Наконец-то пришло долгожданное потепление. Серое небо посветлело. Солнце бьёт в глаза, выжимая слёзы. Над слепящими снегами пронзительная синь. Ни облачка. Тени на снегу синие-синие, словно лужицы пролитого неба. И всё это бело-синее обласкано золотом весеннего солнца.

Поля, дороги ещё покрыты снегом, гнутся под слоем снега еловые лапы.

Конец марта не очень-то по виду отличается от буранного февраля. Но с каждым утром солнце всё раньше выплывает на небо и вечером позже уходит на покой. Каждый день прибавляется на несколько минуток.

Первая победа мартовских лучей – приствольные круги, особенно с южной стороны, нагретых солнцем древесных стволов. Тоненькие берёзки ещё стоят в снегу. Их белая кора, как и белый снег, плохо нагревается. Вторая победа – разрумянились стволы в кроне лип, берёз, зарделись ветки вербы.

Ранним утром Иван Мишин тепло одетым выходит из дому и подолгу любуется зарождением нового дня, слушает несмелые голоса птиц, смотрит в бездонную синь неба. В эту пору каждый звук весны радует. Оживились в хлеве куры, без умолка кудахчут, мычит корова, а рыжий петух сел на изгородь и кукарекает. Мишин вспомнил стишок М. Исаковского:

Весна, весна кругом всё дышит, Весна, весна шумит со всех сторон!.. Взлетел петух на самый гребень крыши Да так поёт, что слышит весь район.

На улице первыми оживились воробьи. Разогреет солнышко лужицы, а воробьи только этого и ждут. Купаются, брызги по сторонам летят: до драки доходит. Другие птицы, которые к человеческому жилью только зимой на время прибиваются, весной себя ведут иначе. Серая ворона всю зиму возле дома отходами в мусорной куче копалась, теперь сидит на ветке головой вертит и не каркает, а храпит непонятно: «Не подавилась? – подумал Иван. – Нет, это ворона поёт. Тоже радуется весне».

Пела-пела она, да как с ветки сорвётся и уже со своим другом вверх взлетела. Покувыркались, поиграли и дружной парой в лес направились. Этим их весеннее объяснение в любви закончилось, будут в лесу гнездо вить и детей выводить.

Почувствовал весну и дятел, и ему петь захотелось. Да вот беда: голоса для пения природа не отпустила. Как же ему весну прославить?.. и вот по лесу покатилась звонкая барабанная дробь. Это дятел усердствует. Сидит на старой осине и клювом бьёт по стволу. Постучит и прислушается.

Кому надо, тот уже услышал это барабанное объяснение. Услышала дятлиха, и тронуло её сердце. Зиму она и дятел прожили врозь, в угрюмом одиночестве. А теперь почувствовали: пришла пора долбить новое дупло для гнезда. И вот она летит на нежный барабанный призыв.

Это всё дневные радости. А ночью в лесу темно и страшно. В лунном свете снег между стволами голубеет, и вдруг… как захохочет кто-то. Не то дразница, не то грозится: «Пу-гуу, пу-гуу…»

Это филин не спит. И не пугает он, и не дразница, это его весенняя песня.

Весеннюю радость и лесные куры тоже чувствуют. Краса лесов, глухарь спокойно завтракает, ему голод не грозит, зимняя еда всегда наготове: сосновая хвоя. Но вот завтрак кончен, расправил глухарь крылья и вниз на полянку слетел. Беспокойно головой крутит, шагает важно и крылом нет-нет и прочертит снег рядом со своим следом. Крепко чертит.

Кому близка жизнь леса, без слов поймёт: весна взволновала лесного великана. Скоро на утренней заре послышится его негромкая весенняя песня. А на берёзах на опушке уже встречают солнце тетерева, тоже пробуют голоса, бормочут, переглядываются воинственно, но время рыцарских турниров ещё не пришло. В чаще к их бормотанию прислушиваются тетёрки. Ждут.

После полудня к дому промысловика Мишина, рассекая в лужах лёд, подъехал Уазик.

Первым из машины вышел мужчина с военной выправкой, крепким телосложением, оказавшимся давно знакомым по охоте. Это Володя Ромашов. С широкой белозубой улыбкой он обнял хозяина.

– Здравствуй, Иван! – гостей, не ждешь ли?

– Гостям всегда рады! – отозвался Мишин.

Из машины один за другим вышли ещё двое мужчин. Последний нёс чемодан странной формы, но у каждого в руках полный рюкзак, или вещмешок. Ромашов друзьям предложил знакомиться:

– Это известный природолюб и охотник Иван Мишин, – очень приятно!

– Меня зовут Мирослав, – назвался мужчина со странным чемоданом. – Очень приятно.

Мишин покосился на чемодан.

Мирослав уловил взгляд Ивана, сказав:

– В футляре моя кормилица – видеокамера. Я работаю в республиканском телевидении.

– Понимаешь, Иван, – заговорил Ромашов. – Эти товарищи меня попросили отснять весенние сюжеты, так сказать, на радость телезрителям. Зима порядком надоела, хочется чего-то новенького, свеженького. Ну, например, показать зрителям лиловые подснежники, уток и так далее. Вот и привёз их к тебе.

Мишин развёл руками.

– Рановато цветочками любоваться. Снег ещё не сошёл.

– А у нас в городе практически его нет, – сказал третий худощавый гость, подавая руку Ивану. – Кстати, меня зовут Александром.

– Очень приятно, – гостеприимно ответил Мишин. – Дак, то в городе, там грязь колёсная, потому и снега нет. Снег любит чистоту.

На крыльцо вышла хозяйка Ивана, сказав:

– Ты что людей на улице держишь, приглашай в дом.

– И то правда, давайте-ка, ребята, заходите в дом, там и пообщаемся.

В доме тепло, на столе горячие щи, на шестке печи, пыхая жаром, шумит ведёрный самовар. Володя Ромашов разливает по стаканам водку и говорит:

– Я вам, уважаемые, так скажу, сколько бы я не прочитал охотничьей литературы, у всех классиков охотники на охоте пьют чай. Ну зачем врать-то русской душе. Чай, конечно – не вреден, но чай подождёт. Я предлагаю свой тост за моего давнего друга и его гостеприимную хозяйку. Ура! Товарищи: «Ура, ура, ура»! – раздалось за столом…

На смену опустевшей бутылке, на столе появлялась – полная, тоже с белой шляпкой на голове. После выпитого были разговоры о политике, делились анекдотами, но о волнующей теме про женщин в присутствии Мариванны умалчивали. У творческих людей в таких мероприятиях душа бывает нараспашку. Мирослав, ударившись в лирику, стал цитировать любимого поэта. Встав из-за стола, и как бы обнимая весь душевный мир, он декламировал:

Выткался на озере алый свет зари, На бору со стонами плачут глухари, Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло, Только мне не плачется – на душе светло. Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог, Сядем в копны свежие под соседний стог. Зацелую допьяна, изомну, как цвет. Хмельному от радости пересуда нет. Ты сама под ласками снимешь шёлк фаты, Унесу я пьяную до утра в кусты.

Вдруг Мирослав вспомнил о задании директора телестудии и, прося внимания, поднял руки.

– Друзья!.. а что снимать-то завтра будем, а? Мне бы не хотелось вернуться в редакцию без сюжета. Надо что-то придумать? – медленно шевеля губами, жаловался видеооператор.

Ромашов, ради шутки, положил себе на плечи в место погонов по бутылке и скомандовал:

– Сюжет готов. Снимай. Пусть гадают – в каком я звании.

– Да ладно вам издеваться, – промямлил киношник.

Из спальни вышла хозяйка с советом:

– Иван, своди мужика – то на глухариный ток. Пусть снимет глухаря на дереве.

– Я согласен-согласен, спасибо вам Мариванна, – кланяясь, благодарил Мирослав.

Мишин, размышляя, чесал за ухом: «Глухари – то поют чуть свет, на утре. Надо было засветло вечером добраться на токовище. Ну как ночью туда идти по бездорожью, снегу по колено, да и путь не близок». Глядя на грустного оператора, вызывающего жалость, Мишин вспомнил про снегоход, но его «Буран» в последнее время не работал, вероятно, что-то с системой подачи топлива. Надо идти в сарай и при свете фонаря искать причину. Иван оделся, зажёг керосиновый фонарь и вышел из дома, ругая сложившуюся ситуацию.

За Иваном последовали и мужики, кто подышать озоном, а кто покурить.

Иван разобрал топливные трубки и продул воздухом, вытащил из бака засорившуюся короткую трубку с фильтром тонкой очистки. Сходил домой за капроновым чулком, отрезал от него лоскут и намотал вместо негодного фильтра, залил в бак бензину и запустил двигатель. Мотор послушно зарокотал, заполняя сарай едким дымом. Иван радостно воскликнул: «Аппарат к походу готов»!

Полчаса ушло на сборы: уложили в рюкзак еду, спальные мешки, вместо сидений, загрузили в сани, выпили по маленькой на посошок и, простившись с тёплым домом, рассекая таёжную мглу прожектором вездехода, минуя ручей по льду, умчались в неизвестность…

Приехав на место, в лесу раскидали снег для бивуака, нарубили дров, для постелей лапника.

Ночь была ясная, через хвою соснового бора проглядывался мерцающий свет далёких звёзд.

Ярко пылал огонь костра, отступили назад и спрятались в кустах призрачные тени. Стало тепло и светло на душе. Появилась надежда на удачу. Ромашов посмотрел на часы:

– Уважаемые, природолюбы, – торжественно объявил он. – Спешу сообщить, что наступила полночь. По мотивам Николая Васильевича Гоголя сейчас пришло время полётов ведьм, чертей и разных вурдалаков. Прошу далеко не удаляться.

– А я только что возле снегохода видел огни. Кто-то за нами наблюдает, – отозвался Александр.

– Где! – хором отозвались остальные.

– Вон, за елью возле бурана!

Глянув, все увидели красно-синие огоньки, действительно за ними кто-то внимательно наблюдает, выбирая момент для нападения.

– Чёрт возьми! – выругался Иван. – Зря ружьё не взял. Сейчас бы шмальнул по огням, они бы у меня враз потухли.

– Это чего – там? Волк или рысь? – задался вопросом Мирослав. – Кстати, эти звери сыр едят?

– Едят, наверное, – нерешительно предположил Иван. Что у тебя сыр есть?

– Есть, вот – целая головка, – вытащив деликатес из рюкзака, оператор показал сыр.

– Ни хрена себе? – воскликнул Ромашов. – Да тут килограмма три и больше.

– Я же сказал – целая головка: отличный сыр!

– Так-так, – размышлял Ромашов. – А чем закусывать будем? У меня в кармане отличная бутылка водки. Нет, уж, Мирослав, ты лучше вместо отличного сыра брось в ту сторону огненную головёшку.

С советом Ромашова согласились единогласно.

Мишин, на всякий случай, сложив пальцы во рту, пугающе свистнул. И тут же возле его ног появилась его собака – Белка, неизвестно откуда взявшаяся… Мужики ликовали, сыр с водочкой отлично гармонировал. Лучшей закуски не надо, конечно в этом деле сало могло бы поспорить за первенство у костра, но сала – нет. Обладатель сыра резал деликатес большими кусками: «Сыр голландский – отличный сыр, кушайте на здоровье», – угощал Мирослав. Друзья щедро угощали и голодную собаку, прибежавшую за хозяином в лес, как-то освободившись от ошейника. Однако вдохновляющее зелье закончилось и, наевшись, потребность в закуске отпала.

Мирослав, прикинув на руке остаток отличного сыра, вслух отметил:

– Килограмма два осталось. Если кто захочет, я остаток в снегу за спиной оставлю.

Костёр угасал, угасали и голоса. Всех потянуло в сон.

Мишин внезапно проснулся от лая собаки. Раскрыл спальный мешок, ему на лицо брызнули потоки дождя, залившие угли костра. «Вот это катаклизм»! – крикнул Иван так, что все проснулись.

– Что такое?..

– Вылезайте, самое время отсюда сматывать удочки, а то речку зальёт, придётся перебираться вплавь.

Народ закопошился, проклиная погоду и ночной сюрприз весны, стали собирать амуницию. Мирослав, закрывая видеокамеру, вспомнил о большом шматке сыра:

– Ребята тут лежал мой отличный сыр, а теперь его нет, где он?

Ромашов, догадавшись о пропаже деликатеса, смеясь шутил:

– На месте, где лежал твой отличный сыр, теперь лежит собака.