Я, если честно, так и не понял, в кого именно она ткнула пальцем. Да и никто не понял, кроме самого колдуна, нервишки которого все-таки сдали. Ну его трудно в этом винить – ночь, холод собачий, вокруг компания странных людей и, хуже того, телевизионщиков, да еще эта невесть откуда взявшаяся девица тычет в тебя пальцем и режет прямо в глаза правду-матку. Тут любой сорваться может, даже прожжённый насквозь злодей.
И тем самым выдать себя.
Собственно, все так и получилось. Участник с вымазанным белилами лицом, тот, которого я про себя называл «Лорд Вампир», вскинул голову вверх и кинул быстрый взгляд сначала налево, потом направо, будто прикидывая пути отхода, и тут же бочком-бочком двинулся в сторону той кладбищенской дорожки, которая была поближе и мгла в которой казалась потемнее. Совсем незаметно, как бы играючи.
Народ тем временем продолжал безмолвствовать, впечатленный речью Маринки и выполняя приказ режиссера. Потому метнувшийся от ближних елок крик:
– Стас, вон тот, размалеванный! Хватай его, пока не смылся! – услышали все.
А дальше всё происходило очень-очень быстро.
Лорд Вампир невероятно ловко, просто со змеиной гибкостью, проскользнул через ряды участников, ударил стоящего у него на пути охранника в горло сложенной в «копье» ладонью, после чего тот свалился, хрипя, в соседние кусты. Сам же колдун, вырвавшись на оперативный простор, махнул плащом и забавно полуприсел, будто собираясь справить большую нужду, причем одеяние закрыло его с головы до ног.
– Стас, бери его, не дай уйти в темноту! – орал Нифонтов, проламываясь сквозь кусты, которыми здесь, в этом уголке кладбища, все заросло. – Сашка! Ты чего стоишь, помоги ему! Ты же ведьмак! Если он уйдет, то Маринке не жить, это же она его сдала!
В этот момент мне очень-очень захотелось не колдуна скрутить, а что-нибудь эдакое сотворить именно с оперативником. Мне стало предельно ясно все, что он задумал. И, мало того, – реализовал.
Когда этот отважный борец с нечистью сообразил, что выяснить личность колдуна не представляется возможным, он решил устроить провокацию, и именно по его наущению Хозяин кладбища послал к Маринке одного из своих подшефных. Уж не знаю, как Нифонтов умудрился договориться с умруном о содействии, но сумел. Хотя – кого я обманываю, что-что, а разговаривать с людьми и иными сущностями этот человек умеет.
Незамысловатый план сработал, колдун себя выдал, но вот только никто не ожидал, что он тут же надумает смыться, да еще начнет так жестко действовать.
А еще этот гад заранее готовился к негативному развитию событий, то есть к тому, что чернокнижника не удастся захватить здесь и сейчас. А потому он только что спалил и меня, и Маринку, сделав из нас двоих наживку, на которую так славно ловить волшебную рыбку в мутной московской водице.
Причем формально он ничего такого вроде бы и не сказал. А что, все сплошная правда. Я – ведьмак, а колдуна сдала именно Маринка. Она же на него пальцем показала? Но то – формально. Колдун же подумает… Хрен знает, что он подумает. Но по совету Нифонтова теперь точно захочет ее убить. А может, и меня тоже.
Я все понимаю, работа у оперативника такая, но тут он уже палку перегнул. Я парень не злопамятный, но такие вещи не забываю никогда. Это была подстава. Причем грязная настолько, что дальше некуда.
– Снимай! – подал голос режиссер шоу, который единственный из всех присутствующих, похоже, сообразил, что происходящее хоть и не присутствует в сценарии, зато зрелищно и будет интересно для зрителя. А также крайне полезно для рейтинга.
– Сева, не спи! – гаркнул Стас, который проталкивался через толпу все еще не отмерших сотрудников шоу. – Давай, вяжи злодея!
Колдун тем временем вылез из-под плаща, и я заметил на его лице удивление. Нет, черты его по-прежнему были скрыты под белилами, которые делают любую человеческую физиономию обезличенной и неузнаваемой, я вот завтра его без них на улице встреть – не узнаю. Но эмоции распознать можно.
Конкретно этот человек сейчас был удивлен и зол.
Тем временем на него кинулся здоровенный парень в комбинезоне обслуги. Пользуясь тем, что он был выше и крепче Лорда Вампира, коллега Стаса попытался просто-напросто вырубить негодяя, и именно с этой целью попробовал дать колдуну в «пятак».
Но не преуспел, колдун невероятно ловко и без малейшего труда увернулся от этого удара, как, впрочем, и от следующего.
А третьего Сева нанести не успел, поскольку колдун атаковал его самого. Точнее – он швырнул в него свой плащ, который сначала облепил здоровяка, как пластилин. И было похоже на то, что Севе это очень не понравилось, потому что он заорал так, что с близлежащих деревьев даже листва посыпалась, а потом, пытаясь сорвать с себя черную ткань, за которой его самого видно уже не было, завертелся юлой. Впрочем, через десяток секунд он сначала застыл на месте, а потом рухнул на землю как подкошенный. И не факт, что живой.
Колдун же времени терять не стал, скользнув ужом на одну из дорожек кладбища, которая вела туда, где не было света и живых людей. Точнее – почти скользнул, поскольку уже у самого выхода с той аллеи, где происходила съемка, его сбил с ног Стас.
– Лежи смирно, и я не буду в тебя стрелять, – сообщил колдуну полицейский. – Не испытывай судьбу, не надо.
В одной руке у Стаса был пистолет, во второй – наручники, и он явно был доволен собой.
Колдун вообще ничего не стал ему говорить, хотя, наверное, и стоило бы. По законам жанра он должен был произнести некую хлесткую фразу, которая бы придала этой сцене дополнительную пикантность и остроту, что-то вроде:
– Не всегда побеждает тот, кто стоит на ногах.
Но ничего такого не случилось. Просто колдун снова проявил невероятную резвость и владение своим телом. Как он умудрился из положения «лежа» за секунду «заплести» ноги Стаса, нанести ему удар в живот, причем, похоже, чудовищной силы, и выбить из рук оружие – фиг знает, но факт есть факт. Вот на земле лежал человек с забеленным лицом, и на тебе, все мигом изменилось. Стас, который только что вроде как доминировал в этой ситуации, сам корчится у ног злодея, задыхаясь в пароксизмах рвоты, поскольку крепко получил в печень, а колдун, растянув бесформенный рот, протягивает руку к его глазам, и пальцы на ней наливаются какой-то жуткой, нездоровой краснотой, становясь похожими на раскаленное железо.
Не могу сказать, что в этот момент я размышлял о том, что Стас мне дорог как друг. Нет, ничего подобного. Да и не так это. Ну да, было у нас совместное дельце, в котором каждый из нас преследовал свои цели, но оно не стало началом большой дружбы, имеется в виду такой, чтобы подставлять свою голову под удар за этого парня.
Но стоять и вот так смотреть на то, как сейчас этот недоджокер ослепит человека, я тоже не мог. Да, меня нельзя назвать высокоморальной личностью, поскольку у меня имеются признаки всех душевных хворей современного человека, то есть умеренный снобизм, повышенный эгоизм и непомерный пофигизм, но не совсем же я еще сволочь? С годами, скорее всего, ей стану, но пока я не она.
Стас выплюнул на грудь комок чего-то дурнопахнущего, того, что, видимо, было днем его обедом, попытался отвернуть руку колдуна в сторону, схватившись за его пальцы, и зарычал от боли. Как видно, они и впрямь были огненно-обжигающими.
Колдун растянул свой рот до таких пределов, которые природой не были даже предусмотрены, высунул длинный, черный язык и поднес расставленные «рогулькой» пальцы к глазам полицейского. Времени у него было в обрез, но, как видно, не мог он себе отказать в удовольствии немного понаслаждаться чужим страхом.
И это дало мне те секунды, за которые я успел добежать до этой парочки и столкнуть злодея со Стаса, а после еще и как следует его пнуть. Я, кстати, неплохо в детстве и юности играл в футбол, и удар с правой был у меня отточен изрядно. Так сказать – помнят ноги-то!
Слетая со Стаса, колдун мазнул своими раскаленными добела пальцами по его щеке, отчего кожа на ней сразу сморщилась и стала коричневой.
Полицейский, ладонь левой руки которого представляла собой один сплошной ожог, застонав и держась за живот, тут же пополз туда, где лежал его пистолет. Похоже, что сил на то, чтобы встать после такого удара у него просто не было. Я же уставился на бывшего Лорда Вампира, который неведомым образом снова оказался на ногах, будто и не валялся только что на дорожке.
– Ведьмак, – укоризненно сказал он мне. – Вот зачем тебе это нужно? Тут не твоя война. Собирал бы травки, варил настои, искал смысл жизни, как все твои сородичи. А теперь мне придется тебя убить, чтобы каждый из вашего племени помнил, что потомков Кащея трогать категорически запрещается.
Сухо щелкнул выстрел, потом еще один. Черная ткань дико старомодного камзола (именно он оказался под плащом) на груди колдуна продырявилась в тех местах, куда попали пули. Кстати – стрелял Стас изрядно, попал прямо в сердце. Ну или рядом с ним, я в анатомии не силен.
Хотя я бы стрелял в голову. Так надежней.
По-моему и вышло – толку от пальбы было немного. Колдун и не подумал картинно заваливаться на дорожку, пятная ее кровью, он только усмехнулся и покачал головой.
– Чисто дети, – сказал он мне. – Ладно, пойду я. До встречи, ведьмак. И скорой! А это тебе на память.
Как он махнул рукой – не заметил, уловил только какой-то черный росчерк, летящий ко мне, а после перестал видеть вовсе, были только мрак в глазах и боль в голове, нестерпимая и непреодолимая, которой, казалось, не было конца.
Ну и осознание того, что я опять влез не в свое дело, за что и пострадал. Правда, смазанное и нечеткое осознание, не было у меня возможности что-то анализировать, потому как на самом деле очень больно было.
Кончилось все так же внезапно, как началось. Стальные обручи с шипами, которые стянули мою голову после беседы с колдуном, неожиданно разжались, а глаза снова увидели свет. И первое, что я узрел, был капюшон Хозяина кладбища, в середине которого светились две красные точки. Он сидел на траве рядом со мной и недовольно ворчал.
– Живой мрак, – донесся до меня его голос. – Скверное заклинание и скверная штука. Но добрый попался колдун, убивать не хотел, поучил только. Будь порция этой дряни побольше, побродил бы ты еще денька два в лабиринтах боли, не возвращаясь в этот мир, да и окочурился. И я бы не помог даже. Малую дозу мрака я забрать могу, а большую уже нет, силы мои не те. Там, где Смерть руку приложила, там я много чего сделать могу, а тут ей и не пахнет. Живой мрак – порождение магии Жизни, понимаешь? Парадокс, но это так. Жизнь, она ведь всякая бывает, в ней добро и зло одинаково смешаны, потому и магия разная в ход идет. Одна лечит, другая калечит. Но это ладно, не ко времени и не к месту размышления. В общем, ты только напугался. Ну и девицу напугал, что тебя ко мне притащила.
– Поучил он меня по полной, – согласился с ним я, приподнимаясь с земли, на которой лежал. – Правда, не из жалости. Он меня на потом оставил, чтобы, значит, с чувством, толком, расстановкой употребить.
– Это на колдунов похоже, – отозвался Хозяин кладбища. – Они вообще ребята обстоятельные, спешки не любят. Я эту публику никогда не жаловал, но что есть – то есть. Вот у вас все тяп-ляп и готово. Сначала делаете, потом думаете, зачем делаете. С ними такого не бывает. О-ох!
Хозяин, было поднявшийся на ноги, пошатнулся и даже схватился за березку, стоявшую рядом.
– Силен, – гулко произнес он. – Ушел он, вырвался, стало быть. Кровью выход из моих владений распечатал и ушел. Ох, ведьмак, чую – беда будет. Одно хорошо – меня она не коснется, сюда этот поганец больше не сунется. Знает, что я его теперь сразу замечу и того, что он сделал, не прощу.
– Вы так за меня на него рассердились? – удивился я, массируя виски.
– Что? – капюшон повернулся в мою сторону. – Нет, разумеется. Мне одинаково безразличен и ты, и твои приятели. Речь-то про другое. Колдун пролил кровь здесь, на моей земле. И не просто пролил, а для ритуала использовал. Такое не прощают, и он это знает. До того я в вашу свару не лез, только запечатал своим словом все входы, меня об этом попросил твой друг. Ну тот, что втравил тебя в эту историю. Это допустимая просьба, я счел возможным ее выполнить. Обойди колдун мой запрет каким-либо другим путем, я бы слова не сказал, но через кровь… Это слишком.
Кавардак в голове совсем прекратился, и я, встав на ноги, глянул в сторону заветной лже-могилы маньяка и насильника. Там творилось безумие. Туда-сюда бегала обслуга, режиссер орал на оператора, чуть поодаль от могилы черным бугристым кожаным холмом лежала леди Нюра, как видно потерявшая чувства от всего увиденного, над ней о чем-то ругались конкурсанты в почти полном составе. Единственными, кто не участвовал в перебранке, были Маринка, устроившаяся на надгробном камне и находящаяся в прострации, да бабушка Сана Рае, примостившаяся неподалеку от нее и задумчиво смотрящая на мою соседку. Сдается мне, что она сделала определенные выводы из происходящего, причем увидела и поняла куда больше, чем все остальные, и сейчас размышляет о том, стоит ли продолжать участие в проекте, который, как оказалось, не слишком-то и безопасен.
Я бы на ее месте сбежал.
Ни Нифонтова, ни Женьки, ни Стаса тут не было. Имелся только Сева, над которым хлопотали две девушки из обслуги, суя ему под нос пузырек с неизвестным содержимым и пытаясь привести его в чувство. Плащ, с которым он боролся, валялся неподалеку от него, порядком изрезанный ножом.
– Попортит он вам кровь, – продолжал тем временем вещать умрун. – Да и как по-другому? Сразу видно – сильный колдун, много чего знает, много чего умеет. Сам посуди – он, когда в птицу перекинуться не смог, видно, понял, кто и чем входы-выходы закрыл, и пока до ворот добирался, вон какое заклинание сплел, на крови замешанное. Не всякому такое под силу, вот так, на ходу серьезную волшбу творить. Хотя слабину все одно дал, когда девица в него пальцем ткнула. Ну так на то расчет и был. И это он вам тоже не забудет, потому как позор.
Вот он чего под плащ-то тогда полез. Хотел в птицу превратиться. Интересно, в какую? Ведьмы в сорок перекидываются, русалки рыбами могут обернуться. А колдуны? По логике – самое то будет ворон. Я, кстати, недавно читал книжку в метро, там одного матерого колдуна с невероятно мерзким характером как раз «Вороном» звали. Книжка так себе, но логическая связка вполне допустимая. Ну не воробьем же он хотел стать? И не розовым фламинго?
– Так оно и будет, – признал я правоту слов умруна, между делом отряхивая брюки, которым сегодня досталось сверх меры. Как бы не пришлось новый рабочий костюм покупать. Деньги у меня теперь есть, но все равно обидно. Только-только ведь этот приобрел, всего-то весной. – Он самого Кащея знал, если ему верить.
– Кащея? – насторожился Костяной царь. – Ты ничего не путаешь? Кащея из тех, кто еще живет на этой стороне кромки, могут знать трое… Нет, четверо. Не больше.
– Ну не знал, – поправился я. – Он из его потомков. Может – внук, а может – правнук.
– Потомок Кащея, – как-то даже удовлетворенно сказал Хозяин. – Теперь все понятно. Да, ребятки, лихо вам придется, колдуны кащеева семени обид не прощают. А тебе, ведьмак, лучше бы пока здесь у меня пожить, целее будешь. Имей в виду, я далеко не каждому предлагаю убежище в своем доме. Есть у меня один склеп, там тебе вполне удобно будет, только надо будет, чтобы тебе кто-то одеяло привез. До морозов далеко, конечно, но лучше подготовиться заранее. А питаться можешь вон, в «Поминальной избе».
– Так это не шутка была? – изумился я, пропуская мимо ушей предложение умруна, в виду полной его невозможности. Жить я, конечно, хочу, но прятаться на кладбище – это уже слишком. Если уж совсем жареным запахнет, куда проще будет недели на две-три свалить куда-нибудь ко всем чертям, в безвизовую страну вроде Черногории. Вряд ли этот злодей станет искать меня там. Он же колдун, а не фсбшник и не налоговик. Или махнуть на родительскую дачу, тамошний Лесной хозяин при надобности меня обещал спрятать так, что никто не отыщет. – То есть он серьезно говорил о Кащее Бессмертном? Речь реально шла о том чуваке, который чахнет над златом, носит шелковый костюм с нарисованными на нем костями, и у которого вместо обычной головы череп с короной?
– Я не знаю, кто такой этот твой Чувак, – очень серьезно ответил мне умрун. – Но все остальное – чушь невероятная и глупые придумки людишек, не знающих, с каким огнем они играют. Кащей был величайшим колдуном из людей, и это неудивительно, потому как знания свои получил от жены. А кто у него была жена?
– Кто? – печально обозревая помятый и заляпанный грязью пиджак, спросил я.
– Морена, – торжественно произнес умрун, увидел, что меня это имя совершенно не тронуло, и снова повторил. – Сама Морена, неуч! Повелительница смерти, холода и мрака. Кащей черпал свои знания из божественного источника. Смертный познал то, что не суждено было для людей, а только для богов.
– Так что, этот черт в белилах – потомок богини? – проникся наконец я.
– Нет, разумеется. – Хозяин, похоже, начинал злиться. – У смертного и богини детей быть не могло, это противоестественно. Но Кащей был ходок еще тот, и время от времени одаривал своим вниманием других женщин, из числа смертных. И под конец все чаще, на том и погорел, причем в прямом смысле. Морена прихватила его с одной девицей, да и спалила дом, в котором они были, до основания, так, что от того и пепла не осталось. Но это неважно, главное, что от соитий Кащея со смертными женщинами, бывало, рождались дети, как, собственно, природой-матушкой и задумано. Некоторые из них проживали свою жизнь как обычные люди – бросали в землю зерно, бортничали, ловили рыбу, рожали детей. А иные со временем ощущали в себе силу пращура и понимали, что могут достичь большего, чем обычные пахари или рыбаки. Их было немного, но каждый из них изрядно наследил на Руси, а то и за ее пределами. Само собой, что долголетия пращура они не получили, им отмерен такой же срок жизни, что и любому другому смертному. Да и того они не проживают, никто из них, насколько я знаю, не умер в своей постели. Костер – вот что ждало каждого потомков Кащея. Раньше или позже – но каждого. Да по-другому их и не убить, только огонь может разорвать узы, связывающие их душу с телом. Огонь – величайший дар, который люди получили от тех, кто создал этот мир, и он всегда будет помогать человеку, защищая его от детей Ночи.
Вот теперь понятно, почему этого нехристя пули не брали. Интересно, а если ему голову отрубить, то как тогда? Она по новой прирастет к шее, или он в другое тело вселится?
– Но каждый из них до последней встречи со смертным пламенем непременно успевал оставить на Земле свое семя, – в стиле древнерусских сказителей продолжал вещать Хозяин кладбища. – Не всегда их дети получали Кащееву мощь, она могла достаться внуку или правнуку. Но эта цепь не прерывалась никогда и никогда не прекратится, до тех пор, пока этот мир жив.
Если сначала я слушал этот рассказ с легкой улыбкой, поскольку он больше напоминал страшную сказку, то под конец всерьез проникся эпичностью истории.
– Фига себе, – наконец сказал я. – По ходу, у меня в самом деле серьезные проблемы.
Кивок балахона подтвердил мне, что все именно так и обстоит.
– И вон у той девицы тоже, – ткнул серый узловатый палец с длиннющим ногтем, отливающим в свете луны серебром, в Маринку. – Это же она выдала колдуна законникам. Стало быть, тоже повинна смерти.
Мне очень хотелось выдать матерную тираду, но я не знал, как на это отреагирует умрун.
– Беда, – вот тот максимум, который я счел возможным выдать вслух. – Как ее спасать – непонятно, особенно с учетом того, что она вообще не очень крепка на голову. А теперь небось совсем спятит, после эдакой свистопляски. Да, а как она, находясь в состоянии овоща, меня сюда дотащить умудрилась?
– Тебя принесла другая девица, – уточнил умрун. – Та, что с законником была, рыжая. Очень за тебя переживала. Я не великий знаток тайн женских сердец, но думаю, что ты ей по душе пришелся. Но не советовал бы тебе связываться с ней. Выбирая между тобой и своей службой, она всегда выберет службу. Они там все такие.
– Насчет всех не скажу, но вот ее приятель точно такой, – я пожевал губами, давя в себе очередную матерную связку приличных размеров.
– А я тебе говорил – не связывайся с ним, – не без злорадства заметил Хозяин кладбища. – Кстати, вон они идут, несолоно хлебавши. Никогда не думал, что такое скажу, но я даже рад, что колдун натянул им нос.
И верно – к нам, уже особо не таясь, топали Нифонтов, Евгения, Стас, державшийся рукой за правый бок и дышавший через рот, а также с полдюжины крепких ребят, одетых в короткие кожаные куртки или джинсовки. Скорее всего, коллеги Стаса. А может, даже и подчиненные, учитывая его стремительный карьерный рост.
Ладонь Стаса до кучи была перетянута носовым платком, обожженная щека время от времени дергалась от боли. По ходу, ему в этот раз досталось больше всех.
И все они были невероятно мрачны.
– Очухался? – заметив меня, спросил Нифонтов и, не дожидаясь ответа, сказал Хозяину кладбища: – Утек колдун. Располосовал одного из кладбищенских рабочих от промежности до горла, всю кровь из него выпустил, распечатал ворота, обернулся в ворона и улетел.
– Коль, можно я сразу тебе выскажу все, чего у меня на сердце, а потом пойду себе? – кротко спросил я у оперативника. – Мне теперь есть чем заняться, и есть, о чем подумать.
– А? – повернулся ко мне Нифонтов. – Говори, только быстро.
– Само собой быстро, чего тянуть-то? – мне даже оспаривать в его словах было нечего. – Сука ты, Коля, редкая. Все, я закончил.
– Свежо и оригинально, – и не подумал обижаться оперативник. – Потом тебе будет стыдно за эти слова.
– Не будет, – помотал головой я. – Сука ты и есть. Ладно ты меня подставил, хрен с ним. Но вон ту-то блаженную зачем? Маринку, в смысле?
– Смешной ты, Сашка, – подал голос Стас, развязывающий платок на руке. – Ему не она нужна, а ты. Но ты сам в эту кислоту не полез бы, потому он привлек ее. Обычная оперативная разработка. Чего тут обижаться-то? Всех нас кто-то когда-то танцевать будет. Это жизнь.
– Да понял уже, – отмахнулся от него я. – Это был риторический вопрос. Ну и взывание к совести.
– Мне совестно, – вздернул подбородок вверх Нифонтов и уставился мне в глаза. – Тебе стало легче? Ну и хорошо. А теперь давай остаток данной неприятной беседы перенесем на чуть-чуть потом. У нас и так есть что обсудить.
– Вот это правильно, – одобрил его слова Стас и обратился к своим коллегам, молча стоящим неподалеку: – Никого за территорию не выпускать, особо смотрите за режиссером и оператором, надо у них записи будет изъять. Я сейчас кое-что закончу и к вам присоединюсь.
– За это не беспокойся. – Нифонтов бесцеремонно залез в карман куртки Мезенцевой, достав оттуда пачку сигарет и зажигалку. – В эфир пойдет только то, что и должно. Есть рычаги влияния, так что никто в сторону не вильнет. Меня больше беспокоит труп того таджика-рабочего, которому брюхо вспороли. Это ведь не твоя земля, здесь так просто концы в воду не спрячешь.
– Ты же знаешь, в этой стране все решают знакомства, – успокоил его Стас. – Если они есть, то и слона в спичечный коробок затолкать можно. Наш Семеныч с местным начальником РУВД вместе в академии учился, так что все порешаем. Но ты должен понимать, что с тебя теперь приходится. Не мне – Семенычу. Содружество ведомств – содружеством ведомств, но законы человеческого общежития пока никто не отменял.
– Не вопрос, – тут же заверил его Нифонтов. – Я порядки знаю.
– Спасибо, – внезапно обратился ко мне Стас. – Как только что сказал Николай – «я порядки знаю». Если будет беда – приходи, что в моих силах, то сделаю. Все, друзья, я пошел лечить ожоги народными методами, тем более что мази Вишневского все равно ни у кого с собой нет.
И, расстегивая правой рукой на ходу ширинку, он удалился в темноту.
– Так, – закуривая, пробормотал Николай. – Это мы решили, это на потом, это сейчас непонятно, но и не страшно. Все не так уж плохо.
– На самом деле? – ехидно спросил умрун. – Смешные вы, людишки – сил нет. Вот ты думаешь, что все не так уж плохо, и на сердце у тебя полегчало. А всего-то пара слов – и обратно все станет плохо.
Нифонтов без особой любви взглянул на Хозяина кладбища.
– Колдун этот из кащеева выводка, – явно с удовольствием произнес Костяной царь. – Так-то.
– Это я и без вас понял, – выдохнул с облегчением оперативник. – Когда он Сашку «живым мраком» тюкнул, тогда и понял. Тьфу ты, я подумал, что еще какая-то гадость вылезла наружу, о которой я не знал.
– Саш, ну надо так было, – сказала вдруг Мезенцева примирительно. – Поверь, мы тебе не враги. И ты не думай, мы не просто приманкой тебя сделали, как червяка на рыбалке. Ни тебе, ни твоей этой… Короче – вы в полной безопасности. Ну в почти полной.
– Сказал же – с Александром разговор потом будет, – одернул ее Нифонтов. – Не на ходу, не бегом. А ты пока давай-ка дуй к ребятам Стаса, помоги этот табор в чувство приводить. Ребята у него хорошие, но их аргументы, боюсь, не для этой публики. Я сейчас тоже туда подтянусь.
Евгения кивнула и рванула к телевизионщикам, которые уже галдели так, что их было слышно, наверное, на другом конце кладбища.
– Спасибо, – поклонился оперативник Костяному царю. – За помощь, за то, что сделали, что могли.
– Не для тебя старался, – высокомерно ответил тот. – И вот еще что, законник. Не ходи ко мне сюда больше. Не желаю я тебя видеть. Знаю, что такая твоя служба, что ты тоже не за себя радеешь, но тем не менее.
Вот так-то! Что посеешь – то пожнешь.
– Хорошо, – покладисто согласился с его словами Нифонтов. – Один вопрос можно?
Рукав балахона умруна качнулся, дозволяя оперативнику говорить.
– Речь только обо мне? Вон та моя коллега в случае нужды может прийти в ваши владения?
– Каков, а? – в голосе Хозяина прозвучали нотки уважения. – Ладно, ей можно.
– Ну и славно, – обрадовался Нифонтов. – Саш, а ты бы тоже без дела не стоял. Вон приятельница твоя никак в себя не придет, а уже пора бы ей это сделать. Если ты думаешь, что мероприятие на этом закончено, то сильно ошибаешься. Телевизионщики такие же суки, как я, для них работа на первом месте, так что скоро финал программы доснимать начнут, и у нее, если ты не забыл, одна из ведущих ролей. Она же условия конкурса так и не выполнила, с тенью негодяя, зарытого во-о-он в той могиле, так и не пообщалась. Давай, давай, не спи.
И тут же, словно в подтверждение его слов, до меня с аллеи донесся голос режиссера:
– Витя, если ты забыл, то шоу, мать его, оно должно маст гоу он! Если просрал такие кадры, то штатную съемку хоть не запори! Движемся, движемся! Давайте, растолкайте уже эту дриаду хренову, чего она там на камне, уснула, что ли?
Нифонтов подмигнул мне, потыкал пальцем в сторону аллеи и сам направился туда же.
– И я пойду, – сказал вдруг умрун. – Делать мне здесь больше нечего. А ты, Александр, все же подумай насчет моего предложения. Не поверишь, но до последнего времени здесь почти всегда было тихо и спокойно.
Сделав пару шагов, он вдруг подпрыгнул, что совершенно не вязалось с его обликом. Из травы рядом с ним раздался придушенный писк.
– Вот же! – недовольно ухнул Хозяин кладбища. – Это ты?
– Ну! – подтвердил Афанасий. – Просто, когда все началось, я решил, что тут нам всем конец наступит, вот и вырыл себе ямку поглубже, чтобы спрятаться. Так-то я смелый, в беде хозяина не брошу, но сейчас у меня его нет. Вы от меня отказались, те еще не приняли, а у этого свой слуга есть, путь он за него и заступается.
– Разумно, – признал умрун. – Кстати – ты не передумал? Сам же видел, что это за хозяева будут. Если что – оставайся.
– Люди как люди, – отряхиваясь от земли, возразил ему Афоня. – Не лучше, не хуже. У меня и похлеще были.
– Смотри, тебе жить, – бросил Костяной царь и исчез в тени деревьев и аллей.
– Не злой он, – сказал мне вдруг Афоня, подходя. – Вон тот парень в куртке – не злой. Я знаю, я разное повидал. Ты обиду на него не держи. Жизнь – она по-разному поворачивается, иной раз такое приходится делать, что страх просто какой-то. И думают про тебя все плохо, потому что выглядит это погано. А потом, когда поймут, что правильно ты поступал, то ни одна сволочь не извинится.
– Может, ты и прав, – признал я. – Только пока свои слова назад не возьму.
– И не бери, – согласился со мной мохнатик. – Твоя жизнь, тебе жить. Да и не по чину мне тебя стыдить или чего делать заставлять. Ты ведьмак, я слуга. На-ка вот, это тебе сейчас нужнее, чем мне. Да и завязал я.
Он сунул мне в руку ополовиненную «четвертинку» водки, причем, судя по криво приклеенной этикетке, совершенно жуткого качества. Ну да, на помин души часто как раз именно такую и покупают, особенно если пить ее самим не придется. Явно ведь он эту бутылку с какой-то могилки стащил.
Но мне выбирать не приходилось, и я в три глотка ее прикончил. Мелькнула было мысль чутка оставить Маринке, но я ее сразу же отмел. Не дай бог, ее развезет, тогда вообще беда будет.
В общем – выпил я и пошел приводить в чувства мою ненаглядную дриаду. Правильно ведь все режиссер сказал – шоу, оно маст гоу он.