— Чувствуешь, Мокат?
Холар оторвал взгляд от золотой чаши наполненной кровью. Уши, подрагивая, навострились, волосы в изголовье встопорщились. Кольчуга зашелестела на валунах плеч, словно неспешно накатывающий прибой, ласкающий прибрежные камни.
За его спиной воин в графитово-серых доспехах вырисовывался на фоне темного провала входа древнего, как само время, зала. Серебристый дракон на кирасе словно встрепенулся, стряхнул лень, расправил крылья.
— Конечно, чувствуешь, — в усмешке оскалился Холар. — Атейа просыпается… — он с наслаждением потянул ноздрями воздух.
Глаза блеснули черными обсидианами, в глубине которых тонул любой свет — сама Истинная Ночь могла бы гордиться тьмой, заволакивающей их.
— Время пришло, — прорычал Холар, с хрустом сжимая кулаки.
Пламя свечей встрепенулось в неподвижном воздухе. Багровая жидкость в чаше на алтаре разошлась кругами.
Но Холар уже не слушал. Все его чувства сосредоточились на ощущении Силы, что, наконец, встрепенулась. Силы, которой не знали в Сером Мире уже давно. Что могла накрыть, словно бурная река, бегущая по склонам гор, пенясь и сметая все со своего пути. И подобно водопаду снести преграды и наполнить все вокруг «влажной моросью брызг».
Мокат молчаливо отступил в сумрак коридора. Конечно, он чувствовал — Атейа беспокойно заворочалась. Веки ее еще только подрагивают, сквозь сон прислушивается к потревожившим звукам, пытается устроиться поудобнее, вновь укутаться тысячелетней негой спокойствия… Но «цепи» с лязгом натягиваются, словно дикий изголодавшийся зверь рвется наружу.
Чаша взбурлила вновь. Кольца ударили в стенки, вспенились; неразборчивый шепот всколыхнул сумрак зала.
— Здесь наши желания немножко расходятся, — надменно ответствовал Холар. — Зачем быть одним из сильнейших, если можно стать сильнейшим! Я Возрожусь в Дитя Солнца, и Когуар подчинится мне! Я один стану повелевать его Силой! И тогда — этот Мир не единственный, что окажется у моих ног! И ни вы все, ни сам Морет, не сможете мне указывать!
Свечи вспыхнули, пламя неистово взвилось над фитилями, воск брызнул на пол. И грозный рокочущий голос пробился сквозь бурлящий «багрянец»:
— Остерегись, Холар! Ты много на себя берешь! Ты навлечешь гнев Хозяина!
— С Силой Когуара я сам стану Хозяином!
Он небрежно взмахнул рукой, словно отсылая прочь гонца, принесшего дурные вести, и в чаше полыхнуло пламя. Кровь вскипела, свернулась и осела рдяной пылью на золотых стенках. Свечи мгновенно угасли, и зал поглотила тьма.
Резко развернувшись, Холар двинулся прочь от алтаря, и во тьме, только шелест кольчужной вязи хауберка, отмечал его движение.
«Когуар признал ее! Пора занять место!»