Что интересно – после этой беседы у меня совершенно прошла головная боль. То ли эмоции повлияли на самочувствие, то ли еще что, но тем не менее – я изрядно взбодрился. Окончательно мое настроение поднял кислый вид Чиненковой, в чей кабинет я наведался вскоре после того, как покинул «переговорку». Ну а как по-другому? Руководство распорядилось – я пошел, куда сказали. Однако хватит на сегодня неподчинения.
– Вот скажи мне, Смолин, что ты такое натворил? – сказала она, барабаня пальцами по папке, лежавшей на столе. Отдельно замечу, что на этой самой папке красовались мое имя и фамилия. – Сначала мне звонит шеф и говорит, чтобы я готовила документы на твое увольнение. После он снова звонит и отменяет свой приказ, но при этом запрашивает твое дело и должностную инструкцию. И как это все понимать?
– Начальству виднее, – дипломатично заметил я. – Лично мне кажется, что он собирается сделать меня своей левой рукой. Место правой уже Волконским занято, но левая-то свободна?
– Вали отсюда, – посоветовала мне Чиненкова. – Шутник. Как по мне, разумнее было бы тебя уволить. Очень ты за последнее время изменился, понимаешь? Раньше сидел себе спокойно в каморке со своими коллегами-приятельницами, тебя ни видно, ни слышно. А теперь как-то сразу много стало.
– Харизму в каморке не спрячешь, раньше или позже она все одно наружу выпрет, – назидательно произнес я. – Стало быть, пришло мое время.
– Не резвись особо, – посоветовала мне кадровичка. – Если ты, харизматичный мой, будешь нормальный микроклимат в коллективе рушить, я тебе такую ротацию устрою, что мигом в Солнечногорске окажешься. Там, знаешь ли, всегда вакантные места есть.
После этих слов я счел за лучшее по-быстрому свалить на свое рабочее место. Предправ – это мощь, Ряжская – тоже, но против Чиненковой им не устоять. Эти двое бизнесмены и стратеги, а она – кадровичка. Она на все их союзы и договоренности чихать хотела. За ней тома должностных инструкций и внутренних положений стоят, помноженные на уверенность в том, что именно отдел по работе с персоналом и обеспечивает жизнеспособность банка. Что ей все эти дебеты, кредиты, паспорта сделок и нормативы Центрального банка? Так, семечки. А вот порядок быть должен!
Остаток дня я обдумывал, что мне, собственно, дальше-то делать? Точнее – с какой стороны лучше подступиться к вновь возникшей проблеме. Откуда, так сказать, лучше копать начинать.
И по всему выходило, что с Нифонтова. Во-первых, за ним должок, пусть, гад такой, отрабатывает свои косяки. Во-вторых – у него есть знания и связи в мире Ночи. Кто его знает, может он знаком с Хозяином того кладбища, на котором находится нужная мне могила? Если да – то это уже неплохо, потому как без тамошнего умруна мне никак не справиться с поставленной задачей. Я могу около могилы покойной мамаши хоть танцы с бубнами танцевать, толку от этого будет чуть. Сомневаюсь, что она на мой зов отзовется. А вот проблем за несанкционированные действия на данной территории я заработаю гарантированно много.
Хотя тут вообще есть очень много «если». Если договорюсь с тамошним Костяным царем. Если мамаша Ряжской захочет со мной говорить. Да елки-палки, если она вообще там обитает. Старушка богу душу в Цюрихе отдала, и запросто может случиться так, что душа ее осталась в тех местах, где гномы из альпийского молока шоколад мастерят и пастухи в горах йодлями глотку надрывают.
Или попросту сразу отправилась в те места, где светят незарегистрированные в каталогах звезды и небо настолько синее, что аж глаза режет.
Но отработать все варианты надо, и на то есть масса причин. Первая – у меня из головы вместе с болью вылетели все мрачные мысли о скорой мести колдуна. Опасения остались, но само чувство ноющего зуба испарилось. Когда есть дело, ненужные размышления сами собой отходят на второй план. Второе – деньги. Я так-то парень не жадный, но от той суммы, что на бумажном квадратике была написана, не откажусь. Маленький стабилизационный фонд никому никогда не мешал.
Да, о деньгах. Вот любопытно – на самом деле пароль от счета знали только два человека? Или же все-таки один, причем тот, что покинул этот мир три года назад? С равным успехом верным может оказаться любой вариант.
Но, по большому счету, правда мне безразлична, и интерес этот исключительно умозрительный. У нас тут жизнь, а не кино или книга, и даже если я буду знать пароль от счета, то все равно никогда не доберусь до денег на нем. И не только потому, что не знаю, в каком банке этот счет. Просто служба безопасности господина Ряжского прострелит мне колени, а то и голову куда быстрее, чем до меня отродье Кащея доберется. В чем-в чем, а в этом я уверен.
В общем, после работы я добрел до Гоголевского бульвара, приземлился на одну из пустующих скамеек и набрал оперативника.
– Александр? – удивленно отозвался в трубке голос Нифонтова. – Не ждал, что ты позвонишь так быстро.
– Чего это? – не удержался от ехидства я. – А если мне тревожно? Вдруг мерзкий колдун уже плетет вокруг меня свои сети и жаждет мести?
– Ничего он не плетет, – хмыкнул оперативник. – И вообще можешь спать спокойно. Насколько мне известно, он собрался спешно сваливать из столицы, как я и предполагал. Правда, не факт, что успеет это сделать, мы надеемся прихватить его до того, как это случится. Сработал наш план, засветил он свое логово. И если все пойдет как надо, то данная угроза твоей жизни окончательно перестанет существовать. За остальные не поручусь, потому что ты мастер находить проблемы на свою голову, но эту точно нейтрализую.
– Хорошие новости, – порадовался я. – Слушай, у меня еще один вопрос есть.
– Излагай, – разрешил Николай.
Я изложил, разумеется, не касаясь мелких деталей, вроде того, что мне за это заплатят и что заказчица вышла на меня не случайно, а по наводке. Не думаю, что ему про это следует знать. Лишнее это.
– Слушай, а ты умеешь слушать, – подытожил мое повествование оперативник. – Я-то тогда за едой пошутил, а ты и впрямь начал ставить свои новые способности на коммерческие рельсы.
– Не смешно, – возразил ему я. – Мне доброе дело хочется сделать, женщине красивой помочь.
– А еще наверняка богатой, – в тон мне сказал Нифонтов.
– Красивой, – возразил я. – Не в деньгах счастье, Николай. Главное – людям служить. Так что, ты Хозяина того кладбища знаешь?
– Я – нет, – помолчав, ответил оперативник. – Пал Палыч вроде в теме, но он тебе помочь не сможет, у него других дел в ближайшие дни как грязи. Саш, да ты не парься. Если ты знаком с одним Костяным царем, считай, что все остальные тоже уже в курсе, кто ты такой есть.
– Между ними есть связь? – восхитился я. – Типа ментальная?
Ну что эти ребята иногда встречаются дабы пообщаться, я знал, но тут-то другое.
– Фигальная, – невежливо буркнул Нифонтов. – Это мир Ночи. Здесь и без всякой связи новости разносятся мигом. А ты за последнее время успел то тут, то там наследить. Главное, не забудь с собой подношение взять и держись поскромнее. И не наглей чрезмерно, с тобой такое случается.
– Понятно, – немного расстроенно ответил ему я. – Ладно, и на том спасибо.
– И еще, – подумав, добавил оперативник. – Возьми-ка ты с собой Женьку, от греха.
– Вообще-то слова «возьми Женьку» и «от греха» совершенно между собой не сочетаются. С этой рыжей только о них, родимых, и думается.
– Ну раз ты так резвишься, то все не так уж и плохо, – подытожил Николай. – А Женьку ты все-таки с собой прихвати. Знаешь, уверенность в том, что спина прикрыта – великое дело. Да и ей это полезно будет. Девочка выросла, пора в одиночку потихоньку начинать работать.
– Ну не знаю… – протянул я.
– Саш, мне не ври, – попросил Нифонтов. – Ты же на нее еще тогда в лесу запал, когда мы вас от ведьм спасали. Я же не слепой?
– Чего? – опешил я. – Ты в своем уме? Знаешь, у меня и так жизнь не сахар, потому добавлять в нее эту рыжую бестию охоты нет вообще никакой.
– Ну-ну, – насмешливо бросил Нифонтов, а после добавил: – Когда на кладбище поедешь? Сегодня?
– Я не ты, у меня встроенного внутрь аккумулятора нет. Сегодня я спать собираюсь, а вот завтра как раз и махну туда. Тем более, что потом выходные будут.
– Ясно. – Нифонтов чем-то хрустнул, вроде как сушкой и продолжил говорить уже жуя. – А в Лозовку еще собираешься в этом году наведаться?
– Не знаю, – честно ответил я. – А что?
– Да вот думал тебе на хвост упасть. Осень на носу, в лесу небось грибов полно. Сто лет за грибами не ходил. И на рыбалку тоже.
А почему бы и нет? В следующую субботу как раз последний день лета, так почему бы и не совместить приятное с полезным? Сам ночью свалю на реку, а Нифонтова пусть Антипка как следует погоняет в темноте, подушит его, посопит над ухом. Впрочем, если оперативник надумает со мной увязаться, то флаг ему в руки. Что-то мне подсказывает, что русалки, если захотят, от присутствия этого красавца избавятся очень-очень быстро. Утонуть я ему не дам, но посмотреть на то, как его под воду поволокут, не откажусь.
– Ну хочешь, на следующие выходные с тобой туда рванем? – предложил я. – Только на твоем транспорте. Своего у меня нет.
– Хочу, – сразу согласился Николай. – Женьку с собой брать будем?
– Будем, – одобрил его предложение я, выслушал ожидаемое ехидное хихиканье и добавил: – И Пал Палыча своего тоже бери. Он же хотел с Дарьей Семеновной пообщаться.
А почему нет? Я всегда любил смотреть бои без правил. Да и ведьмам из Лозовки следовало дать понять, что у меня на самом деле есть друзья, которые захотят узнать, что со мной случилось, если вдруг в один прекрасный момент я не вернусь из очередной загородной поездки. Не слишком я верю в их доброту и сомнительный нейтралитет.
– Вот и договорились. – Нифонтов хрустнул очередной сушкой. – Женьке сегодня-завтра позвони, скажи, где вы встретитесь вечером. И, Саш, личная просьба – приглядывай за ней. Она девчонка на самом деле хорошая, но очень уж увлекающаяся. Заносит ее иногда.
– Офигеть, – вздохнул я. – По идее, это она за мной приглядывать должна.
– Я передам твое пожелание, – пообещал Нифонтов совершенно серьезно.
– Это шутка была, – поправился я немедленно. – Шутка!
– Не знаю, не знаю. Я поверил. Ладно, если что – на созвоне. Отбой.
Ближе к дому дневной адреналин из крови улетучился окончательно, потому в квартиру я буквально ввалился, зевая и сонно моргая глазами. Меня разморило настолько, что я с трудом отвечал на вопросы Родьки, Вавилы Силыча и Кузьмича, которые, похоже, ждали меня так, как дети ждут с работы матерей. Ну все мы в детстве ждали, когда мамка домой придет, чтобы потом залезть в ее сумку и узнать, что она нам вкусненького принесла.
Хотя их можно было понять – на кону стоял престиж дома, а то и микрорайона. А данных для анализа у подъездных не было никаких.
– Марина-то сначала спала, – рассказывал мне Вавила Силыч, отхлебывая чай из кружки. – Потом проснулась и как начала матерно выражаться! Она всегда сильна была посквернословить, но тут уж так разошлась, так разошлась! Мне лет много, но и то я не все выражения знаю, что она в ход пускала! Потом пять тарелок разбила и две чашки, потом кому-то позвонила несколько раз, но не дозвонилась и снова ругалась. И только после этого опять спать легла. И главное – непонятно, что с ней там случилось! Мы решили, что она проиграла, потому и недовольная такая. Она проигрывать не любит. Помню, ее как-то один мужчина бросил. Приехал он тогда к ней и говорит: «Ты, Марина, женщина красивая, но жить с тобой невозможно, потому нам надо расстаться». Ну подруга твоя сначала смеялась, это когда мужчина только за дверь выходил, потом плакала, а потом посуду била. И ведь не потому, что его любила, а из-за того, что не она его бросила, а он ее.
– Да ты психолог, Вавила Силыч, – устало заметил я.
– Сама она это упомянула, когда подруге про это рассказывала, – пояснил подъездный. – «Меня, – орала, – никто бросать не имеет права. Это я всех бросать должна». Очень переживала. Даже выпивала потом два дня. Самолюбивая.
– Не проиграла она, – зевая, обрадовал подъездных я. – Наоборот – выиграла. Всех обошла.
– Чего ж тогда ругается? – опешил Родька. – Радоваться надо!
– Иди, спроси у нее сам, – посоветовал я ему. – Мне это неизвестно. Может, от того, что теперь ей смысла нет дальше участвовать в шоу, она же уже всем нос натянула.
– Выиграла, – потер лапы Кузьмич. – Ну все, бухта телевизионного кабеля таперича наша!
– Какая бухта? – заинтересовался я.
– Да мы с подъездными с соседней улицы об заклад побились – победит наша Марина или нет, – объяснил мне Вавила Силыч. – Те ее шалавой называли и говорили, что первой она станет, если только там надо будет какие непотребства учинять. Ну вот на бухту кабеля телевизионного и поспорили. У нас с ним дела плохи, об ту неделю крысиная стая пробегала, они к осени завсегда в центр города откочевывают, потому как там теплее и корму больше, так они здорово провода погрызли. Крысы же, за ними не углядишь. Пока одну прибьешь, десяток рядом чего-то схарчат. А у нашего ТСЖ в бюджете закупка нового кабеля не значится.
– А еще я ихнему главному непременно морду намну, как залог получим, – добавил Кузьмич. – Маринка эта, конечно, распустеха, клейма ставить негде, но о том только мы меж собой говорить можем, это наше дело. А остальным, тем, у кого дома не серые, а синие, лучше в тряпочку помолчать.
– Чем же синий дом хуже серого? – полюбопытствовал я.
Подъездные посмотрели на меня, как на ребенка, и ничего на это не ответили. Мол – сам-то подумай, Саша. Синий цвет у дома – это же просто позор какой-то! Дом должен быть серым!
А вообще – вот популярная все-таки Маринка какая. Про нее даже на соседней улице все знают. И, что примечательно, даже подъездные за нее друг другу рожи бьют.
– Шел бы спать, Ляксандр, – сказал вдруг Кузьмич. – Ты, того гляди, на стол грянешься и его поломаешь. Или челюсть свернешь, зеваючи.
– Пойду, – признал его правоту я. – Завтра все в деталях расскажу, честное слово. А сегодня вообще сил нет.
– Чего рассказывать? – огладил бороду Кузьмич. – В субботу сами все увидим по телевизеру. Я уж и квасу припас.
– А я сухариков с солью в двадцать второй квартире насушил, – добавил Вавила Силыч. – Тамошние хозяева на теплые моря третьего дня уехали, а духовой шкаф у них до чего хорош! Сухарики получились на диво!
– Родька, ты тоже подумай, чем мы гостей угощать будем, – подавив зевок, попросил слугу я. – А то нехорошо получится.
– Вот это ты брось! – погрозил мне пальцем Кузьмич. – Тоже мне выдумал. В твоем дому веселины проходят, да ты же еще нас и угощать будешь. Не по покону это!
Нет, надо будет этот покон любыми правдами и неправдами раздобыть и прочитать, просто чтобы выяснить – есть ли в земном существовании хоть какая-то стезя, которую он не регулирует.
Додумывал я эту мысль, уже падая лицом на подушку. Наверное, надо было бы перед этим снять штаны и рубашку, но сил на эти телодвижения уже не хватило. Черт с ним, завтра с утра пройдусь по ним утюгом.
Вот только поспать мне долго не удалось – вроде только-только глаза сомкнул, а вот, уже и проснулся. В комнате стояла густая темнота, какой я даже не припоминаю. И почему-то рядом журчала вода. Она-то, скорее всего, меня и разбудила.
– Родька, мать твою так! – крикнул я. – Ты чего, кран не закрыл?
Не хватало только соседей снизу залить. Они у меня и так довольно скандальные, а учитывая то, что прошлой зимой у них капитальный ремонт как раз закончился… Беда будет, короче. Многосерийная и мелодраматическая.
– Что такое «кран»? – услышал я за своей спиной женский голос, в котором не было ничего живого. Вроде как мне вопрос задали, но вопросительных интонаций в помине не имелось.
Знаете, есть такая «дистиллированная вода». Она выглядит как обычная вода, но вот только всякий вкус у нее отсутствует полностью. Простая вода – она ведь хоть какой-то, да имеет. Может быть, привкус песка там, хлорки, металла – но он есть. А у дистиллированной никакого нет.
Вот и тут голос, как та вода.
Но даже не это главное. Вопрос – а это кто вообще? И как обладатель данного голоса попал в мою квартиру? Покон же запрещает пересекать порог моего жилья без приглашения. Да и нож из притолоки никуда не девался.
– Я задала вопрос, – голос раздался прямо за моим правым плечом, и тут я понял, что не лежу, а стою.
Это странно. Я же с кровати не поднимался.
– Из крана течет вода, – сообщил я тому, кто стоял у меня за спиной. – Открываешь его – она течет, закрываешь – нет. Если открыть два крана, то холодная вода смешается с горячей и достигнет состояния «самое то».
– Чудно, – отметил голос. – Чего вы, люди, только не придумаете. У меня здесь такого нет.
– А журчит что? – повертел головой я, пытаясь увидеть собеседницу, но вокруг была все та же тьма, проходящая по разряду «коли глаз».
– Река, – любезно дали мне ответ. – Смородина.
– Чего – «смородина»? – не понял я.
– Имя реки – «Смородина».
Стоп-стоп-стоп. Река «Смородина». Где-то я это слышал, причем совсем недавно. И давно, впрочем, я тоже это слышал. Что-то такое было в детстве – Калинов мост, чудище о ста головах. Или о трех? Нет, это все не то.
Или то?
Женька. Женька упоминала реку Смородину. И Калинов мост тоже. От этого моста надо было повернуть налево, и тогда можно прийти к дому…
Твою-то мать!
Я попытался ущипнуть себя за руку – и не преуспел. То есть – может, и ущипнул, но боли никакой не почувствовал. Я даже не ощутил, как сам себя за руку взял.
Стало быть, я не проснулся. Это все сон!
Но вот только очень он реалистичным выглядит, несмотря на темноту вокруг. Реалистичным, широкоформатным, с «3D» и эффектом присутствия.
Нет, мне еще с тех времен, когда я был в Лозовке, периодически снились странные сны, в которых я бродил по каким-то серым равнинам и что-то искал, но там я точно знал, что сплю. А здесь… Тут все по-другому.
– Ты прав, ведьмак, это сон, – в голосе той, кто стоял у меня за спиной, вдруг появилось что-то настоящее, живое. – Ты здесь – и ты не здесь. Тело твое осталось в том мире, который про меня давно забыл. А душа – тут, у меня в гостях.
– Морана? – утвердительно спросил я.
– Ты про меня знаешь? – теперь я услышал и вопросительные нотки. Такое ощущение, что эта… Женщина? Богиня? В общем – эта сущность потихоньку размораживалась после того, как долгое время провела в анабиозе.
– Знаю, – подтвердил я. – Да и не так уж про вас там, у нас, и забыли. И писатели фэнтези про вас помнят, и даже художники некоторые. А уж дети Ночи вообще через одного.
– Но ты, ведьмак, не спешил принести мне жертву, – обвинила меня сущность. – Хотя и пошел по той дороге, что ведет ко мне. Давно никто из вашего племени не выбирал ее, никому не мила Морана. Всем любы Жива да Леля, Сварог да Перун. А меня словно и нет.
– Это не я дорогу выбрал, а она меня. Да если по-честному, я и в ведьмаки не рвался.
– Жертва, ведьмак. – Морана, похоже, не особо меня и слушала. – Живая кровь, трепещущее сердце на камне. Отдай мне чужую жизнь – и наши судьбы будут связаны.
Интересно, а она может сделать так, что я во сне умру, а там, дома, не проснусь? Я вот читал, что фильмы про Фредди Крюгера – они не на ровном месте появились. Что в каком-то американском городке померли штук шесть подростков, которые перед этим жаловались, что какое-то существо их во сне гоняет по закоулкам и убить хочет. То есть – фильм был снят по реальным событиям, туда разве что добавили маленько эффектов, жуткую песенку и молоденького Джонни Деппа.
Я это к чему – стоит ли ей говорить, что я не хочу никого убивать? Не мое это. Морду набить – это пожалуйста, а чтобы жизни лишить – это нет. Нет, в порядке самообороны, как тогда на поляне с ведьмами – возможно. Но из ритуальных соображений – это без меня.
И уж точно сердце вырезать не смогу. Даже у курицы. Я как представлю, что руку в кровавую жижу надо засунуть и сердце оттуда вынуть, так меня даже тут, во сне, тошнить начинает.
– Новые люди стали слабы, – сообщила мне Морана. – Ты колеблешься, ведьмак. Ты растерян. Ты напуган.
– Не без того, – признал я. – Так ведь и неожиданно это все. Не каждый день разговариваешь с богами славянского пантеона.
– Это сон. Разве во снах с тобой не случается того, чему в обычной жизни не место? Возможно, и то, что ты видишь сейчас, только морок.
Странно. По всему она должна была меня сейчас спросить: «Что такое славянский пантеон»? Но – не спросила. Это она, значит, знает, а что такое «кран» – нет?
Двойные стандарты, однако. Так не бывает.
– Я ничего сейчас не вижу. Темно же.
Щелчок пальцев – и мир вокруг немного прояснился, но все вокруг осталось каким-то ненастоящим, полупризрачным. В серо-синем небе светило мутное, подернутое серой дымкой, солнце, а рядом со мной, шагах в двадцати текла река, воды которой были окрашены в темно-багровый цвет. Правильней было бы назвать эту реку не просто «Смородиной», а «Черной Смородиной».
А противоположный берег, тот, что виднелся за водой, был весь серый-серый. И, сколько глазу хватало, пустой. Равнина, да и только.
– Здесь теперь всегда так, – объяснила мне та, что стояла за спиной. – Нас забыли, и то место, где мы обитали со времен основания мира, потеряло краски жизни.
Я повернулся к своей собеседнице, решив, что пора на нее взглянуть.
Морана была красива. Даже нет – она была прекрасна. Вот только красота эта была не от тварного мира, она не имела ничего общего со знакомыми с детства и самыми родными чертами лица матери или с незабываемым на всю жизнь обликом твоей первой женщины. Это было нечто другое, то, что словами описать нельзя. Просто не получится. Потому что в полной мере невозможно передать, насколько прекрасна Жизнь тогда, когда ты молод, или Смерть тогда, когда ты устал ее ждать.
Морана была и тем, и другим, едина в двух лицах.
– Каков твой ответ, ведьмак? – спросила она у меня. – Ты готов служить мне и только мне, отринув иных богов?
Что интересно – чем дальше, тем больше оживал ее голос, теперь это была не речь безликого существа, с которым я беседовал всего-то пару минут назад.
– Думать надо, – уклончиво ответил я, не решаясь дать категоричный ответ. – Но сразу скажу – я людей на жертвенных камнях резать не стану. У нас это не принято. Мир изменился, госпожа Морана, и очень здорово.
– Мир все тот же, – холодно сообщила мне она. – Реки впадают в море, деревья оживают весной и спят зимой, а солнце всходит на востоке. Люди изменились, люди. Они перестали различать, где свет и где тьма, что такое доблесть и что такое трусость. Мало того – они теперь часто выдают одно за другое, после чего сами охотно верят в этот обман. Но то люди. Ты к ним отношения не имеешь, ты ведьмак.
– Начинающий, – заметил я. – Можно сказать – новорожденный. Госпожа Морана, я до сих пор толком не разобрался в том, что из себя мир Ночи представляет, а вы меня заставляете такое серьезное решение принимать. Да я покон до сих пор даже не прочел!
– Покон нельзя прочесть. – Морана сделала короткий шаг и оказалась совсем уж рядом со мной, я ощущал холод, идущий от ее тела. – Его можно только принять или отвергнуть. Примешь – станешь одним из многих. Отвергнешь – станешь изгоем, которому дозволено все до тех пор, пока за ним не придет Смерть. Таких изгоев немного, но это проклятое семя все еще топчет дороги мира.
– Потомки Кащея? – сообразил я, о ком она ведет речь. – Да, те еще уроды. Я тут с одним недавно сцепился, и здорово его разозлил. Он меня даже убить пообещал.
Губы Мораны искривились, это было первое изменение в ее лице с той поры, как я его увидел. До того они не шевелились даже тогда, когда она говорила. Выглядело подобное диковато, но, поскольку это сон, я не особо стал загоняться по данному поводу.
– Хорошая жертва, – сказала она мне.
– Вы имеете в виду меня? – уточнил я. – Если он меня грохнет, то это будет хорошая жертва?
– Не он тебя, а ты его, – пояснила Морана. – Пусть будет так! Я приму его от тебя как закладной дар. И даже сердце не придется вырывать, как ты и хотел. Эту погань надо выжигать как гадючье гнездо, тут добрая сталь не поможет.
– А если чужими руками? – сразу уточнил я. – Ну костерок не конкретно я запалю, а кто-то другой? Всяко может повернуться, согласитесь?
– Главное, крикни, когда пламя вскинется вверх как столб: «Морана, эта жертва тебе». И тогда я пойму, что ты принял меня как свою повелительницу, и наши судьбы связаны воедино до самой твоей смерти. Поверь, ведьмак, если все будет так, то ты обретешь больше, чем потеряешь.
Хреновая рекламная компания, прямо скажем. Нет чтобы перечислить все, что я получу в этом случае. Ну или хоть обозначить как-то. А так прямо какой-то кот в мешке получается.
– Идет, – тем не менее, сказал я. – На том пока и остановимся.
На мои щеки легли ледяные ладони, глаза Мораны приблизились, и я ощутил, как наши губы соприкоснулись.
– Ты отмечен мной, ведьмак, – не отпуская мое лицо, сказала она мне. – Это тебя ни к чему не обязывает, это мой тебе дар.
– И что он дает? – решил особо не скромничать я.
– Узнаешь, – губы богини искривила улыбка. – Главное, помни о том, что в мире осталось еще много тех, кто некогда служил мне, они увидят то, что должно. Но и те, кто поклонялся моим врагам, никуда не делись. Будь внимателен, будь мудр, старайся отличить правду от лжи, а дружбу от ненависти. И помни о том, что часто одно от другого отличить очень трудно. А теперь – прощай.
И вот тут я снова проснулся. Правда, вокруг темноты никакой не было, а были самые обычные предрассветные сумерки. И все вокруг было привычно и знакомо – диван, шкаф, кресло с посапывающим на нем Родькой.
На всякий случай я себя ущипнул. Нет, все нормально. Мне больно, а значит, это точно не сон.
А вот то, что я видел, когда спал… Интересно, это было взаправду, или подсознание выкидывает фортеля? С таким-то количеством геморроев это неудивительно. Кстати – в последнее я верю куда больше. Не потому, что мне так спокойнее, а просто потому, что это звучит реалистичнее.
Но можно и проверить. У меня есть личная лакмусовая бумажка на такой случай.
– Родька, – приподнявшись на локтях, гаркнул я. – Подъем.
Мой слуга и не подумал просыпаться, знай себе сопел в две дырочки.
– Совсем разболтался, – посетовал я и запустил в него подушкой.
– А, чего? – переполошился мохнатик и замахал лапами, отбиваясь от внезапно напавшего противника. Само собой, подушку он победил, а после уставился на меня.
– Сюда иди, – потребовал я, спуская ноги на пол. – Смотри в оба. На меня, чудило, на меня. Ничего не замечаешь?
Что в Родьке хорошо, так это то, что лишних вопросов вроде: «а зачем» и «чего я должен увидеть» он не задает. Спрыгнул с кресла, подбежал и выполнил требуемое.
– Ну? – требовательно спросил я. – Чего?
– Волосы растрепаны, – почесав левое ухо, произнес Родька. – Прыщик на подбородке вылез. Что еще? Рубашка мятая, и воротник у нее грязный. А, понял! Постирать и погладить, да?
– И это все? – уточнил я.
– Еще портки надо погладить? – начал нервничать Родька. – Хозяин, да я бы еще с вечера, но ты же в них сам спать залег. А так бы я…
Судя по всему, это все-таки был только сон. Чтобы слуга ведьмака не распознал дар богини, пусть и древне-затрапезной? Да ну, не бывает.
Надо бы «афобазол» попить маленько. Или «глицин». Нервишки подлечить. Тогда и хрень всякая сниться не будет.
Тем временем Родька начал нервничать и перебирать все возможные причины такого моего поведения.
– Хозяин, если ты насчет тех сухарей с сахаром и изюмом, так это не я их съел, а Кузьмич, – затараторил он. – Кузьмича ведь завсегда приветить надо, а он такие сухари…
– Телефон неси, – сказал я Родьке, не дослушав трогательную историю о гастрономических пристрастиях Кузьмича. – И чайник потом поставь, завтракать будем.
Надо Мезенцевой позвонить. Ну да, на дворе шесть утра, но почему бы и нет? Она девочка необычная, так будем соответствовать. Как там у Грибоедова? «Едва рассвет, а я у ваших ног».