— Ваше имя?

— Цц… Канъюн.

— Вы внесены в общий список под двести четырнадцатым номером. В каких видах будете участвовать?

— Д… да во всех, чего там.

— Да? — седовласый распорядитель приподнял бровь, — Мне кажется, вам будет тяжело в некоторых. Давайте обговорим по каждому пункту.

Девушка сдержала готовый вырваться вздох. Ни в коем случае нельзя было выдать себя. Так, спокойное лицо, ровное дыхание, слабая улыбка. Имя не забыть. Главное — имя. Канъюн меня зовут, Канъюн.

Она кивнула, соглашаясь.

Распорядитель взял лист.

— Первый вид. Стрельба по неподвижной мишени. Стандарт.

— Разумеется, — Канъюн улыбнулась, скромно опуская ресницы. Мог бы и не спрашивать про это. Явиться на соревнования лучников и не стрелять в первой номинации — позор.

Распорядитель вписал номер девушки в таблицу вида и продолжил:

— Второй вид. Стрельба по движущейся мишени. Опять стандарт.

Канъюн не удержалась от язвительного тона:

— Если стандарт — что спрашивать? Вписывайте.

— Третий вид. Стрельба на дальность. Небольшое новшество — участники сами выбирают луки по очередности, устанавливаемой жребием.

— Годится, — Канъюн всё больше осваивалась. Теперь, главное — не перегнуть палку. А то попрут, попрут. Да и ладно, если только это. Пристрелят на месте — и всё.

— Четвертый вид. Стрельба вверх по летящему объекту, — распорядитель скептически оглядел девушку, — вы как?

— Буду, — Канъюн решительно сдвинула брови.

Распорядитель покачал головой, сомневаясь в силах юной девушки, но пометил ее в списке. Хочет участвовать — пусть. Конкуренции опытным лучникам не составит, зато потом будет рассказывать, как соревновалась с самим Алтаниелем.

— И, наконец, новшество этого сезона. Пятый вид. Стрельба по живой мишени. В качестве мишени выбран человек…

У Канъюн перехватило дыхание. Стало нехорошо, какие-то огненные росчерки замелькали перед глазами. Держись, держись. Не подать виду, что это тебя волнует. Совсем не волнует, мы людей каждый день стреляем, ага. Всё нормально…

Но что-то, должно быть, промелькнуло в выражении лица. Распорядитель с интересом посмотрел на нее и спросил:

— Что-то не так?

Канъюн мыкнула, дескать, всё так, всё в порядке. Но распорядитель не унимался:

— Вы спрашивайте, спрашивайте…

Взять себя в руки. И чтобы улыбка не деревянной была. А можно и спросить. Заодно кое-что и уточним.

— Не ожидала. Весьма интересно. А вопрос можно? Как человек выбирается? Первый попавшийся житель деревни, или берется кто-то подготовленный?

Распорядитель засветился довольством.

— Приятно слышать такие вопросы от столь юной особы. Никто из тех, кто до вас записался, даже не подумал задать их. Чувствуется — опыт в этом у вас немалый. Вы правы — какое удовольствие может быть в убийстве рядового человека? Этим можно заниматься по несколько раз на дню. Нет. Это будет опытный воин, умеющий защищаться, скрываться, уходить из ловушек. Оружия ему, конечно, не дадут. Только легкие доспехи. Но это же не может служить препятствием для настоящего эльфа, правда? Знаете, Канъюн, вы мне понравились. Буду следить за вашими успехами… Не забудьте свой номер — двести четырнадцатый. Девушки подчас такие рассеянные. Как участнику, вам положено спальное место в шатре, трехразовое ежедневное питание, свободный доступ к оружию, предназначенному для соревнования. За всем этим можете обратиться к моим помощникам. Вон они сидят за столами, бездельники. Еще раз — успеха.

Канъюн повернулась и пошла к столам.

Ну, что за имя она себе придумала? Как это в переводе-то будет? Серая земля, что ли? Фу, гадость какая. Не могла поблагозвучнее выбрать. Чуть лицо не потеряла. Забыла бы имя, или свое назвала — всё. И сама бы сгинула, и дело загубила.

Голова болит. Как в нее этот эльфийский вдалбливали… Вроде, держится еще — крепкая магия. А если закончится? Лучше не думать о таком. Можно, конечно, и на общем говорить. Ага. С гоблинами. Вон их целая группа. Никогда бы не подумала, что гоблины могут явиться на соревнования лучников. Не конкуренты они эльфам. Да и она сама — не конкурент. Как только уговорили? Дескать — лучше тебя нет… Мужчину сразу разоблачат… На тебя там никто и внимания не обратит… Как же. Вон как все пялятся. И старик этот, на входе. И молодые эльфы. А этот что — подмигивает? Да я тут за красотку сойду.

Канъюн состроила презрительную гримаску подмигнувшему ей эльфу, отчего тот потемнел лицом — смутился, видно, и с независимым видом стала придирчиво выбирать разложенное на столах снаряжение.

— Разрешите вам помочь, девушка?

Так и есть. Этот. Клеится.

— Отвали. Я тут по делу.

— Мы все тут по делу. Причем по одному и тому же.

Ну, и голос. Слащавый. В глаз что ли дать, чтоб отстал? Вот же зараза. Могли хотя бы манерам подучить, вместе с языком. Знают же, что я не в курсе. Вернусь — я им покажу.

Канъюн оскалила зубки и вежливенько так выговорила:

— Это не вас там в качестве мишени на пятом виде можно будет встретить? Нет? Я не уточнила у распорядителя. Сейчас лук выберу и можно будет потренироваться… Куда же вы, молодой человек?

Эльф не стал дожидаться, пока Канъюн выполнит то, что сказала, а поспешил вернуться к товарищам. Его встретили шуточки и смех. Но он совсем не был подавлен отказом и всё повторял громко: «Какая девушка!»

Нравиться было приятно, даже эльфам.

Ладно, все мысли — побоку. Она здесь действительно для дела. И не этого — пострелять, покрасоваться, похвастаться. Для серьезного дела. Человека спасать надо. Хоть бы план какой был… А уши-то как чешутся… Чем их только клеили? Еще отвалятся невзначай — лучше не трогать.

Канъюн собрала в охапку всё, что ей вручили, и побрела к шатру. Надо было разложить свои вещи, переодеться для тренировки и идти стрелять. Уступить за просто так призовое место — вот еще!

Интересные дорожки эльфы придумали. На траве лежат, а трава под ними не мнется. Наверняка и мишень не деревянная. Хотя… старые деревья всё равно срубать надо — чтоб молодняк рос. А гноить дерево — на это у эльфов рука не поднимется, не то, что у нас.

Так, план, план. Не отвлекаться. Пленник. Где ж его держат? Наверняка в самом охраняемом месте. И пробраться к нему совершенно невозможно. Вот начнется пятый вид — тогда пожалуйста, его быстро выставят на всеобщее обозрение. Это через три дня будет. Завтра — первые стрельбы по неподвижной и движущейся мишеням. Послезавтра — на дальность и вверх. И под самое закрытие — пятый вид.

Канъюн скрипнула зубами. Пока она одна — так можно делать. А при ком-нибудь — ни в коем случае, эльфы так не поступают. Да, шатерчик славный. Хорошо, хоть для женщин отдельный поставили — еще эльфийки прибудут, как пить дать. Ой, вот и первая.

В шатер, крытый зеленым шелком, — именно он предназначался для слабого пола — вошла женщина. Какое платье! Какие украшения! Какие походка, взгляд, осанка! Рядом с ней Канъюн почувствовала себя настоящей деревенщиной. А вот фигура у нее подкачала — у Канъюн получше будет. Не всё так плохо, оказывается.

Ведет себя, как принцесса какая-то. А вдруг и правда… Канъюн поспешила склонить голову в почтительном поклоне. Знатная госпожа кинула взгляд на девушку, пренебрежительно хмыкнула и крикнула наружу:

— Долго ждать тебя? Неси скорее!

Вошла прислужница с грудой таких же вещей, что выдали Канъюн. Кинула любопытный взгляд на девушку, сложила вещи у постели и поспешила уйти. Не место прислужнице, пусть и эльфийских кровей, находиться в шатре участников.

Наряд Канъюн был похуже, чем даже у нее. Обидно.

— Я — Элизабель. А ты кто? Из каких земель? — спросила принцесса. Не молчать же. Это назавтра они противницами будут, а сегодня можно и просто поговорить.

— Канъюн. Из Срединного Государства. Живем мы там, — на всякий случай пояснила, вдруг не поймет.

Элизабель изобразила улыбку, фальшивую донельзя.

— Теперь понятно, почему у тебя такой вид.

— А какой есть. Как начнем стрелять — так будет видно — кто чего достоин!

— Ну-ну, не кипятись девочка. Я уже не первый раз на турнире всех звезд. Бывало, и призовые места занимала…

— Давно? — не удержалась Канъюн от подколки.

Элизабель просто проигнорировала этот вопрос. К тому же одна за другой в шатер стали заходить участницы — сразу же знакомились, называя себя и место, откуда прибыли. Они делали это чинно, с достоинством, которое дается памятью о знатных предках и вырабатывается годами тренировок.

Канъюн сама должна бы так себя вести, да не получается. Всё ж, не эльф, не высокорожденная. Не дано людям… Ничего, это мы изменим.

Если вначале Канъюн еще пыталась вежливо улыбаться в ответ на слова входящих эльфиек, то на пятой плюнула и занялась своими делами — всё равно она сразу же забывала все эти эльфийские имена. Такое нарушение этикета могла позволить себе не каждая, что девушке невдомек было. Так что ей еле удалось совладать с изумлением, когда все в шатре стали обращаться к ней с особым почтением. Даже Элизабель.

Это раздражало. Канъюн непроизвольно морщилась, стоило кому-либо сказать: «О, Владетельная и Высокородная Канъюн!» Далее обычно следовал совершенно пустой вопрос о погоде, новшествах на турнире или просьба передать полотенце.

После того, как у нее попросили разрешения выйти из шатра справить естественные надобности, Канъюн взъярилась. Она встала на середину возле столба, уперла руки в боки и высказалась. Громко и совершенно однозначно.

— Тааак!! Канъюн меня зовут, и никак иначе! Чтоб никаких владетельных и высокородных! Поняли?! Вы, все!

Девушки и женщины разом притихли, боясь шелохнуться, чтобы еще чем-нибудь не рассердить владетельную. Элизабель озабоченно приподняла бровь: «Знает себе цену. Недооценила я эту девочку».

Вот это и называется «перегнуть палку». Вон, как все выпучились — даром, что эльфийки. Надо срочно исправлять ситуацию.

— Надеюсь, вы будете вести себя обычно. И обращайтесь ко мне, как к простой девушке. Мне совершенно не нужно, чтоб меня узнали… — Канъюн едва не прикусила себе язык. Ну, когда же она сдерживаться-то научится?

Эльфийки еще чуть-чуть помолчали, а потом бросились заниматься своими делами. Лишь сталкиваясь невзначай, они тихо говорили друг другу несколько слов, испуганно оборачивались и разбегались.

«Понятливые, однако!» — удовлетворенно подумала Канъюн. Она закончила переодеваться для тренировки, взяла лук и вышла из шатра.

Первый вид.

Канъюн закусила губы и облизала их. Потом вытерла ладонью. Сколько лишних движений. Вон, эльфы статуями стоят, даже вроде не мигают — ждут сигнала к началу стрельб. Сложного-то нет ничего — уж как стрелы лягут. Эльфы не промахиваются — судьям проблема назвать победителя. На кучность смотрят и на рисунок втыкания. Лук — любой, привычный. Поймаешь ветер — будет удача.

Прозвучал заунывный сигнал какого-то эльфийского инструмента, и Канъюн успокоилась. Сделав шаг вперед вместе с остальными, она вышла на рубеж стрельбы, наложила стрелу на тетиву и выстрелила. Глухой удар пятидесяти одновременно выпущенных стрел отдался по земле.

Канъюн попала в первую группу из шести сформированных. Мишени еще не были разбиты частыми попаданиями, что давало преимущество. Времени на каждый выстрел участнику давалось предостаточно. Можно было отойти, перекусить, дождаться нужного ветерка или его отсутствия. Так многие поступали, так было принято.

Но Канъюн эти эльфийские традиции были внове. Совершенно не задумавшись, она выпустила оставшиеся девять стрел вдогонку первой — как можно быстрее. И после громкого общего «трррум» частый стук ее попаданий в наступившей паузе услышал каждый. Только в бою выпускают следующую стрелу до того, как предыдущая нашла свою цель.

Глашатай объявил: «Участник под номером двести четырнадцать стрельбу закончил. Результат — сто очков. Рисунок выстрела — круг с точкой в центре — знак Солнца».

Эльфы заволновались. Слухи про скрываемую знатность Канъюн уже успели расползтись по лагерю. К тому же она, судя по манере стрельбы, только что с боевых действий. Всё это не к добру. Нет, эльфы не стали промахиваться, но они заспешили. В результате у многих рисунок выстрела оказался смазанным. В своей группе Канъюн оказалась лучшей.

Можно было пойти отдохнуть, слегка поразвлечься на эльфийский лад. Благо второй вид предусматривал вечернюю стрельбу. Времени было предостаточно. Однако Канъюн мало смыслила в эльфийских забавах. Ей было интересно посмотреть на других участников, главным образом — на их манеру стрельбы.

Она встала сбоку и чуть сзади рубежа и стала внимательно наблюдать, отмечая для себя достоинства и недостатки каждого. Правилами такое слежение не было запрещено, но традицией не одобрялось.

— Как вам участники?

Канъюн слегка скосила глаза на говорящего. Так и есть. Тот самый, что в первый день приставал.

— Тебе-то что? Ты иди, стреляй.

— Мне еще не скоро — я в шестой группе. Располагаю свободным временем.

— Это не ко мне. Вон, Элизабель сейчас закончит. Думаю, она будет не прочь весело провести время в обществе молодого эльфа. Кстати, стреляет она неплохо.

— Эта старушка? Хм. Может, для нее и неплохо. Но она не в моем вкусе. Вы мне нравитесь гораздо больше, — эльф улыбнулся.

Вот, навязался, зараза. Послать бы его куда подальше. Жаль, что в эльфийском и слов-то таких нет. Канъюн пожевала губами, пытаясь найти подходящее определение, не нашла и демонстративно отвернулась. Может, поймет, что ей не до него.

Эльф постоял еще немного, глядя в спину Канъюн, — ей хотелось поежиться под взглядом — и пошел восвояси, бросив напоследок:

— Мы еще встретимся. И не один раз. Кстати, меня зовут Алтаниель.

Это имя не произвело на девушку какого-либо впечатления. Ну, непопулярны среди людей имена лучших эльфийских стрелков.

Едва Алтаниель отошел, Канъюн тотчас забыла про него.

Быстро заглотив эльфийский обед, — вполне съедобный, Канъюн поспешила покинуть столовую. Неуютно она себя чувствовала в центре внимания, пусть и неназойливого. Куда идти — выбирать не приходилось, — ну, не в шатер же. Скорей, на стрельбище. Там хоть можно делать вид, что занята. Походим, посмотрим. Откуда мишень выезжает, где лучше встать. Вроде придумала. Теперь быстренько за луком.

Канъюн надеялась, что ее задумку не вычислят так сразу. Эльфу и в голову не пришло бы выйти за рамки привычного, не то, что ей. Если соблюдать все неписанные правила, то она ни в жизни ничего не выиграет. Но если взглянуть чуть шире и отбросить все эти замшелые традиции, к тому же чужие, шансы возрастут.

Канъюн подошла к столу со снаряжением, придирчиво осмотрела все луки и выбрала самый тяжелый и тугой, какой ей был под силу. К нему — толстые и тяжелые стрелы. Эльф, выдающий оружие, поглядел на Канъюн, недоуменно поморгал и высказался в том смысле, что это мужской лук, госпожа, наверно, ошиблась…

— Сама знаю, что мужской. Давай его сюда.

Помощник распорядителя решил, что девушка просто не понимает — что творит. И еще раз доходчиво, как говорят с глупыми барышнями, объяснил, что из мужских луков стреляют мужчины, а ей бы следовало взять что-нибудь полегче и покрасивее.

— Дай, я сказала!

Помощник не отпускал. Канъюн потянула лук. Эльф вцепился сильнее. Канъюн выпятила челюсть и с силой дернула лук на себя правой рукой, левую выставив навстречу приближающемусю лицу помощника.

Что ж, лицо тот убрать не успел. Цели ломать ему нос у Канъюн не было, главное, что он руку отпустил. Отпустил и свалился с той стороны стола. Мог бы и раньше сообразить — с кем связался. Она же спешит — зачем задерживать было?

Канъюн оглянулась. Эльфы уже начали подходить к линии стрельбы. Того гляди займут приглянувшееся ей место. Поспешим. Локтями, конечно, не стоит толкаться. Будем вежливы. Девушке всегда место уступят — на том и расчет.

Она встала, развернула ступни в нужном направлении и стала ждать. В этом виде одну движущуюся мишень должны были поразить все лучники группы, стреляя одновременно. Тридцать разумных в группе, у каждого пять стрел. Ну, и сколько всего придется на круг в пол-локтя диаметром? Вряд ли все сто пятьдесят. Нужно было не только попасть в мишень, но и чтобы стрелы удержались до момента, когда она выйдет из зоны обстрела. Уже воткнувшиеся стрелы не всегда давали шанс следующим. Лучники сами зачастую стреляли так, чтобы помешать соседу попасть.

Сигнал — и мишень поплыла, хитро подвешенная на двух натянутых веревках. Сразу же застучали стрелы, втыкаясь. Канъюн терпеливо ждала. Натянуть лук была непросто — это надо было проделать перед самым выстрелом.

Ну, вот. Пора. Канъюн резко оттянула тетиву и послала свою тяжеленную стрелу в проплывающую мишень. И сразу вслед — остальные, в своей манере.

Хрясь!! Можно полюбоваться на результат. Всё, как она и хотела. Ай, да молодец, Канъюн.

Она стреляла не как все — под прямым углом к плоскости мишени. Пусть этим забавляются остальные, не она. А она будет делать всё вопреки. И пусть кто-нибудь скажет слово против. Что, нет таких? Трусы!

Канъюн стреляла практически из противоположного угла от движущейся цели, и стрелы вошли под косым углом, сбив несколько ранее воткнувшихся стрел противников, пробив мишень, застряв там и дав минимальный шанс тем, кто будет стрелять после нее.

Интересно, как они их вытаскивать будут? Мишень ломать? Или сразу новую возьмут? На их месте она бы не возилась. А рука болит. Не сорвала ли мышцу, а то всё бессмысленно будет. Целительством, что ли, заняться? Надо бы уйти от посторонних глаз — эльфы тотчас заложат.

Ничего не придумав лучше, Канъюн направилась к шатру. Он за день нагрелся на солнце, и находиться там было почти невозможно — душно. Ясно, что эльфийки на стрельбище — кто стреляет, а кто просто с мужичками флиртует. Канъюн подмигнула самой себе, и тут же поморщилась, неловко повернув руку — всё же слишком тяжелый лук она выбрала.

Эльфов, вроде как, маги пользуют. Вот что-что, а целительство им не ведомо. Способы разные, а результат — один. В целительстве — что нужно? Травку наложить и заговор вспомнить — всего-то. Не зря же она училась. Лишь бы не помешали.

Канъюн прикрыла глаза, сосредоточилась и произнесла заветное слово.

Боль ушла. Только усталость навалилась. Ну, с ней просто совладать — на боковую отправиться. А с утра — новые стрельбы. Хоть что-то у нее нормально получается. Ну, это явно временно…

На третьем виде Канъюн стреляла последней. Так выпал жребий. Конечно, выбор луков оказался минимальным, но ей это было всё равно, — стрельба на дальность — не ее вид. А при стандартизированных луках и стрелах она гарантированно попадала в середину списка.

Канъюн, не глядя, протянула руку и взяла первый попавшийся лук, на редкость удобно легший в ладонь. Общий вздох заставил посмотреть — что у нее оказалось в руке. Оооо!! Глаза у Канъюн округлились. Это был черный лук Крома! Образцовый, созданный в незапамятные времена, недостижимый идеал для современных мастеров. Взять его для стрельбы на дальность отдавало святотатством. Ни один из эльфов и помыслить не мог о таком. Канъюн зло усмехнулась. Для нее эльфийские святыни — пустой звук. А с таким луком она вне конкуренции.

Быстро, чтобы не успели остановить, она подошла к отметке стрельбы, на удивление легко натянула тетиву — до упора, насколько хватило длины стрелы — и на выдохе послала ее вдаль. Непонятная судорога прошла по телу Канъюн, словно оно собиралось улететь вслед черной стреле. Это было одновременно опустошающее и наполняющее чувство, сродни тому, что испытываешь на пике плотской любви. Канъюн едва сумела вдохнуть и судорожно задышала, приходя в себя.

Ничего уже не хотелось. Даже не обратив внимания на свой результат, объявленный глашатаем, Канъюн тяжело пошагала в столовую. Следовало подкрепиться перед стрельбой вверх — силы как-то резко оставили ее. Положить лук она так и не догадалась.

Алтаниель догнал ее чуть ли не бегом.

— Стой!! Канъюн, подожди!

Девушка остановилась и сумрачно взглянула на эльфа. Тот был чем-то взволнован и вместо обычных комплиментов выпалил:

— Руки покажи! Ладони!

Канъюн показала свободную правую, потом переложила туда лук и показала левую. Ладошки, как ладошки — крепкие пальчики, мозоли от постоянной стрельбы. Очень ладная и сильная рука. Алтаниель мгновение полюбовался ею, потом отпустил и тихо сказал:

— Значит, он принял тебя. Это что же — пророчество сбывается?

— А ты что, в них веришь? И в какое конкретно?

— В это, — и эльф процитировал, подняв лицо к небу, — «Когда оживут мертвые, когда враги полюбят друг друга, когда полетят люди, когда лук выберет девушку — тогда падёт мир эльфов…»

— Детские страшилки. Ну, почему он падёт? Его погубят ожившие мертвецы? Или бывшие враги? А может, летающие люди? Где ты видел всё это? — Канъюн запнулась. Уже ей ли не помнить? Было, всё было…

Алтаниель не заметил запинки.

— Ладно — всё это. Но — лук Крома! Он же у тебя. Дай мне его.

Канъюн протянула руку, подавая лук, Алтаниель хотел взять, но девушка предупредительно выставила пустую ладонь.

— Хм. Пальцы не разжимаются. Что это?

— Оно самое. Выбор лука. Даже захочешь — не отдашь. Только вместе с рукой.

Канъюн робко улыбнулась:

— Да? Может, не надо?

— Не мне решать. По правилам, сама знаешь, во время состязаний нельзя отбирать оружие у соревнующихся. Но после…

Канъюн дернула плечом, сощурила глаза и прошипела:

— Не получите… Мой он!

Повернулась и пошла.

Куда идти-то? Не в лес же. Только лагерь кругами обходить. Уже видеть их всех невозможно, эльфов этих. Достало. Вроде, всё, как у людей у них, а не принимает душа. Совсем чужие они. Даже гоблины, пусть и зеленые они с жуткими рожами, а всё как-то ближе, чем эльфы. Терпи, Канъюн, терпи. Всего ничего осталось — сейчас вверх стрельнуть, а завтра — последний вид. Отстреляюсь и уйду. Чтоб не видеть никого. Сил совсем нет. Если сработает план, то без помех уйдем, вдвоем. А не сработает — так вместе и ляжем. Не отбиться будет. Вон, уже созывают. Раньше отстреляюсь — раньше освобожусь. И спать — пораньше. Выспаться надо…

Канъюн по пути завернула в столовую, на ходу взяла со стола что-то съестное и, жуя, устремилась на стрельбище.

Когда она появилась там, распорядитель уже объявил о начале. Ждали только сигнала. Канъюн не стала пробираться к центру — самому выгодному месту для стрельбы, а скромненько встала на краю — расталкивать эльфов, мрачно глянувших на нее, но ничего не сказавших, не хотелось. А то еще скажут.

Она засунула недоеденный кусок в рот, освободив руки, достала стрелу, наложила на тетиву и стала ждать, как все остальные. Косые взгляды ближайших эльфов уже не волновали. Ушло всё, кроме чувства цели. Сейчас в мире для нее существовали только лук, стрела и то, куда она должна попасть. Всё это соединилось непонятным ей образом в единую структуру. Что-либо нарушить в ней было просто невозможно.

Послышался заунывный звук, и лук, который Канъюн держала в руке, словно сам повернулся в нужную сторону. Её рука, независимо от воли, натянула тетиву и отпустила, посылая стрелу в ту точку, где окажется мишень. Самой мишени еще не было видно, и никто не последовал ее примеру.

Все проводили недоуменными взглядами так рано выпущенную стрелу и ахнули, когда на самой границе зоны стрельбы она пробила едва появившуюся мишень. Больше никто не успел выстрелить — от попадания она развалилась на куски, которые беспорядочно закувыркались к земле.

Негодующие эльфы повернулись к девушке.

— Это не я! Это — он! — попыталась оправдаться Канъюн.

Но эльфы не слушали жалкого лепета стрелка, лишившего их удовольствия выстрелить самим и, самое главное, попасть. Они медленно надвигались на нее враждебной массой. Когда Канъюн не сможет отступить — эльфы раздавят ее. Это явственно читалось на их обычно спокойных лицах.

Неотвратимость наступления эльфов было прервано пробившейся из самой середины Элизабель. Она растолкала всех, схватила Канъюн за отвороты кожаной куртки и яростно затрясла. Кто бы стерпел, но не Канъюн. Она сомкнула свободную правую руку на правом же запястье эльфийки, прижала ее руку плотно к себе и, сделав шаг назад правой ногой, круговым движением левой руки ударила по предпрелечью Элизабель. Гордая эльфийка вскрикнула и ткнулась лицом в землю. Рука Элизабель оказалась вывернутой, а сама эльфийка не могла подняться, удерживаемая на земле упертой в ее спину ногой Канъюн.

— Опа!! — сказал кто-то из толпы, и эльфы остановились — слишком необычны были действия молодой девушки. Столь резкого ответа от нее не ожидал никто.

Канъюн исподлобья смотрела на толпу, как бы говоря: «Ну, кто следующий?» Внизу постанывала Элизабель — боль в плече была сильной, но если не двигаться — терпимой.

— Канъюн, отпусти ее. Она не подумала. Отпусти. — Спокойный голос Алтаниеля привел всех в чувство.

Канъюн разжала руку и убрала ногу со спины эльфийки. Та еще немного полежала, приходя в себя, с трудом поднялась, поддерживая поврежденную руку, утерлась локтем — нехарактерным для эльфов жестом — и направилась в сторону шатра распорядителя.

Жаловаться будет, гнида. Сама же первая начала. Всё же по правилам. Нечего было лезть, выяснять отношения. Впредь умнее будет.

Канъюн была сердита. И главным образом — на себя. Не совладала с собой. Еще чуть, и выложила бы всё, что о них думает, им в лицо. А это — провал. Пойти, что ли, высказать свою точку зрения? Не стоит. Свидетелей куча. Вон, Алтаниель побежал туда же — небось, мою сторону возьмет. Хоть в этом от него польза.

А что, так даже и лучше — никто надоедать не будет. Отворачиваются, сволочи. Не смотрят. Мне-то что — их игнорирование. Я тут по делу. Завтра решится. Главное, чтоб не выгнали.

Голос Алтаниеля за спиной заставил Канъюн повернуться.

— Тебе дадут дострелять в последнем виде, радуйся. Но первого места тебе не видать, хотя ты и шла на него. К тому же, тебя не будут допускать на следующие соревнования в течении десяти лет.

— Очень надо, — презрительно скривилась Канъюн, дернув плечиком, — я думала, на соревнованиях нет места мелочным обидам. Проиграл, так проиграл. А тут зависть сплошная. Кстати, как там с рукой у Элизабель? Я сильно не давила.

Алтаниель почему-то улыбнулся.

— Маги залечат. Завтра будет стрелять. Я тоже буду. На этот вид всего двадцать участников записались.

Канъюн тоже улыбнулась.

— Значит, посоревнуемся, — сказала и пошла в шатер.

Утро выдалось пасмурным.

Канъюн проспала — никто и не подумал разбудить ее. Так даже лучше — не надо искать укромного места, чтобы подготовиться, — прямо в шатре можно, все ушли. Что не позавтракает — ерунда, а на пятый вид она успеет.

Канъюн отколупнула затычку на каблуке сапога, заученным движением вывернула винт и отсоединила каблук. Перевернула его и высыпала содержимое в бумажный конвертик. Не дышать, а то расчихаешься. Уж очень он мелкий, порошок этот. Как-то вдохнула — до обеда чихала, пока не догадалась голову в ручей окунуть. А эльфам от него хуже будет — порошок раздора это. Только на них действует. Надо только вовремя его распылить.

Девушка вернула каблук на место, оделась, прикрепила конвертик к одной из стрел и заспешила на стрельбище. Озабоченно посмотрела на небо — низкое, серое, с черными клубами туч. Только бы дождь не пошел, а то смоет порошок — толку не будет.

А вот и пленник — ведут. Неплохо держится. С честью хочет жизнь отдать. Не будет бесполезным мешком. Поможет, в случае чего. Нервничает она, что ли? Успокойся, Канъюн, успокойся. Надо же — уже сама себя этим именем называет. Свыклась?

Для пятого вида была подготовлена небольшая скала неподалеку. С одной стороны — отвесная, с другой — пологая, заросшая корявыми деревьями. Вокруг скалы сплошной стеной высадили колючий быстрорастущий кустарник и выгнали его на высоту в два человеческих роста. Пробраться сквозь такое было не под силу и эльфу, не то, что человеку. Вход, он же выход, был только один.

Пленника подтолкнули внутрь, дали ему время, чтобы ушел подальше, потом пропустили стрелков. Канъюн вошла вместе со всеми. Голодная и потому — злая.

Ну, что было заранее не выработать план? Что ей делать? Стрелять в спины эльфов? Одного — двух — убьет. Остальные с пленника переключатся на нее. Каким-то образом мешать стрелкам попасть по мишени? Как? Стрел едва хватит по одной на каждого. Да и не будут они сразу его убивать — сначала развлекутся. И порошок еще распылять. Так это надо когда все соберутся, иначе не затронет кого-нибудь — тут и крышка им с пленником. Не выберутся.

Канъюн осмотрелась. Все уже разошлись в разные стороны, она одна у входа торчит. Ой, пристрелят его. И Канъюн скоренько побежала, чтобы хоть как-то воздействовать на происходящее. Почти сразу она оказалась за спиной эльфа, целящегося в пленника. Ей было прекрасно видно направление выстрела — Канъюн стояла чуть выше стрелка. Не долго думая, она подняла лук и выстрелила.

Вопль негодования и боли разнесся по всему стрельбищу — стрела Канъюн разбила навершие лука эльфа и разорвала тетиву, которая хлестнула того по лицу.

— Это я удачно попала, — сказала она себе под нос и побежала дальше — ломать луки всем остальным противникам. Лишь бы они не успели ранить или того хуже — убить пленника.

Эльф, лишенный возможности стрелять, после некоторого замешательства устремился за Канъюн. Девушка бегала быстро. Эльфы, которых она достигала, не сразу понимали, что она хочет. Выстрел, лук сломан, и очередной соперник не может стрелять. Канъюн почти не целилась. Она уже освоилась с луком Крома — одно наслаждение было пользоваться им. Достаточно только пожелать — куда попасть стреле, и она тут же срывалась с тетивы.

Эльфы перестали быть спокойными — они бурно негодовали, кричали, даже ругались, если это можно так назвать. Источником всего этого была Канъюн, делавшая всё, чтобы никто не попал в пленника. Через некоторое время его оставили в покое — всё равно не убежит — и последовали за Канъюн. Она медленно отходила к выходу. Эльфы, как привязанные, шли за ней. А с другой стороны к скале подходила толпа — зрители, возмущенные поведением одного из участников.

Она достала последнюю стрелу, чуть подождала, пока толпа сомкнется вокруг нее, и выстрелила вверх.

Над верхушками елей возникло круглое блескучее облако порошка раздора. Но на него никто не обратил внимания, — все смотрели на Канъюн, севшую на землю в изнеможении..

— Ну, что, — тихо сказала она, — вот и всё. Не будет больше Канъюн. Не получилось, да? Не понимаете…

Она всхлипнула, отерла нижнюю половину лица, сильно смежила веки, чтобы прогнать из глаз набежавшую влагу, и поднялась, задрав голову, подняв руки и потянувшись всем телом к небу. Этот момент и избрало солнце, чтобы выглянуть из-за туч. Яркий луч осветил тонкую фигуру девушки и лук в ее руке. Лук сверкал и переливался невероятными оттенками черного и зеленого, и эльфы зачарованно уставились на свою святыню.

И опустилось на них облако раздора…

Канъюн не стала смотреть, как эльфы схватились между собой. Они начинали с ругани, потом хватали друг друга за одежду, били по лицу, катались по земле, сбивая остальных и вовлекая их в драку. На Канъюн никто не обращал внимания. Она спокойно прошла, переступая через лежащие тела и лужи крови, прямо по траве. Отыскала в расщелине пленника и сказала ему тайные слова, чтобы тот узнал своего спасителя.

Они вышли вдвоем. Канъюн окинула взглядом побоище, чтобы в последний раз увидеть знакомых. Вон распорядитель бьет своего помощника по голове, а вот один из эльфов зарезал другого и ищет следующую жертву. Элизабель дико визжит, вцепившись ногтями в лицо Алтаниеля, а тот размашисто бьет ее по щекам.

Канъюн пожала плечами, кивнула спутнику, дескать, что с них взять, эльфы. Мужчина подобрал лежащий на земле эльфийский лук со стрелами, и они покинули лагерь.

Всё же не удержалась от вопросов. Интересно — кого спасала-то. Может, зазря рисковала. Надо же знать. Как же обращаться к нему? А, ладно, по-простому будем:

— Как звать тебя, величать, добрый человек?

— Я — Гонт. Слышала?

— Так это ты? Вождь? Надо же — кого спасать довелось. Чего они мне сразу этого не сказали?

— Может, опасались, что ты ненароком выдашь эльфам, кто у них в плену?

— Я им по этому поводу всё выскажу. Потом, когда встречу. Дорогу-то найдешь? Эльфы еще не скоро очухаются — успеешь.

Канъюн помахала ручкой и повернулась, чтобы уйти. Гонт удивленно посмотрел на нее и придержал за полу куртки. Девушка развернулась, вырвала край одежды из руки мужчины и прошипела:

— Не трожь!

— Ты чего?

— Я одна пойду. Мне с вами не по пути.

— К эльфам, что ли?

— Я же сказала — одна. Сама по себе.

— Совсем одна? Как это? А твой долг перед людьми? Ты поведешь нас в бой, и мы сметем проклятых эльфов с лица земли!

— Ты это другим говори. Тем, кто тебя слушать будет. Хоть ты и вождь, а в людях плохо разбираешься. Речуги он мне тут толкает, — Канъюн пренебрежительно хмыкнула, — нашел — кому.

— Это пахнет предательством…

— Да пошел ты! Что ты понимаешь!

— Я понимаю, что ты встала на сторону врага.

— Какого врага? Эльфов? Да что ты знаешь о них?! Кто они для тебя? Просто тени. Символ, с которым ты сражаешься! А для меня уже не так. Пусть у тебя уши скукожатся, но я скажу. Эльфы — тоже люди. Не морщись, не морщись. И за лук не хватайся — всё равно я быстрее. Да, они ненавидят нас. Не любят всех остальных. А ты знаешь — почему? Они одиноки. Когда мы услышали о них? Сто лет назад? Больше? Они вышли из своего леса жалкой горсточкой, а теперь им подчиняется почти весь мир! Это заслуживает уважения. Мы враги — иначе и быть не может. Нам не ужиться вместе. Либо мы, либо они. Но пойми — ты ошибаешься, видя в них слепую силу. Им тоже не хочется умирать. Они любят, страдают, живут… Мне надо подумать. А ты иди. Ты же — вождь… — Канъюн вложила в последнее слово всё недовольство, что накопилось в ней, и Гонт дернулся, как от удара по лицу.

Да что спорить с этой девчонкой. То, что она неплохо стреляет, и сумела утащить у эльфов святой лук — еще ничего не значит. Побегает одна и вернется. Перебесится.

Вождь вдохнул, выдохнул пару раз, успокоился и сказал Канъюн:

— Твое дело, конечно. Поступай, как знаешь. А у меня дела. До встречи, — и скрылся за густыми кустами.

Канъюн затрясло. Надо же — за кем люди идут! Тупой ограниченный мужик. А говорят, народ достоин своего вождя. Он не о людях думает, а о самом себе — как ему остаться на вершине власти. Пусть призрачной, небольшой, но такой сладостной.

Канъюн зарычала в бешенстве. Ну, как выразить всё, что накопилась на душе, как сбросить напряжение?

Со стороны лагеря послышался легкий шум и прямо на девушку выбежал Алтаниель. Взлохмаченный, с кровавыми царапинами на лбу и щеках, в порванной одежде — он являл собой совершенно необычное зрелище. Остановился и слепо глянул вокруг, не обратив внимания на Канъюн.

Так, сматываемся. Еще поймет — кто виноват во всем. Так просто не отстанет. А убивать его — что-то нет настроения.

Канъюн ступила в сторону и привычно было зашагала, но в этот момент Алтаниель ее заметил.

— Подожди, Канъюн! Постой! Куда ты так бежишь? Зачем тебе лук? Ты хочешь стать лучшей? Ты и так лучшая! Оставь его! Его нельзя уносить. Это же святыня! Да, ты непобедима с ним, но не делай так! Ты станешь нашей правительницей. Объединишь нас. Ты же видела — что происходит. Всяк ненавидит каждого. Эта ненависть и зависть друг к другу погубит нас. Ты одна не подвластна этому. Ты сможешь всех держать в узде. Усмиришь ретивых! Лук Крома — символ власти твоей! Канъюн!.. Подожди, мне нужно поговорить с тобой! Ты не хочешь? Но почему? Я важное скажу! Для меня важное и для тебя — тоже. Для нас обоих. Пожалуйста! Ну, Канъюн!

Канъюн повернулась к эльфу, чуть улыбнулась и сказала:

— Ты, знаешь, меня не Канъюн зовут. Иначе.

Потом уперла лук Крома одним концом в землю и ударом ноги переломила посередине.