Работе на лошадях пришел конец. Надо было думать о том, как бы до сильных заморозков добраться по реке в селение Марково. Скляр решил послать Васильева в Ново-Мариинск к начальнику экспедиции для получения соответствующих указаний. С трудом удалось уговорить местных чукчей переправить Васильева, Первака и Григория на другой берег, откуда они могли бы пешком добраться до Ново-Мариинска. Чукчи уселись в байдару, взяв с собой топор, веревку и чугунный котел, словно собирались ехать на неделю. На всякий случай с собой захватили парус. Двое чукчей сели на весла, третий пристроился у руля. Когда в байдаре разместились пассажиры, она глубоко села в воду; стало очевидным, что при малейшем волнении она начнет черпать бортами. На деле так и вышло. Уже первая волна метрах в пяти от берега плеснула через борт. Чукчи переглянулись и круто повернули назад.
— Что случилось?
— Надо ждать, пока лиман утихнет, — перевел Гриша пояснения чукчей.
— А долго ли ждать придется?
— Да они говорят, что часа через три должно стать потише. Сейчас прилив, а когда начнется спад воды, тогда можно будет попробовать перебраться на тот берег. Они тогда пришлют за нами ребятишек.
Во второй раз переправа началась как будто бы удачнее. Рулевой сразу взял курс на противоположный берег. Волнение было слабее, но… надо же было этим любителям чая забыть на берегу котел! Когда выяснилась эта «беда», чукчи, не медля ни минуты, повернули обратно к берегу.
Снова байдара начала переправу. Волны подбрасывали ее, как щепку, но рулевой ловко лавировал между белыми гребнями, гребцы нажимали на весла. Вышли на фарватер, волнение усилилось, встречный ветер, казалось, держал судно на месте. Неожиданно с моря налетел шквал, вода закипела. С берега было видно, как байдара временами скрывалась за высокими пенистыми гребнями. Чукчи опять повернули назад, наотрез отказавшись продолжать попытки перебраться через лиман.
На рассвете следующего дня пришел катер за пустыми кунгасами, которые он должен был сейчас же отвести обратно. Васильев, Первак и Григорий, примостившись на корме катера, тронулись в путь.
В Ново-Мариннске гостей не ждали. У начальника экспедиции при встрече на лице был написан сильный испуг.
— Что случилось? Откуда пришли, где остальные, как лошади? — посыпались вопросы.
Васильев подробно рассказал обо всем случившемся и просил помочь переправить лошадей, для чего требовалось не менее двух Ю-тонных кунгасов. За помощью обратились в АКО, но ни в этот, ни в последующие дни АКО кунгасов не предоставляло, отговариваясь тем, что им самим не хватает пловучих средств для заброски грузов на фактории. Стало совершенно ясно, что рассчитывать на кунгасы нельзя, а следовательно нельзя доставить лошадей на зимовку в Марково. Начальник экспедиции решил продать лошадей окрисполкому, который нуждался в транспорте для вывозки угля с мыса Телеграфного.
Во второй половине сентября в этих местах наступает уже глубокая осень. Температура на берегу моря редко поднималась выше нуля. Часто разыгрывались штормы, тяжелые тучи непрерывно плыли по небу, шли дожди, грязь и слякоть затопили весь поселок. В один из таких дней АКО неожиданно сообщило, что не сегодня-завтра вверх по реке отправится караван в составе двух катеров и трех кунгасов, из которых один может быть предоставлен экспедиции.
На другой день Баклан и Первак, нагрузив 5-тонный кунгас до самого верха, спустились но речке Казачке и направились в лиман, где их подхватило течение и быстро понесло в море. На берегу раздался крик:
— Кунгас несет в море! На катере! Помогите!
Один из катеров погнался за кунгасом и подвел его к месту погрузки каравана. Ободренные неожиданной удачей, рабочие решили попытать счастья и во второй раз, чтобы самостоятельно переправиться на рыбалку, где и взять вторую часть груза экспедиции. Разгруженный кунгас перебросили туда с попутным катером. Дождавшись отлива, Баклан п Первак оттолкнули его от берега и направили вниз по течению. На берегу в Ново-Мариинске за ними следил Васильев. Вот показалась чуть заметная точка. В бинокль было видно, как двое людей налегают на весла, пытаясь побороть течение и подвести тяжелый кунгас к берегу, что было, конечно, явно безнадежно при быстром отливном течении. Васильев поднял крик:
— Спасай кунгас! Людей уносит в море!
Вторично за кунгасом понесся катер, и вскоре вторая часть груза была доставлена к месту погрузки всего каравана судов.
Из третьего места экспедиционный груз был доставлен, примерно, таким же образом. С очередным приливом караван пошел вверх но реке.
Скучное место поселок Усть-Белая. Слабо всхолмленная тундра вплотную придвинулась к реке. Вокруг ни деревца, ни кустика. На берегу голая галька без всяких признаков какой-нибудь жизни, лишь кое-где попадается выброшенный штормом полусгнивший плавник или обглоданный чайками и временем рыбий костяк. К маленьким озеркам, разбросанным в тундре, не подойти, — их водное зеркало лежит в оправе болотистых берегов. Птицы давно улетели. Правда, иногда нивесть откуда промчится стайка уток или появится нырок из зарослей осоки. Вода не в каждом озере была пригодна для питья. Случалось так, что ведро наполнялось таким густым торфяным настоем, как будто бы в него был налит крепчайший чай.
В расстоянии километра от селения, на сухой косе, в месте соединения ее с берегом выстроились чукотские яранги. Коса представляла собой узкую галечную насыпь, метров на двести вытянувшуюся в реку. На самом ее конце расположился деревянный летник с плоской крышей, служивший летом жильем для рыбаков, а зимою — для хранения юколы. Сейчас часть рыбы оставалась еще на вешалах, образуя густую бахрому из вяленой, разрезанной на пластины кеты.
С террасы, под защитой которой приютились палатки экспедиции, низвергались потоки воды, излишки которой тундра отдавала реке. Во избежание сырости, палатки были окопаны канавами, но это мероприятие помогало в общем мало. Непрерывный дождь сменился пургой, и вскоре тяжелый, мокрый снег толстым слоем придавил скаты палаток. Уже 13 сентября пришлось лопатой разгребать глубокие сугробы снега. 14-го ветер стих, и над тундрой занялось яркое, свежее утро. Выглянуло солнце, и начался форменный «всемирный потоп». Снег невероятно быстро таял, давая начало бесчисленным ручьям.
Как только ветер слегка подсушил тундру, отряд отправился в поход, по направлению к морене, замеченной на пути в Усть-Белую. Вскоре путь преградил огромный оползень, выдвинувшийся метров на десять в волны реки. Обвал произошел недавно, во время шторма, так как всего еще несколько дней тому назад партия беспрепятственно проходила это место. Вся масса обвала, состоявшая из глины, ила и кочкарника, продолжала медленно сползать вниз, заполняя прибрежную часть реки. Задняя стенка, от которой отделился поток плывуна и торфа, представляла собой амфитеатр, в нижней части которого выпуклым щитом матово поблескивал сплошной лед, покрытый грязными струйками талой глины. Это был так называемый «материковый лед», являющийся загадкой Севера и приводивший многих исследователей к самым разнообразным гипотезам. Лед мог сохраниться в условиях вечной мерзлоты, как часть некогда бывшего здесь мощного ледника, оставившего свой несомненный след в виде морены. Во всяком случае, ни один геолог не проходит мимо выходов материкового льда, не отметив его своим вниманием.
В поисках удобного места для производства съемки и зарисовок Скляр залез в такую кашу из глины и торфа, что безнадежно оставил в ней свой сапог. Пришлось итти к нему на выручку, после чего все оказались в глине до самых бровей.
Следующие дни опять шел дождь. Пришли катера и взяли с собой камчадалов и сезонных рабочих. На берегу остались только чукчи и работники экспедиции. Сплошные тучи опускались все ниже и ниже и плакали неисходным дождем. Наступила настоящая анадырская осень.
В первые же дни выяснилось, что местный врач напрасно запугал Скляра рассказами о тяжелых условиях жизни в Усть-Белой. В распоряжение отряда был предоставлен небольшой домик; на лучшее никогда никто и не рассчитывал, поэтому было решено, что Скляр с Марией и рабочими останутся в Усть-Белой, а Васильев отправится в Марково, чтобы сделать астрономические определения для работ отряда Меньшикова, который должен был еще зимою пройти вверх по Анадырю в селение Еропол.
Отряду Скляра предстояло еще подняться по реке до Маркова, чтобы привезти оттуда грузы в Усть-Белую. Надо было воспользоваться тем, что еще не начались пурги и Ново-Маршгаск предлагал свои услуги по доставке людей и имущества. Зимою Усть-Белая и Марково сообщаются между собой только при помощи собачьих нарт, поэтому перевозка грузов была бы очень затруднительна. 17 сентября прибыл речной караван, отправлявшийся вверх по реке. Вместе с ним был и начальник экспедиции, едущий в Марково. В Усть-Белой остались Первак и Бессарабец для оборудования помещения и заготовки на зиму дров, остальные члены отряда предполагали вернуться из Маркова с последним речным караваном судов.
Новый караван состоял из двух катеров и трех кунгасов. Первый был занят экспедиционным имуществом, поверх которого были поставлены палатки; второй кунгас вез смену административно-хозяйственного персонала и строительных рабочих для Оленсовхоза, расположенного в 18 километрах выше поселка Усть-Белая; в третьем кунгасе, под натянутым брезентом, расположились местные пассажиры, подушки, примуса и разнообразный ассортимент домашней утвари, которую припасли в дальнюю дорогу заботливые хозяйки. Из-под брезента постоянно доносились то ругань, то детский плач, то разухабистые звуки гармонии или томные аккорды гитары.
После высадки на Смежной в Оленсовхозе оказалась в сборе вся геологическая партия, кроме Первака и Бессарабца, оставшихся в Усть-Белой.
— Собирайтесь, детки, в одну клетку, — шутил начальник экспедиции.
— Завтра отправляемся чуть свет, грузитесь ночью, объявил старшина каравана.
Дружно принялись за работу. Три тысячи штук юколы занимали так много места, что пришлось разделить ее на два кунгаса. Этот груз был не из приятных — от него сильно несло тухлой рыбой. На юколе разместили ящики, мешки, вьючные сумы и чемоданы. На одном из кунгасов прибавилось еще две палатки, в них внесли оленьи шкуры и спальные мешки. Новое жилище было готово.
Усть-Бельская школа-интернат
фото И. Скляра
Экспедиционная база в поселке Усть-Белая
— Готово, товарищ старшина!
Как гигантские фонари, выглядели освещенные изнутри палатки. Людской говор нарушал царившую тишину реки. Человек шестьдесят — работники Верхнеанадырского района, колхозники Маркова и члены экспедиции — разместились на кунгасе. С берега позвали пить чай.
— Да куда же вы денете всех?
— Всех разберем, к нам, к директору, кто куда хочет!
Со смехом и шутками поднялись по откосу берега. Напуганные неожиданным гомоном, собаки забренчали сдерживающими их цепями. Уютная комната подействовала на гостей, — на минуту все притихли. Вскоре все освоились в новой обстановке, и до самого отхода катеров из дома неслись музыка и пение.
Старшина сдержал слово, и еще до рассвета завыли сирены катеров. Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, все разместились на кунгасах. Натянулись буксиры, и медленно, один за другим в предрассветную муть поползли остроносые суда. Навстречу поплыли горы. На песчаных, отлогих берегах с левой стороны густые заросли кедровника уступили место лиственным породам.
Короткие дни еще заметнее уменьшились. Старшины катеров спешили, чтобы до появления шуги успеть спуститься вниз. Дорога была каждая минута, так как вода падала, а заморозки крепчали. Каждый раз снимались с якоря, когда чуть только брезжил рассвет, и шли до тех пор, пока темнота не скрывала из глаз окрестностей. Тогда выбирали приглубый берег и располагались на ночевку. Обычно разводили большой костер, и все усаживались вокруг него. Изуродованные стволы кедровника, словно змеи, стлались по земле, переплетаясь между собой и образуя труднопроходимые заросли. Сухие стволы ярко горели в костре, давая много тепла. Смолистый черный дым то высоко уходил вверх, то под влиянием ветра распластывался по земле. Люди до глубокой ночи просиживали у огня, делясь впечатлениями, вспоминая «материк», дом, знакомых и родных.
С зарей просыпался старшина.
— Матро-о-осы! — несется его хриплый крик над розово-черной поверхностью воды.
— На кун-га-са-х!.. Матро-о-сы!.. Якоря поднимай!
Снова гремят цепи, долго запускаются моторы. День начинается.
В палатке начальника экспедиции уже несколько дней решается участь геологического отряда. Лошади были проданы АКО. Надежды Скляра, мечтавшего пересечь Пекульней, не сбылись. Собак было мало; пока что экспедиция имела одну только упряжку. Нынешний улов рыбы был настолько плох, что каждая юкола, служившая основным продуктом питания для собак, была взята на учет. Единственным возможным транспортным средством оставались олени. Но когда Скляр и Васильев начинали говорить о том, что необходимо создать для экспедиции олений транспорт, местные работники улыбались с таким видом, что сразу пропадала всякая охота говорить на эту тему. Один старожил, между прочим, рассказывал, что когда формировался Оленсовхоз, чукчи и слушать не хотели о продаже оленей живьем. На мясо — пожалуйста, да и то без головы, живого же оленя и его череп, по чукотскому поверью, продавать ни в коем случае нельзя. Нечего и говорить о покупке живого прягового быка: чукчи вовсе засмеют того, кто сделает такое предложение. В Усть-Бельском районе есть богатый собственник Тынан-Пилау — хитрый мужик, типичный местный кулацкий заправила. Увидев, что русские серьезно ставят вопрос об организации Олснсовхоза, Тынан-Пилау собрал всех, кто побогаче, о чем-то долго с ними совещался и наконец заявил:
— Продаю вам, мильгитане (русские), 400 оленей. Разводите свое собственное хозяйство. Будете хорошо хозяйничать — через пять лет богаче меня будете!
Отобрал он четыреста штук самок, без единого прягового быка, плату взял сполна товарами, чуть не весь кооператив увез.
Вот при таких-то условиях и попробуйте создать свой олений транспорт!
День за днем подвигался караван вверх по реке при все усиливающихся заморозках. Скоро подошли к устью реки Майна. Выше река распадалась на ряд проток, дальше можно было продвигаться двумя путями: по главному руслу или по Луковой протоке. Лоцман убеждал выбрать второй путь: он хотя и длиннее, но зато протока была глубока и не имела перекатов. Замечательно, что среди тысяч рукавов, проточек и островов лоцман без карты вел караван и ни разу не сбился с пути. Через несколько дней Луковая протока подошла к Гореловым горам. Днем ярко светило солнце, но тепла оно давало мало. В заводях появились первые забереги. Тонкий, прозрачный лед с каждым днем все больше и больше наползал на воду и усиливал беспокойство старшины.
— Успеем ли до шуги дойти до Маркова-то? — спрашивал он лоцмана и местных жителей.
— Однако пройдем, если перекаты пустят. Гляди, мольче, вода больно падает!
Вода действительно убывала, и если вчера у берегов она затягивалась льдом, то сегодня этот лед оказывался уже на суше.
Миновали Гореловы горы. Снова потянулись плоские, низменные, илистые берега, покрытые непроходимыми зарослями кустарника. Все чаще стал попадаться тальник. На каждой ночевке видели следы медведя, но сами звери не показывались, так как их, повидимому, пугал шум моторов и они уходили в непролазные заросли. Прошли Луковую протоку и опять оказались в главном русле реки. Вокруг расстилалась та же однообразная картина: плоские берега, покрытые зарослями тальника. Ширина, реки заметно увеличилась, и течение стало сильнее.
— Ну, теперь до Крепости недалеко, там разгружаться будем, а от Крепости до Маркова всего 25 километров.
Но выгружаться пришлось раньше, — вода сильно спала, и камчадалы начали поговаривать о шуге.
За 15 километров до Крепости катера пристали к берегу. Впереди был Тарауков перекат, и старшины решили сделать промер, раньше чем проходить быстрину. На экспедиционном катере, имевшем малую осадку, отправились вверх но реке на разведку. Результаты оказались неутешительными, так как на перекате глубины были не больше 4½ футов, а один из катеров каравана имел осадку 5 футов. Разгорелись споры. Грузоотправители настаивали, чтобы старшины попытались пройти перекат, а те отказывались. Один катер безусловно мог пройти, но его старшина не соглашался итти в одиночестве, опасаясь, что вода еще больше спадет и ему с командой придется зазимовать в Маркове. Обе стороны настойчиво спорили, но ни к чему не пришли. Пришлось выгружаться.
На пустынном берегу появились палатки, задымили печи и костры. Один за другим выросли штабели кулей, ящиков и бочек. Неразгруженными оставили два небольших кунгаса — колхозников-камчадалов и экспедиционный. У работников отряда собралось экстренное совещание. Создавшаяся обстановка заставляла крепко задуматься. До Крепости оставалось 15 километров, от нее до Маркова еще 25. Часть грузов экспедиции находилась в Крепости, часть в Маркове. Для того чтобы добраться туда, отгрузить необходимое и возвратиться к Тараукову перекату, нужно было не менее двух суток. Начальник пошел сговариваться со старшинами.
— Ждать будете?
— Нет, конечно!
— Но ведь ждать-то нужно!
— Вам нужно, а нам нет!
Часа через два охрипший от спора старшина заявил:
— Буду ждать ровно 36 часов и ни минуты больше. Идите за своими монатками.
Вдруг последовало новое заявление:
— Однако ждать буду не более суток!
— ??
— Очень даже просто! Зачем мне из-за вас катера гробить? Если вы тут застрянете, мне ничего не будет, а если я не успею катера в Ново-Мариинск доставить или где-нибудь их в затоне брошу, — под судом буду.
Пока начальник спорил со старшиной, Скляр, Васильев и Мария уже ушли за грузами в Крепость. У них был составлен список, что нужно было отобрать со складов. С ними вышли двое марковцев для мобилизации пловучих средств под кооперативные грузы.
Над головой давно уже замелькали звезды, а Крепости все нет как нет.
— Далеко еще, ребята?
— Однако близко! — дружно откликнулись марковцы.
Ночь. Из-за леса вышла луна, кругом легли резкие тени.
Наконец впереди замелькал огонек костра. Тишину прорезал суровый окрик:
— Стой! Кто идет?
На этот раз отряду сопутствовала удача. Старший рабочий, командированный еще с первым караваном, как раз сегодня приехал в Крепость, чтобы проверить состояние находившихся здесь грузов. С ним были два марковца.
Снова пришлось обсуждать план дальнейших действий. Двигаться сейчас дальше было нельзя, — луна ушла за облака, и наступила кромешная тьма. Нужно было ждать рассвета; следовательно, до Маркова, где можно мобилизовать пловсредства, не дойти раньше чем завтра к обеду. Сосчитали скупо отмеренные старшиной часы. К сожалению, их осталось очень мало. Закусили, забрались в спальные мешки и улеглись рядком. Славно спать под открытым небом, когда нет большого мороза! Проснулись затемно и пошли дальше, то прыгая через заломы, встречающиеся на каждом шагу, то бредя по колено в воде. К полудню из-за поворота реки неожиданно показались два карбаса.
— Стой! Куда карбасы уводите, да еще порожние?..
— Сзади еще люди едут, с ними байте.
В самом деле, еще несколько карбасов выплыло навстречу. Все планы неожиданно пошли насмарку: раз с карбасами не было экспедиционного катера, то, повидимому, он был неисправен, что совершенно исключало возможность сплавить груз к Тараукову перекату. Скляр решительным тоном предложил карбасам пристать к берегу. Еще целый час драгоценного времени ушел на переговоры. Наконец два карбаса повернули обратно.
В Марково пришли поздно ночью. Попали как в заколдованное царство, такая была глушь повсюду. Густой тонкоствольный лес плотной стеной окружил село. Сухая трава была выше человеческого роста. Сельские амбары стояли на сваях, как избушки на курьих ножках. Такая постройка защищала их от наводнений, зверя и собак. В настоящий момент берег крутым 20-метровым обрывом поднимался над рекой. Как-то не верилось, что весной вода поднимается так высоко, что заливает селение.
В темноте трудно было составить впечатление о размерах села. Во мраке мелькали только отдельные тусклые огоньки.
Люди отряда первым долгом разыскали моториста экспедиции.
— А ну-ка, парень, заводи кавасаки.
— Нету, товарищ Скляр! И «Пильтун» не в порядке, да и машина разобрана.
Всю ночь возились на складе с грузом экспедиции, упаковывая, отбирая и записывая нужные вещи. На рассвете у всех были лица серые от холода и бессонницы, но зато все остались очень довольны: успели собраться, и карбасы пришли как раз во-время. В один миг нагрузили суда и отправились вниз по течению. Васильев остался на берегу — зимовать в Маркове, чтобы обеспечить астрономическими пунктами съемку Меньшикова.
— До свидания, Гаврилыч!
— Нажимайте, ребята! — несется в ответ.
Время летит, а карбасы ползут. У отряда имеются и моторная лодка и кавасаки, а все же пришлось пользоваться только веслами и течением. В Крепости добрали недостающее снаряжение, на что ушло еще полчаса. Вдруг из-за поворота реки показывается быстро мчащийся «Пильтун».
— Иван Андреевич! Машина подана! — радостно кричит с лодки моторист Карпенко. — Грузи, товарищ Скляр, быстрее!
Когда успел неунывающий Карпенко собрать мотор — осталось его секретом. Через мгновение пошли вниз по течению со всей скоростью, на которую был способен «Пильтун» с двумя карбасами на буксире. Часов в пять вечера навстречу попался груженый карбас. С него что-то кричали. Карпенко на минуту заглушил мотор.
— Убезали, мольче, катера.
Часом позже суда остановились около покинутого накануне лагеря. Начальник экспедиции встретил прибывших с чрезвычайно смущенным видом.
— Это все летчики, плывшие из Маркова. Вынули свои мандаты, припугнули старшин, и те, отказавшись ждать, ушли с катерами в Ново-Мариинск!
Снова пришлось совещаться, — не оставаться же всем на Тарауковом перекате! Надо как-нибудь одним добираться до Маркова, другим — до Усть-Белой.
Для партии Скляра оставили большой пятитонный кунгас, так как спуститься вниз по течению в Усть-Белую можно было на веслах и под парусом. На кунгас погрузили часть припасов и снаряжения и отправили на нем Скляра и Марию.
Остальные тем временем энергично взялись за разгрузку застрявших на перекате грузов. Из Маркова сюда выехало все мужское население. Сверху появился кавасаки, тащивший на буксире длинную вереницу карбасов. Со дня на день должна была пойти шуга, и, чтобы не заморозить грузов, в дело пошло все, что можно было использовать для их переброски.
По окончании погрузки отряд Меньшикова отправился пешком в Марково, где его поджидал Васильев.
Это селение расположилось в центре буйной травяной растительности, обрамленной зарослями душистого тополя и ивы-кореянки. Поселок насчитывал около 30 дворов, среди которых выделялись большое здание школы, больницы и три-четыре дома бывших купцов и посредников: Брагиных, Алина, Соболькова и Косыгина.
Экспедиция принялась за ремонт дома, печей и складов для предстоящей зимовки. На карбасах по реке подтягивали грузы из Крепости и с летников. Вода настолько спала, что кавасаки смог пройти только до Крепости, где он и стал на зимовку. Через несколько дней по реке уже плыла ледяная каша. Лодки обмерзали, и навигация, таким образом, прекратилась. Скоро река окончательно стала. Температура воздуха упала ниже нуля. Короткая анадырская осень закончилась.