Мое пребывание в Америке подходит к концу.

Я уже в нью-йоркском муниципальном аэропорту, который носит имя бывшего мэра Нью-Йорка – Ла-Гардиа. Выполнены последние формальности: таможенный досмотр, пограничный контроль, взвешивание багажа.

Наконец мы садимся в большую четырехмоторную машину, окрашенную в стальной цвет. Пассажиры очень рады, что это не «Констеллейшн». После нескольких воздушных катастроф, сопровождавшихся огромным количеством человеческих жертв, самолеты типа «Констеллейшн» были надолго сняты с эксплоатации.

Сразу же после взлета мы оказываемся над водой: аэропорт находится на окраине Квинса, на берегу Ист-ривер. Развернувшись, самолет берет курс на юго-запад и проходит над восточными районами Нью-Йорка. Я различаю приземистые здания, построенные в форме громадных бараков. Это Флашинг-Медоу – местопребывание Организации Объединенных Наций. Здесь происходят сессии Генеральной Ассамблеи. Затем самолет проходит над хаотическим нагромождением кварталов Квинса и Бруклина. Справа от нас Манхэгтэн. Мы пролетаем мимо его южной оконечности, и несколько минут внизу маячат небоскребы Уолл-стрита. Рядом с Островом слез возвышается статуя Свободы.

Это – последние признаки «американской цивилизации», которые видит путник, покидающий американский континент. На человека, имевшего возможность познакомиться с ней вплотную, они не производят впечатления: ему хорошо известно, что старомодный символ американской демократии» – статуя Свободы – ни в какой степени не отражает действительного содержания политической жизни в Соединенных Штатах. Это не более, чем театральный реквизит, предназначенный для того, чтобы произвести нехитрый сценический эффект и тем самым прикрыть подлинную сущность так называемого «американского образа жизни».

Покидая пределы Америки и мысленно подводя итоги всему виденному и слышанному, я невольно вспоминаю слова Владимира Маяковского:

Несколько часов мы летим над Атлантическим океаном. Кругом расстилаются безбрежные водные просторы. Только по истечении четырех часов пути впереди возникает маленькое темное пятнышко, которое постепенно разрастается и наконец превращается в архипелаг, своими очертаниями напоминающий рваную калошу. Мы приближаемся к Бермудским островам. Здесь в течение столетий находился один из форпостов Британской империи на подступах к побережью Соединенных Штатов. Теперь роль этих островов коренным образом изменилась: на них расположены воздушные и военно-морские базы США, служащие американским форпостом на подступах к Европе.

– Вам приходилось бывать здесь раньше? – спрашивает меня сосед, французский журналист, возвращающийся на родину после двухгодичной работы в США. У него есть, видимо, какие-то счеты с американскими властями, так как он время от времени отпускает по их адресу весьма саркастические замечания.

– Нет, на этом британском острове я впервые.

– Ну, британским-то, положим, его назвать уже нельзя. – Почему?

– Да ведь здесь хозяйничают сейчас американцы.

– Но, кажется, только на правах аренды?

– На правах аренды! – восклицает француз. – Эта аренда должна длиться девяносто девять лет – с тысяча девятьсот сорокового года до две тысячи тридцать девятого года. Кроме того, не забывайте, что арендатором являются американцы с их нынешней политикой, а в роли арендодателя выступают заискивающие перед ними англичане. В этих условиях право аренды фактически превращается в право собственности…

Француз, разумеется, совершенно прав.

Тем временем самолет идет на посадку. На аэродроме сразу же выясняется, что в механизме обнаружены какие-то неисправности и что на устранение их потребуется несколько часов.

Французский журналист предлагает мне съездить в Гамильтон, столицу этой некогда английской, а ныне англо-американской колонии. Гамильтон расположен на соседнем острове, куда можно попасть автобусом. Островки архипелага примыкают друг к другу и соединены мостами или дамбами, проложенными через коралловые отмели.

Я принимаю предложение француза, и мы едем в Гамильтон, предварительно взяв пропуска в американской комендатуре. Аэродром находится на территории острова св. Давида, арендованной американцами. Всю полноту власти осуществляет здесь американская военная полиция.

По пути в Гамильтон француз, уже не раз бывавший здесь, через окно автобуса показывает мне местные достопримечательности: Кристальный грот, утопающее в зелени здание Аквариума, бермудские кедры, какие-то экзотические цветущие деревья, пышные пальмы. Мы проезжаем мимо дома, в котором некогда проживал ирландский поэт Томас Мур, служивший в Бермудах чиновником британского адмиралтейства. Сейчас этот дом превращен в придорожную таверну, беззастенчиво эксплоатирующую имя поэта.

Движение на Бермудских островах весьма скромное. Почти все легковые машины, попадавшиеся нам навстречу, принадлежали американским военным властям. Американские офицеры разъезжали также в колясках и шарабанах, запряженных лошадьми и осликами.

Еще больше американцев было в Гамильтоне. Они заполняли отели, рестораны, кабачки, разгуливали по улицам в обществе смуглых туземных женщин, толкались в лавках, торгующих аляповатыми сувенирами. Казалось, что столица Бермудских островов оккупирована американцами. Да, в сущности, так оно и было.

Я купил в киоске путеводитель для туристов. Наряду с неизбежной коммерческой рекламой в нем содержался специальный раздел, озаглавленный: «Бермуды – вчера, сегодня и завтра». Приведу краткие выдержки из этого любопытного раздела.

«Бермуды, как всегда, прекрасны; небо лазурно, по ночам над нами сверкают яркие звезды; наши воды излучают фосфорический блеск, а пляжи покрыты розовым и желтым коралловым песком; цветы здесь цветут в изобилии в любое время года, и бермудские кедры всегда с нами…»

Поэтическое описание сменяется унылой исторической справкой:

«Свыше трехсот лет, с 1609 года, Британия была неоспоримой владычицей этой небольшой группы островов. Но после того, как мы 332 года считали Бермуды своей собственностью, нам пришлось приветствовать на ее берегах друзей и соседей из великой республики, Соединенных Штатов Америки. В течение девяноста девяти лет они будут совладельцами наших островов».

Далее излагалась история строительства американских баз на Бермудских островах. Несмотря на вежливые реверансы в сторону «совладельцев», тон этого изложения был более чем кислым. Уступка стратегических позиций «друзьям и соседям из великой республики» давалась британским колонизаторам нелегко. Ведь в те времена, когда Британия была «властительницей морей», они привыкли безраздельно господствовать в тысяче колоний, подобных Бермудам. Теперь им приходилось делить свою добычу с другими хищниками, наглыми и ненасытными, да еще подыскивать при этом льстивые слова, чтобы не раздражать придирчивую американскую цензуру…

В конце раздела приводились письма военных цензоров, давших согласие на издание путеводителя. Одно из них гласило: «Рукопись, которую вы нам направили, при сем возвращается. По нашему мнению, ее содержание безвредно и может быть опубликовано. Майор Джеймс А. Пауэрс». Да, действительно американцы чувствовали себя здесь как дома!

К вечеру наш самолет приведен наконец в порядок перед дальним перелетом: от Бермудских островов до Азорских ему предстоит итти около одиннадцати часов без посадки. После того как в механизме была обнаружена неисправность, пассажиры садились в самолет не без опаски. Но к счастью, все опасения оказались напрасными, и мы благополучно долетели до Азорских островов.

Рано утром самолет приземлился на острове Санта-Мария. Это – один из группы принадлежащих Португалии Азорских островов. На аэродроме множество американских военных. Можно подумать, что мы находимся в аэропорту какого-нибудь американского города с многочисленным гарнизоном. Азорские острова так же, как и Бермуды, ныне превращены в американские военно-воздушные базы. Они составляют звено в «первой линии обороны США»… на расстоянии четырех тысяч километров от американских берегов.

У входа в зал ожидания я вижу надпись: Санта-Мария 8000 жителей До Нью-Йорка – 2845 миль.

Санта-Мария – гористый островок вулканического происхождения. Его равнинная часть целиком занята американскими аэродромами и другими сооружениями военного характера. Коренным жителям острова оставлены только скалистые склоны, на которых они возделывают крохотные клочки земли, едва обеспечивающие им полуголодное существование. Неудивительно поэтому, что на аэродроме то и дело встречаются рабочие из местных жителей: нужда заставляет их итти в услужение к обосновавшимся на их земле чужестранцам.

Сидя в зале ожидания, я невольно слышу разговор, происходящий у меня за спиной.

– Что это тебе вздумалось возвращаться в армию после трех лет службы во время войны? – спрашивает голос, который кажется мне знакомым.

– А чем служба в армии хуже любой иной работы? – отвечает другой голос. – Когда я был цеховым надсмотрщиком у Форда, я никогда не зарабатывал столько, сколько сейчас. А дело у меня почти такое же: присматриваю за тем, чтобы здешние макаки не ленились на работе. Их у нас много. Аэродромы-то ведь все расширяются. Скажу откровенно: мне здесь живется совсем не плохо. Я теперь в офицерском звании – старший лейтенант авиационной службы.

– Ты бы мог устроиться дома, а не в этой дыре.

– Но в заморских базах платят больше, чем дома, – упорно возражает старший лейтенант.

Это, видимо, один из тех деклассированных проходимцев, которых в США за приличную сумму можно нанять для любого, даже «мокрого» дела.

– Уверяю тебя, что у нас многие ребята сами выбрали эту дыру. А для развлечений мы летаем в Париж, по увольнительной. У вас там можно шикарно покутить не хуже, чем в сорок пятом. Да и здесь мы не скучаем, не бойся. Пойди посмотри, каких красоток мы подобрали в официантки для офицерского клуба.

– Слушай, Картер, а ты не думаешь, что ваше благополучие скоро кончится?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, что авиабазу, например, могут прикрыть за ненадобностью или что португальцы могут потребовать острова обратно. Война давно кончилась, и Америке незачем больше тратить средства для содержания такого количества баз.

Старший лейтенант громко хохочет. В его смехе слышится оттенок презрения к собеседнику.

– Да ты что, с луны свалился? – спрашивает он наконец. – Поговори-ка ты с нашим командиром, он тебе как дважды два четыре докажет, что настоящая война еще впереди. О нет! Уходить отсюда наше начальство не собирается. А что касается португальцев, то с ними проще всего! Им заткнули рот: кому долларами, а кому и другими способами.

И офицер опять хохочет, довольный своей шуткой.

Я оборачиваюсь. Голос одного из собеседников недаром показался мне знакомым – это был французский журналист, мой сосед по самолету. Он, разумеется, лишь притворялся наивным, чтобы вызвать на откровенный разговор недалекого американского солдафона, с которым, повидимому, был знаком раньше.

Старший лейтенант уходит, а француз присоединяется ко мне. Он сразу же подтверждает мою догадку.

– Я познакомился с этой грязной скотиной в Париже в сорок пятом году, – говорит он. – Мне приходилось сталкиваться с ним по работе. Посмотрели бы вы тогда на таких молодчиков и на их начальников. Официально они выступали в роли освободителей, а держали себя не лучше, чем оккупанты. Правда, такие, как Картер, не слишком чванились своей «освободительной» миссией. Это их попросту мало интересовало. Картер только делал свой бизнес: служил в интендантстве и напропалую спекулировал – продавал, покупал, обменивал. Все шло в ход – и частное имущество и казенное. Но, кажется, он не очень-то разбогател на этом грязном деле. Видно, начальство перехватило у него львиную долю добычи.

Закурив папиросу, француз продолжает:

– А теперь, как вы слышали, он снова в армии, на этот раз добровольно. Ручаюсь, что он рассчитывает поживиться за счет какой-нибудь страны во время новой войны. Что другое привлекает в армию таких «добровольцев»?

Журналист заговаривает о «третьей войне».

– Я немало наслушался о ней в Америке и знаю, против кого ее хотят вести, против кого направлены все эти базы на Бермудах, на Азорах, в Исландии и т.д. Их готовят против вашей страны, а воевать американские генералы хотят, по преимуществу, чужими руками, в том числе и руками французов. Я не коммунист и вообще не принадлежу ни к какой партии. Я просто француз, который любит свою родину. Но я заодно с коммунистами, когда они выступают против того, чтобы Франция была использована в качестве плацдарма для чужой войны, а французские солдаты – в качестве пушечного мяса для американских монополистов.

– А ваша позиция не мешает вам работать в Америке?

– Еще как! Именно поэтому меня и отзывают в Париж. Кто-то из американского посольства сделал насчет меня прозрачный намек на Кэ д'Орсэ, ну, а там, конечно, с полуслова поняли, что им следует делать. К сожалению, наше правительство все более прислушивается к внушениям из Вашингтона.

В тоне журналиста слышится нескрываемая горечь.

Хриплый голос, несущийся из репродуктора, зовет нас к самолету. Нам предстоит сделать последний перелет над океаном. Следующая наша остановка – Париж.

Через несколько минут самолет отрывается от взлетной дорожки и снова поднимается над океанскими просторами.

– Мы покинули последний клочок американизованной территории, – говорит француз. – Теперь я, кажется, могу сказать, что разделался с Америкой и с американскими властями, которые порядком намозолили мне глаза. Хотя, впрочем, где гарантия, что это так? Где гарантия, что в самом недалеком будущем какой-нибудь Картер во фраке дипломата или в генеральском мундире не будет распоряжаться в Париже так же, как на Бермудах и Азорах?

Несколько дней спустя большая серебристая птица, на крыльях которой виднелись советские опознавательные знаки, плавно опустилась на посадочную дорожку просторного Внуковского аэропорта. Я снова ступил на родную советскую землю. Выехав три года тому назад в Западное полушарие по северо-восточному маршруту, я возвратился теперь к исходной точке с запада, совершив тем самым полное кругосветное путешествие.

Далеко позади остался американский континент с его незавидным стилем и образом жизни; где-то в океане затерялись острова и островки, на которых лихорадочно закреплялись вооруженные с головы до ног ландскнехты Уолл-стрита, культуртрегеры американской «цивилизации». Позади осталась и Западная Европа, задыхающаяся в железных тисках американской «помощи».

Я снова на священной советской земле, неприкосновенной для каких бы то ни было посягательств. Я снова среди родных советских людей. Я снова на своей великой социалистической родине, где в обстановке небывалого энтузиазма, невиданными темпами совершаются гигантские созидательные работы, ведущие всю страну к новому еще большему экономическому и культурному расцвету.

Уже в течение двух лет по окончании войны советский народ, руководимый партией большевиков, великим Сталиным успешно залечивает раны, нанесенные нашей стране нападением гитлеровской Германии. Советские люди самоотверженно выполняют исторические указания мудрого вождя, данные им в своей речи на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы 9 февраля 1946 г. Товарищ Сталин говорил:

«Что касается планов на более длительный период, то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем».

Здесь – могучий и непобедимый Советский Союз, великое социалистическое государство, светлая надежда всего трудящегося человечества.

Я опять в Москве, в привычном круговороте той кипучей жизни, которой живет вся наша страна.

Но часто ход международных событий заставляет меня вместе с миллионами людей настороженно оглядываться на ту заокеанскую страну, где зловещей угрозой человечеству высятся небоскребы Уолл-стрита.

А в скором времени по возвращении мне пришлось вспомнить о своей поездке через Бермуды.

Поводом для этого послужило газетное сообщение о том, что независимый депутат английской палаты общин Плэтт-Миллс сделал запрос правительству о положении на Бермудских островах. Он спросил: известно ли английскому правительству о решении верховного суда США, согласно которому районы американских баз на Бермудских островах, предоставленные Англией в аренду Соединенным Штатам, являются отныне американскими владениями?

Государственный министр Макнейл не стал отрицать, что такое решение верховного суда США английскому правительству известно, но от каких-либо комментариев воздержался.

– Сейчас выясняется значение этого решения, – в замешательстве добавил он.

– Но американский суд прямо заявил, что Бермуды – это американская территория. Что же тут выяснять? – настаивал неугомонный Плэтт-Миллс.

От дальнейшей дискуссии на эту неприятную тему Макнейл предпочел уклониться. Не мог же английский государственный министр прямо признать, что американское господство над Бермудскими островами, фактически существовавшее уже с 1940 года, вступило в стадию открытого юридического закрепления.

В другой раз я вспомнил свой трансокеанский перелет, когда узнал, что любому американцу предоставлено право въезжать во Францию без всякого контроля со стороны французских властей. Я отчетливо представил себе возмущение моего спутника, французского журналиста, в свое время бесцеремонно выставленного из Америки. Действительность недвусмысленным образом подтверждала самые худшие его опасения. Любой американец мог теперь свободно въехать во Францию, тогда как поездки французов в Америку попрежнему подлежали строжайшему контролю американских властей. Но ведь это была лишь одна из тех многочисленных уступок, которые приходится делать французским правящим кругам под все усиливающимся давлением Соединенных Штатов. Эти уступки наносят существенный ущерб государственному суверенитету Франции и ее национальным интересам.

То же самое можно сказать не только об Англии и Франции, но и обо всех странах Западной Европы, участвующих в Западном блоке и Северо-Атлантическом пакте. Им непрерывно приходится совершать политические и экономические уступки Америке, ибо они попали в фарватер агрессивной американской дипломатии.

С момента окончания второй мировой войны правящие круги США сделали резкий поворот от рузвельтовской политики сотрудничества в разрешении международных вопросов к откровенной империалистической политике установления мирового господства. В 1950 году от подготовки агрессии они перешли к прямой агрессии, напав на Корею и оккупировав принадлежащий Китаю остров Тайван (Формоза).

Но агрессия против Кореи и Китая – только первый шаг на пути к осуществлению бредового плана американских империалистов. Декретами президента Трумэна вся экономика США спешно милитаризируется, промышленное производство переводится на военные рельсы. В стране введено чрезвычайное положение.

Военные действия американских войск в Корее, как признал в речи 9 сентября 1950 года президент Трумэн, «являются частью более широкого плана борьбы», во имя которого и проводятся все эти мероприятия.

Ни провалы агрессивной внешней политики США в Корее и Китае, где полностью обанкротились – в военном и. политическом отношении – американские марионетки Чан Кайши и Ли Сын Ман, ни поражения, нанесенные американской армии отважными войсками Корейской Народно-Демократической Республики и китайскими добровольцами, не образумили зарвавшихся авантюристов. Они отклонили поддержанное Советским Союзом предложение индийского премьер-министра Неру о мирном урегулировании корейского вопроса, они яростно восстают против всех усилий Советского Союза разрешить этот вопрос в Совете Безопасности и на Генеральной Ассамблее ООН. В подобных попытках они видят угрозу своим планам безудержного расширения агрессии.

В свете всех этих фактов чистейшим лицемерием являются принятая Конгрессом летом 1951 года резолюция, со державшая заверения о стремлении Соединенных Штатов к улучшению отношений с Советским Союзом. Грубая фальшь этой резолюции, сопровождавшейся не менее фальшивыми заверениями президента Трумэна, была разоблачена хотя бы тем, что почти одновременно с нею Конгресс принял закон об установлении эмбарго на торговлю с Советским Союзом и странами народной демократии, а правительство США расторгнуло советско-американский торговый договор от 4 августа 1937 года. А еще несколько месяцев спустя, в октябре 1951 года, Конгресс США окончательно разоблачил себя, приняв пресловутый «Закон о взаимном обеспечении безопасности». В одном из пунктов этого закона открыто предусматривается ассигнование 100 миллионов долларов на организацию диверсионных актов, саботажа и подрывной деятельности в Советском Союзе и странах народной демократии. Физиономия поджигателей войны, напяливших на себя тогу законодателей, выявилась в этом акте во всей своей отвратительной наготе.

Кровавым планам поджигателей войны противостоит мирная политика Советского Союза и других миролюбивых стран, стоящих на страже мира. Она встречает поддержку самых широких народных масс. В Совет Безопасности поступают десятки тысяч посланий со всех концов земного шара с требованиями прекратить американскую агрессию в Корее. Эти требования выдвинуты не только правительствами миролюбивых стран или деятелями общественных организаций. Их поддерживают сотни миллионов трудящихся – членов Всемирной федерации профсоюзов, Bcемирной федерации демократической молодежи, Международной демократической федерации женщин и множества других прогрессивных организаций во всех странах мира.

Мировая прогрессивная общественность исходит в своей борьбе за мир из мудрых указаний товарища Сталина:

«Мир будет сохранён и упрочен, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца, – говорит товарищ Сталин. – Война может стать неизбежной, если поджигателям войны удастся опутать ложью народные массы, обмануть их и вовлечь их в новую мировую войну.

Поэтому широкая кампания за сохранение мира, как средство разоблачения преступных махинаций поджигателей войны, имеет теперь первостепенное значение» (И.В. Сталин, Беседа с корреспондентом «Правды»).

Поджигателям войны противостоят и простые люди в Соединенных Штатах Америки. Чем яростнее милитаристы размахивают факелом третьей мировой войны, тем больше ширится там народное движение в пользу мира.

Многочисленные факты говорят о росте антивоенных и антиимпериалистических настроений среди населения Соединенных Штатов.

Кабальный «план Маршалла» и агрессивный Североатлантический пакт были разоблачены американской компартией перед всем народом. Империалистическая экспансия США резко критикуется американскими прогрессивными организациями. Она подверглась осуждению на общеамериканских съездах таких крупных организаций, как Профсоюз рабочих сельскохозяйственного машиностроения и Союз грузчиков Западного побережья. Руководители шестнадцати профсоюзных организаций штатов Западная Вирджиния и Огайо призвали рабочих к проведению массовой кампании протеста против Северо-атлантического пакта. Инициатива этих деятелей была поддержана сотнями профессиональных организаций во всех штатах.

В октябре 1949 года в Чикаго была созвана Всеамериканская профсоюзная конференция в защиту мира, в которой участвовало 1245 делегатов низовых профсоюзных организаций. Конференция была созвана, вопреки рогаткам, которые ставили на ее пути реакционные лидеры Американской федерации труда и Конгресса производственных профсоюзов. Она прошла под лозунгами: «Обуздаем поджигателей войны!», «Требуем уничтожения атомных бомб!», «Рабочие Америки, объединяйтесь в борьбе за мир во всем мире и за демократическую Америку!»

Широкий отклик в Соединенных Штатах нашли мероприятия Всемирного конгресса сторонников мира. Стокгольмское воззвание о запрещении атомной бомбы было с огромной радостью встречено простыми американцами, живущими в душной атмосфере военной истерии. Они знают, что правящие круги США только ждут удобного момента для того, чтобы начать сбрасывать атомные бомбы. Об этом заявил весной 1950 года в Покателло президент Трумэн.

Американская реакция пыталась всячески оклеветать движение сторонников мира, угрозами и репрессиями обуздать тех, кто активно противодействует войне. «Комитет цо расследованию антиамериканской деятельности» объявил что участники этого движения будут привлечены к ответственности. Он предложил Информационному центру сторонников мира в США зарегистрироваться – как «иностранному агентству», угрожая его руководителям в случае неподчинения тюремным заключением на срок до пяти лет и штрафом до десяти тысяч долларов. Но никакими репрессиями не остановить мощного движения сторонников мира. К началу 1951 года под воззванием подписались около трех миллионов американцев, в том числе виднейшие деятели науки, литературы и искусства.

В мае 1950 года в Чикаго состоялась широкая конференция в защиту мира. Среди делегатов были профессор Корнельского университета Филипп Моррисон, профессор Детройтского университета Кэтрин Чемберлен, доктор Мелиш, руководители Американского всеславянского конгресса Кржицкий и Пиринский и многие другие научные и общественные деятели. Свыше семисот делегатов от научных, женских, молодёжных, профсоюзные и религиозных организаций выступили против агрессивной политики «холодной войны» и «тотальной дипломатии», за запрещение атомного оружия. В своем обращении к американскому народу конференция заявила:

«Мы призываем всех американцев подняться на борьбу в защиту мира и не отступать перед трудностями этой борьбы. Все группы населения, партии, организации, общества должны сделать защиту мира своей первостепенной задачей. Мы призываем американских матерей и отцов посвятить свою жизнь этой благородной цели с тем, чтобы наши дети нашли в будущем мир. Мы призываем к всеобщему миру, движение в защиту которого должно стать духом нашего времени».

Еще более широкий размах антивоенные настроения приняли с началом интервенции в Корее. К голосу американской компартии, возглавляющей борьбу с разбойничьей интервенцией, присоединились голоса других прогрессивных организаций. Национальный комитет Всеамериканской профсоюзной конференции в защиту мира обратился к генеральному секретарю Организации Объединенных Нации Трюгве Ли с требованием прекратить военные действия в Корее и предотвратить использование американским правительством атомного оружия. Местные органы Всеамериканской профсоюзной конференции организующей демонстрации и митинги протеста трудящихся против этой грабительской войны. Национальный комитет прогрессивной партии в своем заявлении осудил американскую агрессивную политику против Кореи и Китая и призвал ООН принять меры к мирному урегулированию корейского вопроса. Все местные организации прогрессивной партии одобрили это заявление Национального комитета. Немедленного прекращения интервенции потребовал также Совет по африканским делам, объединяющий более ста негритянских профсоюзов, общественных и религиозных организаций.

В конце июня 1951 года в Чикаго собрался Народный конгресс в защиту мира. Участники Конгресса – 5 тысяч делегатов из всех 48 штатов – представляли все слои трудящихся и в первую очередь рабочий класс. Низовые профсоюзные организации послали на Конгресс 2 тысячи делегатов, фермеры – около 600 человек. Кроме того, среди участников были многочисленные представители передовой интеллигенции – писатели, ученые, артисты, студенты и т.д.

Все участники Народного конгресса единодушно осудили политику гонки вооружений и военных авантюр, проводимых правительством США.

Ныне простые люди Америки вместе со всем прогрессивным человечеством клеймят позором американских империалистов, применивших в Корее бактериологическое оружие.

День ото дня усиливается борьба сил прогресса и сил реакции, непримиримая борьба двух Америк. Идеалом одной из них является пресловутый «американский образ жизни», который дарует свои блага лишь кучке монополистов и их прислужников, а трудящихся обрекает на безработицу и нищету. В сегодняшней Америке, живущей по закону джунглей, хваленые «демократические свободы» сводятся к тому, что хищники Уолл-стрита имеют возможность свободно порабощать и неограниченно эксплоатировать миллионы американцев. Не довольствуясь этим, они стремятся поработить все человечество.

Другая Америка – это Америка трудящихся, Америка всех тех, кто стоит за прогресс и демократию, кто борется против войны, кто стремится к облегчению своего тяжелого существования, кто добивается права на труд, на отдых, на обеспеченную старость. Таких людей в Америке становится все больше и больше, их голос звучит все уверенней и громче. Будущее Америки принадлежит им.