На следующий день обед проходил в единодушном молчании, притом, что на Кристофоро Дженовезе часто бросали взгляды все женщины. Он же сидел гоголем и поглощал кушанья с завидным аппетитом. Недоумевающий граф спросил, почему из дам, обычно разговорчивых, слова нынче не выдавишь, и ему ответила только послушная Доротея:

— Мы, дядюшка, после обеда наговоримся.

После обеда, впрочем, общего разговора как-то не получилось, зато наедине каждая из молодых дам рвалась поговорить с Кристофоро. Первой это удалось Анне Софии, загнавшей Доротею и Барбару на качели.

— Скажите, Кристофор, честно: Вы были вчера в спальне Барбары?

— Конечно, нет, мадам.

— А она утверждает, что полночи предавалась с Вами любви.

— Она так говорит? Тогда, значит, был, хотя я думал сначала, что это Ваша спальня.

— Моя?! Вы шли ко мне?

— Да, Анна София. Мне показалось, что Вы меня не прогоните, ощутив, что я полон к Вам чувствами.

— Это ужасно! Шел ко мне, а оказался у нее! Как можно меня перепутать с этой особой? И потом, она показала нам Вашу записку.

— Эту записку она должна была передать Вам: она же ваша дуэнья.

— Вы глупец, Кристофор. Надо было улучить момент и отдать записку мне.

— Точно, я дурак. Но сегодня можно мне загладить свой промах и прийти к Вам ночью?

— После вчерашнего скандала? Боже упаси!

— Тогда завтра. Я очень хочу реабилитироваться в Ваших глазах, Анна София…

В ответ она сильно сжала ему руку и пошла к качелям.

Два последующих дня Кристиан провел в замке Грюнау, среди своих егерей. Те мигом организовали для его развлечения охоту на кабана, подвели матерого самца под выстрел и очень радовались, что командир не промазал. Он с удовольствием выпил с бойцами, сгрыз часть окорока, но вечером сел на коня и, в сопровождении охраны, пустился обратно, к Нойбургу.

В назначенный час он спустился по веревке к спальне Анны (окна графини были темными) и постучал тихонько уже к ней. Створки раскрылось, и женский силуэт в ночной рубашке спросил шепотом:

— Это Вы, Кристофор?

— А Вы Анна? Простите, что спросил. Опять боюсь ошибиться…

— Да. Входите быстрее. Найдете меня в кровати.

— Деловой подход, — хихикнул Алекс. — Похоже на повадки наших бизнес-вумен.

— Вот почему я всегда иду у тебя на поводу? — завел свою песню Кристиан. — У этой Анны Софии, поди, и помять-то нечего…

Впрочем, через несколько минут он нашел и Анну и ее пикантные прелести, а еще через полчаса довел быстро заводящуюся даму до состояния полной любовной истомы — когда всякая новая ласка вызывает в теле страстотерпицы сильный эротический отклик, перенести который без стонов практически невозможно. И стоны последовали, все более и более сильные. Кристиан же вошел в раж и довел любовницу до тех самых криков, которыми она рьяно возмущалась два дня назад. В дверь в этот раз никто не постучал…

Однако на следующий день с утра Кристофора пригласили к графине. Войдя в гостиную и разгибаясь после поклона, он наткнулся на ее жесткий и одновременно недоумевающий взгляд:

— Скажите мне, синьор Дженовезе, эти женские стоны и крики, которые я выслушивала два дня подряд, исторгнуты с Вашим участием?

— Да, Ваше сиятельство.

— Хм, даже не отрицает, наглец. Тогда другой вопрос: Вы что, стегали чем-то этих дам илиистязали по-другому?

— По-другому, мадам. Поясню: я очень ласков от природы, но ласки, накладываясь и множась, часто вызывают в женщинах на пиках удовольствия как раз такие стоны и даже крики…

— Что за ласки Вы имеете в виду? Это те самые, которыми обычно одаривают нас мужчины?

— Не совсем. Вы знаете что-то об Индии?

— Конечно. Необычная страна между Персией и Китаем, где ездят на слонах, чтут многих богов, женщины носят сари и там придумали игру "шахматы". Да, еще: до Индии дошел когда-то с войском Александр Македонский и частично ее завоевал.

— Неплохо для женщины. Так вот там помимо шахмат было создано руководство для юношей под названием "Камасутра", в котором подробно излагается, как влюбить в себя женщину и как ее ублажать. В тех самых шахматах есть 64 игровые клетки, а в "Камасутре" — 64 способа совокупления с женщиной.

— Господи Исусе! 64 разных способа? Я не могу себе это представить!

— Но это так, мадам. Я не знаю санскрита (это индийский язык), но картинки в этой книге просматривал и считал — их ровно 64.

— То есть те самые ласки, о которых Вы говорили, заимствованы из этой книги?

— В общем, да.

— И с помощью их Вы лишаете разума женщин, Вам доверившихся?

— Я пробуждаю скрытые чувства, которые в вас, женщинах, таятся, и чувства эти так хороши и сильны, что хочется кричать от радости.

— Я никогда не кричала на брачном ложе. Да и ласки мужские быстро надоедают, — призналась графиня и спохватилась:

— Идите, Кристофоро. Постарайтесь не досаждать мне больше по ночам. Уводите Ваших дам в другую часть замка…

Кристиан, однако, взглянул прямо в глаза графине и веско заговорил:

— Я знал, что крики дам дойдут до Вашего слуха. Мне хотелось заинтересовать Вас. Именно Вы желанны мне, что Вы давно поняли по моим взглядам. В Вас есть все, что мне нравится в женщинах: красота, сильный характер и костер чувств, который пока таится в Вашей душе и может вовсе не загореться…

— Что Вы такое говорите? — испуганным тоном прошептала графиня. — Мне много лет, я замужем и никакого костра чувств в себе не ощущаю…

— Для того чтобы он вспыхнул, необходим мужчина: сильный, умелый и великодушный. Испытайте меня, сегодня же, а после решите, нужны эти чувства Вам или нет. Решайтесь, мадам!

— Сегодня? Нет, я не могу! Не сегодня!

— Сегодня или никогда, — сказал жестко Кристиан. — Я нахожусь здесь только ради Вас. Герцог настоятельно зовет меня на участие в других делах, а я тяну время, надеясь на Вашу благосклонность. Умоляю, позвольте мне сегодня проникнуть к Вам через окно. А завтра будь что будет!

— Хорошо, — убитым голосом сказала графиня.