Азова я у Зимина не увидел. Но с остальным угадал – Валяев и коньяк были тут как тут.

– Ты не спешил, – заметил хозяин кабинета, обмакнув кончик сигары в широкогорлую рюмку. – Мы ждали тебя раньше.

– Работа, – я стянул с себя пуховик и бросил его на свободное кресло. – Как смог – сразу приехал. Вот, даже к себе не зашел, сразу сюда отправился.

– Коньячку? – Валяев не дожидаясь моего ответа набулькал в пустой бокал изрядную дозу указанного напитка и протянул его мне. – С морозца?

– Или глинтвейна попросить сделать? – ехидно поинтересовался Зимин. – Я могу, мне не сложно.

Ну да, глинтвейн я теперь долго пить не буду. Как вспомню запах корицы и вкус горячего вина во рту, так в животе все винтом закручивается. Все-таки очень больно мне тогда было.

– Макс, – укоризненно произнес Валяев и понимающе посмотрел на меня. – Киф, да ты садись, чего стоишь? Тем более, что у нас в кои-то веки выдался свободный вечер, так что можем поболтать о том о сем, выпить.

– Только за этим звали? – с сомнением спросил у него я. – Я думал, дело какое-то неотложное образовалось, и голос у Макса был по телефону командный.

– Вообще-то мы друзья, – заметил Зимин, выпустив кольцо дыма. – И если ты сам к нам на рюмку коньяку не заходишь, то приходится тебя сюда заманивать в приказном порядке.

– Тебе, видишь ли, наши верхние этажи не милы, – подхватил его слова Валяев. – Тебя все в подвалы тянет.

– Можно подумать, что я под землю доброй волей лезу, – не остался в долгу я, приняв бокал и плюхнувшись в кресло. – Будто там медом намазано. Сами знаете – есть визиты, от которых не отказаться.

– Ерунда, – Зимин скептически посмотрел на меня. – Отказаться в этой жизни можно от чего угодно, было бы желание.

– Вопрос в цене, – не согласился с ним я. – Есть такая, которую я заплатить не готов.

– Это потому что ты не достиг согласия с самим собой, – Валяев цапнул из коробки, лежащей на столе, сигару. – А все от того, что нет у тебя понимания главной цели жизни и душевного равновесия тоже нет.

– Душевное равновесие, – Зимин презрительно сморщился. – Кит, опять ты о каких-то отвлеченных вещах начал рассуждать. Что есть душа? Есть ли эта душа вообще? Вот скажи мне, Киф – у тебя есть душа?

– Не знаю, не щупал, – я отсалютовал собеседникам бокалом и отпил коньяку, блаженно фыркнул и продолжил: – Все, что не трогал руками, то подвергаю сомнению. Я агностик.

– Вот это правильный подход, – одобрил мои слова Зимин. – Разумный и практичный. Я даже готов забрать обратно свои недавние слова.

– И тем не менее – люди цепляются за понятие «душа» веками, – упорствовал Валяев. – В какой связи? Не просто же так?

– Люди и в пришельцев из космоса верят, – Зимин скорчил забавную рожицу. – А еще – в геенну огненную. Как с этим быть?

– Ты можешь опровергнуть или подтвердить их наличие? – Валяев решил бить врага его же оружием. – Ведь они могут и существовать, почему бы и нет?

И эта парочка обменялась ехидными взглядами, а после уставилась на меня, ожидая моей реплики.

– Съесть бы сейчас что-нибудь эдакое, – я повертел пальцами в воздухе. – Жареное. Для души, которая то ли есть, то ли нет. Желательно с горчицей и хреном. Но можно и с майонезом.

Не люблю я как разговоры по душам, так и разговоры о душе. И особенно с данными собеседниками.

– Что за человек? – Зимин затянулся сигарой. – С ним о возвышенном, о сути жизни человеческой, а он о жратве думает.

– Человек как человек, – Валяев встал с кресла и потянулся. – Из мяса и костей, которым для поддержания себя в форме нужны белки, жиры и углеводы. Мне, кстати, тоже они потребны, я тоже есть хочу. Макс, звякни кому-нибудь, пускай снеди принесут, в самом-то деле.

Последнее, в смысле – просьба позвонить, было вполне объяснимо – Елизы на посту не было, в приемной вообще царили непривычные тишина и пустота. Наверное, она за билетами в аэропорт уехала. Шутка.

– Скажи мне, любезный Киф, а что ты сегодня отчебучил в редакции? – спросил у меня Зимин, повесив трубку. – Мне Ядвига звонила, всю щеку слюной забрызгала, орала, что ты какого-то ее сотрудника избил до полусмерти, требовала тебя привлечь к ответственности.

– Какой именно? – даже удивился я. – Дисциплинарной или уголовной?

– Ну, из «Радеона» как с Дона – властям выдачи нет, – Зимин пригладил волосы. – А любая другая ответственность тебе как слону горчичник – ты даже не почешешься. У тебя, дорогой друг, нет совести, потому и о дисциплине говорить глупо.

– Что да – то да, – скромно подтвердил я. – Точнее – чего нет, того нет.

– Но ты мне объясни – зачем? – Зимин положил локти на стол и с любопытством подался вперед. – Морду-то зачем бить? Что за варварские методы?

– Привычка, – вроде как даже изобразил смущение я. – Сам знаю, что неправильно это, но поделать с собой ничего не смог. Рефлексы. Очень там пакостный тип был.

– Да набил – и набил, – заступился за меня Валяев. – Я тоже иногда… Кхм… Бывает, в общем.

– При случае, если с ней столкнешься… – начал было Зимин, но я его беспардонно перебил:

– Извиняться не буду. Не тот случай. Ей только палец сунь – она мне руку по плечо отгрызет, а потом еще и на глотку нацелится. Проще говоря – не слезет она с меня потом.

– А вот это не самый плохой вариант, – Валяев расплылся в улыбке. – В смысле «не слезет». Ну а что? Талия у нее тонкая, задница крепкая, а коленки круглые. Чего ж тебе надо еще, пройдоха?

– Ничего мне от нее не надо, – чуть ли не сплюнул я. – Мне надо нейтралитета, причем такого, что она здесь, я там, и никто никому ничего не должен. Меня сам факт того, что она за меня кому-то слово замолвила, насторожил до ужаса. А тут еще и извинения.

– Парень прав, – Валяев посерьезнел. – Что бы Свентокская сама что-то для кого-то, а тем более для него, сделала доброй волей? Небывалое событие, которое можно отнести к сфере волшебного и мистического.

– У нее бывают приступы доброты, – сообщил Зимин. – Особенно, если она что-то задумала. Но тут вроде все чисто, как по мне. Может, она вообще мировую хотела заключить, а это был шаг навстречу? Сказать она про такое сроду не скажет, но вот так хотела дать понять.

– Сомневаюсь я, – Валяев со скрежетом почесал небритый подбородок. – Ядвига – и шаг навстречу?

– Присоединяюсь, – поддержал его я. – Не бывает.

– Шут с тобой, – Зимин постучал ногтем по краю бокала, давая Валяеву понять, что, мол, посуду освежить пора. – Не веришь – и не верь. Но ты при встрече с ней хоть рожу сделай покаянную. Ладно, хорошо, не покаянную, сделай равнодушную. Не скалься злорадно.

– Это можно, – согласился я. – Это приемлемо. Никит, и мне коньячку плесни!

Мы выпили, я закурил.

– Так, теперь к насущному, пока еду не принесли, – Зимин затушил сигару в пепельнице. – Киф, у нас для тебя радостная новость!

– А ну-ка, а ну-ка! – я захлопал ресницами и даже подался вперед.

– Вот такое лицо при встрече с Ядвигой сделай – и все проблемы сразу уйдут, – заметил Зимин. – Все, все, не злись. Тем более, что новость и вправду радостная. Ты едешь с нами в Прагу.

– Да ладно? – я захлопал в ладоши. – Вот счастье-то!

– Что опять не так? – устало поинтересовался у меня Валяев, распознав сарказм. – Что опять тебя не устраивает? Прага. Зима. Пиво. Прекрасный город, хорошая компания и возможность сменить обстановку. Какого тебе еще надо?

– Никакого не надо, – где-то он был прав, это следовало признать. – Я просто ехать никуда не собирался. У меня и времени на это нет, да и желания. Такие вещи хороши, когда они запланированные, а не спонтанные.

– У меня есть ощущение, что я беседую со старичком-брюзгой, – Валяев сгорбился, скукожился, скривил лицо и блеющим голосом сказал: – Когда я был молодым, я тоже ездил в Прагу. Но перед этим за полгода планировал маршрут, прикидывал стоимость кружки пива в центре и на окраине… Что ты улыбаешься? Вот ты сейчас такой.

– Ничего я не такой, – не знаю почему, но эти слова меня задели. – Просто у меня дел полно, вы же сами подгоняете: «давай, давай».

– И снова неправ, – мягко пожурил меня Зимин. – Когда такое в последний раз было? Мы тебе доверяем, мы дали тебе полный карт-бланш. И потом – никто не говорит, что мы отправимся в этот славный город надолго, как, например, твои родители на теплые моря.

Вот тут мне стало совсем неуютно – про родителей я совсем забыл. Пару раз я с мамой говорил, но когда был последний из них? Неделю назад?

– Между прочим, они через неделю возвращаются в Москву, – Валяев явно наслаждался моим поникшим видом. – Нет, можно было бы их еще там подержать, но все хорошо в меру. Я про это знаю, а ты нет. Тебе не совестно?

– Совестно, – признал я. – И вот какая Прага? Мне их встретить надо будет.

– Встретишь, – тон Зимина неуловимо изменился, он стал приказным. – Мы летим всего на три дня. В пятницу утром туда, в воскресенье вечером – обратно. И твое участие в поездке не обсуждается, на то есть отдельное распоряжение. Чье – объяснять?

– Догадался, – вздохнул я. – Вот прямо сам сказал?

– Я удивлен не меньше твоего, – кивнул Зимин. – Больше скажу, – мы с Никитой до твоего прихода гадали – это ты с нами едешь или мы тебя сопровождаем?

– Привет, мальчишки, – дверь в кабинет Зимина открылась, и в дверях показалась тележка, заставленная снедью и пустой посудой, катила ее Вежлева. – А я вам еды привезла.

– Сменила профиль? – радостно завопил Валяев. – Тебя понизили, за грехи твои тяжкие? Я знал, я говорил!

– Если у нас проведут конкурс на самого остроумного сотрудника, то номинация «Плоская и примитивная шутка» точно будет твоей, – Вежлева посмотрела на меня. – Ладно эти двое, но от тебя, Киф, не ожидала такой душевной черствости. Может, все-таки мне поможешь? Эта штука тяжелая и неудобная.

– За выпендреж надо платить, – справедливо заметил Зимин. – Зачем ее у официантки отобрала? А ты именно так поступила, я тебя знаю.

Я ничего не сказал, просто встал, подошел к тележке. Не такая она и тяжелая, между прочим.

– Потому что я с ней смотрюсь необычно и выигрышно, – Вежлева неуловимо прикоснулась губами к моей щеке. – Жалко, наколки на голову не было и фартучка белого. И еще сюда хорошо бы белые чулки, да, Киф?

Она отставила в сторону точёную ножку, в чулке телесного цвета и синей туфельке, и критично на нее посмотрела.

– Фантазии у тебя, Марин, – сморщился Зимин.

– Замуж ей пора, – Валяев подошел к тележке, которую я поставил в центре кабинета, и осмотрел ее. – Я давно про это говорю.

– Так не за кого, – развела руками Вежлева. – Ты пьешь, Макс весь в делах, Азов социально опасен. Разве что вот, за Кифа, но при нем эта его буренка вечно ошивается, а он почему-то это поощряет. На остальных же вовсе без слез не взглянешь – либо карьеристы, которым не душа моя нужна, а связи, либо… А!

И Марина с несомненно притворной горечью махнула рукой.

– Не верь ей, брат, – Валяев отрезал изрядный кусок от свиного окорока, вольготно расположившегося в центре тележки, и плюхнул его на деревянную тарелку. – Марина всегда так говорит, уж я-то знаю. Она просто раскидывает свои сети, как паучиха.

– Паучиха? – возмущенно ткнула себя пальцем в грудь Вежлева. – Вот уж хамство высшей марки! Я сейчас тебе вон ту плошку с салатом на голову одену.

– Не оденешь, – хладнокровно произнес Валяев. – Ты субординацию соблюдаешь неукоснительно, а я в иерархии компании стою повыше тебя. Так что – не изображай из себя оскорбленную невинность, хорошо? На меня эти штуки не действуют, тебе ли не знать?

– И все-таки – выбирай слова, – напротив Валяева теперь стояла совсем на та веселая улыбчивая женщина, что минутой раньше ввезла в кабинет еду, она моментально переменилась, став аналогом Снежной Королевы. – Если даже я пока стою на пару ступеней ниже тебя, это не значит, что буду проглатывать оскорбления. И потом – все меняется, и наше положение в пространстве тоже может перемениться. Я тоже призвана, наравне с вами, это тебе ни о чем не говорит?

– Никогда у нас с тобой не будет изменения положения, – Валяев невозмутимо намазывал горчицу на мясо. – Ни в иерархии, ни даже в постели. С кем – с кем, а с тобой я не возлягу никогда – и ты это прекрасно знаешь. И говорить буду то, что захочу, независимо от твоих желаний.

– Тем не менее… – Вежлева сузила глаза и сжала кулачки, ее фигура была напряжена как струна.

– Киф, ты что стоишь? – перебил ее Зимин. – Ты же хотел есть? Ну так и ешь, эти двое где-то час еще ругаться будут, так что же, тебе от голодной смерти помирать?

– И то, – Марина внезапно улыбнулась, холод, исходящий от нее, исчез, будто его не бывало. – Что это я? Никит, что нам делить?

– Я не знаю, – пожал плечами Валяев, отправляя кусок мяса в рот и отходя к креслу. – Это ты затеяла скандал, впрочем, как и всегда. Сама ведь знаешь – я мухи не обижу.

– Да ладно, – Зимин засмеялся. – Я сам видел, как ты как-то на муху орал.

– Спьяну и не такое бывает, – не стал спорить Валяев. – Но я же ее не обижал, я ее оскорблял.

Пока велась эта дискуссия, я наложил себе еды и, вернувшись в кресло, начал размышлять над словами Вежлевой о том, что она куда-то там «призвана». Уж не в Прагу ли? Если да – то все еще хуже, чем я предполагал. Я никогда не боялся женщин, да и ее я не боюсь, но при этом мне как-то хочется держаться от нее по возможности подальше. Так сказать – дружить на расстоянии. Сейчас у нас паритет – я вроде как ей ничего не должен, и она мне ничего не должна. Мы тогда, у входа в здание, сквитались полностью. А эта поездка может здорово все поменять в существующем условном равновесии.

– Ну что, – Вежлева села на подлокотник моего кресла и щелкнула меня по носу. – Летим вместе?

– Судя по всему – да, – прожевав кусок, ответил ей я.

– Был до этого в Праге? – поинтересовалась она и снова нацелилась на мой нос.

– Разок, – я поморщился, отводя ее руку от моего лица. – Не делай так больше, хорошо?

– Хорошо, – покладисто согласилась Марина. – Так не буду.

– А Азов? – спросил я. – Его с нами не будет?

– Нет, – покачал головой Зимин. – Так случается – кто-то приглашен, кто-то нет.

Еще одна головная боль. Придется Азову про всю эту канитель рассказывать, а потом гадать – пронюхали про это мои нынешние сотрапезники или нет.

– Подытожим, – Валяев подошел к столу и взял бутылку с коньяком. – Марин, тебе накапать?

Тон его был спокойный, не сказать – дружелюбный. Будто и не было только что короткой, но агрессивной стычки.

– Само собой, – прозвенел голос Вежлевой.

– Итак, – Валяев вынул из бутылки пробку. – Летим в пятницу с утра, рейс из Шереметьева в девять с копейками. Выезжаем отсюда в семь часов – пробки, то-сё… Самолет не частный, нас ждать не будет.

– Я бы даже раньше выехала, – Марина шмыгнула носиком. – Во избежание. Пятница, зима, как ты верно заметил – пробки. А еще может быть снегопад.

– Ладно, по ситуации, – согласился Валяев. – Будем в пятницу поглядеть. Машина всегда тут, нам же не такси вызывать? Ну что – выпьем? Впереди веселые выходные!

Самое досадное – дальше было много разговоров, но я так и не смог задать самый главный для меня вопрос – я-то в Праге накой нужен? Они все – руководство, с ними все ясно, тем более, что в какой-то момент промелькнуло словосочетание «годовой отчет». Повторюсь – при чем тут я? Разве что как представитель подконтрольной организации? Понятно, что это бредовейшее предположение, но других-то нет.

Не из личной же симпатии меня Старик приказал привезти? Хотя если это так, то я точно никуда лететь не хочу.

Ну вот за что мне это все?

Я пил коньяк, который поначалу не пьянил, слушал беседы своих коллег, сам время от времени вставлял реплики и все больше грустнел. А что удивляться? Поводов для веселья я не вижу, причем ни одного.

Под конец я все-таки прилично нагрузился. Не так, как Валяев, который в результате заснул прямо в кресле, но изрядно. По крайней мере, стены кабинета Зимина отчетливо пошатывались, как видно, их кто-то раскачивал извне.

А вот Вежлева была бодра как первокурсник в сентябре, хотя пила наравне с нами. Может, она через одну за плечо выливала?

– Пошли-пошли, – вела она меня за ручку к лифту. – Забавно, ощущаю себя законной супругой, которая подгулявшего муженька домой ведет. Слу-у-ушай, давай я тебя твоей деревенщине с рук на руки сдам? Смешно будет!

– До судорог, – представил я себе лицо Вики, все, что последует за этим, и икнул. – Предсмертных. Моих.

– Нет в тебе здорового авантюризма, – прислонила меня к стенке у лифта Марина и нажала кнопку. – И потом – а тебе не все равно? Ты же ее не любишь. Ты вообще никого не любишь, кроме себя.

– Да и себя не слишком, – даже не стал спорить я. – Можно подумать, что ты сильно от меня отличаешься.

– Только если половыми признаками, – подбоченилась Вежлева. – Хотя – нет, себя я очень люблю. А почему я не должна этого делать? Я умная, красивая и уверенно иду по жизни. Как по мне – подобного достаточно. И потом, нелюбовь к себе самому – это патология. Или даже того хуже – диагноз, причем по психиатрической линии. Себя надо любить, иначе жить будет мерзопакостно. Что до тебя – врешь, любишь ты себя.

– Вру, – снова согласился я. – Люблю. Лифт пришел.

– Врушка, – Марина втолкнула меня в кабину. – Как не стыдно!

Она прижала меня к стенке и провела ладонью по щеке.

– Сцена из плохого дамского романа, да? – иронично спросила она у меня. – Лифт, тишина, он и она.

– Вообще-то это я тебя сейчас должен зажимать, – здраво возразил я ей. – А никак не ты меня. Там обычно так бывает. Ну, «мускулистой рукой он провел по ее бедру» и все такое.

– Кто крепче стоит на ногах, тот и доминирует, – глаза Марины оказались вровень с моими. – Целоваться будем?

– Лифт – средство повышенной опасности, – предупредил ее я. – В правилах написано, что нужно его использовать исключительно по прямому назначению.

– Про то, что в нем нельзя целоваться, в правилах не написано. Что не запрещено – то разрешено.

Не зря меня предупреждали о том, что эта женщина всегда получает желаемое. И в этот раз случилось именно так, хотя, ради правды, я не сильно и сопротивлялся. В конце концов, бежать от красивой женщины, которая еще полгода назад на тебя даже не посмотрела бы – это ерунда какая-то. Это как медаль получить и в кармане ее носить.

– Не будем спешить, – сказала она мне, когда лифт, задорно звякнув сигналкой, остановился на первом этаже и мы его покинули. – У нас впереди две ночи и Злата Прага. Лучшего места для красивого романа не придумаешь.

– Отличная перспектива, – согласился я, икнув и прислонившись к стене рядом с сомкнувшимися дверями, и не спеша выходить в холл. – Вот только я не стал бы строить поспешные планы. Нас туда не просто так дернули, кто знает, что там может случиться? Не исключено, что у нашего работодателя свои планы и на дни, и на ночи. И на все остальное.

– Это да, – Марина запечалилась, встав рядом со мной и уперев каблучок правой туфли в мрамор стены. – С одной стороны – великая честь, с другой – страшно до усрачки. Туда улетим, а вот обратно… Ты-то у нас недавно, а я помню, как начальники департаментов вот таким же образом – кто в Буэнос-Айрес, кто в Будапешт, кто в Силезию отправлялись – и все, с концами. Официальная версия – переведен в филиал другой страны, а так это или нет – кто знает? Но ты же, если что, за меня слово замолвишь?

– Мое слово не весомей того снега, что за окном летит, – усмехнулся я. – Чего оно стоит?

– А вдруг? – Марина уставилась в потолок. – Вдруг именно твое слово сможет спасти меня. И что – скажешь его?

– Почему нет? – удивился я. – Не чужие же люди.

Вопрос только в том, чего лично мне будет стоить это слово. Сначала надо будет узнать цену, а потом о чем-то говорить, я уже дано понял, что здесь каждое действие имеет свои последствия. Но это рассуждение – не для того, чтобы его произносить вслух.

– Ну пока еще и не совсем родные, но за этим дело не встанет, – Марина невероятно изящно повела плечами. – Ты перстень только не забудь в Москве. А лучше всего – надень его на палец прямо сегодня и больше не снимай.

А, да, перстень, подарок Старика. Тут она права, надо будет непременно захватить его с собой, неровен час он спросит: «А чего это товарищ Никифоров мой подарок не носит? Или он не по душе ему?». Нет уж, не надо мне такого.

– Эй, вы, – Марина вышла в холл и помахала рукой девушкам на ресепшен. – Кто-нибудь сюда пусть подойдет.

– Да ты затейница, – я отлепился от стены и покачнулся. Голова была более-менее светлая, а ноги подвели. – Амур де труа? Сразу говорю – ты меня сейчас переоцениваешь, я не в форме.

– Какой «амур»? – рассмеялась Вежлева. – Хочу тебе дать выспаться, а для этого надо избежать истерик некоей колхозницы.

– Марина, хорош уже, – я поморщился – коньяк вещь хорошая, но отрыжка от него невыносима. – Тебе она не нравится, я это давно знаю, но то, что ты ее то и дело называешь «колхозницей» и «дояркой»…

– «Буренкой», – поправила меня Вежлева.

– Да, – кивнул я. – Так вот – тебя это не красит, а меня раздражает. Причем я тебе про это уже как-то говорил. Давай все-таки уважать… Э-э-э-э….

– Друг друга в данном случае не подходит, – иезуитски улыбнулась Вежлева. – Ладно, договорились. Я буду звать ее «твоя подружка». Так тебя устроит? Прости, другого применения для нее я придумать не могу.

– Устроит, – кивнул я.

– Правда, она меня «шлюхой» называть не прекратит, разумеется, но мне на это плевать.

– Не припоминаю такого, – совершенно искренне сказал я. – Вот ни разу.

– Это потому, что я не мелькаю у вашей пары перед глазами, – пояснила Марина. – Но как только она узнает, с кем ты едешь в Прагу, то ты столько всего про меня сразу услышишь и узнаешь! Эй, вы там заснули? Мне долго ждать?

– Я здесь, – цокая каблучками, к нам подбежала стройная золотоволосая девушка.

– Сопроводишь Харитона Юрьевича до его апартаментов, – не подразумевавшим возражений тоном сказала Марина. – Сдашь с рук на руки его подружке. Вопросы?

Вопросы имелись.

– Что за ерунда? – поинтересовался я. – На кой этот цирк? Я уж молчу о том, какой вой поднимется, когда Вика увидит меня пьяненького с вот этой чаровницей.

На лице девушки сначала появилось удовлетворение от признания ее красоты, но оно довольно быстро сменилось обеспокоенностью.

– Соображаешь, – гордо заявила Вежлева. – Должны же быть в жизни какие-то радости?

– Но не за мой же счет? – резонно заметил я. – Тебе весело, а мне? И вот ей?

Я показал на девушку, лицо которой окончательно омрачилось. Несомненно, она знала, что подобные забавы руководства обычно ведут к возникновению проблем у младшего персонала.

– Какой ты нудный, Никифоров, – недовольно нахмурилась Вежлева. – Ужас. Ну и пес с тобой, иди домой сам, не хочешь приключений – не надо. Меня только до моего этажа проводи – и проваливай.

Женщина покачнулась, чуть не упав – похоже, коньяк добрался-таки до цели. Она вообще опьянела буквально на глазах. Я даже задумался – а не масла ли сливочного она наелась, перед тем как идти к Зимину? Очень похоже просто, я такое не раз видел. Сначала человек пьет и не пьянеет, потому как все спиртное у него в животе, как в коконе. А потом кокон лопается – и все, сразу в зюзю.

Хотя – больно сложно для Марины это. И потом – чтобы она со своей фигурой пачку масла слопала? Да ну, не верю, они все тут повернуты на диетах и лишних граммах. Скорее всего, химии какой-то нажралась, а та в результате ее подвела.

– Как вас зовут? – спросил я у работницы ресепшен, подхватывая Вежлеву под локоток.

– Анна, – девушка почему-то с сочувствием посмотрела на меня.

– Планы меняются, Аннушка, – я чуть тряхнул Вежлеву, которая, похоже, нацелилась уснуть прямо здесь. – Вести вам домой вот эту даму. И еще просьба – разденьте ее там, уложите в кровать, только не на спину. Тазик, может, какой найдите, рядом поставьте. И совсем хорошо будет, если вы с ней пару часов посидите – мало ли. Джимми Хендрикса вот так оставили одного – и чем дело кончилось?

– А чем дело кончилось? – заинтересовалась Анна, цепляя Марину, которая что-то бормотала себе под нос под другую руку. – И кто такой Джимми Хендрикс?

Мне стало грустно. Что за поколение, великих музыкантов не знают. Хотя, с другой стороны, если бы не мой батя, который уважал старый рок, то и я бы про Джимми Хендрикса ничего не знал.

Когда я вышел на своем этаже, то облегченно вздохнул. В лифте у Вежлевой случилась неожиданная вспышка активности, она довольно шустро, так, что я ее даже остановить не успел, обслюнявила мне щеку, успела расстегнуть брючный ремень и чиркнуть молнией ширинки. Отдельно замечу – отменно ловко она последнее сделала, сразу виден немалый опыт. Еле-еле мы с Анной ее угомонили. Напоследок она назвала меня «mein favorit Helmut», чем немного примирила с действительностью. На уме у пьяненькой Вежлевой был некий Гельмут, надо полагать – нордический красавец с квадратной челюстью и всеми остальными признаками юного бога. А я-то уж о возомнил о своей потрепанной личности! Ну и хорошо, пусть она с какой-нибудь белокурой бестией романы крутит, так всем лучше будет.

Хотя в Праге, если сложится, все-таки с ней грехопаду. Правильно мне тогда сказали – отдать ей себя в качестве трофея и забыть об этой проблеме навсегда.

Все эти приключения меня взбодрили, разогнав коньячные пары, и в свой номер я вошел уже в почти приемлемом состоянии.

– Коньяк – это понятно, – Вика, которая не спала, несомненно, ожидая меня, повела носом и привстала на кровати. – Но духи? Никифоров, хотелось бы разъяснений.

Тон был на удивление спокойный, визгливых ноток в нем не чувствовалось. Я удивился.

– Вежлева, – решил не мудрить я и последовать своему обычному правилу – если есть возможность не врать, то лучше этого не делать, особенно если речь идет о личных вопросах. Это в профессиональной плоскости ложь – мой рабочий инструмент, там без него никак. А тут – либо молчи, либо правду говори. Враки потом раз в пять дороже обойдутся. Или в десять. – Она с нами выпивала. Потом ее с девушкой Анной до лифта тащил, Марина очень здорово набралась.

– Кто есть девушка Анна? – профессионально-пытливо решила докопаться до полной ясности Вика.

– С ресепшн барышня. Добрейшей, замечу, души, она и поволокла нашу красавицу домой, – я стянул портки, присев на кровать. – Уффф, как я устал. В душ пойду.

– Не уснешь там? – Вика с сомнением посмотрела на меня. – Или того хуже – навернешься еще на мокром. Завтра сходишь. И про Вежлеву завтра расскажешь, какого лешего эта проститутка в вашу компанию затесалась. А сейчас – спи. И не хватай меня руками, от тебя перегаром пахнет. Спи!

Не угадала Марина, – подумал я засыпая. Не «шлюха», а «проститутка». Последнее звучит более возвышенно и означает профессию, а не образ жизни. А это – серьезная разница!

Когда я проснулся, рассказывать о вчерашнем было некому. Вика отбыла на работу, то ли не добудившись меня, то ли пожалев и решив дать мне шанс отоспаться. Меня, если честно, устраивал любой вариант. На работе ничего экстренного не было, так что можно было ее задвинуть, опять же похмелье еще немного гуляло по телу. Ну и – в игру надо сходить, а то на штрафные санкции по клану налететь можно. Да и плато Фоим ждет. День только начался, время есть.

Правда, не факт, что в наличии будет Трень-Брень – утро на дворе, а у студентов, к которым она вроде относится, сейчас сессия. Она у нас егоза, конечно, редкостная, но не совсем же дура? Игра – игрой, а учеба – учебой, приоритеты ясны. Так что – вряд ли она в замке в такую рань ошивается. Да и ладно. В любом случае – письмо магистра насчет феи у меня, так что того же Гунтера заставить перенести меня в нужную область проще простого. Надо поглядеть на то место, куда дочь собираюсь законопатить – вот и все. С моей репутацией у Ордена это не может не сработать. Правда, придется для очистки совести в этот монастырь заглянуть, но это ничего, переживу.

Только это не означает, что фея легко отделалась. Квест принят и выполнять его надо, а то фон Ахенвальд осерчать может. А ей вперед наука будет, как мне на хвост падать.

В замке было тихо и благостно. Феи, как и предполагалось, там не оказалось, не было и Кролины – об этом мне сразу же поведала Сайрин, сидящая под навесом во дворе и смотрящая на то, как Флоси на пару с Манияксом ремонтируют телегу, которая моему туалетному служит домом. Спит он под ней. Судя по всему, ее порядком раздолбали во время затянувшегося празднования.

– Давно гульба закончилась? – спросил я у магички, присаживаясь рядом. – И что вообще в мире происходит?

– Праздновать закончили вчера, королева всех разогнала, – меланхолично сообщила мне Сайрин. – Тут было затеяли большой костер запалить, так она как про это услышала, такой ор подняла! Вы, говорит, меня по миру решили пустить! Весь замок настолько проспиртовался, что даже камни могут загореться. Ну и много чего еще. На этом праздник и закончился. А, еще она на Флоси ведро воды вылила. Ох, он и ругался!

– Ну, это понятно, – оценил я фантазию Эбигайл. – Если его побить, то ему хоть бы хны, но если помыть… Это да, это он не любит.

– Еще Кролина здорово повздорила с каким-то Сайрусом, который тебя искал, – продолжала Сайрин. – Он вчера сюда пожаловал, так ее как с цепи сорвало. Даже неловко было за клан.

Тоже новость. Надо будет извинительное письмо ему отписать, все-таки не чужие люди. И узнать, какого лешего ему было от меня надо.

– Гедрону король земли выдал, – Сайрин махнула рукой в сторону реки. – Где-то на том берегу. Сначала хотел долину отдать, где мы рубились накануне, но потом они выпили, песни попели, и король по доброте душевной выделил ему участок у реки. Гедрон там замок на днях начнет строить. Он бы и раньше за это взялся, да к Глену намылился. Кстати, Глену король тоже земель немного подарил – надо же ему где-то жить?

– В каком смысле – «где-то жить»? – не понял я. – У него же замок на Севере был?

– Был да сплыл, – Сайрин вытянула руку вперед и поймала ладонью крупную снежинку. – Его вчера с землей сровняли, пока он тут выпивал. «Двойные щиты» постарались.

О как.

– Так с этого надо было начинать! – упрекнул я магичку. – Это же самая что ни на есть важная информация.

– Уже нет, – возразила мне Сайрин. – Она устаревшая. Вот то, что «Гончие смерти» и все кланы, которые пошли под их руку, использовали это как повод, и на этом основании объявили войну «Двойным щитам» и их приспешникам – это да, это важная информация. Мне про это Лирах рассказал час назад, он был в Эйгене, когда Седая Ведьма бросила официальный вызов лидеру «Щитов». Говорит, все это было очень зрелищно обставлено. Ох, теперь дела закрутятся какие!

Значит, все-таки грянуло. И что мне теперь делать?