– Отпусти его, – сказал Нифонтов.

– Сбежит ведь, – в один голос сказали мы с Евгенией, причем интонация была одинаковой у обоих.

– Никуда он не сбежит, – оперативник подошел к извивающемуся, словно угорь на крючке, призраку. – Верно?

– Верно, верно, – истово произнес старик. – Обещаю, все расскажу! И покажу! Только пусть твой ведьмак руку мою отпустит!

– Саш, – в голосе обратившегося ко мне оперативника я услышал даже не просьбу, а приказ, и это мне очень не понравилось.

Ладно, хозяин – барин, пусть будет так. В конце концов, не мне это нужно. Хотя – вру. Жалко будет, если этот красавец улизнет, поскольку и у меня к нему кое-какие вопросы появились.

Как только я разомкнул свои пальцы, призрачный дед зашипел, как масло на раскаленной сковородке, и немедленно принялся нянчить свою конечность. Кстати, очень необычная цветовая гамма получилась – прозрачно-голубая рука с багровыми вкраплениями там, где отпечатались мои пальцы.

– Говори, – потребовал Нифонтов. – Кто, что, где?

Призрак злобно на него зыркнул, но, против наших с Женькой ожиданий, и не подумал сбегать, а, напротив, выполнил приказ.

– Никакой это не ритуал, – сообщил он нам. – Обычное убийство.

– Да ладно? – с сомнением прищурился Николай. – Слабо верится.

– Ладно, не очень обычное, – признал призрак. – Четверых этих не человек убил, а магией призванная тварюка порвала, что есть – то есть. Но это не жертвоприношение. Людей убили вовсе не для того, чтобы выгоду какую с той стороны получить или для чего-то в этом роде. Просто вот этот сарай железный, и еще десятка два таких же по соседству кое-кому приглянулись, понимаешь? А тот мужик, что их арендует, отказался идти на уступки. Сам этот разговор слышал с месяц назад. Ему и деньги предлагали, и еще чего-то, и запугивать пытались, а он знай всех посылает куда подальше.

– Я фигею, дорогая редакция! – изумленно произнесла Мезенцева. – И чем дальше, тем больше.

– Зато теперь все более-менее встало на свои места, – подытожил Нифонтов. – Кстати, очень элегантно придумано. Сама посуди – преступление есть, а следов нет. Наши коллеги ведь ничего не найдут, в лучшем случает выжженные пентакли там, где эту тварь призывали. И даже внимания на них не обратят, потому что не свяжут одно с другим, подумают, что сатанисты баловались, это обычное по нашим временам дело. И никто ничего никогда не докажет. А цели своей тот, кто это все устроил, добьется наверняка. Убийства-то не прекратятся до тех пор, пока упрямец на попятную не пойдет.

– Уже пошел, – подал голос призрак. – Четвертый покойничек троюродным братом хозяина ангаров был. Тело в авто специальное еще погрузить не успели, а хозяин этот уже позвонил кому-то и сказал, что готов все подписать. Ну и условия начал обговаривать. Смерть смертью, а деньги деньгами. Только, думаю, все одно получит мзду меньше, чем мог бы вначале.

– Если честно – хрень какая-то, – наконец высказался и я. – Тут же ангаров – пруд пруди, чего кто-то именно к этим привязался? Что в них такого?

– Это северная часть порта, – сказал призрак.

– И? – по-прежнему ничего не понимал я.

– В северной части любые помещения всегда заняты, – пояснил старик брюзгливо. – Ты не смотри, что сейчас здесь пусто, это просто давеча товары вывезли. А вот в южной части, особенно на дальних территориях, есть ангары, которые месяцами порожняком стоят. Там есть пара таких мест, куда даже я не суюсь, понятно?

– Не понятно, – опять начал злиться я. – Причем от слова «совсем».

– Северная часть порта стоит близ воды! – проорал призрак, который, похоже, тоже потихоньку выходил из себя. – И не просто воды, а текучей, то есть – реки! Пусть даже и засранной людьми до невозможности. А южная – там, где раньше было болото! И не какое-то простое, а то, которое в народе прозвали «Сукино». Ни на какие мысли такое название не наводит?

– Мало мы с тобой еще знаем, Женька, – сказал напарнице Нифонтов, причем без малейшей иронии или издевки. – Надо больше читать. Если бы мы за эту ниточку сразу потянули, то, может, пары смертей и не случилось бы. Скажи, старик, он ведь эту тварь как раз там, на южной территории, вызывал?

– Конечно, – подтвердил призрак. – Есть там один ангар, ржавый донельзя, так его не то что я, даже крысы стороной огибают. Потому как стоит он в аккурат на том самом месте, где когда-то местный трясинный царь жил. Вот в нем этот дурак тварь из небытия и вызывал. А ей чего ж не прийти? Милое дело. И место самое что ни на есть подходящее, и смертью там смердит так, что будь здоров. Этот порт кто строил-то, знаете?

– Нет, – сразу ответил я, Нифонтов и Мезенцева чуть погодя ответили так же.

– Заключенные его строили, в конце тридцатых, по большей части политические, – отчего-то с долей злорадства поведал нам старикан. – Воры – они социально близкими значились, а эти умники никому тогда не нужны уже были, ни живые, ни мертвые. Тут и сейчас, если поглубже копнуть, либо череп выкопаешь, либо кости. Так что для призыва зверюки из небытия здесь все замечательно подходит. А ей и в радость! Тем более что на закуску еще и душа человечья с сердцем достанется.

– Все равно непонятно, – гнул свою линию я. – Ну ладно, мы с вами знаем, что тут вода, а там погано. Но остальные-то? Арендаторам-то откуда ведомо, что за этим всем есть вот такая подоплека?

– Народная молва, приметы, традиции, – объяснил мне Нифонтов, и призрак, соглашаясь с ним, кивнул. – Здесь товар всегда в порядке, а там, небось, то все сгниет в одну ночь, то подмокнет, или еще что. Да, старый?

– Так и есть, – подтвердил призрак. – Не всегда и не все, конечно. С той же тяжелой техникой ничего не будет, что ей сделается? Но вот с чем попроще – это да, всякое случается. Особенно тканям достается. Последним трясинным царем здесь колдун был, которого в этом самом болоте живьем утопили. Руки-ноги местные крестьяне ему связали, сукном крепким обмотали, да и сунули в чарусью вперед головой. Правда, потом пожалели, конечно. Помереть-то он помер, да больно крепок душой оказался. Прибил местного трясинника и сам его место занял. Ох, много народу в этом болоте смерть нашло! А уж когда его осушали, что он творил! Я, кстати, до той поры, пока порт не построили, сам под кочками полтора десятка лет прятался, чтобы он меня не учуял. К такому в рабство попадешь – света не взвидишь!

– А что с ним потом стало? – полюбопытствовал я. – После того, как болото осушили?

– Нет болота – нет трясинника, – со знанием дела пояснил мне призрак. – Колдун-то он был колдун, да ведь договор со стоялой водой никто не отменял, тот, что он после смерти старого трясинника заключил. Воде стоялой души, что он загубил, а та ему за это жизнь вечную и власть безграничную над болотом. А как стоялой воды не стало, так и он окочурился.

Чем дальше, тем больше новой информации. Теперь вот какая-то «стоялая вода» появилась. Нет, интуитивно я понимаю, о чем идет речь, но все равно ощущаю свою тотальную неграмотность в восприятии этого нового для меня мира. Хотя это нормальное ощущение, на самом деле. Если человек попадает в новую для себя среду и через пару дней говорит, что ему уже все понятно и привычно, то он непременно врет. Так не бывает. Чтобы уловить закономерности и упорядочить все полученные данные, в любом случае нужно время.

Я вот, когда только пришел в банк работать, более-менее освоился только к концу первого месяца. Причем куда сильнее «менее», чем «более».

А в самый первый день вообще приполз домой, сполз по стеночке в коридоре и грустно сказал своему отражению в зеркале:

– Блин, какой же я тупой!

Это потому, что я вообще ничего не понял из того, что за этот день видел.

Но это – нормально. Из «ничего» не может сразу же возникнуть «что-то».

Вот только в банке время на учебу у меня было, а здесь… Не факт, не факт.

А еще имеется в словах призрака некая нелогичность. Если дух бывшего колдуна-трясинника исчез с концами, то кто товар портит?

Впрочем, не думаю, что это самый важный вопрос из тех, что могут к нему возникнуть.

Так же рассудил и Нифонтов, который перешел от дней былых к делам насущным.

– С местом определились, – заявил он призраку, с конечности которого уже полностью пропала краснота, а во взгляде, наоборот, снова зашевелилась наглость. – Теперь расскажи нам о том, кто это был.

– Зверюка-то? Так черная, как из мрака слеплена, – ответил старик. – Хотя они, которые нежить с той стороны, все такие, других сроду не видал. Ну и как положено – клыки, когти, пасть вот такенная.

– Да с ней все понятно, – отмахнулся оперативник. – Тот, кто ее призвал, меня интересует. Он кто вообще был? Колдун, или кто попроще?

– И почему ты его «дураком» назвал? – добавила от себя Евгения.

Надо же, не пропустила она это слово, запомнила и к месту вопрос про него задала. Удивлен.

Если честно, то из этой парочки я больше уважал Николая. Он, конечно, на меня сел и поехал, не без этого, но при этом в нем есть некая основательность, в которую веришь. Скажем так – с ним в баню идти можно и спиной к нему там поворачиваться.

А Женька… Она напоминает одну мою одноклассницу по имени Ксения. От нее с первого класса до последнего было много шума и гвалта, она болтала не умолкая. Но при этом за все одиннадцать лет она ничего путного так и не сказала. Ни разу.

И тут – на тебе. У нее, оказывается, и память есть, и соображалка.

– Так дурак он и есть, – охотно ответил призрак. – Кто же по доброй воле в проклятом месте такую нежить призывает? Тронуть она его не тронет, перед вызовом заклинание правильное было прочитано, на защиту, но все одно – не жилец он. Это как парами ртути надышаться – сразу не помрешь, но все одно дорожку на тот свет ты уже себе протоптал. Год-другой – и все, «со святыми упокой». Вот и здесь то же самое. Мрак его уже пометил, и жить этому дураку осталось до следующего снега, не больше. Либо печень откажет, либо легкие. Или еще чего. И легкой смерти ему не ждать.

– Стоп! – нахмурился Нифонтов. – Я правильно тебя понял? Это что, был обычный человек? Не из тех, для кого Луна второе Солнце?

– Так про что и речь! – закхекал старикашка. – Не чародей, не чернокнижник. Все по бумажке делал – и круг со знаками чертил, и заклинание читал. Только где именно ей жертву искать, без чужой подсказки рассказывал.

– А так можно? – уставился я на Нифонтова. – Серьезно? Типа «практическая магия»?

– Всякое бывает, – расплывчато ответил мне оперативник. – Слушай, а как же ты это все видел? Ты же тот нехороший ангар на пару с крысами седьмой дорогой огибаешь?

– Так любопытство, – не стал кокетничать призрак. – Я и в первый раз учуял, что там черную волшбу творят, а на второй пошел поглядеть. Правда, мне того раза хватило за глаза. Тварь из мрака, когда возвращалась обратно, меня учуяла. Если бы ее заклинание не держало, тут бы мне конец и настал. Любят они бродячие души жрать, паскуды такие.

– А обратно она возвращалась, чтобы показать заклинателю, что дело сделано, – утвердительно произнес оперативник.

– Ну да, – кивнул старикан. – Он дал ей разрешение сердце схарчить, а после отпустил. И сам ушел, его машина около южного входа ожидала. В другие разы наверняка то же самое было. А, вот еще что. Стошнило его после этого. Видно, не привык он требуху людскую разглядывать.

– А что человек – молодой, старый? – тут же спросил Нифонтов. – Как выглядел?

– Молодой, – ответил призрак. – Вон ведьмаку твоему ровесник, кабы даже не помоложе. Без бороды, сам весь гладенький, чистенький. Очень похож на продавцов, что в нэпманских магазинах работали. Галстух у него на шее, костюмчик хорошего сукна.

– Клерк, – безошибочно определила Женька. – Сто пудов – обычный клерк. Посулили ему повышение, вот он в это и впрягся. И вправду дурак.

– Не дурнее нас с тобой, – возразил ей Нифонтов. – Для него подобное – дикость, бабушкины сказки. Представляю, как он удивился, увидев, что магия бывает на белом свете. А уж про то, что место это убьет его вернее любой научно обоснованной радиации, он и сейчас помыслить не может.

– Будете искать и спасать? – полюбопытствовал я.

– Искать – да, обязательно, – ответил мне оперативник. – А спасать – нет.

– Чего ж так? – не удержался я от колкости.

– А смысл? – пожал плечами Николай. – Он все равно не жилец. В отличие от все той же радиации, воздействие которой хоть как-то можно уменьшить, здесь ничего уже не сделаешь. Он сотворил то, что делать никак нельзя – призвал тварь из Мрака и натравил ее на человека. За свой интерес он заплатил чужой кровью. Это приговор. Не наш, а кого-то другого, кто в незапамятные времена установил правила существования на этой планете.

– Ты о Боге? – уточнил я.

Призрак засмеялся, Женька отвела глаза в сторону.

– Можно сказать и так, – произнес Нифонтов. – Главное, что ты понял, о чем я веду речь. Но поговорю я с этим горе-призывателем обязательно. Тема уж больно паршивая получается.

– Четыре трупа – что уж тут веселого? – поддержал его я.

– Трупы – это очень плохо, но основная беда в другом, – Нифонтов вздохнул. – Кто-то запускает в оборот заклинания немалой мощи, причем сделанные так, что даже человек, незнакомый с тем миром, в котором мы с тобой живем, запросто может их использовать. Это хуже любых убийств, пусть даже и неоднократных. Сегодня это, а что будет завтра?

– Очень хорошо были сделаны заклинания, – не без злорадства отметил призрак. – Просто отлично. И главное – инструкция к ним прилагалась крайне подробная. Прямо по шагам расписанная. Я в нее заглянул, еще до того, как листочек сгорел.

– Кто сгорел? – захлопала глазами Женька.

– Говорю же – листочек, – сердито сказал старик. – Как только пентакль сработал и тварь в нем стала появляться, листочек с инструкцией и полыхнул синим пламенем, прямо у этого дурака в руках. Причем синим – это я не привираю. На самом деле – им.

– Вот вам и еще одно подтверждение, – заметил Нифонтов. – Беда. Надо Ровнину докладывать и срочно этого горе-чародея за горло брать. Того, что здесь был, имеется в виду.

– Поди его сыщи, – хихикнул призрак. – Город-то как разросся! А сюда он теперь и носу не покажет.

– Куда он денется. – Женька зябко обняла себя руками за плечи. – Наверняка работает в той компании, которая себе эти ангары отжала, а уж ее-то вычислить несложно. Ну или в одной из дочерних фирм. Понятно, что там чистеньких в галстуках может быть много, но это же не город мелким ситом просеивать. Найдем, не в первый раз.

– Чародейку свою подключите, – процедил призрак и сплюнул. – Ну удачи вам. А я пошел, пожалуй.

– Погоди, – остановил его Нифонтов. – Сначала своди меня к тому самому ржавому ангару. Там же следы пентакля остались?

– Наверное, – буркнул старик. – Показать – покажу, а внутрь не сунусь.

– Жень, останешься с Сашей, – скомандовал Нифонтов.

– Чего это? – возмутилась девушка.

– У тебя пистолет есть, – объяснил ей оперативник. – Сама посуди – ночь на дворе, место глухое. Мы несем ответственность за привлеченного нами к операции человека. Будешь его охранять.

Темнит, как всегда, мой новый приятель. Ну и ладно, это его дела. Мне лично на это наплевать. Да и веселее вдвоем будет. Если откровенно, куковать тут в одиночку совершенно неохота, так что в компании мне будет повеселее. Даже при условии, что компанию мне составит эта рыжеволосая заноза.

– Гад ты, Колька, – насупилась Мезенцева. – Не доверяешь.

– Наоборот, – мягко произнес Нифонтов. – Мне только пойти и сфотографировать, а тебе тут по сторонам головой вертеть и нападения каждую секунду ожидать. Что сложнее?

– Слушай, иди уже, куда тебе надо, – попросил его я. – Нечего страх на нас нагонять.

Шутки шутками, а мне как-то не по себе стало. И, главное, в чем парадокс – раньше я, как и всякий нормальный городской житель, боялся чего-то того, чего, как мне казалось, на самом деле и нет. В ночи, имеется в виду. В детстве страшился Бабайки, живущего в платяном шкафу, потом, когда подрос, еще чего-то такого, что днем казалось совершенно невозможным. Любой дом, любая квартира ночью наполняются звуками, поскрипыванием, шорохами, которые и взрослого человека заставят представить себе невесть что. Страхи перед темнотой в нас заложены изначально, они атавистичны, они идут из тех времен, когда наши предки носили демисезонные шкуры и поклонялись Солнцу, которое избавляло их от теней во тьме.

А теперь все изменилось. Я не боюсь тех, кто живет в лунном свете. Точнее – я знаю, на что они способны, а потому готов к встрече с ними. Но зато совершенно не желаю встретиться с подобными себе живыми и теплокровными особями, обитающими конкретно в этих местах. Что-то мне подсказывает, что в ряде случаев это может кончиться для меня рядом неприятных недугов, вроде перелома челюсти, сотрясения мозга и отбитых почек. Здесь не центр города, в котором полно блюстителей порядка. Ладно если на нас из темноты выйдут местные охранники или просто здешние работники. А если «синева», которая наверняка тут подрабатывает на ролях «поди-подай-принеси»? Или еще кто-то подобный?

Пока я обо всем этом рассуждал, мы покинули ангар, и Нифонтов с призраком, который витал над его головой, скрылись из вида. Мы же с Мезенцевой остались у машины.

Досадно, так я с этим призраком-долгожителем и не пообщался приватным манером. И, видимо, не пообщаюсь, поскольку ради беседы с ним я в эти глухие места не попрусь. Ну да ничего, у меня и другие собеседники найдутся.

– Кольке не говори, – сказала мне Евгения, открыла дверь машины и достала из своего рюкзачка пачку сигарет и зажигалку. – У него бзик на том, что девушка не должна курить. Ты, кстати, такими фобиями не страдаешь?

– Не страдаю, – заверил ее я. – Мне, если честно, пофигу. Легкие твои, здоровье твое, детей мне не ты рожать будешь, так что твори что захочешь.

– Что да – то да, – щелкнула зажигалкой Мезенцева. – Точно не я. В смысле – детей тебе от меня не видать. Ты не в моем вкусе.

Если она и хотела меня подначить, то зря. Я всю жизнь в женском коллективе и учился, и работал. Меня такими банальными вещами не прошибешь, ей для этого надо что-то посерьезней придумать.

– Слушай, а почему этот старый хрен сказал, что вы из шифровального отдела? – задал я девушке вопрос, который мне не давал покоя. – Нет, понятно, что так вы до войны назывались, он же еще про ОГПУ упомянул. Но шифровальный-то почему?

– Фиг знает, – немного разочарованно выдохнула дым Мезенцева, явно желавшая сплясать на моих костях и ожидавшая моей реплики в стиле «чего это я не в твоем вкусе». – Я историю отдела не очень хорошо знаю, все как-то не до того мне. Слышала только, что некто Бокий, который им в двадцатых-тридцатых годах того века руководил, был дядька знающий и рисковый до жути, но при этом изрядный темнила. Сам же знаешь, что в те времена мистику особо не разрешали, народ и партия коммунизм строили, а в нем подобной ерунде места нет. Вот потому, наверное, он его «шифровальным» и окрестил. Вроде как секретное подразделение, но без оккультизма всякого. Ты лучше у Кольки про это спроси, он любит в прошлом покопаться, точно все знает. Слушай, я тебе что, совсем не нравлюсь?

Что ж так банально? Прямо штамп на штампе. Как видно, совсем она меня ни в грош не ставит.

Даже обидно.

– А кто такая Мара? – и не подумав отвечать на столь откровенную провокацию, задал свой следующий вопрос я. – Наш новый прозрачный друг ее упомянул и сказал, что я ее слуга, мне же про это ничего не известно. А знать хотелось бы.

Мезенцева глянула на меня с интересом, затянулась сигаретой.

– Просто мне о такой слышать не доводилось, – пояснил я. – Она кто вообще?

– Она, вообще, богиня из славянского пантеона, – наконец соизволила продолжить беседу Евгения. – Так же известна в народе как Морана или Морена, в зависимости от того, мифологию каких именно славян мы имеем в виду.

– О как, – проникся я. – Вот про Морану я слышал. Или читал. Только в жизни бы не подумал, что она – реальность.

– Смолин, не пугай меня, – попросила Женька. – Какая реальность? О чем ты?

– Так он же говорил, – я махнул рукой в ту сторону, куда ушли Нифонтов и призрак.

– И что? – оперативница бросила окурок на асфальт. – Это призрак. Он такого наговорить может, что ой-ой-ой. Ему сто лет в обед.

– Знаешь, я месяц назад и в него не верил, – резонно заявил я. – А он – есть. И вон твари из мрака есть. И русалки.

– Да ладно! – заинтересовалась Мезенцева. – И что, у них правда вместо ног хвост? А какую-нибудь из них того? Ну ты понимаешь, о чем я? Просто где-то читала, что если у них на хвосте кое-какую чешуйку приподнять, то можно эту самую русалку…

– Блин, ты вообще о чем-то другом думать можешь? – возмутился я. – Прав Николай, плохо, что у тебя ни бывшего парня нет, ни настоящего хоть какого-нибудь.

Евгения захлопала глазами, и на момент стала похожа на обиженного ребенка.

– Извини, – буркнул я. – Не выспался, устал, да и вообще. Так что там с Марой этой самой?

– Папа-мама ее неизвестны, скорее всего это Предвечное Небо и Мать Сыра Земля, сестры у нее Жива и Леля, а муж у нее – Кащей Бессмертный, – отчеканила Евгения. – Официальное место жительства – правый берег реки Смородины, той самой, которая делит Явь и Навь, от Калинова моста сразу налево и идти до первого поворота. Вот и гадай, есть Мара на самом деле или нет?

– После такого склоняюсь к тому, что вряд ли, – признался я, почесывая затылок. – Особенно официальный супруг впечатляет. А дети у них есть?

– Я не помню, – почему-то виновато призналась Женька. – Вроде нет. Слушай, я так думаю, что он не конкретно эту Мару имел в виду. Просто старославянское «мара» – это, по сути, означает «смерть». Да это слово и сейчас в ходу. «Марево», например, или «мор». Вот он и сказал тебе, что ты слуга Смерти. По сути, ты же он и есть?

Скажу честно, подобная трактовка меня немного обескуражила. В таком аспекте я себя не рассматривал. Ну да, вижу мертвых, как выяснилось, даже могу их на место поставить, но слуга Смерти – это все-таки перебор.

Надо будет по сети полазать, поискать материалы про эту Мару-Морану. Наверняка в Википедии информации будет побольше, чем в голове у Мезенцевой. И про Бокия тоже почитать надо. Если ей своя история неинтересна, то мне, напротив, любопытно узнать, что там к чему. Вот выйду на работу и почитаю. Не тратить же свое свободное время на подобные вещи. Работа – она для того и существует, чтобы на ней делать все то, на что времени дома не хватает.

Блин, а это ведь уже послезавтра. Точнее – завтра, время-то за полночь уже. Вот и отпуск пролетел.

Только я загрустил о том, что три недели промчались как один день, как неподалеку от нас появился яркий огонек. Это со своей вылазки в недра порта вернулся Нифонтов. Он подсвечивал себе дорогу знакомым мне еще по визиту на кладбище миниатюрным «маглайтовским» фонариком.

– Все в порядке? – спросил он у нас и зашаркал подошвой кроссовка по асфальту. – У меня вот нет. Что за люди, ведь тут наверняка есть туалеты! Нет, обязательно надо кучу прямо на дороге навалить!

– Вытирай как следует! – переполошилась Женя. – Вся машина провоняет, этот запах потом фиг выведешь! Вон там трава есть, об нее три давай!!!

Нифонтов подошел к жиденькой серовато-зеленой поросли, с сомнением на нее поглядел, но выполнил требуемое.

– Есть пентакль, – вещал он попутно. – Прогоревший, но виден четко. Сфоткать я его на смартфон сфоткал, но сам никаких выводов сделать не могу. Надо Вику сюда везти. А место и впрямь поганое. Ни ветерка на улице, а там сквозит будь здоров как. Похлеще, чем у МИДа на «Смоленке».

– В смысле – «сквозит»? – задал я очередной вопрос. Нет, как интересно у меня общение с этими ребятами строится – я только и делаю, что им вопросы задаю.

– МИД в свое время тоже «зэки» строили, как и вот этот самый порт, – пояснил Николай, посветил фонариком на подошву, печально вздохнул и продолжил тереть ее о траву. – И, надо думать, что условия труда были не самые сахарные, а стало быть, и смертность немалая. Потому у главного входа в МИД, там, где пандус, всегда ветрено, прямо как у врат преисподней.

– И на «цокольном» этаже у них всегда холод собачий, – добавила от себя Мезенцева. – Наверху лето, жара, а там «колотун» невероятный.

Кстати – да. И вправду, сквозит там неслабо. Я же работаю в двух шагах от «мидовской» высотки, на Сивцевом Вражке, и мимо нее мне не раз проходить доводилось.

– А вы о чем беседы вели? – полюбопытствовал Николай. – Поди, она пыталась тебя очаровать и записать в свою армию безнадежных поклонников?

– Да и очаровывать не надо, – я решил немного подольститься к девушке. – Любой здравомыслящий мужчина нормальной ориентации по определению записан в ряды этой армии с самого начала полового созревания.

– Наглый врун, – припечатала меня Мезенцева. – Коль, он меня про Мару расспрашивал!

– А что Мара? – Нифонтов еще раз осмотрел подошву и на этот раз остался доволен результатом. – Сказки это. Фольклор в чистом виде. Призраки есть, гули есть, оборотни есть, упыри есть. Много кто есть. А вот чупакабры и старых богов нет. Все про них говорят, все про них слышали, но никто никогда их не видел. Саш, помнишь старую кошелку из твоей Лозовки? Ту, что тебя в лесу чуть не выпотрошила?

– Что значит – «помнишь»? – даже удивился я. – Мы с ней третьего дня даже раскланялись, когда я уезжал в Москву.

– Вот даже она их наверняка не видела, хотя лет ей как ворону, – назидательно произнес оперативник. – Так что не забивай себе голову разной ерундой. Все, поехали.

– По-моему, еще пахнет – заявила Евгения, даже не приближаясь к Николаю.

– Можешь вызвать себе такси, – предложил ей он. – Или своим ходом домой добирайся. Пешие прогулки очень полезны для укрепления сердечной мышцы. Саш, давай, лезь в машину, чего ждешь?

Над Москвой стояла ночь, МКАД наконец-то более-менее опустел, потому до моего дома добрались мы быстро.

– На чай напрашиваться не станем, – около подъезда сообщил мне Нифонтов. – Все понимаю, время позднее.

– И очень хорошо, – согласился с ним я. – Причем даже невежливым не боюсь показаться. Правда – устал я что-то. А в понедельник уже на службу идти.

– Спасибо тебе, – протянул мне руку оперативник. – Очень помог, серьезно. Без тебя мы бы этого красавца не разговорили, и результат был бы нулевой.

– Не согласен, – возразил я, и пожал его ладонь. – Убийства все равно прекратились бы.

– Но мы бы про это не знали, – пояснил Николай. – И ждали новых. Но самое главное даже не это. Теперь мы в курсе, что в городе появился некто, кто продает магические формулы обычным людям. Причем не какие-нибудь заговоры или привороты, а очень скверные и опасные заклинания. И у нас есть ниточка, за которую можно подергать. Благодаря тебе есть.

– Саша хороший, – не стал оспаривать его слова я. – Ну все, был рад повидаться. Пока!

– Увидимся, – то ли обнадежил, то ли пригрозил мне он. А контрольный в голову произвела Евгения, добавив от себя: – Мы теперь как ниточка с иголочкой! Чмоки-чмоки!

Машина мигнула бортовыми огнями и отбыла.

– Чмоки-чмоки, – пробормотал я. – Хорошо, что Фарида еще на вахту не заступила вместе со своей метелкой. Устроила бы мне она за эти «чмоки-чмоки». «У тебе жена беременный, а ты с какая-то мочалка рыжая по ночам шляешься!».

Бормоча всю эту чушь и непрерывно зевая, я добрел до лифта, доехал на нем до своего этажа, и вот там-то с меня сон и слетел. Как только я вышел из кабины на лестничную клетку, так сразу это и случилось.

Что, впрочем, неудивительно. Там я узрел картину, которая могла прийти в голову только очень давно и сильно пьющему человеку. Ну или художнику-авангардисту, который, впрочем, от первой названной мной категории не сильно и отличается.