Самое забавное, что на то время, пока Женька разделывалась с котлетами и всем остальным, ее привычная язвительность дала сбой. Как видно, она разделяла два эти процесса – питание и глумление над ближним своим. Впрочем, и мне было не до того. Родька кормил меня вкусно, но однообразно, причем исключительно тем, что было сварено, в лучшем случае – испечено. Жареного он не признавал.

– Теперь бы сигаретку выкурить, – сообщила мне девушка, откидываясь на спинку массивного деревянного стула. – И все, гармония между мной и миром практически будет достигнута.

– Здесь нельзя, – сообщил я ей, отпив замечательно вкусного морса, которым всегда славился «Герасим». – Законом запрещено.

– Знаю, – вздохнула Женька. – Но помечтать-то можно?

– Мечтать не вредно, – согласился я.

– Ладно, к делу. – Мезенцева закинула ногу на ногу, причем сделала это более чем грациозно, так, как это умеют делать только те представительницы прекрасного пола, которые знают себе цену. В народе подобное называют «заплести винтом». – В принципе, условие соблюдено, ты девушку накормил, теперь можешь меня в определенном смысле танцевать. Проси, чего хотел.

– Ничего не хотел, – слегка обалдев от этой фразы, сказал я. – Точнее, хотел, но… Короче, вот, держи. Подарок от нашего стола вашему столу. Ну или расценивай это как мой безвозмездный вклад в благородное дело борьбы со злом.

Я расстегнул рюкзак и положил перед ней ведьмачью книгу, завернутую все в ту же тряпицу, что мне дали на кладбище. Столик мы выбрали такой, что со стороны нас видно особо не было, потому любопытных взглядов можно было особо не опасаться.

– Ух ты. – Мезенцева мигом сбросила с себя наведенный было романтический флер и снова стала тем, кем и являлась. Оперативницей. Она развернула ткань и присвистнула. – Это того черта, которого на кладбище грохнули? Та книга, которую так и не нашли?

– Она и есть, – подтвердил я. – Та самая.

Евгения погладила кожаную обложку, щелкнула застежками и раскрыла книгу сразу на середине.

Оторва безбашенная, конечно, пробы негде ставить. Вот так запросто открывать подобный артефакт, не проверив его? Ладно я, мне Хозяин кладбища сказал, что на нем проклятия нет, но ей-то никто никаких гарантий не давал.

– А где? – перелистнув несколько страниц и, естественно, ничего на них не увидев, спросила она у меня немного обиженно.

– Нету, – передернул плечами я. – Почему – без понятия. Может, магией закрыто, может, чернилами симпатическими написано. Хотя я склоняюсь к первому варианту.

– Тьфу ты. – Мезенцева захлопнула том и усмехнулась. – А я уже голову начала ломать, с чего это ты такой добрый. И котлетой угостил, и артефакт подарил. Теперь понятно. На тебе боже, что нам негоже.

– Вот и зря ты, – снова отхлебнул морса я. – Котлеты были от чистого сердца. Если хочешь, кстати, могу еще одну купить, мне не жалко. Что до книги – я бы при любом раскладе ее вам отдал. Мне один знающий… Э-э-э-э-э… Короче – паршивый это предмет, так мне объяснили. Энергетически. Зла в нем много, проще говоря, мне такого счастья дома не надо. А у вас наверняка какое-то хранилище для подобных штук есть, как в сериалах. Вот и забирайте его себе.

– Да? – Мезенцева снова осмотрела книгу. – Ну не знаю, так и не скажешь. На вид симпатичная. Опять же – серебро. Сказки сказками, но его нечисть и в самом деле терпеть не может, в серебре сила огромная. Да и на ощупь она ничего.

И девушка снова погладила кожу обложки.

– Скорее всего, ее владелица тоже была хорошенькая – заметил я – Девушки, пребывающие в нежном возрасте, не бывают некрасивыми. Они в эту пору полны надеждами на счастье, а кто верует, тот прекрасен.

– Поэтично, но непонятно, – изобразила улыбку Евгения. – Но радостно, что в тебе осталось хоть что-то человеческое.

– Это сказано к тому, что кожа, пошедшая на обложку этой книги, когда-то принадлежала юной девушке, причем девственнице, – уточнил я. – Правда, не знаю, с какой части её тела конкретно этот фрагмент сняли. Может, с левой груди, может, с правого бедра. Но точно не с задницы. Ведьмаки – они, понимаешь ли, эстеты. Сам теперь из них, знаю, что говорю.

– Твою-то мать! – отдернула руки от книги Мезенцева. – Сразу не мог сказать?

– Ты не спрашивала. Сразу хватать начала, я слова не успел вымолвить. Да не бойся, она не кусается.

Евгения хмуро посмотрела на меня, а после замотала фолиант в тряпку.

– Н-да, что бы там ни было раньше написано, вряд ли оно относилось к делу сохранения мира во всем мире, – выдержав паузу, промолвила она. – Не стоит такой вещи в свободном обороте находиться, лучше пусть у нас лежит.

– Про то и речь, – подытожил я. – И можешь меня не благодарить.

– Даже не собираюсь, – фыркнула Мезенцева. – Переложил свою проблему с больной головы на здоровую, да еще благодарностей ждет. Блин, пойду руки помою! Брррррр!

Она сунула книгу в небольшой черный блестящий рюкзачок, после чего удалилась, причем прихватив вышеупомянутый аксессуар с собой.

Характер у нее, конечно, не сахар. Но зато она и не рафинированная, что тоже неплохо. С ней не скучно.

И, что особенно приятно, нет всех вот этих закидонов: «я толстая», «здесь животные жиры» и всего такого прочего. Ест, что хочет, и не причитает.

А то я как вспомню Светку, так вздрогну. Бедные официанты, она из них все соки выжимала, выясняя, в каком блюде сколько калорий и на пару ли все это делают. Чтобы, значит, ни капли масла в блюде не было, ни капелюшечки.

Еще и меня в эту свою секту малоедящих пыталась завербовать, на овощи посадить, чем, кстати, существенно приблизила развод. Если ее мать я кое-как еще переносил, то это уже был явный перебор. Одно наложилось на другое, и в какой-то момент количество скандалов и непониманий свело на нет качество наших чувств.

Красиво сформулировал. Имейся у меня среди знакомых какой писатель, подарил бы ему этот афоризм.

Как говорится – только вспомни про кого-то, он и прорежется. В кармане завибрировал смартфон, сопровождая это рингтоном, сообщавшим всем окружающим о том, как славно делать «селфи» на Эйфелевой башне и какую именно технику для данного мероприятия следует использовать.

Светка. Это звонила именно Светка. Вот как она учуяла, что я про нее сейчас подумал?

– Привет, – немного удивленно произнес я. – Никак ошиблась, номер не тот набрала?

– Тот, – ответила моя бывшая. – Просто как-то мы не очень хорошо расстались.

– В смысле – тогда? – озадачился я. – Или сейчас ты о прошлой неделе?

– «Тогда» трогать не будем, – попросила она. – Тебе, может, и все равно, а мне до сих пор… Ну неважно. Я про нашу последнюю встречу.

– Ты сама отказалась с нами ехать, – справедливо заметил я. – Мы тебя звали купаться. Кстати – было весело. Вода теплая, тиной не пахнет, и мы с Женькой в нее, стало быть, голенькими…

– Какая ты все-таки скотина, Смолин, – в голосе моей бывшей наконец-то появились знакомые нотки. Эдакая смесь раздражения и предвкушения перед скандалом средней умеренности. – Знаешь, мне не очень интересны рассказы о том, где и с кем ты там нагишом купаешься. Я просто хотела сказать, что мы с тобой интеллигентные люди.

– Эй-эй-эй, – остановил я ее. – Ко мне это определение не подходит. Из данного сословия меня в свое время с треском вышибла достойнейшая Полина Олеговна, приходящаяся тебе мамой. Как там она сказала, когда ты ее притащила с собой в ЗАГС на развод? «Очень хорошо, что вы не завели детей. Представляешь, Светочка, какую наследственность они могли бы получить от этого типа». Так что я не интеллигент, это уж точно. С моими-то маргинально-криминальными наклонностями.

– Мама сложный человек, – немедленно заступилась за мою бывшую тещу Светлана.

– Вот ты и просидишь с этим сложным человеком в четырех стенах до старости, – не стал даже особо выбирать выражения я. – Она тебе еще поводок купит и будет два раза в день на прогулку выводить, чтобы в сторону не вильнула.

А с учетом того, что мамаша ее ведьма и сосет потихоньку жизненную силу из доверчивых дурочек, проживет она еще очень долго. Может, даже саму Светку переживет. Правда, про это я ей говорить не стану. Все равно не поверит.

– Зато ты будешь цвести и пахнуть! – наконец-то не выдержала и сорвалась на крик моя бывшая.

– Именно, – подтвердил я. – А еще веселиться, есть жирную пищу, пить вкусное вино и купаться нагишом в компании юной крепкогрудой рыжеволосой нимфы!!!

– За «юную» спасибо, конечно, но вот все остальное меня настораживает, – вернувшаяся из туалета Евгения снова села за стол. – Причудливые у тебя фантазии, Сашка. Хорошо, что я тебе свой адрес «смской» не прислала.

Я показал на телефон и беззвучно произнес: «Бывшая».

– Саша, я так рада что мы с тобой наконец-то выбрались в этот ресторан! – моментально сориентировавшись и даже подавшись вперед, к трубке, буквально пропела Мезенцева. – Но, милый, сколько можно говорить по телефону? Я скучаю. А еще я хочу шампанского! И ананас!

Сдается мне, что Светка хорошо все расслышала и сделала определенные выводы, потому что почти сразу после реплики Евгении связь с ней разорвалась.

– Психанула? – понимающе кивнула Мезенцева. – Бывает. Но, вообще, это и к лучшему.

– Ты еще скажи, что разбитого не склеишь, – с невеселой иронией поддержал ее я. – Или что подобное с корнем надо из сердца вырывать.

Хорошего настроения как не бывало. На душе отчего-то стало пакостно, будто я только что подлость сделал. Блин, ну вот что Светка за человек такой, вечно умудряется в каждую кастрюлю плюнуть. Все же давным-давно закончилось, чего ей от меня еще надо?

– Не скажу. – Женька посмотрела на свою опустевшую кружку, а после ухватила мою, в которой еще что-то осталось. – Я не девочка-припевочка, глянцевые журналы не читаю и сериалы не смотрю, потому в высоких чувствах не разбираюсь. Зато точно знаю, что все равно ничего у вас не получится. И дело не в том, что… Как ты там сказал? «Разбитого не склеить»? Так вот, не поэтому.

– А почему?

– Саш, ты больше не человек, – почти равнодушно ответила Мезенцева и отпила морса. – Хотя нет, не так. Ты человек, но не такой, как все.

– Избранный? – не удержался я от шутки.

– Ты ведьмак, – без тени раздражения произнесла девушка. – У тебя теперь свой путь, и места каким-то другим людям рядом с тобой больше нет. Имеется в виду, людям, которые живут обычной жизнью. Ходят на работу, копят на отпуск, воспитывают детей. Они могут быть твоими приятелями, с которыми можно выпить, или приятельницами, с которыми можно перепихнуться, но не более того. Близко к себе ты никого больше не подпустишь. И чем дальше, тем больше ты будешь отдаляться от тех, кто существует в мире Дня. Такова жизнь. Прими это как данность.

Не скажу, что ее слова меня удивили. Мне подобные мысли приходили в голову, только вот я их из нее гнал. Но факт есть факт – даже с Дарой мне теперь было общаться проще, чем с коллегами по работе. Ну да, за эту неделю я создал себе иллюзию того, что банк для меня по-прежнему дом родной, и только там я на своем месте.

Только это был самообман. Я сам себе это внушал, чтобы не думать о том, что скоро все может измениться. И если бы не прямолинейная Мезенцева, то, может, я в эту иллюзию сколько-то времени еще верил.

– Если тебя это успокоит, то нам не лучше, чем тебе, – продолжала препарировать меня Евгения. – А Кольке так даже и хуже. У него с ведьмой любовь. Мучаются оба, а сделать ничего нельзя. У нее ковен, у него служба. И в любой момент может выйти так, что одному придется убить другого. Один раз до такого чуть не дошло уже, прошлой зимой, прямо перед Новым Годом. Его Людку здорово тогда подставили, через нее пытались к Нифонтову подобраться. Правда, фиг чего вышло, но факт есть факт.

– Жесть, – проникся я. – А ты? У тебя по той же причине личной жизни нет?

– Будем считать, что уколол, – Мезенцева улыбнулась, на ее щеках обозначились ну очень пикантные ямочки. Всегда от таких млел. – Нет, не по этой причине. Просто не складывается как-то. Бывает и такое. Хотя так даже лучше. Голова посторонними мыслями не занята, все время работе отдать можно. И, Саш, давай без этих подкатов, типа: «Встретились два одиночества». Ты ведьмак, я сотрудница отдела 15-К, так что даже не начинай. Да и потом… Скажу честно – не в моем ты вкусе. Ну вот извини.

– Да у меня и в мыслях не было, – опешил я.

Причем не соврал. Я и правда не рассматривал ее в качестве возможной мишени для метания стрел Амура. Не до того мне было. Наши с Женей встречи обычно сопровождались некими происшествиями и событиями, которые напрочь убивали романтический настрой.

Хотя она, конечно, хорошенькая. Не отнять.

– Светлана твоя еще не перегорела, – с какой-то даже печалью сообщила мне Женька. – Я женщина, я вижу. Нет, там не любовь, там скорее грусть по нереализованным планам, которые она для вас двоих наметила. Мужчину женщине забыть легко, а вот свои мечты, в которых он участвует, куда сложнее. Особенно если натура цельная, а твоя бывшая из таких. Оно тихонько тлело внутри, как угли, ее не беспокоило, а тут тебя черти принесли, вот и полыхнуло по новой. Да еще, похоже, у нее и отношений ни с кем нет. Зря, кстати. Клин клином – это самое надежное в таких случаях.

Я только головой покрутил, переваривая услышанное.

– Саш, у нее корни волос не прокрашены, – как-то даже с жалостью произнесла Мезенцева. – И еще куча других признаков, которые ты не заметишь, но я увидела. Нет у нее никого. Но и ты не суйся, ясно? Только хуже будет. Причем ей достанется куда больше, чем тебе.

– Даже в мыслях не было, – сказал я. – Да и как? У нее мама ведьма. Кстати, именно она, зараза такая, все нам и порушила.

– Иди ты! – Женька уставилась на меня. – Прямо ведьма? Не в смысле: «чтоб ты сдохла, ведьма», а натуральная?

– Натуральней не бывает, – хмыкнул я. – Сам недавно узнал. Так что не волнуйся и не ревнуй. Твоим буду, никуда не денусь.

– Договаривались ведь, – укоризненно посмотрела на меня Мезенцева.

– Про шутки договора не было, – заявил я. – Что Колька сказал?

– Какой Колька? – захлопала ресницами Евгения. – Ты о чем?

– Ты же ему звонить ходила. Ну не совсем же я идиот, правда? Два и два сложить могу.

– Да прямо уж так и не идиот? – Мезенцева поняла, что палка потихоньку перегибается и выставила перед собой ладони. – Ладно-ладно, глупая шутка. Но я женщина, мне простительно.

Я ничего не сказал, только рукой махнул – излагай, мол.

– «Спасибо» велел сказать за подарок, – сообщила мне Мезенцева. – И еще просил сходить и купить мне чашку кофе и тортика кусочек, того, что с кремом и орешками. Последнее – обязательно.

– Поторопилась ты со звонком, – с некоторым злорадством сообщил ей я. – Я ведь не все еще подарил, что хотел.

– Как, еще что-то осталось? – изумилась Евгения. – Ну-ка – ну-ка! Только сначала торт и кофе, а?

– Не-а, – покачал головой я. – Тебе все одно ему еще раз звонить, вот и воспользуешься моментом, пока я буду в очереди стоять.

А вообще, это свинство. У нее есть телефон для экстренной связи, а у меня нет. Вот так мало ли что – и не дозвонишься никуда. Да, это придирки. Но я имею на это право. Если уж припахиваете меня к своим делам, так будьте любезны соблюдать и мои права.

– Вредный ты. – Женька подперла подбородок ладонью. – Я бы тоже с тобой развелась.

– Вот ты гадости говоришь, вместо того чтобы похвалить, – скорчил обиженную гримаску я. – А стоило бы. Я вам, кроме книги покойного Артема Сергеевича, еще и его слугу нашел. Афанасием кличут.

– Это как у тебя, мохнатого такого? – оживилась Евгения – Он прикольный! Прожорливый, правда, все мое печенье тогда стрескал.

– Он не прожорливый, а полезный. Тоже мне, сотрудница отдела «15-К», – даже немного обалдел я от такой реакции. – Представь себе, сколько всего этот мохнатый бедолага знает. И рассказать сможет. Причем, заметь, без малейшего нажима с вашей стороны.

– Сейчас не поняла, – посерьезнела Мезенцева.

– Его Афоней зовут, и он теперь бомж, – объяснил я. – В прямом смысле. Хозяин помер, сила его почти целиком в никуда сгинула, так что служить ему некому теперь. Вот он и бродяжит. Мало того – спиваться начал.

– Бе-е-едненький, – жалобно вздохнула Женя.

Отдельно замечу – абсолютно искренне.

– Вот-вот, – поддержал ее я. – Так давайте, приютите его у себя, к делу приставьте какому-нибудь. Это существа работящие и неглупые, поверь, я знаю, о чем говорю. И доверять им можно, не то что отдельно взятым гражданам. Но только условие – не обижать его.

Евгения задумалась, я же, как и обещал, отправился за кофе.

– Берем, – еще до того, как я поставил перед ней напиток и торт, сообщила мне она, убирая телефон в чехольчик, а чехольчик в рюкзачок. – Нам такие кадры нужны. Слушай, а как ты его вообще нашел?

– Не «как», а «где», – поправил ее я. – На кладбище он временно проживает, на том самом, где его патрона грохнули. Под сенью могил обитает, постоянно голодный, зато перманентно поддатый. Надеюсь, не надо объяснять, что я там, на кладбище, делал?

– Почему же не надо? – Женька колупнула ложечкой торт. – Обязательно надо!

– Не наглей, рыжая, – посоветовал ей я. – Меру знай.

– За «рыжую» потом отдельно с тобой рассчитаюсь, – пообещала мне Мезенцева. – Еще в детстве задолбали меня этим словом. Но мера наказания будет смягчена за то, что «бесстыжая» не добавил. И все-таки?

– Жень, работаю я там, – устало произнес я. – Сама же говорила – отношения с миром у меня перешли на другой пласт бытия, потому для меня кладбище теперь если и не родной дом, то уж точно не просто место последнего упокоения людей. Там его и встретил. Пообещал помочь, пристроить в хорошие руки.

– Мои – хорошие? – Женька показала мне свои ладошки.

– Прекрасные, – заверил ее я. – Лучшие в мире. Так бы целовал и целовал.

– Дурак, – не оценила мой комплимент девушка и снова начала поглощать торт.

Собственно, на этом наш то ли обед, то ли ужин и закончился. Минут через пятнадцать мы вышли на улицу, где оказалось неожиданно хорошо.

Пока мы ели, пили и общались, облачность рассеялась, и сейчас небо радовало взор той особенной пронзительной предвечерней синевой, которая говорит любому москвичу о том, что лето заканчивается и осень уже стоит на пороге.

– Слушай, а когда этого Афанасия забрать можно будет? – уточнила Мезенцева, поправляя лямки рюкзачка.

– Да хоть бы в среду, – предложил я. – У меня на кладбище дела кое-какие есть, я туда ближе к ночи собираюсь наведаться. Давай созвонимся, вы подъедете, я к вам его выведу.

– Что за дела? – заинтересовалась Евгения. – Надеюсь, ничего противозаконного?

– Ну разумеется. Как ты могла так плохо про меня подумать? – притворно оскорбился я, а после без утайки рассказал ей о том, что собираюсь посмотреть на то, как снимают реалити-шоу.

А что такого? Не секретная же информация. К тому же, как мне показалось, это не стало для нее новостью. Не умеет она пока так, как ее напарник, эмоции прятать.

Хотя один факт я все-таки утаил. Про колдуна, того, что не поддельный, а настоящий, ничего не сказал.

В конце концов, я у них не на жаловании, так что перебьются. Кто знает, что они потом с этой информацией сделают, правильно? И как это на мне аукнется, тоже неясно. Ну как колдун проведает, кто его оперативникам слил? Сейчас у меня с этим товарищем, если можно так сказать, нейтралитет. Мы просто незнакомы, вот и все. И зла ему на меня держать не за что. Но узнай он, что я его сдал, то вражды не миновать. Я бы точно разозлился в такой ситуации и тому, кто мне насвинячил, козью морду состроил бы наверняка.

Оно мне надо?

– Может, прогуляемся? – предложил я Мезенцевой и согнул свою руку «крендельком». – Растрясем, так сказать, жиры?

– Не-а, – покачала головой та. – Извини. У меня еще планы на сегодня есть. Спасибо за компанию и все остальное. Все, на созвоне!

И, помахав мне ладошкой, она шустро припустила в сторону «Детского мира». Мелькнула, как рыбка в море, ее рыжая голова и скрылась из вида.

– Вот так всегда, – вздохнул я. – «Динамо-Москва», далее везде.

Я постоял еще минуту, поглазел на людей, да и зашагал к метро.

Добравшись до дома, к себе я сразу не пошел, а поднялся на пару этажей повыше. Если уж сегодня я решил переделать все дела, то надо и это, последнее, до ума довести.

К моему великому удивлению, дверь маринкиной квартиры распахнулась почти сразу после того, как я в нее позвонил. Правда, лучше бы я этого не делал.

– Вашу маму! – отскочил я назад, увидев, что именно стояло за дверью.

Внешне это напоминало мою соседку, но вот только сходство было очень и очень приблизительным.

Глаза, густо обведенные чем-то черным, под ними все было густо замазано белилами или чем-то подобным, трехцветные лохмы, свисающие почти до груди, и невероятно колоритное рубище, расшитое бисером и мелкими куриными косточками. Вот такое вот диво дивное стояло на пороге и таращилось на меня.

– Кто ты, странное создание? – опасливо поинтересовался я. – И куда ты дело недалекую, но все-таки родную мне Марину? Надеюсь, ты ее не сожрало?

– Смолин, хорош прикалываться, – попросила меня чуда-юда. – Как, впечатляет?

– Очень, – признался я. – Вот только имей в виду, что мое мнение – оно нейтральное, ни к чему не обязывающее остальной мир. А вот точка зрения санитаров с крепкими руками и смирительной рубашкой может стать определяющей. Марин, ты в своем уме?

– Там все такие! – насупилась соседка. – Это тренд, Смолин, тренд. Если прийти на «Магическое противостояние» одетым как всегда, по-будничному, то ловить будет нечего. Там главное запомниться!

– Марин, но не настолько же, – попытался вразумить я расстроенную девушку. – К тебе сейчас даже слово «чумичка» применить нельзя.

За моей спиной хлопнула дверь, и на лестничную клетку вышла баба Зоя, маринкина соседка, старушка мирная и дружелюбная, в распространении сплетен и слухов не замеченная. Как видно, в магазин собралась, поскольку в руках у нее была хозяйственная сумка.

Она подслеповато глянула на меня, потом на Маринку, на секунду застыла, сняла с носа очки, протерла их, снова напялила, перекрестилась, и со словами:

– Господи Христе и святые угодники! – быстро скрылась за дверью своей квартиры. Следом за этим лязгнули замки – баба Зоя готовилась к отражению атаки нечистой силы. И я ее понимаю – такое диво дивное на своей лестничной площадке увидеть! Любого проймет.

– Пошли внутрь, пока ты весь дом не перепугала, – предложил я Маринке.

Та мотнула головой, приглашая меня зайти в квартиру.

– Значит, фигня получилась, – констатировала соседка, глядя на себя в зеркало. – Печалька. Три часа работы коту под хвост. Зараза, зачем я только на этот балахон столько времени угробила?

Что к подбору гардероба Марина подошла с душой, было видно сразу. У нее всегда в квартире царил Великий Хаос, но сегодня это было особенно заметно. Из гардеробов было вытащено все. Ну или почти все.

Даже не вытащено – выволочено. И свалено в центр комнаты.

– Н-да, – я переставил с подлокотника кресла на стол две пустые чашки, после снял с его спинки кружевной лифчик и бросил в общую кучу. – Ты реально настроена на победу, мon ami.

– Само собой, – ответила мне Маринка и стянула через голову жуткий балахон, побрякивающий косточками. – Или быть первой, или никакой. И, Смолин, не вздумай говорить, что я максималистка или что это у меня гормоны в заднице играют.

– Даже не подумаю, – заверил я ее. – Тем более, что я тебя сейчас не очень-то и слушаю. Мне смотреть интересней.

Нижнего белья на ней, как и следовало ожидать, не имелось.

– Смотреть можно, трогать нет, – девушка передернула плечами, ее упругие груди забавно дернулись. После этого мне был показан розовый язычок, и красота скрылась от моего взора под длиннющей, явно мужской, футболкой.

– И рад бы, да вот беда – мне это уголовный кодекс запрещает, – решил я не оставаться в долгу.

– Сейчас по всем законам жанра я должна спросить у тебя – при чем тут уголовный кодекс?

– Должна, – подтвердил я.

– Спрашиваю, – и девушка изобразила жест из серии: «А теперь выкладывай».

– Закон запрещает вступать в интимные отношения с представителями животного мира, – печально объяснил ей я. – А ты сейчас не совсем человек. Ты некий новый подвид – девочка-панда.

– Очень смешно, – демонстративно похлопала в ладоши Марина. – Еще немного, и тебя можно выпускать на сцену, как профессионального стендапера.

Но все-таки слова мои ее зацепили, поскольку после своей реплики она отправилась в ванную, где тут же зажурчала вода.

Вернувшись в комнату уже в привычном мне виде, она сбросила с дивана кучу вещей прямо на пол, плюхнулась на него, уставилась в потолок, печально сообщив мне:

– Идеи кончились.

– Мне кажется, ты просто зациклилась на экзотике, – предположил я. – Вот это безобразие никак не может принадлежать Верховной дриаде. Это больше подходит какой-нибудь кликуше времен Ивана Грозного.

– А что подходит дриаде? – перевела взгляд на меня Марина. – Твои предложения?

– Что-то более строгое и загадочное, – произнес я. – Без большого количества атрибутики. Ну какой-то такой плащ средневековый, чтобы до пят и блестящий, с прорезями для рук по бокам. Шелк там или что-то вроде этого.

– Ну-ну-ну, – уже непритворно заинтересовалась соседка. – Продолжай.

– А все, – ответил я. – Если плащ глухой, то больше ничего и не надо. Разве что застежку прицепить под горло. Знаешь, помассивней, в виде цветка или ветки. Блескучую. Раз ты дриада – надо такую. А еще браслеты на руки, тоже такие, основательные.

– И волосы. – Маринка пригладила свои растрепанную после парика шевелюру. – Вот так, можно даже с пробором. И тут заколками. Слушай, Смолин, а мне нравится! Плащ я у Жанны возьму, у нее такой есть, зелененький. Она его на «eBay» заказывала, чтобы своему Максу сюрприз устроить. Они в нем в ведьму и инквизитора играли.

– В жизни бы не подумал, – впечатлился я.

Видел я эту Жанну. На вид тихая, спокойная девушка, и на тебе. Ведьма и инквизитор. Страшно представить, что из себя представляли эти игрища.

– Брошка. – Маринка разворошила груду вещей на полу, потом подскочила к секретеру и покопалась там. – Была у меня одна, в виде виноградной грозди, страшная до ужаса, один придурок подарил. Блин, куда же я ее убрала? Помню, у меня шкатулка была, я туда всякий хлам складывала.

Она оставила секретер в покое и постояла секунду на месте, соображая, где же еще могло быть искомое. Потом ей в голову пришла какая-то идея и она умчалась в маленькую комнату, откуда немедленно раздались звуки, из которых можно было понять, что там тоже начались разгром и разруха.

В этот же момент с кухни беззвучно появился Вавила Силыч, приложил палец к губам и ужом ввинтился под диван. Пробыл он там недолго, появился обратно весь в пыли, но зато с палехской шкатулкой в руках.

– Всем домом собираем, – сочувственно прошептал ему я.

Подъездный понимающе покивал и снова убежал на кухню.

– Марин, не это ищешь? – крикнул я. – Вот тут какая-то шкатулка под креслом валяется.

Естественно, это оказалась именно она. Маринка сочно чмокнула меня в щеку и торжественно предъявила мне брошь белого металла с зелеными камушками.

– Шикардос, – высказал свое суждение я. – А как будет блестеть в свете камер!

– Скажу, что некогда эту брошь сработал один из учеников Веланда, – немедленно начала фантазировать Маринка. – И делал он ее для… Ну-у-у-у… к примеру, Морганы.

– Тебя не смущает то, что они, вроде, не в одно время жили? – неуверенно спросил я.

– Так ученик, – возмутилась девушка. – Не сам же Веланд. Да ты вообще не знаешь, кто это такой был, так что не умничай.

Вот и зря. Я читал европейские дохристианские мифы и наслышан про великого кузнеца.

– А в наш род она попала в семнадцатом веке, – продолжала вещать Маринка. – Ее моей прапрапрабабке подарил… Граф Сен-Жермен!

– Где ты берешь эту траву? – восхищенно спросил я у нее. – И когда успеваешь ее курить?

– Либо молчи, либо проваливай, – потребовала девушка. – У меня творческий экстаз.

– Слушай, погоди маленько с экстазом, – попросил я ее. – Сейчас я тебе кое-что скажу, а потом твори, чего захочешь.

– Ну, что еще?

– Только так, – я встал с кресла. – Давай договоримся сразу – ты не спрашиваешь у меня, откуда я что знаю. Все одно не скажу.

– Прямо заинтриговал, – в глазах Маринки блеснуло любопытство. – Ладно, не спрашиваю.

– Я серьезно, – предупредил ее я. – Будешь донимать, в жизни тебе больше не помогу.

– Договорились, – пообещала девушка. – Если я нарушу эту клятву, то до пенсии буду ходить с тобой на встречи твоего класса и делать вид, что ты мой любимый мужчина. Пусть тебе все завидуют. А одноклассницы кусают ногти на ногах, осознавая, что упустили такого самца.

Вот зараза. И просил-то только один раз об этом одолжении. Причем, что особенно обидно, Маринка со мной тогда так никуда и не пошла. Она про эту просьбу просто-напросто забыла, сразу после того, как я исчез из поля ее видимости.

– По рукам, – согласился я. – Дай мне листок бумаги и ручку.

– Зачем? – удивилась Марина.

– Схему кладбища чертить буду, – объяснил ей я. – А ты потом заучишь, где там одна могила находится. Поверь, в среду она очень тебе нужна будет.