Чемульпо (Инчхон) образца 1903 года нигде,и ничем не напоминал то, во что он превратится в ХХI веке. Необыкновенно грязный и невзрачный корейский квартал лежал вдоль дороги в Сеул и окружал подошву холма, на котором возвышалась англиканская церковь. По всем выступам возвышенностибыли раскинуты глинобитные хижины, к которым можно пробраться по грязным переулкам, полным грязных детей, и праздно сидящих, или шатающихся без дела взрослых корейцев. Мужская половина корейского города постоянно находилась в движении. Узкие улицы всегда полны народа в туземной одежде, шатающегося, по-видимому, без всякого дела, и проводящего целые часы в многочисленных лавчонках.
Неподалеку от корейского квартала жили миссионеры-католики и миссионеры, принадлежащие к другим вероисповеданиям: пресвитерианцы, методисты и баптисты. У последних - красивые удобно устроенные дома, добротней купеческих. Лишь католические миссионеры, почти исключительно французы, жили скромно,и работали больше,и гораздо успешнее других.
Китайский квартал, с красивым консульским домом, и рядами богатых лавок и курилен для опиума,занимал в Чемульпо большую площадь. Они почти всецело взяли в свои руки поставку иностранных промышленных товаров, и их большие торговые дома в Чемульпо имели отделения в Сеуле. Доставка грузов в Сеул, снабжение рынков овощами,и другими припасами,также являлись их монополией. С раннего утра,до глубокой ночи кипела работа в местном “чайна-тауне”.
Средняя часть Чемульпо была занята японским кварталом. Последний был гораздо обширнее, населеннее, чем остальная иностранная часть города, и представлял собою длинный ряд опрятных деревянных домов. В японском квартале имелось несколько улиц с маленькими лавками, служащими для удовлетворения потребностей, главным образом, японского населения, так как другие иностранцы и корейцы обращались чаще к китайским купцам. В этих лавках торговали товарами, привозимыми из Шанхая и Японии, преимущественно бумажными изделиями,и бакалеей. В японском квартале находились отделения японских банков, при посредстве которых иностранцы, живущие в Чемульпо, вели свои денежные дела.
Как раз,рядом с японским поселением и находился отель “Дайбуцу” - шикарное трёхэтажное кирпичное здание,с витринными окнами - первый в Корее отель в западном стиле.
Именно таким застали город Чемульпо Великий князь Александр Михайлович Романов, и сопровождающий его отставной мастер политического сыска Сергей Васильевич Зубатов, знойным августовским вечером.
В начале пути из Санкт-Петербурга князь сторонился сыщика, демонстрируя своё сословное превосходство, в полном соответствии с принятыми флотскими правилами. Спустя некоторое время, любопытство победило. Александр Михайлович искренне хотел понять, что такого нашёл его тайный предсказатель в этой жандарме, и первым пошёл на контакт, демонстрируя максимум учтивости и любезности, которые только он мог себе позволить.
Оказалось, они были братьями по несчастью. И сыщика, и адмирала, в результате интриг лишили любимой работы, дела всей жизни. Обидчиком князя был дядя императора - генерал-адмирал, а обидчиком сыщика – министр внутренних дел и шеф Корпуса жандармов, Вячеслав Константинович Плеве. Но за обеими отставками маячила зловещая тень министра финансов - Сергея Юльевича Витте, что сближало их судьбы.
Зубатов, уязвлённый и оскорблённый несправедливой отставкой, нуждался в необходимости выговориться. Сочувственно - доброжелательное внимание князя, размеренный перестук колёс, прекрасный коньяк, - постепенно, между ними возникла обоюдная симпатия, породившая взаимное доверие, очистившее их общение от кастовых предрассудков.
Князь, проживший всю жизнь в «хрустальном» сословном замке, слушал сыщика, изумляясь, и открывая для себя, абсолютно незнакомую ему Россию. Эта, неведомая ему Россия, существовавшая за пределами комфортабельных дворцов и вымуштрованных лакеев, и, по словам Зубатова, давно закипала, как котёл, полный запретов и ограничений, с наглухо задраенный крышкой. Зубатов, перечисляя тайные организации и революционные движения, описывая настроения в рабочей среде, заводские условия труда и быта, беспросветность крестьянского существования, открывал для князя ту сторону Российской Империи, о которой тот даже не догадывался.
Представитель рода Романовых был настолько поражён открывшейся перед ним картиной тяжёлой жизни, унылого быта, чаяний и устремлений простого народа рабоче-крестьянской России, что слово «депрессия» стремительно превращалась для него из медицинского термина в описание собственного состояния.
К концу путешествия он уже с нетерпением ждал встречи с побудившим его на этот дальний вояж, загадочным обладателем столь уникальной информации. После полученных от него откровений можно будет сослаться на неотложные дела. Самому же, с головой нырнуть в более привычную, комфортную среду, - хоть на капитанский мостик корабля, хоть в собственное имение «Ай – Тодор», хоть в коридоры Петергофа, лишь бы подальше, куда-нибудь, от этой жути, описанной Зубатовым.
***
Первое, что поразило князя, - одежда корейца, и его манера держаться. Она никак не стыковалась с окружающими его соотечественниками. Несмотря на широкую, «на тридцать два зуба» улыбку, в нем не было ни малейшего намека на подобострастность, из-за чего князь сделал вывод, что этот молодой парень, скорее всего из семьи царствующего императора Коджона, или покойной королевы Мин.
Поздоровавшись с князем лёгким кивком головы,представившись американским именем Джонни, кореец предложил следовать за ним, и быстрым шагом направился к выходу из гостиницы. Удивленный князь застыл на крыльце, ища глазами средство передвижения, на что Джонни ещё шире улыбнулся, и произнес на правильном английском, без какого-либо намека на местный акцент: “Здесь, напрямую, не более ста шагов, ехать будем гораздо дольше, и привлечем больше внимания. К тому же, надо как-то избавиться от ваших попутчиков”, - и Джонни кивнул на неприметные личности, праздно, с ленцой, шатавшиеся по привокзальной площади, усиленно изучая местную ненавязчивую архитектуру.
Зубатов презрительно хмыкнул. Он ещё в Сеуле «срисовал» этих незадачливых филёров, однако не придал им никакого значения, приняв за тайную охрану великокняжеской особы, организованную местной русской миссией. Судя по удивленному выражению лица князя, ни о чем подобном тот даже не подозревал. Теперь Зубатов уже забеспокоился не на шутку, чего не скажешь о Джонни, которого эта ситуация никак не пугала, а похоже только забавляла.
- Из гостиницы направо, и потом, сразу еще раз, направо - во двор, далее - только прямо, никуда не сворачивая, там встретят. Только прибавьте, пожалуйста, шаг, а то вас случайно заденет….
Чем их может задеть, князь даже не уточнил, и после того, как они с Зубатовым резво преодолели полсотни шагов, сзади из переулка донеслись негромкий хлопок, громкие вопли, выразительные фразы по-корейски, очевидно, выражающие крайнюю степень недовольства.
- Александр Михайлович, сюда! - в глухом заборе неожиданно «нарисовался» дверной проём, оттуда высунулась копна ядовито-фиолетовых волос, венчающая пронзительно чёрные глаза, изящно разлетающиеся кверху изогнутые брови, маленький аккуратный носик.
Неожиданно услышав в закоулках Чемульпо родную речь, от непонятно, как выряженной, носительницы русского языка, заинтригованный Великий князь резво притормозил, весьма удивлённый, после чего был довольно бесцеремонно схвачен этой «дивой» за руку, и буквально затащен в маленькое, огороженное со всех сторон пространство, служившее, видимо, «задним двориком» для ресторации. Таковым оно, похоже, и являлось, судя по лёгким, ажурным, белым столикам под зелёными французскими «маркизами» снаружи заведения.
Следом за князем в дворик вбежал Джонни, буквально втолкнув растерявшегося Зубатова, и захлопнув за собой калитку, задвинул засов.
- Ну, и как чувствует себя фан-клуб Его Высочества? - уже на английском спросило у Джонни «фиолетовое чудо», отпустив, наконец, княжеский рукав.
- Публика неистовствовала, - расплылся в улыбке Джонни, - пришлось разгонять этот несанкционированный митинг с помощью слезоточивого газа …
- Прошу прощения за созданные неудобства, господа, - перейдя на русский, обратилась фиолетовая фея к гостям, - но вас так плотно опекали, что мы были вынуждены предпринять некоторые меры по обеспечению вашей и своей безопасности. Зато здесь нам сегодня никто не помешает - ресторан с утра не открывался. Интересующий вас человек будет с минуты на минуту. А вот, кстати, и он…
***
Как же всё-таки фотография меняет человека! Двухмерное изображение, каким бы качественным оно не было, не в силах передать, даже в малой степени, истинный образ личности, которая попадает в фотообъектив. Сколько раз Сценарист видел фотографии Великого князя Александра Михайловича Романова, и великого политического сыщика Сергея Васильевича Зубатова! Но если бы, он случайно, встретил на улице оригиналы - запросто прошел бы мимо. Однако, здесь была не улица, и личность князя сомнения не вызывала. Итак, время “Ч” наступило! Нужно с чего-то начинать…. И, мысленно попросив прощения у Марка Захарова и Григория Горина, Сценарист вышел из тени маркиз, и произнес, старательно подражая Олегу Янковскому:
- Здравствуйте, Ваше высочество! Прошу прощения, что заставил Вас ждать, меня задержал Ньютон. Умнейший человек. Я, непременно, Вас с ним познакомлю…
Князь недоверчиво смерил взглядом новоявленного персонажа. В его понимании жулики, мошенники, авантюристы и прочие «маги и волшебники» должны были выглядеть совсем по-другому. Сценарист перехватил его взгляд и улыбнулся:
- Это была шутка. Не ждите здесь магии, колдовства и прочей чертовщины. Я не собираюсь удивлять Вас чем-то подобным. Моя задача - познакомить Вас с записками человека, которого Вы хорошо знаете, и которому, надеюсь, доверяете.
И Сценарист широким жестом распахнул дверь в прохладное уютное помещение кофейни “Starbucks”, где уже был накрыт столик, установлена аппаратура для презентаций.
-Ну, и кто этот человек? - поджав губы, раздражённо спросил князь, переступая порог зала, и заложив руки со снятыми перчатками за спину. Его уже выводила из себя эта история, всё более напоминающая розыгрыш.
- Вы его сию минуту увидите, - кивнул сценарист, и нажал на пульт управления проектором. На белой стене, заменявшей экран, князь увидел картинку, на которой был… он сам, только весьма и весьма постаревший, похудевший и поседевший. Вот он сидит за письменным столом, теребит мочку уха, вот откинулся в кресле на фоне фикуса, среди толпы каких-то незнакомых людей, на диване с газетой «The Saturday Evening Post», а потом пошли кадры, где он спускается по лестнице какого-то здания, и смотрит прямо в объектив кинокамеры…
Сценарист, внимательно следивший всё это время за князем, остановил показ, и тихо скомандовал:
- Симона! Стул, нашатырь, воды…
- Не надо… проглотив комок, прошептал князь. - Кто вы?
- Не хотелось бы, обсуждать этот вопрос преждевременно - вздохнул Сценарист, - Ваше Высочество, оставим временно наши весьма скромные персоны, – не в них дело. Вижу, Вы узнали себя. Тогда разрешите вручить Вам вот это.
И сценарист положил на столик перед князем стопку листов, на заглавном листе было: Великий князь, Александр Михайлович Романов. Книга воспоминаний.
От автора:
Моя книга воспоминаний впервые увидела свет на английском языке в Нью-Йоркском издании «Феррер и Рейнхерт». Теперь я с удовольствием иду навстречу желанию издательства «Иллюстрированной России» познакомить с моим трудом русского читателя, предоставив право издания книги на русском языке, в виде приложения к журналу, в 1933-м году.
Я написал эту книгу, не преследуя никаких политических целей, и никаких общественных задач. Просто, в соответствии с пережитым я захотел рассказать, что память сохранила, а главное, - отметить этапы того пути, который привел меня к мысли, что единственное ценное в нашей жизни - это работа духа, и освобождение живительных сил нашей души от всех пут материальной цивилизации, и ложных идеалов.
Я верю, что после тяжелых испытаний в России зародится Царство Духа, Царство освобождения души человека. Не может быть Голгофы без Воскресения. А более тяжкой Голгофы, чем Голгофа Великомученицы России, мир не видел. Будем верить в Царство Духа. Вот что я хотел сказать моим русским читателям.
Великий Князь АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
Париж. Июнь 1932 года.