Во дворе промысловика Мишина с раннего утра раздаются бойкие стуки колуна и звуки разлетающихся поленьев. Колотые поленья хозяин откидывает в кучу ближе к дровянику для удобства складирования. «В заготовке дров главное – подвезти древесину к дому, распилить брёвна на чурбаки и расколоть на поленья, а уложить под крышу дровяника ума не надо, этим займётся жена с детьми» – так по-хозяйски рассудил охотник Мишин, глядя на образовавшиеся за ночь сосульки на крыше.

Ещё вечером моросил нудный дождь, а утром, гляди-ка, нежданно ударил мороз: пора начинать охотничий промысел.

Стук-стук, бряк-бряк, – хлопочет стальной колун в сильных руках Ивана, работа идёт. «Замужней женщине тяжёлый инструмент поднимать, конечно, не пристало, – рассуждал супруг. – Это как мужику по утрам в коровнике дёргать за сиськи… Однако, пора начинать промысел, другие-то охотники уж, поди, капканы выставили».

По этой причине Мишин старается скорее завершить мужскую работу, побольше накидать колотья в кучу, выйдет жена Мариванна на крыльцо, глянет на огромную кучу и воскликнет: «Миленький ты мой, труженик беспокойный, всё в заботах, вон – какую гору дров наколол. Устал, вот парного молочка из кринки попей».

Мариванна жена что надо. Ростом невысокая, но работяща и фигурой получилась аккуратная. Лицо белое, кругленькое, нос маленький, губки мягкие. В девичестве Марья, желая быть привлекательной, вокруг глаз густо мазала чёрной тушью, краски не жалела. Многие на неё заглядывались, но Марья досталась Ивану Мишину. Повезло.

«Поскорее бы закончить с этими дровами, – преследуют мысли Ивана. У него уж и план-задание на руках: добыть определённое количество бобров, ондатры, норки, куницы, белки. Сдача пушнины – дело важное, государственное».

У Мишина охотничьи угодья не то, что у добытчиков в Сибирской тайге; нехоженой тайги нет, да и короля пушнины – соболя, тоже нет. Но охотники средней полосы довольствуются тем, что есть в своих лесах и реках.

«Стук-стук, бряк-бряк,» – торопится Иван, беспощадно рассекая чурбаки на поленья, а мысли дровосека уже на промысле, он рассуждает: «Капканный промысел больше подходит для работы в водно-болотных угодьях, а в лесах нужна хорошая охотничья собака.» Иван приобрёл белого цвета лайку, но она ещё молода, рано ей быть помощницей.

Домашнее хозяйство у Мишина не малое: есть корова с телком, куры, гуси. В огороде полно места для посадки овощей. Там же парник и баня.

Овощеводством и домашним хозяйством занимается жена: любит она хозяйство, и животных любит. Однажды корову Зорьку укусила змея. Вымя опухло, посинело, у коровы слёзы от боли на землю катятся, а у хозяйки от горя. Зорька для неё, что подруга – месяц лечила кормилицу, гладила, разговаривала, как с человеком. И поправилась Зорька. Вся семья радовалась.

Без хозяйки в доме нельзя. Мужик-одиночка, что воробей: живёт без тепла и семейного уюта – где что найдёт, то и поест. Про одиноких охотников в старину говорили: «Ружьё да уда – дело худо, без жены, без домашнего хозяйства – никак.» У Мишина с этим полный порядок, многие ему завидуют.

Краешком глаза Иван заметил, что на крыльцо вышла его Мариванна. Сейчас она начнет хвалить мужа – «Миленький ты мой и так далее…» – только так подумал Иван, и услышал голос жены:

– Ивашка… ты до сих пор ещё дрова не переколол? Курил что ли всё утро?.. вот те на-а. Совести у тебя, что ли нет?! – шумела жена.

Иван отстранил колун.

– Мариванна, ты что такое говоришь, открой глаза-то да посмотри, сколько было вчера и сколько стало?

– Вижу я, сколько стало. Только и думаешь, как бы сорваться в лес! Давай заканчивай с этим делом и укладывай поленья в дровяник, – строго дав указание, супруга освободила пространство на крыльце.

Мишин в сердцах, пнул ногой невинный чурбак, сел на него и, ворча, закурил:

– Вот зараза, это она мне за потерянную стиральную машину «Ригу» мстит. Даже парного молочка не вынесла! Всё же хорошо жить одиночкой, никто тебе мозги не компостирует. Живи и делай что хочешь, одним словом – свобода.

Вскоре вновь скрипнула входная дверь, на пороге снова объявилась жена.

Мишин вздохнул и подумал: «Ну, вот – явилась и не запылилась, сейчас начнётся вторая серия, даже покурить спокойно не успел».

Она подошла на расстояние вытянутой руки, Иван инстинктивно закрыл глаза, а открыв, перед своим носом увидел кринку с молоком и, как прежде, улыбающуюся жену.

Дровосек оторопел:

– Ты это, чего?..

– Испей, миленький, парного молочка, да отдохни, устал ведь.

– Не хочу я твоего молока, – отвернулся Иван.

– Не моего, а коровьего, – настаивает Мариванна.

Во дворе надоедливо завыла собака Белка.

– Мариванна, отпустила бы ты собаку, засиделась она?

– А если в лес убежит? – насторожилась жена.

– Вот и хорошо, пущай бежит – к делу привыкает.

У Ивана отлегло на душе – жена первой проложила путь к добрым словам, и муж заговорил о хозяйстве:

– Вот, моя дорогая Мариванна, овощей мы заготовили всяких, сена корове накосили, дом утеплили, дров хватит. Теперь я займусь промыслом пушнины. Люблю я эту пору, как Пушкин говорил когда-то: «В багрец и золото одетые леса»!

– На вкус и цвет – товарищей нет, – напомнила жена. – А я люблю наслаждаться весной, черёмуховым туманом – в соловьиную пору. Вот хорошие слова:

– Да, слова о Родине, о трелях соловья – это замечательно, – согласился Иван. – Сразу вспоминается молодость, весна, белопенная черёмуха и полная луна, несмолкаемые серенады до утра.

Мариванна посмотрела на мужа, как-то по-особенному, будто он помолодел от воспоминаний прошлых встреч у забора под черёмухой, видно немало было их. Но чтобы не испортить климат разговора, жена попросила рассказать о её волшебных певцах – соловьях.

Мишин напомнил жене, что вообще-то он охотник, а не орнитолог, это не его специальность заниматься божьими пташками, но чтобы не показаться супруге скучным типом, напрягая память и, положив руку на плечо Мариванны, стал рассказывать о соловьях.

– Песни соловьёв в полную силу начинаются во второй половине мая. К тому времени на занятые самцами участки прилетают самки.

– А к тебе много прилетало самок? – не выдержала жена.

– Не-е, ко мне не прилетали, Бог миловал, – смело глядя жене в глаза, отговорился Иван. – И вот, эти самки появляются примерно через неделю после прилёта самцов. С первого дня прилёта соловей гоняется за своей соловьихой: их постоянно видят вместе. Стоит соловьихе куда-нибудь отлететь, как самец беспокойно кричит и кидается на поиски.

– Ты тоже гонялся за самками? – подмигнула Мариванна.

– Не, я не мог – я в то время болел, у меня нога болела. С дерева упал: вывих… понимаешь, Мариванна, у соловья песня сложная. Это надо просвистеть вот так: «Фью-у-вить», а у меня так не получалось. Да и гармошки, как у Ивана Бровкина, который был на целине, тоже не было. А попытки звуками человеческой речи передать соловьиную песню всегда смешны. Песня соловья так своеобразна, так странно сладка, дика и нежна, что трогает до дрожи, особенно, когда слушаешь её в предрассветный час, когда кругом тьма и тишина, звёзды и чёрные кусты…

Иван покосился на свою романтичную жену. Её лицо ему показалось прекрасным, одухотворённым; глаза закрыты, носик вздёрнут, губки приоткрыты, словно для томного поцелуя, будто что вспоминает. Как знать, возможно, и ей в молодости приходилось быть соловьихой.

Супруги ещё долго бы сидели во дворе на чурбаках, но за огородом, на краю леса, залаяла собака. Промысловик заёрзал на месте.

– Интересно, чья это собачка голос подаёт, по зверю или по птице работает?

– Это, похоже, наша Белка лает? – предположила хозяйка.

– Наша ж Белка на цепи сидит! – буркнул хозяин.

– Ага, – на цепи! – я её давно гулять отпустила, – ответила Мариванна.

– Ах, вот как? – обрадовался Мишин. – Надо идти посмотреть, что там происходит. Первый трофей полагается дать собаке потрепать – для закрепления инстинкта.

Промысловик, прихватив ружьё и патроны, поспешил на лай. Сзади, громко топая сапогами по мёрзлой земле, бежала Мариванна:

– Эй, Иван, я с тобой!

– Иди-ка ты домой, к тёплой печке! – командовал Иван. – Я быстро вернусь.

Собака, задрав голову вверх, бегала под кроной сосны, царапая обледенелый сучковатый ствол, увидев хозяев, она приободрилась, залаяла громче.

Промысловик сообразил, что в густой хвое прячется белка, но зверька не видно, притаился. Мишин велел жене тяжёлой палкой колотить по стволу дерева. Мариванна, взяв в руки обледенелую палку, пожалела, что не прихватила с собой тёплые рукавицы. Руки обжигало холодом, но женщина, превозмогая неудобства, колотила палкой по дереву, сверху на голову и плечи сыпалась мёрзлая хвоя.

Наконец, Мишин заметил мелькнувшую белку. После выстрела зверёк обмяк и застрял в сучках. Промысловик решил сбить трофей вторым зарядом, но и это не помогло, а собака, не боясь выстрела, лает до хрипоты. Охотник патронов взял не много – всего восемь штук. Скоро они закончились. Удары свинцовой дроби сбросить зверька на землю не помогли.

Разочаровавшись в предприятии, Иван на всё махнул рукой:

«Пошли домой – это не наш трофей… сегодня нашей Белке близко познакомиться со зверьком не удалось».

– Как это? – возмутилась Мариванна. – Не дело трофей на дереве оставлять.

Хозяйка скинула с себя толстую куртку и, хватаясь за сучки, неумело полезла на дерево. Она упрямо карабкалась по сучкам, а Иван озабоченно кричал:

– Ну, куда ты, сумасшедшая, до зверька – то метров восемь, а сучки легко ломаются. Грохнешься вниз – и всё.

Преодолевая высоту, Мариванна часто останавливалась, жарко дышала на замёрзшие ладони и, неуверенно цепляясь за сучки, лезла всё выше. И вот она уже на самом верху, такая маленькая, беспомощная. Дунь ветер по-хорошему, скользнут на гибких сучках ноги и не удержат тело уставшие руки.

Наконец, жительница хвойных лесов серебристо-серая белка в руках хозяйки. К радости присутствующих – трофей добыт. Собака азартно обнюхивает ещё тёплого зверька. По щекам Мариванны катятся слёзы счастья и непрошедшего страха… Лазая по сучкам подобно дикому зверьку, домохозяйка прочувствовала труд, и работу промысловика.

Мишин обнял жену, что-то шепнул ей на ухо, отчего Мариванна, утерев платком слёзы, пришла в себя и заулыбалась, а вслух Иван весело сказал:

– Ну, вот, спасибо вам, мои дорогие. У меня сегодня появилось сразу два помощника: две белки – жена и собака. Собака находит, я стреляю, а жена достаёт!