Даже сидя на следующий день на работе, я вспоминал о том, как Маринка, выслушав меня, немедленно нарушила данное обещание. Инстинкт журналистки пересилил разум, после чего соседка вцепилась в меня как клещ со своими бесконечными «как» и «откуда узнал». В ход пошло все – она увещевала меня добром, пугала потопом и поджогом, даже пыталась, игриво подмигивая, взгромоздиться на мои колени, чем окончательно убедила меня в том, что нравственные начала в ней погибли, не родившись.

Финальным аккордом явилась проникновенная речь о том, что она нынче же украдет младенца у какой-нибудь особо многодетной цыганской семьи, где-нибудь в районе «Трех вокзалов», и выдаст сие невинное дитя за плод нашей с ней греховной страсти. И вот тогда-то мне мало не покажется!

Подобным обещанием проникся даже Вавила Силыч. Дело было на кухне, а потому мне довелось лицезреть его округлившиеся то ли от удивления, то ли от восхищения глаза. Он настолько заслушался Маринкиным феерическим бредом, что наполовину высунулся из вентиляционной шахты.

В результате, я в буквальном смысле плюнул в раковину, пообещал соседке, что отныне пальцем не шевельну, чтобы ей помочь хоть в чем-то, и покинул ее квартиру.

Воистину – не делай добра, и тогда тебе никто не будет приседать на мозги.

Кстати – она мне еще и звонила на смартфон потом, с интервалом в пять минут. Позвонит – постучит в дверь. Позвонит – постучит в дверь. Просто по-другому я ее не слышал, звонок-то дверной не работает. Молодец Родька, что проводок перерезал. Если смартфон на беззвучный сигнал можно поставить, то дверной звонок – фигушки.

И сегодня она мне названивала. Двадцать шесть пропущенных – все от нее.

– Смолин, а ты, я погляжу, кому-то сильно нужен, – сообщила Наташка, которая не могла не обратить внимания на мой периодически жужжащий виброзвонком смартфон. – Это кто же тебя так домогается?

Она бросила в «мусорку» пластиковое корытце из-под салата, которым только что пообедала, и выжидательно уставилась на меня.

– Много будешь знать – плохо будешь спать, – не очень вежливо, зато предельно ясно ответил ей я.

– В этом плане мои дела и так не ахти, – печально поведала мне Федотова. – Муж из командировки приехал, кончился безмятежный сон.

– Понимаю, – сально ухмыльнулся я.

– Да чего ты понимаешь, Смолин? – Наташка глянула на меня так, как старшеклассница смотрит на пятиклашку, который перед друзьями изображает взрослого дядьку, знающего толк в женских прелестях. – Понимает он.

– Храпит? – утвердительно спросила Ленка, ехидно улыбнувшись.

– Мочи нет, – подтвердила Федотова. – Хоть из квартиры беги. Стоп. А ты откуда про это знаешь?

– Догадалась, – заверила ее подруга – Богатый жизненный опыт.

Федотова нехорошо уставилась на нее, ее наманикюренные пальчики барабанили по пластиковой поверхности стола.

– Да не смотри ты на меня, как предправ на предписание ЦБ, – попросила ее Ленка – У меня законный супруг имелся год с копейками назад, если ты не помнишь. Ровно то же самое, проблем ночью больше, чем пользы. На мне всего-то три минуты пыхтит, но зато потом шесть часов с чувством выполненного долга храпит.

– Ну да, ну да, – глаза Федотовой нехорошо сузились. – И это мне тоже до боли знакомо.

– Пойду, отдам Гусарову документы, – встал из-за стола я. – А то он звонил, ругался.

На самом деле, депозитарщик мне, конечно, не звонил, но быть свидетелем разборок двух женщин мне не хотелось, больно это дело небезопасное. Время от времени подобные инциденты имели место быть, особенно если учесть, что Ленка и Наташка давно и плотно дружат. Кстати, Наташка в разводе Ленки с ее бывшим, как я догадываюсь, сыграла не последнюю роль. Подробностей не знаю, но хорошо помню, что эта парочка целый месяц после не разговаривала, в аккурат до того самого момента, как нам подарили литровую бутылку «мартини». Вылакав ее на пару, они простили друг другу все, долго плакали и рассказывали мне, какие мы, мужики, сволочи.

Вот только, сдается мне, Ленка Федотову до конца за тот случай не простила. Больше скажу – подозреваю, что она сейчас специально подставилась, больно улыбка была пакостная. Не иначе как подходящий момент выжидала. И если я прав, то надо на сегодняшний день искать себе какое-то временное пристанище. В нашей каморке нынче будет очень жарко, несмотря на то, что в городе изрядно похолодало.

Что примечательно, банковские служащие плохую погоду очень даже уважают. Чем хуже на улице, тем спокойнее у нас. Просто поток посетителей изрядно мелеет при погодных катаклизмах. Нет, юридические лица, которых у нас ласково называют «юрики», посещать банк не перестают, служба есть служба. Кому выписка нужна, кому кредит – вариантов масса. Зато «физиков» становится куда как меньше. Дождь распугивает, как пчел, разговорчивых бабушек, неугомонных домохозяек, щетинистых ребят в кожаных куртках, пребывающих в вечном поиске хорошего курса евро, и просто городских сумасшедших.

Прямое подтверждение моим словам – тишина в операционном зале. Только у пары стоек сидели какие-то люди, да вышеупомянутому Гусарову выносила мозг очень симпатичная, хоть уже и не слишком молодая женщина. Причем эмоции переливались через край, она так активно жестикулировала, что напоминала мельницу. Сходства добавлял и ее высокий рост.

Делать мне было нечего, потому я решил пойти и послушать, что же такое этой красавице в возрасте нужно от бедолаги-депозитарщика. Не думаю, что там будет нечто оригинальное, скорее всего, она ключ потеряла от ячейки и теперь не хочет платить за ее вскрытие, но мало ли?

Какое-никакое, а развлечение.

Компанию этим двоим составлял плотный представительный мужчина, который, похоже, сопровождал машущую руками мадам. Впрочем, в беседе он участия не принимал.

– Мне нужны документы из ячейки, – хлопнув ладонью по стойке, сообщила Гусарову женщина, как бы ставя его перед фактом. – Понимаете? Жизненно необходимы.

– Понимаю, – невозмутимо ответил ей Витод. – Если у вас есть ключ от нее, то мы можем прямо сейчас спуститься вниз, и вы их заберете.

– Молодой человек, вы меня слышите вообще? – женщина посмотрела на своего спутника, как бы ища поддержки. – Ключ! Был! У! Моего! Мужа!

– Это все я понял, – заверил ее Гусаров. – Ключ был у мужа, он умер три дня назад. Еще раз приношу вам свои соболезнования. Но только помочь вам ничем не могу. Нет ключа – нет доступа к ячейке.

– В договоре написано, что я тоже имею право доступа к абонированному им депозитному сейфу, – потрясла перед носом Витьки изрядно помятыми бумагами женщина. – Вот! Обеспечьте мне этот доступ!

– Нет проблем, – с готовностью ответил Гусаров. – Как только вы предъявите мне ключ от вашей ячейки и паспорт или какой-то другой документ, удостоверяющий вашу личность, так мы сразу вниз и спустимся. У вас есть ключ?

– Ключ был… – голос женщины потянулся к высоким нотам, но фразу она не закончила, зато обратилась к своему спутнику: – Алексей Николаевич, может быть, вы поговорите с этим юношей? Мое терпение кончилось.

– Не имеет смысла, – негромко ответил ей мужчина. – Он действует по инструкции и от нее не отступит ни на йоту. Не так ли, э-э-э-э… Виктор?

– Именно, – подтвердил Гусаров. – Руководство сразу звать, или еще меня поубеждаете?

Кроме скуки у него в голосе ничего не было. Ситуация типовая, подобное происходит, конечно, не каждый день, но раза два в неделю точно. Несмотря на то, что у нас большой депозитарий, свободных ячеек в нем, как правило, немного, все заняты. И, как водится, клиенты ключи от своих сейфов теряют, куда-то кладут и забывают куда, и даже топят в унитазах, а после приходят сюда и начинают качать права.

И это при том, что каждый был предупрежден об уникальности их экземпляра ключа. Ну вот нет у них дубликатов. В том и смысл. Один ключ у тебя, второй, «мастер», у депозитарщика. Ячейка откроется только тогда, когда они оба синхронно повернутся в замках, так и никак иначе. Короче – если потерял ключ, то все, дальше только взлом. Причем за отдельную немаленькую комиссию.

– Не воспоследует? – понимающе спросил у Витода мужчина.

– Боюсь, что нет, – подтвердил его опасения Гусаров. – Нужен ключ.

– Но в договоре Жанна Анатольевна тоже указана, – уточнил мужчина. – Нет ключа – давайте вскрывать, мы все оплатим.

– Нельзя, – развел руками Витод. – Я помню этот договор, он заключался на особых условиях. Сейф можно вскрыть только в присутствии вашего супруга.

– Он умер!!! – припечатала ладони к стойке женщина. – Умер он! Не может он сюда прийти для этих целей. Его самого на днях вскрывали прозекторы, вот какая штука!

– Значит, несите оригиналы документов, подтверждающих то, что вы вступили в право наследования, – невозмутимо предложил Гусаров. – Ну или нотариально заверенные копии.

– Полгода, – выдохнула женщина. – Леш, это все.

– Ну не полгода, меньше, – ответил ей мужчина. – Хотя, конечно, затянуть процесс возможно, это да. Завещание, то, се… А время работает против нас.

– Сань, ты чего-то хотел? – Витод демонстративно повернулся ко мне, показывая клиентке, что разговор окончен.

– Не то чтобы… – ответил я – Там у тебя новые договора есть, нам бы их глянуть. Вдруг кто по нашему ведомству проходит?

– Не проблема. – Гусаров поправил галстук. – Сделаю.

– Он сделает! – взвинчено среагировала на его слова женщина. – Что вы в этом вашем банке вообще сделать можете?

– Вот ты дура! – вступил в беседу новый собеседник, обладающий довольно-таки писклявым голосом. – Дура! Они-то тут причем? Это ты обшарила все что можно в обеих квартирах, чуть ли не полы вскрыла, а на дачу съездить не догадалась. Ну ведь проще же простого додуматься, что ключ там!!!

Я с изумлением увидел забавно выглядящего толстяка. Галстук у него был сдвинут к правому уху, рубаха расстегнута так, что пупок просматривался, и весь он был какой-то взъерошенный.

А еще он мне был откуда-то знаком. Но вот откуда?

Тем временем беседа продолжалась, причем на слова толстяка никто даже внимания не обратил. Да это и не странно. Он ведь был призраком. Причем довольно свеженьким, я уже научился классифицировать эту публику.

Стоп! Вот откуда он мне знаком. Это же его тогда непонятная серая пакость за шею обнимала. Кстати, совсем забыл спросить у Хозяина кладбища, что это за сущность была, а ведь хотел.

Хотя теперь и так понятно, что она напрямую связана со скоропостижной кончиной этого гражданина. Но в среду все одно поинтересуюсь, что это такое. Интересно ведь. Может, это проклятие? Или просто нечто с той стороны, вроде вестника смерти?

Любопытно, а что было бы, захоти я этой серой гадости помешать? Хотя, с другой стороны, как? Сказать тогда вот этому пузану, что его вот-вот отправит в небытие некая субстанция, которую кроме меня никто не замечает?

– Ты меня видишь! – проорал вдруг призрак и ткнул в мою сторону пальцем. – Точно видишь!

После этих слов я развернулся на каблуках и прогулочным шагом отправился к выходу из операционного зала. Вот только общения с умершими мне на работе и не хватало.

– Стой! – раздалось мне вслед – Куда!

Куда, куда… Куда подальше. Лучше бы сидел у себя и в бумагах копался под ругань моих сокамерниц.

Или пошел в цоколь и пообедал. Чего меня в операционный понесло?

– Ты должен мне помочь! – уже на лестнице, ведущей вниз, к комнатушке с холодильником, догнал меня толстяк. – Ты обязан!

Я упорно делал вид, что не вижу и не слышу его.

– Стой, – призрак попробовал схватить меня за плечо, но безуспешно. – Ты не можешь вот так взять и сделать вид, что меня нет.

Почему не могу? Запросто могу. Более того – этим и занимаюсь.

Надо заметить, что толстяк оказался упорным. Он бубнил без остановки все время – когда я мыл руки, когда разогревал бутерброды в микроволновке, когда их ел. Он требовал и угрожал, стращал меня какими-то своими знакомыми в Центральном Банке и просто бандитами. Под конец он даже начал ссылаться на кого-то из правительства.

Но я знай молчал, жевал и копался в смартфоне, время от времени сбрасывая вызовы Маринки.

Наконец он притих, а после начал петь! Реально – петь. Если учесть то, что голос у него и при разговоре был малоприятным, то про вокальные экзерсисы говорить даже не приходится. Что там – в какой-то момент мои уши впервые в жизни зашевелились, стремясь закрыть слуховые отверстия, дабы спасти меня от этой пытки.

Ладно, не вышло по-хорошему. Будет по-плохому.

Я встал, приоткрыл дверь, убедился в том, что в цоколе никого нет, и негромко спросил у призрака:

– Кина насмотрелся?

– Ага! – радостно заорал тот и ткнул мне в грудь пальцем. Точнее – попытался ткнуть.

– Слушай, я не Вупи Голдберг, а ты не Патрик Свейзи, – сообщил я радующемуся призраку. – Хотя нечто общее в ситуации, конечно, есть. Банк, например. Но не суть.

– Пошли наверх, – потребовал толстяк. – Скажешь моей жене, где ключ от ячейки!

– Бегу и падаю, – фыркнул я. – Вот мне делать больше нечего. С какой радости?

– Да хотя бы потому что… – начал было запальчиво толстяк, а потом замолчал.

– Ну вот, успокоился, подумал и что-то понял, – сообщил я ему. – Верно. Я тебе ничего не должен.

– А не боишься? – призрак вдруг немного поменял цвет, по краешкам синевы прошли багровые всполохи. Забавно, стало быть, так они выглядят, когда злятся. – Я все-таки теперь…

– Кто? – насмешливо спросил у него я. – Мужик, я тебя, наверное, расстрою, но ты теперь вообще никто. Ты сгусток энергии, который по непонятной причине не отправился за пределы мира после смерти физического тела. Или хотя бы на погост, где закопали то, что раньше было твоей жирненькой плотью.

Вот тоже интересно – а почему кто-то сразу уходит туда, откуда нет возврата, кто-то застревает на кладбище, а кто-то вовсе бомжует, вот как этот толстяк? Каков принцип отбора? Ну не жеребьевка же? Не в «камень-ножницы-бумагу» они это где-то там, на облаке, разыгрывают, дружно крича «У-е-фа!».

Может, дело правда в неких незавершенных делах?

– Ну жизнь я тебе попортить все равно могу, – заявил призрак, но, правда, уже без спеси, которая так и сквозила в его голосе пару минут назад. – Наверняка методы есть.

– Наверняка, – признал я, а после схватил его руку и сжал посильнее. – Вот только я терпеть это не собираюсь, понятно? Ты думаешь, я каждой дохлятине буду предоставлять возможность права качать? Все, приятель, тебе пора, твой поезд отходит! Не знаю точно куда, но билет сейчас прокомпостирую!

И я поднял вторую руку, собираясь припечатать свою ладонь ко лбу призрака.

Кстати – этот жжется меньше, чем обитатель Южного порта. Покалывание в руке и неприятные ощущения наличествуют, но с тем старым чортом было куда больнее. Видно, в нем злости и грязи душевной много скопилось.

– Не надо! – испуганно заорал он, и задергался, как рыба на крючке. – Не надо! Алла пропадет без меня! Не надо!!!

– Не надо, – проворчал я, отпуская призрака, который немедленно отскочил от меня куда подальше, а именно – к холодильнику. – Как хамить – так это можно, а как за горло возьмешь, так сразу «не надо».

– Кто ты? – спросил у меня толстяк, потирая запястье. – Кто ты такой? Почему меня видишь? Почему можешь меня… Не знаю, как правильно сказать. Убить окончательно.

– Так бывает, – и не подумал я ему ничего объяснять.

Ради правды, я ведь немного опасался поначалу бродячих призраков, тех, которые попали в разряд «ни богу свечка, ни черту кочерга». Ну кто знает, какие они, на что способны? А тут, оказывается, вообще все просто. Это, по сути, и в самом деле те же бомжи. Нет у них ни документов, ни места проживания, ни перспектив на будущее. И никому они не нужны.

Если мне понадобится потренироваться в отпускании душ, я могу этих беспризорных отправлять в Ничто пачками – и никто с меня за них не спросит. Потому что про них никто и не знает.

– Скажи, парень, как твое имя? – поинтересовался призрак.

– Называй меня Бронко.

– Нет, серьезно, – толстяк подобрался ко мне чуть поближе. – Я вот Семен Маркович.

– Сгинь, Семен Маркович, – насторожился я, услышав шаги в коридоре. – Еще раз тебя увижу, жалеть не стану. Брысь, я сказал!

Лицо толстяка скривилось так, будто он заплакать хотел, мне даже жалко его стало на мгновение. Но не более того, потому что секундой после он выплюнул (по-другому и не скажешь) в мой адрес с изрядным умением сплетенную матерную тираду и покинул комнату прямо сквозь стену.

– Однако, батенька, вы хам! – заметил я ему вслед.

Дверь открылась, в кухоньку, массируя на ходу затылок, ввалился Витод.

– Задолбала меня эта тетка, – пожаловался он мне. – Нет, они все тупые, умных клиентов не бывает по определению, но тут совсем беда. И этот ее муж покойный козлина еще та. Вот нахрена ты заключаешь договор аренды по особым условиям, если знаешь, что твоя жена такая овца? Тьфу!

Отдельно следует пояснить, что часть морально-этических норм, принятых в обществе, в банках не действует. Например, правило «о мертвых либо хорошо, либо ничего» тут не соблюдается совершенно. Это связано с массой причин, но основная – проблемы, которые умершие клиенты создают сотрудникам банка. Они еще при жизни теряют договора, логины и пароли от «банк-клиента», ключи от тех же депозитарных ячеек – и это становится нашей головной болью, поскольку скорбящие родственники непременно хотят получить их добро все и сразу. Ну или хотя бы узнать, что там у покойных за душой имелось.

И скандалят, скандалят, скандалят. Да и то – а где еще-то? У нотариуса нельзя, на похоронах нельзя, даже друг с другом как-то не очень удобно. А в банке – самое оно.

Сам слышал, как одна безутешная вдова сообщила начальнице операционного:

– Если вы такой закон приняли, то меня это не касается.

Это она про закон о наследстве так. Ну не в Думу же идти высказывать претензии, правда? Есть банк. Он у нас основной законодательный орган.

И вот за что нам их любить? Клиентов, в смысле?

Витод сварганил себе кружку кофе, стащил из чьей-то чужой пачки пару печенек и уселся рядом со мой.

– Знаешь, Сань, сказал бы я, что мне эту тетку жалко, но не буду, – задушевно сообщил он мне, кидая сахар в дегтярно-черный напиток. – Хотя без документов из ячейки ей жопа полная, что да, то да.

– Иди ты? – заинтересовался я. – А что за бумаги?

– Я так понял, что уставные на фирму и все такое прочее, – охотно ответил мне Витод. – Точнее – завод. Ее муж мебель производил где-то под Москвой, там территория с Лихтенштейн размером, вот на него рейдеры и наехали. Столько земли, да рядом со столицей! Он оригиналы документов от греха к нам в ячейку сунул, а потом возьми, да и крякни. Причем, по ходу, сам. Даже не помогал никто.

– Странно, – покачал я головой. – Не верю я в такие совпадения.

– И не такое случается, – отпил кофе Гусаров и хрустнул печенькой. – Поверь, я знаю. Да и вообще, Сань, все болезни от нервов, только триппер от удовольствия. Так вот. Теперь без этих документов тетке хана. Так она могла бы отбиться, как минимум в суды уйти, особенно если поддержка со стороны «силовиков» есть. А у нее она есть, тот мужик, что рядом с ней терся, похоже, из них, я эту публику спинным мозгом чую. А теперь шансов ноль, даже с «прикрытием», время против нее работает. Пока она все восстановит, завод по миру пустят. Точнее – по частям продадут. Оборудование одним, землю другим… Ну чего я тебе рассказываю? Сам все знаешь.

О как. То-то этот Семен Маркович так настырничал. Но его можно понять – он-то завод все еще своей собственностью числит, не свыкся пока с новым бестелесным статусом. Естественно, он не хочет, чтобы детище в чужие руки попало.

Только я все равно ничем ему помочь не могу. Да и не хочу, если честно. У меня своих проблем полон рот, мне чужие ни к чему.

Жалко только Семен Маркович мои мысли прочесть не мог, поскольку он заявился ко мне этим же вечером в тот же миг, когда Наташка и Ленка, которые весь остаток дня не разговаривали друг с другом, покинули свои рабочие места и отправились по домам.

– Не хотел с вами беседовать при девушках, – сообщил мне призрак, устраиваясь на ленкином стуле. – Тем более, что вы все равно бы мне не ответили. Они же меня не видят.

– С чего ты взял, что я сейчас тебе отвечу? – передернул плечами я, продолжая печатать. – Хотя нет, отвечу. «Нет».

– Прости за банальность, но что «нет»? – вкрадчиво поинтересовался толстяк, тоже переходя со мной на «ты».

– Все – нет, – объяснил я. – Кроме одного. Если ты попросишь меня отправить твою бессмертную душу на перерождение, это я сделаю с удовольствием.

– Я слышал, как тот… – Семен Маркович пожевал губами. – Твой приятель не очень хорошо отзывался обо мне и моей жене. В чем-то он даже прав. Теперь ты знаешь суть вопроса. Саша, спаси мой завод. Это ведь не только материальный актив, пойми. Ну да, прибыли, обороты – это все так. Но это же еще и люди. У меня там почти две тысячи человек работают. Если завод обанкротят, то они все станут безработными.

– «У них дети, у них семьи, у них кредиты», – закончил за него фразу я. – Знаю, слышал не раз.

Ведь даже имя мое подслушал, прохиндей.

– Именно так, – толстяк сложил призрачные руки на коленях. – Ну не все же мы, заводчики, такие сволочи, как о нас думают и говорят.

– У тебя дети где учатся? – спросил я у него. – Только честно. Я ведь заморочусь, правду узнаю. В сети все есть.

– Нигде не учатся, – немного опешил призрак. – Нет у нас детей. Сначала для себя с женой жили, потом бизнес поднимали, а потом… Как-то не сложилось.

Неожиданно.

– Мы детдом один с Аллой курировали, – сказал Семен Маркович. – Если хочешь, сам зайди, посмотри. Она туда каждую неделю ездила, вещи отвозила, технику разную. Помогали толковым ребятам в хорошие институты поступать, оплачивали их обучение.

И ведь, похоже, не врет. Причем эта уверенность, она у меня изнутри идет, я словно чую правдивость его слов.

– Слушай, я не прошу тебя ехать к нам на дачу, – голос толстяка окреп, он больше не пищал, как днем. – И друга твоего уговаривать не надо, чтобы он Алле помог.

– Ну это и не получится, – хмыкнул я. – Как говорил классик – это утопия. Витод упертый до невозможности, и от инструкции ни на шаг не отступит, даже в том случае, если наш предправ на пару с Набиуллиной вокруг него танцы с бубнами устроят.

– Просто позвони моей жене и скажи: «Ключ от ячейки на даче, в нижнем сейфе». – Семен Маркович спрыгнул со стула и завис в воздухе. – Это все, о чем я тебя прошу. Один звонок, Саша!

– Неубедительно, – произнес я, отправляя документы на печать. – Это нужно тебе, но совершенно ни к чему мне.

– Мне нечем тебя промотивировать, – печально произнес призрак. – Просто нечем. Я все понимаю, тебе нужен стимул, а лучший стимул – это деньги. Ну вот – нет у меня их. И захоронки никакой нет, которую я тебе мог бы сдать. И номерного счета в Швейцарии не имеется. Все что есть – завод да счета в паре российских банков, до которых ты все равно не доберешься.

Врет наверняка. Не может быть, что у такого Семена Марковича где-то да не была припрятана толстая пачка наличных денег. Никогда в такое не поверю.

– Надоел ты мне, – я просмотрел распечатавшийся документ, пробил его дыроколом и вложил в «короновскую» папку. – Как комар – жужжишь, жужжишь. Может, мне тебя все-таки того?

– Хочешь, я на колени встану? – тихо проговорил призрак. – В жизни такого не делал, но если надо…

Это был уже перебор, уж больно гадко у меня внутри стало.

В конце концов – это только звонок.

– Не надо, – остановил призрака, который начал оседать на пол, я. – Хорошо, уговорил.

– Даю слово – после ты меня не увидишь, – затараторил Семен Маркович. – Даже так – если хочешь, то сделаешь то, что собирался. Ну чтобы меня не стало. Так оно даже, может, и лучше будет. Похороны свои я видел, об Алле позаботился, вот и выходит, что все дела завершены. Только удостоверюсь, что она документы забрала, и тогда меня можно, как ты говоришь, «того».

– Видно будет, – поморщился я. – Погоди, я думаю.

Со своего телефона звонить нельзя, мой номер мигом определится, и добрый человек из прокуратуры мигом срисует, кто я есть. Впрочем, дело даже не в симке, по биллингу и аппарат пробить можно.

Вот раньше хорошо было, везде автоматы висели. Купил карточку, позвонил – и концы в воду. В годы моего детства мы так контрольные в школе срывали, сообщали о заложенной бомбе. Ни разу не попалились.

А теперь поди их, поищи.

Размышляя над тем, как бы мне половчее выполнить обещанное, я закрыл кабинет и направился к выходу из банка. Собственно, народ весь уже разбежался, в офисе осталась только охрана, да еще пяток таких же как я ушибленных головой сотрудников, которым особо спешить некуда.

И Силуянов. Он стоял у выхода и нехорошо улыбался, глядя на меня. Уж не знаю, что послужило причиной для этой улыбки, но настроение у меня совсем испортилось.

А если он у нас в кабинете жучок установил и сейчас весь мой разговор слышал? Ну, понятно, что только ту часть, что от меня исходила, но тем не менее?

Блин, как я об этом не подумал?

Понятно, что к делу это не подошьешь, но все равно хорошего немного. В принципе, с подобным материалом можно выйти на ту же Чиненкову, которая заведует кадрами, в нужном ключе прокомментировать – и все, я ухожу на улицу, причем без малейших споров, чтобы «волчий билет» не получить. Любому ясно, что нормальные люди сами с собой подобные диалоги не ведут.

Твою-то мать…

В печали я дотопал до Гоголевского, где совершенно неожиданно решил для себя проблему звонка.

На той самой скамейке, где месяц с гаком назад преставился Захар Петрович, вольготно разместились три бомжа. Нет-нет, не хрестоматийных, без «челночных» сумок, груды разномастной одежды и убийственного запаха. Таких у нас не осталось, извели их под корень, по крайней мере в центре. Это были вполне себе приличные бомжи, более-менее цивилизованные. Они даже водку пили из бутылки, замотанной в бумажный пакет.

Но привычки у них остались старые, то есть они поглядывали по сторонам, прикидывая нельзя ли чего-нибудь свистнуть или подобрать, громко смеялись и умело сквернословили. Ну и надрались они тоже уже изрядно, что мне было на руку.

– Стольник заработать хотите? – без прелюдий спросил я у них.

– Что надо? – полюбопытствовал тот, что сидел в центре, с кудлатой бородой и похожий на цыгана.

– Телефон нужен, позвонить, – ответил я и показал ему сторублевую бумажку. – Свой на работе забыл, а телка ждет. Не позвоню – будет ее сегодня кто-то другой огуливать.

– Резон, – согласился бомж. – Витек, ты трубки из сегодняшнего улова еще не скинул?

– Не, – прохрипел его сосед слева, покопался в весьма приличной кожаной сумке, стоящей рядом с ним, и выволок оттуда сразу пяток аппаратов, причем пара из них представляла собой вполне новые, не сказать престижные, модели. – Из парочки даже «симки» еще не вынул.

– Плохо, – пожурил его бородатый. – Палево!

– Хошь звони, хошь купи, – отмахнувшись от своего лидера, радушно предложил мне Витек. – Вот эти по два «косаря», а вот эти – по пять. Потому как эти трендовые, брат. Все работают, все проверены.

– Спасибо, мне только звякнуть, – отказался я, протянул деньги бородатому, подхватил один аппарат, стараясь не касаться ладони Витька, и тихо шепнул: – Номер.

Призрак тут же забубнил цифры, я еле успевал их набирать.

Трубку сняли сразу же, будто моего звонка ждали.

– Алло, – ответил усталый женский голос.

– Ключ от депозитарной ячейки у вас на даче, – негромко произнес я, так, чтобы бомжи не слышали. – В нижнем сейфе.

– Что?

– В нижнем сейфе на даче, – повторил я и нажал «Отбой», после чего сразу удалил номер из истории звонков.

– Как только все закончится, я приду к тебе, и ты сделаешь то, что хотел, – шепнул мне призрак и исчез.

Да хоть бы даже и не приходи. Не расстроюсь.

Теперь главное, чтобы я вообще не пожалел, что в это все ввязался. Нет, доброта меня когда-нибудь погубит.

И уже на следующее утро я убедился в правильности своих мыслей.