Миновав деревянный мостик, в помещении, куда он вошел, знакомо пахло лекарствами. Дождавшись своей очереди, Воробейчик заглянул в окошечко для выдачи медицинских препаратов, он увидел белокурую женщину, из-под колпака которой свисала русая прядь, зеленоватого цвета глаза обведены черным карандашом. На груди бейджик с инициалами: Ласточкина Наталья Анатольевна.

Анатолий поздоровался и, не отводя глаз, смотрел на фармацевта. А она, увидев перед собой стройного мужчину с лицом, выражающим мужество, но почему-то глупо улыбающегося, тоже внимательно смотрела на него… Наконец она спросила:

– Мужчина, вы еще долго собираетесь улыбаться, наверно не за этим сюда пришли?

– Извините, вы не дочь моя? – пошутил Толя.

Аптекарша оказалась разговорчивой и она шутливо ответила:

– Вероятно внебрачная, а почему вы так решили?

– Потому что вы Анатольевна, а я Анатолий, и еще мы из одной стаи пернатых – вы Ласточкина, а я Воробейчик.

Молодые люди дружно рассмеялись. Анатолий хотел сказать что-то еще, но из смежной комнаты выбежал мальчик лет пяти с криком:

– Мама, мама!..

Но Наталья Анатольевна, повернувшись к нему, строго сказала:

– Толик, ты мешаешь маме работать, иди и раскрашивай картинки.

Услышав имя – Толик, так в детстве Воробейчика называла мать Анна Васильевна, у капитана забилось сердце.

Прежняя жена Анатолию детей не подарила и, глядя на маленького Тольку, Воробейчика охватили ранее неведомые чувства. Он вдруг понял, чего ему не хватает в жизни.

Капитан желал продолжить разговор, но за спиной послышался недовольный голос старушки:

– Молодые люди, хватит вам разговаривать без дела, здесь очередь собралась, по личным вопросам общайтесь в другом месте.

Воробейчик извинился перед нетерпеливой старушкой и попросил у Натальи нужное лекарство, на что она отвечала:

– В настоящее время Диклофенака в ампулах нет, зайдите в следующий раз, а пока рекомендую Кеторол, тоже неплохое лекарство, а кто вам будет делать иньекции? – поинтересовалась фармацевт.

– Пока не знаю, в нашем поселке медработников нет, придется по-военному, самому.

– Молодой человек, вы задерживаете очередь?! – торопила старушка.

– Да, пожалуйста, становитесь к окошечку! А я пошел, – недовольно ответил капитан. Он хотел бы еще пообщаться с аптекаршей, но, глядя на нарастающую очередь, решил идти к машине, должно быть Семен Журавлев его заждался.

После ухода Воробейчика Наталья подбежала к окну и, провожая взглядом офицера с тростью в руке, вдруг вспомнила слова поэтессы Ахматовой.

Что ты бродишь, неприкаянный, Что глядишь ты, не дыша? Верно, понял: крепко спаяна На двоих одна душа. Будешь, будешь мной утешенным, Как не снилось никому, А обидишь, словом бешеным — Станет больно самому.

Преодолев последний дорожный рубеж и завернув за угол одноэтажного дома, где начиналась поселковая площадь, Анатолий увидел знакомую машину и возле нее группу мужчин.

Он узнал в толпе егеря Семена, а также школьного дружка Саньку Наседкина – крепкого на вид парня, сумевшего когда-то откосить от армии, и еще рядом стоящих троих незнакомцев.

Егерь, увидев Воробейчика, воскликнул: «Вон он идет!» Все обернулись. Его окружили, Наседкин первым обнял одноклассника, сказав:

– Толян, мы тебя тут заждались. Спасибо Семену за звонок, сообщил о твоем приезде.

Началось знакомство с рукопожатиями. Семен представлял своих друзей:

– Этот человек отставной майор Герасим Глушкин, бывший начальник штаба летного полка.

Пенсионного вида, но крепкий мужчина с удовольствием пожал руку Воробейчику.

– А это, – продолжал егерь, – наш районный ГАИ, Аркадий Иванович Туркин, а рядом стоящий, это начальник нефтебазы Геннадий Богданов. Мужики они – солидные, охотники и друзья, каких на свете мало.

Компания оживилась, послышались шутки и короткие мужские анекдоты.

Семен громко спросил:

– Анатолий, чем закончился твой поход в военкомат?

– Нормально, – скромно отвечал Воробейчик.

– Неужели снова на войну пошлют? – Предположил Сашка Наседкин.

Мужики с негодованием зашумели: «Куда ему с такой ногой, сдурели, что ли генералы?»

По поводу возникшего вопроса Воробейчик дал разъяснение:

– Служить и воевать мне не придется, а на память о сражениях дали вот это, – Анатолий извлек из кармана сверкающие позолотой погоны капитана.

Раздался возглас восхищения, Наседкин воскликнул:

– Дай мне, прикину погоны на свои плечи?!.. Ну, как, идет мне? – спрашивал друзей Саня, – теперь на моих плечах по горсти золотых звезд.

– Идет, идет! – иронизировал начштаба Глушкин, – и корове седло коня пойдет, если закрепить хорошенько. Не откосил бы от армии, возможно и генералом стал бы.

Санька на шутки друзей не обижается, но, однако, заметил:

– А по этому делу все вопросы, пожалуйста, к моей мамке, я у ней сыночек один, – парень так хохотнул, что с головы свалилась кепка, обнажив рано облысевшую голову.

Капитан подал лысому другу коробочку со словами:

– На, Александр, подержи и это!

Саня, открыв коробочку и увидев пламенно-красного цвета звезду, словно язык проглотил. Снова раздался возглас, еще больше поднявший авторитет капитана.

– Анатолий Владимирович, – с уважением спросил начштаба Глушкин, – вероятно у вас еще есть награды?

– Есть, – охотно отвечал Воробейчик, – две боевых медали и награда от правительства Афганистана.

– Все, мужики! – воскликнул до этого молчавший завнефтебазой Богданов, хватит вам парни греметь у пустой бочки, быстренько едем в ресторан, закажем столик, отметим знакомство с героем войны.

Застолье в ресторане длилось допоздна, в обнимку пели песни, шутили.

Уазик, оставляя за собой шлейф из опавших листьев, мчится домой. Семен, держа руль, обмотанный синей изолентой, и, не оставляя из виду серую ленту асфальта, излагает мысли своей жизненной позиции.

– Понимаешь, Толя, без друзей в нашей работе просто не обойтись. Вот, захожу я к начальнику, а он мне с порога начинает допрос: «Сколько протоколов составил на браконьеров, сколько новых кормушек сделал, солонцов, галечников, порхалищ для боровой дичи, сколько веников да сена наготовил оленям да лосям? Что-то я не вижу отчета по учету пернатой дичи?..» И так далее. У егерей объем работы большой, без техники не обойтись, не справиться. Как без нее отстреливать лицензионные виды зверей, добывать пушнину и прочее. Другие егеря пользуются мотоциклами, а придут дожди, холода, эти охотники простужаются, болеют. Мне машину – вездеход помогли собрать друзья. Гаишник Аркадий Иванович раздобыл списанный на металлолом вот этот аппарат, на него восстановил документы, а запчасти собирали по всему району. С горючим тоже проблем нет, снабжает Геннадий Богданов. Они же помогают вести отстрел животных, иногда сутками пропадаем в лесу.

– Хорошие у тебя друзья, нужные, – согласился капитан, – народная мудрость гласит: «Не имей сто рублей – а имей сто друзей». Эта мудрость актуальна во все времена.

– Есть еще и другая мудрость: «Не имей сто рублей в облигациях – а имей сто друзей в организациях».

Анатолий, пребывая в прекрасном настроении, смотрит в боковое стекло, радуясь краскам лесного пейзажа. Возле дороги низина густо заполнена частоколом высоченных молодых сосен, они, словно раскаленными стрелами воткнувшись в землю, покачивают оперением на ветру. Всюду ощущается стойкий запах увядающих трав, грибов. Анатолий вспоминает: «Мать белые грибы сушила в русской печи на противне. В доме пахло горячим белым хлебом. А вообще, взять бы в руки краски – масляные или акварель, да нарисовать всю эту красоту для любования».

Анатолий все острее ощущает влечение к краскам, конечно пейзажи можно запечатлеть на цветную фотопленку, но это все не то. Там, в Афганистане, офицер Воробейчик рисовал портреты сослуживцев карандашом, сходство получалось, но живопись – это удел талантов.

От размышлений Анатолия отвлек Семен.

– Скоро наступит сезон охоты на копытных, придется попотеть. Труднее всего охотиться по глубокому снегу, оденешь маскировочный халат и идешь тропить зверя. За день так упахтаешься, что из последних сил волочишься домой.

Егерь вдруг рассмеялся, а капитан любопытно глянул на товарища.

– У нас на работе случай был, – рассказывал Семен, – один из наших промысловиков привез на лошади сдавать отстрелянного лося. Подъехал к складу, перетаскал тушу на весы, а кладовщик, наблюдавший за ним, говорит: «Уважаемый, что это у твоего лося передних ноги – три, а задних, в которых мяса много больше – одна». Мужик, краснея, отвечал: «Я его таким добыл, видать таким уродился». Дело дошло до проверки. К хозяйке пришел участковый, спрашивает: «Показывай, Дарья, где хозяин лосятину прячет?» «Вот тут, кум, в кладовке все продукты храним», – показала хозяйка пустое хранилище. Так и ушел ни с чем блюститель закона. Жена-то у егеря сметливой оказалась. После отъезда мужа она в кладовке обнаружила не соответствие и перетаскала тушу второго лося, предназначенного для себя, к соседке, а потом ругала мужа: «Совсем осторожность пропил»!

– Каждому, ведь, хочется улучшить жизненные потребности, – продолжал Семен. – Наш приемщик пушнины закончил московский пушно-меховой техникум, он принимает заготовленное нами меховое сырье: шкурки бобра, ондатры, куницы, норки и другое. Этот «шкурник» долго трясет мех, расчесывает, опять трясет, дефекты ищет, а потом предлагает: «Давай, я у тебя приму пушнину без квитанции?» А потом этот делец продает шкурки на рынке за тройную цену.

– Охотники идут на это? – спросил Воробейчик.

– Бывает. Те, кто перевыполнят договор добычи, соглашаются, но это все незаконно. Такого могут лишить права охоты, Анатолий, ты лекарства купить не забыл ли?

– Были бы они, – отвечал инвалид, – кое-что приобрел, но за основным рекомендовали приехать в следующий раз.

– Вечно у них так – нет в наличии, – буркнул Семен.

– Может оно и к лучшему.

– Странно, это еще почему? – удивился егерь.

– В этой аптеке путем прямого попадания я, кажется, получил контузию.

– Чего, чего? – хохотнул егерь.

– Контузию! – говорю.

– Вот так дела? – присвистнул Семен, – теперь уж и в аптеках калечат?! Ну, и кто тебя там шарахнул?

– Эх, Семка, рассказывать долго.

– Да и дорога не близкая, давай, «колись».

Однако капитан молчал, а друг, понимая его душевное состояние, на откровенном разговоре не настаивал, но заметил:

– Вам-то в ресторане было хорошо: и награды отметили, и за знакомство, а мне – водителю, возлияние запрещено. Вот приеду домой и тогда с устатку, за прожитый день воздам.

Воробейчик чему-то усмехнулся, Журавлев это заметил:

– А что ты улыбаешься?.. тебе-то хорошо.

– Я не про это, – госпиталь вспомнил, был там один подранок. На обходе врач его спрашивал:

«Как самочувствие, больной?» Тот отвечал загадочно: «Если взять за норму – полтарашку спиртного, то здоровье мое улучшилось всего граммов на десять». Доктор, помолчав, говорит: «Вы так много пьете?» «Что вы, но вернусь в деревню и на радости, что остался жив, обязательно у соседки куплю полтарашку перегона, у нее хороший, знаете ли, перегон». «Вам спиртное абсолютно противопоказано, – упреждает доктор, – только разве что для наружного натирания».

«Не беспокойтесь, доктор, небольшие дозы и внутри хорошо притираются»…

Друзья в хорошем расположении духа въехали в родной поселок – Озерный. Машина, скрипнув тормозами, остановилась возле калитки дома Воробейчика, шофер Семен тронул капитана за плечо:

– Толя, поедем ко мне, продолжим праздник, мне скучно одному, да и семья обрадуется гостю.

Воробейчик, обдумывая предложение, посмотрел егерю в глаза и, собравшись с мыслями, сказал:

– Семен, посмотри, уже темнеет, неудобно перед твоей семьей, давай встретимся в другой раз.

– Хорошо, – весело отозвался водитель, – я завтра подъеду к тебе. Ну, до встречи!

Попрощавшись с другом, Анатолий присел на лавочке возле палисадника. В доме свет не горел, вероятно, мать уже отдыхает. Капитан устало потянулся до хруста в теле, навалился спиной на изгородь, мечтательно глядя в небо. Прошедший день подарил ему много добрых впечатлений. Он никогда не забудет посещение храма и молебен, встречу с военкомом Бородиным, но еще большие чувства он испытал, встретив в аптеке Наталью Анатольевну, теперь потеряв покой. Воробейчик наслаждался вечерним закатом, теплом ушедшего дня, а в памяти его печальным светом далеких звезд, калейдоскопической сменой впечатлений, вспыхнули рифмы слов.

Я видел – как звезда упала. Был тихий вечер и река В туманных клочьях ускользала За хвойный ропот сосняка. Она сверкнула в синем мраке, От ближних сел за сотни верст. Наверно, сельская собака Облаяла, поджавши хвост. Ее полет мгновенной вспышкой Не опалил усмешку зла. И равнодушны, словно шишки, Другие шишки без числа. Быть может тайна есть и в числах — Неисчислима чисел рать. Не разгадал в полете смысла, Не смог желанья загадать. Как много в нас желаний тайных, И есть у каждого одно, Оно всегда необычайно Или мечтою рождено. Голодный хочет жизни сытой, Влюбленный радости вдвоем. И до поры желанье скрыто У всех, и в малом, и в большом. А я шепну не в след, упавшей, А той, заветной, в синей мгле: «Пусть завтра будет в жизни нашей Такой же вечер на земле».