1

Незаметно прошло время тёплого «бабьего» лета. На смену червонному сентябрю заступил месяц октябрь, пока такой же тёплый и светлый, с сохранившимися ароматами припоздалых грибов в перелесках да рубиновой клюквы на шелковистых мхах болот. В ситцах березняков и золотоствольных сосняках весь день слышится какая-то нежно-грустная музыка прощания с сытым летом, а по ночам она звучит в посвистах сильных крыльев и гоготании перелётных птиц, покидающих родные места до следующей весны.

Ночью не спит большеглазая сова, повернёт кошачью голову назад и вдруг захохочет.

Очень далеко показалась бледная, ещё не дозревшая луна, её печальный голубой свет лениво пал на небольшую поляну, на одиноко притаившийся маленький домик, ульи, дощатый сарай и врытый в землю омшаник для зимовья пчелосемей.

Сова покричала во тьме леса, пощёлкала костяным клювом, расправила крылья и тенью бесшумно отправилась на охоту. Она присела на толстую ветку дерева, стоявшего возле ульев, и уставилась в пожухлую траву, где шуршат мыши.

Сова прилетает сюда каждую ночь и замечает здесь, на поляне, ещё не старую женщину, одетую в телогрейку, либо тёмный рабочий халат. Птица давно привыкла к женщине, не боится, когда хозяйка пасеки крадучись выходит из домика, неожиданно включая фонарик.

А хозяйка иногда подолгу стоит, облокотившись об угол домика или присев на пенёчек, вслушиваясь в ночные шорохи и звуки, цепко вглядываясь в силуэты ульев, определяя – все ли они на месте, не утащил ли который за изгородь медведь – сладкоешка.

Сова отметила в женщине странность разговаривать в темноте. Вот и сейчас, настоявшись и изрядно продрогнув, женщина перекрестилась и тихо, торопливо заговорила:

– Господи Боже наш! Всё, в чём я сегодня согрешила словом, делом и мыслию, Ты, как милостивый и человеколюбивый, прости меня. Подай мне твоего ангела-хранителя, который оберегал бы меня от всякого зла. Ибо ты хранитель тел и душ наших, и тебе Славу воздаём. Отцу и Сыну, и Святому Духу, ныне, присно и во веки веков Аминь!

Окончив молитву, женщина ещё раз перекрестилась на восток, поклонилась и, скрипнув дверцей, вошла в избу.

Ночь тиха. Вечерний ветер заблудился в вековой тайге и, едва шевельнув тяжёлую пихтовую лапу, вконец обессиленный, заснул. Казалось, всё в округе отдыхает: и птицы, и звери, только круглолицая луна, розовея с каждым часом, поднимается над лесом всё выше и выше, робко смотрела на землю.

Но… нет, рядом с пасекой, за проволочной изгородью, что-то зашевелилось, засопело, и вот за столбом, на коем держалась преграда, выросла фигура медведя. Он стоял на задних лапах, а были они, эти ноги, коротки, будто бы в низко спустившихся галифе, которые мешали зверю шагать. Передние лапы и лохматую башку он положил на верхний торец столба и слушал. Незваный гость напоминал первобытного человека. Зверь выгулялся взматерел, грозной силой вымахал. В небольших жёлто-коричневых глазках, так похожих на пуговичные глазки плюшевого мишки, замерло тягостное ожидание.

Медведь приходит сюда на пасеку решать главный вопрос жизни – вкусить медку, накопить на зиму жирку. Зверь натянул проволоку изгороди, она поддалась и предательски брякнула банками, приспособленными на ней для сигнала.

Медведю пришлось идти к старому лазу, прорытому загодя. Здесь обошлось без шума.

На пасеке он был не новичок, сразу приступил к делу. Подошёл к одному улью, послушал, по слабому писку пчёл определил – мало мёда. Послушал другой, в этом ящике гудела, жила многотысячная семья – много мёда.

«Пчеловод» встал, деловито снял крышку с улья, но совершил неосторожность, не так тихо положил её на землю. Он уже собирался облапить ароматный ящик и, медленно ступая по земле короткими ногами в низко спустившихся галифе, откровенно виляя задом, поднести награбленное и перебросить его через забор. Но прямо в его глаза резанул лучик фонарика, и зверь услышал женский голос, тихий, сквозь слёзы:

– Опять ты пришёл? Опять не хороший, как мой покойный пьяный муж. Вот пришёл и всё ломаешь, ломать ума не надо. Всё-таки ты держи себя в руках, всё-таки не распускайся… Ладно, уж, раз пришёл, давай и в таком виде поладим!

Голос женщины словно приворожил медведя. Он не побежал прочь, наоборот, свесив огромные неуклюжие лапы и низко опустив голову, как виноватый мальчуган, выслушивал назидание. А женщина тихо, горестно, со слезами продолжала:

– Конечно, Мишенька, мёдом-то питался и Иоанн Креститель. Окридами да мёдом. Так давай я тебе в блюдечко налью. Чего ты ульи-то ломаешь? Ты ведь в пчелином-то деле не понимаешь. У тебя лапищи-то вон какие. знаю, ведь и к Сергию Радонежскому Святому тоже медведко приходил, и смотрел на него как злой заимодавец. И отец Сергий выносил ему хлеба, клал его на пенёк. Медведь съедал и уходил подобру-поздорову. ну что ты на меня глядишь?

В буйной голове «мишки-пчеловода» что-то происходило. Слова простой крестьянки Ольги действовали на него успокаивающе, гипнотически. Думается, что даже своим умом он прекрасно понимал, что перед ним сама доброта, грех у такого человека украсть.

– Ну, иди милый, в тайгу, иди! – повторяла Ольга.

Медведь опускается на четвереньки и виновато идёт к лазу.

– Ну вот, ушёл, непутёвый. Может, образумится.

Ольга идёт спать. А медведь, спустя некоторое время, думает: «А чего же я ушёл-то? ну-ка, давай залезу с другой стороны»!

 

2

В эти осенние дни к промысловику Ивану Мишину заглянул лесничий из дальнего посёлка – Валентин Андреевич Кудряшов. И рассказал о пасеке в глухом лесу и её хозяйке Ольге Лопатиной. До поздней осени живёт в лесу одна. Без помощников управляется с пчелиным хозяйством. Да вот беда: повадился на пасеку наглый медведь-сладкоежка, ломает ульи, губит пчёл. Из восьми десятков пчелосемей осталось три. И попросил лесничий промысловика наказать хулигана.

Долго раздумывать не пришлось. Намечалась великолепная охота на серьёзного зверя. Лицензия на добычу медведя имелась, а ранее добытые шесть медведей подтверждали опыт охотника.

Покончив с неотложными домашними делами, промысловик на старом Г азике отправился на пасеку, прихватив с собой оружие, питание и тёплую одежду.

По бескрайнему лесу со старыми и свежими гарями, болотами и речками, с подгнившими, покосившимися мостами, дорога была неблизкой. Иногда вездеход едва выбирался из одной выбоины, как попадал в другую, более глубокую…

Вот и пасека. Она разместилась на полгектара лесной поляны. Лесовозная дорога со свежими отпечатками протекторов колёс разделяет пасеку так, что по одну сторону находится жилой домик да несколько десятков ульев, огороженных проволокой в несколько рядов. А по другую возвышается сколоченный из тёса сарайчик, где у хозяйки склад. Далее на краю поляны, у самой стены леса, располагается приземистый омшаник. Лесовозная дорога заканчивается в трёхстах метрах на лесоповале, где днём работает бригада лесорубов. Слышен стрёкот моторной пилы, глухие удары поверженных деревьев, солидно тарахтит мощный трелёвочник.

На пасеке никого не оказалось. Оставив здесь своё снаряжение, Мишин решил перегнать свой Г азик на стоянку лесозаготовительной техники.

Заглушив двигатель машины, Мишин подошёл к лесорубу, что стоял возле спиленных хлыстов и бросал в костёр обрубленные сучья. Разговорились.

Рабочий сообщил, что хозяйка пасеки уехала к заболевшей дочери в Козьмодемьянск. А медведь приходит на беспризорную пасеку каждую ночь. Мы, проезжая на работу мимо ульев, только считаем, сколько их за прошедшую ночь разграбил медведь.

Мишин ликовал: раз медведь посещает пасеку каждую ночь, то и охота завершится за одну ночь. Радостное предчувствие удачи волновало, подталкивало к действиям. Иван готовился к встрече с разбойником. Крыша сарая оказалась наилучшим местом для организации засидки. Зная об остром чутье зверя, Иван кое-что придумал. Убрал с крыши пару досок, собрал в сарае ящики, сложил друг на друга – получилось возвышение. На нём охотник устроился так, что из сарая над крышей была видна лишь голова – зверь не почует, потому что из сарая пахнет ароматами прополиса и мёда. Лучшей маскировки не придумать.

Иван рассчитывал разделаться с медведем в первую же ночь. Зверь не знает, что на пасеке спрятался охотник.

Вечером рёв моторов на лесосеке стих. Рабочие поехали домой.

Первая половина октября, а день уже короток, начинает смеркаться. Прошедший холодный дождь сорвал последние украшения с клёнов и берёз. Лес оголился, насупился мрачной далью. Пение птиц редко, разве что ворона где прокаркает да пострекочет любопытная сорока. В последние дни, пока Иван собирался на охоту, погода изменилась; северный ветер и дождь навевают скуку. Пожалуй, это связано с предстоящей долгой зимой, она полгода испытывает лесных людей на прочность и выносливость.

Но этот вечер оказался тихим, должно, и ночь будет безветренной, даже горизонт просветлел. Спрятавшийся охотник сидел в зимней одежде с горячим кофе в термосе, не боясь мороза, и был готов терпеливо просидеть все пятнадцать часов длинной ночи.

Шум удаляющейся машины с лесорубами, наконец, поглотил хвойный лес. Мишин остался один, где на десятки километров ни одной человеческой души. Ночь наступала.

С сарая ульи едва видны. Иван насчитал их около трёх десятков, раскрашенных заботливой рукой в разные цвета, таких ладненьких, стоявших ровными рядами. Несколько ульев перевёрнуто. На разбросанных по сторонам рамках с остатками сот и вощины слышно злое жужжание пчёл – знакомая работа медведя. Хозяйничая на пасеке, он как заправский пчеловод, определяет, в каком улье мёду больше. Не хватает лапищами первый попавший, прислоняя лохматую башку к летку, по гулу определяет сильную пчелосемью. Тут с мёдом промашки не бывает. Незваный пчеловод раскидывает по сторонам рамки с мёдом и сидящими на них пчёлами. Таким образом, разорив силу пчелосемьи, он подбирает и ест запечатанный в сотах мёд.

Пчёлы набрасываются на грабителя, путаясь в шерсти, плотно облепят толстокожего. Потеряв терпение, медведь закрывает морду широкими лапами, особенно болезненный пятачок носа и, плача, катается по твёрдой земле, давя поднадоевших насекомых. А если поблизости есть озеро или речка, погромщик не преминет бухнуться в воду. Освежится, утопит пчёл и, довольный, продолжает трапезу.

Осенью мёду в хорошем улье бывает более двух пудов. Этот вес медведь утрамбовывает в себя легко и скоро, и нередко повторяет заход на пасеку.

Страсть медведя к сладкому известна с древнейших времён. Приходил такой зверь к людям, ломал борти, съедал мед – мёдом ведал. Отсюда и название зверя – медведь.

Это проволочное ограждение пасеки со стороны представляется каким-то важным «военным объектом». Здесь на крепких столбах проволока по всему периметру площадки в несколько рядов. А на верхней проволоке покачиваются пустые консервные банки и бутылки. Потянешь или заденешь провод – банки брякают, подают тревожный сигнал. Но находчивый медведь под изгородью прорыл подкоп.

 

3

Время шло. Ожидание томило. Объятый холодной ночью, Мишин сиротливо сидел в укрытии. Постепенно исчезают из виду силуэты ульев, царство тьмы поглощает окружающие очертания. И вот уже всё слилось в единой чёрной массе. Только крошечные звёзды на небе загораются ярче, задорнее. А всё-таки интересно ночью смотреть в холодный космос. Глубоко духовные мысли приходят к человеку… Но Мишина волнует, почему же зверь до сих пор не появляется на «сцене»?

Сидеть без движения стало пыткой. Хотелось прилечь, изменить положение тела, но конструкция наспех сооружённого «кресла» такого удовольствия не предусматривает. А вокруг ни шорохов, ни треска, медведя близко нет. Стрелки часов показывают час ночи. Охотник просидел уже девять бессонных, мучительных часов. «Вот бы сейчас сюда друга Аркашу, он бы подежурил за меня, а я бы поспал, восстановил энергию», – подумал Иван. Но нет ни Аркаши, ни медведя. Он, Аркаша, уже давно пришёл с дежурства, снял милицейскую форму, поужинал, и устало прилёг к жене. А утром встанет, позавтракает, смахнёт пыль с майорских погон, оденется и снова уедет на службу. Ах, как он просился на охоту; «Ну возьми меня на медведя, возьми! Хочу его шкуру в спальне положить».

Мишин всё время видит округлое с небольшими глазами лицо друга. Аркадий не высок, но атлетически коренаст, а когда на отдыхе обрастал рыжей бородой, он внешне походил на церковнослужителя, хотя в церковь его не заманить и кагором.

А медведя всё нет. Веки налились свинцом, глаза закрываются, голова медленно опускается на грудь.

Вдруг тишину леса разорвал мощный металлический удар. Мишин вздрогнул, сердце забилось в груди с необыкновенной энергией. Удар произошёл на стоянке тракторов. Промысловика осенило: «Там возле моторов ходит слесарь и производит неотложный ремонт. Наверняка развёл костёр для тепла и света. Перекурит тот мужик и снова примется крутить гайки и стучать кувалдой. Утром приедут рабочие на лесосеку, а трактор к работе готов – заводи мотор, таскай брёвна».

Через час новый удар разнёсся по тайге: «Ну конечно, из-за этого ремонтника не идёт медведь. Всю охоту испортил, не нашёл другого времени стучать кувалдой. Ведь знает, что на пасеку охотник приехал, ведь видит же, Газик рядом стоит. Так нет, расшумелся, нарочно испортил охоту».

Сейчас не хотелось идти к ремонтнику. Мало-помалу Мишин успокоился, а с этим пришла надежда о появлении медведя на утренней заре. Охота может состояться. Мишина не покидало желание проверить свет фары на случай прихода зверя. Вдруг в нужный момент освещение подведёт. Но в то же время включать фонарик не хотелось, медведь мог увидеть вспышку.

Этот металлический удар лихо отрезвил промысловика. Но ещё больше потрясло, когда в полной тишине вдруг громко скрипнула дверь избушки.

Мишин не поверил своим ушам. Конечно, ночью, да в одиночестве слабеет чувство реальности, начинает мерещиться всякая мистика. Но когда дверь так же со скрипом закрылась, у охотника под шапкой шевельнулось. Сердце беспокойно застучало ещё громче. Мозг сбивчиво работал на пределе: «Это что же происходит? Что тут происходит? В домовых и разных кикимор Иван не верит. Если бы дверь открыл человек, он сначала должен непременно пройти по тропинке возле моего сарайчика, – рассуждал Иван, – услышал бы шаги, вон шорохи мышей в траве слышно, а уж шаги и подавно». Нервы напряглись, стало казаться, что кто-то подо мной дышит и протягивает длинную ручищу: вот-вот схватит за ноги…

Так, не сомкнув глаз, в напряжении, в ожидании чего-то непредсказуемого просидел Иван первую ночь до восхода солнца. В восьмом часу утра до слуха донёсся шум мотора – лесорубы приехали на работу. Подъехав к сарайке, водитель выключил двигатель. На охотника глянули десять пар любопытных глаз. Из кабины вышел лесничий Кудряшов.

– Как охота, Иван Михайлович? – спросил он басовито.

– Плохо, Валентин Андреевич!

– Что так?

– Не будет в обиду сказано, но охота не состоялась из-за вашего ремонтника. Всю ночь брякал железом, понятно, при таких условиях зверь не подойдёт.

Рабочие и лесничий переглянулись, не понимая, о чём идёт речь.

– Но мы на ночь никогда не оставляем слесарей, – возбуждённо отвечал лесничий. – И техника у нас, слава Богу, в исправности.

– Не оставляли… а кто же кувалдой бил?

Рабочие дружно загоготали.

– Слезай с крыши, айда с нами, сейчас посмотрим.

Остановились на стоянке тракторов, рабочие друг за другом покинули грузовик. Разговаривая о предстоящем рабочем дне, проверяли свои инструменты. Тракторист решил расчекорить трос, прижатый хлыстами к земле. Поискал глазами оставленный вечером лом, но его на месте не оказалось.

– Мужики! – громко обратился он. – Я вот тут вчера лом оставлял, кто брал?

– Зачем нам твой лом, коли у нас свой инструмент: пилы да топоры!

– Вот те на, куда он делся? – растерянно вопрошал тракторист.

– По Ветлуге уплыл твой лом, – шутили остряки.

– До Ветлуги-то надо сперва прошагать двадцать вёрст.

Некоторое время спустя лом нашёлся возле Газика, тут же в грязи отпечатались и огромные медвежьи лапы. Капот машины оказался перекошенным, две глубокие вмятины свидетельствовали о нанесённых по машине ударах… это обстоятельство позабавило лесорубов.

– Ладно не по стёклам бил медведь-то.

– Совестливый, понимает, что стёкла трудно достать.

– Ну и умница этот медведь! – больше всех удивлялся лесничий. – Ведь сообразил, что этот Газик пришлый, вычислил охотника и дал протест. Вот и думай после этого, что медведь не находит разницы в технике, ведь ломом колотил не по нашим лесным трелёвочникам.

Оставлять здесь свой транспорт больше не имело смысла – медведь промысловика рассекретил. Иван решил перегнать машину и спрятать в лесу.

Вернувшись к оставленным вещам, возле сарайки он увидел худенькую, уже не молодую женщину. Это и была хозяйка пасеки – Ольга Лопатина из Козьмодемьянска. Познакомились.

– Тётя Оля, вы с рабочими приехали?

– Нет-нет, – ответила она певуче, – я ночью пешком пришла.

– Ночью?.. Так это вы дверью скрипели? – выдохнул Иван.

– Да, пришла и в домик зашла.

– Но я всю ночь глаз не сомкнул, не видел вас на этой тропинке и не слышал.

– Я не хожу лесовозной дорогой, у меня своя тропинка по ту сторону избушки, она покороче. А шагов не слышно было – так и понятно: после дождя листья не шуршат, я и прошла в домик незаметно. Мне говорили, что сюда должен охотник прибыть, но не знала, что вы уже здесь.

– Как же вы ночью-то шли в темень такую, да и лес полон зверьми?

– Меня знают тут все, – улыбнулась Ольга. – Вы вчера приехали?

– Да. И устроился на крыше вашего сарайчика.

– Не приходил медведко-то?

– Нет, этой ночью он занимался моей техникой.

Ольга вздохнула и продолжила разговор:

– Моё хозяйство тоже не обошёл. Пока в город ходила, четыре пчелосемьи нарушил. Раньше, бывало, украдёт улей и жуёт мёд в кустах, а в моё отсутствие совсем обнаглел – тут же на пасеке и закусывает.

Слова Ольги у Ивана вызвали смех – ему представился этакий самоуверенный верзила, сидит себе, пьёт, не обращая внимания, и закусывает большими шматками мёда.

– Тётя Оля, а большая ли у вас пасека была?

– При живом-то муже у нас на пасеке было сто сорок пчелосемей. Умер Гриша, и с тех самых пор на пасеке объявился медведь. Теперь всего три десятка осталось. Разорил меня сладкоежка. Сколько труда вложено зря. У мужика-то руки посильнее и ума в этом деле больше. Не стало хозяина, пропадает пасека.

– А что, охотников в округе разве нет, долго ли прибрать хулигана? На это дело охотинспекция разрешение даёт.

– Были охотники, – грустно ответила Ольга. – Сын с другом здесь были, караулили с ружьями. Медведь на глазах улей терзал, а стрелять не стали.

– Побоялись, что ли?

– Сын не стал стрелять, померещилось ему, что на пасеку отец приходил. Так и уехали, ничего не сказав.

– Хитёр, значит, медведь-то. Но от меня не уйдёт. Это будет мой седьмой медведь, – твёрдо заверил охотник Мишин.

Ольга ничего не ответила, но на её лице обозначилось выражение грусти, непонятной тревоги. Она засуетилась и пригласила Ивана в домик:

– Заходите, пожалуйста, я пирогов свежих принесла, чай вскипятила, медовых сотов нарезала.

Правду говоря, после бессонной холодной ночи больше хотелось спать, чем завтракать, но горячий чай, да с мёдом, – это тоже дело.

 

4

Избушка, срубленная из тонких сосновых брёвен, служившая Ольге жильём, внутри оказалась ещё меньше. При входе Мишин наткнулся на жестяную печку-буржуйку. За ней стоит столик, а слева от него располагается топчан с соломенным матрасом, над ним свисает старый марлевый полог, спасавший хозяйку летом от комаров. Две табуретки дополняют мебель. Маленькое оконце, вырубленное в сторону ульев. Из него можно вести наблюдение, не вставая с табуретки.

На полочке, приколоченной к стене, в чёрных переплётах сложена стопка книг. При всей этой тесноте и ветхости из тёмного угла, освещённого лампадкой, на Ивана смотрели глаза икон Божьей матери и Христа. Они смотрят на него выразительно и достаточно сурово, располагая внутренне настроиться на лад доброты и откровения. В избушке тепло, пахнет ароматами сушёных трав и грибов. По стенам на гвоздиках висят кулёчки с припасами.

Тётя Оля разливает по кружкам чай. Цветочный мёд тягуч, сладок. Иван пьёт чай небольшими глотками вприкуску с янтарными сотами, чувствуя, как тело наливается бодростью и силой. Ольга же, прежде чем сесть за стол, повернулась к образам и, усердно крестясь, торопливо заговорила.

– Глаза все, Господи, смотрят на тебя с надеждою, как ты каждому в свое время даёшь пишу, отверзаешь твою щедрую руку, чтобы всех живых наделить милостями…

Глядя на Ольгу, Иван забыл про чай, но когда певучий её голос стих, вновь пододвинул к себе кружку. Чай был ещё горячим, он дул в кружку и, чтобы не сидеть истуканом, сказал:

– А я крещёный в детстве, а креститься не могу, не научили. как-то мать надела на меня крестик, и пошёл я в школу. Как на грех, в этот день прививки делали. Снял рубашку перед врачом, стою с крестиком на шее, учительница увидала и давай меня стыдить. Особенно старались пионервожатая и директор школы: «Как, – говорили они, – тебе не стыдно перед лицом своих товарищей»? Ох, и натерпелся я, до сих пор помню, как стыдили меня за этот крестик.

– Ношения крестика стыдиться не надо, – говорила Ольга. – Это обычай такой христианский, кто носит его, тому Бог наш Христос помогает, спасает от искушения дьявольской силы. Ольга поставила второй стул ближе к столу и стала чаёвничать.

Мишин старался не придавать значения ни чему, но для себя всё больше открывал эту пожилую женщину: глубокая вера сделала её покорной судьбе, а труд сделал её движения ладными, мастеровыми, пластичными.

У нашего поколения атеистов подобные ритуалы у икон вызывают растерянность, усмешку – так не присуще нам бытие верующих. А Ольга – человек, который обрёл свободу и внутреннее мужество.

 

5

Утренняя трапеза завершилась все же немногословно, ведь, по сути дела, с хозяйкой пасеки охотник едва познакомился. Ольга в своём чёрном халате, с ловкими руками и запасённой на всякий случай молитвой, казалась загадочной и недосягаемой.

Она убрала со стола. Посуду вынесла из избушки и, подойдя к кострищу, над которым висел почерневший от дыма котёл, начерпала воды в огромное алюминиевое блюдо, сложила в него ложки, тарелки, кружки. Затем смочила берёзовый веник водой и навела порядок в доме.

Утро зарумянилось огромным красным солнцем так, что весь горизонт востока казался неохватным малиновым садом со сладкой ягодой. На кустах и ветках деревьев висели капельки росы. До какого-то момента они были просто каплями воды, но луч солнца осветил их, и они заблистали богатой огранкой. А промысловик Мишин сидит возле сказочного лесного теремка на пенёчке и смотрит на живые картинки тайги.

Закончив дела, Ольга решила сходить на болото за клюквой, она совсем рядом – рукой подать. И, одев сапоги и прихватив корзину, бесшумно исчезла за частоколом березняка, за которым таинственно чернел хвойный лес.

Она шла легко и уверенно, как по своему подворью, зная, где что лежит, что требует её заботливой руки. Вот подошла к знакомому муравейнику и, глянув, ахнула, перекрестилась. Коническая куча из иголок хвои сосны и ели, высотой около метра, была развалена. Муравьи едва шевелились возле разрушенного жилья. Ольга сгребла всё в кучу, рассуждая:

– Неужели и тут медведко баловал? Да нет, зачем ему эта мелочь, когда пасека рядом. А-а – осенила её догадка, – да это же кабан мурашей разворошил, и прилёг отдохнуть в тепло, вепри используют муравейники для исцеления.

Ольга улыбается рукотворному домику мурашей, просит Бога их защитить в зимнюю стужу. Она снова идёт по пуховому мху. Кончилась сосновая гряда, и шагнула Ольга на ковёр зелёный, шелковистый, с крупной рубиновой клюквой, присела на колени. Ягоды красные, спелые. Но Ольга не спешит, молитвой просит благословления Божия, а уж потом начинает брать ягоду.

Но она не одна на болоте. За толстой суковатой коряжиной за женщиной наблюдает пара желто-коричневых глаз. Там стоит фигура так похожая на человека с короткими ногами, будто бы в низко опущенных галифе.

Медведь, чтобы привлечь к себе внимание, негромко посопел. Ольга оглянулась, увидела его, перекрестилась и занялась делом. А медведко от безделья то ложился на мох, то лапой чесал себе шкуру.

Охотник тоже страдал бездельем. После крепкого чая спать не хотелось. Вошёл в домик. Из угла, освещённого лампадкой, на него снова проникновенно глянули глаза Божьей матери и Иисуса. Внимание Ивана привлекла книга. На небесной синеве переплёта золотом старославянских букв вытеснено: «Закон Божий». Книга солидная. Иван держит её и читает с волнением: «О мире. Всё, что мы видим: небо, солнце, луну, звёзды, облака, землю, на которой мы живём, воздух, которым мы дышим, всё, что на земле: траву, деревья, горы, реки, моря, рыб, птиц, животных и, наконец, людей, то есть нас самих, – всё это сотворил Бог. Мир есть творение Божие».

«Хорошо сказано – ёмко, но ещё не убедительно, – подумал Иван Мишин. – А в школе говорили, что всё это создала природа. Напрашивается вопрос: что такое природа»?..

«…Чуден мир земной в своей красоте, и всё в нём наполнено жизнью. Невозможно сосчитать всех растений и животных, населяющих землю, от самых маленьких, не видимых нашим глазам, до самых больших. Они живут везде: и на суше, и в воде, и в воздухе, и в почве, и даже глубоко под землёй. И всюду эту жизнь дал Бог. Богат и разнообразен мир Божий. Но в то же время в этом огромном разнообразии царит дивный порядок, установленный Богом. Все растения и животные расселены по земле согласно этому порядку. И кому чем положено питаться, тем и питаются. Всему дана определённая и разумная цель. Всё в мире рождается, растёт, стареет, и умирает – одно сменяется другим. Всему Бог дал своё время, место и назначение. Только человек живёт повсюду на земле и над всем царствует. Бог наделил его разумом и бессмертной душой. Он дал человеку особое великое назначение: познать Бога, уподобиться ему и наследовать жизнь вечную. По внешнему виду люди разделяются на белых, чёрных, жёлтых и краснокожих, но все они одинаково имеют разумную и бессмертную душу. Через эту душу люди возвышаются над всем животным миром и уподобляются Богу. А если посмотреть в глубокую тёмную ночь с земли на небо? Сколько там увидим звёзд, усеянных по нему? Их несметное число. Всё это отдельные миры. Многие из них такие же, как солнце или луна, а есть и такие, которые во много раз больше их, но находятся так далеко от земли, что кажутся нам маленькими светящимися точками. Все они стройно и согласно движутся по определённым путям и законам друг около друга. И наша земля в этом пространстве кажется маленькой светлой точкой. Велик и необъятен мир Божий. Нельзя ни сосчитать, ни измерить его. Весь этот мир Бог создал для жизни и пользы людей – для каждого из нас. И если мы будем любить Бога и жить по закону его, то многое в мире нам станет понятным и ясным. Мы любим мир Божий и жить будем со всеми в дружбе, любви и радости. Тогда эта радость никогда и нигде не прекратится, и никто не отнимет её, потому что сам Бог будет с нами. Но чтобы помнить, что мы принадлежим Богу, быть ближе к нему и любить его, то есть исполнять своё назначение на земле и наследовать вечную жизнь, нам нужно больше знать о Боге, знать его святую волю, то есть – Закон Божий…»

Иван отложил книгу, задумался: «Как верно всё сказано, как глубоко она освещает сущность человеческую, а мы, разумные люди, неблагодарны, почти ничего не знаем о Боге».

Ивану полюбилась книга, захотелось больше узнать о творце небесном. «Эх, нет здесь Аркаши, – вспомнил Мишин о друге. – Спросил бы его обязательно, что он думает о Боге. Он бы наверняка отшутился так: „Ну, это бородатый дядя, на облаках сидит – в одной руке компьютер, а в другой карающая огненная стрела“. Конечно, невелики его познания в библии, но кто из нас, атеистов, знает больше»?

 

6

Октябрьский день недолго радовал светом. Ольга вернулась усталая, но счастливая, с полной корзиной ягод. Готовя ужин, она рассказывала о приключениях прошедшего дня: о беде с муравьями, о бородатых птицах глухарях, встреченных на болоте среди клюквы, о серебристом зверьке – белке, но о медведе не обронила и полслова. Для охотника её рассказы не в диковинку. Иван не ожидал, что судьба сведёт его здесь, в глухомани, с глубоко верующей женщиной, являющей собой безграничную любовь и доброту от маленькой пчёлки, муравья до огромного медведя-грабителя. Преданность Богу и духовная нравственность высоко подняли её над другими людьми.

Иван признался Ольге, за каким занятием он коротал этот день:

– Тётя Оля, я ваши книги читал.

На лице уставшей женщины обозначились любопытство и удивление.

– Начал изучать Закон Божий, – продолжал он. – Эта книга серьёзная, до главного ещё не дошёл.

– Главное – это Бог. Мы, рабы божьи, должны почитать миротворца. Всё, что нас окружает, создал он.

В котелке варилась картошка, ароматный запах её и дыма из осиновых гнилушек, щекотали ноздри копчёностью. Хозяйка принесла банку, открыла крышку, сладко пахнуло пряностями рассола, и наполнила тарелку огурцами. Пока готовился ужин, Иван попросил Ольгу подробнее рассказать о священном писании, ему больше хотелось слушать, чем читать.

Ольга скромно улыбнулась, верно, от того, что здесь в глуши нашёлся её последователь-единомышленник. Лицо её сразу преобразилось, стало одухотворённым, и она, перекрестившись, тихим голосом поводыря повела Ивана в глубокую, дивную древность.

– Вначале Бог из ничего сотворил небо, то есть духовный мир, ангелов. А о них надо сказать особливо – от них началось добро и зло. Ангелы – они бестелесные и бессмертные духи, одарённые умом, волей и могуществом. Бог сотворил их бесчисленное множество. Они различаются между собой по степени совершенства и по роду своего служения, и разделяются на чины. Высшие из них называются: херувимами, серафимами и архангелами. Все ангелы были сотворены добрыми, чтобы они любили Бога и друг друга, и от этой жизни в любви имели постоянную радость. Но Бог не желал заставлять любить насильно, он представил ангелам свободно выбирать – хотят ли они сами любить его или нет. Вот один самый высший ангел по имени Денница возгордился своей силой и задумал сам стать как Бог. Он начал клеветать на Бога, всему противиться и стал тёмным, злым духом Диаволом, Сатаною. А это слово Дьявол означает – клеветник, а Сатана – противник всего добро…

Иван внимательно слушал Ольгу, особенно запоминая значения слов, и старался не перебивать её встречными вопросами. А она рассказывала так просто и самозабвенно, будто перечитывала священное писание.

… Этот злой дух соблазнил и увлёк за собой много других ангелов, которые стали злыми духами, и зовут их бесами. Против Сатаны выступил один из ангелов Божьих – Архангел Михаил. И сказал он: кто равен Богу? Никто! И произошла на небе война. Михаил и ангелы его воевали против Сатаны, а Сатана и бесы его против них. Не устояла злая сила против ангелов божьих, и упал Сатана со своим войском как молния вниз, в преисподнюю, в ад. Ад – так называется место вдали от Бога. Они стараются коварством и хитростью соблазнить каждого человека, внушая ему ложные и злые желания, чтобы погубить. Вот так возникло зло в Божьем творении. А оставшиеся с Богом с тех пор в любви и радости живут с Богом. Это святые ангелы. Ангел – это значит вестник. Каждому христианину Бог даёт при крещении ангела-хранителя, который невидимо охраняет человека всю его земную жизнь, не оставляет его душу и после смерти. Вот, я рассказала об ангелах, – закончила Ольга и стала торопливо мешать поварёшкой в котелке.

– А дальше-то что было? – не унимался Иван.

– После сотворения ангелов Бог сотворил видимое небо, землю и всё, что на них. А потом сказал он: «Да будет свет!» И настал свет. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью. Это был первый день сотворения мира. Затем был второй день, третий, четвёртый, пятый день. В этот день вода произвела душу живую, появилась в воде рыба, а в небе полетели птицы. В шестой день по велению Божию земля произвела душу живую, и появились на земле животные, и сотворил Бог человека – мужчину и женщину.

– Надо же, за одну неделю Бог всё организовал!

– Но эти дни творения не были нашими обыкновенными днями. У Господа один день, как тысячи лет, а тысячи лет, как один день.

После ужина, облачась в тёплую одежду, Иван отправился на свой пост, замаскировавшись на крыше старого сарая, в надежде завершить охоту.

Трактора и бензопилы лесорубов смолкли, рабочих и след простыл. Скоро очертания знакомых строений слились в единую бурую массу, а чёрный лес деревянно поскрипывает суставами стволов и кореньев, и казалось, будто звуки эти принадлежат проснувшейся братии леших и кикимор – проснулись, зашуршали по своим делам.

На небе обозначились яркие точки созвездий и планет. Вспомнились школьные годы, учебник по астрономии, что астрономия происходит от двух греческих слов: астрон – светило, звезда, и номос – закон. В данном случае подтверждает происхождение мироздания по велению Божию, – по его законам, как об этом рассказала Ольга.

На какое-то время Ивана отвлекла падающая звезда, она подобно молнии прочертила небо и пропала в его холодной бездне. В народе говорят, что если успеть загадать желание, пока звезда падает, оно сбудется. Мишину было на что загадать, но всякий раз, пытаясь это сделать, он не успевал произнести заветного желания – звезда гасла.

Глядеть на волшебство ночного неба – фантастика. Чего только здесь не увидишь: вот созвездия Большой и Малой медведиц. Полярная звезда своим местонахождением определяет север. Многие созвездия сохраняют свои названия с глубокой древности, а некоторые связаны с греческой мифологией, например, Андромеда, Персей, Пегас. Есть созвездия, названные именами животных: Лев, Рак, Скорпион. «Много всего на небе – и всё это создано единосущным Богом», – утверждает Ольга.

Холод пробрался под одежду. Стуча зубами, Мишин открыл термос и, жадно прихлёбывая горячий чай, вспомнил дружка Аркашу. С ним не соскучишься, мог бы и подменить на часок-другой. Хотел он приехать. На этот случай Мишин оставил дома записку с объяснением, где его найти. Впрочем, бывал он в этих краях, пасеку найдёт без труда. Однако нет его, видимо, отпуск тормозят.

 

7

На стрелках часов полночь. Медведя не слышно, где он, в каких краях бродит?.. Он наверняка охотника чует, боится, вот и ждём друг друга. У каждого свой интерес.

Сегодня неспокойно, дует холодный ветер, деревья безжалостно хлещут друг друга ветвями. Возможно, скоро снегу навалит, всякое бывает в это время, осень – родная сестра зимы. И это обстоятельство волновало больше всего – медведь бесследно заляжет в берлогу.

На рассвете охотник едва слез с сарая – так промёрз, не сомкнув глаз с прошлого дня. Хозяйка пасеки встретила Мишина горячим завтраком.

После короткого завтрака усталость охотника свалила, он растянулся на соломенном матрасе возле буржуйки…

Но спал, видимо, недолго, вздрогнул от лёгкого скрипа входной двери и пришёл в сознание. Ольга вошла в избушку с охапкой дров и осторожно, чтобы не шуметь, положила их под «брюхо» буржуйки, но видя, что Иван не спит, сказала:

– Добрый день. Как спалось?

– День добрый. Отдохнул хорошо. А как там погода?

– Холодно и ветрено, теперь хорошей погоды не жди. Недаром люди называют октябрь грязником: ни на колёсах, ни на санях. этот месяц по-разному называют: и листопадом, и грязником, и свадебником. Много сохранилось примет: если в октябре прогремит гром – зима будет бесснежная. Осенний иней – к сухой солнечной погоде, к вёдру, к теплу. В октябре луна в кругу – сухо будет; коли лист с дуба и берёзы упал чисто – лёгкий год, коли нечисто – к строгой зиме.

Иван сидит на табуретке, разгоняя пальцами морщины на опухшем лице, хотелось пойти умыться, но решил послушать о народных приметах.

– В октябре много праздников, – продолжала Ольга. – Вот первого числа Аринин день. Раньше примечали: если на Арину журавли полетят, то на Покров надо ждать первого мороза, а если их не видно в этот день – раньше Артемьего дня не ударить ни одному морозу. Восьмого октября Сергий Радонежский. Если первый снег на Сергия, то зима установится на Михайлов день, 21 ноября.

– А Сергий Радонежский, кто он? – полубопытствовал Иван.

Ольга метнула на Ивана взгляд, будто он не знал чего-то простого.

– Сергий – он основатель и Игумен Троицко-Сергиевского монастыря. По его инициативе на Руси для монахов и монахинь был введён общежитейский закон. Святой Сергий был близок с князем Дмитрием при освобождении Руси от монголо-татар.

– Тётя Оля, вы читаете учебники по истории?

– Мои учебники – священные книги.

– А как насчёт других праздников в октябре?

– Девятого числа – Иоанн Богослов, он апостол Христов.

– Что значит апостол?

– Апостол – это ученик Христа, – продолжала Ольга. – Десятого числа – день Савватия-пчельника. Это, как говорится, наш праздник. В этот день убирают на зиму ульи. По древней традиции пчеловоды заставляли молиться Савватию детей, так как пчелиный промысел считается одним из тех, которые требуют нравственной чистоты и праведной жизни перед Богом. (Ребятишки до 12 лет считаются безгрешными). Тринадцатого октября – Григорий. На Григория жгли старую солому из постелей, набивали новой. Купали детей из решета на пороге – от порчи…

Судя по матрасу, с которого Иван только что встал, традицию на день Григория хозяйка соблюдает. Действительно, пахнет свежим сеном и травами.

– Я в деревне родилась и жила там долго, – продолжала Ольга. – Мы, девки, бывало, по вечерам собирались на посиделки у кого-нибудь или нанимали для этого избу. К нам на посиделки приходили с гармошкой парни. Под свет лучины пряли пряжу, а парни лапти плели. Песни играли чуть не до рассвета. Как вспомню те времена, молодость – сердце щемит, слёзы на щеках. Интересно было как-то тогда, люди дружные были, весёлые.

За дверью избушки холодный пронизывающий ветер раскачивает верха векового леса, а он, с проседью и мхом на стволах, устало стонет, как больной старик. Угрюмая пустота и грусть заползают в душу. Плохо в такое время одному, без общения, уж так устроен человек.

– Конечно, раньше всё было по-другому, на свой манер, – поделился Иван. – Матушка моя тоже из деревни – с Ветлуги, часто вспоминает молодые годы. Взять хотя бы лирическую сторону жизни – молодёжные сходки. Раньше о техническом прогрессе и не мечтали, главным музыкальным инструментом была сама душа человека да гармонь с балалайкой. В каждом человеке была искорка таланта, были и свои деревенские артисты. Мама рассказывала, что огромным событием на селе был концерт местных самодеятелей. А что сейчас? Люди уединились в своих стенах, уткнувшись в телеящики. Знать никого не хотят, порой даже не знают соседа на лестничной площадке: не стало единства в людях как раньше. А эти заграничные фильмы ужасов о насилии, убийствах воспитывают в нашей стране преступников. Надвигается волна криминала.

– Это дьявольская сила подняла голову, вселяясь в души людские. Забыли люди Бога. Забыли его заповеди, как праведно жить на миру.

– Заповеди? Это такие правила, что ли? – поинтересовался Мишин. – Так расскажите?..

За разговором не заметили, как пламя в печи улеглось, угли подёрнулись серебристой пеленой пепла. Ольга поворошила кочерёжкой, угли вспыхнули, морщинистое лицо её осветилось горячим румянцем, и он не сходил во всё время разговора.

– Заповеди даны, чтобы люди не болели, а жили в блаженстве и любви, Бог дал народу повеление – десять заповедей, точно указывающих, что должен делать человек и чего избегать. Вот послушай, Иван Михайлович, что заповедал Бог: Первая заповедь гласит: Я Господь Бог твой, и не должны быть у тебя другие боги, кроме меня.

Вторая: Не сотвори себе кумира и всякого подобия, не кланяйся им и не служи им.

Третья: Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно.

Четвёртая: Помни день субботний, чтобы святить его (т. е. проводить его свято): шесть дней работай и делай, в продолжение их все дела твои, а день седьмой – день покоя (суббота) посвящай Господу Богу твоему.

Пятая: Почитай отца своего и матерь свою, чтобы тебе хорошо было, и чтобы ты долго прожил на земле.

Шестая: Не убий! Шестою заповедью Господь Бог запрещает убийство, т. е. отнятие жизни у других людей, и самого себя (самоубийство), каким бы то ни было образом.

Седьмая: Не прелюбодействуй. Седьмою заповедью Бог запрещает прелюбодеяние, то есть нарушение супружеской верности и всякую незаконную и не чистую любовь.

Восьмая: Не воруй. Восьмою заповедью Бог запрещает кражу, то-есть, присвоение каким – то ни было образом того, что принадлежит другим.

Девятая: Не произноси на другого ложного свидетельства.

Десятая гласит: Не желай себе жены ближнего твоего, не желай дома ближнего твоего, ни поля его… эти заповеди стали договором Бога с людьми и назывались Ветхим, Старым заветом.

– Ветхий, Старый. а что, есть и новый завет? – прищурясь, спросил Иван.

– Да, есть.

 

8

Вечерело. Мишину следовало идти на свой пост – на крышу сарая. После нескольких бессонных ночей я стал сомневаться в правильности выбранного метода охоты. Становилось ясным, что медведь охотника чует и терпеливо ждёт, когда тот покинет пасеку.

Выход из ситуации предложила сама хозяйка.

– Медведко-то понимает, что неспроста охотник сидит на крыше. Вы, Иван Михайлович, укройтесь в избушке, отдыхайте, а я подежурю, придёт грабитель – позову.

Иван согласился и, устроившись на топчане, стал коротать ночь.

Окно избушки наглухо закрыто одеялом так, что свет наружу не виден. Со стороны можно подумать, что в избе никого нет.

Холодный ветер завывал в трубе буржуйки. Проволочные заграждения с навешанными банками иногда подавали звуки ложной тревоги. Хотелось выбежать с ружьём, но вперёд, крадучись из дома, выходила Ольга, подолгу слушая ночные шорохи и звуки, а возвратясь, грела лицо и руки возле боков печки. Отогревшись, она садилась за стол и, в который раз открыв псалтырь, читала молитвы, усердно крестясь на образа.

Мишину тоже не спалось. Он попросил Ольгу рассказать об Иисусе Христе. И женщина, повернувшись на табуретке, тихо стала говорить:

– В древние времена земля Израиля была разделена на двенадцать областей. Одна из них называлась Иудеей. На земле этой царствовал царь Ирод. Он по заданию римского императора задумал провести всенародную перепись. Каждый иудей должен был записаться там, где жили его предки. А Иосиф и Мария были из другого рода – рода Давидова. Поэтому отправились в другие земли, в город Вифлеем, но там для них не нашлось места, они остановились за городом, в пещере, куда пастухи загоняли скот в непогоду. Здесь, в эту ночь, у Марии родился младенец. Она спеленала его и положила в ясли, куда кладут корм для скота. Вифлеемские пастухи в эту ночь пасли свои стада в поле. Вдруг явился перед ними ангел Божий, и свет Господень осиял их. Пастухи поначалу страшно испугались, но ангел сказал им: «Не бойтесь! Я возвещаю вам великую радость: ныне родился спаситель, он есть – Христос. Вы найдёте его в пеленах, лежащего в яслях». Пастухи поспешили в пещеру и увидели Марию, Иосифа и младенца.

И вот на восьмой день после рождения Спасителя матерь его с Иосифом, согласно закону, дали ему имя – Иисус, которое указано было Господом через ангелов. Из далёкой страны, с востока, из Персии и Вавилона пришли в Иерусалим волхвы.

– Это?..

– Это учёные люди, мудрецы, – упредила Ивана Ольга. – Они занимаются наблюдением и изучением звёзд, и когда увидели на небе появление новой звезды, поняли, что родился великий человек, который покорит весь мир. Они пришли в Иудейское государство поклониться ему. Царь Ирод, узнал про эту новость, встревожился: он был человеком жестоким и очень мнительным. Он испугался, боясь, что у него отнимут власть и предадут царский престол новорожденному царю.

Ирод собрал к себе священников и книжников, изучавших священное писание, и спросил их: «Где родился Христос?» Они ответили: «В Вифлееме, потому что так написано у пророка Матхея».

Тогда Ирод позвал к себе звездочётов и сказал им: «Пойдите и хорошенько всё узнайте о младенце, чтоб я потом сходил и поклонился ему». На самом деле Ирод задумал убить родившегося царя.

Звездочёты нашли новорожденного Иисуса, поклонились ему, поднесли подарки свои: золото, ладан, благовонное масло. После этого учёные хотели возвратиться в Иерусалим к Ироду, но во сне получили от Бога повеление не возвращаться к нему. И пошли волхвы по другой дороге прямо в свою землю, Персию. А царь Ирод с нетерпением ждал учёных, и когда звездочёты к нему не пришли, то понял: они уразумели его умысел. Он страшно разгневался. Не зная, как отыскать младенца Христа, царь Ирод дал ужасное приказание: убить всех младенцев в Вифлееме и его окрестностях. Он надеялся, что в числе этих младенцев будет убит и Христос. Ангел Господень явился во сне Иосифу и сказал: «Встань, возьми младенца и матерь его, и бегите в Египед и будь там до тех пор, пока я тебе не скажу, потому что Ирод хочет искать Иисуса».

Иосиф под покровом ночи пошёл в Египед.

Воины Ирода убили четырнадцать тысяч младенцев. Вскоре после этого Ирод был наказан за свою жестокость. Он заболел ужасной болезнью – тело его заживо гнило и съедаемо было червями. После смерти Ирода ангел явился Иосифу и сказал: «Возьми младенца и матерь его и вернись в землю израилеву».

Младенец Иисус с самых ранних лет показывал в себе необыкновенный разум и дивную святость в своих поступках. Когда ему исполнилось двенадцать лет, Иосиф и Мария взяли его в храм на праздник. По окончании праздника Иосиф и Мария пошли домой. А отрок Иисус остался в храме с учёными людьми. Необыкновенный разум и ответы его приводил всех в изумление. Пресвятая матерь подошла к нему и сказала: «Сын мой, что ты сделал с нами? Вот отец твой и я с великой скорбью искали тебя». На что Иисус отвечал: «Зачем же было искать меня? Или вы не знаете, что мне должно быть в том, что принадлежит отцу моему?» Этими словами отрок показал, что ему следовало быть в храме Божием и что он есть не простой человек, но сын Божий, пришедший на землю для великого дела.

В тринадцать лет Иисус пришёл на реку Иордан к Иоанну Крестителю, чтобы получить у него крещение. После совершения обряда крещения, когда Иисус выходил из воды, вдруг раскрылись небеса и Иоанн увидел Духа в виде голубя, спускавшегося на Иисуса, а с неба был слышен голос Бога Отца: «Сей есть сын мой возлюбленный, в котором моё благоволение».

Ольга повернулась к иконам, крестясь и кланяясь, прочитала вслух тропарь праздника…

Она постояла возле икон, взяла кружку и, шагнув к буржуйке, налила чаю из чайника. Чай из берёзовой чаги, он всегда бывает тёмно-коричневый, пахнущий деревом и землёй, придающий здоровья и силу. И пока сказительница пила, Иван обдумывал то, что посчастливилось услышать.

Маленькая комната лесной избушки, освещённая керосиновой лампой, наполнена таинственной тишиной, даже сверчки не смели нарушать её. Иван в полудрёме всё больше ощущал себя в обстоятельствах далёкого древнего времени, будто видел взросление и жизнь Христа, как знакомого человека.

– Тётя Оля, а что дальше-то?

Ольга не спеша присела, подумала, о чём будет рассказывать, и беседа продолжалась.

– После крещения Иисус удалился в пустыню, чтобы там уединиться и молитвою и постом приготовиться к исполнению своего великого дела, для которого он и пришёл на землю. Сорок дней и сорок ночей был он в дикой пустыне, со зверями, не вкушая пищи. Там приступил ко Христу Дьявол и пытался хитрыми вопросами и обольщениями соблазнить его на грех: мгновения ока он показал Иисусу все царства мира во всём блеске их и величии. И сказал: «Всё дам тебе, если ты, падши, поклонишься мне, всё будет твоё». Иисус Христос сказал ему: «Отойди от меня, Сатана, ибо сказано в писании: только Господу Богу поклоняйся и ему одному служи». Посрамлённый дьявол отступил от Христа до времени. Так спаситель, победив искушение от дьявола, показал этим, что он пришёл освободить людей от власти Дьявола, без всяких уступок злу.

После этого Иисус пошёл по городам и селениям еврейской земли проповедовать людям Евангелие – это значит – радостная весть о том, что есть обещанный Спаситель, пришедший на землю спасти людей от власти Дьявола, греха и вечной смерти, и дать людям вечное спасение – Царство Божие. Это учение Иисус излагал в образах, подобиях и сравнениях или приметах из нашей обычной жизни. Между тем и другим миром существует дивное единство. Поэтому видимый мир говорит нам о законах невидимого, небесного мира.

Христос творил много чудес, они были совершены божественной силой. Многие из евреев поверили Иисусу и толпами ходили за ним, слушая его учение. Другие же, особенно вожди еврейского народа, старейшины и священники, желая властвовать над людьми, не захотели принять его истинного учения и сделались врагами Христа. Его враги первосвященники, книжники, старейшины народа собрались у первосвященника Кайфы за несколько дней до весеннего праздника Пасхи. На этом совете они решили взять Иисуса хитростью и убить его, но только не в праздник, чтобы не произвести возмущения в народе. Один из двенадцати учеников Христовых, апостол Иуда Искариотский был очень жадный к деньгам, и учение Христово не исправило его души. Он пришёл к первосвященникам и сказал: «Что вы дадите мне, если я предам вам Иисуса?» Они дали ему тридцать серебреников.

Иисус Христос собрал учеников своих и сказал: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын человеческий предан будет и распят?»

В пятницу вечером Иисус, зная, что он будет предан в эту ночь, пришёл с двенадцатью апостолами своими в приготовленную горницу. Когда все сели за стол, он взял хлеб, благословил его, переломил на части и, передавая ученикам, сказал: «Примите еду, это есть тело моё, за вас предаётся на страдания и смерть, для прощения грехов». Потом взял чашу с виноградным вином, благословил, возблагодарив Бога Отца за все его милости к роду человеческому, и, подавая ученикам, сказал: «Пейте из неё все, это моя кровь Нового Завета, за вас проливаемая во оставление грехов».

Причастив апостолов, Господь дал заповедь всегда совершать это таинство. Он сказал: «Сие творите в моё вспоминание». Во время тайной вечери Спаситель Объявил апостолам, что один из них предаст его. Ученик Иоанн, припадши к груди учителя, тихо спросил: «Господи, кто это?» Иисус так же тихо ответил: «Тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам». И, обмакнув кусок хлеба в соль, он подал Иуде, сказав: «Что делаешь, делай скорее». Но никто не понял, для чего это Спаситель сказал ему. А Иуда, приняв кусок, тотчас вышел. Была уже ночь.

 

9

И в тайге была ночь, её холодное царство поглотило и пасеку, и окружающий её лес. Казалось, всё попряталось, затаилось до утра, до света тёплого дня.

Ольга продолжала рассказы о перипетиях жизни, о людях со злыми, жадными сердцами, готовых предать друга, учителя. Но последних слов Иван уже не слышал, потому как всё происходящее вокруг видел своими глазами. Иван видел, как Иисус с тремя учениками своими вошёл в сад и сказал: «Душа моя скорбит смертельно». И отойдя от них, пал на землю, молился и говорил: «Отец мой! Если возможно, да минует меня чаша сия – предстоящие страдания. Впрочем, пусть будет не так, как я хочу, а ты».

Ивану было жаль Иисуса, понимал, что скоро произойдёт ужасное, и потому плакал. Он во всю силу кричал Иисусу: «Уходи, прячься! За тобой идут враги!» И они пришли. Их привёл в сад предатель Иуда Искариотский. Толпа людей шла с фонарями, кольями и мечами, это были воины и служители, посланные первосвященниками, чтобы схватить Иисуса. Иван вглядывался в их злые лица. Здесь, среди пришедших людей, были и молодые, и седовласые бородачи. Но вот в толпе показался коренастый мужик с рыжей щетиной на лице. Казалось, он в толпу попал случайно, кого-то ищет. Лицо его очень знакомо, но в суматохе вспомнить имя мужика Иван не может.

Иуда сказал: «Кого поцелую, того берите».

Подойдя к Иисусу, Иуда сказал: «Радуйся, равви – учитель». И поцеловал его.

Иисус сказал: «Друг! Для чего ты пришёл? Целованием ли предаёшь сына человеческого?» Воины обступили Христоса. Апостолы, ученики хотели было защитить своего учителя. Пётр ударил мечом слугу первосвященника и осёк ему ухо. Но Иисус сказал Петру: «Вложи меч в ножны: кто поднимет меч против другого, тот сам погибнет от меча».

Сказав это, Иисус, прислонившись к уху врага своего, исцелил его и добровольно предал себя в руки разъярённой толпе. Иисуса Христа связали и били, как последнего преступника.

Вот Иван снова увидел того очень знакомого мужика. Он медленно открыл дверь и, не мигая, смотрел на него. Сердце сжалось от страха, он же был соучастником событий. И вдруг Ивану пришла справедливая мысль возмездия – огреть пришельца чем-нибудь. Перед ним табуретка, Иван пытается дотянуться до неё рукой, но руки, будто ватные, не подчиняются, Иван плакал от бессилия.

Между тем рыжебородый медленно приближается к нему с вытянутыми руками. Иван видит его трясущиеся пальцы. По разумению охотника получается, что толпа увела Иисуса, а этот пришёл за мной? Пришелец положил свои холодные ладони на щёки Ивана, тихо спросил:

– Почему ты плачешь?

– Так царя же нашего Иисуса убили!

– Ну и что? – равнодушно отвечал рыжий. – Вот придёт время пасхи, и он воскреснет – так было уже больше двух тысяч раз.

Затем пришелец наклонился над страдальцем и громко захохотал. Голос его сотрясал избушку. И от хохота, от сумасшедших звуков люди в саду исчезли, а охотник Иван оказался в избушке возле старой Ольги. А на него смотрела рыжая физиономия друга Аркадия.

Рывком поднявшись с постели, с дрожью в теле, Иван медленно пришёл в себя.

– Во даёт! – раздался голос Аркашки. – Я думал, он на вышке, медведя караулит, а он на перине дрыхнет.

– А я хотел тебя табуреткой, – признался Иван, протирая глаза.

– За что? – недоумевал Аркадий. – Давай, глаза-то открывай, да за стол садись, гостинцы вкушать.

Очухавшись, Мишин стал наблюдать за другом, суетившимся вокруг стола, и подумал: «Надо же присниться такому, будто я лично был свидетелем расправы над Христосом».

– Аркаша, всё же как ты похож на того рыжебородого апостола!

– На какого такого апостола? – отозвался Аркадий.

– Когда-нибудь расскажу, давай, знакомься с нашей хозяйкой пасеки…

Ольга поклонилась гостю.

– Милости просим, будьте как дома.

– Аркадий Семёнович, – представился новичок.

– Он у нас майор милиции, бандитов ловит, – добавил за гостя промысловик Мишин.

– Вот как?! – удивилась Ольга.

В центре стола засияла пятью звёздочками и рубиновым светом бутылка коньяка. Комнату наполнил нестерпимо аппетитный запах копчёной колбасы. Стол отяжелел от груза консервных банок и всего прочего.

С приходом гостя в домике всё непривычно ожило: где-то в углу заскрипел сверчок, под столом деловито, видно на запах колбасы, пробежала мышка, будто оповещая подруг: «Аркаша приехал! Аркаша приехал!»

Коньяк наливали в алюминиевые кружки. Более интеллигентной посуды в избушке не обнаружилось. Первый тост подняли за гостя. Потом выпили за приветливую хозяйку, потом – за удачу. Ровно порезанные катулечки колбасы исчезали со стола, гремели ложки в банках, сочно хрустели огурцами.

Разговаривая о том – о сём, не заметили, как бутылка опустела. Аркадий Семёныч склонился над рюкзаком, и в мгновение ока на столе знакомым светом засияла вторая бутылочка.

Когда Аркаша со стуком поставил её на стол, огонёк лампы радостно вспорхнул, в горнице посветлело.

Снова забулькало, правда, майор Ивану сделал замечание:

– Ну как ты пьёшь, ты же не по-гусарски пьёшь – как старик… не сутулься, изобрази на лице орлиный взгляд, руку с бокалом держи выше, чтоб локоть был на уровне плеча. вот, так-то лучше!

После «звёздочек» вся конспирация в избушке нарушилась. Если бы и пришёл медведь на пасеку, так только посмотреть на застолье.

– Ой! – воскликнул Аркадий. – Настоящая хохма, как я сюда к пасеке подходил. Я же думал, ты на вышке с ружьём сидишь, ещё перепутаешь меня с медведем. Фонарика с собой не оказалось, а крикнуть тебе, что это я иду, побоялся, как бы зверя не испугать. Последние пятьдесят метров до избушки целый час по земле полз. Открываю сюда дверь, а охотник – то на кровати, хе-хе!

– А мне, Аркаша, не до охоты было. Я в саду с Богом был, Иисуса Христа как тебя видел. А потом на него враги напали. среди них рыжий был, на тебя похож. Хотел я ему табуреткой вдарить, да вот, зря ты меня рановато разбудил.

– Значит, ты меня за апостола принял? Хе-хе.

– Принял.

– А зачем табуреткой хотел огреть?

– Думал, и ты предатель. Иуда – ученик Христа – его же и предал за тридцать серебреников.

– Ну-у! – воскликнул Аркадий.

– Понимаешь, Аркаша, Иисуса на землю Бог послал учить людей праведной жизни, спасти их от зла и смерти. А они не поверили, что он посланник божий, предали его и распяли на кресте. И Христос принял эти муки за них же, за людей, и сказал: «Отец Боже, прости их, ибо они не знают, что творят».

– Да-а, это не справедливо, нет преступления страшнее предательства. Аркадий обхватил затылок и сморщился от боли.

– Чего ты, друг, голову скребёшь, кого там ловишь? – поинтересовался Иван.

– Рана заживает. Недавно за бандитом гнался, этот псих из обреза пальнул: зацепило. Да ничего, скоро заживёт.

Характер у Аркадия для всех доступный, он весёлый и находчивый, любит жизненные ситуации определять подходящим для обстановки анекдотом. Здесь он отдыхает, улыбается, вся суетная городская жизнь осталась далеко, что нет над ним сердобольных начальников, нет бандитов, а есть настоящая тайга, друзья и объект охоты – медведь. Аркаша радовался встрече, надеясь, что ещё большие радости ждут его впереди. Пора бы песни запеть, как бывало, но он помрачнел.

– Аркадий Семёныч, – обратилась хозяйка, – вы, верно, устали с дороги, прилягте, отдохните.

– Спасибо, тётя Оля, но не до сна мне почему-то.

– А чего ж ты голову на закуску положил? – спросил Иван.

Аркадий поднял на него полные слёз глаза.

– Что с тобой?

– Друг мой, я ведь недавно родного брата схоронил – пьяный водитель сбил его насмерть, а жену его искалечил. Дети остались без отца.

Лицо Ольги потемнело. Она повернулась к образам и тихо запричитала:

– Упокой, Господи, души усопших рабов твоих и всех усопших сродственников и благодетелей и прости их все грехи, сделанные по собственной их воле и помимо их воли, и дай им Царствие Небесное.

Аркадий вытер глаза и заговорил более спокойно:

– В последние годы что-то очень много молодых людей гибнет. Что это такое? Необъяснимо! Старики говорят, что такого раньше не было.

Слово молвила старая Ольга:

– Раньше ведь народ богомольный был, люди в своей жизни ориентировались по заповедям Господним, жили по совести. А теперь другие времена, и в душах людей что-то изменилось… вот, помню, в нашей деревне говорили, был случай. Пахал на тракторе молодой парень поле и увидел там старика, грязного, в лохмотьях. Вечером приехал парень домой и обо всём рассказал матери. Мать слушала внимательно, а выслушав, наказала сыну приветить старика, угостить его обедом, поговорить с ним. На другой день парень снова землю пахал, а старик рядом. Остановился парень, замахал рукой: «Дедушка, подойди ближе!» Подошёл старик, грязный, будто помоями облитый, а одежда на нём в лохмотьях. «Что тебе, сынок?» – «Дедушка, вы, верно, кушать хотите? Мне матушка мяса наварила, поешьте со мной». – «Спасибо, сынок, за приглашение, но мяса в этот день не ем». – «Дедушка, почему вы такой грязный? Давайте я вам чистую одежду привезу, от умершего отца осталась. Примете одежду?» – «Принял бы, да что толку, всё равно люди обольют меня, потому как нарушают заповедь господню – шесть дней работай и делай в продолжении их все дела твои, а седьмой – день покоя, посвящай Господу Богу твоему». – «Дедушка, а вы здесь будете завтра? Я всё же одежду папкину принесу».

Парень приехал домой. Слово в слово пересказал матери разговор со стариком. А мать-то богомольная была, догадалась она, что неспроста на поле грязный странник, должно быть это посланник Божий. И чтобы он не счёл её жадной, сходила женщина в магазин, купила там для старика все одежды новые.

На другой день молодой тракторист из дому выехал рано, глянь, а старик уже в поле. «Здравствуй, дедушка!» – «Здравствуй, сынок!» – «Вот матушка моя тебе одежду послала. Носи на здоровье».

Старик взял большой свёрток, поблагодарил парня и его мать за доброту и заботу, пожелал им здоровья. Затем развернул свёрток, посмотрел на подарки из магазина и грустно изрёк: «Зачем же новое? Лучше бы старое, отцово – тогда бы умирали старики, а теперь будут умирать молодые».

Сказал это странный дедушка и исчез. Вот и мрёт молодёжь – то на войне, то от заразных болезней, от вина, наркотиков, то ещё от чего…

 

10

Охотники проснулись поздно, день в разгаре, ощущалось последствие ночного застолья. Умылись холодной водой, очухались – окружающий мир стал лучше.

Аркадий Семёныч пошёл смотреть пасеку, окружённую со всех сторон проволочным заграждением, улыбнулся при виде подвешенных консервных банок. Дёрнул за проволоку, банки, подпрыгнув, жестяно забрякали, подавая сигнал тревоги.

– Классно, и неприступно! – воскликнул Аркадий. – Но как зверь-то попадёт сюда на объект?

– Низом, низом проходит, подкопы прорыл, – пояснил Мишин.

– Понятно. А где твоя засидка?

– Я её на крыше пристроил. Понимаю, низковато, но если строить вышку настоящую, шум насторожит зверя, хотя чем выше охотник над землёй – больше гарантии, что медведь его не почует.

– Так давай вышку-то построим, – настаивал Аркадий.

– Нет, опасно, удары инструментов насторожат зверя. Ты думаешь, он не знает, что Аркаша на пасеку пришёл с ружьём? Знает.

– Как он может знать?

– Знает. Он по ночам вокруг пасеки ходит, принюхивается. А ты на дороге сюда входной след оставил. Так что мишка знает о прибытии работника из Внутренних Органов.

– Так ведь этот громила мог на меня напасть ночью, а я даже ружьё не расчехлял.

– Конечно, мог бы! – подмигнул Иван, усиливая воображение друга. – Тем более, что нёс колбасу и коньяк.

– Хо-хо-хо! – смеялся дружок. – Но, однако, не напал! Может, грабитель этот в берлогу залёг, а ты на него напрасно время тратишь.

Вопрос майора озадачил: как-то в голову не приходило, что зверь мог залечь. Но, учитывая его необыкновенную любовь к мёду, надежда на встречу оставалась.

Охотники решили обследовать окрестности, походить, поискать свежие следы. Наскоро позавтракав, прихватили ружья и вышли из тёплой избушки. В облаках вытаяла синева – небесная проталина. Свет щедрого дня ярко выбелил берёзы, стоят они одна стройнее другой, кланяясь на ветру. Воздух необыкновенно чист и звонок. Под сапогами хрустит опавшая листва. В пожухлой траве молодо зеленеет брусничник. Огромной радостью стоит наклониться и взять полную горсть темно-красных ягод. Каждая ягодка – сласть, мороз в них не то, что сахару, мёду добавил. Сбродила она в тончайшей кожице, как красное виноградное вино в бочке. Брусника бьёт в нос и растекается по телу тихой радостной силой.

Мишин наблюдал за другом – с каким ненасытным упорством он загребал ягоды в рот.

– Аркаша, ты не очень-то налегай на холодные ягоды, можешь заболеть.

– Чем? – поинтересовался дружок, не отрываясь от дела.

– Например, ангиной или типа ОРЗ.

– Ну да! Я же не ребёнок, когда ещё будет такой случай? – Расскажи в городе про такую утеху ягодой, не поверят!

Из густого ельника, послышалась тонкая, изящная, как серебряная ниточка, песенка рябчика-петушка. В его голосе чувствовалось одиночество. Он как бы спрашивал: «Подружка, где ты, отзовись».

Определив птицу, Аркадий переломил ружьё, заменил пулевые патроны на дробовые и пробормотал:

– Слыхал рябчика? Пойду-ка на похлёбку завалю!

– Не суетись. Ну, пальнёшь, напугаешь медведя… И прощай, охота.

– Это, конечно, может быть, – согласился Аркадий. – Но и рябчика жаль.

– В каком смысле?

– Помнишь, что известный поэт рекомендовал: «ешь ананасы, рябчиков жуй!».

Аркадий резко положил ружьё на траву, быстро расстегнул бушлат и рубашку, стал усиленно чесать грудь.

– Опять кого-нибудь ловишь? – спросил Иван.

– Не ловлю, рана там заживает. Иногда терпения нет, как почесать охота. Брал я одного, и этот псих меня ножом зацепил. Не думал, что он на это пойдёт – лицо у него было интеллигентное, такое с виду добродушное.

Берёзовый перелесок чередовался то вырубкой, то краснолесьем с моховыми болотами. В сосновом бору густо пахнет зеленью хвои, громко перестукиваются дятлы.

– Ты посмотри, дятел-то не ногой, а головой по дереву стучит. Ведь всю жизнь вот так башкой стучит, чтоб червяка для еды достать. Неужели у него сотрясения мозга не бывает? А может, у него и нет мозгов? Как ты думаешь, Иван?

Ивану захотелось поговорить с приятелем на библейскую тему, что он думает об этом, и, пользуясь случаем, когда присели на упавшую сосну, он спросил:

– Аркаша, ты слышал про Адама и Еву?

– Про Адама не слышал. А Еву с мясокомбината знаю, она у нас по статье за воровство проходила, – хитро улыбнулся он.

– Да нет! – засмеялся Иван. – Я говорю о библейских Адаме и Еве.

– А-а, ну как же! Ту Еву из ребра сделали.

– Как ты думаешь, за что их Бог из рая – выгнал?

– За разврат, наверно!

– Э-э, нет, ты ошибаешься. Причина изгнания другая. Вот вернёмся в избу, сам прочтёшь.

Охотники, не спеша, лесом обходили пасеку. Иногда из-под ног с квохтанием, резко хлопая крыльями и тут же теряясь в гуще, поднимались чёрные, как головёшки тетерева. Попадались заячьи жировки. И вот, наконец, к великой радости, охотники наткнулись на свежие отпечатки медвежьи лап.

Аркадий наложил на след подошву своего сапога и воскликнул:

– Ого! У меня нога сорок пятого размера, а у мишки лапоть ещё больше! Это сколько же в нём пудов? Одного сала вёдер пять будет, а шкура-то всю комнату обхватит.

Глаза охотника горят счастливым светом – желанием давней мечты – положить шкуру в спальне. И промысловик Мишин обрадовался, что не напрасно здесь проводит время. Медведь в спячку не залёг. Надежда остаётся.

Вернулись на пасеку. Ольга пригласила покушать горячего супу.

За обедом Аркадий высказал свои соображения.

– Тётя Оля, медведь этот ну очень большой, лапы у него больше моих. И не уйдёт, похоже, в зимовку, пока всю пасеку не съест.

– Господи Иисусе, сохрани моих пчёлок, – перекрестилась старая Ольга.

– Но вы не волнуйтесь! – успокаивал Аркадий. – Будем брать грабителя.

Хорошо подкрепившись, Аркадий Семёныч прилёг на топчан и захрапел. Ольга собрала посуду, занялась мытьём. В домике стало скучно. Иван дёрнул товарища за плечо, он вздрогнул, открыл глаза.

– Аркаша, где твои портянки? – в шутку спросил промысловик.

– В сапогах, наверно. А зачем тебе?

– Хочу заткнуть выхлопную трубу, храпишь на весь лес.

– Я храплю? – удивился Аркадий Семёныч. – Я вообще никогда не храплю!

– Ничего, ничего, храпите на здоровье, – улыбнулась Ольга. – В здоровом теле – здоровый дух.

– Дух-то от него здоровый, но рядом с ним не уснёшь, – пожаловался Иван. – Читал бы лучше Библию, ведь не знает даже, кто такие – перволюди.

– Чего пристал к человеку! – возмущался Аркаша, позёвывая. – Дай соснуть часок – другой, я же в отпуске.

– Аркаша, ты хоть крещёный, али как?

– Али как, – спокойно ответил друг.

– Э-э, получается, что ты Сатана.

– Чего это?

– Сатана – это противник Бога и всего хорошего.

Охотник на топчане внимательно осмотрел себя в осколок зеркала на стене и полушутливо ответил:

– По-моему, я даже с похмелья не похож на этого Сатану.

– Ну какой же ты христианин? – упрекнул Иван друга, при этом глядя на Ольгу. – У тебя же ангела-хранителя нет. При крещении Бог каждому даёт ангела-хранителя.

– Ещё не вечер, – уклончиво ответил Аркадий.

– Вот скажи-ка, кто создал всё: землю с океанами. Животных, людей и прочих?

– Природа, конечно, – не задумываясь, отвечал он.

– А что такое природа?

– Природа – это материя…

– А кто материю создал?.. В библии сказано, что весь видимый мир создал Бог. Священное писание читать надо. – Победно посмотрел на всех Иван.

Аркадий добродушно улыбнулся.

– Ладно, почитаю, – пообещал он, свесив ноги с топчана.

Ольга с прежней доброжелательностью пригласила охотников на чай.

Аркадий резал медовые соты, батон, разливал по кружкам чай. Избушка вновь наполнилась оживлением. Шумно отхлёбывая чай, городской друг заговорил об этике, людских пороках.

– Вот случай был такой. Мы с приятелями, четверо нас было, выехали на открытие охоты по уткам. Открытие – это праздник. А какой же праздник без неё? Какой же русский не любит выпить? Ну, высадились на диком берегу, кругом волжские просторы: лиманы, заливы в осоке. Построили бивуак. Развели костёр, вытащили из машин продукты и стали готовиться. И только выпили по первой – подплывает моторка. Вышел мужик и сказал: «Граждане, вы заняли моё место! Я тут каждый год охоту провожу!» Мы ему: «Успокойся, земляк. Места для всех хватит. Присаживайся рядышком, выпей с нами в честь праздничка!» От этого дела гость не отказался и трое суток просидел за нашим столом, и никакого своего харча не предложил, а мы этого, как бы, не замечали. Как на грех, погоды хорошей не было, охота не удавалась. Всю еду и питьё прикончили, пора домой собираться – есть хочется. Но в последние часы распогодилось, пошёл хороший лёт утки. Настреляли мы больше двух десятков. Радостное это было событие, но отметить нечем. А гость молчит, он ни одной утки не добыл. Мы разделили всех уток поровну, и гостю дали столько же… унёс он дичь в свою лодку, а вернулся с полным рюкзаком продуктов. Вот такие нерешительные охотники среди нашего брата встречаются, – хохотнул Аркадий Семёныч. Он подлил чайку, взял из тарелки кусочек янтарной медовой соты и, причмокивая и прихлёбывая из кружки, продолжал:

– А вот ещё случай. Это уже зимой было. Приехали мы с товарищами в лес рано. Хорошо позавтракали и весь день с гончей собакой гоняли беляков. Ночевать пришлось у костра. На другой день чуть свет доели все остатки пищи и айда опять в лесу зайцев гонять. За день-то набегались, проголодались, собрались домой ехать, а одного инженера нет. Кричали его, ждали, решили – заблудился он. Пошли искать. Глядь, а он за густой ёлкой свои припасы доедает. Два дня ел колбасу товарищей, а своими харчами поделиться забыл. С тех пор этого приятеля с собой не берём.

Аркадий хотел ещё случай рассказать, но его опередила Ольга.

– Вот вы, Аркадий Семёныч, в Бога не верите, а напрасно. Я расскажу, что случилось со мной в прошлом году, если бы не помощь господняя, лежала бы я в земле безымянно.

– А что случилось? – насторожился Аркадий Семёныч.

– От деревни-то до пасеки моей не близко. С пчёлками ведь работы много, весной каждую семью нужно пересадить в чистый улей. Вот пошла я на пасеку, поглядеть, как семьи перезимовали. Иду лесной дорогой, а снегу под деревьями ещё хватает. Птицы без умолку поют, рады теплу и свету. Вдруг выстрелы раздались. Постояла я, да надо идти работать. Пошла дальше и вижу: трое мужиков с убитой лосихи шкуру сняли и внутренности выдирают. Тут же, два неродившихся телёночка лежат.

– Это же браконьеры! – воскликнул Аркадий Семёныч.

– Я поняла, что эти люди совершили грех. Увидели они меня, сначала растерялись, а потом меня схватили. Один из них сказал: «Свидетелей нам не надо, эта баба расскажет в деревне, а нас потом в тюрьму упекут». Среди тех мужиков один наш деревенский был, он сказал: «Знаю я эту бабу, но свобода дороже её жизни».

Привязали они меня к дереву, пока мясо по мешкам совали. А я испугалась всего этого, что сначала дар речи потеряла, а потом стала молиться: «Ангел Божий, хранитель мой святой, данный мне от Бога на сохранение, усердно молю тебя: ты меня нынче просвети и от всякого зла сохрани, к доброму делу наставь и на путь спасения направь. Аминь!» Вот мужики разделили мясо. Шкуру и кишки зверя унесли в сторону, закопали. Один из них, видимо приезжий, скомандовал: «Всё, давайте старуху прятать!» А тот, что из нашей деревни, видимо Бог наслал на него просветление, отвечает: «Мужики, может, отпустим бабу, я с её мужем когда-то в дружках ходил. Ольга боговерующая, такие не доносят. А если что, я сам её порешу». Тогда подошёл близко ко мне другой, от него запах духов не выветрился, видимо, он городской, и прошипел: «Если ты, старая, проболтаешься, из под земли достанем». Спасибо Господу Богу, а то лежать бы мне в земле безымянно.

– Ну, на счёт Бога не знаю, – засомневался Аркадий Семёныч. – Возможно, это совпадение, но вам повезло, такие отморозки могли убить.

За чаем наговорились вдоволь. Иван решил почистить и смазать ружьё, а дружок деловито подсел к нему.

– Давно не чистил? – осведомился он.

– Давненько.

– Чем смазываешь, щёлочью или маслом? Щёлочью не мажь, от неё стволы облезут.

– Знамо дело. А ты свою «тулку» почистить не желаешь?

– Нет, я дома к охоте серьёзно готовился. А знаешь, не сходить ли мне в березняк по бруснику, не оставлять же её в лесу? Успею до вечера два ведра набрать.

– Должен успеть.

Аркадий Семёныч также осведомился о клюкве.

– Болото клюквенное есть, сообщила Ольга, указав в сторону соснового бора.

Аркадий Семёныч обрадовался.

– Надо и клюквы ведра два набрать, и ещё грибов бы пару корзин.

– Насчёт грибов вопрос, конечно, интересный – где их взять, ведь уже конец октября, заморозки были.

– А что такого, я белые грибы однажды в ноябре собирал. Насуёшь их в мешок, а они, мороженые, брякают как сувениры.

Не теряя времени на разговоры, Аркадий, взяв корзину, ушёл, а Ольга вслед похвалила его за хозяйственность.

Аркаша вернулся поздно. Медленно сел, бормоча:

– Что-то я устал, чуть дошёл до избушки. И в горле болит.

Ольга посмотрела в его покрасневшие глаза, приложила ко лбу ладонь и воскликнула:

– Господи, да у него жар!

– Это он мороженой брусникой объелся, – сообщил Ольге Иван. – Я его предупреждал, а он игнорировал. Что теперь с ним делать? Где в лесу таблеток найти?

У Аркадия ангина, голова, как огонь. Ольга суетится возле своих кульков с травами.

– Эх, Аркаша, ну зачем ты заболел, как такой на медведя пойдёшь?

Но Аркадий Семёныч упрямо собирался на пост. Своё недомогание он расценивал как сиюминутное наваждение. На уговоры остаться у горячей печки он категорически отказался и ушёл с обидой, будто приняли его здесь за пионера.

Приезжий залез на крышу и занял позицию стрелка-охотника. Иван, осторожно приоткрыв дверь избушки, поглядывал на происходящие события. Холодный ветер непрошеным гостем влетал в тёплое жильё, пытаясь потушить свет в керосиновом фонаре. Некоторое время конспирация на крыше соблюдалась, но со временем оттуда послышался кашель.

«Ну всё, пропала охота, стрелок рассекречен», – занервничал Иван. Это, хотя и с опозданием, понял и Аркадий. Он слез с крыши, вошёл в избушку и виновато объяснил:

– Чих и кашель просто замучили меня. Я даже рукавицу совал в рот. Вот так, – демонстрировал он.

А Мишин с Ольгой смотрели на его смешную физиономию с меховой рукавицей во рту. Он изо всех сил сопротивлялся кашлю, при том щёки его от натуги краснели, а округлившиеся глаза наливались кровью, и казалось, если он чихнёт, то глаза вылетят вон. Но присутствующие ошибались – вылетала рукавица. Мишин гладил друга по голове, успокаивая:

– Аркадий, ты крепко влип. Зачем ослушался там, в березняке, – теперь совсем больной. Придется отправить тебя в госпиталь, пока ещё живой. Но, может быть, умереть тебе не позволит Ольга: будет лечить настоями. А на пост пойду опять я. Постельного времени у тебя будет много, займись-ка чтением Библии, это тебя обогатит.

Дружок послушно кивнул головой и стал медленно пить отвар.

Он заснул не скоро, вздыхал, вытирал обильно выступивший пот, ворочался с боку на бок на скрипучем топчане, несколько раз брал в руки толстую книгу – Библию.

Аркадий Семёныч увидел себя легко и бодро идущим по земле, но почему-то взад-вперёд, как на цепи по проволоке. Он ходит терпеливо и важно, и это ему в удовольствие. По одну сторону майор видит окружающий мир в розовом цвете: и трава розовая, и люди, а по другую сторону все люди грязные, в чёрном дыму. У тех и у других крылья за спинами. Розовые машут Аркадию Семёнычу, приветливо улыбаясь, а у грязных крылья связаны, и будто он им крылья связал. «Где я? – спрашивает Аркадий. – Уж не стою ли на границе, разделяющей силы добра и зла?» И видит Аркадий Семёныч, как перед ним в сиянии возник Иисусов крест. И сказал майор: «Так вот моё оружие – символ Веры, Надежды, Любви». Он хотел взять крест в руки, а крест – как воздух меж пальцев, и не может стражник сияющий крест удержать. Вдруг видит он своих умерших отца и мать в сопровождении ангелов Божьих. Просит сын подарить ему крест, но заплакали родители, прося прощения у сына, что не совершили с ним в своё время обряд крещения в святой церкви, а без этого не удержат его руки священного животворящего креста…

Уж который час сидит за Аркашу Иван, его черёд караулить грабителя. В полночь где-то далеко тоскливо, с надрывом запели свою разбойную песню волки. И прохохотала большеглазая сова. Ночью лес в чёрной маске, страшновато. Сова пощёлкала костяным клювом и, раскрыв крылья, бесшумной тенью отправилась на охоту. Она присела на ветку высокого дерева, стоявшего возле ульев, и уставилась в пожухлую траву, где шуршат грызуны. Но не только еда занимает сову. Она любит окружающий её бескрайний лес с болотами, озёрами и множеством речек и ручьёв. Приветлужье – её родина, и она любит его и восторгается громко, особенно по ночам. Вот-вот налетит зима, но птица чувствует себя не в одиночестве. Мир огромен и разнообразен.

Утром, сойдя с поста, Иван первым делом спросил Ольгу о здоровье друга.

– Получше, – прошептала она. – Слава Богу, температура спала, Слава Богу, температура спала, но ещё кашляет. Но Библию читал, потом заснул. Во сне разговаривал, отца и мать звал.

– Разговаривал? – удивился Иван. – Раньше за ним этого не замечалось.

Аркадий Семёныч пролежал двое суток. Отвары и молитвы Ольги поставили его на ноги, и в понедельник, заслышав лесорубов, он потянулся к народу. Весть, что на пасеке объявился сотрудник по борьбе с бандитизмом, облетела округу. Мужики, приехавшие пилить и укладывать лес в штабеля, увидели майора издали и притихли, цепко вглядываясь в его спортивную фигуру.

– Гляди, мужики, он как шифоньер! – восторгался молодой тракторист.

– Ростом не очень велик и не мал, не молодой и не старый, лицо каменное, – вторил чокеровщик – помощник тракториста.

– А кулаки-то у него по буханке! Он и без пистолета бандита упакует.

Майор подошёл к ним, хотел познакомиться, но его опередил бойкий тракторист и, показав нехватку передних зубов, видать, драчлив был по молодости, торопливо спросил:

– А говорят вы из внутренних органов?

– Да, все мы на этот свет появились из внутренних органов, – отшутился Аркадий.

Мужики взорвались хохотом. Насмеявшись, вытирая выступившие слёзы, они поняли, что перед ними простой российский человек. Как водится, работяги сгрудились возле Аркадия Семёныча. Майор угощал сигаретами с фильтром. Мужики рассказывали о жизни, интересовались ситуацией в стране. Аркадий Семёныч уверял, что работники милиции всегда начеку.

Поговорили откровенно, кажется, обо всём поговорили, ан, нет, нашёлся один, поделился, каких он щук спиннингом вываживал из реки. И зачем только он это поведал, за живое ведь задел Аркашу. Загорелся он рыбачьей мечтой, казалось, и о медведе забыл, решил на рыбалку съездить, щук надёргать.

… На лесосеке мощно тарахтят трелёвочники, жужжание бензопил и глухие удары о землю упавших деревьев. На пасеке пьют утренний чай. Охотники решают проблемы предстоящего дня. Впрочем, проблем нет, просто Аркадию захотелось набрать клюквы, и старая Ольга согласилась проводить его на болото.

У Аркадия на плече ружьё. Они идут с Ольгой лесом, обходя валёжины, и мирно беседуют. То, что называется духовной безграмотностью, Аркадий Семёныч её ликвидировал. Священное писание прочитал и задумался. Но, оставаясь при своих убеждениях, всё же хотел поговорить с верующей Ольгой, особенно о видении покойных родителей. Этот сон, как болячка, не давал ему покоя. И преодолев застенчивость, он заговорил:

– Тетя Оля, я покойных родителей видел во сне, плакали почему-то они. На меня какие-то грязные люди нападали. Видел сияющий крест, хотел оборониться им, а в руки взять не мог. Не могли бы вы объяснить видение?

Ольга, не замедляя шагов, молчала.

– Вспомнил!.. возле родителей были ангелы, а я стоял один – без ангела.

– А вы крещёный ли? – спросила Ольга.

– Нет, не крещёный я.

– Так-так, – пожалела старая женщина и стала Аркадию объяснять: – При крещении Бог даёт каждому человеку ангела хранителя, и он незримо охраняет человека всю жизнь и даже после смерти. Так и выходит – вы стояли перед родителями один, без ангела. А некрещёному животворящий крест в руки не взять. Не нравится мне это видение, как бы беды не случилось. А поминаете ли вы родителей своих, на кладбище бываете?

У Аркадия похолодело в груди. На кладбище он не был очень давно, служба поглотила его всего, отдохнуть времени нет. Выходит – забыл он родителей, давших ему жизнь. В глубине души он ругал себя за неблагодарность, ведь придёт и его время, так неужели его дети вот так же забудут его? Аркадий Семёныч вспомнил прочитанную заповедь Господню: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе хорошо было и чтобы ты долго жил на земле».

Он услышал голос богомольной Ольги:

– Почитать родителей – значит, любить их, помогать им в трудах, повиноваться им, не оскорблять их ни словом, ни поступками, заботиться о них, когда они находятся в нужде, а особенно во время их болезни. Почитать отца твоего и мать твою – это не только призыв любить всех, надо сначала любить тех, кто к нам ближе. Почитание родителей и внимание к их советам – это основание культуры. Неуважение к ним – начало распада всякого человеческого общества.

Майор обожгли нехорошие предчувствия, он побледнел. Стала мучить мысль о частых ранениях. Почему-то его коллеги приходят домой без ранений, а ему частенько приходится попадать в госпиталь. Неужели это с чем-то связано?

От грустных размышлений майора отвлекла Ольга:

– Я мужу своему покойному часто говорила: «Гриша, сходи в родительский день на кладбище, помяни родителей, сделай им радость». Он что-то бурчит про себя: «Что толку, их не вернёшь». Однако надевал свои галифе, любил галифе носить, и уходил. А приходил домой пьяным. «Гриша, был ли ты на кладбище?» – «Нет, не дошёл, мужиков у магазина встретил, там и помянули батьку».

Домой-то он в таких случаях приходил грязным, – продолжала Ольга. – Стираю галифе, а сама его вразумляю: «Гриша, нельзя так напиваться, терять рассудок, а дьяволу только это и надо, вселяется он в душу и хочет сгубить человека». А Гриша мотнёт головой и крикнет: «Нет возле меня ни ангелов, ни чертей, врёшь ты всё!»

– Конечно, пьяному море по колено, – согласился Аркадий.

– Так оно и получилось, – всхлипнула Ольга. – Утонул мой Гриша. А ведь жалеют его люди, не было в районе лучшего плотника, пчеловода. Когда не пил, больно ласков был, всё разговаривал, всё норовил людям добро делать.

На болоте клюквы много, но Аркадий Семёныч любит собирать её на выбор, переходя от кочки к кочке. Увлекшись, он иногда долго ищет оставленные вещи, а сегодня он оставил ружьё, чтобы не мешало при сборе. Аркадий частенько поглядывает в сторону Ольги, чтобы не потерять её из виду.

Женщина присела на корточки, светятся глаза – ягоды крупные, сладкие.

В этой глухомани из-за толстой суковатой коряжины за женщиной наблюдает пара желто-коричневых глаз. Там стоит фигура, так похожая на человека. Медведь вышел из укрытия и привлёк внимание Ольги. Она оглянулась и привычно перекрестилась.

Аркадий Семёныч увлечённо горсть за горстью бросал в корзину спелую ягоду. Он, разогнувшись, давая отдохнуть спине, встал во весь рост и увидел медведя. Зверь был от него в сотне шагов. Аркадий замер, он впервые видел такую огромную живую бурую массу. Первую минуту охотник чувствовал себя неподвижной статуей, но в нём победил бойцовский характер. Майор в поисках ружья бросился вправо-влево, а когда нашёл двустволку, зарядив её жаканами, жадно хватая воздух, как пёс на гону, прибежал, но медведя уже не было. Дрожа всем телом, он зорко смотрел по сторонам. А старая Ольга даже не оглянулась.

 

11

Утром знакомые звуки лесорубов огласили тайгу. Автобус, проезжая мимо пасеки, притормозил. Позвали Аркадия Семёныча. С ним заговорил беззубый тракторист:

– Здрасте, Аркадий Семёныч! – звонко и бойко крикнул он.

– Приветствую всех, – улыбнулся майор.

– Как охота? – спросили лесорубы.

– Пока положительного результата нет, грабитель не какой-нибудь простачок.

– А я вам, Аркадий Семёныч, кислого молочка привёз, – беззубо улыбнулся тракторист. – Пейте, а банки на обратном пути заберу.

Аркадий, взяв банки, вернулся в избушку со словами:

– Кефир – это моя страсть! – громко объявил он и стал жадно пить.

– Аркаша, то, что ты называешь в этой банке кефиром, я считаю жирным продуктом деревенской бурёнки. Так что будь осторожен, не увлекайся, это не пиво.

– Это ещё почему?

– К молоку деревенской коровы надо привыкать постепенно, в противном случае может произойти нечто!

– Извержение, что ли, метеоризм? – хохотнул Аркаша.

– Потом сам разберёшься, что именно. Тебе будет виднее! – предупредил Иван.

Сегодня решили ульи с пасеки убирать в омшаник на хранение до весны. Работы на целый день, ульи с пчёлами и мёдом, тяжёлые, а для приманки медведю хватит и одного оставленного улья. Ольга указывала, какую пчелосемью нужно унести первоочерёдно, а мужчины, прихватив улей, уносили его в омшаник. Омшаник – бревенчатое сооружение, врытое в землю, и очень напоминает блиндаж с наглухо закрывающейся толстой дверью.

Настроение хорошее, работается с огоньком. Аркадий шутит. Вот присел на подвернувшуюся колодину, раздымил сигарету и принялся рассказывать быль, услышанную им в народе.

– Жил в деревне мужик. Не ладилось у него с женой: имел недостаток – любил выпить. А поскольку жена ему в этом не способствовала, то он не помогал ей по хозяйству, и всю домашнюю работу выполняла она сама. Денег для праздника души у мужика не было. Решил он себя от такой невесёлой жизни освободить. Пошёл искать верёвку. Зашёл в хлев, ищет… Пошарил в кормушке, куда сено корове подают, и рука его коснулась стеклянной ёмкости. С замиранием сердца поднял бутыль, как ребёнка. Понюхал – перегон. Заохал, себя ругая: «Ведь если бы удавился, кто бы всё это выпил – целое ведро!» Выпил тут же, посидел и сам себе заметил: «А жизнь – то налаживается!»

Вечером хозяйка с фермы пришла и стала готовить корм корове. «Давай я корм – то во хлев унесу, накормлю животных», – предложил муж. Подивилась хозяйка, покраснела от радости.

Вот приходит муж из хлева, посидит и ещё работы просит, чтоб в хлев сходить. А жена смотрит украдкой и удивляется: «Да мой ли это мужик-то». Неделю помогал мужик хозяйке, вся деревня прознала. И вот снова он просит чего-нибудь выпить, а скупая хозяйка заладила: «Нету в доме питья!» И пошла она сама корову кормить. Глянь, бутыль в кормушке вверх дном, не иначе, корова рогом задела. Вот жаль, не поняла баба главного – что работника надо не только кормить, – заключил рассказ Аркадий.

– Конечно, счастье и единство семьи во многом зависит от женщин.

– А так оно и есть! – оживился дружок. – Много нашего брата из-за них страдает.

– Что ты имеешь в виду?

– Да всё, что не украшает их мысли и поступки. Забывают жены своё назначение. Ведь сказано в писании – все люди равны в своём достоинстве, но мужчина имеет некоторое превосходство – первенство в творчестве и ответственности, а женщина сотворена как помощница и вдохновительница мужчины. Он главенствует в семье и священнодействует. А в нынешней действительности всё перемешалось…

Пришла очередная ночь. Охотники ещё днём приготовили оружие, подсветку – работает безотказно. Обошли проволочное ограждение с сигнальными банками, завалив подкопы, чтобы зверь при появлении сразу же обнаружил себя. Вернулись в домик. В избушке Аркадий допил остатки кислого молока. Сидя на топчане, навалившись на стену, он заснул, но спал не долго – проснулся от рези в животе.

Решили ждать медведя, не выходя из домика: всё равно почует. Хозяйка пасеки, погревшись возле буржуйки, крадучись выходит наружу и слушает ночные шорохи.

– Как думаешь, сегодня придёт медведь? – спрашивает Аркаша.

– Я думаю, придёт, он не ел несколько суток, – предполагал Мишин.

– Хорошо бы это дело провернуть поскорее, мне ещё хочется порыбачить. Мужики сказали: щука хорошо берёт.

Аркадий всё чаще держал руку на животе, а звуки, так похожие на бульканье воды в трубах, доносились до слуха.

– Чего ты согнулся, как хорёк? – не выдержал Иван.

– Ой, в животе больно!

– Говорил тебе, к молоку надо привыкать, а ты три литры в себя вылил! Теперь известно чем всё кончится.

– Поурчит, да перестанет, – успокаивал себя Аркадий Семёныч.

Ольга, облокотившись на стену избушки, слушает. Кажется, всё в округе отдыхает, только беспокойный ветер блуждает по тайге, натыкаясь на тяжёлые пихтовые лапы. Но…нет. Рядом, за проволочной изгородью, что-то шевельнулось, засопело – и вот за столбом, на коем держалась преграда, выросла фигура медведя. Он стоял на задних коротких ногах, а передние лапы и лохматую башку положил на верхний торец столба, принюхиваясь. Гость напоминал первобытного человека. В небольших желто-коричневых глазках, так похожих на пуговичные глазки плюшевого Мишки, замерло тягостное ожидание. Медведь пришёл сюда решить главный вопрос жизни – вдоволь поесть мёду.

Терпение кончилось. Зверь потянул проволоку, она поддалась и предательски брякнула жестяными банками. Пришлось медведю идти к старому лазу, прорытому загодя. Но лаз оказался заваленным.

Ольга ветром ворвалась в избушку.

– Медведь пришёл!

– Аркадий, ты только не спеши, – шепнул Иван. Охотники покинули домик.

Аркадий Семёныч хотел быть первым, он стоял возле подсветки, отчётливо слышна работа медведя у лаза. Зверь, прорыв подкоп, оказался возле улья. Силуэт вставшего на дыбы грабителя хорошо виден, можно включать свет и стрелять, лучшего случая не будет.

– Чего же Аркаша медлит? – волновался Мишин.

А помощник промысловика Аркадий Семёныч в это время как раз дозрел и, потеряв терпение и дабы не осквернить тропу, по которой ходит богомольная Ольга, торопливо, подминая под себя березняк, ломанулся в кусты, а сладкоежка, спасаясь от пули, бросился в свою тайгу.

 

12

Аркадий, чувствуя свою вину за сорванную охоту, оставив на пасеке ружьё, уехал ловить щук. Кто-то добрый дал ему старенький спиннинг с самодельным древком из кленового прутка. Леска на катушке прочная, без узлов, а это главное при забросе блесны.

Аркадий ходит по берегу, глядя на холодную воду, резким взмахом прутка закидывает блесну и быстро подматывает леску, но крючок-якорёк на небольшой глубине цепляется за донный мусор и траву.

Рыболов мечтает о лодке, но здесь все лодки с берега хозяева убрали до весны. Увидел он, как на середине реки расплываются круги всплесков крупных рыб, и пуще прежнего захотелось рыбаку на большую воду. Аркадий приглядел несколько брёвен и соорудил наспех плот. Если стоять на нём, не шевелясь, плот не кренится, не уходит в воду. Рыбак в азарте толкает шестом, гребёт на середину реки, где плещется рыба. Деревня осталась далеко позади, вокруг ни души. В очередной раз Аркаша забросил блесну и крутит катушку. Удар. Зазвенела леска от натуги. Большая рыба на крючке. Аркадий Семёныч напрягся всем телом, едва держит равновесие, но не удержался на плоту и рухнул в воду.

Оказавшись в волнах в зимней одежде, он не достал до дна, а брёвна понесло течением. Одежда, быстро набравшая ледяную воду, обожгла тело, тянет на дно. Он пытается снять сапоги, это облегчило бы спасение, но голенища сдавило, сапоги не снять.

Чувствуя безысходность положения, Аркадий стал звать на помощь. Но безлюдный берег не отозвался. Никто не видел, что хороший человек погибает и скоро станет обыкновенным утопленником, как это случается. Но вот ноги коснулись затопленного бревна. Стоя на нём в ледяной воде по горло, сопротивляясь течению, рыбак понимает: так долго не простоять, это конец.

Вдруг Аркадий снова вспомнил родителей своих и слова богомольной Ольги: «А сон-то нехороший, может беда случиться…»

В сердцах майор ругал себя за легкомысленность: «Как же так, ведь это происходит не во сне, не в кино; не держать мне больше на руках детишек своих, не встречаться с друзьями, не видеть света белого. Скоро, совсем скоро утащит меня поток и положит на грязное, могильное дно. Может, меня Бог наказывает за грехи? Да я не крещёный, но, кажется, грехов не совершал: не воровал, богатств не копил. Да, спасал людей от грабителей и бандитов». И вспомнил Аркадий Семёныч другие слова Ольги: «И произошло на небе сражение между добром и злом, и не могла злая сила устоять против ангелов Божьих. И упал Сатана, вместе с бесами, как молния, вниз – в ад. Там они мучаются в своей злобе. Они стараются коварством и хитростью соблазнить каждого человека, внушая ему ложные мысли и злые желания, чтобы погубить».

Аркадий Семёныч погибал, вот-вот там, где он стоит едва живой, вода сомкнётся и не станет его. Вдруг он снова, как во сне, увидел в сиянии животворящий Иисусов крест. Прощально, глотнув воздуху, он, едва шевеля синими губами, прошептал: «Боже, будь милостив ко мне, грешному. Если оставишь меня живым, я приду в святую церковь и приму крещение Господне.»

Всё, что было дальше, Аркадий видел как во сне, счастливом сне. Откуда-то взялась большая лодка бакенщика. Бакенщик с сыном в этот день собирали с берега реки навигационные приборы. Вытащили они полуживого рыбака и повезли в деревню, в баню…

Аркадий Семёныч как уехал, так и вернулся на пасеку с лесорубами. Сошёл с машины и угрюмо подал руку.

– Слышь, надо сворачивать всю эту охоту и скорее домой.

– Как так? – недоумевал Иван.

– Долго рассказывать, – махнул рукой дружок.

– А как рыбалка? Щуки где?

– Ты не знаешь, где щуки? – скривился Аркадий. – В воде они, щуки-то и рыбакам кукиш кажут.

– Всем что ли?

– Нет, через одного. В общем, я домой еду. Кстати, сегодня какой день?

– Не знаю.

– Вот что, ты приезжай в город к воскресенью или лучше загодя – в субботу. В церковь пойдём. Креститься буду! – твёрдо заявил майор.

– Не поздновато?

– Церкви, как и любви, все возрасты покорны.

– Ну и дела-а? – растерянно покачал головой Мишин. – А как же медведь, не бросать же охоту?

– Знаешь, – перешёл на шёпот Аркадий, – медведя нам не взять. Он намного нас умнее и хитрее, и приходит он на пасеку пожинать плоды своего труда, потому что это не медведь.

– Как это не медведь? – замешкался Иван, глядя другу в глаза и скосив взгляд, нерешительно добавил. – Так что же получается?.. Получается, что ломом по моей машине стучал бывший пасечник?..

– Я тебе говорю, не медведь сюда приходит, а хозяин пасеки, ну, покойный муж Ольги. Не – давно я вычислил это. Сам видел, как на болоте они беседовали меж собой. Помнишь, Ольга рассказывала о своём Григории, что любил галифе носить? Так вот, я, когда увидел медведя возле неё, он в галифе стоял. И вообще что-то тут не то. Надо скорее домой.

Аркадий ушёл в избушку собирать свои вещи.

Иван проводил друга до лесовоза. На прощание он крикнул:

– Чтоб в субботу был у меня дома, в церковь пойдём! Креститься буду!

Лесовоз вскоре скрылся из виду, а Иван одиноко размышлял о друге. Что с ним, откуда такие крайности? Он уверял, что нет Бога, что всё это выдумки, заблуждение, и вдруг сам же заговорил о положительном значении святой церкви. А чего он наговорил о медведе-сладкоежке?.. Тут налицо – мысли больного воображения. Хотя кто его знает?..

«Пора и мне уходить с пасеки, – подумал Иван. – Ценность трофея седьмого медведя почему-то больше не интересует. После всего увиденного и услышанного стрелять седьмого медведя расхотелось. Вот помогу старой Ольге убрать оставшиеся пчелосемьи в омшаник и понесу вещи до своего замаскированного в лесу Газика».

Ночью подул сильный ветер со снегом. По-волчьи завыла труба буржуйки. Сегодня ночью зверь на пасеку не придёт, а пользуясь метелью, заляжет в берлогу. И никто его не выследит. Пусть живёт и плодится в лесу зверьё. Пусть живёт этот загадочный медведь.

В ожидании нового дня Иван лежит на соломенном матрасе в тёплой избушке и под завывание вьюги вспоминает прожитые здесь дни. О потраченном времени не жалеет – ничто на земле не проходит бесследно: не встретил бы здесь в глуши богомольную Ольгу, возможно, не прикоснулся бы к тому духовному, что делает людей чище, добрее, учит Вере, Надежде и Любви.

Промысловик Мишин, пряча ружьё в чехол и вспоминая загадочного медведя в галифе, благодарит Бога, что в седьмого – не стрелял.