Однажды жители поселка Озёрное были обескуражены сообщением: нерушимый Союз Советских Социалистических Республик больше не существует.

Люди, не зная хорошо это или плохо, собирались у сельмага, считая это место общественным. Политический вопрос взволновал здешних стариков и тружеников лесной промышленности, каждый по существу вопроса желает высказать мнение, но предпочтением пользуются грамотные старожилы и бывшие фронтовики.

Вот тщедушного вида старичок, расстегнув верхнюю пуговицу телогрейки, тронув лесника Ёлкина за локоть, спрашивает:

– Иван Григорич, вот скажи, пошто наши правители великую державу разрушили, а?.. ведь раньше нас даже самая наглая страна Америка боялась. Мы жили в дружбе с другими государствами, были сильны, помнишь притчу о несгибаемой метле? А теперь Россия-то одна осталась, друзья откололись, отделились друг от друга, объявили суверенитет.

– Помню, помню эту притчу, когда метла в цельности – её не сломать! Сказывают теперешний-то правитель будучи в Германии на совещании единолично без коллег, объявил: «Советский Союз принял решение о ликвидации Варшавского договора», почему он так самовольно решил, почему свой народ не спросил, который защищался от нападения фашистской Германии и потерял в войне более 20 миллионов сограждан? Шило-то в мешке не утаишь: на этого Мишку – студента-болтуна – американцы давно глаз положили, тайно учили уму-разуму. До сих пор на его лысине следы от чернил; развалил партию, страну, а вожжи правления передал пьяному кучеру. Тот, чтобы стать самодержцем, даже свой парламент не пожалел, расстрелял, и в глазах врагов стал героем, с ними дружества завел. Капиталисты хитрые, улыбаются, а сами думают – как бы слабых да простачков к своим рукам прибрать, – рассуждал Ёлкин.

– Это, правда, – соглашается Фока Букин, – теперь неизвестно, как жить будем! По телевизору правду говорят, сижу, смотрю по вечерам, что творится в стране: промышленность, все народное хозяйство, леса, недра земли расхватали новые русские. Государственный пирог порезали на «куски» и ссорятся – кому-то досталось больше, пошел передел с убийствами.

Волна хаоса докатилась и до поселка Озёрного. Здесь упразднили (красиво сказано) Отдел рабочего снабжения; продукты в сельмаг и муку на пекарню поставлять прекратили. Продавец Зина Журавлева и пекарь Дуня Лобкова остались без работы, а жители без продуктов.

Также ликвидировали контору лесозаготовителей. Лесорубы остались без средств на существование. Рабочие, выработавшие трудовой стаж, отправились на пенсию, другие, чертыхаясь в поисках лучшей доли, покидали посёлок.

Кузница, где работал Фока, принадлежит лесничеству, для ремонта колесной и гусеничной техники. Само лесничество из Государственной лесной охраны превратилось в «ООО». Такая вывеска перед дверями в контору многих озадачила.

В кузнице Букин и кузнец, и сварщик, и слесарь по ремонту всякой техники. В сравнении с другими получал зарплату, которую часто задерживали. Его знакомый Олег Веселов, по кличке «кафтан», был хоть и молод, но на работу не стремился, да и кто его примет провинившегося перед законом и вернувшегося из колонии со справкой об освобождении, не имея паспорта.

Он ходит шабашить, где кормят и поят водкой, но основой существования у него была пенсия матери – инвалида первой группы.

Получив за мать деньги, «кафтан» распоряжается ими по-своему усмотрению, тратя в основном на приобретение алкоголя.

Заботливая почтальонка с пенсией попутно привозила продукты повседневного спроса и, конечно, «фуфырики» разведенного спирта по увеличенной цене, производя пользу для своего кармана. Привезенный товар люди брали нарасхват.

Из привезённых товаров Олег предпочитает алкоголь, курево и пиво. Насытившись, орет и бьет мать, вероятно, за несостоявшееся воспитание потерянного детства. Мать «кафтана» маленькая ростом, худая – похожая на египетскую мумию, всегда голодная и жаждущая алкоголя. Досыта наевшись, она вовремя уползает от побоев под сени, где под крыльцом живёт собака Дамка, и коротает там время, пока сын не пропьется и придёт в трезвое состояние. Бывало, она пряталась под крыльцом в двадцатиградусный мороз до трёх суток и удивляла людей тем, что простудные заболевания для беглянки были недоступны.

Как-то, напившись, «кафтан», похваляясь, разорвал зубами полпачки пенсионных денег, а проснувшись, ругаясь, долго искал их, при этом обыскал свою старушку мать.

Люди Вальке советовали подать заявление в дом старости, чем вести собачий образ жизни под сенями, она соглашалась, но решение отменяла.

Однажды за ней приехали представители местной власти из сельсовета и Дома престарелых с решением благоустроить инвалидку на государственное обеспечение, но она в этот день валялась пьяная на траве возле крыльца своего жилья. Её разбудили, объяснили причину приезда, но Валентина от заботы государства отказалась, да ещё отругала приезжих за то, что они суют нос в чужую жизнь.

Егерь Журавлев, вернувшись из двухдневного рейда по лесам, обнаружил в доме пустоту. В комнатах исчезла часть мебели, не оказалось одежды жены и детей. В хлеве нет коровы и поросят. Во дворе одиноко кукарекает петух, видимо не давшийся хозяйке в руки.

Семен рванулся к матери, жившей у родственницы в конце улицы.

– Мам, что происходит, где дети? – спрашивал он, тяжело дыша.

– Твоя благоверная забрала детей, погрузилась на машины и уехала.

– Куда уехала?

– Не знаю сынок, она ничего не сказала, на меня даже не посмотрела.

Семен молча сидел, облокотившись на стол. Трагедия развала семьи подобралась близко к сердцу, ему ужасно захотелось с кем-нибудь напиться, излить душевную боль по детям. Резко повернувшись к матери, с волнением произнес:

– Прости меня родная, что ты это время жила отдельно от меня. Завтра же перевезу тебя в родной дом, но молочка уж больше не попьём. А дети со временем всё равно будут нашими. Сын, хлопнув дверью, вышел, а старая мать, обхватив руками лицо, завыла навзрыд. Наплакавшись, Марья Ивановна подошла к иконе – Божьей матери и стала усердно молиться.

Подсохли и запылили под колесами просёлочные дороги, шлейфом стелется за проезжающим автотранспортом. С первым же теплом на свет божий явились тучи комаров и мошек. Ноющей болью, тыкаясь в лицо, днем и ночью стонет гнус, а утром, с восходом солнца, когда прогреется земля и иссушится серебристая роса, словно по команде диспетчера, начинаются полеты полчищь серых и более крупных рыжих слепней. С летающими кровопийцами знакомы не только домашние животные, но и люди.

В жаркий день в Озёрное приехал некий Абрам Денежкин. Покинув кабину грузовика, огляделся: куда это его занесла – судьбы дорога.

К его машине подходили любопытные из числа праздно болтающейся молодежи.

– Здорово, мужик!.. чего привез? – спросил приезжего «кафтан».

– А ты кто будешь, мил человек? – вежливо спросил приезжий.

– Я Олег Веселов, здешний житель, а ты кто?

– А я бывший майор ФСБ в отставке Денежкин Абрам Юрьевич, привез вам улучшение жизни и достаток.

– Ух ты! – воскликнула толпа безработных, среди которых два брата Пироговых – Мишка с Димкой, братья Моховы, Сережка Рябинин, Демцев Саня, жившие за счет пенсий матерей.

– Это как понимать – улучшение жизни? – интересуется Денцев.

– Я озолочу вас, если будете помогать.

– В каком деле? – оживились пацаны.

– Я же сказал вам, что я майор, вот в этом футляре миноискатель, он укажет, где тут у вас залежи металлолома.

– Да у нас его тут полно! – радостно сообщил Мишка Пирогов.

– Вот и прекрасно! – воскликнул Абрам, – у меня есть техника, у вас руки и наше дело пойдет на лад.

Денежкин оказался предприимчивым, сразу обратившим на себя внимание поселкового народа, нареченным кличкой «металлист».

«Какой ещё медалист?» – делясь друг с другом новостями переспрашивали туговатые на слух.

Семен Журавлев как-то спросил Денежкина:

– Что ж ты, кэгебешник не живешь в городе, а приехал к нам в развалившийся поселок на старом грузовике? Получал бы свою комитетовскую пенсию и жил припеваючи.

– Я свою пенсию переписал на дочь, и квартиру отдал ей же.

Фока Букин, подумав, высказал мнение:

– Если судить по годам, так дочери-то уж давно за тридцать, неужели она до сих пор живет на пенсию отца?

– Я юрист, у меня два высших образования, и скажу: это, уважаемый, не твоего ума дело! – сверкая раскосыми глазами, отвечал «металлист».

– Послушай, Абрам, – миролюбиво попросил Семен, – конечно, приятно побеседовать с бывшим майором ФСБ, но покажи ты нам мужикам деревенским своё фото в форме или документ какой-нибудь?

– Извините, не могу – я засекреченный.

– Вот те на-а, в наше мирное время и – засекреченный?!.. – удивлялись мужики.

Абрам на все вопросы давал ответы, недаром хвалился образованием.

К жителям посёлка Денежкин обращался по имени и отчеству – на «вы». В его порядочности многие не сомневались, доверяя деньги в долг. Но у Журавлева и Фоки приезжий вызывал недоверие, неприязнь.

– Подозрительный он какой-то и хитрый, не из наших, – поделился Журавлев с Букиным.

– Чего там судить-рядить, казачок-то засланный!

Первым делом майор решил проблему с жильем, топором отодрал с окон и дверей доски покинувшего хозяевами дома, натаскал из других домов мебели, посуды, раздобыл телевизор и заселился. Дома принадлежали леспромхозу, мода на их приватизацию сюда еще не дошла, и захватчик был доволен тем, что приобрел.

Здесь, после работы, собирались молодые помощники «металлиста», где пили спиртное, развлекаясь игрой в карты, анекдотами. А Денежкин, подчинив молодежь, рассказывал им о трудностях в работе госбзопасности, выполняя задачи по защите интересов государства. Оказывается, по делам службы он объездил почти все страны Африки и Востока, и вдохновленный стаканом водки, красочно рассказывал о командировках, ещё больше поднимая свой авторитет.

В своё время в леспромхозовском поселке техники было много и, чтобы не возиться с отработавшими деталями и узлами, часть железа экскаватором закапывали в землю. Сначала Денежкин подобрал металлолом по улицам поселка, вокруг гаражей, но добрался и до закопанного добра. Наемщики, раздевшись по пояс, в поте лица, атакованные рыжими слепнями, до позднего вечера копали землю, доставая из ям ржавые железки.

Когда-то в этих краях была узкоколейная железная дорога, построенная для вывозки древесины из делянок в затоны на волжских берегах. Но с постепенным исчезновением лесосырьевой базы, она стала не нужна и её забыли; теперь она стала золотоносной жилой и привлекла сюда любителей лёгкой наживы.

Абрам уже трижды увозил металлолом на базу вторчермета в Белоцерковске. Деньги за железо выдают сразу. Денежкин в уме подсчитывает доходы и расходы, он размышляет: «Кругленькая сумма уходит на горючее и запчасти, да на оплату рабочим, а их набралось восемь человек – себе остаётся мало. Приёмную цену на железо не поднимают, значит, надо сокращать число работников. Оставлю Денцева Саню, он ценный работник – сварщик, без него не обойтись, и оставлю двух крепких братьев Пироговых, пусть работают. Во всём нужен расчет: денежка любит счет и экономию».

Пацаны, узнав, что остались безработными, были не в восторге. Абрам и так платил мало, ссылаясь на транспортные расходы, но все-таки на водку и курево хватало, и теперь с завистью взирали на приехавших из лесу грязных и потных товарищей.

Как-то не удержав конец рельсы, Мишка Пирогов уронил её себе на ногу, серьёзно поранив ступню. Он стонет от боли, а Абрам ругается:

– Что ты натворил?.. сорвал день работы, тебя ведь надо вести к хирургу, это незапланированные расходы!

Мишка на ногах не стоит, просит:

– Товарищ майор, не бросайте меня, увезите в больницу, я ещё пригожусь?

Другие работники подняли Пирогова в кабину газика и вот, грузовик, недовольно урча на ухабах бездорожья, выбирался из леса сначала на проселочную дорогу, а затем по асфальту до райцентра, куда путь не близкий. Денежкин, украдкой глядя на побледневшего Мишку, мысленно подсчитывает убытки.

Освоившись в посёлке, Абрам приглядел для жизни ядрёную молодушку с высшим образованием, но не нашедшую себя в сфере преподавания потому, как школу в Озёрном прикрыли, а ехать куда-то на сторону от матери Марьяна не захотела. Так и жили вдвоём на пенсию Светланы Ананьевны, да ухаживая за овощными грядками.

Однажды Денежкин явился к ним в костюме и при галстуке с шампанским, коробкой конфет. Войдя в комнату трехквартирного барака, осмотревшись, смело заговорил:

– Уважаемая Светлана Ананьевна, Марьяна, я слышал жильё ваше стало непригодное: крыша пропускает Н2О, потолок рушится, стены прогнили, в доме холодно. Придет зима начнутся проблемы. Я пришёл к вам с добрыми намерениями, я трудолюбивый, хотел бы вам помогать, поэтому предлагаю жить вместе в моём доме.

– Это как так? – удивилась Светлана Ананьевна.

– Ах, простите, я не сказал главного, Марьяна, я давно гляжу на вас. Вы всколыхнули моё одинокое сердце. Это как в песне: «И ты одна, и я один», а года идут, жизнь не предсказуема, чего же медлить, выходите за меня замуж?

Круглолицая Марьяна зарделась румянцем, ей никто не делал предложения. Живет она возле матери невостребованной, пора бы уж определиться женской судьбе.

Пробка из бутылки шампанского ударила в потолок, громким салютом отозвалась в сердцах трёх. Закусывая тортом, сочно облизывая губы, Абрам уверял:

– У меня дом тёплый, пятистенный, будем жить одной семьёй в достатке. Деньги у меня есть и работы полно.

У дочери с матерью, обескураженных предложением Денежкина, в глазах засветился огонёк надежды и определённости женской доли с мужчиной в доме.

В субботний вечер на этой же неделе в доме Абрама собрались гости: невеста – Марьяна, её мать – Светлана Ананьевна, братья Пироговы – Мишка и Димка, сварщик Саня Денцев с матерью – Клавдией Петровной, и еще несколько древних дам – жительниц посёлка, не утративших интерес к хмельному и застольным песням.

От шампанского отказались все: – что толку от кислой газировки? Пили Пшеничную водку, она взбодрила молодежь, омолодила лица дам, придав энергии. Зазвучала песня про «рябину кудрявую», Санька Денцев подыгрывал мелодию на гармошке. Уловив момент, Абрам прошептал Денцевой на ухо:

– Дорогая Клавдия Петровна, спасибо вам за деньги на свадьбу, вот подзаработаю и непременно верну.

«Горько», – кричали много раз. Абрам, искушённый в подобных делах, брал Марьяну за талию и крепко прижимал к себе, а невеста, преодолевая чувства стеснения, молчаливо выполняла желания мужа.

После гулянки, посвящённой бракосочетанию, мать невесты – к великой радости зятя, пожелала жить отдельно. Но зять тёще подыскал домик по соседству, предварительно освободив окна от досок. Жизнь молодоженов приобретала качественно новый виток.