У нас была дверь. Большая-пребольшая. Даже громадная-прегромадная. И как только она умещалась в моей маленькой комнате? Я спросил об этом у мамы. Она стала объяснять что-то про оптические эффекты, преломление света на границе двух миров, но я ничего не понял. Тогда мама объяснила совсем коротко: «Объективная реальность!» — и я все понял. Объективная реальность — это то, что есть, потому что есть. Как небо, земля, я, мама, папа, мои игрушки, синтезатор, утилизатор, головизор, фантомат и, вообще, все-все. Больше я не спрашивал. Тем более, что мама строго-настрого запретила мне приближаться к этой двери. «Это очень-очень опасно!» — испуганно говорила мама, грозя пальцем. Мне совсем не было страшно, но с мамой лучше не спорить. Уж в этом я имел случай убедиться… А что дверь? Одно слово, нет, два слова — объективная реальность… Дует из нее, правда, сильно. «Сквозняк,» — как всегда коротко объяснила мама и в очередной раз грозно потрясла пальцем перед моим носом. Да ну ее, эту дверь! И знать я ее не знаю, и знать не желаю, и близко не подойду, и не посмотрю в ее сторону! И чего мне на нее смотреть!? Не видел я, что ли, этого ключа с кольцом, из которого запросто можно сделать Чертово Колесо в нашем сквере? Или не надоела мне эта пустующая замочная скважина, похожая на человечка с растопыренными руками? Да на фига мне эта проклятая цепочка, которая не дает чуть приоткрытой двери открыться полностью!? Кстати, и сквозняк этот занудный мне уже во как надоел! Хватит, накувыркался, все кости болят. С ног валит, если совсем близко подойдешь. Только дураков нет. Пусть туда кто-нибудь другой подходит. Все равно ничего не видно. Думаю, если бы не сквозняк, то мама с папой давно бы эту дверь захлопнули. Не получается, видать. Хотел бы я только знать, какой великан забыл ключ в замке и закрыл дверь на цепочку? Куда он скрылся? И почему пустует замочная скважина, что ниже замка с ключом? Может быть, ключ должны вставить с другой стороны? И тогда дверь закроется?..

Мама только пожимает плечами и грустно смотрит на меня.

— Так всегда было, — солидно объясняет папа. Ну, ясно — опять объективная реальность. Ух, как она мне надоела!

Ты же знаешь, — вдруг разговорился папа, — такие двери есть в каждом доме. Без них нельзя. Без них жизнь остановится. И когда-то давным-давно все эти двери были открыты настежь.

— Вот здорово! — обрадовался я за предков.

— Да нет, сынок, — покачал головой папа, — в эту дверь приходили беды, и пропадало много хороших людей.

— Потому двери такие большие? — догадался я.

— Может быть, — пожал плечами папа. — Так вот, как-то люди собрались на совет и решили закрыть двери. Они входили в каждый дом и все разом наваливались на дверь. И закрывали ее.

— И сквозняка не боялись?

— Боялись. Но если уж решили… — объяснял папа. Это мне было очень понятно. Отступать стыдно. Даже если никто не видит. А уж если все вместе какой разговор.

— И все-все двери позакрывали? — торопясь, спросил я.

— Все, — подтвердил папа.

— И что? Жизнь остановилась?

— Остановилась, — вздохнул папа. Я представил, что жизнь остановилась, и мне стало жутко. Я тоже вздохнул.

— Зачем ты рассказываешь все это ребенку!? — попыталась возмутиться мама.

— Человек должен знать все, — спокойно ответил папа.

— Ноша должна быть посильной, — как-то вяло возразила мама и отвернулась.

— Ну и что? Что потом, папа? — умирал я от нетерпения.

— Сам видишь, — показал папа. — Их чуть-чуть приоткрыли. А чтобы не распахивались настежь, поставили цепочки.

— И жизнь снова задвигалась?

— Да, — развел руками папа, как бы демонстрируя мне движение жизни. Я посмотрел вокруг. Все стояло на своих местах. Как всегда. Никакого движения заметно не было. Ну и ладно. И так папа уже говорил очень долго. Обычно он молчит. Все пишет и пишет, и пишет. Но раз уж папа разговорился, я воспользовался случаем и задал еще один вопрос:

— Пап, мам, а почему эта дверь в моей комнате? — До меня никак не доходило, почему бы им не поселить меня в комнате, где нет такой двери? В своей, хотя бы. Если уж они так предостерегают меня от нее.

— Потому что… — сказал папа.

— Потому что… — сказала мама, и они оба замолчали, глядя друг на друга. Наверное, они удивились, почему такая простая мысль не пришла им в голову раньше. Я уже начал мысленно размещать свои игрушки в их комнате, но… увы.

— Вырастешь, сам поймешь, — нашелся папа.

— Да-да, — как-то очень торопливо согласилась мама, и глаза у нее подозрительно заблестели. Ох, уж эти женщины!

Все осталось по-прежнему. Вопросов я больше не задавал. Я думал. Две мысли. Первая — как бы сделать так, чтобы двери были открыты, и беды в них не приходили. И вторая — как бы добраться до замочной скважины. Там, наверное, не сквозняк, а только маленький сквознячок. Авось, удастся заглянуть туда. За эту дверь. Может быть, тогда и первую мысль удалось бы додумать?..

Дядя по головизору говорил, что гениальные идеи приходят случайно, но в подготовленные головы. Точно! Однажды я стрелял из лука по мишени. На концах стрел вместо острия были маленькие пластмассовые присоски. И вот, с трудом отдирая стрелы от мишени, я придумал, как мне добраться до замочной скважины! Нужны четыре присоски — две для рук, с перчатками, и две для ног, с чем-нибудь вроде обуви. Сказано — сделано. Я бросил в утилизатор старые игрушки и синтезировал то, что мне было нужно. Потом потихоньку заглянул в мамину комнату: мама дремала, отложив в сторону книгу. У моих родителей родственные профессии: папа — писатель, а мама — читатель. Не знаю, кто из них устает больше, но в первый же раз попав в библиотеку, я понял, что мама всей работы все равно никогда не переделает. И мне стало ее очень жалко.

Итак, убедившись в том, что все спокойно, я приступил к испытаниям. Присоски присасывались прекрасно. Одна рука. Одна нога. Вторая рука. Толчок. Вторая нога и… я с грохотом оказываюсь на полу.

— Что случилось? — вбежала перепуганная мама.

— Да вот, — показал я присоски, — испытания. Хотел, как муха, по потолку пройтись.

— Этого мне еще не хватало! Горе ты мое. Да разве четыре присоски выдержат твой вес?! Прекрати сейчас же свои глупости. Включи лучше фантомат — я новые фантограммы принесла.

— Хорошо, мама. Только порядок наведу, — показал я на разбросанные игрушки.

— Порядок? — удивленно протянула мама. Она не верила ушам своим. А ведь порядок бывает разный: порядок вообще, который я не понимаю, и порядок для дела. — Ну, наводи. Не смею препятствовать, — разрешила мама и удалилась в свою комнату. А ее гениальная идея осталась со мной.

Я собрал все свои игрушки и отнес их в утилизаторную. Подождав, когда они растворятся в ванне утилизатора, я включил синтезатор и призвал на помощь всю свою конструкторскую смекалку. Это оказалось не так-то просто синтезировать присоски целыми связками, чтобы можно было укрепить их по всему телу. И вот, наконец, присоски были готовы. На цыпочках пробравшись в свою комнату, я старательно закрепил все присоски и стал похож на гусеницу. Чтобы не создавать шума, я сначала решил потренироваться на полу. Быть гусеницей оказалось очень трудно. Сначала я никак не мог сообразить, где у меня что, если я — гусеница, и как со всем этим управляться. Но примерно через полчаса усиленных упражнений я еще не очень уверенно, но уже передвигался по полу. Мне не терпелось перейти к более серьезным испытаниям. И я полез на стенку: встал около нее и с размаху стукнулся всеми присосками выше пояса. Повис на них — держат. Тогда я отвел в сторону ноги и, согнув их в коленях, присосался к стене. Потом стал постепенно освобождать верхние присоски и, разгибая ноги, присасываться выше. Да что я объясняю — будто никто не видел, как ползают гусеницы. Правда, настоящие гусеницы умерли бы со смеху, увидев меня. Тем не менее, я полз! Медленно, но верно. Полз по стене со стороны петель, на которых висела дверь, по направлению к замочной скважине. Наискосок, значит.

Самое трудное было миновать щель между косяком двери и дверью. Там тоже дуло. Поэтому я преодолевал это препятствие там, где нижняя петля. Но зря боялся. Все обошлось благополучно. Я закрепился нижней частью тела и, отведя назад верхнюю, перекинул ее через петлю. Здесь дуло гораздо слабей. Закрепился и перебрался на дверь. Все остальное было делом техники, которая оттачивалась у меня с каждым сантиметром пути.

Не знаю, как долго добирался я до замочной скважины, представлявшейся мне окном в таинственный и зловещий мир, но я ее достиг. А сначала я услышал свист. Негромкий, но пронзительный. «Сквозняк в замочной скважине,» — определил я. Потом ощутилось движение воздуха. «Только бы успеть заглянуть, — твердил я про себя, преодолевая сантиметр за сантиметром. Только бы успеть заглянуть!» О том, что будет, если меня сдует сквозняком на пол, я не думал. Старался не думать. «Если уж решил… Даже если никто не видит…» — уничтожал я в себе временами возникавшее постыдное желание вернуться.

И вот я почувствовал пальцами край. Я собрал свои нервы в комок теперь я понял, что означает это выражение. И этот комок четко руководил моими мышцами. Я должен был сделать бросок, чтобы проникнуть внутрь скважины и успеть увидеть прежде, чем меня швырнет обратно. Мое тело пружина, сжатая до отказа! Я выпрямляюсь и… мощный поток подхватывает мое тело, отрывая присоски, и несет сквозь замочную скважину. НА ТУ СТОРОНУ!.. Я ничего не успеваю заметить, только то, что скважина длинная и темная, как туннель…

Я на земле. Всеми своими присосками. Мне страшно. Что я натворил! Сейчас мама обнаружит мое исчезновение и… Я быстро освобождаюсь от присосок, если это вообще можно сделать быстро, и бегу… Бегу, и ветер свистит у меня в ушах, и трава хлещет по ногам… Теперь мама меня не догонит. А потом забеспокоится, перестанет злиться и простит. Мама добрая. Это она только в педагогических целях строгая. Я представляю, как она заходит в мою комнату… и останавливаюсь. Дурак! Как же она будет бежать за тобой! Ведь ты же за Дверью!.. Я оглядываюсь по сторонам. Мир, как мир. Ничего особенного. Земля, небо, трава, цветы и прочая природа. И чего боятся эти взрослые? Пустовато, правда. Но это, наверное, только сначала, пока не встретишь кого-нибудь. «Надо поскорей возвращаться!» — твердо решаю я. Может, мама еще ничего не заметила. Обратно проще. Через щель. Пусть даже собьет сквозняком. Зато он дует домой.

Я бегу назад. У нас хорошая физподготовка. А я вообще чемпион по выносливости. Но не пробежал ли я? Где дверь?.. Я перехожу на шаг. Делаю упражнения для дыхания. Где дверь? Неужели я так далеко убежал?.. Ага, вот они, мои присоски. А где дверь?

И вдруг я замечаю недалеко от своего гусеничного обмундирования маленькую-прималенькую, совсем крохотную дверцу. Как будто она закрывает вход в какую-то норку. А где же моя Дверь? С досады я хотел пнуть эту игрушечную дверцу ногой, но мне вдруг послышались голоса. Или это комарик пропищал?.. Я прислушался. Звуки шли снизу. Я лег на землю и прислонил ухо к дверце.

— Сынок! Сыночек! — услышал я мамин голос. — Где ты, малыш?

— Сын! — донесся папин баритон. — Что за шутки?!

— Мама, папа! — закричал я. — Я здесь! За дверью! Вы слышите меня?

Но они не слышали. Они продолжали звать меня. А потом мама заплакала. И тогда я сорвал маленький-маленький цветочек, что-то вроде незабудки, и просунул его в замочную скважину — может быть заметят?

— Смотри, цветок! Какой громадный! — воскликнула мама. — Неужели?.. По-моему, она все поняла, потому что призналась: — Я всегда этого боялась! — и заплакала еще безутешней.

— Это было неизбежно, — папин голос подозрительно дрожал. — Идем, мы будем приходить сюда.

Я представил, как он обнял маму за плечи, и услышал их удаляющиеся шаги…

Я построил дом возле этой дверцы. Пусть у наших домов будет хотя бы общая ДВЕРЬ.

Дверь, за которой остается самое дорогое.