того!

Выдав последнюю фразу, Вика повернулась ко мне спиной и отправилась на второй этаж. Я же посмотрел ей вслед и пошел в «Шоколадницу», ту самую, где мы пили кофе несколько дней назад, сел за тот же столик и заказал кофе.

А минут через десять ко мне подсел Азов.

– Как съездил? – без всяких приветствий спросил он у меня.

– Познавательно, – сообщил я ему. – Прага зимой не менее красива, чем летом.

– Бесспорно, – согласился он со мной. – Она немного другая, но все такая же прекрасная.

– А вы здесь встречаете кого или провожаете? – полюбопытствовал я.

– Пожалуй, что встречаю, – Азов поднял руку, подзывая официантку. – Есть некоторые вещи, которые надо самому проконтролировать, их другим не поручишь. Значит – удачно слетал?

– Можно и так сказать, – уклончиво ответил я. – Было интересно, хотя и не все понятно.

– Так вся жизнь наша такая, – философски произнес Азов. – В ней почти все интересно, а самое любопытное – непонятно. И зачастую опасно. Некоторым хватает ума своевременно остановиться, некоторым нет. Я рад, что ты относишься к первой категории.

– Вы так думаете? – посмотрел я на него. – Ну что я отношусь именно к тем, кто способен своевременно остановиться?

– Уверен, – Азов откинулся на спинку кресла. – Ты же вернулся в Москву. Сам вернулся, целый и здоровый. Чем не подтверждение моих слов? И сразу совет – впредь проявляй такое же благоразумие, тогда, возможно, все закончится хорошо. Лично для тебя.

– Хотелось бы верить, – я отпил латте, который показался мне не таким вкусным, как пару минут назад. Горчил он теперь как-то.

– А ты верь, – Азов кому-то помахал рукой. – О, вот и Вика. Сдается мне, что объявили о посадке самолета твоих родителей, так что договорим как-нибудь потом.

Так оно и было – Вика махала рукой, подзывая меня к себе, и попутно тревожно улыбалась Азову.

– Пойду, – сказал я безопаснику. – А то у нее сейчас руки оторвутся.

– Давай-давай, – одобрил он. – За счет не беспокойся, я его оплачу. Ведь для чего-то подобного друзья и нужны? Мы же друзья?

– А как же, – заверил я его. – Еще какие.

У меня был невероятный соблазн после этих слов бросить на стол купюру, но я не стал этого делать. Это было бы слишком кинематографично и, что самое главное, крайне неразумно. Потому я просто пожал ему руку и было пошел к Вике, но потом остановился и вернулся к столику.

– Все хотел поинтересоваться, – сказал я Азову, вопросительно глядящему на меня. – А что Ромео? Нашли вы с ним общий язык?

– Ромео, – Илья Павлович печально вздохнул. – Там такая петрушка вышла… Съел он что-то не то, и помер в одночасье, от заворота кишок. Вроде бы наемник, гвозди должен переваривать – и на тебе. Я очень по этому поводу расстроился, даже хотел проверку нашего общепита устроить, еле меня уговорили этого не делать. Все планы прахом пошли.

– Беда, – изобразил я скорбь на лице. – Бывает же такое.

– Ну да, – Азов потыкал пальцем в сторону Вики. – Киф, беги, а то у нее и правда сейчас руки оторвутся. Или у тебя потом голова.

Стало быть – не повезло Ромео. Это только в фильмах наемники сухими из воды выходят, а в жизни – фигушки. Досталась, выходит, моему убийце сосиска замедленного действия, которую он не переварил.

Проходя мимо информационного табло и краем уха слушая отчитывавшую меня Вику, я заметил, что почти следом за тем рейсом, которым прилетали мои родители, следует рейс из Праги. Не знаю, совпадение это или нет, но у меня появились кое-какие мысли по данному поводу. Не самые лучшие, признаться, и именно по этой причине я немедленно выкинул их из головы. Есть вещи, о которых не следует размышлять, просто в силу того, что они тебя не касаются. Как, впрочем, и судьба незадачливого Ромео.