Через несколько дней Алексей Михайлович вполне освоился и в новом теле и в новом времени. Шел конец сентября, который в средней части долины Рейна традиционно был еще теплым. Понукаемый подселенцем Кристиан вышел на плац, простирающийся перед Гейдельбергским замком, и, опираясь на парапет, по-новому оглядел лежащий внизу город: море красных черепичных крыш (реже серых сланцевых) над двух-трех- и четырехэтажными аккуратными домами, несколько церквей со стреловидными кирхами (где-то среди них затерялся и знаменитый университет), ладный каменный мост через неширокий Неккар и крутой зеленый отрог за ним. Оборотившись к замку, он с не меньшим удовольствием осмотрел его нарядный трехэтажный фасад (Фридрихбау) с просторными застекленными окнами ("Ох и посыплются они, когда враги подступят к замку со своими мушкетами и пушками!" — посожалел профессор), затем более древние и глухие стены замка с пятью башнями по углам ("Тут можно будет какое-то время пообороняться" — продолжил он).

— Когда это случится? — горько спросил Кристиан.

— Через три года. Если мы с тобой не подсуетимся и не сможем помочь Фридриху и обожаемой тобой Элизабет.

— Что я должен делать?

— Пока пойдем в сады. По такой погоде где-то там мы должны повстречать курфюрстину с ее фрейлинами. Думаю, мимо тебя она не пройдет…

Сады в "английском стиле" были разбиты с десяток лет назад восточнее левого крыла замка, на той же горной террасе, занимая не менее 10 гектаров. В самой дальней части садов был устроен кольцевой лабиринт, а рядом с ним росло множество нарочито хаотичных куп высоких кустарников, за которыми было легко прятаться желаюшим "пошалить" дамам и кавалерам. Элизабет Стюарт обосновалась на скамейке как раз в центре этого иррегулярного уголка сада и с покровительственной улыбкой наблюдала за игравшими в прятки фрейлинами. Кристиан, заметивший издалека пару фрейлин, вышел все-таки на местоположение курфюрстины неожиданно и замер как вкопанный.

— Ба, так это милый Кристиан к нам в компанию пожаловал, — чуть насмешливо отреагировала Дама. — Но по дороге сюда Вы, видимо, лишились языка и способны лишь буравить меня глазами?

— Простите меня, Ваша светлость, — еще более смутился Кристиан, но подпихнутый изнутри попаданцем, продолжил: — "Глаза — зеркало души" — сказал кто-то из мудрецов прошлого. А Ваша душа столь прекрасна, что я готов неотрывно смотреть в глубину Ваших глаз — ощущая при этом, что таю, таю и таю как лед под весенним солнцем…

— Вы что же, влюблены в меня, Кристиан? Это любовь сделала Вас таким красноречивым?

— Если Вы гневаетесь, я тотчас замолчу и удалюсь с Ваших глаз…

— И будете в этом удалении плакать? Пожалуй, еще постойте здесь и тайте дальше. Впрочем, дайте мне лучше Ваши руки: по своему опыту я знаю, что пожатья рук больше способны рассказать о чувствах мужчины. О-о! Да они у Вас просто пылают! А теперь и моя кровь всколыхнулась и резво побежала по всему телу! Бедный мальчик! Как мне Вас жаль: иметь такой пыл и не иметь возможности его утолить… Или Вы готовы овладеть мной на седьмом месяце беременности? Не сверкайте так глазами, я пошутила…

— Я не смею думать о плотской любви с Вами… Вы алтарь, на который я молюсь…

— Сейчас мы проверим, как Ваши мысли сочетаются с Вашим пылом. Сюзан!! Девушки, позовите сюда Сюзанну!

Наконец из-за кустарниковых куп показалась Сюзанна в окружении двух подруг и Кристиан (вместе с Алексеем Михайловичем) оторопел: она за эти дни чудо как похорошела, забыв, видимо, свои горькие дни и впустив в жизнь радости бытия. Впрочем, при виде Кристиана ее оживленное лицо внезапно сильно покраснело, а резвые движения стали вдруг скованными. Потупив глаза, она приблизилась к курфюрстине и сделала книксен.

— Что глазки опустила, резвушка? — спросила с доброй усмешкой Дама. — Это Кристиан тебя так напугал? Подай мне твои руки… В меру горячие. А теперь соедини свои руки с руками Кристиана. Постойте так, а я посмотрю… Что я вижу: вы стали похожи на две распускающиеся красные-красные розы! Теперь что угодно мне говорите, но Вы явно друг к другу неравнодушны. Идите пока, Сюзан и вы, девушки…

Оставшись с фон Бернбургом вновь наедине, Элизабет сказала:

— Что ж, Кристиан, я рада, что смогла найти себе замену в Вашем сердце.

— Это не так, Ваша светлость… - заикнулся все еще пунцовый молодец, но Дама его перебила:

— Этот вопрос мы с Вами закрыли. Предоставьте мне идти предначертанным путем и лучше подумайте о своем будущем. Вам уже двадцать лет, кровь в Ваших жилах, как я убедилась, бурлит и не дело продолжать лишать себя радостей любви. Почему бы Вам не жениться? К примеру, мы с Фридрихом поженились в 17 лет и ничуть об этом не жалеем. Я понимаю, что Ваш статус фюрста предписывает взять в жены дочь князя или герцога, но в среде европейской аристократии достаточно случаев, когда князья брали в жены и графских дочерей — особенно если их приданое оказывалось значительным. Так вот, судя по тому, как идет следствие по вновь открытому делу графа фон Эрлиха, ему не миновать смертной казни. А поскольку детей собственных он так и не заимел, то все его имущество по закону должно отойти приемной дочери, то есть Сюзанне. Притом у первого мужа ее матери, рано погибшего графа фон Эттингена, умер недавно единственный бездетный сын и имущество этого рода тоже перейдет к Сюзанне — так что она вскоре окажется очень богатой, завидной невестой. Стоит также вспомнить, что по матери она принадлежит к графскому роду фон Кауниц из Силезии, а этот род там очень влиятелен. Не отвечайте мне сейчас ничего, но устремите свои мысли в нужном направлении. Обещаете подумать?

— Обещаю, Ваша светлость, — вяловато сказал Кристиан.

— Я добавлю, что спокойного времени у нас осталось очень немного. Это секрет, но Вам я его доверю: в октябре весь наш двор отправится в Прагу, так как мой Фридрих практически согласился стать королем Богемии. Если в эти дни Вы будете искать встреч с Сюзанной, то я не стану чинить Вам препятствий. Ну а в Праге на всех нас навалится слишком много дел. На этом пока прощайте, пылкий юноша, — хохотнула Элизабет и махнула рукой в сторону замка.

На обратной дороге Кристиан и Алексей Михайлович вступили во внутричерепную дискуссию.

— Как она меня отбрила! — посетовал фон Бернбург.

— И правильно сделала, — проворчал профессор. — Упорствовать дальше в этой дури миннезингерской смешно. О земных радостях надо думать, а не фимиамами на алтаре себя охмурять.

— Сердцу не прикажешь! — упорствовал Кристиан.

— А ты попробуй! Разве Дама была неправа, когда подметила обоюдное волнение во время соединения рук с Сюзанной?

— Это от нее исходил сильный ток крови!

— И он тотчас породил волну чувств в крови твоей! Не спорь, я сам это ощутил…

— Не хочу даже спорить. Постойте, Вы ведь очень многое о моей жизни знаете… Скажите, когда я женюсь и на ком?

— Дай бог памяти… Году, пожалуй, в 1625, сосватают тебе дочь герцога Шлезвиг-Гольштейна, которая родит очень много детей. Но! Большинство из них будут иметь слабое здоровье и поумирают. В живых останется не более пяти, из поздненьких.

— Вы это не сейчас придумали?

— Лгать близкому человеку можно только в крайних случаях. А ближе тебя у меня никого нет и не будет.

— Ладно, прошу прощения. А эта Сюзанна… Она кажется очень здоровенькой…

— Мне тоже так показалось. А еще кажется, она в тебя уже влюблена.

— Вот влюбчивая какая: то риттера этого привечала, а теперь ко мне оборотилась…

— Все по законам природы: будучи под гнетом этого гада, потянулась к приличному молодому человеку; узнав, что на суде от смерти спас ее ты, воспылала признательностью к тебе. А то, что ты оказался еще симпатичным и знатным, превратило эту признательность в любовь. Так что, отвергнем Сюзанну в угоду женитьбе через 6 лет на худосочной герцогине? Или угодим будущей королеве Богемии, приняв сейчас из ее рук в жены богатую и здоровехонькую графиню?