Вася с родителями живет в деревне, а бабушка с дедушкой - в городе.

На Первое мая дедушка пригласил внука в гости.

- Возьму тебя с собой на демонстрацию, - пообещал он.

Вася ни разу в жизни не был на демонстрации. Он с нетерпением ждал праздника, и вот, наконец, наступил день Первого мая.

Утром проснулся Вася - и к окну. Везде флаги висят, музыка играет, люди идут по улице с цветами, с яркими воздушными шарами.

Бабушка приготовила Васе белую рубашку, и брюки его отутюжены, и красный галстук будто новенький.

- Одевайся скорее, внучек, - говорит бабушка. - Дед уже собрался.

Заглянул Вася в соседнюю комнату. Дедушка в праздничном своем костюме стоит перед зеркалом, а на груди у него сверкают награды: орден Славы и медали - «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За взятие Кенигсберга».

Дедушка в зеркало увидел Васю, подмигнул ему:

- Ну что, внук, похож твой дед на генерала?

Бабушка вошла к нему в комнату, стала торопить:

- Хватит тебе, генерал, перед зеркалом охорашиваться. Вон люди уж на демонстрацию идут.

- Сейчас, мать, сейчас. А где моя кепка?

- Где ж ей быть? В сундуке прибрана, - отозвалась бабушка. Она полезла в сундук и достала кепку. - Надел бы фуражку или хоть вон шляпу.

Дедушка взял кепку, подержал ее в руках и положил на комод перед зеркалом.

- Ее, мать, ее и надену. Ты же знаешь, я всегда в ней на демонстрацию хожу.

Вася поглядел на дедушкину кепку. Кепка была старая, потертая, со сломанным козырьком.

- Дедушка, теперь таких не носят, - сказал он.

- Многое у меня в жизни с этой кепкой связано, - ответил дедушка. - Оттого она мне и дорога.

- Что связано, дедушка? Расскажи, - попросил Вася.

- Вот вернемся с демонстрации, тогда и расскажу, - пообещал дедушка.

Вечером дед с внуком вышли на балкон. Под ними переливалась праздничными огнями прямая широкая улица. Неподалеку от дома, на площади, шло народное гулянье, оттуда слышалась веселая музыка.

- Дедушка, ты обещал про кепку рассказать, - напомнил Вася.

И дедушка начал свой рассказ.

- Случилось это незадолго до революции. Было мне тогда лет десять, вот как тебе сейчас.

Жили мы в деревне, но от нас до города недалеко, и рабочие из Ижевска частенько наведывались к нам в деревню, приносили какие-то книги, листовки, говорили о том, что скоро будет революция. Мой отец сдружился с рабочими и вступил в партию большевиков. Об этом я уж после узнал.

Однажды отец разбудил меня чуть свет:

- Вставай, Макар. Хочешь со мной пойти?

Я вскочил.

- Хочу! А куда?

Отец говорит:

- Сегодня - Первое мая, праздник всех трудящихся. Полиция запрещает нам отмечать наш праздник. Мы соберемся тайно на лесной поляне. Придут ижевские рабочие, мужики из окрестных деревень. Привыкай и ты, сынок, уже не маленький.

Между нашей деревней и городом в те поры рос густой лес, а посреди леса была большая поляна. Вот на эту поляну и привел меня отец.

Народу поначалу было не так много, но люди всё подходили и подходили - и поодиночке и небольшими группами. У всех было праздничное настроение: слышался говор, смех, шутки. Городской парень играл на гармошке, молодежь плясала.

Потом люди стали сходиться на середину поляны, встали в тесный круг.

Смотрю, посредине круга - мой отец с красным флагом в руке. Рядом с ним - немолодой черноусый рабочий в синей косоворотке. Рабочий поднял руку и, когда все стихло, начал говорить.

Я тогда многого не понимал. Из того, что говорил черноусый, запомнилось: надо отобрать землю у помещиков и отдать ее крестьянам, надо отобрать у капиталистов заводы, фабрики и отдать их рабочим.

Вдруг над толпой раздался крик:

- Полиция! Разбегайтесь, братцы!

В кустах, окружавших поляну, замелькали полицейские шинели.

Люди бросились врассыпную.

Смотрю, отец свернул красный флаг в комок, запихал его в свою кепку и надел ее на меня.

- Беги домой, сынок.

- А ты?

- Я останусь с товарищами. Видишь, бежать-то нам поздно, окружили нас. Ты - мальчишка, авось тебя не тронут. Беги.

Побежал я к лесу.

Вдруг из-за кустов выходит мне навстречу здоровенный полицейский.

Я испугался, а он как рявкнет:

- И ты, щенок, на маевку пришел? Вот я тебя!

Он расставил свои огромные ручищи и шагнул ко мне.

Тогда я ринулся прямо на него, а потом пригнулся и проскочил у него чуть не под мышкой.

Слышу, топот позади. То ли он взаправду погнался за мной, то ли просто, чтобы напугать, ногами затопал. Но скоро все стихло.

Я отдышался, и тут мне пришло на ум:

«А как же отец? Ведь если его с товарищами схватят, им несдобровать».

Мне было боязно, но я все-таки побежал обратно, хотел посмотреть, что будет дальше.

На поляне рабочие, и среди них мой отец, отбивались от наседавших на них полицейских.

Полицейские ругаются, револьверами над головой размахивают. Ну как начнут стрелять?

Я сорвал с головы кепку, выхватил из нее красный флаг.

- Эй! Эй! - что было силы заорал я и стал размахивать флагом над головой.

Полицейские, как по команде, повернули головы и уставились на меня. После короткого замешательства двое из них кинулись в мою сторону.

- Беги, Макар, беги! - услышал я голос отца.

Я и сам понимал, что дожидаться полицейских не надо, и бросился наутек.

Перевел дух только в своей избе.

Вскоре прибежал отец.

- Молодец, сынок! - он притиснул меня к себе. - Помог ты нам, выручил. Пока полицейские на флаг таращились, мы успели до ближних кустов добежать. Ни один человек не попал к ним в руки. Давай флаг, я его покуда хорошенько спрячу. - Он потрепал меня по волосам. - А кепка теперь твоя!

Новенькая отцовская кепка была мне велика, сползала на глаза, и мне то и дело приходилось ее поправлять. Но я очень ею дорожил и никогда с ней не расставался.

Второй раз она сослужила нам добрую службу уже после революции.

В восемнадцатом году мой отец стал председателем комбеда - комитета бедноты.

Однажды разнесся по деревне слух, что в волость прибыл продотряд - будут отбирать у кулаков излишки хлеба и отправлять его в город голодающим рабочим.

Самым богатым кулаком в нашей деревне считался Гергей Миквор.

Дом он себе выстроил просторный, в два этажа. Нижний этаж был кирпичный, в нем помещалась лавка. В лавке торговал сын Гергея Миквора Тэмрекей.

Амбары, каменные кладовые, конюшни, сараи - все постройки во дворе кулака были крепкими, прочными. Много было у него скота, птицы, много зерна и всяких других припасов. Ни у кого в деревне не было столько земли, как у него, никто не внушал односельчанам такого страха. Не только бедняки, которые вечно были у него в долгу, но и зажиточные крестьяне побаивались богатея, при встрече загодя снимали шапки и низко кланялись.

Наш крытый почерневшей соломой дом стоял наискосок от дома Гергея Миквора.

В ту ночь я спал на сеновале. Среди ночи проснулся.

Тихо в деревне. Собакам уже надоело брехать, петухи еще не запели. В щели сарая пробивался лунный свет.

Вдруг в ночной тишине раздался громкий протяжный скрип.

Я поглядел в щель сарая. Ворота Гергея Миквора были распахнуты настежь.

Гляжу, из ворот выходит лошадь, запряженная в телегу, за ней - вторая. Телеги гружены верхом, только не поймешь, что в телегах: они прикрыты рогожей.

Рядом с первым возом, держа вожжи в руках, идет сам Гергей Миквор, второй воз вывел Тэмрекей.

Тэмрекей закрыл ворота, и оба воза поехали по деревне. Хорошо смазанные колеса не скрипнут, и топота подков не слышно: копыта лошадей утопают в глубокой мягкой пыли.

«На базар они, что ли, собрались? - подумал я. - Чего так рано? До города недалеко, нет нужды выезжать по-темному. Чудно! Не пойти ли за ними - посмотреть, куда и что они увозят тайком?»

Я слез с сеновала, обул лапти, нахлобучил на голову свою кепку и побежал догонять возы.

Нагнал я их скоро: видно, тяжел был груз, сильные сытые лошади тащили телеги с натугой.

Дорога за деревней идет через луг, круто спускается к реке. С моста я увидел, что оба воза едут по дороге через заречный луг.

Меня била легкая дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Если кулаки заметят, что я за ними слежу, мне не поздоровится. Решил переждать у прибрежных кустов, покуда телеги не въедут в лес: на открытом месте, стоит Гергею Миквору или его сыну оглянуться, они меня сразу увидят.

Наконец, возы скрылись в лесу. Я побежал следом.

В лесу, если наступишь на сухую ветку, она щелкнет в предутренней тишине - вроде выстрела раздастся. Поэтому я ступал осторожно, внимательно вглядываясь под ноги.

Впереди показался развилок. Левая дорога ведет в город, правая - на вырубку.

Возы свернули направо.

После того как вывезли с делянки срубленный лес, никто по этой дороге не ездит, поэтому она заросла травой, старые колеи едва заметны.

Лошади медленно тянут телеги, я крадучись перебегаю от дерева к дереву, стараюсь не выпустить их из виду, но и слишком близко подойти остерегаюсь.

Начало светать.

В предутренней мгле я увидел впереди торчащие пни и понял, что приехали на вырубку.

Год назад отсюда вывезли лес, а чистить делянку не стали, так, в беспорядке, все и бросили: вдоль всей просеки виднелись большие кучи валежника, обрубленных верхушек деревьев, засохших еловых лап.

Телеги проехали еще немного и остановились.

Гергей Миквор и Тэмрекей стали о чем-то негромко переговариваться.

Я подкрался поближе и встал за куст. Отсюда мне было все хорошо видно и слышно.

- Вот она, эта куча, - сказал Тэмрекей. - Тут таких сотня, я, чтоб не спутать, метку оставил.

Он поднял что-то с земли, показал отцу и спрятал в карман.

- Дельно! - похвалил старик. - Нам времени терять нельзя, надо до свету управиться.

Вдвоем они раскидали кучу. Под ней оказалась глубокая яма.

Старик заглянул в яму.

- Хорошую яму ты вырыл, сынок, - сказал он. - Глубоко, все зерно уйдет. Полезай вниз, я тебе мешки подавать стану, ты их ставь плотно один к другому.

Зерно! Так вот куда решил кулак запрятать свое зерно! Правильно рассчитал: хлеб станут искать у него во дворе, в сарае. Кто догадается на дальней вырубке заглянуть под кучу валежника? Да никто!

Они прятали хлеб в яму, я считал мешки. Спустив в яму сорок третий мешок, Гергей Миквор утер лоб рукавом кафтана и сказал:

- Все! Пусть теперь приходят господа товарищи - шиш они найдут. Я им скажу: «Закрома пустые, самим бы до нового урожая продержаться». Они, конечно, не поверят, станут искать, да и уберутся ни с чем. А как вздорожает хлебушко в цене, так и пойдут у меня эти мешки на продажу.

Пока старик говорил это, сын не терял времени даром: он присыпал яму землей, сверху навалил кучу валежника.

- Вот, - сказал он, придирчиво осмотрев кучу со всех сторон, - спрятано надежно. Можно ехать домой.

Гергей Миквор покачал головой:

- Нам не домой надо, а в город. Потолкаемся на базаре, к знакомым заедем, чтоб побольше людей нас в городе видело. В случае начнутся расспросы, куда мы спозаранок ездили, скажем - на базар. Понял?

- Понял, отец. В город так в город.

Они завернули лошадей.

- Трогай, - приказал старик.

В это время я как-то неловко переступил с ноги на ногу. Хрустнула под моим лаптем сухая ветка, да так громко, казалось, за версту слышно.

Я замер.

Кулаки на просеке тоже замерли, испуганно переглянулись.

Гергей Миквор кивнул на куст, за которым я притаился, и приказал сыну:

- Посмотри, что там такое. - И добавил потише: - Уж не комбедчики ли кого подослали?

Тэмрекей выхватил из-под рогожи топор и двинулся в мою сторону.

Я попятился. Зацепился кепкой за сучок, кепка свалилась на землю, но мне было не до нее. Я нырнул в густые заросли смородины, притаился, даже зажмурился.

- Нет никого, - услышал я сначала голос Тэмрекея, потом его удаляющиеся шаги.

- Посмотри хорошенько, - приказал старик.

Я отполз подальше от злополучного места, а потом встал и, не разбирая дороги, побежал к деревне.

Утром в деревню прибыл продотряд.

Обо всем, что я видел ночью, я рассказал отцу, отец - начальнику продотряда.

Вскоре вернулся домой Гергей Миквор с сыном.

Когда бойцы продотряда и комбедчики пришли к нему во двор, кулак встретил их спокойно.

- Излишки хлеба? - переспросил он начальника продотряда и махнул рукой. - Самому до нового урожая не хватит, какие уж тут излишки, где они?

- Там, где ты их спрятал, - сказал мой отец.

Гергей Миквор посмотрел на него ненавидящим взглядом, но ответил с притворным равнодушием:

- Ищите! - Он обвел рукой свой широкий двор. - Найдете - ваше.

- Мы не тут будем искать, - отозвался начальник продотряда. - Ты нам вот что скажи: куда ты ездил сегодня ночью с двумя подводами?

Лицо Гергея Миквора стало серым.

- Напраслину возводите, - сказал он хмуро. - Ночью я спал, а утром мы с сыном в город на базар ездили, нас там люди видели, хоть у кого спросите…

- Ладно, - перебил его начальник продотряда, - запрягай две телеги, поехали в лес.

- Как можно, лошади только из города пришли, заморились, - принялся бормотать Гергей Миквор.

Начальник продотряда усмехнулся:

- Ты бы их ночью пожалел, когда два воза верхом нагрузил. - Повернувшись к моему отцу, он сказал: - Тимофей Иваныч, давай сюда твоего парнишку.

- Он тут, - ответил отец и подозвал меня от ворот: -, Макар, пойдешь с нами, покажешь.

Гергей Миквор так и впился в меня своими рачьими глазами. Должно быть, ему припомнилась хрустнувшая ветка. Злобно ругаясь, он запряг лошадей.

Когда приехали на вырубку, начальник продотряда положил руку мне на плечо:

- Ну, парень, показывай!

Я растерянно молчал.

При ярком свете дня вырубка показалась мне незнакомой, не похожей на ту, что видел я в предутренней мгле. Просека была длинной и широкой, и повсюду, насколько хватало глаз, высились большие кучи валежника, неотличимые друг от друга. Под которой из них тайник?

- Ну, что же ты? - нетерпеливо спросил начальник продотряда.

Я проговорил, запинаясь:

- Где-то здесь… Под кучей.

- Куч много, под какой именно?

- Да врет он все! - закричал Гергей Миквор. - Мальчишке сопливому поверили! Он вам сны свои рассказывает, а вы…

- Ничего я не вру! - чуть не плача, сказал я. - Сам видел: сорок три мешка он с сыном в яму упрятал. Они по дороге ехали, я краем леса бежал, в каком месте они остановились - сейчас понять не могу. Я за кустом стоял…

- Эх, сынок, - с упреком сказал отец. - Да тут вдоль всей просеки кусты да сосны.

Начальник продотряда тяжело вздохнул:

- Ну что ж, делать нечего, придется разгребать все кучи подряд. Начинай, ребята, с краю.

Я заметил, как радостно сверкнули глаза Гергея Миквора. Должно быть, он подумал: «Перерыть всю просеку - дело нелегкое и долгое. Да и уверенности у вас нет: вдруг мальчишка и в самом деле все выдумал? В конце концов придется вам, голодранцы проклятые, отступиться».

Вслух он сказал:

- Зря вы это затеяли, дорогие товарищи, уж поверьте моему слову. Парень, по всему видать, выдумщик, а вам тут на неделю работы. Главное, впустую будете искать: ничего я не прятал и не бывал тут с прошлого года.

Бойцы продотряда, не слушая его, принялись ворошить первую кучу.

- Пусто, - доложили они и двинулись ко второй.

От стыда и досады я готов был сквозь землю провалиться. Растяпа! И как это меня угораздило забыть место?

Я озадаченно поскреб в затылке - и тут вспомнил, что я без кепки.

- Стойте! - крикнул я. - Погодите!

В несколько прыжков я очутился у кустов и побежал вдоль просеки. Каждую сосну, встречавшуюся на пути, я обегал вокруг.

Продотрядники удивленно посмотрели на меня и снова взялись за дело.

- Макар! - сердитым голосом крикнул отец. - Пойди сюда!

Я подошел.

- Не ждал от тебя, - сдвинув брови, сказал отец. - Тут важное дело, а ты озорничаешь. Нашел время…

- Я не озорничаю, я свою кепку ищу.

- Эту, что ли? - спросил один из бойцов продотряда и поднял над головой мою кепку. - Сейчас подобрал…

Я подбежал к нему:

- Где? Где подобрал?

- Вон под той сосной валялась, - сказал боец. - Я подумал, грибник какой потерял. На, держи, в другой раз не роняй.

- Значит, тут зерно! - Я уверенно указал на кучу валежника.

- Гром тебя разрази! - зарычал Гергей Миквор. - Эх, не попался ты мне ночью, свернул бы я тебе, комбедовский щенок, голову!

- Руки коротки! - отозвался мой отец и принялся помогать продотрядникам грузить мешки на телеги.

Я стоял в сторонке, смотрел, как грузят зерно, и радостно думал, что теперь кулацкий хлеб достанется голодающим рабочим…

А еще был случай, когда моя кепка, можно сказать, жизнь мне спасла.

В тот год в нашей деревне начали создавать колхоз. Моего отца выбрали председателем. В колхоз записалось всего-навсего человек десять, остальные решили выждать. Отчего так было? Оттого, что кулаки мутили воду, отговаривали людей от колхоза. Кого отговаривали, а кому и грозили. К тому времени старый Гергей Миквор помер, первым богачом в деревне заделался его сын Тэмрекей. Были у нас и другие кулаки, помельче. У всех у них отрезали лучшие земли, передали вновь образованному колхозу. Ну и злились они, конечно.

Я в то время был уже взрослым парнем. Выучился на тракториста и, когда подошло время весенней пахоты, должен был пригнать из МТС трактор - пахать колхозные поля.

Собрался я в МТС, за десять верст от нашей деревни, под вечер.

Мать всполошилась:

- Не ходил бы, сынок, на ночь глядя! Сам знаешь: опасно.

И верно, бывали случаи, что кулаки убивали трактористов. Не хотели, чтобы трактора работали на колхозных полях. Оно и понятно. Взять хоть наш тогдашний колхоз: хозяйство было никудышное - три лошади да два плуга. Много ли с ними наработаешь? Вот государство и старалось дать колхозникам трактор. Колхозу помощь, кулакам - нож острый. Слыхал небось песню про Петрушу-тракториста?

- Ничего, мать, со мной не случится, - сказал я. - Жди меня завтра к утру.

Рано утром на новеньком «фордзоне» я подъезжал к своей деревне. Смотрю и глазам не верю: мост через речку разрушен! Еще вчера вечером переходил по этому мосту - был целехонек, а тут…

Ночью кулаки постарались, - думаю. - Может, хотели меня подкараулить, да прозевали, вот и решили мост сломать. Теперь небось притаились в прибрежном ракитнике, надеются, что я побегу в деревню за подмогой, брошу трактор на берегу, тогда они покалечат его или сожгут… Нет, не выйдет!»

Я начал газовать что было сил, мотор заревел на всю округу.

В деревне услыхали, бросились к реке, мой отец впереди. Люди кричат:

- Едет! Макар едет!

Подбежали ближе, видят, я не еду, а на месте стою - моста-то нет!

- Что будем делать, Тимофей Иваныч? - спрашивают колхозники.

Отец отвечает:

- Будем мост чинить. Макар, не отходи от трактора ни на минуту, слышишь?

Я кричу со своего берега:

- Слышу. Чините скорей!

Мужики в затылках скребут:

- Тут крепкие бревна нужны. Где их взять?

Отец им:

- А новый сруб Тэмрекея на что?

Тэмрекей - он тут же вертелся - услыхал, коршуном налетел на отца:

- Ты своим голодранцам начальник, а мне ты никто! Моим срубом не распоряжайся, он мне самому нужен: я новый дом буду ставить!

Мужики зашумели:

- У тебя и так дом в два этажа, куда тебе еще дом? Тэмрекей свое:

- Не ваше дело! Ни бревна не дам!

- Дашь! - сказал отец. - Мост не сам рухнул, это ты со своими приятелями его сломал. Вот твои бревна и пойдут на починку. Не дашь - сами возьмем.

Тэмрекей злобно сплюнул и пошел прочь от реки.

Мужики дружно взялись за дело, и после полудня мост был починен.

Я торжественно въехал в деревню.

Из домов повыбежали стар и млад, мужики и бабы. Кто смотрит с интересом, кто недоверчиво качает головой, кто в страхе крестится.

Я завел трактор под навес возле колхозного амбара и выключил мотор.

Слышу разговоры:

- Видал, железная телега без лошади едет!

- Ну и чудеса!

- Неужто пахать станет?

- А ты как думал!

- Как же без лошади-то? Ох, не верится…

- Поглядим…

- Не к добру это, мужики, испоганит трактор землю керосином, на такой земле хлеб нипочем расти не станет, только зерно зря загубят…

Ну, это, ясное дело, кулацкая агитация.

Настроение у меня в тот день было праздничное. Я живо представлял себе, как завтра на заре выведу трактор в поле и вспашу первую борозду…

До блеска вымыл я трактор, насухо протер ветошью, все ходил вокруг и оглаживал его, как лошадь, только что не обнимал. Оставил трактор под присмотром сторожа и пошел домой.

Неподалеку от дома дорогу мне преградил Мамат Пилька - приятель Тэмрекея, тоже кулацкий сынок.

- Погоди, тракторист, - дыша мне в лицо винным перегаром, сказал он хрипло. - Поговорить надо.

- О чем нам с тобой разговаривать? - Я хотел обойти Пильку, но он схватил меня за рукав.

- Погоди!.. Слышь, Макар, не выводи трактор в поле… Добром прошу.

Я даже засмеялся:

- Как это не выводи? Да ты что! Обязательно выведу! Вот получим хороший урожай, тогда и остальные мужики в колхоз вступят, никто не захочет на вас, мироедов, батрачить, никто не станет у вас в долгу ходить.

- Значит, так? - набычившись, прошипел Пилька. - Ну, гляди, парень, было бы сказано… Пеняй на себя.

- Не стращай, не из пугливых! - Я выдернул рукав из его цепких пальцев.

Он больше ничего не сказал, покачиваясь, свернул в проулок.

А я не пошел домой, вернулся к избе, в которой помещалась колхозная контора. Отец сидел за председательским столом, о чем-то разговаривал с мужиками.

- Отец, я сейчас Мамата Пильку встретил. Пьяный, грозится. Как бы чего с трактором не приключилось. Сторож - старик, что он против этих бандитов сделает? Надо усилить охрану.

- Правильно, сынок, - сказал отец. - Сейчас снаряжу нескольких парней, пусть всю ночь у трактора дежурят. А ты ступай домой, отоспись хорошенько, завтра у тебя будет трудный день.

Я пошел домой, лег на полати, но мне не спалось. Сердце сжималось от тревоги за мой трактор. Уже вернулся и лег спать отец, давно угомонились все домашние, а я все ворочался с боку на бок.

Наконец, когда прокричали полночные петухи, я не выдержал, оделся, сдернул с гвоздя свою видавшую виды кепку и потихоньку вышел на крыльцо.

Ночь была темная, безлунная. Когда я подходил к колхозному амбару, возле которого стоял трактор, кто-то из темноты набросился на меня. Нападавших было двое. Один заломил мне руки за спину, другой стукнул по шее.

- Попался! - услыхал я молодой звонкий голос.

По голосу я узнал сына нашего соседа.

- Федюшка, ты, что ли? - спросил я. - Чего ж ты, брат, своих лупишь?

- Никак, Макар… - растерянно проговорил парень. - Хы-хы, а мы с Ванькой тебя за злоумышленника сочли.

Я похвалил ребят:

- Молодцы, хорошо сторожите. Ну как, никто не приходил?

- Ты - первый, - фыркнул Ванька.

Я немного посидел с ребятами на бревнах, выкурил цигарку и пошел спать. Теперь я был спокоен за трактор.

Я уже подходил к своему дому, как от ворот Тэмрекея метнулась какая-то тень. Не успел я ничего сообразить - удар страшной силы швырнул меня на землю, в глазах поплыли зеленые и красные круги. Больше я ничего не помню.

Очнулся я в своей избе. Лежу на лавке, надо мной склонился отец, мать прикладывает мне ко лбу мокрое полотенце.

В окошках - яркое солнце.

- Глаза открыл! - обрадованно проговорил отец.

Я застонал.

- Что, сынок, больно? - спросила мать.

- Голова шибко болит, - признался я.

Отец сказал:

- Да-а, били - не миловали. Хорошо, по козырьку удар пришелся, а то бы раскроили тебе череп… А так - только кожу рассекли, кость цела.

- Кто меня? Пилька?

- Не знаю… Мать тебя утром у ворот нашла, вышла на улицу, а ты лежишь, весь в крови… Кто бил, того и след простыл. Пилька или кто другой из их шайки - всех их выведем на чистую воду: я уж в милицию сообщил. Ответят по закону: нападение на тракториста - не шутка.

- А кепка? - спросил я. - Кепка где?

- Тут она, тут, - успокоил меня отец. - Подобрал я твою кепку, мать кровь с нее отмыла. Ужо куплю тебе новую фуражку, а кепку эту сбереги на память…

На другой день я вывел трактор в поле.

Вся деревня сбежалась смотреть, как станет пахать трактор. Голова моя была завязана, но я старался держаться бодро: люди смотрят.

Моя первая борозда была началом большой пахоты…

Слушал Вася рассказ и с уважением поглядывал на дедушкину кепку - старую, потертую, со сломанным козырьком.