Против моих ожиданий, кузнец оказался не здоровенным детиной – косая сажень в плечах, а не очень-то и высоким мужичком, тому же Гарольду – по плечо. Но рост ростом, а силы в нем было немало. Впрочем, он же кузнец, что тут удивляться?

На моих глазах этот работник молота и наковальни под одобрительные вопли публики типа: «Давай-давай, Германн, бей этих прощелыг из замка колдуна!» – отправил в полет к входной двери Фрая, разбил табурет о голову де Лакруа, пытавшегося достать шпагу, ударом ноги отшвырнул в угол Фюнца, особо и не рвавшегося в драку, а после рывком поднял с пола разместившегося там Гарольда, которому, судя по всему, перепало первому. Экая досада, сорвался спокойный и размеренный ужин.

Кузнец деловито сжал горло моего приятеля здоровенной лапищей, которая не слишком монтировалась с его обликом, и, сопя, начал Гарольда душить. Причем не в шутку, не чтобы попугать. Он его натурально решил лишить жизни, и это меня не устраивало.

В два прыжка я подскочил к кузнецу, что с удовлетворением смотрел на синеющего Гарольда, который, судя по выпученным глазам, таки пришел в себя, и приставил к его горлу кинжал.

– Отпусти его, пожалуйста, – попросил я. – Зачем тебе это нужно? Ты его убьешь, потом сюда приедет его родня, спалит деревню. А то и раньше все здесь полыхнет, мы тоже ребята злопамятные. Кому от этого будет прок?

Сзади послышался звук отодвигаемого табурета – надо полагать, что брату жены кузнеца не слишком понравилось то, как я поступаю с его родственником.

– Если даже меня стукнут кружкой по голове или сунут нож под ребра, я все равно успею полоснуть ему по горлу, – сообщил я громко. – Лезвие у моего кинжала хорошее, вы не успеете кровь остановить. Кто тогда будет ваших лошадей подковывать и всякое разное-полезное делать?

– Он – мою жену… – проворчал кузнец. – Даже я себе не позволяю!

– Не успел бы он ее огулять, не волнуйся, – заверил его я. – Меня не было всего несколько минут. Мой приятель – парень шустрый, но не настолько.

– Мою жену! – упрямо повторил кузнец и сильнее сжал руку на горле Гарольда.

Еще полминуты – и нас станет четверо.

– Если умрет он, умрешь ты, – без злобы, без угрозы сообщил ему я. – И твоя жена – тоже, лично ей брюхо вспорю и кишки на шею намотаю. А до того, как меня твои односельчане прибьют, еще человек пять порежу, а то и поболе. Вот теперь скажи – не слишком ли высокая плата за то, что обычный молодой и веселый парень пару раз подмигнул такой красивой женщине, как твоя жена? Не собирался он ничего другого делать, поверь. Да и на что ему неумытая селянка, сам посуди, он же благородной крови человек? Хороший день, солнце, мы собирались поесть, просто хорошо поесть впервые за несколько месяцев. Настроение у нас замечательное было. Вот и все.

Ничего бы я не успел, кроме того, как его прикончить, запинали бы меня селяне. Ну, может, только бабу его подрезать. Но ему про это знать не надо.

– Уходите отсюда. – Кузнец разжал руку, и Гарольд как мешок с картошкой грохнулся на пол. – Сейчас. Пока не передумал.

– Э нет, кузнец. – Я не спешил отнимать лезвие кинжала от его шеи. – Мы хотим поесть, и мы это сделаем. Или ты думаешь, что нас, дворян, всерьез интересует, как ты к этому относишься и нравится тебе это или нет? Нас выгнать может только владелец корчмы, да и то я бы советовал ему раз десять подумать перед тем, как попросить уйти пятерых благородных, которые подобное могут счесть как личную обиду и спалить эту халупу ко всем демонам, причем вместе с вами. Так что иди за свой стол, к жене, выпей пива, потрогай ее за ляжку и успокойся. А когда остынешь, подумай, что с тобой будет за то, что ты пролил благородную кровь. У моего приятеля Фюнца вон все лицо всмятку. Любой из нас, и в первую очередь он, без особых хлопот может подать прошение твоему герцогу, указав, что ты первый полез в драку, и тот просто из дворянской солидарности пришлет сюда отряд стражи, который и вздернет тебя на воротах твоей же кузни. А потом эти славные ребята по очереди отметятся на твоей женушке и как следует пройдутся по домам твоих односельчан. Тебе этого надо?

– Не стращай меня, – прогудел кузнец, но я каким-то шестым чувством понял: все, сдулся он.

– Я не стращаю, – миролюбиво объяснил ему я, обрадованно заметив, что Гарольд на полу зашебаршился. – Просто говорю тебе: остынь и иди за свой стол.

– Кх-хх, ш-ш-ш. – Гарольд держался за горло и с очень большой нелюбовью смотрел на кузнеца. Но за оружие не хватался, и то неплохо.

– Германн, прав этот молодец, – подал голос кто-то из угла. – Хорош. Ты щеголя наказал – и будет.

– Не буди лихо, пока оно тихо, – веско промолвил одноглазый старик, сидящий в одиночку за столом у стены. – Прав этот хлыщ. Не худо было бы их всех удавить, но беды от такого поступка будет очень много. И не забудь о старом Вороне, это его молодцы, они принадлежат ему.

– Верно-верно, – вставил свое слово и корчмарь. – Хорош мебеля у меня ломать. И, эта, кто платить за них будет?

– Кар-р-р, – добавил от себя огромный иссиня-черный ворон, пристроившийся на форточке небольшого оконца, через которое в корчму шел свежий воздух.

– Вот видишь, всем все понятно. – Я отнял лезвие кинжала от его шеи. – Так что разошлись, закусываем и выпиваем. Точнее, наоборот.

Кузнец проворчал что-то в густую черную бороду и пошел к жене, бессильно сжимая кулаки. Я же поднял Гарольда и усадил его на табурет.

– Фрай, а ты чего тут расселся? – прозвенел голос Флоренс, которая вошла в корчму и с удивлением смотрела на соученика, сидящего на полу и держащегося обеими руками за голову. – За столом-то не в пример удобнее!

Правда, остальные наши девочки, идущие за ней, не казались удивленными.

– Уже подрались, – вздохнула Агнесс, кутаясь в новенький меховой плащ, неказистый на вид, но, похоже, очень и очень теплый. – Все бы им кулаки чесать!

– Причем им же и напинали, – обличительно поддержала ее Аманда. – Эх вы!

Эти реплики вызвали смешки в зале, что окончательно свело конфликт на нет.

Правда, я заметил несколько взглядов того самого брата жены кузнеца, которые он бросал на нас. Нехорошие были взгляды, оценивающие. Да и сам этот парень мне не слишком понравился, исходила от него какая-то мутная агрессия, что-то ему в нас сильно не понравилось. И это, похоже, была не обида за сестру, а нечто другое.

Да и сидели они в корчме недолго, вскоре поднялись из-за стола и отправились восвояси. Последним из залы выходил все тот же братец, так вот он в дверях еще раз окинул нас взглядом, как будто хотел запомнить получше. И это мне тоже не понравилось.

– Башка гудит, – пожаловался Фюнц, моргая. – Эраст, а это неплохая идея насчет герцога. Может, и вправду отписать ему письмо? Все-таки обидно – какое-то быдло меня – и кулаком. Жалко, Труди умерла, наверняка ее отец с местным герцогом в дружбе был.

– Анри, ты болван, – просипел Гарольд, держась за горло, на котором уже появились синяки от пальцев кузнеца. – По идее мы бы и без всякого герцога могли перерезать этот вонючий Кранненхерст целиком, если позвать всех остальных наших из замка. Что они со своими вилами и топорами сделают против клинков? Пришли бы ночью и всех их, как волк – овец. Но нам тут еще жить и учиться, я надеюсь. Жрать мы чего будем? Где малышка Агнесс себе одежду купит? Хотя кузнеца этого я потом прирежу непременно, когда учеба к концу подойдет. Или повешу, что правильнее. Не хватало еще об него сталь марать.

– Вас одних оставить нельзя, – печально сообщила нам Флоренс. – Сразу же найдете приключения на свои головы.

– Я бы сказала: задницы. – Аманда повертела головой. – А что, покушать вы не заказали?

– Корчмарь! – хрипло гаркнул Гарольд. – Где мое вино, в последний раз спрашиваю? И девушкам неси поесть. Телятину с овощами неси. Да, вот еще что. Господа, сегодня едим за мой счет. Я чуть не испортил нам этот день и, по справедливости, должен это хоть как-то возместить.

– Разумно, – согласился с ним я.

– Эраст, с тобой отдельный разговор. – Гарольд очень внимательно посмотрел на меня. – Ты сегодня спас мне жизнь. Этот негодяй меня точно удавил бы, даже не сомневаюсь.

Он встал и протянул мне руку. Я инстинктивно сделал то же самое – поднялся с табурета и пожал ее.

– Я, виконт Гарольд Монброн, второй сын маркграфа Алоиса Монброна, даю тебе слово, что при первой же необходимости верну тебе долг крови, но не буду считать его возвращенным до конца своих дней. Ты всегда будешь не гостем, но хозяином в моем замке, мои дети и внуки всегда будут рады помочь твоим потомкам, если, конечно, у нас таковые будут, учитывая, какую стезю мы выбрали. Мой клинок и моя жизнь – ты вправе располагать ими всегда. Как, впрочем, и моим кошельком, хотя это такие мелочи, о которых можно и не говорить. Да, и еще – у меня подрастает дюжина сестриц, так что можем даже породниться. Мой отец не знает, куда их девать в таком количестве… Только имей в виду – они редкостные дуры, да простят меня боги за подобные высказывания о собственной семье. Господа, вы свидетели моим словам.

Я даже не знал, как на это реагировать, но, судя по лицам присутствующих, произошло что-то весомое. Видимо, подобные слова имели определенный вес в том обществе, куда я случайно попал.

– Рад тому, что мне удалось стать другом такому благородному дворянину, как вы, виконт Монброн, – тщательно подбирая слова, ответил ему я. – Равно как рад, что дружу со всеми вами, господа и леди.

– Да, леди я сейчас еще та. – Агнесс закуталась в плащ так, что наружу торчал только ее покрасневший носик. – В этой вонючей дохе, с немытой головой, прической «воронье гнездо» и обломанными ногтями.

– «Воронье гнездо»? – Гарольд засмеялся. – Недурственный каламбур, мистресс де Прюльи. Эта прическа имеет шансы стать титульной для всех девушек из Вороньего замка, так что ты, по факту, теперь законодательница мод.

– Пустозвон, – чихнула Агнесс, но по ее голосу было понятно, что она улыбается.

– Вино. – Йоганн поставил на стол три бутылки из темного стекла и деревянные кубки. – Сейчас будет жаркое и пиво.

– Супу принеси какого-нибудь, пожирнее и погорячее, – приказала ему Аманда. – И побыстрее. И подогретого вина со специями.

– Эта. – Йоганн криво улыбнулся. – Такого не держим. Вина, стало быть, со специями, да еще и подогретого. Ежели желаете, могу сбитень подать.

– Этого напитка я не знаю, – вздохнула Агнесс. – Ладно, обойдусь тем, что есть.

– Хочу выпить за вас, господа. – Гарольд умело разлил вино по кубкам и отсалютовал трем нашим помятым приятелям. – Вы показали себя в этой потасовке как истинные дворяне. Никто из вас не струсил, а то, что нам не повезло, так случается всякое. Бывает, что ты, а бывает, что тебя. Дамы, прошу прощения, но по-другому здесь не скажешь. И выпьем!

Собственно, это последнее слово и осталось у меня самым ярким воспоминанием из всего застолья, поскольку оно звучало чаще других.

А еще мне запомнилась обратная дорога, уже в ночи. Морозец щипал щеки и нос, луна, большая и круглая, болталась на небе как огромный желтый фонарь, Агнесс то и дело чихала, закутавшись в свою новую одежду, а Гарольд где-то впереди горланил развеселую песню про какого-то древнего короля-выпивоху, который не боялся никого, кроме своей жены.

Но при этом он был почти трезв и не снимал руку с эфеса шпаги. Не один я, стало быть, заметил, как на нас таращился родственник кузнеца.

Что до меня – я шел позади всех с Амандой и невесть с чего объяснял ей, как ее глаза с первого же дня захватили в плен мое сердце и что теперь мои жизнь и рассудок целиком в ее маленьких прелестных ручках. Ради правды, я в себе такого красноречия раньше не замечал, поскольку ухаживания за противоположным полом в моем квартале были не такими замысловатыми и, как правило, сводились к передаче девушке двух медяков до исполнения мужского желания и одного – после. Сам я, правда, такого никогда не делал. Не из-за брезгливости, просто у меня сроду не водилось лишних медяков.

Надо заметить, что Аманда слушала меня внимательно и поглядывала в мою сторону вполне благосклонно, в отличие от Флоренс, которой это почему-то очень не нравилось. Она это показывала всем своим видом и уже у входа в замок громко сказала, повернувшись к нам:

– Посмотрим, как ты запоешь, барон фон Рут, когда протрезвеешь.

– Это его дело, что он мне скажет завтра, и скажет ли вообще что-то, – отчеканивая каждое слово, ответила ей Аманда. – А если тебя так раздражает то, что раз в кои-то веки кто-то не купился на твои кудряшки и кукольные глазки, то держи это при себе, хорошо?

– Что? – Даже в темноте было видно, как запунцовели щеки Флоренс. Она засмеялась, но этот смех мало напоминал настоящий. – Ты – и я? Да такое в кошмаре не приснится! Я – и девочка, больше похожая на мальчика!

Честно говоря, я не знал, куда себя деть. Вроде бы уйти неудобно – в каком-то смысле я и есть причина конфликта, но и слушать это все было очень неприятно. Хотя, сдается мне, спорящие девушки про меня уже забыли.

Спас меня Гарольд. Допев последний куплет, редкостно похабный, он заметил, что его больше никто не слушает, а все смотрят на развивающийся конфликт, и принял единственно верное решение.

Он подошел к нам, ухватил меня за рукав и потащил за собой, приговаривая:

– Оно тебе надо, все эти бабские дрязги? Нашел, где уши развешивать.

Да еще и напоследок сообщил подбоченившимся девушкам, которые, казалось, вот-вот вцепятся друг в друга:

– Если драка будет настоящей, я ставлю пять золотых на Аманду. Она отменно орудует кинжалом.

– Да что за день такой сегодня?! – заорала Флоренс, но мы уже скрылись под аркой прохода в замок.

– Гарольд, ты вернул свой долг, – пропыхтел я, ускоряя шаг.

– Да это все ерунда, – засмеялся мой друг (уже друг). – Поживи в компании с моими сестрицами, драными кошками мартовскими, не такому научишься. Но вообще, Эраст, ты повел себя как кретин. Так громко орать о достоинствах одной женщины в присутствии других – просто верх идиотизма. Прости, что я вот эдак, по-свойски, но полагаю, что сегодняшний день дает мне такое право.

– Все так, – признал я. – Идиотизм. Я как-то не подумал.

– Плюнь, – посоветовал он. – Это женщины. Думай, не думай, планируй, не планируй – все одно не предугадаешь, что им в голову взбредет. Это мы думаем головой, а они – желаниями и чувствами. Потому и магия им легче дается, я так полагаю.

– Главное, из-за меня – и такая канитель, – подивился я.

– Да ты-то тут при чем? – Гарольд даже остановился от изумления. – Не важно, кто такие слова говорил бы той же Аманде, – ты, Анри или я. Результат был бы одинаковый. Главное, что ей это говорят, а не Флоренс. А если бы говорили Флоренс, ей перепало бы от Ромеи. И так далее, по кругу. Не мудри, пошли спать, ничего страшного не случится, они еще минут двадцать поорут друг на друга, и все. Мне другое интересно – а эти уже вернулись?

Под «этими» он имел в виду простолюдинов, которых, как оказалось, в спальне не было. Они появились только под утро, пьяные вусмерть, за что получили крепкий нагоняй от Ворона и лишились права проводить выходные вне замка до весны.

А нас Ворон за драку, о которой мы ему честно рассказали, к нашему удивлению, не ругал совершенно. Только головой покачал да глаза закатил – и все.

И еще на меня за что-то крепко разозлилась Магдалена. За что – не объясняла, но больше рядом со мной не садилась и даже не здоровалась. Голову этим я себе забивать не стал – и без того хватало поводов для размышлений. Например, как вести себя с Амандой, которая делала вид, что ничего не было, и это меня отчего-то жутко раздражало. Нет, я ничего к ней не испытывал, но ведь и не настолько я плохо говорил. Причем вполне искренне, как мне тогда казалось.

Впрочем, и других забот было немало. Через полторы недели после Нового года, когда мы все по разу сходили в деревню, утром, после завтрака Ворон печально произнес:

– Дети мои, вот и показали дно наши запасы еды. У нас, точнее у вас, есть два варианта – голодать или отправиться в поход за едой по ближайшим населенным пунктам.

– Мастер, не сочтите меня бестактной, но есть и третий вариант, – громко сказала Аманда, ее голос в последнее время стал громче звучать в общем хоре. – Мы можем просто пойти в Кранненхерст и купить еды там. Не скажу за всех, но у меня есть некоторое количество золота, которое мне на эту цель не жалко потратить.

– Не у тебя одной, – без выпендрежа, очень деловито поддержал ее Аллан. – Мы давно это хотели вам предложить, но считали подобное не слишком удобным.

– Увы, увы… – печально сказал Ворон и отпил из кубка вина. Он любил это дело и запросто за завтраком мог осушить бутылочку-другую, на зависть Гарольду. Но не то что пьяным – даже под хмельком его никто никогда не видел. – Нельзя так, это не по правилам.

Как по мне, чего-то он опять темнил, но спорить с наставником было делом бессмысленным, это все давно поняли.

– И как мы должны будем добывать эту еду? – с легкой обреченностью в голосе поинтересовался я.

Мне было не по себе. А если он решил нас обучить, до кучи, и премудростям взлома? Я сбежал от одного мастера-вора и не хотелось бы попасть к другому. Маг-то он маг, но от нашего учителя можно ожидать чего угодно.

– Фон Рут, должен похвалить тебя за целеустремленность. – Ворон набулькал себе еще вина, под завистливое причмокивание Гарольда, у которого уже кадык ходил ходуном. – Ты берешь быка за рога, это хорошая черта.

– И все-таки? – нетерпеливо спросил Аллан. – Что нам предстоит сделать?

– Ничего сложного. – Ворон развалился в кресле. – Здесь, в этой местности, где расположен мой замок, есть около трех-четырех десятков деревень. Какие-то – покрупнее, какие-то – поменьше, какие-то – поближе, какие-то – подальше. Народ в них живет все больше отзывчивый, добрый. Я вас разобью на группы, и эти группы будут по очереди ходить по деревням на предмет добывания провианта для всех вас.

– Это что, побираться, что ли? – буквально заорал Виктор Форсез. – Мне? С протянутой рукой ходить?

– Можно и побираться, – невозмутимо сообщил ему Ворон. – Если ни на что другое у тебя ума не хватит. А так – за эту осень вы кое-что узнали. Например, о траволечении. Да и в чароплетении немного поднаторели. Опять же руки у вас есть, если на магический заработок думалки не хватит. Дрова поколоть, забор подправить… Да что я вам это объясняю? Я вам задачу поставил, а как вы ее будете выполнять, уже не моя печаль. Но предупреждаю сразу – я точно буду знать, как кто из вас добудет то, что принесет в замок, учтите это. Многое могу простить, поскольку и сам не образец добродетели, но лжи не потерплю, помните это. И наказание будет соответствующее. Какое – не скажу, а то сюрприза не получится.

– Нет, это все без меня. – Форсез вылез из-за стола. – Я готов голодать или жрать всякую бурду, я готов спать как собака, на каких-то досках и сене, готов общаться с чернью, но это уже перебор. Какой-то сволоте дрова колоть и заборы подправлять? Ни за что.

И он покинул зал, отправившись к спальне, а пятью минутами позже, во время которых наш наставник молчал, а мы тихонько переговаривались, снова прошел мимо нас, уже со своими пожитками, в сторону выхода из замка.

– Если так дело пойдет дальше, то скоро здесь останутся только те, кто и должен быть, – громко сказал Мартин и издевательски помахал рукой вслед Форсезу. – Чем вас меньше, тем нам лучше.

С десяток человек из тех, кто постоянно окружал его, засмеялись, услышав эту достаточно глупую шутку.

А мы промолчали, в первую очередь потому, что сказать нам было нечего. Отдельную печаль вызывал тот факт, что нас и вправду становилось все меньше. Нас – это благородных, и некоторый численный перевес, который изначально присутствовал, стремительно исчезал.

– Еще есть те, кому зарабатывание хлеба насущного в поте лица своего кажется зазорным? – невозмутимо осведомился Ворон, который как будто ничего и не слышал. – Нет? Ну и хорошо. Итак, прямо завтра в деревеньку Майбах отправятся…

И вот так по окрестностям начали шастать мои соученики, объединенные в группы, причем формировал эти группы всякий раз лично Ворон, исходя из каких-то своих соображений. Они уходили утром одного дня, чтобы вернуться к вечеру другого. Кто-то приходил довольный, принося крупу, картофель и муку, кто-то – налегке, не преуспев, и потому расстроенный. Одна из групп вернулась изрядно побитой – они не придумали ничего лучше, чем попытаться взломать сарай деревенского корчмаря и стибрить оттуда пару свиных окороков, попались в руки разъяренного хозяина и его слуг и еле-еле унесли ноги. Добро еще, что никого из наших не прибили вовсе – в любой части Рагеллона воров не любили и не жалели. Мне ли не знать.

Ворон, слушая эту историю (а каждая группа рассказывала о своих удачах и промахах в обеденной зале, перед всеми), хохотал невероятно. Казалось, тот факт, что его ученики пытались совершить кражу, совершенно его не смутил. Хотя, может, так оно и было?

Самое забавное, что, несмотря на синяки и ссадины, один окорок они все-таки притащили.

Это и понятно – те, кто приходил без добычи, были вынуждены садиться на хлеб и воду до тех пор, пока снова не придет их очередь идти в деревню. И права покидать замок они тоже лишались.

Моя очередь идти добывать еду наступила только через полторы недели. В то утро Ворон показал пальцем сначала на Аманду, потом на Анри Фюнца, на простолюдинов Жакоба и Ромула, и уже после, поразмыслив, на меня.

– Кошмар, – вздохнул Анри. – Знал, что будет плохо, но не думал, что так скоро.

У меня от этой новости веселья тоже не прибавилось, но порадовало хотя бы то, что в напарники попались не самые неприятные простолюдины – и тот и другой не были крестьянами. Они оба до того, как пришли в замок, жили в городах, а это накладывало свой отпечаток. Да и нелюбовь к знати у них была не так явно выражена, как у селян.

Хотя в данном случае последние были бы полезней – свой со своим всегда договорится.

– Та-а-ак, какая у нас деревня еще не охвачена? – задумчиво произнес Ворон, достав откуда-то пергамент и водя по нему пальцем. – Вот! Фюслер. Чудесное место, милые люди, еще там корчма хороша, в ней пиво с тмином подают славное и свиные колбаски к нему. Вам, понятное дело, не до него будет, но это и не важно. Собирайтесь – и в путь, жду вас завтра к вечеру. Ну или крайний срок – послезавтра с утра. А с остальными мы пока займемся интереснейшей вещью – нумерологией. Числа – это очень и очень важная область познания для мага, если он, разумеется, относит себя именно к магам, а не к каким-нибудь там знахарям.

Что примечательно, мне все равно, какая там деревня – хорошая ли, плохая… В любом случае надо будет любыми правдами и неправдами добыть провиант, поскольку если я этого не сделаю, то передо мной захлопнутся ворота замка, а в ближайшее воскресенье мне кровь из носу надо оказаться в Кранненхерсте, где в доме с флюгером меня будет ждать тот, кто скрыт под буквой «А». Проще говоря – Агриппа, ясное дело.

И еще было жалко пропускать два дня занятий. Нумерология – шут с ней, но кто знает, что Ворон будет рассказывать завтра? Записей никто из нас не вел, поскольку наставник сразу обозначил, что в них нет никакого проку. Когда несколько наших девочек начали строчить пером по пергаменту, он подошел к одной из них, разорвал лист на несколько частей и заявил:

– Если человек глуп и ленив, то ему никакие бумажки не помогут, а если у него хороший бойкий разум и есть желание учиться, то он и так все запомнит. Чем больше вы записываете за мной, тем меньше понимаете то, что я хочу до вас донести.

Так что все, что я пропущу, мне не наверстать. Нет, Гарольд, Агнесс и Гелла мне расскажут то, что запомнили, я не сомневаюсь, но все же…

Да еще Фюслер этот оказался очень сильно не рядом с замком, добрались мы до него ближе к темноте, оставив за спиной немало миль и чудом не заплутав, поскольку по дороге нам попалось несколько развилок без каких-либо путевых столбов. В этом герцогстве вообще с указателями плохо. Местный владетель охоту и пиры любил, а думать о благоустройстве государства – нет, нам про это еще Труди рассказывала.

– Ног не чувствую, – пожаловался Анри, когда мы вошли в не слишком-то большую деревню. – Вообще. Я столько пешком в жизни не ходил.

– Брось ты, – беззлобно пробасил Жакоб. – Это разве расстояние? Вот меня мастер посылал с другими подмастерьями летом по городам королевства бродить и задешево золото скупать – вот там мы ноги сбивали на совесть. Как в конце весны уходили и только осенью возвращались.

– Рисковый у тебя был мастер, – заметил я, плюнув на условности и высморкавшись на снег. – Прямо вот так просто вам деньги доверял? А если бы вы – руки в ноги?

– Никакого риска, – усмехнулся Жакоб. – Перед тем как мы уходили, каждому из нас на шею медный обруч надевали, а в нем – заклинание, ключ от которого у мастера в руках оставался. В палочку этот ключ запечатан был, в деревянную. Кто до конца сентября не придет, тому этот обруч голову с плеч и оторвет. Мастеру только и остается, что палочку сломать. И вся недолга.

– Ужас какой! Ох! – Аманда споткнулась и ухватилась за мой рукав, чтобы не упасть. – А если человек просто не успел вернуться? Если заболел?

– Мастеру в этом какая печаль? – пожал мощными плечами Жакоб. – Это не его забота. Да что там – у него как-то не сошлась эта… как ее… Бухгалтерия по одному подмастерью, ползолотого он недосчитался. Так на наших глазах он этого парня и того, в назидание остальным, чтобы с деньгами не мудрили. Кровищи было! Мы потом чуть не целый день пол и стены оттирали. А вы говорите, что наш наставник лютый. Наш по сравнению с моим бывшим – сама доброта.

– Ужас какой! – повторила Аманда, не отпуская мой рукав, как видно – чтобы не упасть. – Вот где дикость.

– Вон дом местного старосты. – Ромул, которого рассказ нашего спутника совершенно не потряс, как видно потому, что у него такой свой в прошлом был, ткнул пальцем в сторону высокого и добротного строения. – Руку на отсечение даю.

– Пожалуй, что так оно и есть, – согласился с ним Жакоб. – Похоже на то. Идем?

Еще по дороге мы выработали некий план, причем коллективно. Все дрязги были оставлены на потом, поскольку цель у нас была одна, и в случае неудачи наказание тоже будет на всех одно. Да и дрязг конкретно у нас никаких и не было, ни сейчас, ни раньше.

От воровства и жульничества (кое-кто из наших предшественников сходил уже и по этой дорожке) мы сразу отказались, а значит, надо думать о каких-то честных путях заработка. Жакоб предложил сразу пойти к старосте: мол, староста всегда знает о том, что кому из селян потребно.

Других идей ни у кого не было, а потому сейчас мы начали барабанить в резную ореховую калитку и орать, не обращая внимания на заливистый лай, раздающийся за ней:

– Хозяин! Открывай! Дело есть!

Чуть позже хлопнула дверь в доме, и басовитый голос спросил:

– Чего нужно? Кто там барабанит? Вот сейчас собак спущу!

– Они все такие поначалу, – шепнул нам Жакоб и заорал: – Хозяин, пусти во двор, все расскажем, ничего не утаим. Народ мы беззлобный!

К моему великому удивлению, громыхнул засов, и калитка открылась, как бы приглашая нас зайти внутрь.