Я даже не нашелся, что ответить.

– А ты не видишь? – сделала это вместо меня Аманда. – Мы тут тюльпаны сажаем, чтобы весной они красиво зацвели и создали атмосферу праздника.

Впрочем, с Аллана и без ее сарказма слетела последняя сонливость, он завертел головой, мрачнея на глазах.

Вот как интересно получилось – в основном подобные зелья, как рассказала Аманда, усыпляют на довольно долгий период. А если с дозой переборщить, то и вовсе его могут отправить за Грань, тут точный расчет очень важен. Аллан же проспал не так уж и много – всего несколько часов, при этом заторможенности и отсутствующего взгляда, верных спутников сонных зелий, я не наблюдаю. Но это ладно, я потом узнаю, с кем он общался, кто ему водицы подлил такой, почему он с нами в деревню не пошел. А может, не только узнаю, но и Ворону расскажу. Это звенья одной цепи – зелье, крик из толпы, а может, и еще что-то, о чем я еще не в курсе. Одно мне понятно – кто-то придумал неплохой план и успешно его реализовал. Вот только вопрос, какова окончательная цель этого плана, что именно было нужно тому, кто это все придумал и ловко провернул? Смерть Гарольда? Смерть Мартина? Или просто расстроить едва нормализовавшиеся отношения между сторонами? Не исключено, что это ему (или ей) чем-то мешало. И самое главное – кто этот человек?

– С Мартином подрался? – спросил Аллан и, увидев мой кивок, потер щеки ладонями. – Вот же! Зачем? Как это некстати. Как он?

– Жив, – хмуро ответил я.

– А Мартин? – сразу же поинтересовался Аллан.

– Надеюсь, что сдох, – одновременно сказали я и Аманда, причем последняя добавила: – Почти наверняка так и есть. Он получил два удара в живот, один очень серьезный, там лезвие глубоко вошло, к тому же Гарольд его еще и довернул, так что… Я таких ран много видела, на моей памяти только двое после подобного выжили.

– Эх, Гарольд, Гарольд… – Аллан подошел к столу, на котором недвижимо лежал мой друг, и увидел потемневшие повязки. – Боги, сколько крови! Ранения сильно плохие?

– Да серьезного-то ничего. – Аманда покачала головой. – Ну да, выглядит он жутковато, но раны не проникающие. Крови потерял много, вот это плохо, мы ее вроде остановили, но это не показатель. Ну и красавчиком ему больше не бывать. Щеку ему Мартин порядком располосовал и ухо зацепил, мочку так и вовсе срезал. Зашивать придется. Ох, мальчики, мальчики, что ж вам не живется-то спокойно?

Надо же, какие серьезные познания у нее в лекарском деле.

– Так вот чего так кровь ливанула, когда он ему лицо задел! – сообразил я. – Из щеки же так не могло хлестать, там только покапает немного, и все.

– Жив – и хвала богам. – Аллан направился к выходу. – Пойду узнаю, как Мартин.

– Зачем? – Я остановил его, взяв за плечо. – Что тебе до него? Аллан, мы – это мы, они – это они. Нельзя сидеть на двух стульях. Я не призываю тебя решать, с кем ты, но остальные могут очень неверно понять такой поступок.

– Фон Рут верно говорит, – раздался из коридора голос Ромеи, ее поддержало еще несколько человек. Все наши, кто не был при деле, спать не пошли, отирались около комнаты, где лежал Гарольд, и, как видно, слышали наш разговор. – К тому же ты тоже косвенно виноват в случившемся. Если бы не твоя мягкотелость, то этого поединка могло бы и не быть.

– Если бы не моя позиция, то половина из вас тут бы не стояла, – и не подумал смущаться Аллан, сбрасывая мою руку со своего плеча. – Эраст, больше так не делай, хорошо? Подобная фамильярность не слишком мне приятна.

– Вот как? – прищурился я. – То есть когда человек благородной крови кладет тебе руку на плечо – это фамильярность, это недопустимо. Но зато запросто можно и даже нужно справиться о здоровье простолюдина, кто чуть не убил подобного тебе. Ну да, сказано кривовато, но, думаю, смысл ты уловил.

– И не он один, – донеслось из коридора.

– Аллан, это и в самом деле плохая идея, – добавила от себя Аманда, занявшаяся щекой Гарольда и оттирающая с нее запекшуюся кровь. – К Мартину ходить не стоит в любом случае. Дело даже не в том, что фон Рут сказал, просто дружбы у нас и до этого не было, а теперь и нейтралитета нет. Мартин не жилец, и если он уже умер, то его приятели порежут на куски любого из нас, кто попадется им на глаза и будет в достаточной мере беззащитен. Если же станешь защищаться, прольется новая кровь. Если не станешь… То я не знаю, что сказать.

– Не надо мне указывать, что делать, – попросил Аманду Аллан.

– Пока все, что ты делал, обращалось против тебя, – достаточно жестко сказала Рози, входя в помещение и протягивая Аманде пучок травы, от которой шел пар. – Аманда, держи, это кровохлебка. Как положено, обдали кипятком. Там Магдалена с девочками сейчас уже готовит еще отвары – из арники и из корней тысячелистника. Не столько страшна рана, как то, что она загноится, вот тогда начнется веселье. Эти, кстати, тоже пожаловали за травами. Ну, вы поняли кто.

– И чего? – Аманда осторожно приподняла тряпки, закрывающие раны Гарольда. Тот пошевелился и застонал.

– Шуганули их было. – Тут Рози помрачнела. – Как назло, мимо Ворон проходил и, в свою очередь, шуганул нас. Так что жив пока этот ублюдок. Надо же, сколько в нем здоровья.

– А у нас тут Аллан надумал пойти его пожалеть, – язвительно сообщила Ромея, просовывая голову внутрь. – Он у нас жалостливый.

Авторитет Аллана трещал по швам. Если честно, за последние полгода он и так пошатнулся, но врожденная привычка благородных подчиняться тому, чья кровь чище, все еще оставалась. Сегодняшний день смел и это препятствие. Сегодняшний день и очень неразумное поведение Аллана.

Я, признаться, все это время, с осени еще, думал о том, что, может, у него какой тонкий план есть, стратегия. Даже слова Аманды не до конца меня убедили. А сейчас мне пришло в голову, что, может, ничего такого у него и не было? Может, все верно она тогда сказала, может, он просто мягкотел и хочет со всеми жить в мире, потому что такова его суть? Ну вот нет в нем того, что повелителя делает повелителем. Потому и отпустил Аллана отец сюда, в замок, чтобы его место занял другой сын, более уверенный в себе, который не станет либеральничать с теми, кто ниже его по статусу? Надо будет у Гарольда уточнить, что там у его папаши с наследниками.

Если Гарольд останется жив.

– Как вы не понимаете… – начал было Аллан, по нашим лицам понял, что не поймем, махнул рукой и вышел в коридор.

– Хоть сколько-то у него ума осталось, – послышался через минуту голос Ромеи. – Вроде в спальню пошел, а не к этим уродам.

– Да ну его, – ответил ей кто-то. – Надоел со всеми этими своими соплями. Прав был Гарольд – резать их надо.

– Если, не дай боги, он… того, так и пойдем резать, – невозмутимо сказал Фальк, его голос трудно было спутать. – А если нет… Все равно рано или поздно до этого дело дойдет. Например, летом, когда на вакации отправимся. До Кранненхерста их трогать нельзя и в нем – тоже. А вот после…

– До вакаций еще времени полно, – заметил кто-то. – Это же сколько ждать? Клинки заржавеют.

– Самое забавное, что лично я сейчас на позиции Аллана и Фалька, по крайней мере – отчасти. Стоит ли спешить? – пропищала Луиза. – Нет, если Гарольд… Ну, вы поняли… Так вот в этом случае вас не остановишь. А если нет, то стоит подождать до инициации, осталось-то всего ничего. А после нее видно будет. Да и потом, как Мартин сдохнет, так все дрязги закончатся сами по себе, это он воду мутил. Так-то вроде всегда в стороне, а на деле все от него шло. Одно непонятно – чего он сегодня своему правилу изменил?

– Теперь не узнаем. – Аманда закончила прикладывать влажные травы к ранам Гарольда и сейчас бинтовала их с моей помощью. Друг стонал, но в сознание не приходил. – Если нашему так лихо, то что там творится? Точно умрет к утру, попомните мое слово. Самое позднее – к завтрашнему вечеру.

Но она не угадала. Мартин не умер – ни к утру, ни к следующему вечеру, ни к концу следующей недели. Он был плох, в себя не приходил, бредил и временами стонал так жутко, что слышно было на весь замок, но не умирал. А через пару недель у него спал неослабевающий до этого жар, и нам стало ясно – теперь уже и не умрет. Если ему не помочь это сделать.

Впрочем, и этот вариант был обречен на провал – при Мартине постоянно дежурил кто-то из его людей, а лишние жертвы могли бы привести к осложнениям в отношениях с Вороном. Хотя и нужды в убийстве особой никто не видел – Гарольд тоже умирать не собирался, напротив, он достаточно быстро поправлялся.

Как и сказала Аманда, раны его были не столь опасны. Выглядели жутко, это да, но внутренние органы повреждены не были. Пару дней, правда, у него тоже стоял жар, но к середине недели он спал. Да и отвары сделали свое дело, в результате чего мой друг стал быстро восстанавливать свои силы.

Надо заметить, что Ворон нас и правда многому научил, для большинства это оказалось неожиданным сюрпризом. Нет, поодиночке мы, может быть, и не добились результата, но вместе, как оказалось, мы много чего знаем.

Гарольд, придя в сознание, первым делом спросил у меня:

– Он жив?

– Жив пока, – неохотно ответил ему я и добавил: – Собака такая.

– Это плохо. – Гарольд сглотнул и продолжил: – Поединок завершен ничьей. Хотя это хорошо.

– Ишь как у тебя мнения разошлись, – удивился я. – Ты как-то определись.

– Плохо, что он жив, – пробормотал он. – Но хорошо, что я еще смогу увидеть его смерть. Обидно получилось бы – убил его я, а то, как он будет отдавать богам душу, не увидел. Попить дай.

Я поднес к его губам кружку с отваром, он отхлебнул и сморщился.

– Экая дрянь, – с отвращением произнес он. – Горькая и вонючая. А вина нет?

– Ну, не такая уж и вонючая, – понюхал отвар я и сурово сообщил: – Зато полезная. А вина нет. Да если и было бы, то тебе оно не положено. Пей давай!

– Злой ты, Эраст, – пожаловался Гарольд, но сделал еще пару глотков. – А чего щеку так тянет, глотать даже трудно.

Я помолчал, потом все-таки сказал:

– Шов там у тебя. Он тебе ее порядком рассек, постарался на совесть. Аманда все зашила, но шрам у тебя теперь будет нешутейный. И еще мочки правого уха у тебя нет теперь.

– Да ты что? – Гарольд сразу полез щупать щеку. – Шрам – это ерунда, у моего деда все лицо изрезано – и ничего. Он в плен к канзарским пиратам попал, и те, когда его пытали, так над ним издевались, ужас просто. Опять же девочки шрамы любят, особенно если к ним приложить душераздирающую историю. А вот уха жалко. Привык я к нему за эти годы.

– Руки убери, – хлопнул я его по ладони. – Только подживать стало. Аманда вообще больше всего «огня Антония» боялась. Ну и того, что крови из тебя сильно много вытекло.

– Знаешь, Эраст, – неожиданно тепло сказал мне Гарольд, – а ты ведь был прав. Он на самом деле оказался очень сильным противником, мне повезло, что это я его, а не он меня. Только тебе скажу, был момент, когда мне показалось, что он меня одолеет. Если бы он тогда не раскрылся и я его в живот не ударил, так и было бы. И еще – он кто угодно, только не самоучка. У него был наставник в фехтовании, и очень, очень хороший. Кто-то из тех, кого называют «золотые шпаги». Вот только как это возможно? Никто из «золотых» не станет учить безродного выродка, тем более мастерству шпажного боя. Шпага – удел благородных, простолюдинам запрещено сражаться на них. Топор, дубинка, да вот хоть бы и глевия – это дозволено. Но не шпага.

– Так он и дрался глевией, – заметил я. – Что тебя смущает?

– Но думал он так, как это делает тот, у кого в руках шпага, – заерзал Гарольд. – Он предугадывал мои выпады, он мыслил не как махатель этой своей палкой с лезвиями, а как шпажный боец, понимаешь? Знать бы, кто его учил… Такие вещи выносят на дворянский суд чести, подобное не прощается.

– Не вертись, – погрозил ему пальцем я, задумавшись о том, что это за суд такой. Я о нем и не слышал. – И так наломал дров.

– Наломал, – признал Гарольд. – Спасибо тебе. За то, что предупредить пытался, за то, что сейчас не ворчишь. Слушай, кроме шуток, если у тебя с Фюрьи не получится ничего, то, может, и вправду женишься на ком-то из моих сестриц? Хоть бы даже на Мюриэтте – она очень ничего себе, даже умеет связно излагать свои мысли. Правда, не всегда получается понять, что она имела в виду, но это и не слишком важно. Или на Кларетте – она дура невероятная, зато у нее грудь такой исключительной формы, что даже мне иногда не по себе становится, когда я на нее смотрю. Все-таки сестра. Породнились бы, и тебе в этот твой Лесной ужас возвращаться бы не пришлось. Отец никогда жадным не был, за любой из них он как минимум поместье в приданое даст. А они у нас все доходные.

– Подумаю, – пообещал я. – И еще – край. Моя родина называется Лесной край! И ты это прекрасно знаешь.

– Знаю, – подтвердил Гарольд. – Но ты так забавно злишься!

Кстати, если выберусь из этой переделки целым, то можно будет и подумать. Рози – это утопия, а тут… Поместье, грудастая недалекая дворяночка, лучший друг – родственник. А про то, отчего это мой папаша, барон Йохим фон Рут, не приехал на свадьбу сына, можно будет чего-нибудь наплести. Да и кому до него есть дело?

Мы с другом потом много о чем еще говорили, пока он лежал. Хотя слово «лежал» здесь не слишком подходит. Он каждый день с утра заверял меня и Аманду, что уже полностью здоров, пытался встать, из ран начинала сочиться сукровица, и его укладывали обратно.

Правда, надолго его в состоянии лежа все равно удержать не удалось. В один прекрасный день утром мы застали его уже полностью одетым и со шпагой на перевязи. Увидев нас, он замахал руками, потом послал ко всем демонам и с не очень высокой скоростью побрел в обеденную залу.

– Выздоровел, – обреченно махнула рукой Аманда. – Теперь его сюда не затянешь, даже чтобы перевязать.

– Ну и ладно, – ответил я ей. – Главное, чтобы в драку снова не полез. Слушай, а молодцы мы с тобой, а?

– Ну да, – не стала спорить Аманда. – Не скажу, что наших знаний хватит на то, чтобы составить конкуренцию лекарям в городах, но, бродя по деревням и селам, кусок хлеба мы с тобой заработаем. Что ты морщишься? От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Интересно, кто ему сюда одежду принес?

Ирония судьбы. Именно в тот день, когда Гарольд покинул помещение, которое мы превратили в лазарет, окончательно пошел на поправку Мартин.

За это время отвьюжили последние метели и отзвенели капели. Снег сначала посерел, потом стал рыхлым, как каша, а затем и вовсе почти сошел. В Рагеллон пришла весна.

Дни стали длиннее, ночи – короче, а в воздухе витал тот странный аромат, который предшествует весне. В нем переплелось сразу много всего – запах земли, которая проснулась, набухающих почек и еще чего-то неуловимого, что нельзя описать, а можно только почуять.

– Весна, – сообщил Ворон как раз тем утром, когда Гарольд вернулся к нам, после завтрака. – Дело к маю. Ну что, будущие маги, морально готовы к этому мероприятию?

– К мероприятию-то – да, – подумав, заявила Гелла, к тому времени – признанная любимица наставника. Точнее, она считала, что является его любимицей, и часть нас склонялась к тому же. Сам Ворон это никак не подтверждал, хотя и не отрицал. По моему личному мнению, он про это даже не знал. – К нежелательным последствиям – нет.

– Ну, к ним никто никогда не готов. – Ворон пыхнул трубочкой. – Тут уж – кому что суждено. При этом любой из вас может сказать мне в урочный день: «Мастер, я не буду проходить инициацию». И все – он освобожден от этого действа. Я даже позволю этим людям досмотреть церемонию до конца, почему нет?

Все промолчали, даже Гелла. Да, очень страшно. Даже не умирать страшно, а думать о том, что предстоит стоять в шеренге и ждать того момента, когда скипетр коснется твоего лба.

Я много об этом размышлял и сейчас не знал, чего боюсь больше, – инициации или мастера Гая. Хотя путем исключения инициация была меньшим из зол. Там у меня шанс выжить был, а в случае отказа от этого мероприятия его вовсе не было. Я точно знал, что провести моего нанимателя мне не удастся.

– Ба, Монброн. – Ворон то ли на самом деле только в этот момент заметил Гарольда, который с завидным аппетитом съел тарелку каши и с доброй улыбкой глазел на простолюдинов, промокая уголки рта все тем же платком с завязанным на нем узлом, то ли лишь сейчас счел необходимым отметить его присутствие среди нас. Поди знай, что тут верно. – Рад видеть тебя.

– И я рад видеть вас, учитель. – Гарольд, не вставая, кивнул магу. – Отдельное спасибо вам за заботу о моем здоровье. Я наслышан о том, что вы всячески способствовали моему выздоровлению.

Его невероятно задел тот факт, что наш учитель никак ему не помог, он это не демонстрировал, но я уже достаточно хорошо изучил его натуру. Он не то чтобы обиделся – это было бы просто глупо, Ворону на наши обиды плюнуть и растереть, но осадочек у Гарольда в душе точно остался.

– Есть такое. – Маг благосклонно кивнул. – Если честно, ваши безумства недешево мне обошлись. Моя травяная кладовая просто разграблена, случись чего, так лечиться будет нечем. Хорошо, я понимаю – бадьян, тимьян, кровохлебка. Но на кой вам календула понадобилась? И корни облепихи? Что вы с ними-то делали?

– Перепутали, – подала голос Луиза. – Мы не нарочно.

– Перепутали, – проворчал маг. – Будет вам дополнительное задание на осень, травы мне собирать.

– Дополнительное? – влезла в разговор Флоренс. – А что, предвидится какое-то основное?

– Любопытство не порок. – Маг встал, подошел к зардевшейся Флайт и положил ей руку на затылок. – Особенно если оно проявляется в областях познания или каких-то исследованиях. Но вот когда отдельные ученицы лезут туда, куда не следует…

– Я все поняла, – пискнула Флоренс, которую буквально вдавило в скамью. – Наставник, правда поняла! Ай-ай!

– Что до тебя, Монброн… – Ворон подошел к Гарольду, который смотрел на него исподлобья. – Скажу так – с друзьями тебе повезло больше, чем ты того заслуживаешь.

– Это да. – Гарольд улыбнулся. – С друзьями мне повезло. Признаться, сам не ожидал.

– Да ты заканчивай фразу, – подбодрил Ворон. – Не то что с наставником, верно?

– Я этого не говорил. – Гарольд отвел глаза в сторону.

– Зато думал. – Ворон потрепал его по плечу. – Ты смелый парень, Монброн. Глупый, нетерпеливый, непоследовательный, но смелый. Не лишай меня шанса уважать тебя хоть за что-то.

– А что, больше не за что? – встрепенулся Гарольд.

– По твоим делам – нет, – пожал плечами Ворон. – Ты влез в драку, которая тебе лично была не так нужна, не послушал доброго совета, заработал новые шрамы, пропустил кучу занятий, внес раздор в ваше маленькое общество. Разве это похоже на поступки умного человека? Впрочем, не расстраивайся, по поводу второго участника поединка у меня сложилось такое же мнение.

Насчет раздора Ворон был прав. Нет, никаких драк и тем более кровопусканий со дня поединка не было, но это совершенно не означало, что все наладилось. Напротив, трещина между нами и простолюдинами расширилась до критической отметки. Если до того мы кое-как общались, шутили и жили по большому счету как добрые соседи, то теперь между нами был, как выразился Аллан, «вооруженный нейтралитет». Мы сидели за разными столами; впервые с того момента, как оказались в замке, никто ни с кем даже не пробовал заговаривать. И еще – на кухню теперь ходили две смены – наша и их, и каждая готовила для своих. Оно и понятно – никто не хотел быть отравленным. Ворон, узнав об этом, только головой помотал, но ничего говорить не стал.

Никого возведенная стена не беспокоила, напротив, многих она радовала. И правы оказались те, кто с самого начала утверждал, что невозможно стереть черту, которую до нас провели наши предки, и что все опыты Ворона в результате провалятся. Возможно, что с обеих сторон и были те, кто сожалел о случившемся, только вслух они про это не говорили, справедливо опасаясь непонимания остальных.

И совсем печально все было с Алланом. За время выздоровления Гарольда он окончательно растерял какой-либо авторитет среди равных себе. Нет, он не ратовал за возвращение единства среди учеников, не проповедовал смирение и всеобщую дружбу, но то, что раньше он именно к этому и призывал, сыграло свою роль.

Он не стал изгоем, его никто не попрекал былым, и за спиной у него разговоры не велись. Но его слово отныне не было последним, и право решать за всех он потерял окончательно и бесповоротно. Собственно, это право лидера было негласным, но все же. Аллан был первым среди равных. Теперь же он стал одним из нас, не более того.

Сам Аллан воспринял эту перемену статуса философски, никому ничего объяснять не стал и с этих пор проводил все свободное время в библиотеке в компании с Геллой и Магдаленой. С другими же соучениками он общался крайне неохотно и только по необходимости. Это меня печалило. Я все-таки хотел найти того, кто стоял за всей этой историей с поединком, и Аллан мог мне дать ключ к пониманию произошедшего. Он мог мне сказать, кто с ним был в библиотеке и кто сыпанул ему сонного зелья в кубок. Мог, но не стал. Он лишь сообщил, что его просто сморил сон, вот и все. А зелья никакого не было, это выдумки Аманды. Я уж его и упрашивал, и пытался усовестить, но как об стену горох.

Так я и не выяснил, чьих это рук дело, и до поры до времени отложил этот вопрос в дальний ящик, на потом. Уверен, что тот, кто все это сделал, себя еще проявит, так что я подожду. Я терпеливый.

Что до места лидера, оно пока было вакантно. Кто-то ждал возвращения Гарольда, справедливо признавая его нашим новым вожаком, а кто-то даже пытался его занять. Например, Рози. Не знаю, зачем ей это было нужно, но она активно тянула одеяло на себя, пыталась командовать, правда, пока безуспешно, и пару раз даже меня попробовала подтянуть к этому движению, потребовав стать проводником ее воли. И очень обиделась, когда я посоветовал ей заканчивать заниматься этой ерундой.

Как по мне, не имело все это уже смысла. До инициации оставалось меньше месяца, а потому сейчас кому-то что-то доказывать – блажь. Нас и так осталось меньше полусотни человек суммарно, а после инициации это количество может вдвое уменьшится, кабы не сильнее. Вот среди тех, кто ее пройдет, и стоит себя утверждать. А сейчас – это все дурь.

На Рози мои слова воздействия не оказали, она обозвала меня «гадом гадским» и продолжила отдавать распоряжения, которые никто даже не слушал.

– Ну, вот такой я, – достаточно дерзко ответил Гарольд Ворону. – Молод, каюсь.

– Знаю, – усмехнулся маг. – Одна у меня надежда и осталась, что, повзрослев немного, ты поумнеешь. Главное, чтобы ты успел это сделать, не сложив голову прежде времени. При всех твоих недостатках ты хороший парень.

Гарольд, как видно, уже подготовил ответ, ожидая всего чего угодно, только не того, что наставник его похвалит, и этот ответ не слишком подходил к тому, что он только что услышал. По этой причине он промолчал – подготовленное не пригодилось, а подходящие слова надо было еще подыскивать. Но я видел, что речи мага были ему не только удивительны, но и приятны.

– Ладно, – хлопнул в ладоши Ворон, отходя от нашего стола. – Времени остается все меньше, май на пороге, а изучить нам надо еще очень много чего. Потому – тарелки со столов, сегодняшнее занятие будет посвящено такой важной и нужной теме, как распознание и снятие ведьминой порчи. В городах это не слишком актуально, там ведьмы – редкие гостьи, магессы не любят конкуренток, но вот в сельской местности распознание порчи – один из основных способов заработка странствующего мага или лекаря, у которого есть небольшой магический потенциал. Если не денег, то кусок хлеба с салом и кружку пенного напитка вы, зная методики снятия порчи, точно заработаете. А это иногда немало. Итак…

Дни шли за днями, свободного времени у нас почти и не было. Ворон спешил, как будто куда-то торопился, как будто не хотел куда-то опоздать. Вечером, перед сном, мы даже выдвигали версии, почему так обстоит дело, но были ли среди них верные, никто не знал.

Даже воскресенья он приспособил под занятия, сообщив нам, что впереди – лето, когда времени на кабаки и прочие сомнительные удовольствия у нас будет предостаточно. Нас это не слишком опечалило – желающих прогуляться в Кранненхерст особо не было. Люди, как я уже говорил, не слишком доверяли друг другу, и оказаться в кольце соучеников с обнаженным оружием на обратной дороге никто не хотел. При этом никто даже не сомневался, что Ворон подбирал бы группы именно таким образом – пара благородных и пяток простолюдинов. Или наоборот, но с тем же численным соотношением.

Да и не только в этом было дело. Здесь мы были заняты постоянно – от рассвета до заката, и это не оставляло места ненужным мыслям, которые вертелись у каждого в голове. Мыслям о предстоящей церемонии.

В результате за этой суетой апрель пролетел незаметно. Еще вчера земля была голая, с остатками снега в низинах, а деревья стояли лысые. И вот – зеленеет трава, радует глаз свежая листва, а птицы по утрам галдят так, что их даже в спальне, за каменными стенами слышно.

– Время – странная штука. – Ворон был непривычно серьезен сегодня, в девятый день мая, с самого утра. – Всегда кажется, что его много, что идет оно неспешно, но это не так. Оно идет и не быстро и не медленно, оно идет равномерно. Все это знают, но люди не были бы людьми, если бы не оспаривали даже те факты, которые оспаривать не стоит. И для каждого из них время свое. Для влюбленного, который ждет свою подружку, время тянется медленно, но стоит ей появиться, и оно срывается в галоп. Для старика, кровь которого остыла, оно стоит на месте. Младенец же его вообще не замечает, для него время не существует.

– А у нас оно какое? – спросила Луиза. – Как вы думаете, учитель?

– А для вас время настало, – негромко произнес Ворон. – Завтра – десятый день мая. Вы уже поделены на живых и мертвых, с той, правда, разницей, что мертвые еще могут остаться живыми. У вас есть одна ночь и один неполный день для того, чтобы принять решение – будете вы испытывать свою судьбу на площади или останетесь просто зрителями. У вас есть это право, но ровно до того момента, пока вы не встанете в шеренгу, ожидающую своей участи. Если вы встали туда, то все, обратной дороги нет. Подумайте о том, что я вам сейчас сказал, подумайте хорошенько. В конце концов, я весь год учил вас именно этому – думать и принимать решения. Надеюсь, что я не зря потратил это время. Хотя мне его тоже не хватило, вот какая штука, так что завтра с утра будет последнее занятие. Я вам про то, как снимать проклятие с зачарованных предметов, не рассказал. Но это будет завтра – и занятие и ритуал инициации. А сегодня…

Ворон встал и как-то шаловливо улыбнулся.

– Сегодня я собираюсь угостить своих учеников ужином и выпивкой! Иначе те, кто покинет завтра этот замок или даже этот мир, скажут, что старый Ворон – скупердяй и жмот, а мне бы этого не хотелось.

– Выпивка? – оживился Гарольд. – Наставник, вы серьезно? Вино?

– Да, Монброн, вино! – подтвердил маг. – Тюба!

Привратник вкатил в зал приличных размеров бочонок.

– Монброн, ты сегодня виночерпий, – громыхнул голос Ворона. – Наливай всем столько, сколько они захотят! Дамы, на кухне есть закуски – поросята, окорока, птица, что-то еще, Флегс доставил эту благодать сюда из Кранненхерста. Тащите это все на столы! Будем есть, пить и надеяться на то, что этот вечер не кончится никогда. И еще – Мартина сюда ведите. Насколько я знаю, он уже полностью оправился от ран, так что нечего скрываться от остальных. Так или иначе, и ему завтра решение принимать, что уж теперь?

Это было так – Мартина мы не видели, он по-прежнему находился там, куда его отнесли после поединка.

– Гарольд, – я подошел к другу, который азартно ввинчивал краник в темное дерево бочки, – я очень тебя прошу, не лезь на рожон сегодня!

– На кой мне этот ущербный? – просопел он. – Тут вина бочонок, а завтра будет веселый вечер. Вот если выживем оба, тогда и выясним, кто кого. А до той поры пусть живет. Давай-ка лучше пробу снимем, а то ты мне как брат уже, а толком вместе и не выпивали почти!

И мы немедленно выпили.