– Если скажешь что-то вроде: «Поцелуемся», то я пну тебя в ногу, – сразу заявила Мезенцева, когда вечером мы встретились с ней на «Таганской». – И очень больно. Я вообще здорово пинаюсь!

– Из чего вывод – спать с тобой небезопасно, – констатировал я. – Вот так только сон начнешь смотреть, и тут тебе в бок коленом – бах! И все, ворочайся потом до утра.

– Так себе шутка, – обличительным тоном заявила Евгения. – Слабенько.

Ну да, так себе, даже спорить не буду. Но это и неудивительно, учитывая какой день сегодня выпал на мою долю.

Не знаю, чего там Ольга Михайловна предправу наговорила, но такого количества сальных, презрительных, заинтересованных и даже завистливых взглядов как сегодня, я в жизни на себе не ощущал. Пара человек даже похлопали меня по плечу и одобрительно сообщили, что я «молодца», «красавчик», и что «лучше лежать на богатой тетке, чем сидеть на голом окладе».

Короче – все в банке теперь уверены, что я любовник Ряжской. И это, по ходу, еще одна напасть на мою голову. А что, если эти новости достигнут ушей ее законного супруга? Он ведь разбираться не станет, сказки это или нет, а просто мне голову открутит. Причем, возможно, собственноручно. Я его видел, дядька хоть и немолодой уже, но крепкий.

Хотя позитив в этой ситуации тоже есть. Увольнять меня точно не станут, это с гарантией. Более того – Волконский нынче приперся в нашу каморку ни свет ни заря и прямо с порога предложил мне переехать в другой кабинет, попросторнее и с окнами. И очень удивился, когда я ответил ему отказом.

Заходил и Косачов, менеджер по работе с ВИП-клиентами, который до того нас своим присутствием особо не баловал. Он вообще всех, кроме предправа и еще пары человек, в грош не ставил, считая, что именно благодаря его умениям и стараниям банк пока остается на плаву.

Но тут, как видно, происходящее его изрядно взволновало, и он примчался ко мне выяснять, не попытка ли это дворцового переворота, не посягаю ли я на чужую делянку? А именно – на его место.

Косачов говорил много, красиво и непонятно. Я так и не взял в ум, чего он конкретно хотел – договориться со мной или напугать? Просто сомнительных комплиментов в адрес моего профессионального роста и неприкрытых угроз в его словах было равное количество.

Мои девчули, не поняв, что вообще здесь происходит, тут же умчались за новостями наверх, а вернувшись, посмотрели на меня с недоуменным уважением. Как видно, они точно не ожидали такой прыти. Наташка даже изрекла: «Самэц», что в ее устах было равнозначно похвале.

В общем, все вышло как всегда – в одном месте прибыло, в другом убыло.

Вот только весь этот повышенный ажиотаж не очень меня радовал. Я не люблю вылезать на передний план и служить развлечением для госпожи любезнейшей публики. Не мое это. Я даже в школьную пору в хоре не пел, а просто рот открывал в последнем ряду.

Потому и шуточки нынче выходили корявые.

– Фарш купила? – решив перевести разговор в другую плоскость, спросил я у Евгении.

– Купила, – раздраженно ответила та. – Хотя мог бы и сам расстараться, подобные продукты покупать – это не мое. Сначала в «Мясной лавке» меня какая-то старушенция «хозяюшкой» назвала, а потом три собаки за мной как на привязи до остановки шли.

– Это твой входной билет в мой богатый внутренний мир, – пожал плечами я. – Одно дело тебя на псевдосвидании кормить, и совсем другое провести за кулисы кладбищенской жизни. За все надо платить, душа моя. Натурой с тебя не возьмешь, так хоть фаршем мзду отдашь.

– Слушай, Смолин, ты давай, не перегибай палку, – даже побледнела от злости Женька. – Натурой ему, а?

– Я имел в виду котлеты, и не более того. Но ты ни разу не хозяюшка, потому – фарш.

– Дурак, – буркнула девушка. – Ну, куда идем?

– Ужинать, – повертел головой я, рассматривая близлежащие вывески. – У нас времени вагон. Раньше одиннадцати на погосте делать нечего, поверь мне. Оно, конечно, неплохо бы еще засветло найти сухое дерево, но потом там придется часа два ошиваться, а по нынешним погодам это не есть «гуд». Продрогнем. Так что пошли, перекусим. Я угощаю.

– Естественно, ты, – и не подумала возражать Мезенцева. – Я в последний раз за себя сама платила в те времена… Да не помню даже когда. В далеком беззаботном детстве.

В результате мы добрались до кладбища только в районе тех самых одиннадцати часов. Уже стемнело, небо было темно-звездным, чуть ли не впервые за последнее время. Ушли тучи из Москвы, в нее вот-вот должно было вернуться последнее тепло. Правда, синоптики сообщали, что это не последний аккорд уходящего лета, а первые признаки наступающей осени, но мне хотелось верить в лучшее. Как, впрочем, и всем остальным горожанам.

Кладбище, конечно, было что надо. Вот все говорят, что, мол, на том свете все равны, и с собой туда ничего не заберешь. Насчет последнего пункта ничего не скажу, а по первому возражений полно.

Здесь дорожки, между прочим, были пошире, чем на родном мне погосте. И выложены были не дешевой плиткой, а дорогой брусчаткой, вот так. А еще здесь фонари имелись не только на главной аллее, но даже и на некоторых боковых, в основном на тех, где возвышались ростовые монументы красного и черного гранита, те, с которых на нас смотрели плечистые парни в расстегнутых пиджаках и с добрыми открытыми лицами. Похоже, что именно это кладбище было трендовым в 90-х, а потому наиболее реальных пацанов, полегших в междоусобных войнах за ларьки и рынки, прикапывали в основном тут.

Нет, на нашем погосте тоже имелись стелы, на которых красовались надписи «Серега, ты ушел красиво» и «Колян, мы за тебя отомстили», но их было не то чтобы много. А тут – прямо ярмарка тщеславия. Одного даже в бронзе изваяли, в полный, почти двухметровый рост, с «трубкой» старого образца в одной руке и сигаретой в другой. Очень впечатляет, серьезно.

Впрочем, тут и без «братвы» интересных захоронений хватало. Имелся здесь и генералитет, и актеры и «селебрити» разные. Кладбище именитое, престижное – чего удивляться? А в старой его части, так вообще, наверное, можно разных статских советников найти и даже министров времен какого-нибудь Столыпина, а то и Плеве.

Ох, что-то мне стремно опять становится. Если тут обитатели такие, то какой же у них повелитель? Лютый небось.

– Молодой человек, – зашуршали кусты слева. – Помогите мне, а? Или вы, девушка!

– За «молодого» – спасибо, – сухо произнес я, останавливая Женьку, которая было дернулась к кустам. – А вот насчет человека – это вы промахнулись. Ведьмак я. Ну что, помощь еще нужна?

Ответа не последовало, да и шорох мигом стих.

– Тебя что, не учили, что здесь, в доме мертвых, никогда никому помогать нельзя? – строго спросил я у девушки. – И имя свое незнакомым людям называть тоже запрещено.

– Ну что-то такое Вика говорила, – смутилась вдруг девушка. – Но я не очень слушала…

– Очень зря, – без тени шутки произнес я. – Помнишь, что Маринка позавчера ночью отколола на том кладбище? Хочешь так же? Только из нее чужая душа вышла сразу после того, как поручение своего повелителя выполнила, а тебя неизвестно когда отпустят. И в каком после этого состоянии тело останется, тоже фиг знает. Мозги включай, мы не в аквапарке. Это – кладбище. Причем чужое кладбище, где я никого не знаю.

– Именно так дело и обстоит, все сказано предельно верно, – подтвердил мои слова чей-то голос, раздавшийся с боковой аллеи, на которую фонарей не хватило. – Приятно встретить в наших краях образованного человека. Ах, извините – ведьмака. И сразу возникает вопрос – что именно его сюда привело?

– Дела, – с готовностью ответил я. – Дела, как это ни печально. Нет, по такому достойному погосту и просто погулять в радость, очень уж тут славно, покойно, красиво. Но не в этот раз. А, если не секрет, с кем мы имеем дело? Не покажетесь?

– Почему нет? – ответил мне нежданный собеседник, и секундой позже мы увидели стройного молодого человека в длинном зеленом сюртуке, вроде тех, что носили чиновники при царе. Разумеется, он был призраком, но ничего другого я и не ожидал. – Позвольте отрекомендоваться – Самсон Орепьев-третий, чиновник канцелярии при московском губернаторе. Увы, давно покойный.

– Ну мы все не вечны, – посочувствовал ему я. – Досточтимый Самсон, можно ли будет вас попросить проводить нас к Хозяину этого кладбища? У меня дело именно к нему. Только прежде я хотел бы сделать подношение, как того и требуют правила и покон.

– Покон надо чтить, – склонил голову призрак. – Следуйте за мной, я провожу вас к сухому дереву. Ну а после, если на то будет воля повелителя, сопровожу вас к нему. Ну или убью, тут уж как он пожелает.

Женька дернулась, курточка, что была на ней надета, распахнулась, и я увидел, как в свете фонарей тускло мигнула серебряная нашлепка на рукояти ножа, такого же, какой был у Нифонтова. Он был нацеплен на широкий пояс, продетый в петли джинсов. Странно, раньше я подобного оружия у нее не видел, только пистолет. Может, ради похода в незнакомое место прихватила с собой? Я-то тоже свой взял, от греха.

Наивная, как не знаю кто. Ясно ведь, что нас просто пугают. Им без подобного никак.

Но сказать следует другое. Однако это политика. Мир Ночи, мир Дня – переговоры везде едины. Говори что должно, не выдавай свои истинные мысли, и даже на мирный вопрос «сколько времени?» отвечай фразой: «прежде чем я сообщу вам данную информацию, мне надо посоветоваться со своим юристом».

– Это его земля, его владения и его воля. Мы это знаем, и заранее благодарны вашему повелителю за любое его решение.

Орепьев-третий на это ничего не сказал, но это и неважно. Главное, что синеватые отблески, окружающие его фигуру, не сменились на багровые. Значит, все идет так, как надо.

Если совсем честно – я меньше всего волновался за то, как мы отсюда уйдем. Мертвые страшны только тогда, когда ты их боишься. Если страха нет, то ничего с тобой не случится. А вот за результат крайне переживал, причем сразу за все слагаемые. Примет ли нас Костяной царь, здесь ли дух мамаши Ряжской? Слишком много петелек у этого плетения.

Чуть отпустило меня после того, как я плюхнул фарш из пакета (Женька не поскупилась, пару кило взяла) между ветвей дерева, туда, где природа создала идеальную площадку для подношений, и сразу после этого услышал:

– Хозяин просит вас пройти к нему.

Уже хорошо. Он готов нас выслушать, а это если и не половина успеха, то близко к тому.

Кладбище, признаться, было велико. Очень велико. Мы шли и шли, сворачивали с одной аллеи на другую, и я уже не смог бы указать, где находится вход, через который мы сюда попали. Серьезно. Случись спешно рвать когти, так я даже не буду знать, куда бежать. Заплутаю наверняка.

Надо будет себе навигатор с «track-back» купить для таких случаев, чтобы он мой маршрут фиксировал и потом обратную дорогу показывал. Ну или в смартфон скачать. Память – это здорово, но навигатор – еще лучше. На кладбищах вроде этого – самое то.

Но одно было ясно предельно точно – мы шли на старую территорию, самую что ни на есть. Давно не попадались гранитные глыбы с нарисованными на них самолетами, танками и микроскопами, ознаменовывающими то, что здесь лежит цвет советской армии и науки. Здесь по бокам можно было разглядеть ангелов смерти, застывших в скорбных позах, каких-то женщин с чашами и весами, или плачущих младенцев с крылышками за плечами.

Да что там. Тут имелись и склепы, самые что ни на есть настоящие, фамильные. Эдакие мрачные строения, обвитые плющом. Ну или как там эта зеленая хрень с листьями называется?

И около самого большого и старого склепа предсказуемо обнаружился местный Хозяин кладбища. Он сидел в черном кресле около открытой двери, за которой клубилась непроглядная тьма, а рядом с ним отиралось десятка два призраков, то и дело что-то ему говорящих. Впрочем, он их не особо слушал, похоже. Он сидел и смотрел на то, как мы приближаемся к нему.

– Ой, мамочки! – непроизвольно вырвалось у Женьки, когда та подошла совсем близко.

И было отчего.

В первую очередь поражала его высота. Наш Костяной царь тоже был не коротышка, но здесь… Гигант, как есть гигант, метра под три вышиной. Да он даже сидя был выше меня головы на три. Или больше.

Хотя кое-что общее у них все же имелось. Например – одежда. Все тот же черный балахон с капюшоном, скрывающим лицо, и такой же глухой голос.

– И правда – ведьмак, – гулко ухнул Костяной царь. – А думал – ошиблись мои соглядатаи, чего-то недопоняли. Мало того – ведьмак, выбравший служение Смерти. Диковина, да и только!

– Мое почтение тебе, владыка мертвых, – я приложил ладонь к груди и поклонился. – Прости, что пришел незваным, но так уж судьба распорядилась.

– Судьба к твоему племени отношения почти не имеет, – жутковато хохотнул умрун. – Разве что в самом начале она маленько нити подспутает, да и только. А остальное вы сами себе ворожите. Кто смерть легкую, простую, кто долгую да мучительную. Вот ты, например, такую дорогу выбрал, что и до власти легко добежать, и до покоя тоже. Только одно с другим смешать невозможно, выбирать придется, либо то, либо это. И при чем тут судьба? Ты же сам для себя решать станешь, что тебе больше по душе?

И сразу столько у меня вопросов к этому страхуиле возникло – аж скулы свело. Вот что значит руководитель серьезного, старого и большого погоста. Все знает. Нет, как ни крути, но и по ту сторону жизни все решает статус. Если у тебя маленькое захолустное кладбище – сидеть тебе на районном дотационном уровне. А если с видом на Садовое кольцо – то ты участвуешь в пилке «бюджета». Ну это я фигурально выразился, но смысл, думаю, всем ясен.

– Оживился, – снова засмеялся умрун и ткнул в меня когтистой рукой такого жуткого вида, что Мезенцева даже за мою ладонь ухватилась. – Смотрите-ка! Нет, ведьмак, я тебе ничего рассказывать не стану. Я не просветитель. Точнее… Если службу мне кое-какую сослужишь, то на кое-что глаза я тебе приоткрою. Как, пойдешь ко мне в слуги?

Я почти сказал «да», так меня все это заинтересовало, но вовремя прикусил язык. Между «службу сослужишь» и «пойдешь в слуги» разница такого размера, что будь здоров. Да и формулировка мутновата. Непонятно, что за служба, непонятно, что он мне поведает.

Не-не-не, так не пойдет.

Да и вообще, все это сильно напоминает примитивную «разводку».

– Подумаю, – с достоинством ответил я. – Сейчас других дел много. А служба такому… э-э-э-э… хозяину, как вы, не терпит совместительства.

– Подумай, – одобрительно качнулся капюшон. – Вот как подумаешь, так и приходи. Даю тебе разрешение на еще одно посещение моего дома. Но только без этой вот девицы. Я судных дьяков с да-а-авних пор не люблю. Очень от них неудобств много бывает. Как нагрянут, так все сразу вверх дном перевернут. Они уйдут, а мне в доме потом порядок долго наводить приходится. Так что сейчас я ее отпущу, но в следующий раз она со мной отправится, в мои покои. Навсегда.

И умрун мотнул подбородком, указывая на дверной проем склепа. Тьма там словно услышала его слова и, похоже, начала двигаться. Прямо как живая!

– Я не хочу, – сдавленно сообщила Костяному царю Женька.

– И это неудивительно, – согласился с ней умрун. – Тебя там ничего хорошего не ждет. Я с тебя там кожу снимать стану, а потом мясо по кусочку с костей срезать. С живой. Так что не ходи сюда больше по ночам. Не надо.

Н-да, я бы на месте Женьки этому их Пал Палычу отдельное «спасибо» сказал. За добрую память, что он тут по себе оставил.

– Все, ведьмак, иди, – величественно махнул рукавом балахона умрун. – У меня этой ночью еще много дел, не до тебя больше.

По-хорошему, надо бы валить. Но то по-хорошему. У меня так не бывает.

– Просьба есть, повелитель мертвых, – собрав все силы, громко сказал я. – Небольшая, для тебя так и вовсе пустяковая.

– Просьба. – Умрун повернул капюшон к призракам, обступившим его трон. – Просьба у него. Даже не знаю, слушать ли? Служить мне сразу не согласился, а просить что-то уже начал.

– Не вижу поводов для обиды, – с улыбкой заявил я. – Что вы за работодатель, если на первом собеседовании хоть чего-то мне, как потенциальному работнику, ничего не пообещали? Ну там зарплату хорошую, график отменный, питание за счет организации. Понятно, что работодатель работника всегда «напарит», но посулить-то можно?

– Не все слова, что ты сказал, мне известны, но смысл я уловил, – хмыкнул умрун. – Ведьмак, мне даже за тебя обидно стало. Что за низкое фиглярство? И за кого ты меня считаешь?

– А вы меня? – в тон ему ответил я. – То «службу сослужи», то в слуги иди. Разница-то огромная. Мне до вашей мудрости далеко, но только черное от белого все одно отличить сумею.

Если я чего и усвоил за последние месяцы, так это то, что перед этой публикой пасовать нельзя. Как только ты делаешь шаг назад, они тут же делают шаг вперед. Ну да, для меня настолько активная жизненная позиция пока что в новинку, но я учусь. Потому что хочу прожить как можно дольше.

– Оба хороши, – согласился умрун, и захохотал во весь голос.

У меня аж мурашки по коже побежали с кулак величиной от его смеха.

Да и вообще этот представитель племени Хозяев кладбищ был совершенно не похож на своего собрата, того, с которым я свел… Да, пожалуй что и дружбу. По крайней мере, с моей стороны.

Тот был мрачен и зловещ, а здесь я видел эдакого загробного эпикурейца, любителя пошутить и поснимать забавы ради кожу с юных девушек. С живых, разумеется.

Вот только и не знаю, кто из них двоих хуже. Сдается мне, что этот весельчак. Смеётся-то он смеётся, да вот только два уголька глаз из капюшона так и пыхают неугасимым огнем.

– Ладно, говори, – разрешил умрун. – Только сразу предупрежу – если ты за какими вещичками из могил пожаловал, то я очень сильно разозлиться могу. Могильных воров да дьяволопоклонников терпеть не могу. Самая пакостная публика, хуже малахольных девиц-самоубийц.

– В мыслях не было, – сообщил ему я и для усиления эффекта даже рукой эдакий отрицающий жест сделал. – Не скажу, что за мной грешков не водится, но по чужим могилам сроду не шарился. Мне бы с одной из ваших подданных поговорить пару минут. Ну если тут такая проживает, разумеется. Могила точно здесь, у вас, а что до души – не уверен. Она не в наших землях померла просто.

– Да дело-то не в том, кто где помер, а в том, что за душой водилось, пока человек живой был, – прогудел Хозяин кладбища. – Или ты и этого не знаешь? Да ты, приятель, как есть полено стоеросовое!

– Все сразу не узнаешь, – и не подумал смущаться я. – Дайте срок – все выведаю.

– Я бы не дал, – категорично заявил Хозяин. – Больно ты себе стезю скользкую выбрал. Не травничество, не ведунство. Кто знает, куда она тебя заведет? Помню я одного из ваших, он лет двести назад такое учудил, что мы все только ежились да гадали, чем это кончится и что с нами после такого дальше будет.

– И что он учудил? – заинтересовался я.

А что такого? Историю своего вида надо знать.

– Безобразия невероятные, – отделался отговоркой Костяной царь. – Ладно, не суть. Кто тебе нужен? Имя знаешь? Или место захоронения.

– И то, и другое, – бодро заявил я, доставая визитку Ряжской.

Она же тогда от бумажки отказалась, что я ей подсунул, да еще и посмотрела на меня иронично, а после достала свою визитку (красивую, золотистую) и уже на ней записала координаты могилы. Да еще и приписку сделала: «Звонить в любое время».

Умрун выслушал информацию и коротко глянул на Орепьева-третьего, который, похоже, был у него на посылках. Тот кивнул и усвистал в ночную мглу. В прямом смысле усвистал, его словно ветром сдуло.

– А что девица-то твоя? – полюбопытствовал умрун, поворачивая свой капюшон в сторону Мезенцевой, которая так и стояла немым изваянием, сжав мою руку своей холодной и потной ладошкой. – Вон как вцепилась, не разъединишь вас.

– Сам гадаю, – уклончиво ответил я. – Так-то всем она хороша – и рыжая, и глаза зеленые, и сама крепкая, хоть бревна на ней вози. Но вот только характер тяжеловат. Ну вы понимаете, о чем я речь веду?

– Бить надо, – по-отечески посоветовал умрун. – Вот мой родитель каждую пятницу мамку гонял по двору, и жили они душа в душу. А сейчас много вы воли им дали. У меня хоронят-то сейчас новых редко, но случается, чего уж. И такие дамочки иногда попадаются, что мной пробуют командовать. Одна даже было задумала проводить тут… Как же это… Кадровые перестановки. Мол – все у вас не так, как должно, старые вы, глупые, что к чему не знаете. Ну я ее на десять лет и загнал к ужам в нору, они у меня во-о-он там живут, под старым вязом. Пусть ими покомандует.

– Так я и дала себя колотить! – подала вдруг голос Женька. – Я и сдачи дать могу! И потом – сейчас времена не те. Сейчас мы мужиков сами бьем, если надо.

– Вот о том и речь, – назидательно произнес Костяной царь. – Не те времена стали, не те нравы. Куда это годится – баба лезет в разговор, перебивает, спорит. Ведьмак, отдай ее мне, а? На месяцок. Шелковой верну. Вот так сейчас и скажи – «Хозяин, отдаю тебе деву сию на месяц в полное право». Ей-ей, не пожалеешь!

– Не-а, – покачал головой я, поражаясь наивности плетения интриги. – Себе оставлю. Перевоспитывать буду.

А может, эти наивные заходы просто отвлекающий маневр? Чтобы я расслабился и считал его глупее, чем он есть на самом деле. Буду выискивать простое и не увижу сложное?

Нет, надо говорить как можно меньше. И лучше всего односложно.

Но говорить больше ничего и не пришлось, поскольку к нам вернулся Орепьев-третий, за которым следовала невысокая призрачная старушка в черном платье с белым воротничком. Причем к платью этому была приколота блескучая брошь, по виду крайне недешевая. Как видно, старушку с ней и похоронили. Надо думать, памятная для нее вещь была.

Надеюсь, никакой ошибки не вышло, и это именно она, покойная мама Ольги Михайловны.

– Софья Викентьевна? – сразу, как только она приблизилась к нам, спросил я у нее. – Морозова Софья Викентьевна?

Старушка ничего мне не ответила, вместо этого она уставилась на Хозяина кладбища, как видно, ожидая от него разрешения вступить со мной в беседу.

– Отвечай, раз спросили, – рокотнул тот и устроился в кресле поудобнее. – Давай, давай, дозволяю.

– Именно так, – с достоинством произнесла старушка. – Чем обязана?

А при жизни, похоже, дамочка была еще та, с гонором. Неудивительно, что Ряжская, тетка в целом неплохая и не скандальная, с ней не ладила.

– Ваша дочь, Ольга, попросила меня кое-что у вас узнать, – неторопливо изложил я цель своего визита. – Дело в том, что все то время, что прошло с вашей смерти, ее тяготят слова, что были сказаны в вашем последнем разговоре. Ей надо точно знать, простили ли вы ее за них. Она женщина упертая, еще пару лет так помучается да и свихнется, чего доброго.

Лицо призрака скривилось, словно старушка хотела заплакать.

– Дочь меня прощать должна, – еле слышно прошептала она. – Не я ее. Там я думала, что всегда права, а тут поняла – нет. Не так все было, неправильно.

– Вы простили ее? – громко спросил я. – Мне нужно знать ответ на именно этот вопрос.

– Да, – ответил призрак. – Разумеется. И скажите ей…

– Хватит! – требовательно громыхнул голос умруна. – Вопрос задан, ответ получен.

– Это не все, – добавил я в голос просительности. – Мне еще кое-что надо узнать, повелитель!

– Все-таки я добряк, – сообщил своей свите Костяной царь. – Вот кто бы другой сказал: «Много хочешь, ведьмак». А я говорю – пожалуйста. Еще один вопрос, но на этом все.

– Мне надо узнать пароль от вашего номерного счета в цюрихском банке, таково требование вашей дочери, – поспешно произнес я. – Это не более чем подтверждение того, что я в самом деле с вами разговаривал, поскольку кроме вас и нее этого слова никто не знает. Отдельно отмечу – что за банк мне неизвестно, и лапу на ваши деньги я накладывать не собираюсь.

– Краков, – чуть улыбнувшись, сказала старушка. – Это слово – «Краков». Там я познакомилась с ее отцом, и там мы зачали ее. Она могла бы и сама догадаться, что это за слово, если бы меньше думала о бизнесе и больше о семейных ценностях.

Значит, все-таки Ряжская мне надула в уши. Ну и ладно, не моего ума это дело. Опять же – может, премиальные какие мне обломятся, когда счет будет опустошен. А почему нет?

Кстати – а крутая была при жизни эта бабуля, если у нее имелся номерной счет в Цюрихе. Не ее зятя, не дочери даже, а ее собственный.

– Это все? – уточнил Хозяин кладбища.

– Теперь – все, – ответил я. – Спасибо. И вам спасибо. Не волнуйтесь, я все скажу Ольге. И то, что вы ее любите – тоже.

Старушка вцепилась в брошь на груди, явно желая ее снять, но ничего предсказуемо не получилось. А мгновением позже и она сама исчезла, развеянная внезапно подувшим ветерком.

– Спасибо, повелитель, – я поклонился умруну. – Век не забуду твоей доброты.

– Не забудешь, не забудешь, – заверил меня он. – А главное, помни то, что я пошел тебе навстречу, оказал радушный прием и выполнил твое пожелание. Как там у людей говорят? «Долг платежом красен». Вот это не забудь, ведьмак, помни крепко.

– Покон есть покон, – веско произнес я. – Не сомневайся.

Хорошая штука все-таки этот покон. Все на него списать можно.

– Хотелось бы верить, – проворчал повелитель мертвых и махнул своей когтистой лапой. – Проводите их к выходу.

Женька вслед за мной отвесила Костяному царю прощальный поклон, говорить, правда, ничего не стала. Она вообще какая-то непривычно замороженная была. Даже не среагировала никак на мою просьбу вызвать такси к главному входу на кладбище, куда нас вел все тот же Орепьев-третий. В результате и это мне пришлось делать самому. Вопрос – на кой она вообще за мной увязалась? Всю дорогу либо молчала, либо боялась. Разве что только фарш привезла, да и то по этому поводу вся изнылась.

И в машине она тоже слова не произнесла, знай думала о чем-то своем, терла лоб, шмыгала носом. Я рассудил, что чужая душа – потемки, и разговорить впавшую в раздумья девушку не пытался, но когда машина остановилась около ее подъезда, все-таки вышел из салона и положил руку ей на плечо. Она, правда, тут же ее сбросила.

– Ты чего напряглась, мать? – по возможности весело спросил у нее я. – Все же закончилось хорошо? Я бы даже выпил кофейку по этому поводу. Если пригласишь к себе, конечно.

– Какой кофе? – глаза Мезенцевой были наполнены слезами. – Я тебя, Смолин, видеть не могу. И не хочу.

– Вот тебе и раз, – опешил я. – С чего бы?

– Струсила я! – взвизгнула Евгения. – Струсила! Ты – нет, хотя и должен был, а я – да! Первое дело, первое гребаное самостоятельное дело – и я обделалась! Мне нож сегодня Ровнин вручил, полноценным сотрудником признал, а я чуть в штаны там, на кладбище не напустила, когда этот черт на меня уставился! Слова сказать не могла, понимаешь? А ты как ни в чем не бывало держался, хоть и тюфяк, и дурак, каких свет не видывал!

– Сама ты… – не на шутку обиделся я, хоть и знал наверняка, что когда молоденькие девушки истерят, то словам их грош цена, потому как они вообще в этот момент не соображают, чего несут. – Дурак – возможно, но тюфяк-то почему?

– Да пошел ты! – бросила мне в лицо Мезенцева, рванула к подъезду и через секунду со всего маха грохнула его дверью.

– Нэ дала? – сочувственно спросил у меня таксист, когда я уселся обратно в машину.

– Не-а, – вздохнул я. – Но, может, оно и к лучшему. Очень уж у нее много тараканов в голове. Даже когда включаешь свет, они не разбегаются.

Приехав к своему дому и расплатившись с водителем, я не стал сразу подниматься в квартиру. Я достал из кармана телефон и визитку Ряжской. По дороге все раздумывал – позвонить ей сразу или дождаться утра? Тщеславие победило. Ну и потом – она написала «звонить в любое время»? Вот, получите полуночный звонок. Опять же – это может дать нужный эффект в свете возможного интереса ее мужа к моей скромной персоне. Ну в том случае, если до него доползут слухи на тему того, что я Ольгу Михайловну спасаю от скуки и женского одиночества. Полагаю, что он в курсе дел с номерным счетом, и этот мой звонок может стать неким алиби.

Или, наоборот, порядком меня скомпрометировать. Но будем верить в лучшее.

Трубку сняли после третьего гудка.

– Ольга Михайловна? – добавив в голос бархатистых ноток, спросил я. – Это Смолин. Надеюсь, я вас не разбудил?

– Нет, – доброжелательно произнесла моя собеседница. – У нас сегодня были гости, только-только последние разъехались. Саша, вы звоните, чтобы что-то еще спросить у меня, или…

– Или, – решил не тянуть я. – Краков, Ольга Михайловна. Краков.

– Что – «Краков»? – голос женщины изменился, веселье его покинуло.

– Вас, Ольга Михайловна, родители сотворили именно в этом городе. И, как мне было сказано, если бы вы поменьше думали о бизнесе и побольше о семейных ценностях, то сами бы до этого слова, которое является доступом для сами знаете чего, додумались.

– Вы общались с ней, – выдохнула в трубку Ряжская. – В самом деле общались! Саша, она простила меня?

– Да, – подтвердил я. – Более того – ваша мама считает, что это вы должны простить ее, а не она вас. Так что спите спокойно, Ольга Михайловна, переживать вам не за что.

– Саша, – возникало ощущение, что женщину на том конце провода душат, так отрывисто звучал ее голос. – Саша! Как она там? Скажите!

– Она там хорошо, – заверил ее я. – Лучше, чем мы здесь. Там, знаете ли, спокойнее, поводов для нервотрепки меньше. Что еще? Платье на ней черное, воротничок белый, брошка на груди. И это все, Ольга Михайловна. Это – все. Я задал ей только те вопросы, что мы оговорили, и не более того. На большее у меня не было ни возможности, ни желания. Это та область бытия, куда глубоко влезать не рекомендуется никому. Я понятно выразился?

– Предельно, – ответила Ряжская. – Спасибо вам, Саша. В понедельник я к вам заеду, нам надо будет кое о чем поговорить.

– Ну заезжайте, – еле удержался я от неуместной улыбки. Ну в самом-то деле – куда это годится? Она могла ее распознать в голосе, а момент этого не подразумевал.

Так и знал, что эта женщина в случае успеха захочет сделать из меня личного астролога. Ну не совсем астролога, разумеется, но смысл этого выражения, я думаю, всем понятен.

Я ее выслушаю. Чего теперь-то уж? И потом – «нет» я успею сказать всегда.

Убрав телефон в карман, я глянул на небо и подумал о том, что со всей этой кутерьмой я совсем забыл о том, что на меня объявлена охота. Вот я сейчас торчу тут один, без прикрытия и в темноте. Приходи и убивай, по-другому не скажешь.

Додумывал эту мысль я уже в подъезде, за закрытой дверью.

Проходя мимо почтовых ящиков, я заметил, что в моем что-то белеет. Газет я не выписывал, письма мне писали только электронные, а всякие бумажки от налоговой и пенсионного приходили к родителям, туда, где я был прописан.

«Реклама, наверное», – рассудил я, но все-таки, побренчав ключами, открыл ящик.

Нет, это была не реклама. Это все-таки было письмо. В белом конверте, написанное на самом обычном листе формата «А4» каллиграфическим почерком.

«Живи пока, ведьмак. Не стану писать банальностей, вроде: „Тебе повезло“ или „Ты свое получишь“. Везение – понятие субъективное, а твоя смерть – дело решенное. Просто мне и вправду пора на время покинуть этот город, а спешить я не хочу. Быстрая смерть – это слишком большая роскошь для того, кто должен умереть так, чтобы об этом говорили все.

И потом – ожидание смерти хуже самой смерти. Фраза избитая, но очень верная.

Потому – живи пока.

До встречи,

Н.В.

P.S. Передай от меня привет своим друзьям. Надеюсь, они нашли все те маленькие сюрпризы, которые я для них припас в том месте, которое служило мне домом в последнее время».

Надеюсь, что не все.

Я вытащил телефон, отыскал в контакт-листе номер Нифонтова, ругая себя за то, что не вынес его на панель быстрого набора, и ткнул в него пальцем.

– Да, – откликнулась трубка почти сразу. – Чего?

– Если вы в доме колдуна, то валите оттуда скорее, – проорал я. – Его там нет, а вот гадостей он оставил, похоже, немало.

– Немало, – подтвердил оперативник устало. – Да и дома самого уже нет, одни угольки остались. Одно хорошо – никто ни из наших, ни из ребят Стаса не пострадал. Туда «фэбсы» первые полезли, опять им информацию слили. Стас «крысу» вычислить вычислил, а остановить не успел. Двое на том свете, двоих в ожоговый повезли, может, успеют доставить живыми. Ну и в «Вишневского» еще троих отправили, к военным хирургам. Мы как раз недалеко от него находимся.

– Слушай, а они нас, грешным делом, не слушают? – озаботился вдруг я.

Мне только этой головной боли не хватало.

– Нет, конечно, – успокоил меня Николай. – Да и на кой ты им сдался в любом случае? Эликсира молодости не сваришь, золото из ртути не добудешь, а самое главное – убивать не умеешь и не хочешь. Ну и смысл на тебя время тратить? Ты мне другое объясни – каким образом…

– Колдун мне письмо в ящик бросил, – оборвал я его вопрос. – Попрощался. Сообщил, что временно отбывает из Москвы. Но обещал вернуться.

– Как это мило с его стороны, – хмыкнул Николай. – И как вежливо. А еще – глупо. Убивать надо тогда, когда есть такая возможность, и не превращать это в игру. Потому что никто никогда не может сказать, какая карта тебе достанется на следующей сдаче.

– Слушай, ну ты-то чего начал штампы из дешевых боевиков в разговор вплетать? – поинтересовался я. – За тобой вроде такого греха не водилось.

– Все мы дети масс-медиа, – резонно ответил Нифонтов. – И потом – это была бы отличная фраза для завершения какого-нибудь посредственного романчика.

– Это да, – согласился я. – Лучше и не придумаешь. Ладно, на созвоне. Я спать.

Он затеял было спрашивать у меня что-то про нашу с Женькой поездку, но я уже нажал «отбой». Если оперативнику интересны детали, то пусть сам этой психованной звонит. А мне пора домой. Надо выспаться, поскольку впереди у меня новый интересный день. Я буду смотреть телешоу с подъездными, а до него, возможно, загляну к Маринке. Надо же узнать, что она думает делать дальше, в разрезе своей карьеры телезвезды? Победа-то у нее почти в руках. Не конкуренты ей тамошние хмыри вроде Максиваксио или Гупты, никак не конкуренты.

Правда, бабушка Сана Рая мутновата, но это ладно.

Еще мне надо бы за эти выходные сварить зелье мордоворотное, порадовать предправа. И ему развлечение будет, и мне практика. Не знаю, допрет он, чьих рук дело, или нет, но я это сделаю. Тем более, что риска особого в этом нет. Сдается мне, что с госпожой Ряжской любовь у нас будет долгая и обоюдная. В смысле – обоюдовыгодная.

Уже послезавтра настанет новая неделя, и все начнется по новой – работа, борьба за место под солнцем, соблазны, раздумья о том, какие еще сюрпризы подбросит мне судьба и ожидание поездки в Лозовку. Причем неважно – с Нифонтовым или без него. Лично я отправлюсь туда в любом случае. Не знаю отчего, но есть у меня уверенность в том, что пропускать вечеринку русалок нельзя ни в коем случае.

Но это все будет потом.

А на сегодня всё интересное кончилось.