— Мы все сделаем, повелитель.
Воин в черных одеждах сливался с окружающей тьмой, раскинувшейся под плотной сенью деревьев. Сейчас, когда Дневное Солнце уже зашло, а Ночное еще не выбралось из-за Стальных гор, что на западе Ардегралетта, ни один Смертный не увидел бы и локтя своей вытянутой руки. Тьма заливала глаза, словно земляным маслом, топя не только любые проявления света, но и очертания окружающего мира.
Впрочем, и не каждый Перворожденный мог с гордостью завить, что взгляд его режет Истинную Ночь, как остро наточенный нож. Она потому и называлась Истинной, что мало чьему взору удавалось пробиться сквозь полог ее платья.
Но взгляд мужчины, что властно замер перед коленопреклоненным воином в черном, легко пронзал плотный саван. Он взирал с высоты исполинского роста, надменно задрав подбородок. Нос чуть подрагивал, ловя тончайшие ароматы, доносимые слабым ветерком, под порывами которого трепетала серебристая лента, перехватывающая бороду «косичкой».
— Действуйте, — величественно махнула рука, заставив полы мантии колыхнуться.
— Мы все сделаем, повелитель, — повторил воин. — Можете в нас не сомневаться.
Он рывком поднялся, не смея поднять взгляд. И за ним последовали еще двенадцать мужчин в таких же черных кожаных доспехах без единого куска стали, которые только и годятся для осуществления задуманного.
…Черные воины двигались споро, сильно не рассыпаясь, но и не сбиваясь в кучу. Даже ночные обитатели леса вряд ли бы выхватили из окружающего мрака их силуэты. Они текли в темноте, словно потоки рек впадающих в Восходное море: каждый сам по себе, но смешиваясь в едином водовороте, становились не отличимыми от остального. Шаги тонули в шелесте крон, и лишь затихшие на миг шепоты травы под ногами могли выдать их.
Но ни один Смертный не обладает достаточным слухом, чтобы услышать столь мимолетные изменения.
…Лес остался позади.
Но даже теперь, на охранной полосе Мангерета, воины не отличались от окутавшего мир темного покрывала Дауры. И огни на крепостной стене не способны этого изменить. Они, напротив, скорее мешают стражам города, сужая видимый мир до крошечного островка, что выхватывают факелы.
Воины перемещались осторожно.
Иногда с крепостных стен в воздух взмывали зажженные стрелы — стражи тщетно пытались разорвать черноту, сковавшую взор. Но никто так и не увидел, как тринадцать теней достигли подножия стен города.
Воины не пытались взобраться по голому камню. Это совершенно ни к чему: повелитель указал тайные ходы, объяснил, как открыть и куда идти после. Им не нужно думать — нужно просто исполнить Волю повелителя. Что может быть проще?
Сдвинулся нужный, кажущийся таким же нерушимым, как все, блок. Утонул, в выглядевшей монолитом, кладке. И тринадцать теней скользнули внутрь. Ни шорох, ни скрежет, ни блеск не нарушили покоя и тишины Истинной Ночи. Выбираться будет куда сложней: Ночное Солнце никогда не спешит, но и не опаздывает. Да и погоня, наверняка, повиснет на плечах… Псы — эти могут и след взять: ночь еще не совсем «закрылась» от них… И почему так чураются своих былых «серых родственников»? Видимо, жизнь «под Смертными» берет свое: чужие страсти становятся собственными…
Но об этом не стоит думать. Зачем страшиться того, что еще не свершилось? А может и не свершится вовсе. Да, и чего в ночи бояться Сынам Морета?! Разве только Крылатых Змеев… Но они давно покинули Мир.
И воины двигались вперед. Бесшумно.
…Четверо стражей, охраняющих проход, не успели ни пикнуть, ни двинуться, ни повести бровью, когда четыре кинжала метнулись из темноты и пробили горла, топя в крови не успевший зародиться крик тревоги.
Ни один Перворожденный, дорожащий не только честью, но и посмертием, никогда не прибегнул бы к «оружию женщин» — честная смерть, лучше бесчестной жизни! Даже сами Перворожденные женщины за все эоны существования Серого Мира не использовали этого оружия. Ледари не придут за таким, насколько бы крепко ты не сжимал его в руке. Перед Богами все равно придется оправдываться, а от такого бесчестия не отбрехаешься. Боги хоть и не часто в последнее время появляются в Мире, но Инниут все видит. А кинжал — это же прямой путь в Бездну, по сравнению с которой и существование на границе Серых Граней покажется величайшей милостью!
Но воинов в черном не пугает подобное посмертие! Сыны Морета не должны — и не будут! — бояться ни Бесплотной Жизни, ни Ифре, ни даже самой Бездны!
И они лишь переглянулись и двинулись дальше.
Менялись подземные коридоры, затем переулки и улицы, но тьма неизменно укрывала воинов от неосторожных взглядов. Мангерет спал «без задних ног». Караулы, мелькавшие то тут, то там, и не догадывались, что рядом притаилась Смерть. Стражи города беспечно болтали вполголоса, так же тихо смеялись своим грубым, понятным только Смертным шуткам и проходили мимо.
…Дворец встретил воинов тусклыми всполохами в провалах высоких окон, и сотканными в углах и нишах залов тенями. В наполненной стражей крепости убийство не пройдет так же безнаказанно — и воины не спешили забирать жизни. Черные тени мелькали за спинами стражей — и хоть бы один повел ухом! — и так же бесшумно растворялись.
Настала пора разделиться.
И воины в черном, не сговариваясь, разошлись по коридорам. Каждый знал, что делать, и для общения хватало одного взгляда и движения пальцев. Они рассеялись по дворцу — кто-то отвлечет внимание, кто-то нагонит суеты и паники, если потребуется, а кто-то займется исполнением Воли повелителя: у всех своя роль… Награда крайне щедра для такого пустячного дела…
Воин, что говорил с повелителем, возник перед дверями в покои наследника, словно ниоткуда. Лишь тихий шелест кольчуг, оседающих стражей, выдал его присутствие. Кровь стекала по пробитым кинжалами шеям, струилась с уголков губ и капала на выстланный коврами пол. Ни один не взбулькнул, не захрипел. Все проделано чисто — наставники могут гордиться.
Створки дверей бесшумно поддались движению руки, и покои предстали в призрачном свете взошедшего Ночного Солнца. И лишь тихое сопение нарушало тишину.
Любой Перворожденный разбудил бы спящего прежде, чем вонзить клинок. И по чести сказать, разбуженный Перворожденный не стал бы звать стражу, тем более, когда вот так — один на один. Тут уж Линии Жизни либо обрываются, либо бегут дальше. Сталь не лжет. Шанс дали — остальное берешь сам.
Но в данном случае — не берешь.
Сынам Морета путь в Имале не просто закрыт — они добровольно отринули Старый Закон, и ледари не явятся, как ни крути. Проклятый Бог — единственный Бог, которому они служат. Только его Дар способен наделить истинным бессмертием!
Да, и всем известно, что Морет один из Старших, и слово Эриана ему — не закон. Повелитель Золотого Солнца не имеет власти над братом.
И Воину все равно — пусть хоть навсегда в мире установится Истинная Ночь, что ему? Тьма — его мир, а простые смертные пусть страшатся, как и прежде. Короткая жизнь в вечном страхе — их удел! Они лишь воронье мясо — Воин не станет оправдываться ни перед ними, ни перед их Богами!
…Наследник не проснулся, когда блеснувший клинок кинжала вошел в горло, перерубив яремную вену. Черная в призрачном свете кровь хлынула на белые простыни, на меха. А Воин стоял и смотрел, как «багряная влага» покидает тело, как сердце затихает, пульсируя все реже и реже. Сладкий запах призывно щекотал ноздри. Манящий, чарующий аромат!..
Воин брезгливо дернул носом: он здесь не за этим.
Быстро развернулся и замер у дверей, прислушиваясь к звенящей тишине. Сейчас, вот сейчас должны разразиться крики в дальних коридорах. Вспыхнут огни, набежит стража…
И шум действительно раздался.
Заверещали женщины Смертных… Эти тихо умирать не умеют. Даже держа в руках меч, зовут на помощь — ну, что за племя?!.. Грянул топот спешащих по коридорам ног, бряцанье кольчуг, звон схлестнувшейся стали — все идет, как и должно. И все далеко — крыло, в котором затаился Воин, оставалось безмятежным.
Но это ненадолго.
Воин выждал еще и распахнул двери, ныряя в залитый тьмой коридор… И острые наконечники копий впились в живот! Клостенхемская сталь навылет пробила кожу жилета, и мягкую плоть; кровь мгновенно пропитала рубаху, в груди похолодело. Казалось, сам Морет удовлетворенно вздохнул над ухом, коснувшись спины липкой дланью.
Перед глазами золотом сверкнули бордовые одеяния встретивших Воина стражей, которые не могли появиться здесь так рано… Если только не знали, где ждать!
«Повелитель нас предал!» — мелькнуло в ускользающем сознании.
* * *
Мужчина, укрытый от самого проницательного взгляда черной тенью деревьев, довольно кивнул самому себе, и серебристая лента на бороде «косичкой» чуть дернулась.
Он наблюдал, как вспыхнули огни на крепостных стенах Мангерета. Как пламенные росчерки «запели» в воздухе, и как занялись стога, облитые земляным маслом, на охранной полосе. Призрачный свет взошедшего Элеса сменился полыханием кострищ, осветивших подступы к стенам на расстоянии полета стрелы.
Мужчина улыбнулся, молча развернулся на север, где горизонт скрыли Призрачные горы, и растворился в густом лесу.
Фигуры разменяны, ход сделан. Остальное сделает ненависть — Смертные ответят Перворожденным, застланные местью глаза не увидят правды. Осталось лишь подождать.
Все время Мира в его распоряжении.
* * *
— Союз Латтрана с Перворожденными слишком крепок, и события в Мангерете подтвердили это!
Золотые лучи проникали в зал сквозь витражи высоких окон. Собранные великими умельцами из кусочков различного размера, витражи заставляли свет не просто проходить сквозь стекло, они «ломали» его лучи, рассеивали по всему залу, полностью лишая темных углов и теней. Свет струился ровный, чистый и мягкий.
Вышитое золотом восходящее солнце с пятью лучами сверкало на знаменах, словно это оно, поднимаясь из бордовых глубин, освещало зал. И в его свете камень стен горел белизной и походил на снег, такой чистый, какой бывает лишь на пиках Призрачных гор.
Подсвечники из «желтого металла» играли бликами, адаманты, украшающие практически все в зале Золотого Совета, искрились.
Особенно красиво это выглядело, если задрать голову вверх — весь потолок покрывали «королевские камни» различных размеров. Более мелкие тонкими ниточками соединяли крупные, сплетая все вместе в единый неописуемый узор, напоминающий небо Гольхеймурина — то небо, что видно лишь ночью.
— Эйнар не поддержал Мангерет! Мы рассчитывали, что у него не останется выхода, что другие короли Равнины вынудят его! Но этого не случилось!
В центре светлого зала, за столом из золотого дуба, резные ноги которого раскинулись под массивной столешницей, словно лапы гигантского хищника, собрались пятеро. Четверо по бокам, по двое, и один во главе, на кресле с высокой спинкой, что больше походило на трон. И хотя зал своим убранством больше напоминал храм, доспехи мужчин недвусмысленно выдавали в них воинов.
— И чего мы добились?! Неудачное нападение на Эрминхайд… Мы должны были посеять раздор, развязать войну! А что в итоге?! Один мертвый эрфинг Смертных!
Говоривший все это воин, что сидел последним слева, озирался на лица собравшихся, ища поддержки. Его глаза пылали страстью и нетерпением — в порыве монолога он оперся на стол локтями, дабы придать словам вес. Молодое лицо раскраснелось, ноздри жадно загребали воздух.
Воин во главе стола восседал, прикрыв глаза и расслабленно откинувшись на спинку. Руки покоились на подлокотниках, а пальцы слегка поглаживали отполированное дерево. Иссиня-черные волосы растрепанными волнами струились по плечам, стальной нагрудник с золотым узором на широкой груди равномерно вздымался, в такт дыханию. И на каждом вдохе льняная рубаха и кольчуга натягивались на плечах и предплечьях, очерчивая мышцы, могучие и гладкие, как валуны на западном берегу Энсейской бухты.
— Для чего ты все это рассказал? — не открывая глаз, произнес мужчина, короткая борода «косичкой» дернулась, «стрельнув» серебряными искрами на перехватывающей ее ленте.
Он не повысил голоса, но голос ударил в белоснежные стены, словно раскат грома. Глаза распахнулись, и воин, что смел так дерзко разговаривать, побледнел. Между лопатками побежал холодок, кольнуло в груди — он увидел бушующее пламя, что яростно рвется из глубоководной синевы. Остальные, хоть и без того опирались на спинки, и вовсе вжались в них, стремясь выйти из поля зрения обжигающе холодных глаз.
— Ты хочешь сказать, что я ошибся? Что был не прав? — мужчина подался вперед, локти легли на дубовую столешницу, и та протяжно застонала. Лапы, поддерживающие ее, дрогнули под тяжестью. Мужчина взревел: — Ты говоришь, что я допустил глупость?!
Последняя фраза разнеслась, словно волна штормового прибоя, безжалостно бьющая в отвесные прибрежные скалы. Грянула с такой силой, что, на мгновение показалось, сам свет колыхнулся, будто пламя свечи на ветру; дрогнули каменные своды, звякнули кубки на столе, задребезжало стекло витражей, затрепетало золотое солнце на тяжелых гербовых знаменах…
Или не показалось?..
Эхо раскатилось по залу.
Молодой воин потерянно хлопал глазами, в ушах звенело, сердце рвалось из груди. Горло сдавило незримой рукой. Такой холодной и липкой, что мороз разлился по всему телу, заползая в легкие, в желудок, и скребя изнутри. Воину казалось, он видит могучую руку Морета, руку самого Проклятого Бога, сотканную из дымки и тумана, протянутую к нему и стиснувшую горло кузнечными клещами. Пальцы сжимались на шее все сильнее, в глазах поплыло; воин чувствовал, как жизнь тонкими струйками сочится из него…
Все прошло внезапно, как и началось.
Застрявший ком продрал горло, с такой болью, что воин скривился. Обескровленное лицо осунулось, окоченевшие пальцы не слушались: не получалось ни сжать, ни пошевелить. Рубаха намокла и противно липла к спине, губы шевелились, но безмолвие сковало уста. Он выглядел так, словно вернулся из-за Серых Граней, из Ифре, Мира, где живым не место: бледно серый, с погасшими глазами.
Оставшиеся трое еле сдерживали дыхание. С повелителем лучше не спорить, когда он в гневе… С ним вообще лучше никогда не спорить!
— Конечно, все пошло не так, как задумывалось, — мужчина на троне нарушил молчание, — но цель достигнута, — голос звучал спокойно, глаза ухмылялись. — Мангерет — наш. Мы посеяли сомнение в их размеренной жизни, заставили пойти против своих. И теперь… Теперь все пойдет, как надо.
— А как же Дитя Солнца? — вкрадчиво обронил ближайший слева. — Вдруг…
— Не вдруг! — грубо перебил повелитель, и губы злобно оскалились. — Всему свое время! Дитя Солнца придет к нам. Все идет, как и должно.