По Невскому проспекту двигался поток людей, особенно густой сейчас в обеденный перерыв. Плыли, двигались обнаженные людские головы без всяких теперь шапок и кепок. И как всегда на Невском, среди них — непременно три-четыре рыжих. Непонятно, чем вызывалось это явление — может, то были финны или эстонцы.

Артур вышел на проспект, и сразу тело охватило жаром, как в бане. Воздух стал плотным и ощутимым. Чувствовалось, как проезжающие троллейбусы расталкивают его, обдавая горячей волной.

"В Москве температурный рекорд. 2010 год. Запомнить бы".

Аномальная жара — главная тема сейчас. Везде трубили об этом.

Артур двигался в толпе, глядя на лица прохожих, думал о том, что Квазимодо, может, прямо сейчас, неузнанный, идет навстречу и даже с его наганом в кармане. Каким ничтожным, как детектив, сейчас казался себе Артур и еще — каким совершенным аппарат милиции. Как легко бы на его месте поймали Квазимодо, легко нашли бы наган менты.

"Защищенные законом. С оружием, обученные в специальных местах, по специальным книжкам. С опытом, специальной связью, транспортом".

Ничего похожего не было у него, не было даже времени. Постепенно его обязанности в Среднем расширялись и становились все разнообразнее. Пару раз он даже ездил на Театральный комбинат, где обшивали все петербургские театры. Сегодня опять был послан туда с заданием ускорить изготовление костюмов для "Собора" и вот сейчас возвращался.

Решил пройти обратный путь до театра пешком, а сейчас уже приходилось торопиться. Помреж Света куда-то уехала и в литературной части поручили разнести роли. В библиотеке лежала пачка отпечатанных брошюр с ролями, на первой странице каждой карандашом были написаны фамилии исполнителей. Регины среди них не было, что сильно удивило Артура. На роль Эсмеральды ее так и не ввели.

Перейдя Невский, он шел по узким переулкам, стараясь держаться ближе к стенам домов, в тени. Переступал через трещины в мягком асфальте, сочащиеся липкой смолой. Задумался о том, что, может быть, у него все-таки есть преимущество перед милицией — вдруг, таким, как он, везет, как новичкам в картах.

История со стрельбой в Арманда в театре как-то постепенно забывалась. К ней относились всё с большей иронией и даже придумали тому кличку — Вжопураненый. Артуру кличка эта казалась похожей на имя какого-нибудь индийского киноактера. Сам Арманд уже выписался из больницы и восстанавливал форму дома.

Поначалу Регина активно взялась искать Квазимодо с наганом. Она даже пожелала, чтобы Артур специально для этого обзавелся мобильным с наушниками для срочной связи в деле поисков. Когда-то Артур недоумевал при виде какого-нибудь чудака с проводами, как будто торчащими прямо из головы, бормочущего на ходу, словно сам с собой. Глядел на подобных свысока. Но стал таким же по велению Регины, связанный теперь с ней некой сложноподчиненной связью.

Углубившись в разговор, он, бывало, ничего не замечал вокруг, натыкался на прохожих и опасался, что когда-нибудь влезет под машину. Регина сначала звонила постоянно, у нее все время возникали новые версии, чаще всего романтические. Но постепенно их поиски глохли, становилось ясно, что они безуспешны. Может быть, теперь Регина забыла об этом совсем.

Совсем нерусская, какая-то неестественная жара. Невдалеке от театра стало видно, что из пивной "У Сереги" уже вынесли столики на улицу. Вокруг них клубились алкаши.

Недавно на этом месте появился памятник Сергею Довлатову. Непонятно почему пивная за ним так называлась: то ли в честь Довлатова, то ли по имени хозяина заведения. У алкашей поинтеллигентнее быстро возник обычай: собираться выпивать здесь рядом с памятником и даже выливать у постамента каплю-другую.

Ближе к Артуру стоял круглый столик под пластмассовым навесом. У него что-то горячо доказывал некто в штопаной тельняшке. Похоже, он не раз рвал ее на груди.

— Раньше богато было в Питере алкаша, богато, — стало слышно Артуру. — Рай для нищих и шутов, как сказал поэт. Сейчас не то. Невесело сейчас. Буржуазная революция, говорят… У нас все принято на буржуазную революцию списывать, — добавил он, не дождавшись реакции от собеседника. Тот, сидевший спиной к Артуру, почему-то молчал. Артур, проходивший мимо, вдруг увидел, что это Алмаз. Ни кто иной, как…

— А, Артурка! — Заметил того вечный ребенок. — А мы в твоем театре были.

Алмаз опередил Артура, уже собравшегося спросить об этом.

— Вместе с Намыленным, как я вижу, — сказал Артур, показывая на две пустые бутылки из-под крепкой "Балтики" и недопитый стакан, стоящие на столе. — Так подсказывает мне дедукция. — Артур почувствовал, что возвращается к какому-то детскому стилю в разговоре. — Все также по-прежнему искусственное горе народу торгуете?

— Мы с ним в театр кайф носили, — сообщил Алмаз, наливая себе какой-то дешевый лимонад ядовито-розового цвета. — Намыленный сказал, что вашим актерам нравится. Они говорят, от первого приходы интересные, творческие, — добавил с важностью.

Артур знал, что "первым" наркоманы называют кокаин.

— Чего тебе этот шнурок втирает? — появился Намыленный. Он нес несколько бутылок, удерживая их всеми пальцами рук. — Привет! — запоздало поздоровался. — Ты его не слушай, он тебе наговорит.

— А как вы в театр проходите? — сразу же спросил Артур. Он о чем-то задумался.

— Так и проходим. — Намыленный, поставив все бутылки в ряд, быстро открывал их по очереди. — Вахтер пускает.

— Петр Петров что ли?

— Какой Петров? Альбертыч пускает. Сам имеет с товара долю малую. Раньше только Герыч в театр проникал, а теперь и мне приходится. Но ты об этом молчи. Я знаю, ты мужик неболтливый… И не только в театре, в котельной работяги тоже торчат. А что им сейчас, летом, делать? Торчать только. Хотя начальник им работу находит, Сундукян. Знаешь такого? — Артур промолчал. — Сундук им и внутри театра работу изыскивает, даже тяжести таскать напрягает. Жаловались. Когда сам не торчит. Вот зимой вы точно перемерзнете! — хохотнул Намыленный. — Вот так, раньше с Герычем ваш театр окучивали, теперь вот с этим организмом, со шнурком. — Намыленный кивнул на Алмаза. — Пускай учится. А Герыч, оказывается, перед своей смертью взял у копателя одного металлоискатель, по полям потаскать. Знаешь такой? — им сейчас клады в земле ищут. Копатель этот сейчас у нас во дворе бегает, ко всем пристает, спрашивает, где он, металлоискатель его. Вообще-то, по правде, он сейчас у меня, но я молчу, тихарюсь. Он мне еще пригодится, может быть.

Намыленный стал рассказывать о каких-то денежно-имущественных отношениях с заимодавцами покойного Герыча, но Артур уже слушал невнимательно.

Он торопливо допил бутылку теплого пива, посмотрел на часы:

— Ну ладно, чуваки! Некогда, дела.

В театре раздавались звуки церковного хорала. Раздавались они сейчас постоянно, церковное пение, органная музыка, звон колоколов откуда-то из несуществующего нигде собора. Великолуцкий решил, что в "Соборе парижской богоматери" будет много всего этого.

Все актеры, занятые в спектакле, сейчас собрались на основной сцене. Теперь репетиции перенесли туда со сцены учебной. Артур осторожно вошел в зрительный зал, положил стопку ролей на кресло рядом с входом, потом по коридорам театра, несколько раз поднявшись и опустившись на разные этажи, пробрался на балкон осветителей. Она же осветительская ложа. Опять оказался в этом же зале.

Уже не раз он наблюдал отсюда за репетициями и подготовкой спектакля. Здесь его знали и привыкли к нему. Артур даже пару раз помогал осветителям, поддерживал какие-то кронштейны, пока те вставляли в отверстия болты. Но сейчас здесь, на балконе, никого не было, хотя несколько юпитеров и горело.

— Необходимо, чтобы эта сцена казалась преддверием преисподней, — доносилось снизу. — Вы должны добиться этого…

Артур заглянул за перила балкона, прямо под ним сидел Великолуцкий. Была видна его голова: седые, но густые волосы с маленькой круглой лысинкой на макушке. Голова, будто одуванчик, на который дунули сверху.

— То, что вы тут мне показываете — это не вино, это сок!.. — громко вещал он.

Сунул в рот пустую трубку и стал ожесточенно сосать, будто, несмотря ни на что, пытался раскурить. Махнул рукой в сторону сцены.

Сверху сцена была освещена каким-то неестественным для этого мира светом. Разом зашевелились, задвигались за рампой актеры, как-то, необычным образом сразу превратившиеся в призраков. Волшебно освещенные, они стали не настоящими, не теми людьми, которых Артур встречал в буфете и в коридорах театра.

На сцене возник Квазимодо, приглашенный из другого театра танцовщик. Незнакомый и совсем не похожий на того, другого, который когда-то убегал здесь от Артура. Двигался изломанной ковыляющей походкой инвалида. Незаметно она стала таким же изломанным танцем. Странно, что все это возникло из театральной грязи, свар, склок, которые считались репетициями.

Великолуцкий сидел на своей скамейке, скрючившись и закрыв половину лица руками. Видны были только глаза, напряженно следившие за сценой.

Артур, все чаще тайком присутствуя на репетициях, незаметно для себя увлекся этим процессом и надеялся, что уже стал что-то понимать в балете, ощущать его на уровне зрителя.

Все говорит о предчувствии успеха — все время повторяла в библиотеке Октябрина — это всегда чувствуется в театре. Сейчас Артур ощущал, что спектакль постепенно возникает. Появилась даже глупая мысль, что в этом есть и его маленькая-маленькая заслуга.

"Загорелся трудовым энтузиазмом, блин!"

Внезапно заверещало в кармане. Телефон! Великолуцкий внизу дернулся, задрав голову, стал грозно оглядывать верхние ложи. Артур, прижав мобильный к уху и сильно нагнувшись, почти на четвереньках выбрался в коридор.

— Ну как вы, Капитан? — стал слышен голос Регины. — Идете по кровавому следу? Слушай, что скажу… Может, ты обратил внимание — у Арманда такой большой старинный перстень есть. Он у него недавно появился. И знаешь, только что я этот перстень в интернете видела, на сайте кладоискателей. Кто-то клад нашел и продает. Много фото там: чаши всякие, эти, как их там… Кадила-паникадила. Стрючица, да, вспомнила. Цепи красивые, монеты. И еще знаешь, один нательный крест оттуда, такой оригинальный, я видела у Фролова. Мы, женщины, к такому внимательны…

— Значит, продали уже этот клад, — наконец, смог заговорить Артур. — Или часть клада. Я тоже кое-что узнал: оказывается, в театр приносят наркотики…

Остановившись у окна в портретном фойе на втором этаже, он увидел Регину. Та шла по улице, подходила к театру. Двигалась по краю тротуара, прижав к уху телефон, не смешиваясь с прохожими, отчетливо заметная среди других. Высокая гибкая фигура с глянцево-блестящей гладко причесанной головой. В чем-то плотно обтягивающем и, как всегда, черном — явно знала, что этот цвет ей идет.

— Тоже мне, удивил, — доносился ее голос из мобильного. — Все говорят, что в театре кокса больше, чем в котельной.

— И я уже нашел тех, кто это делает. Вернее, всегда их знал, — произнес Артур. — Мсье Меркадо пристрастился к наркотикам. И что нам это дает? — добавил он. Эту цитату Артур приготовил заранее для разговора с Региной. В последнее время, пытаясь разгадать тайну Квазимодо, он от отчаяния даже прочел пару томов Агаты Кристи. — Пока не могу сказать. Но факты, Гастингс, факты! Это кирпичики, из которых мы строим истину.

— Сам с собой что ли говоришь? — с подозрением спросила Регина.

— Да нет, просто у меня хорошая память.

Артур видел сверху, как она остановилась у одного из каменных бульдогов возле дверей центрального входа:

— А все же жаль, что стрелял не Фролов, — произнесла она. — Все-таки тогда это была бы почти дуэль. Вроде как. Пистолетов пара, две пули — больше ничего — вдруг разрешат судьбу его.

— Друзей поссорить молодых и на барьер поставить их, — тоже процитировал Артур. — И все-таки понятно, что Квазимодо — кто-то из наших. Подозреваемый и сейчас внутри театра.

— Таких, кого я могу подозревать, у меня целый пучок, — откликнулась на это Регина. — Да, если по правде, я бы сама с удовольствием Арманду в жопу выстрелила. Все время думала о чем-то подобном, когда его, такого, видела. Плывет белым лебедем… Или лебедью. С такими не поймешь. В театре смеются: черные дни для сладеньких настали. Пришипились эти, сидят теперь, как мышки под веником. Скоро народу в труппе не останется — всех меньшИх Квазимодо перебьет, — помолчав, добавила: — И все-таки ты скажи своему знакомому, коксоносцу этому, чтобы он подошел ко мне. Нашел бы меня в театре.

Артур подумал, что, наверное, Намыленный обрадуется. Даже такой заскорузлый человек, как он, будет счастлив встретиться с самой Региной Табашниковой.

* * *

Между квартирой соседей и остатком территории Артура уже начали класть стену. В прихожей подняли несколько рядов кирпича, приблизительно по пояс. Получилось похоже на забор, отделяющий чужие владения. Напоминало всегда, когда Артур входил из подъезда в эту свою маленькую прихожую, образовавшуюся из остатка коммунального коридора.

— А, Артур! — встретил его стоящий за этим забором строитель, бригадир со сплющенной в какой-то из прежних битв переносицей. — Здорово, что пришел. А то мы тут гужемся, а сигареты у всех вышли.

Судя по доносившемуся издалека шуму и мощному алкогольному выхлопу от бригадира, у строителей опять продолжался затянувшийся "обед".

— Бери, — равнодушно сказал Артур, протягивая сигареты. — А то хочешь вот конфеты? "Финики в шоколаде".

— У нас лакомство горькое. А это нам ни к чему, конфеты, — отверг их строитель. — Вот хорошо, — сказал он, принимая сигарету. — А то хоть валенок кури. Есть хорошая новость для тебя. Хозяйка все-таки велела тебе гальюн построить. Отрезала жилплощади. Говорит, отстрочите этому какой-нибудь фуфел попроще. Только я тебе так скажу!.. Я туфту лепить не умею, сделаем тебе гальюн так, как надо. От души! Чтоб не гальюн был, а игрушка! Только ты уж потом проставься по-порядочному. Обмоем, как водится, как положено… Чтоб хорошо там тебе сиделось и стоялось. Ты знаешь, какой я специалист! И каменщик, и монтажник. Промышленный альпинист и простой, настоящий, альпинист тоже. Кандидат в мастера. Этим летом опять на Эльбрус полезу. А то давай со мной!..

— У меня подруга тоже альпинистка, — сдержанно сообщил Артур. — А так — балерина в Среднем театре…

— Я в Среднем тоже служил, — прервал, не дал ему хвастаться дальше бригадир. — Монтировщиком. Я питерский, местный, не молдаван какой, не думай… Бывает еще захожу туда, к ребятам.

— А ты знаешь Семена со Стасом? Осветителей? — без интереса спросил Артур.

— Конечно. Море водки с ними выпил. Ну, может, озеро. А пива — море! Я, бывало, сам с ними спектакли светил. Учился…

Наконец, пьяный бригадир отпустил его. Еле удалось от того оторваться.

Оказалось, что в комнате, душно и жарко, словно здесь что-то горело. Сквозь окно солнце накалило его помещеньице. В последние дни Артур навел здесь относительный порядок. Он даже добыл и поставил большой книжный стеллаж во всю стену. В комнате, освободившейся от валявшихся повсюду книг, стало просторнее, она даже как будто увеличилась.

Открывая окно, он видел свой проходной двор, по-летнему неторопливо идущих людей. Многие женщины теперь были в шортах и вполне загорелые. И только одна из них прошла без мобильного, эта жевала на ходу ярко-оранжевую хурму.

По комнате летала, стукаясь о стены, муха. Как это хорошо. Лето, муха. Оказалось, что в реальности, в отличие от детективов, расследование таинственных преступлений не занимает всей жизни. Жизненные дрязги, быт, хлопоты так и текут по тому же руслу, не иссякают. Хлопоты приятные и неприятные.

"Хорошо, хоть приятные в последнее время появились".

Во время недавнего разговора с Региной та согласилась ехать с ним — отдыхать на дачу, на Ладогу. Предстоял грибной пикник. Вот там и раскроется, что он не просто неудачник из библиотеки. Он владелец обширного хозяйства, целого Грибного архипелага, может быть, ценою в миллионы рублей. Повелитель лисичек и рыжиков (об этом он непременно скажет), император грибной империи. И подданные его бодро плодятся, вознося своего правителя к будущему финансовому процветанию.

Мысленно Артур сейчас видел воду, слоистый камень какого-то острова, мох, сосны. Он еще попытается заразить Регину своим восторгом от Ладоги, этим вот ощущением.

Последние выходные он полностью посвятил подготовке к пикнику, к приезду Регины на дачу. Дачу эту выскреб и вымыл до неузнаваемости. Собрал даже маленький букет из земляники, та необычно рано стала поспевать в этом году. Опасаясь, что земляника прокиснет, отнес ее в дом к Домне и Веньке, укрыл в их погребе. Стены дачи, прикрывая облезлую шелушащуюся краску, украсил ветками рябины с зелеными незрелыми пока ягодами. Ножи в стене он решил оставить, чтобы спрашивали и поверили в его суровость и мужественность.

За немалые деньги заказал в пицца-хаусе особый торт из грибов. Поставил его в коробке посреди стола рядом с бутылкой шампанского и красивым антикварным подсвечником. Все это время переживал, как бы тот не успел испортиться.

В каюте "Поплавка", где Регина будет прятаться от неприятного прохладного ветра при их стремительном полете по озеру, Артур предусмотрительно наклеил картинку с обнаженной девушкой со стрекозиными крылышками над каким-то цветком. Специально, чтобы завести тонкий разговор с романтическим подтекстом.

"Как всем известно, девушки размножаются опылением", — скажет он.

Напротив другая картинка — та же девушка со шмелем на длинном поводке. Рядом эльф в зеленой шляпе верхом на кошке.

"Богато было раньше эльфа, богато, — Заранее припасенная фраза. Сейчас Артур будто мысленно репетировал свой будущий разговор с Региной. — А было время, когда каждую ночь они танцевали на лучах Луны. Но их давно нет, Луна уже триста лет не освещает их игры".

"Ничего, мы и сами танцевать умеем, — скажет Регина. — Хоть на лучах. И обнаженными тоже", — Это она показывает на картинку.

Потом спросит, пишет ли он стихи. Артур скромно признается, а Регина небрежно скажет, что у нее есть знакомый редактор журнала. Возможно, когда-нибудь через много лет он, маститый поэт, с ностальгической грустью вспомнит это вот романтическое начало его карьеры.

И может быть, странная связь между ним и Региной, наконец, станет подлинной, физической. Артур верил, что это должно случиться само собой, естественным путем. Но, как такое происходит с подобными ей, не знал.

В эти последние выходные, увлекшись подготовкой к пикнику, Артур грибы так и не собрал. Надеялся, что удастся убедить заказчика в том, что болел. Нужно еще вымыть каюту катера, очистить ее от грязи и грибной трухи.

Начинало темнеть. Ни малейшего движения воздуха, не смотря на открытое окно, не ощущалось. Духота. Откуда-то доносилась знакомая мелодия. Танго. "Утомленное солнце".

"Мне немного взгрустнулось, без тоски, без печали, — мысленно пропел он. — В этот час прозвучали слова твои…"

Оказывается, открылось окно даже у вечной старухи. Артур помнил ее всегда. Она вечно жила здесь и вечно была старой. Никогда не выходила из своей комнаты и только летом иногда появлялась у этого окна.

Жизнь изменилась, стала совсем другой с тех пор, как открылись окна. Что-то странное было в звучании музыки.

"А ведь это может быть патефон, — понял Артур. — Или, вовсе, граммофон древний".

"В этот час ты призналась, что нет любви!"

Было слышно, как где-то, не то выше, не то ниже этажом, уже полчаса, наверное, с нелепой настойчивостью повторяют одно и тоже слово. Все полчаса слово оставалось неразборчивым. Артур невольно прислушался, стараясь его понять. Может, там кто-то обучает попугая или просто сошел с ума.

Вдалеке уже светился желтым светом стеклянный купол Концертного зала Всероссийского гаражного общества. Возможно, сейчас, одновременно с ним, Артуром, на него смотрит Квазимодо, стрелок в людей и похититель его нагана. Теперь где-то, неизвестно где, этот наган живет своей собственной жизнью. Остается надеяться только на то, что он успокоиться, и как-то сам решит вернуться.