Алексей не спеша шёл за небольшим караваном по улице деревни. Открыв рот от удивления, он осматривался по сторонам. В очередной раз хотелось протереть глаза. Такого просто не могло быть.

В окружающем пейзаже ощущалось, что-то неправильное… Нелогичное… И даже комичное.

Нет! Не так, он представлял свою вотчину доживавшую, от голода и холода, последние дни. Не было видно покосившихся от времени крестьянских землянок, заросших бурьяном. Незаметно изнеможенных от работы крестьян в рубище. Не встретил он и исхудавших женщин с печальными глазами и малолетними детьми, плачущими на руках.

Перед ним была чистая, выметенная улочка с ровно подстриженной травой. Небольшие, опрятные домики, выстроившиеся в ряд ровно, как солдаты. Довольные люди, занимающиеся своими делами. Чистые и улыбающиеся ребятишки, сидевшие на заборе, весело тыкали в него руками.

Всё это отдавало какой-то непонятной показушностью.

Даже свинья, лежащая в грязи, и та выглядела ненатурально.

Возникло ощущение, что сперва её тщательно помыли, а потом аккуратненько положили в специально облагороженную лужицу.

Наблюдаемое им действие, походило на нарисованную потемкинскую деревню. Точнее на заранее подготовленную встречу высокого чиновника с обычным народом, которого он никогда не видел. Но, в своих грёзах, представлял именно так.

— Послушай…. э-э-э… любезнейший, — обратился Алексей к степенному, бородатому мужику, стоявшему с хлебом и солью, возле большой помещичьей усадьбы.

— Кирьян Аркадьевич Карачун, — староста, — представился местный управляющий.

— Кирьян Аркадьевич… Как называется ваша деревня?

— Таганово…

— А, почему, у нас, в Таганово, все, такие, довольные? Прямо, светятся, от счастья?

— Радость, у нас! — склонился в поклоне ответственный.

— Что случилось? — Алексей посмотрел на стоявших людей в праздничной одежде.

— Вас, встречаем! Новый барин, приехал. Заждались! Ратуем… Теперь, всё, будет хорошо. Готовились к Вашему приезду, как к празднику.

— Оригинально! — сразу подхватил идею приезжий, дорогой гость. — Праздник, это хорошо! Праздники я люблю.

— Ура, барину! — воскликнул местный представитель крестьянства.

— Ура!!! — весело разнеслось среди людей. Какие-то девчушки, даже начали прыгать от радости.

— Так, что, у нас, далее по программе? — странник с нетерпением потер ладошки.

— Не понял? Прог, что? К какой маме? — удивленно переспросил староста.

— Праздновать моё прибытие, — как, будем? Видишь, народ, радуется. Ждет, чего-то, эдакого!

— ????? — растерянно открыл рот Кирьян.

— Сценарий, какой? — не отступал Рязанцев.

— Какой — такой Полянарий? — всё ещё не понимал староста.

— Например, меня ожидает дружное застолье с танцами топ-моделей на столах? Или концерт заезжих артистов, с пенной вечеринкой? А может быть катание на пароходе, — пытался объяснить, прописные истины неформального развлечения молодой кутила.

— ???… Катанием на ком? — по-прежнему, ничего не понимал Карачун.

— У-у-у…. как все запущено! — скривился Алексей. — Никакой корпоративной культуры! А про победу тимбилдинга, над застольной пьянкой, в этих краях, вообще не слышали, — недовольно возмутился творческий повеса.

Путешественник во времени окинул взглядом окружающих людей. Все молча, чего-то ждали.

— Дикари! — воскликнул он через мгновение, — Как, вы, здесь, живите без коллективной этики?

— Не гневись, батюшка! Не виноватые мы! Всё сделаем, как скажешь — только научи! — не понимая, недовольства хозяина, еще ниже склонил голову Кирьян.

— Значит, так! Винный подвал или погреб, у нас, есть? — Алексей с нетерпением посмотрел на собеседника.

— Как не быть — есть, — проскулил староста, сразу соображая, к чему клонит новый хозяин.

— А вино, там, присутствует?

— … Кроху найдем, — оглядываясь по сторонам, еще тише просипел он.

— Молодец, службу знаешь! А еда? Закуски? — ударив в ладоши, потер руки Алексей.

— Капуста квашеная, рыбка соленая… Мяска, немного, копченого…

— Тогда, сооружай столы! Доставай всё, что осталась от голодомора. И к вечеру взрослое население, в полном составе, ко мне, на подворье!

Стоявшие вблизи крестьяне, услышав помещика, начали радостно переговариваться.

— Всех приглашаю, на помещичий пир! — громко повторил расхрабрившийся новоявленный барин.

— Кормилец! Не губи! Что же, ты, потом кушать, будешь? — простонал, упав на колени Кирьян. — Объедят тебя — как липку! Они же, с голоду, в три горла есть будут… И, ещё с собой унесут. По миру пойдем!

Однако, возбужденного Рязанцева было не остановить.

— Передай всем, что никакие отговорки, типа, я не пью, — у меня страшная аллергия на спиртное или… ой, а, я, купальник дома забыла, — не принимаются.

Открыв от удивления рты, присутствующие непонимающе смотрели на нового хозяина.

— И, не дай Бог, кто не придет! — Обижусь… Пусть потом про премии, надбавки и внеочередные отпуска, по горящим путёвкам, даже не заикаются, — подвел итог строгий помещик.

— Так, что?… И, баб, звать? — отрешенно спросил староста, поняв, что хозяйство полностью разорено.

— Я же сказал, — всех! Заодно и перепись населения проведу, — произнес Алексей, ещё раз оглядывая собравшихся возле барского дома людей.

— Что сделаете? — непонимающе переспросил староста.

— Посчитаю, сколько в деревне народу живет, — ответил Рязанцев. — Так, почему стоим, быстро исполнять!

«Будущий отец крестьянам», отдав указания, повернулся и пошел к высокому крыльцу усадьбы.

— А я, до дома смотаюсь, чего-нибудь эдакое на закуску-выпивку принесу… Нужно народ удивить!

— … Чего — чего? — где-то, из-за спины произнес староста.

— В смысле, отдохну, покуда с дороги, — путник на мгновение остановился, что-то вспоминая. — Да!.. И, не будите меня!

* * *

— Любит… Не любит… Любит, — прозвучал еле слышный вздох девушки, сидящей на лавочке в саду. Прошептав что-то, она повертела цветком. Снова глубоко вздохнула.

— Не любит… Любит! — оторвала последний лепесток ромашки и долго на него смотрела.

— Настя, лапушка, вот, ты где, — промолвила тетка Матрена, подходя к влюбленной, неизвестно в кого, страдалице. — Идём в дом. Сваты скоро приедут… Надо подготовиться. Платье новое одеть…

— Опять? А впрочем…. - девушка задорно засмеялась.

— У меня, этих женихов, — целая куча была! — она беспечно махнула рукой.

— Попрошу папу, что бы снова на порог, гостям, указал! Прошлый раз, они, так смешно, дверь спиной закрывали, — весело защебетала озорница.

— Он постоянно говорит, что плохой жених — хорошему дорогу указывает! Вот, и пусть, этот, снова будет — плохим!

— Не думай так, солнышко. Не откажет он им! — воспитательница расстроено покачала головой. — Люди сказывают, сам, Иван Шуйский, к тебе сватов засылает.

— Чего, вдруг? Да, и не нравиться он мне! Он толстый и не красивый, — девушка резко встала со скамейки и пошла в дом.

— Ходят слухи, старший сынок давно на тебя засматривается! И, большое приданное обещанное за тебя, лишним не будет, — рассуждала Матрена, идя позади юной затворницы. — К тому же древний род… С царями в родстве!

— А, если, я ему не понравлюсь? И…. он, откажется от меня?

— Как же! Откажется он? — рассказчица, остановилась и поправила платок на голове. — Сваты, говорят, третий день к нам собираются. Да всё никак добраться не могут.

— А они, что? Из Суздаля или из Чернигова к нам идут?

— Нет. Просто, намедни, у них кто-то ворота сломал. Выйти со двора не могли. Пришлось тараном двери вышибать. Когда проход открыли, — забор упал. В общем, не до нас им было.

— Вот! Не зря я с колдуньей встречалась, — воодушевилась Настя. — А, ты, не верила ей. Сказала, что она шарлатанка. Возмущалась, — деньги потратили зазря!

— Может быть, — задумчиво произнесла Матрена, не забыв при этом перекреститься. — Вчера, у них, кони понесли. Потом, карета сломалась. А затем, какой-то добрый человек, не ту дорогу к нашему дому указал. Плутали, говорят, всю ночь, непонятно где.

— Слушай! А, давай её снова позовем. Пусть, с ними, опять что-нибудь случиться! Или… пускай они к другим посватаются! — разгорячилась юное создание.

— Не успеем, ладушка! Вечером, после захода солнца, чтобы не сглазили, сам Иван, со сватами, придет.

— Пресвятая дева Мария!.. Ну, сделай что-нибудь! — девушка повернулась в сторону иконы, упала на колени и начала молиться. — Пусть на него тати по дороге нападут… Или, пусть, их, ограбит, кто-нибудь! Только, не надо в нашем доме свах и сватов!

— Да, кто посмеет? — недовольно встряла в молитву строгая надсмотрщица.

— Погляди, какие мордовороты его охраняют. Говорят, злые как собаки. Всю Москву в страхе держат. Прохожие лишний раз дорогу перейти бояться не то, что бы слово поперек молвить. А ты говоришь, — ограбить!

— Господи! Ну, пускай…. что-нибудь произойдет. Не люб он мне. Не смогу я с ним быть! — воскликнула девушка и со слезами на глазах, бросилась, рыдая на кровать.

В открытые окна донеслась музыка и крики людей с улицы. Приближалось свадебное шествие.

— Пойду, выйду из дома! Посмотрю на наряды, на само сватовство. Потом тебе всё расскажу, — от нетерпения, поглазеть на праздничное действие, забеспокоилась женщина.

— А ты пока успокойся! Не ты первая, не ты последняя, без любви, замуж выходишь… Стерпится — слюбится! — подвела итог разговора Матрена и быстро вышла из комнаты.

Музыка на улице стихла. Крики людей стали сильнее. Испуганно заржала лошадь. Кто-то стал звать на помощь и громко ругаться.

— Всё равно, вместе нам не быть, — думала Настя.

— Я, что-нибудь обязательно сделаю!!!

— Я, ему глаза выцарапаю! — она с силой сжала подушку.

— Нет, я, на него порчу наведу!

— Вот, еще чего… Я яду в кубок налью!

— Нет, я ему…. я ему, — девушка снова зарыдала, уткнувшись мокрым лицом в наволочку.

— Настя! Перестань реветь! Не придет он сегодня, — запыхавшись, от быстрой ходьбы произнесла Матрена, войдя в комнату.

— А когда придет? — не переставая плакать, спросила воспитанница.

— Не знаю, но думаю, что не скоро.

— А почему? — рыдание продолжилось, но не такое интенсивное.

— Их всех какой-то крестьянин избил.

— Какой крестьянин? — удивленное лицо девушки резко оторвалось от подушки. Слезы вмиг закончились и глаза заблестели.

— Откуда я знаю, — развела руками женщина.

— Молодой такой. Светловолосый, — вспоминая приметы, Матрена развязала и завязала узел на платке. Поправила рукой волосы.

— Подождал пока сваты дойдут до ворот. Встал с травы, на которой сидел, у забора. Отряхнулся. Схватил палку с земли и… давай их всех дубасить. Да так бойко… — восхищенно рассказывала очевидец событий.

— Шуйскому, кажется, ногу сломал. Дяде, его, — руку. Боярских кобелей как кукол раскидал. Кричали они сильно, от боли… С земли подняться не могли. На их крики уже половина города собралась. Шуйских, домой увезли. Стрельцов толпа набежала, ищут кого-то…

— А, этот, крестьянин, случайно не синеглазый был? И…. не с ямочками на щеках? — внезапно сменила тему, красна девица с мокрыми глазами и растрепанными волосами.

— Ты, знаешь, девонька моя! Я в его глаза, не смотрела. Но бил он их, сильно. И постоянно, что-то приговаривал или напевал, — рассказчица, на миг задумалась, вспоминая подробности.

— Улыбка у него приятная. Видно, дрался молодец от души. И палкой своей… Ох, здорово, машет!

— Это, он…. — Настя захлопала длинными ресницами и шмыгнула натертым до красна носом.

— Он!.. — девушка вскочила с постели и резво побежала на улицу.

— Да, кто?… Кто, он-то? — ничего не понимая, Матрена бросилась за ней.

* * *

В кое веки путешественник, наконец-то выспался.

Спокойная, домашняя обстановка, вместе с мягкой постелью, дали возможность хорошо отдохнуть с долгой дороги.

Прогоняя последние остатки сна, он несколько раз потянулся. Протер глаза и осмотрелся по сторонам.

— Славно вчера посидели. Культурно — без драки и взаимных претензий. Ничего не разбили, не поломали. Все живы — здоровы, — Рязанцев широко зевнул и поднялся с кровати.

— Все-таки, люди, у нас, на Руси, — добрые. В основе своей — понятливые и отзывчивые.

— Что гамбургеры с Кока-колой, не все едят — это ничего. К этому надо привыкнуть… Глядишь, через время и пицу с Мириндой попробуют!

— А, вообще, эта гадость, вредна для здоровья. Нечего себя приучать к ней!

На несколько секунд он задумался, вспоминая прошедшее событие. Недовольно помотал головой, прогоняя прочь неприятные ощущения.

— … Мне, эта еда, тоже не понравилась!

— В следующий раз, надо будет суши принести с васаби или салатов корейских, — настоящий эстет окинул взглядом спальню, подошел к окну и выглянул наружу.

— Кстати, почему так тихо? — Рязанцев прислушался к тому, что происходит в доме и на улице.

— А, вот, всякие собаки, со свои лаем, по ночам… И, особенно, петухи, которые, под утро, спать не дают, должны быть пущены на суп, — весело пробормотала важная персона.

— Сказано было — не будить… Пока, сам, не проснусь! Так, что теперь — берегитесь!

Быстро одевшись, Алексей прошелся по дому.

— Есть кто живой? — громко позвал он, переходя из одной комнаты в другую.

— Никого…

— Странно?

Вышел из дома.

— Здрав будь благодетель! — обратились к нему стоявшие на крыльце седой дед с козлиной бородкой и полная женщина лет сорока.

— И вам не хворать, — Рязанцев внимательно осмотрел присутствующих.

— А где все?

— На работе! С самого утра, ранёхонько ушли, — собеседница, опустив глаза в землю, начала теребить фартук.

— Кто в поле, кто в лесу! А кто, на мельницу или в соседнюю деревню на заработки поехал, — продолжил старик, перебивая напарницу.

— Я, не понял? А, что праздник в честь возвращения любимого барина, — всего день? — недовольно возмутился Рязанцев.

— А на, что праздновать, кормилиц? — воскликнула женщина.

— Молчи, дурилка, — перебил её сосед.

— Алексей Петрович, вчера, ты, всем сказал: «Кто хорошо будет трудиться — тому, осенью отменю оброк». Вот, все и поспешили себя проявить, — четко разъяснил седовласый.

— Да-а-а, — это я поторопился… В смысле — народ разогнать… Теперь и посидеть не с кем, — почесал затылок сельский реформатор. — Непорядок.

— Ладно, раз обещал…. - пусть трудятся!

— А Фёдор где?

— Он, вечером к Аксинье просился — по хозяйству помочь, — снова вступила в разговор женщина. — Сказал, что несчастной девахе, без мужика плохо… Вы, отпустили.

— Ясно! А, вы, кто такие? — ничего не понимая, продолжал задавать вопросы Алексей.

— Я, конюх, Потап, — важно произнес дед. — Это, Авдотья, — прислуга по дому… Подать, что… Принести… Помочь…

— Может, кормилиц, покушать хочет? Время-то к обеду? — в который раз перебила его служанка.

— Замолчи, баба, — гневно воскликнул старик. — Не видишь, барин сурьезный разговор о народе ведет. Не до еды ему сейчас.

— И, что у нас на завтрак? — сглотнув слюну, Рязанцев вспомнил про куриный суп из ненавистных петухов.

— Блинчики, благодетель. Есть оладушки. Молочко, сметанка, хлебушек…

— А мясного, ничего нет? Вроде… шашлыка, отбивных с кровью, бефстроганов?

— Без каких рогов? — не расслышав, удивленно переспросил Потап.

— Блюдо из мяса? Мясо…. приготовленное есть? — не сдавался анти-вегетарианец.

— Да, откуда, батюшка! Мы же вчера всё на пир израсходовали. Всё, что накоптили ранее, поставили на стол. Ничего не осталось. Покупать нужно, — смущенно оправдывалась Авдотья.

— Вот, сейчас, я, опять, не понял? Что значит покупать?… Лес же кругом? Или у нас охотники перевелись? А может быть, эпидемия на зверей напала?

Крестьяне непонимающе переглянулись.

— Никто не нападал. Запрещено, кормилиц, простым людям в лесу охотиться, — с горечью произнес старик.

— Сходил бы, ты, Алексей Петрович, на охоту! Свежатинки бы принес. А, я, такой бы вкуснотищи приготовила, — женщина в экстазе подняла глаза к небу.

— Заткнись, дуреха! Не видишь? Не до тебя барину… Думу он думает, — Матвей, как всегда авторитетно, перебил спутницу.

— Получается, если я, хочу мясного, то должен сам пойти и подстрелить кого-нибудь?

— Да…. - закивали головами, как китайские болванчики, слуги.

— Вчера мужики рассказывали, что ты один два десятка татей повязал… Поэтому… ужо с зайцем или лисой — справишься.

— А…. что? — Алексей посмотрел на них с хитрецой. — Ваш барин — он такой… Он, и лося завалить может! Ему, только дай волю!

— Ладно…. Потап, иди, собирай меня на охоту и не забудь про…

Конюх, не дослушав фразы до конца, метнулся куда-то из дома за вещами.

— А, ты, угощай Анику-охотника вкусными блинчиками… Примета, у нас, в Новгороде, такая, что на охоту (Чуть было не сказал на рынок) нужно ходить сытым. Тогда и дичи больше принесешь… И деньги сохраняться.

Алексей с Авдотьей прошли в столовую.

Минут через десять, туда же, зашел Потап с двумя большими дорожными сумками.

— Вот, кормилец, для добычи… Где-то еще одна была… Поискать надо, — деловито докладывал старик, показывая глубину и величину охотничьей кошёлки. — Лошадь, Алексей Петрович, я запряг. Или на телеге поедешь?

— Пешком пойду… Удобнее будет, — не ожидая, такого напора, произнес Рязанцев.

— Ясно!.. Охотиться с чем будете? — произнес дед, готовый стартовать за снаряжением.

— Э-э-э… Ну-у-у…. - протянул великий охотник. Он быстро перебирал в голове, что бы такое взять, что бы было полегче тащить, ЭТО, до леса. А, уж, там, где-нибудь, под кустом, удачно забросить подальше.

— Копье возьми, кормилиц. Или рогатину. Может быть, зверя покрупнее добудешь, — как всегда, опередив всех, подала умный совет повариха.

— Замолчи, глупая баба, — одернул ее дед. — Лук возьмите. Он легче. С ним удобнее по лесу ходить.

— Огнестрельное что-нибудь в ассортименте есть? — не подумав, про величину и вес оружия, в этом времени, ляпнул Рязанцев.

— Чего? В каком моменте? — не разобрав незнакомого слова, переспросил Потап.

— Ружьё есть? Или что-нибудь…. - доедая последние блины, начал разъяснять Алексей.

— Как не быть? Сейчас принесу, — опять не дослушав до конца, старик выбежал из комнаты.

— Ты, Алексей Петрович, только в лес помещика Киреева не ходи. Он, по соседству с нашим, за лесным озером стоит. Там, плохие места и люди там пропадают. А если встретишься с ним самим, старайся не разговаривать. Сказывают, дюже он хитрый человек и на всякие споры умелый. Оговорит он тебя. Глазам моргнуть не успеешь, что-нибудь проиграешь или проспоришь, — предупреждала Авдотья, подкладывая добавку в тарелку.

Открылась дверь, вошел Потап. Занёс большое кремневое ружьё.

— Вот, осталось от Мирона Иваныча. Он, с ним, еще на поляков ходил, — гордо выдал конюх, подавая супер оружие.

— А, что полегче и поменьше-то ничего не было? — Алексей приподнял большую крепостную аркебузу. — Она на вес… Пуда два будет — не меньше!

— Помилосердствуй, благодетель. Это всё, что имеем. Зато, с ней на медведя не страшно пойти.

— Ага, если пользоваться им как дубиной, — по-прежнему недовольно возмущался эстет.

— Заряжается — вот, так, — дед, поясняя, проделал непонятные манипуляции с шомполом, порохом и пулей. Минут через пять ему удалось зарядить ружьё.

— Ладно, давай… Разберусь как-нибудь, — Взвалив на плечи тяжеленную железяку, охотник вышел из дома. — Скоро вернусь! Ждите меня с богатой добычей!