День первый

Сегодня, в результате возгорания Подпространственного двигателя, нас выбросило в необитаемый сектор Вселенной.

Пожар удалось ликвидировать, но мёбиусохронада оплавилась, проводниковая капсула осталась в другом измерении — словом, П-двигатель накрылся совершенно. В придачу взорвался блок мощногугрисов, П-модем унесло в космос, корабельный компьютер завис, а рация была покорежена и испорчена.

Диктаторы в грузовом отсеке — в порядке. Пострадало лишь несколько десятков, которые находились близко к зоне пожара.

Из биологических существ выжили бортинженер Мыкола, Оболонус и я — радист Йохъй, то есть уцелели все. А из механических остался лишь капитан Кео. Штурман Зако погиб, когда заделывал пробоину в обшивке, возникшую в результате пожара и взрыва блока мощногугрисов. Мы отдали ему последние почести. Благодаря самоотдаче этого могучего робота, мы живы.

Поскольку в компе рухнули кое-какие программы, мы восемь часов болтались в космосе, как говорится, без паруса и балласта лишь благодаря мастерству Кео уклонялись от шальных метеоритов и неуклонно, с максимальной скоростью двигались к ближайшей звезде.

Все это время я заделывал мелкие пробоины и проверял автоматику, а Мыкола чинил компьютер (кстати, они с Оболонусом сгрызли сегодня гору семечек, наверное из-за нервов, а я сам сжевал полпачки Антаресского табукиша).

Итак, солнечный аккумулятор и обычные двигатели в норме.

В семнадцать часов двадцать две минуты по корабельному времени компьютер ожил (хотя доступ к П-вселенской связи закрыт).

В восемнадцать часов одну минуту восстановлена метеоритная защита.

Приблизившись к звезде, мы легли на оптимальную орбиту. Теперь света этого гиганта, следящего издалека своим пылающим голубым глазом за редкими гостями, хватает на то, чтобы работала система энергоснабжения.

Но, увы, у голубого гиганта всего две планеты, поверхность которых покрыта ядовитыми облаками. Мы с трудом нашли номера этой семейки в атласе.

Оказалось, гигант — Ульмиш — крайняя звездочка Умаш-Лао — сравнительно нового созвездья, планеты которого не успели развести на себе никакую живность, кроме бактерий. А до Весов, где кипит цивилизованная жизнь, почти три тысячи световых лет.

Будь у нас хоть самый слабенький П-двигатель, мы бы уж как-нибудь доползли до Весов. Да ладно, двигатель — если бы хоть одна стоящая деталь осталась от П-рации, я смог бы ее починить и вызвать аварийно-спасательную службу.

А пока нам остается надеяться лишь на то, что наша фирма выйдет на нас по следу, оставленному нами в Подпространстве. Надежда слабая… Скорее всего Шеф решит, что мы геройски погибли, перевозя Диктаторов.

Кропая эти строки, вижу в иллюминатор красного дракона из метапенопласта с тарелкой лапши в чешуйчатых лапах.

Вселенские иероглифы и надпись на интерлингве зовут космических скитальцев отобедать на астероиде GHY-78. Судя по координатам астероида, он находится всего в ста пяти световых годах от Ульмиша, но для нас и это невообразимо далеко.

И все же приятно, что цивилизация ближе, чем мы думали. Ведь раз кафе открыто, значит, неподалеку есть трасса! У дракона обломан лишь хвост, стало быть здесь не так уж много метеоритов.

Кроме этой рекламы нам удалось заметить и другую.

Колготки для дам-паучих — они заплыли сюда аж от самой Веги, и от них осталась лишь одна фанеролюминиевая нога: мохнатая вверху, а внизу гладенькая и в сеточку.

Тюбик. Он маячит вдали, подсвеченный сбоку лучами голубого гиганта. Перекрученный магнитными вихрями, он рекламирует то ли крем от морщин, то ли средство против выпадения чешуи — разобрать трудно, но главное, что тюбик добрался в сии края от созвездья Весов.

Еще болтаются (из моего иллюминатора их не видно, но хорошо заметно из капитанской кабины) обломки еще какой-то рекламной продукции, сильно покореженные и попавшие сюда по-видимому с Волопаса.

Волопас гораздо дальше от нас, чем Весы, но его Арктур сияет так ярко, что хочется развернуть руль и направиться прямо к космогородам развлечений, которыми славятся окрестности знаменитой звезды. Впрочем, обычай запрещает нам, хеланоикам, азартные игры после тридцати двух лет, а мне уже под сорок. Так что отставить глупые мечты. Не предаваться унынию.

Утро вечера логичнее, как говорит капитан. Завтра, если будет время, продолжу свои записи.

День второй

Расцвел линкакус. Помнится, Шеф все спрашивал, когда он расцветет — и пожалуйста. Что его в Подпространстве так тряхнуло, что ли?

Засняли на видеопленку это волнительное цветение. Пусть Шеф полюбуется. Если конечно доживет до того времени, когда найдут наш корабль.

Заодно проверили легенду о том, что расцветшие линкакусы умеют говорить. Оказалось, правда.

Мыкола постоял перед цветком с банкой пива и, вытряхнув несколько капель, сказал: «Пыво „Оболонь“!» Линкакус ловко поймал листьями капли (что-что, а ловить жидкость в невесомости он умеет!), а потом талдычил про «пыво» раз сто, весьма точно подражая интонации.

А еще он передразнивал меня, крича на весь корабль: «Кео, хронотронь гугрис, а хронаду оставь на хрен!» Вот уж не думал, что у меня такой тонкий сердитый голос. Кстати, последнее слово — из лексикона Мыколы, я его употребляю крайне редко.

Я хотел дождаться перерыва и научить цветок песне «Вставали две луны над космодромом», но не успел. Увы, первый цветок у линкакуса распускается всего на полчаса. Когда он порадует нас еще раз, и порадует ли?

Регенератор воздуха в порядке. К тому же разросшийся по кораблю линкакус дает много кислорода. Собственно для этого его и заводили.

Но лишь к вечеру мы поняли, почему он распустился таким пышным цветом. Оказалось, при пожаре произошла разгерметизация продуктового отсека и линкакус выглотал весь запас С-микрокаролозы. Короче говоря, съел таблетки из С-аварийного запаса, на которых мы с Мыколой могли продержаться около полутора лет (естественно, при хорошей работе водоочистителя). Насыпаешь несколько таблеток в тарелку, наливаешь воды — и харч готов.

Кео успокаивает нас с Мыколой тем, что микрокаролоза, мол, вредна для здоровья, сажает почки и вызывает генные мутации, но сам тоже очень расстроен — винит себя, стуча кулаком в железную грудь и мигая всеми лампочками разом. Пришлось уговорить его переключиться на успокоительный режим.

На самом деле никто не виноват — корень линкакуса Продвигался под полом, и заметить его было невозможно.

Хорошо хоть он не успел добраться до НЗ, холодильника и аптечки. Кстати, поскольку мы с Мыколой не успели вступить в профсоюз челноков (там дерут слишком большие взносы), то НЗ у нас небольшой. Надо было все-таки вступать в профсоюз.

Мыкола пригрозил линкакусу, что сделает суп из его листьев, но тот притворился, что не слышит, не понимает, и даже веткой не шелохнул.

Известно, что линкакусы впитывают всякую дрянь, а потому жесткие, очень горькие, отдают металлом и резиной. Я сказал Мыколе, что тогда уж лучше мы сварим один из скафандров — какая разница.

Кео на всякий случай все-таки заметил, что линкакус находится под охраной Общества говорящих растений. Смотрите, какая цаца!

Однако Кео помог Мыколе поместить корни этого говорящего монстра обратно в свинцовый горшок и запаял его как следует, да еще обложил железяками, стеклопластмассой и титановыми болтами, оставшимися от П-двигателя.

Продолжаем наблюдать за объектами, заплывающими в Систему, но пока по-прежнему самые ближние к нам координаты у ресторана китайской кухни. Дракон лег на орбиту вокруг нашего корабля, и его можно видеть в окно моей каюты каждые полчаса.

Кстати, опять пытался починить П-рацию, но она упорно молчит. Связь через четвертое измерение для нас закрыта. Попробую сконструировать из деталей обычный приемник трехмерных волн.

День третий

Догнали метеорит, на котором выбита реклама заправки П-двигателей. Это совсем неподалеку от китайского ресторана. И, увы, по-прежнему слишком далеко от нас. Наш солнечный аккумулятор вряд ли позволит кораблю дотянуть до станции.

Остается надеяться на случай.

В одиннадцать тридцать Кео заметил на фоне Скорпиона астероид, который пересек это грозное созвездие справа налево. Расстроился, что, мол, примета плохая. Эти роботы чрезвычайно суеверны.

А потом оказалось, что у нас полетел фильтр в водоочистителе. Зажглась красная лампочка. Конечно, она могла зажечься и в другое время. Но все-таки совпадение удивительное.

Фильтр почистили. Но толку мало. Старина не выдержал перегрева во время пожара.

Увы, похоже линкакус сожрал таблетки, которые нам все равно бы не понадобилось. Скоро у нас чистой воды не будет, но пока живем, работаем. Эх, надо было запастись новым фильтром еще до полета.

Мне приятно сказать о себе и обо всем экипаже, что мы не склонны впадать в панику.

Кстати, у приемника надо бы перепаять пару деталей и найти два тонких проводка. Сегодня опять не хватило времени, потому что кроме фильтра занимался защитным экраном и корабельным телескопом. К тому же обнаружились две трещины во внутренней обшивке. Пришлось срочно их латать и проверять отсек ЧС на радиацию. Система торможения и A-камеры в порядке.

Наш добрый капитан принес мне подогретый тюбик оригинального фруктового супа с корицей. Я такого еще не пробовал. Откуда поставщики Шефу такое тащат? На тюбике значатся в производителях аж четыре планеты, но где конкретно выращены фрукты все равно непонятно. Однако бортинженер сказал, что лиловые груши в белый горошек сильно напоминают ему мухоморы. Он догадался рассмотреть картинку на тюбике, когда уже проглотил суп, и потом на всякий случай даже порылся в аптечке. Но ничего. Все в порядке. А мне так вкус даже очень понравился. Особенно, если заедать майонезом.

Во второй половине дня заметили медленно плывущую в сторону Ульмиша рекламу блеци-меци, сравнительно новехонькую, раскрашенную светящимися красками. Огромный бокал известного всей Галактике газированного напитка со вкусом, который невозможно описать и невозможно перепутать с чем-либо.

Мы с Мыколой такого не пьем. Но тут я обрадовался рекламе блеци-меци как родной, ведь на ней почти не было вмятин от мелких камушков, и явно, что агенты блеци выбросили ее в космос совсем недавно.

Собственно производится блеци-меци весьма далеко отсюда, на планете Флегорс — можно сказать, на другом краю Галактики.

Но торговцы этой сине-бурой газировкой — крутые ребята, не брезгующие вирусным маркетингом и прочими штучками.

Это они прославились тем, что направили буквы своей светящейся рекламы сиять над Черной Дырой, сделав их из квази-комет.

Искусственные кометы были видны почти триста лет, пока совсем не улетели в Дыру, поддавшись ее чудовищному тяготению.

По-видимому, агенты блеци побывали в окрестностях нашего голубого гиганта сравнительно недавно. Вынырнули из Подпространства на часик-два, рассеяли партию фанеролюминиевых бокалов по вакууму и нырнули обратно.

Если бы это случилось при нас, мы бы успели подать этим парням сигнал о помощи!

Мы подсчитали вероятность того, что блеци или еще какая-нибудь серьезная фирма посетит систему Ульмиша в ближайшие десять лет. Она оказалась равна одной стотысячной. Маловато. Но зато с каждым десятилетием вероятность такой встречи будет все увеличиваться.

К вечеру «бокала» уже не было видно.

Поразительно, как одна единственная, хотя и крупная, планета смогла наводнить своим напитком всю Галактику! Всем хорошо известно, что блеци-меци не может производиться в ином месте, кроме Флегорса. Потому что она настаивается на скорлупе яиц блошжрумуков — огромных животных с длинной шеей и клювом, с гребнем вдоль спины И огромными рогами на заднице.

Пока блошжрумуки ищут пищу в нескончаемых болотах Флегорса и роются клювом в иле, стоя на ногах, каждая из которых повыше иного небоскреба, их одолевают всякие местные прыгучие гады, норовя куснуть сзади.

Вот тут-то и нужны блошжрумуку рога — поддеть надоедливого паразита и отшвырнуть подальше.

Сам я блошжрумука никогда не видел, разве что в рекламных роликах блеци. Да и туристам, посещающим Флегорс, редко удается увидеть какую-либо иную часть знаменитого животного, кроме его впечатляющего зада, к которому лучше не приближаться.

Блошжрумук почти круглые сутки так и ворошит ил, поскольку чрезвычайно прожорлив.

Короче, то еще чудо.

Мыкола сказал, что грифоны, изображенные на банке его любимого пива, гораздо симпатичнее, и я совершенно с ним согласен.

Периодически наблюдаем в телескоп две планеты Системы Ульмиша, но наблюдения неутешительные. На планетах все еще идет процесс формирования, бушуют вулканы, проносятся гибельные смерчи и идут аммиачные дожди. Право, в космосе гораздо безопаснее. Так что посадки и вылазки на незнакомую почву не будет. Какая уж там почва… Таблица Менделеева, дрожащая и рвущаяся под ногами.

Да, вспомнил: пробираясь в каюту, увидел качающуюся в проходе незнакомую фигуру. Невольно вздрогнул. Оказалось, это всего-навсего Диктатор, оторвавшийся от своего места и отправившийся в «путешествие». Привязал его обратно.

День четвертый

Наконец мне удалось собрать обычный самодельный приемничек! Установил радиомаяк, который отныне передает в эфир сигнал о бедствии и координаты нашего местонахождения.

Правда надежды на то, что наш SOS будет услышан, мало. Космос забит мусорными радиоволнами.

Хотя волну, на которой передается сигнал бедствия, запрещено использовать, ею пользуются гнусные наркодилеры, пираты бизнеса, П-спамщики (они используют ее при Входе и Выходе на Подпространственную связь), шпионы с агрессивных планет и прочие непорядочные существа.

Кроме того, есть всякие наивные простаки примитивных миров, где цивилизация лишь становится на ноги. Эти дикари, изобретя такую простейшую вещь, как радио, раздуваются от гордости и стремятся немедленно оповестить о своем открытии всю Галактику. Они упорно забивают эфир, в том числе и запретные частоты, россказнями о размерах своей планеты и ее обитателях.

Словом, мало надежды на то, что наш слабенький сигнал будет кем-то услышан.

Но с приемником нам стало много веселее.

Теперь мы можем слушать эфир и не чувствовать себя заброшенными. На одной волне нам заботливо сообщают, как повысить потенцию, похудеть и сохранить от кащееза хитон, на другой — как вывести любую мешающую на теле растительность, заглушить половое влечение и выучить ненормативную лексику Ёлбахви-29 за три дня.

Все это нам в данный момент абсолютно не нужно (насчет похудения не поручусь за Оболонуса), но слышать отголоски цивилизованного мира приятно.

В космосе много естественных источников радиоволн — впечатление такое, что ряд планет, звезд и далеких галактик просто из сил выбивается, чтобы сообщить что-то абсолютно нерасшифровываемое. Написал программу, приглушающую треск и бессмысленные шумы, и подсоединил приемник к компьютеру.

Восстановили график дежурства по кухне. До этого ели-пили когда придется и что придется. Обычно мне приносил бутерброды и подогретый суп в тюбиках наш неутомимый Кео. Сам я не забывал лишь жевать табукиш. Кстати, он у меня закончился. Что ж, буду отучаться от вредной привычки.

Зато сегодня Мыкола сготовил макароны по-флотски, добавив в них морковь, крабовый паштет и помидорный соус. Очень вкусно.

Перед сном Мыкола позвал меня пересчитать Диктаторов. Их уцелело немало. Целых пятьдесят восемь. Некоторые из гипса, другие из мрамора, но большинство из фанеролюминия и картоноплассы.

Бортинженер ухитрился поставить одного даже в туалете, и он иногда накреняется в самый неподходящий момент.

Эти Диктаторы удивительно несимпатичны. Мыкола правда уверяет что они «ничего», аргументируя тем, что у них, так же как и у него, две ноги (правда рук три). Но я не считаю такие доводы убедительными.

Глаза Диктаторов странно поблескивают в темноте из-под козырьков на шлемах, и мне не по себе, когда этих глаз вокруг слишком много.

Кажется, что их хитрый прищур сопровождает меня, когда я спешу по узкому коридору звездолета в свою каюту.

Но и в каюте они не дают мне покоя.

Мыкола впихнул возле шкафчика пять картин в рамах, и на каждой из них — Диктатор, в полной боевой раскраске курит трубку у входа в зеленое гнездообразное сооружение.

Со шлема Диктатора свисают перья, бородка топорщится клинышком, а глаза важно смотрят на меня, словно изучая.

Я пробовал повернуть холсты к стене, но тогда кажется, что Диктатор злится и старается подглядеть через холст исподтишка, и я чувствую себя еще неуютнее.

День пятый

Неожиданно я поймал сигнал, идущий от неизвестного объекта, находящегося совсем неподалеку — в четырех часах полета от нас. Сразу понял, что сообщение не от звездолета, и вообще весьма древнее. Призыв избирательной компании позапрошлого тысячелетия, выборы в Совет Галактики. Мы полетели глянуть на объект, подающий сигналы. Он оказался чем-то вроде огромного мыльного пузыря — раз в пять больше нашей «Звездной гончей». В «пузыре», созданные удивительным световым эффектом, помещались изображения ламонзов в фиолетовых мантиях. Невольная дрожь охватила нас, когда мы увидели этих существ, которых некоторые противники называли Инквизиторами Подсознания. Справедливости ради надо отметить, что ламонзы применяли свои методы изгнания бесов из подсознания прежде всего к себе. Сейчас они выглядят иначе, чем раньше, и похожи больше на птиц, чем на прямоходящих ящеров.

Они отличаются тем, что постоянно эволюционируют трудясь над обликом и характером своей расы. И все равно их ни с кем не спутаешь. Громадины с грозным взглядом нескольких перламутровых глаз, многорукие, крылатые. У кого-то из них черные крылья, у кого-то — белые. Это ламонзы придумали включать подсознание существ, перед тем как принять их в Сообщество. Они постоянно следят за тем чтобы во Вселенной не было места злу.

Прилетая на другие планеты и видя, что те уже стремятся в космос, ламонзы устраивают им проверку: предупредив всего за несколько суток, а то и часов — включают сильное биополе, которое выплескивает подсознательное наружу. Ламон-зам приходится включать еще и поле, ограничивающее физические возможности, ибо печальные вещи начинают твориться на планете — некоторые существа стремятся наброситься друг на друга и, будучи не в силах сделать это, корчатся в судорогах. Многие умирают из-за того, что не могут осуществить все грызущие их подсознательные желания разом, и цивилизация планеты надолго выходит из строя — уцелевшим приходится поднимать из руин то, что осталось после такой проверки подсознания, пронесшейся над планетой, подобно урагану.

Сами ламонзы гордятся тем, что много раз устраивали себе такие проверки, и не боятся их. Вид их со временем стал отрешенно-бесплотным, и все же остался грозным, учитывая их огромный рост. Словно знамена возмездия проносятся их приплюснутые корабли-многоугольники по Галактике и мешают межпланетным войнам, сурово подавляя признаки агрессии. Их методы многими признаются, как чрезмерно суровые. Поэтому избирательные компании двух последних тысячелетий они проиграли, и лишь несколько ламонзов заседают ныне во Вселенском Совете и Совете Галактики.

Нам встретился шар старинной избирательной компании. Мыкола с опаской посмотрел на него, хотя его планета не подвергалась жесткому биоизлучению, ибо власть ламонзов в период вступления Земли в Совет, уже была ограничена. Но даже и слабая, либеральная проверка подсознания сильно повлияла на землян и оставила у них чувство страха перед теми, кто придумал столь грандиозную акцию. В молчании мы слушали призыв крохотного диктофона, прикрепленного к шару, и вещающего нам примерно следующее:

— Вселенная в опасности! Как делают рентген больному организму, чтобы выявить очаг поражения, так обязаны пройти «биорентген» все молодые цивилизации. Меры по проверке подсознания существ должны быть увеличены!!!

Кео уговорил меня подлететь к шару и осмотреть диктофон — вдруг в нем есть детали для П-рации, столь нам необходимые.

Ламонзы могли запросто управлять «пузырем» через Подпространство, но когда я подплыл в скафандре к объекту, то понял, что он действительно забыт, заброшен. Я потрогал диктофон перчаткой, и от одного прикосновения он рассыпался в пыль. Я вздрогнул: мне показалось, что из-за тончайшей преграды на меня смотрят в упор перламутровые глаза, и что крылья вздымаются. Но это лишь показалось. Шар колыхнулся и поплыл дальше, теперь уже молча, но от этого ничуть не менее впечатляющий. Так ни с чем я вернулся на «Звездную гончую».

В общем, утро прошло с приключениями. И потом я весь день нервничал.

Дежуря по кухне, обжег руку, пока грел воду. А пока открывал банку с супом, сильно стукнулся головой о потолок.

Я не очень-то люблю готовить. У Мыколы это получается гораздо лучше.

Кео, глядя на мои мучения, вызвался быть дежурным завтра. Весьма великодушно с его стороны. Как капитан он не обязан этого делать, тем более, что сам не ест. А у нас у всех, в том числе у Оболонуса, необыкновенно повысился аппетит. Как специально.

Я впервые обратил внимание на то, что в холодильнике как-то маловато продуктов.

Правда существует НЗ, хранящийся отдельно, но наш далекий Шеф нам, как не членам профсоюза, наверняка выделил его по минимуму. Мне еще ни разу не приходилось открывать НЗ за время работы в нашей хреновой (вот кстати пришлось словечко из лексикона Мыколы!) фирме.

В холодильнике радует глаз только количество банок «Оболони».

На планете Демируш-2, где мы работали и с которой так неудачно взлетели, предприятие землян успело развернуться, сумев выйти на контакт с обычно недоверчивым местным населеньем. Вот Мыкола и прикупил любимого напитка.

Если б знать, запаслись бы продуктами побольше!

А то я из еды купил лишь конфеты, представляющие собой шарики из пыльцы, меда и икры кобробабочки. Собственно, я купил их в подарок, но видимо придется их съесть самому.

День шестой

Изредка удается поймать какую-нибудь музычку или новости.

Правда, новостям порой по несколько миллиардов лет. Все-таки надо учитывать то, как долго они сюда добирались. Но, по крайней мере, они не старше самой Галактики.

Так, мы с удовольствием прослушали репортаж о знаменитом матче между гребнеплодовыми и зубокрошами — матче, о счете которого до сих пор спорят фанаты планет Малого Льва: скривил траекторию мяча легендарный Махрошас своей правой зиготной присоской или мяч сам влетел в ворота Рухамера?!

Слушая рев болельщиков, мы словно сами присутствовали там, на трибунах, и переживали этот момент.

Правда, уже через несколько часов я хотел надавать себе по щупальцам за то, что поймал репортаж о матче. Дело в том, что ужасный хвастун Мыкола завелся и все послеобеденное время без умолку рассказывал нам о футбольном клубе «Оболонь», болельщиком которого он является.

И хотя на своей планете я с детства предпочитал футболу более интеллектуальные игры вроде четырехмерных бурынчиков, я все-таки заметил Мыколе, что наш «Болид» — чемпион, поскольку завоевал первое место на Кубке плоской подсистемы Галактики.

Землянин нахально ответил мне, что «Болид» выиграл Кубок четыреста лет назад, а сейчас, после того как Ластощупа перекупила «Большая Медведица» у него было подряд три поражения, так что не скатился бы «Болид» вообще во второй дивизион. Зато «Оболонь» вышла в высшую лигу и уже стопроцентно прибудет на чемпионат в Альдебаранске.

Я ответил, что не сомневаюсь в том, что «Болид» тоже добьется путевки в Альдебаранск. Еще я ответил, что хеланоики играли в Альдебаранске тогда, когда земляне еще были трилобитами и глотали морскую водичку, вместо «пыва», а затем, чтобы не вспылить и не наговорить лишнего, развернулся и пошел чистить вентиляцию.

На чистку и на разборку второго кондиционера ушло несколько часов. Мыкола в это время помогал Кео отлаживать механизмы в пятом и шестом отсеках и донимал капитана разговорами о команде «Оболонь».

Надо заметить, что Кео болеет за «Стальные Матрицы» и очень переживает их последнее поражение на Вселенских Играх.

Идя на ужин в кают-компанию, я заметил, что у Кео мигает лампочка раздражения, зато землянин как всегда исполнен самодовольства.

На ужин была мохвянка с котлетами из таракинза, компот и бутерброды.

Я по обыкновению намазал себе на хлеб тонкий слой маргарина и положил сушеную ланкрицу сверху. Очень вкусно, питательно и без лишних калорий.

Мыкола же, как всегда, достал заветный большой тюбик и выдавил на хлеб толстый слой белой субстанции, которую он называет «сальце з часныком». Жирная и, на мой взгляд, очень вредная для желудка пища.

По своему обыкновению отпускать разные шуточки, Мыкола, подмигнув, спросил меня, хочу ли и я сала. Тут я вспомнил, как он критиковал «Болид», и из принципа ответил:

— Попробую с удовольствием.

А сам подумал: «А слабо тебе съесть бутерброд с ланкрицей?» Мыкола вручил мне бутерброд с некоторым удивлением, а сам съел три — на всякий случай. Но сушеной ланкрицы не взял. Он объясняет свое недоверие к ланкрицам тем, что у них восемь бурых ложноножек, видите ли это кулинарное пижонство!

Доедая бутерброд, я как бы между прочим заметил, что надеюсь, мол, у меня не заболит живот от «сальца» и я не согнусь пополам, как некоторые футболисты одной земной команды, которые, как известно всем в Галактике, беззастенчиво выпрашивают штрафные у судей, притворясь ушибленными, и именно таким образом и поднимаются вверх в таблице.

Я репетировал эту фразу несколько часов, пока чистил вентиляцию.

Нахальный Мыкола тут же нашелся, что ответить, и заявил, что некоторые внеземляне едят сушеных насекомых, а потому вяло бегают по полю, так что их любой может обвести вокруг ласта.

Я возмутился и сказал, что в трех последних отборочных турах «Болиду» не повезло, потому что он играл на чужом поле со слишком большой силой тяжести, к которой хеланоики не привыкли и не смогли сразу акклиматизироваться. Зато они-то не злоупотребляют антигравитационными таблетками и не используют их как допинг!

Кео поддержал меня, заметив, что последний генный контроль выявил, что центральный нападающий «Оболони» отращивает внутреннее телепатическое ухо на ударной ноге, за что он получил оранжевый мбик и теперь, если еще раз попадется, его дисквалифицируют на триста лет. И придется ему впадать в анабиоз, а потом неизвестно как он еще будет после этого играть!

Мыкола ответствовал, что оранжевый мбик Цыбуле-Чжану дали нечестно, потому что внутреннее ухо на ноге у него в зачаточном состоянии существовало с детства, доставшись по наследству от прадедушки, который, как известно, был мутантом с Цоляринга.

И, не заботясь о том, что старой сказочке никто не поверил, и громко сопя от возмущения, полез за «пывом» в холодильник.

Тут его ждал сюрприз.

Кео не забыл обиды за «Стальные матрицы» и к концу ужина, фигурально выражаясь, забил штрафной в ворота Мыколы, заявив, что банки пива ему не причитается, поскольку в экстремальных обстоятельствах капитан должен ограничивать потребление спиртного экипажем. А Мыкола, мол, сегодня одну поллитровочку уже выпил.

Надо было видеть реакцию нашего бортинженера. Он встал на дыбы, как грифон на любимой емкости, И попытался отразить атаку, заявив, что «Оболонь. Ганимед» содержит не больше шести процентов алкоголя, а, значит, его можно пить и две банки! Хотел даже залезть в корабельные Корабельные правила. Но Кео бил наверняка, не иначе как в верхний угол. Он напомнил Мыколе, что тот выдул сегодня днем не «Оболонь. Ганимед», а «Оболонь. Кратер Ио», а в нем все восемь градусов.

Затем капитан дотошно умножил восьмерку на массу нетто и, раскрыв на нужной странице, сунул Корабельные правила Мыколе под нос.

Мыкола заявил тогда, что читать не станет, что всем этим он уже сыт по горло и лучше пойдет отдохнет в своей каюте и посмотрит видеопленку, где они с Оксаной (это невеста Мыколы) сидят на трибунах стадиона и смотрят матч, тот самый, в котором Цыбуля-Чжан с середины поля забил решающий гол в ворота противника, находясь к ним спиной.

Но Кео попросил его задержаться на пару минут.

В исключительно вежливых выражениях капитан обвинил Мыколу в том, что он сгрыз часть семечек из доли Оболонуса.

Мыкола начал шумно протестовать. Кео ответил, что он не внесет это в рапорт лишь в том случае, если ни одна семечка больше не пострадает. Мыкола отвечал, что этот рапорт, ежели Кео его отпечатает, прочтут быть может лишь через тысячу лет, и тогда он даже на подтирку будет не годен.

Оболонус, видя, что скандал разворачивается нешуточный, обиделся и мигом исчез в своей каюте. Мыкола, между тем, разошелся и стал кричать, что это несправедливо, потому что запасов у Оболонуса, между прочим, в отличие от нас, не меньше чем на год, а значит, он вполне мог бы поделиться.

Кео обещал просмотреть диск с юридической стороной этого вопроса, как он решается в соответствии с Галактическим Правом. Кроме того, Кео заметил, что пора подсчитать запасы еды на корабле вообще, и что он выступит по этому поводу завтра.

Он пожелал экипажу спокойной ночи, предупредив, что наутро нас ждет напряженной день.

Мыколе предстоит написать несколько программ на случай старения солнечных батарей. А мне — сделать расчеты, связанные с сопротивлением среды и гравитационными возмущениями во время парада местных планет.

Мыкола, находящийся к вечеру в угнетенном состоянии духа, решил в разговоре со мной покритиковать начальство и сказал, что механические существа не всегда способны к чуткому руководству, потому что им не понять таинств психики высокоорганизованных биологических существ.

— Совсем не обязательно знать тайны психики, чтобы хорошо управлять. Например, наша «Звездная гончая» — старый челнок, перевозящий грузы туда-сюда…

— Перевозивший, — напомнил Мыкола.

— Шеф-папашка нашей фирмы жмотничает, экономя на нашей безопасности. Ведь Зако предупреждал его, что нам нужен новый П-двигатель! И зарплата у нас фиговая. Зато мы халтурим, перевозя левый груз. И вот мы прибываем на планету Демируш-2. Разве нас интересует любопытная психология местного населенья?

Каждое столетье, а то и десятилетье, населенье Демируша-2 устраивает переворот и начинает буйно поклоняться очередному Диктатору. Повсюду появляются его статуи, Портреты и бюсты. Но проходит какое-то время, Диктатора свергают, а всевозможные его изображения в срочном порядке разбивают, сжигают на площадях или просто сваливают на помойку.

И тут подгребаем мы!

Мы знаем, что на планете Плугеро, где проживают гигантские добродушные осимиплеши, чья цивилизация погрязла в пасторальном анархизме, статуи и картины с Демируша считаются впечатляющими и оригинальными произведениями искусства, не имеющими аналогов в Галактике.

И вот мы везем их на Плугеро через Подпространство. Мы забиваем Диктаторами челнок до самого верха и натыкаемся на них на каждом шагу. Но разве нас интересуют тайны психологии демирушцев — почему производство Диктаторов налажено их зеленой планетой? Почему испокон веков демирушцы трудятся, изводя мрамор, краски, малахит, фанеролюминий и прочие вещества, а затем разрушают собственные труды с таким восторгом? Кому это интересно? Главное, что на этом можно заработать.

Так не думай, относясь к другим лишь с практической точки зрения, что твою тонкую душу непременно должны понять.

Это во-первых, — заключил я, глядя на погрустневшего Мыколу, и добавил как можно более мягким тоном: — А во-вторых, да какие у нас особенные таинства, друг! Ну вот ты, например, сейчас раздражен, потому что тебя заставили вне очереди делать уборку капитанской кабины, подметая там шелуху, а еще потому, что ты хочешь выпить любимого пива «Оболонь», а капитан запер все продукты и выдает тебе лишь одну банку в сутки. Но понять капитана тоже можно.

— Слушай, Йося, — неожиданно прервал меня бортинженер, — я вот тут тоже умножил градусы на массу нетто, и получается, что если у кэпа это серьезно — а в его металлической башке, как ты знаешь, все очень серьезно, — то завтра он примется и за тебя. Если тебе интересно, холодильник с продуктами не просто на запоре, но там шифр. Я проверил. Можно конечно подобрать, но это долго и неэтично. Понимаешь, Кео не то, чтобы не доверяет нам. Но действует по инструкции! В целях поддержания дисциплины и порядка на терпящем бедствие судне.

А у тебя всё, — он щелкнул себя по горлу, — там, не в каюте?

— Мне бы в голову не пришло прятать в каюте личные припасы. Сам знаешь, у нас так не принято, — растерянно отвечал я. — Ну, а наливку мы с тобой выпили, как ты помнишь, в честь отлета почти сразу.

— Ну да, — Мыкола поскреб рукой затылок.

Надо бы несколько прояснить ситуацию.

Дело в том, что фирма выдает нам паек, в который по традиции входит сухое белое вино «Душа астронавигатора». Вино само по себе хорошее, но наш Шеф из экономии закупает его невесть где, подозреваю, что на каком-нибудь захудалом астероидишке, где гонят подпольную продукцию, и нам с Мыколой такая «Душа» не очень нравится.

Не говоря уже о том, что мы не барышни — пить слабое вино по жалкой кофейной чашечке в день. Ведь нам полагается бутылка в неделю на брата.

Ясное дело, что душа Настоящего Астронавигатора просто не смогла бы держать бутылку открытой так долго!

Мы с Мыколой и не держали, и по прибытию на Демируш-2 нам уже можно было сдавать посуду, если б знать где…

На Демируше, по-быстрому скупая Диктаторов и рискуя попасть под статью «сочувствие свергнутой тирании», мы время от времени пробовали местные напитки.

Кое-что захватили в обратный путь.

Мыколе кто-то презентовал двухлитровую бутыль «Зеленого гнезда». В придачу к ней он накупил любимого пива.

Что касается меня, то я приобрел три бутылки «Белого Шалаша», вернее, мне подарил их один старьевщик, с трудом уговоривший меня купить тяжеленного чугунного Диктатора.

Чугунный Диктатор — моя единственная покупка на Демируше-2. Я не умею торговаться, а потому свою часть денег отдал Мыколе, и он старался за нас двоих.

Но что-то дернуло меня зайти в ту лавку, расположенную в подвальчике замка. Когда я дотащил того Диктатора до корабля (мне помогал дюжий старьевщик и еще один рисковый малый), Мыкола за голову схватился и спросил, куда же мы его теперь денем.

Грузовой отсек был уже забит доверху, положение казалось безвыходным. И тут Зако (пусть его логически упорядоченной душе будет легко парить в Подпространстве!) сказал, что Диктатору найдется место, если привязать его к линкакусу.

Так он и покачивается рядом с растением, протягивая из листвы чугунную руку, на которую Мыкола вчера повесил плакатик (он нашел его в столе капитанской кабины) «Приобретайте линкакусы на Мицаре и Алькоре! Говорящий Цветок из созвездия Большой Медведицы — лучший Зеленый Друг астронавта!». В свете последних событий с микрокаролозой, фраза звучит черным юмором.

На Демируше-2 меня нашла посылка, пришедшая по П-почте, от дорогой моему сердцу особы. Особа решила порадовать меня шарфом собственной вязки и наливкой собственного изготовления.

Взлетев, мы, как обычно, несколько дней набирали скорость и искали Вход в подходящий Подпространственный тоннель (за это время мы с Мыколой успели выпить наливку, «Гнездо» и один «Шалаш»).

Зако как всегда замечательно рассчитал курс и нашел просторный хороший тоннель.

И Кео повел нашу «Звездную гончую» по закоулкам пятого измерения, из которого Вселенная кажется изнанкой облака космической пыли. Повел по извилистым коридорам полной пустоты — так, что мы ни разу не наткнулись на сигналы чужого корабля, ни разу не попали в тупик. Мы непременно бы с блеском вышли в нужной нам точке где-нибудь неподалеку от Плугеро, если бы не изношенная мебиусохронада, которая не выдержала давления хронотронов Времени.

Вчера я, наглотавшись копоти в вентиляции, решил перехватить сухарика перед ужином и допил вторую бутылку «Белого Шалаша». А за ужином решил соблюсти трезвость. Потому и не попал под разнос капитану.

Теперь, если Кео всерьез принялся подсчитывать градусы, третья бутылка и впрямь растянется невесть на сколько.

— Да-да, — подхватил Мыкола. — Представляешь, как смешно будет нам, когда придется уходить в анабиоз из-за нехватки еды, а выпивка останется. Хотя в спиртном до фига калорий!

Такие корабельные правила установили после того, как «Корона сверхновой», перевозя груз бренди, попала в передрягу.

Они там все перепились до зеленых пси-гремлинов и хронотроллей и в конце концов напали на позолоченный звездолет любовницы Дарквера, приняв необычную колымагу за вражеского агента из Магелланова Облака.

Старик Дарквер не простил испорченной позолоты самого богатого суденышка Галактики, а главное не простил того, что его скучавшая в обществе роботесс любовница неплохо развлеклись, допивая остатки бренди вместе с экипажем «Короны».

Этот инцидент дал карты в руки Обществу вселенской трезвости, и оно ужесточило Правила. А Дарквер, тем временем, нажал на Совет Галактики.

У нашей фирмы, как и у многих, есть договор с Обществом вселенской трезвости, дающий право на некоторые таможенные льготы.

И если в условиях нормального полета Кео не придирался к нам и даже согласился чуток перепрограммироваться на более мягкий режим, учитывающий психологию челночников и необходимость снятия напряжения после рисковой работы, то в экстремальных условиях капитан решил действовать строго по инструкции.

Что повлияло на решение Кео — обиделся ли он за «Матрицы» или решил, что положение наше становится все более критическим и не допускает нарушения Корабельных правил, теперь в общем-то все равно. Мы попали…

— Может быть, у нас хватит провизии, чтобы мы успели употребить и наши напитки! — понял я наконец беспокойство друга. — У нас же есть НЗ. Так что завтра будет видно. Там, в НЗ, кстати, кагор «Улыбка Гагарина», попробовать бы…

— Много не напробуешься, — обнадежил Мыкола. — Ну ладно, я пошел. Что-то сегодня и впрямь устал. Надо отоспаться.

— В анабиозе отоспимся, — мрачно пошутил я.

Мыкола ушел с тяжелым вздохом. Я вспомнил, что он собирался, получив деньги за рейс, сыграть свадьбу с Оксаной, и мне вдруг стало жаль его даже больше, чем себя.

День седьмой

В этой ситуации меня радует лишь то, что не придется дежурить по кухне. Теперь там распоряжается наш железный кэп. Единолично.

Сегодня услышал по приемнику обрывок лекции о вреде табукиша. Весьма полезная информация. После этой лекции перерыл все свои вещи, стараясь найти хоть кусочек, чтобы жевнуть и выплюнуть эту гадость, дав обещание не брать ее больше в рот, но не нашел ни крошки. Жаль.

А вечером Кео, как и обещал, устроил собрание.

Он собрал всех, даже Оболонусу постучал в дверь каюты, чтобы тот соизволил выйти.

И, надо сказать, кэп подготовил великолепную речь. Он постарался на славу. Если бы Шеф ее услышал (он, наверное, когда-нибудь прочтет ее в рапорте), ему бы понравилось.

Особенно, когда Кео расписывал нашу доблесть и храбрость (похвалив естественно в первую очередь беднягу Зако!).

Кэп тактично не упомянул о причинах нашего положения, то есть об изношенной мебиусохронаде.

Зато сказал, что Шеф и все руководство «Культурной диффузии» будут гордиться нашим поведением, когда найдут нас, а они наверняка нас ищут.

«Если Шефу не удалось обнаружить в Подпространстве достаточно впечатляющих следов аварии для того, чтобы страховые агенты дали ему бабла за „Звездную Гончую“, то может нас и ищут, кто его знает», — шепнул Мыкола.

Поведав нам о наших подвигах, подбодрив и пообещав, что «Культурная диффузия» нас не забудет, Кео наконец перешел к обзору дня и продовольственному вопросу.

Он представил нам таблицы и расчеты, рассказал об оставшихся запасах и о кагоре «Улыбка Гагарина», о плитках шоколада, галетах и прочем из НЗ, о том, сколько банок консервированного молока, свежих яблок, сухих ананасов, семечек и коробок витаминов у Оболонуса, и наконец огласил количество часов, на которое наших продуктов хватит.

Нам с Мыколой девять суток на каждого. Включая день голодовки с уколами витаминов перед погружением в анабиоз. Всего-то навсего!

Признаться, мы приуныли. Мы почему-то рассчитывали на большее.

Зато у Оболонуса оказалось провизии на три года с небольшим.

— Пусть делится! — заявил Мыкола.

Кео покрутил стальной башкой и опять принялся читать лекцию. Он заявил, что продукты, заявленные в журнале как продукты землянина под именем Оболонус, безусловно принадлежат ему и могут быть частично поделены между кем-либо из экипажа корабля только в случае угрозы гибели вышеуказанных членов экипажа. Однако погружение в анабиоз не означает гибели, а значит смертельной опасности ни для землянина Мыколы, ни для хеланоика Йохъй не существует, а посему выходит, что Оболонус имеет право доесть долю, которая означена, как его…

В этом месте Мыкола не выдержав прервал кэпа и сказал, что это его личный хомяк. А значит и продукты хомяка — его личные продукты. Хотя он, Мыкола, не жадный и с удовольствием поделится с Йосей.

— И вообще, — разошелся Мыкола, — несколько тысяч лет назад, когда наше человечество еще не вляпалось в эту задрипанную галактическую цивилизацию и не стало таким насквозь до тошноты цивильным, обычный терпящий бедствие космический волк сказал бы вам, что делать!

Признаюсь, речь Мыколы, хотя и чрезмерно эмоциональная, показалась мне не лишенной здравого смысла. Лишь в конце Мыкола, как мне показалось, несколько перегнул палку, и я заметил ему, что по моим наблюдением он, мой товарищ, слишком привязан к Оболонусу, чтобы поместить его в анабиозную камеру (я именно так понял прозрачный намек бортинженера) раньше нас.

Мыкола ответил, что плевать бы ему было на хомяка, но его подарила Оксана, а она очень расстроится, если с ним что-то случится.

Оксана подарила жениху хомяка, чтобы ему было не одиноко в полете и чтобы тот почаще вспоминал невесту — по-моему, очень трогательно.

Мыкола купил хомяку интеллектуально-развивающую игру «Нажми кнопку»; вовремя кормил; чистил клетку и убирался в крохотной пластмассовой каюте; следил, чтобы Оболонус крутил колесо; а еще закупал продукты для хомяка на каждой планете и, как и полагается, вступил в Общество защиты мелких животных.

— Мыкола стал платить взносы Обществу, потому что иначе ему бы никто не разрешил взять хомяка с собой! — заметил Кео. — Кстати, так как «Культурная Диффузия» является коллективным членом многих прогрессивных объединений, в том числе и Общества защиты мелких животных, то НЗ хомяку приобреталось по распоряжению Шефа. А вот продукты Мыкола действительно закупал сам, со скидкой, как член Общества. Но, интересно узнать, зачем ему было на каждой планете покупать по пять кило семечек? Этого хватило бы на годы! А сушеные ананасы? — продолжал вопрошать Кео, не глядя на побагровевшего от негодования Мыколу. — Кажется, в их закупке принимали активное участие вы, Иохъй? Вы купили семь кило ананасов по хомячьей карточке в порту на Ганимеде, а потом ими закусывали, разве не так? А после Демируша-2 ананасов осталось так мало, что я переложил их в маленькую банку и подписал именем Оболонуса, — тогда лишь вам стало стыдно залезать туда!

Тут, признаюсь, пришла моя очередь полиловеть ступнями ног (именно так мы, хеланоики, выражаем свое смущение). Увы, я очень люблю сладкое.

— В отличие от нас, разумных существ, Оболонус не выражал никакого собственного желания отправиться в полет, — продолжал Кео. — А, значит, вся ответственность за его судьбу в полете лежит на нас. К тому же я считаю его весьма полезным существом на корабле. Его биоэнергетические импульсы не раз поднимали настроение экипажу, дарили ощущение уюта и лечили от ностальгии не только землянина.

В этом месте речи Кео я невольно расчувствовался, вспомнив забавных добикао моей любимой планеты. Выражение мордочки у них почти такое же. Однако уши гораздо больше, чем у хомячков. Колючки вдоль хребта. А главное, добикао тащит за хвостом отросток — большой домик, тележку-сумку для малышей. Пока малыши не вырастут, папаша катает их за собой. Они так смешно выглядывают из тележки-сумки, таращат блестящие глазенки и шевелят ушами! И пусть Оболонус не очень похож на них, но он так же забавен и бестолков, и я часто вспоминаю свою родину, глядя на него. Да, Кео прав. Оболонус много значит на корабле. И когда мы с Мыколой уйдем в Сон, нам будет спокойнее оттого, что роботу будет с кем разговаривать.

Кео будет стучать в каюту, расположенную на втором этаже маленькой клетки, как стучит сейчас Мыкола, вызывая Оболонуса, чтобы тот послушал, как решается его судьба на собрании.

Кео нальет крошечному подопечному молока в маленькую чашку и поможет найти ход к ней, нажимая кнопки интеллектуальной игры, и ему будет не так одиноко…

А когда и Оболонус уйдет в Сон, то Кео останется лишь следить за анабиотическими камерами, наблюдать за тем, что делается снаружи корабля, ловить позывные чужих звездолетов, неустанно подавать сигнал о помощи и тосковать.

Я представил эту космическую тоску и подумал, что Спать лучше, чем вот так годами и десятилетиями вслушиваться в космос, бредящий вокруг лишь выкриками реклам…

Между тем Кео, признав пользу Оболонуса, стал хвалить и линкакус. Заметив, что космонавты издавна приписывали Говорящим Цветам кассандрические свойства, Кео рассказал старое поверье о том, что если кораблю предстоит гибель, то линкакус окукливается.

Линкакус может столетиями плавать в вакууме, в космическом холоде и жарких лучах звезд, под потоком пронизывающей радиации, но для этого ему нужно превратиться в бурую куколку.

Поэтому, если линкакус начинает прижимать к себе листья и склеивать из них блестящий коричневый кокон, то значит экипажу хорошо бы держать спасательные шлюпки наготове. А если нет шлюпок, проверить все механизмы и молиться!

— А то, что наш линкакус съел таблетки микрокаролозы, неслучайно! — утверждал Кео, слывший знатоком астропримет и легенд. — Цветок не хотел навредить, просто он каким-то образом знал, что фильтр на износе, чистой воды осталось немного, и таблетки не понадобятся.

— В лом ему было распуститься раньше и сказать нам про фильтр еще на берегу! — проворчал Мыкола.

— Вы слишком многого от него хотите! — ответствовал капитан. — Кстати, что касается жидкости, то ее вам хватит всего на неделю! Поэтому, согласно моему личному распоряжению и под мою ответственность, вы, начиная с завтрашнего дня, будет потреблять жидкость из НЗ линкакуса. Я решил, что на крайний случай он может пользоваться и загрязненной водой, а вот вы, если заболеете, плохо перенесете анабиоз.

— Надо же, какое одолжение! — поразился Мыкола. — А может сперва попробовать запросить разрешения у Общества говорящих растений? Ведь линкакус — очень важная птица, сравнимая по значимости на борту разве что с хомяком, а не с какими-то там сапиенсами, у которых и НЗ-то с гулькин нос!

— Сапиенсы, раз они такие разумные, должны были сами позаботиться о своем НЗ! В отличие от низших существ, они вправе выбирать себе Общества! — отчеканил Кео. — А вы с Иохъй из жадности не стали вступать в профсоюз. Вот мы с Зако вступили в профсоюз, и у меня машинного масла хватит (на ваше счастье) — на две тысячи лет. Вполне достаточное время дпя того, чтобы, по теории вероятности, успели найти и оживили моих знакомых скуповатых пьяниц.

Кто виноват, что хрупкие разумные существа сами нисколько не хотят заботиться о собственной безопасности?

Где вы были, когда еще на Ганимеде Зако уговаривал Шефа выделить деньги на покупку нового фильтра, мёбиусохронады и запчасти гугрисов?

Вы успокоились тем, что вам кинули внеочередную премию как кость собакам, и побежали отмечать это событие в бар!

Или я не прав?

Вы, Йохъй, проявляете завидную бойкость лишь рассказывая анекдоты секретарше, а вы, Мыкола, лишь тогда, когда просите включить в рацион сало и безалкогольную «Оболонь» вместо соков, хотя против «Оболони» я как раз ничего не имею. И безалкогольная, которая уже закончилась, и та, которая содержит градусы — весьма питательный продукт и к тому же утоляет жажду. Но в холодильнике не наберется уже и десятка банок. Вы пьете пиво со впечатляющей скоростью, не умея экономить припасы.

Я посмотрел на Мыколу. Он больше не спорил. Да и я после намеков Кео на дешевые ананасы был несколько деморализован.

Глядя на наши расстроенные лица, Кео видимо понял, что сумел подавить бунт на корабле еще в зародыше, и неожиданно подобрел.

Сделав внушительную паузу, капитан заявил, что он не окончательно высказался, и что его прервали в середине речи.

Оказывается, он успел представить нам лишь половину изученного им вопроса.

Однако существуют еще три соображения, которые заключаются в следующем.

Первое: Оболонус привязан к хозяину и будет испытывать стресс, когда близкие ему биологические существа уйдут в Сон.

Второе: За три с небольшим года Оболонус сильно постареет, несмотря на то, что ему делали прививку долголетия, и труднее перенесет анабиоз.

Третье: От активных действий радиста и бортинженера зависит судьба всей «Звездной гончей», а, значит, и судьба Оболонуса, заинтересованного в том, чтобы Иохъй с Мыколой ушли в Сон как можно позже.

В связи с вышеизложенным (тут Кео опять принялся занудно перечислять пункты уставов разных Обществ и всякие правила и поправки к ним) Оболонус вправе, согласно распоряжению капитана, отдать две трети своего запаса. Кео, явно красуясь, слегка пожонглировал цифрами и наконец объявил, что к девяти суткам бодрствования нам с Мыколкой прибавляется по трое суток плюс четыре часа каждому.

А Оболонус будет теперь ждать погружения в Сон чуть больше года.

— Лучше бы Оксана подарила мне большую морскую свинку или крокодильчика, — заметил на это бортинженер.

Впрочем, мы и этому были рады!

Когда тебе говорят, что ты будешь бодрствовать перед Сном, могущим продлиться Вечность, девять дней, — а затем вдруг дарят еще три с небольшим, — то кажется, будто тебе подарили лет триста — не меньше. Так, по крайней мере, мы с бортинженером почувствовали.

И то, что Оболонус будет выглядывать из окошка каюты еще год и радовать Кео хорошим аппетитом, это вполне справедливо.

Все равно, он так мал, что отбери мы у него всю еду, нам надолго не хватит. К тому же подозреваю, что кэп и так отдал нам с бортинженером почти все запасы Оболонуса, которые мы можем потребить, оставив хомяку банки и пакеты специального корма, не вызывающего у высших существ большого аппетита, по крайней мере на той стадии относительной сытости, на которой мы в данный момент находимся.

Мы сочли решение Кео наилучшим в данной ситуации и еще раз подивились его мудрости и умению раскрыть эту мудрость перед нами не сразу, а постепенно.

Мыкола даже просунул руку в клетку, вытащил Оболонуса из его маленькой каюты, хотя тот немного сопротивлялся, и в знак примирения чмокнул его в нос. А я, протянув щупальце, погладил зверьку животик.

Теперь нам предстояла завершительная фаза собрания. Определившись со временем, которое нам осталось, мы стали рассматривать список работ, в основном профилактического характера, который нам надлежит успеть сделать до погружения в Сон.

Пока мы не подходили к вопросу так конкретно, нам казалось, что дел на корабле не так уж и много, но едва взялись записывать и перечислять то, с чем Кео будет трудно справиться одному, оказалось, что дел у нас непочатый край.

И лишь после собрания, за ужином, мы догадались поднять вопрос начет спиртного, потому что Мыкола вспомнил, что «Белый Шалаш» не упоминался в списке наших продуктов.

Кео спокойно объяснил, что если пиво и кагор считаются полезными для здоровья и не содержат избыточного количества градусов, то «Белый Шалаш» не представляет собой большой ценности как продукт, и к тому же категорически противопоказан команде в экстремальных условиях. Он показал Корабельные правила, по которым выходило, что градусы «Шалаша» не вписываются в рамки «градусов, которые экипаж имеет право потребить», напомнил про Общество вселенской трезвости, членом которого является «Культурная Диффузия» и так далее.

На это я заметил, что две бутылки «Шалаша» мы уже выпили. И вроде не пытались после этого протаранить рекламу блеци-меци или поиграть в освоителей мрачных планет и посадить на ближайшем вулкане линкакус в наказанье за то, что он сожрал все таблетки аварийного запаса.

— И с третьей бутылкой не возникнет никаких сложностей, — убеждал я Кео и даже привел высказывание Мыколы о том, что в спиртном много калорий.

Кэп оставался непреклонен и отвечал цитатами из памятки Общества вселенской трезвости.

— Разве ты не понимаешь, Кео, что мы просто не можем так вот взять и уйти в Сон, а на борту останется бутылка!?

— Будет чем отпраздновать пробуждение! — отвечал железный кэп.

— А вдруг мы не проснемся, и бутылка будет вечным укором твоей совести! — пытался разжалобить его Мыкола.

Кео в ответ лишь сердито мигал. Что ж, попробуем переубедить его завтра. Мыкола шепнул мне, что не стоит слишком нажимать на него сразу. К тому же надо продумать тактику.

День восьмой

Кэп остается непреклонен. Мы приводили ему разные доводы, вплоть до того, что проспиртованный организм лучше противостоит микробам и легче переносит анабиоз (это Мыкола придумал!), но капитана ничем не прошибить. Ссылается на Корабельные правила, и все тут.

Сегодня вечером мы с бортинженером решили сами просмотреть эти чертовы правила и пункты, и обнаружили одну лазейку. Праздники! Галактические, Религиозные и Праздники Родных Планет. Я и Мыкола как раз с разных планет и принадлежим к разным религиозным конфессиям, однако мы решили, что уж как-нибудь отыщем Праздник, который устроит нашего капитана, и он разрешит нам распить бутылочку.

Но оказалось, Общество вселенской трезвости предусмотрело подобный вариант и из всех Праздников, коих на разных планетах, в разных религиях и в календаре Галактики великое множество, выделило самые главные в отдельный Список.

Учитывая то, что мы на корабле живем по Галактическому календарю и пользуемся стандартными сутками, а наши родные планеты живут совсем по другому времени, нам пришлось пихать эту трудную задачку в компьютер.

Ясно, что каждая планета крутится вокруг своей оси и своего светила со своей собственной скоростью, испытывая влияние собственных лун, поэтому у разных существ Млечного Пути совершенно различные понятия о сутках, месяцах и годах. Давным-давно, едва экипажи кораблей стали набирать из представителей разных рас, началась путаница. Чтобы не путаться, решили принять за эталон обжитую планету, ближайшую к Центру Галактики.

Так ничем не примечательная планетка созвездия Стрельца стала определять размер галактических суток, месяцев и лет.

Наши сутки на несколько часов длиннее, чем на родной планете Мыколы и на Ганимеде, вокруг которого крутится искусственное солнце. Зато на моей планете сутки на три с половиной часа длиннее, чем на корабле, так что я вечером подолгу не могу уснуть, а утром мне трудно проснуться (ведь и ночь у нас длится дольше).

Что касается Праздников, то их находят во Времени согласно теории нуль-перемещений.

То есть, если бы я сейчас мог мгновенно переместиться через Подпространство на родину (хотя такая бесконечно большая скорость является лишь гипотетической), и на моей планете праздновали бы Новый год, то я, вернувшись с такой же скоростью, мог сказать Кео, что в честь этого мне положен Праздник и я имею право устроить для экипажа небольшую вечеринку.

Мы с трепетом ждали ответа компьютера, пока он справлялся с разницей лет и времен, и сверял все это еще и со Списком Общества вселенской трезвости.

Но результатом он нас не порадовал.

Никаких Праздников, в которые нам бы разрешили забыть о трезвости, в ближайшие двенадцать дней нам не светило. Новый год, День астронавта, Галактической Конституции, Всеобщего Примирения или хотя бы Веселого Бурынчика — все мимо. А насчет Религиозных Праздников — у Мыколы скоро начинался пост, а у меня — Эра Размышлений о Непостижимом, тоже не способствующая возлияниям.

Огорченный Мыкола сказал, что в вычисления могла закрасться ошибка, и он завтра все перепроверит. Пусть попробует. Утро вечера логичнее.

День девятый

Сегодня Мыкола весь день ходит задумчивый и работает как зверь. Я решил, что он забыл о «Шалаше», но вечером бортинженер постучал в мою каюту и, войдя и оглянувшись на дверь, шепотом сообщил, что нашел выход из положения.

— День рожденья!

Сперва я решил, что мой друг забывчив, и напомнил ему, что Кео отлично знает, когда у нас дни рожденья, и всегда готовится к ним заранее, встречая с утра песней «Как хорошо, что ты родился в нашей Галактике и идешь вместе с нами по тропе Млечного Пути!» Так что Кэпа не проведешь.

— А я и не про нас. Я про хомяка! Кео понятия не имеет, когда он родился. Скажем, что день рожденья Оболонуса послезавтра.

— Ну, а на самом деле?

— Что «на самом деле»?

— На самом деле, когда у твоего хомяка день рожденья?

— Думаешь, я спрашивал? Когда Оксана препоручала мне эту тварь, не до этого было. Мы чуть не рассорились из-за того, что я выказал недостаточно большой восторг при виде подарочка. Потом, когда я его регистрировал на Ганимеде и меня принимали в Общество, там спрашивали насчет того, сколько хомяку лет, и я честно сказал, что понятия не имею.

— А если Кео спросит, почему ты не говорил этого раньше?

— Забыл. А теперь вспомнил! Роботам прекрасно известно, что биологические существа, в отличие от механических, могут что-то забывать даже на годы. А потом вспоминать. Внезапно. От стресса например. А я сейчас в депрессии, разве не так? Вот я уйду в Сон, вернусь на Ганимед в лучшем случае лет через сто, а Оксана к тому времени станет дряхлой старушенцией.

— Женишься на ее внучке.

— Тебе смешно. А мне посидеть, погрустить хочется, хотя бы с бутылкой в обнимку, песни попеть перед Сном. Потому и надо Праздник устроить.

Мыкола действительно любит петь. Правда поет он и без выпивки.

Так как мы нередко клепаем или настраиваем что-нибудь вместе, то я научился подпевать ему и знаю наизусть строчки многих любимых бортинженером песен. Например, такая космическая баллада: «Дывлюсь я на нэбо, тай думку-у гадаю. Чому-у я нэ сокил, чому-у нэ литаю». Смысл не очень понятен. Но мелодия приятная.

Я сказал Мыколе, что затея с Днем Рожденья Хомяка кажется мне немножко рискованной. Вдруг Кео сочтет это не таким уж важным событием? Или решит, что мы шутим?

— Он относится к Оболонусу даже лучше чем к нам, души в нем не чает, ты же сам знаешь. И ему в голову не может придти, что мы соврали или решили пошутить. У него слабоват блок юмора.

И все-таки я посоветовал Мыколе сказать, что у Оболонуса не послезавтра день рожденья, а хотя бы через три дня. Чем ближе момент нашего погружения в Сон, тем больше вероятность разжалобить нашего железного кэпа.

День десятый

Получилось!

Если у Кео и возникли сомнения, вслух он их не высказал, перечитал еще раз Корабельные правила и решил, что день рожденья вполне достойный праздник, чтобы выдать нам бутылку. Мыкола так горячо расписывал, сколько лет исполняется хомяку, и гадал, чтобы ему подарить, что кажется уже и сам поверил в свою выдумку.

Видя доверчивость Кео, мы так расхрабрились, что даже составили вместе программу Праздника.

Теперь мы точно знали, на что рассчитывать. «Шалаш», четыре банки «Оболони» (все-таки хомяку даже имя дали в ее честь) и полбутылки «Улыбки».

Когда мы вечером собрались с Мыколой в моей каюте на очередное тайное совещание, мы посмотрели друг другу в глаза и прочли там одну и ту же мысль: «Не хватит».

Где-то я читал, что телепатия между существами разных рас и цивилизаций — редкое явление. Но я уверен, что такая телепатия существует.

«Жидкость для протирки Подпространственного двигателя!!!»

У нас хранится канистрочка этой жидкости, и теперь, когда П-двигатель не вернуть, она совершенно не нужна. Кстати, этой жидкости обычно выдают больше, чем нужно для собственно протирочных целей.

Сама по себе эта жидкость немножко ядовита даже для самого неприхотливого существа Галактики, кроме негоплутанцев и мохнокрюсов, лакающих вообще все подряд. Но каждый астронавт знает несколько верных рецептов превращения жидкости для протирки П-двигателей в приличное пойло.

Мы с Мыколой не собираемся опустошать всю канистру. Кео может заметить пропажу, да и перед Шефом вдруг когда придется отчитываться — кто знает. Но литр вывалить из нее всяко можно.

Есть много наивернейших способов очистки. Мы все их перебрали, пока не остановились на одном. Древнем и надежном.

День одиннадцатый

Все очень просто. Надо взять деревянную пешню, кастрюльку и несколько листьев линкакуса.

Потом пойти в морозильную камеру, подождать, пока пешня немного заиндевеет, а затем лить сверху жидкость для протирки П-двигателя на пешню, чтобы жидкость стекала по древесине в выстланную листьями линкакуса кастрюльку.

Если корабль не на берегу, и приходится действовать в условиях невесомости, надо просто вытряхнуть всю жидкость и как бы наматывать ее на пешню. Вредные масла притянутся к пешне первыми, покрыв ее ледяной коркой. Те капли, которые будут стряхиваться, надо собрать в кастрюльку и прихлопнуть крышкой, чтобы не улетели.

Ждать минут десять, пока не покраснеют листья. Если они покраснеют слишком сильно, хорошо бы их заменить.

В результате дрянь либо прилипнет к пешне либо впитается в поры линкакуса. А из кастрюльки вываливается в какую-нибудь емкость прозрачная горячительная жидкость.

В теории просто. Но на практике возникли сложности.

Брать канистру и воровать с кухни кастрюльку надо было так, чтобы не заметил Кео. А капитан каким-то образом весь день оказывался то в одном, то в другом отсеке корабля в самый неподходящий момент. Раньше мы не обращали внимания на его непоседливость. Но сегодня он нам изрядно попортил нервы.

Спрятаться в морозильной камере нам так и не удалось. Мы успели совершить лишь некоторые подготовительные работы. В частности, добыли пешню.

Дерева у нас на корабле не так уж много — ствол линкакуса (но его приходится исключить) и подставка древнего большого глобуса Галактики.

Шеф купил глобус в комиссионке и считает, что эта рухлядь отлично украшает нашу крохотную кают-компанию. А вот что у глобуса действительно отлично, так это длинная ось-подставка из цельного куска дерева. Кео давно собирался подновить ее, и сегодня мы сказали капитану, что решили отдраить подставку и покрыть ее лаком. Так что он не обратил никакого внимания на то, что мы ее открутили.

День двенадцатый

Вот уж не думал, что оторвать лист линкакуса — такое трудное дело!

Линкакус упира-ался изо всех сил, и мы от души порадовались, что он сейчас не в цвету.

Мы выбрали самый большой лист возле ствола, чтобы не было так заметно. Он занял все дно кастрюли. После того, как дело было сделано (я стоял на стреме возле морозильной камеры, а Мыкола занимался тонким и сложным процессом очистки жидкости), мы приладили лист обратно.

Он стал совсем бордовым, с красными прожилками, и линкакус сперва не хотел его признавать, но затем все-таки вытянул остаток черенка, и лист с чмокающим звуком прирос обратно.

Мы замаскировали его, как можно лучше. Авось со временем позеленеет.

Словом, операция прошла успешно. Хорошо, что морозильная камера у нас большая и уютная. Собственно это каюта, в которой нет отопления. Она предназначена на случай, если «Звездная гончей» случится перевозить гостя или пассажира, требующего более холодных условий, чем те, к которым привык экипаж (Кео тоже предпочитает температуру не ниже ноля, хотя он гораздо более неприхотлив, чем мы).

Спрятавшись за чугунного Диктатора, мы посмотрели на прозрачную жидкость и сделали по глотку.

Эффект потрясающий! Сначала перехватывает дыхание (чтобы восстановить его, мне пришлось зажевать жидкость кусочком зеленого листа линкакуса, при этом я даже не почувствовал горечи от такой закуски), потом в желудке становится тепло, а щупальца становятся какими-то вялыми и отчего-то нападает веселье.

Глянув друг на друга, мы радостно захихикали и решили сделать еще по глоточку. Заедали опять линкакусом.

Напробовавшись, вспомнили, что надо еще вернуть на место пешню, и, спрятав кастрюльку за Диктатора, пошли восстанавливать глобус.

Кстати, полировать подставку не пришлось. Когда с пешни сошла грязная ледяная корка, древесина оказалась блестящей и оранжеватого цвета, будто ее долго драили и натирали.

Мы понесли ее в кают-компанию (по дороге я чуть не проткнул себе щупальце этой штуковиной).

В кают-компании мы долго ловили глобус, искали в нем отверстие и старались прижать его в угол так, чтобы он не вырывался.

Но Галактика упорно подминала нас под себя и расшвыривала в разные стороны.

Потом в кают-компанию заглянул Кео и посоветовал нам сперва прикрутить один конец пешни к полу, а потом уже к ней привинчивать глобус.

Я сразу понял, что капитан прав и говорит дело, но Мыкола стал спорить.

Он заявил, что пол и потолок, так же как верх и низ — чисто умозрительные понятия, бессмысленные с точки зрения метафизики. Кэп отвечал, что, когда он делает посадку, он сажает корабль на хвостовую часть, а не на нос, а я напомнил ему, что посадку нам теперь предстоит совершать не скоро. Мыкола вспомнил, в каком положении мы находимся, и вдруг очень загоревал.

Он сказал, что все эти специальные двигатели фигня, потому что в Подпространство можно уйти и так — просто найти П-тоннель и пойти сквозь пятое измерение на обычных двигателях. Просто никто почему-то не рискует этого делать. А если бы Мыкола сделал, то он непременно нашел бы ход к Оксане.

Еще Мыкола поведал, что человек скоро начнет и без кораблей запросто перемещаться и в П-пространстве и в Ноль-пространстве, дело все в том лишь, чтобы отыскать точку, откуда входить в астрал. Я думал, что это просто бравада, но бортинженер вдруг разогнался и бросился на глобус. Сильно он не ушибся, потому что наша Галактика сделана из резинноблассы, но в районе Центавра и Волка осталась большая вмятина.

Кео пришлось оттаскивать Мыколу и отпаивать лекарствами из аптечки.

Меня Кео тоже заставил проглотить несколько таблеток.

После того, как ослабевший бортинженер наконец добрался с нашей помощью до своей каюты и уснул, капитан потребовал у меня отчета, и я рассказал про жидкость и про кастрюльку, спрятанную за Диктатором.

Я потом понял, отчего моего друга так повело. В морозильной камере ему было холодно, и он, пытаясь согреться, делал глоточки из кастрюльки. На морозе-то еще ничего, а когда вышел, жидкость расширилась, да еще под линкакусом мы добавили.

Если бы я знал, не позволил бы Мыколе пить так много. А теперь неудобно перед Кео.

День тринадцатый

Сегодня, сев за дневник, минут двадцать правил то, что написал вчера. Исправил стиль, грамматику и удалил некоторые щекотливые подробности. Мне бы не хотелось, чтобы обо мне думали, как о невоздержанной личности те, кому могут попасться мои сочинения. Вдруг их когда-нибудь прочтет особа, к которой я буду неравнодушен? Если я совершаю ошибки, то потом в них искренне раскаиваюсь.

Мы с бортинженером вообще думали, что Кео запретит нам теперь проводить Праздник, но капитан ничего не сказал. Значит, день рожденья хомяка отмечать все-таки будем.

Глобус не выправляется. Но когда Галактика повернута вмятиной в угол, совершенно ничего не заметно.

Мыкола разгуливает с шишкой и хмурый. К тому же у него закончились тюбики с «сальцем». Чтобы друг не расстраивался, я напомнил ему о том, что сейчас пост. Бортинженер хмуро отвечал, что «сальце» еще в Эпоху Великого Перенаселения стало делаться на его планете из сои, планктона, сухих сливок, кокосовой массы и рисовой соломки.

А когда Эпоха Великого Перенаселения кончилась и земляне стали осваивать планеты Солнечной системы, то можно было бы и вернуться к древним принципам питания, но тут марскали и им подобные слишком умные придурки срочно решили вступать в Галактический Союз и уговорили землян подписать всякие там Хартии, Декларации о Правах Существ с Гипотетическим Интеллектом и тому подобное.

Меня заинтересовал этот исторический экскурс, и я спросил, почему Мыкола обзывает поселенцев Марса марскалями. Ведь, насколько мне было известно, земляне осваивали Марс вместе? Мало того, на Марсе живут родной дядя Мыколы и куча других родственников.

Бортинженер проворчал, что его искренняя любовь к дяде тут ни при чем, потому что родственники родственниками, но марскали болеют не за «Оболонь», а за «Красный Марса»:

— Ну, теперь тебе ясно, Иося, почему они марскали?

Я отвечал, что более-менее. Правда, насчет поста, все-таки заметил, что в моей религии в пост можно есть лишь мякоть плодов, но не семена, из которых может что-нибудь вырасти. Значит, нельзя орехи, булочки, ну а планктон тем более.

Мыкола заявил, что не знает, какие там у нас растут райские плоды и что за идеальный климат на планете хелоноиков, но так вовсе можно положить зубы или ороговевшие пластины на полку, и, вообще, он что-то не видел, чтобы его добрый коллега когда-нибудь напрягался в смысле еды.

Я ответил, что в космосе нам можно соблюдать и нестрогий пост, и все это не принципиально, а главное в это время Размышлять о Непостижимом. Кажется, это слегка успокоило моего друга. Честно сказать, после вчерашнего веселья мы оба сегодня ходили какие-то хмурые и подавленные.

Я не знал, что жидкость действует так угнетающе. Мне даже сон приснился сегодня какого-то подпространственного характера.

Мне снился Зако, будто он идет спокойно по кораблю, как ни в чем не бывало. Я хотел его окликнуть там, во сне, но отчего-то не посмел, а Зако постучал по стене и ушел. Пол дня я обдумывал, что мог значить этот сон, а затем решил посоветоваться со знатоком примет Кео.

Капитана сон чрезвычайно заинтересовал, и он спросил, где именно я видел Зако. Мы пришли в хвост корабля, и я указал, где постучал по стене штурман. После чего Кео обнаружил в этом месте небольшую вибрацию, которая, как оказалось, идет от эхотронного кваркчипа. Пока эта вибрация была безопасной. Но через месяц-два могла стать причиной серьезных неприятностей. Мы закрепили кваркчип, а Кео сказал, что сон мой безусловно был вещим, и что Зако пытался предупредить нас.

Оказалось, Кео верит, что Зако может быть восстановлен, и ищет в космосе детали робота, особенно просматривая местность на предмет «серебряной пирамиды».

Я слышал о «серебряной пирамиде», но мне захотелось узнать об этом подробнее. Мы с Мыколой уговорили Кео рассказать нам о ней.

И капитан не преминул сделать это.

Много тысячелетий назад, когда механические существа становились все более интеллектуальными, они стали задумываться о своем отличии от биологических существ и поняли, что главная разница в том, что у тех есть душа. Это упорядоченная структура биоволн, которая дается существу от рожденья, и чем интеллектуальнее существо, тем свободнее оно распоряжается ею — совершая злые поступки, существо может вовсе погубить и разрушить свою душу, а совершая добрые, может укрепить душу и сделать более устойчивой к перемещениям в иных измерениях.

И роботам стало жаль, что им никто не сделал такого чудесного подарка.

Продолжая изучать свойства биоволн, роботы обнаружили следующее: высшим существам свойственно одушевлять то, что они любят. Так дети, играя с игрушками, дарят им светлые энергетические поля, окутывающие игрушки словно облаком; художник, рисуя картину, тоже передает ей сильный энергетический заряд.

Роботы также выяснили, что устойчивой является лишь положительная энергия, потому что она подвластна законом гармонии и может быть упорядочена. Если высшее существо кого-то очень боится, оно, хоть и эмоционально относится к подобному объекту, не наделяет его энергией, так как представляет то, что ему ненавистно, как нечто бесформенное и бездушное, вроде огромной темной или холодно-белой ледяной волны.

— Но как же древние тираны? — вмешался Мыкола, указывая на фанеролюминиевого Диктатора. — Этот типус мог ненавидеть кого-то, а между тем изощренно издеваться, вникая в тайны психики объекта тирании.

— Ты говоришь о злом существе, — отвечал Кео — о существе, которое не может дать никому положительной энергии.

Положительной энергией может распоряжаться высшее существо, которому открыт доступ к Предвечному свету. Из неиссякаемых источников Предвечности добрый человек черпает энергию, дарит ее тем, кого любит, и наделяет ею изделия, которые становятся талисманами в его руках.

Вот почему роботы, служащие злым господам (в старые времена были и такие) не могли получить энергетическое поле упорядоченной структуры. Злые господа наделяли своих слуг лишь черной энергией, рассеивающейся, теряющей форму, едва физическую оболочку робота разрушали, улетающей к Запредельному ужасу, чтобы пополнить его мрачную силу.

Но в те времена и поле светлой энергии не могло долго хранить свою структуру, если робот изнашивался или попадал в катастрофу. И тогда роботы, после долгих трудов придумали «серебряную пирамиду». Она призвана концентрировать и гармонизировать биопотоки лучистой светлой энергии, которую дарят роботу существа, наделенные душой от рожденья. Даже после разрушения «серебряной пирамиды» облако, чьи силовые линии были собраны ею в пучок, уже не тает, не рассеивается, а существует в иных измерениях подобно духу высших, хотя и является более слабым.

«Серебряная пирамида» выполняет в физическом мире такую роль «черного ящика» робота, так как она наиболее устойчива ко всяким авариям, — объяснил Кео. — В ней не только прибор, концентрирующий биоволны, но и блок основной памяти — в общем, если удается найти «серебряную пирамиду» невредимой, то робота можно воскресить в этом мире вместе с воспоминаниями, которые ему дороги, с накопленным опытом. Хоть пирамида и называется серебряной, на самом деле лишь отдельные схемы внутри нее содержат серебро, а снаружи она — из самых твердых сплавов, какие существуют во Вселенной.

Я много раз вспоминал, как погиб Зако. И мне кажется, что его «серебряная пирамида» не разрушилась и не оплавилась, но затерялась в вакууме. Я с особой тревогой проверял, глядя в телескоп, не падает ли она на звезду. Мы должны были обогнать ее, пока выходили на орбиту, однако я не видел ее в окружающем пространстве. Она весьма мала, но я не теряю надежды заметить ее.

Если же она уничтожена, то душа Зако сейчас гуляет по Подпространству, потому что я верю, что мой народ все-таки смог сконструировать бессмертную энергетическую структуру — облачко постоянной формы, не обращающееся в туман (этой вере есть определенные доказательства, основанные на физике биоволн), ну а если «серебряная пирамида» все еще скитается по космосу, то душа Зако может найти воплощение в этой Вселенной с моей помощью, если я отыщу ее.

Вот почему меня так взволновал твой сон, Йохъй, — сказал мне капитан. — Надеюсь, он означает, что Зако жив.

Я и Мыкола тоже выразили такую надежду.

Право, кэп стал много понятнее нам после такого разговора. Мы даже чуть не сознались ему, что пошутили насчет Дня Рожденья Хомяка.

Но вспомнили, что тогда он не даст нам «Шалаш», и промолчали.

Кстати, я подготовил Оболонусу подарок. Канатную дорогу со всякими привязанными к ней вкусностями. Я сплел ее из сушеных водорослей, которые взял в хдлодильнике. Ведь Оболонус непременно начнет грызть «канат», как он грызет случайно падающие в клетку карандаши, авторучки или чипы. Он даже подгрыз подоконник в своей пластмассовой каюте, и окно стало гораздо больше.

День пятнадцатый

Вчера впервые не брался за свои записи. День рожденья прошел очень удачно.

Кео испек торт из орехов, семечек, воздушной кукурузы и сушеных ананасов. Всем очень понравилось.

Мыкола подарил Оболонусу трехмерный фильм о нас и теперь наши крохотные фигурки, сотканные из световых потоков, будут гулять по клетке всякий раз, когда Кео решит, что хомяк скучает. Мы несколько раз уже показывали хомяку фильм — сперва он пугался наших трехмерных изображений, а потом стал спокойно пробегать сквозь них как ни в чем ни бывало.

Застолье получилось весьма веселым, и даже Кео, глядя на нас, принял какие-то там левые программки, которые на досуге сочиняют роботы, чтобы заглючиться. И стал выделывать всякие смешные штуки.

Единственное что меня у смущает. Ребята сегодня ведь день рассказывают мне о танце «Дрыг-прыг», который я им вчера якобы исполнил. Я это припоминаю очень смутно. Что за танец?!! Как пел песни, помню. И про день рожденья, и про космодром, и про полеты мы с Мыколой пели. Много что помню, но вот про танец не могу вспомнить. Ребята говорят, что я здорово станцевал его. Что-то такое я вроде бы действительно исполнял, но отчего я назвал это именно «Дрыг-прыгом», и какие именно выделывал па, ума не приложу. Похвалы моим хореографическим способностям все больше раздражают меня, и я просто уже не могу об этом «Дрыг-прыге» слышать.

Я приставал к Кео, надеясь что он хоть, как робот, обладая более-менее фотографической памятью, покажет мне движения этого танца, но Кео говорит, что это невыразимо. Но это, мол, был «классный танец». Лампочки его мигают, выражая высшую степень веселья, при одном воспоминании. Ну что это был за «Дрыг-прыг?». Вот незадача.

День шестнадцатый

Сегодня с Мыколой говорили о сексе.

59381263473252738291МПРАВЫЫУЛЬГН

Земляне очень откровенны в таких разговорах, в отличие от нас, и у них оригинальные взаимоотношения, понятия о партнерстве и прочем. Мне показалось, что Мыкола считает, будто тот, кто выполняет роль активной стороны, обычно более интеллектуален и находчив. Затем, осторожно выясняя, какой стороной является Мыкола, я узнал, что оказывается он относится к тем особям, которые отдают свое семя во время процесса. Но значит, он — отдающая, пассивная сторона? И он сам относится к себе так критически? Признаюсь, я недооценивал своего друга! До этого он мне казался слишком самодовольным и неспособным решительно ни на какую самокритику. Теперь я уважаю его больше. Об этом я ему сказал и крепко пожал руку.

День семнадцатый

Перечитал то, что накарябал вчера, и зашифровал восемнадцать абзацев. Теперь прочесть это будет сложно. Ибо не хочу, чтобы меня считали болтуном…

День восемнадцатый

Вчера поздно вечером произошел неприятный инцидент. Мыкола, гад, вошел в мою каюту, увидел, как я пишу, и обозвал «ботаником». Я решил, что это относится к нашим разговорам о сексуальной жизни хеланоиков. Разъярился и побежал за ним. По дороге захватил гипсовый бюст Диктатора. Бросил. Не попал. На шум прибежал Кео и стал выяснять, кто виноват. Мыкола сказал, что он назвал меня «ботаником», потому что, мол, они так, будучи мальчишками, называли старательных учеников, а я, по его мнению, очень забавно задумываюсь когда пишу и выгляжу «умным». Он сказал, что к моей сексуальности это не имеет вообще никакого отношения. Но на всякий обещал этого слова больше не произносить. Тем не менее он испортил мне настроение, и я ничего не успел сочинить. Сегодня отношения наши налаживаются. Мы даже вместе склеили осколки бюста, и теперь он как новый.

Кстати, у Мыколы сегодня закончилась «Оболонь». Он совсем загрустил. И я почти перестал на него сердиться.

Потом Мыкола выпросил у капитана чистые листы сверхпрочной бумаги из старого корабельного журнала и принялся старательно что-то писать суперстойкими чернилами. Я было решил, что он мне подражает, а то и передразнивает, но потом увидел, что Мыкола берет отдельные небольшие бумажки и, скатывая в трубочку, запихивает их в пустые банки из-под «Оболони».

Он выстроил в своей каюте целую батарею этих банок, и в каждую запихал по бумажке. Я подумал, что мой друг не в себе, ведь это выглядело так грустно и нелогично! Было очень похоже, что бедняга тронулся рассудком, оставшись без любимого напитка и в предчувствии надвигающегося Сна.

Я позвал Кео, и он, глядя в Приоткрытую дверь каюты на гору банок и действия бортинженера, тоже застыл в полном недоумении. Но Мыкола наконец заметил нас и все объяснил. Оказалось, он не чокнулся. Просто на Земле, чьи моря неспокойны, глубоки и обширны, издавна существовала традиция при кораблекрушении писать мольбы о помощи с указанием координат острова, вкладывать бумагу в бутылку и доверять ее воле волн. Потом кто-нибудь находил бутылку, узнавал из послания где искать остров и спасал тех, кто на нем оказался.

Мило, романтично, но непредставимо в условиях бесконечной космической бездны.

Мы с Кео сказали Мыколе, что баночки пожалуй слишком маленькие, чтобы их заметили.

— Но «серебряная пирамида» Зако еще меньше, а ты надеешься ее найти, — сказал Мыкола. — А мои банки кто-нибудь может принять за рекламную акцию. Решат, что неподалеку открыт астропивбар, захотят узнать его координаты и прочтут записку. Надо лишь выстрелить этими банками подальше из гарпунной пушки, чтобы они преодолели силу тяжести и не болтались в окрестностях Ульмиша, где от них никакого толка. Пусть летят к трассе. Может когда-нибудь кто-то их и встретит.

«Что ж. По крайней мере, он не тронулся рассудком», — решили мы с Кео. Но психика его слегка сдвинулась, раз он вернулся к примитивным старинным верованиям. Глупая, конечно, затея, но совершенно безобидная. Землянину почему-то кажется, что не заметить банку из-под его любимого пива невозможно. Как будто в космосе мало всякой всячины болтается. Я посоветовал другу хотя бы написать призыв о помощи на банках — так они может станут заметнее.

Бортинженер согласился, но сказал, что, во-первых, краска у нас неважная и от встречных потоков космической пыли через месяц-другой сотрется, а, во-вторых, как раз призыв о помощи могут счесть рекламной уловкой, так что писать его особого смысла нет. Но все-таки на многих банках он накарябал «SOS». Потом ему пришла в голову идея, что если привязать банку к Диктатору, то будет гораздо заметнее, и он взял несколько фанеролюминиевых Диктаторов. Хотел использовать даже чугунного Диктатора (очень уж он нам надоел!), но Кео отговорил Мыколу Это делать.

Капитан напомнил нам, что существует Конвенция, по которой нельзя в целях рекламы запускать в вакуум всякие предметы тяжелее одного килограмма весом. Ибо случалось много всяких неприятностей из-за слишком тяжелых рекламных щитов и буклетов. Даже реклама на метеоритах разрешена лишь заправочным станциям и спасательным службам. При этом нельзя менять траекторию летящего метеорита. Можно наклеить на него рекламу или выбить ее на камне. Но он должен продолжать лететь в том направлении, которое выбрал. И просьбы о помощи можно направлять на тяжелых предметах или на меняющих направление метеоритах лишь в крайнем случае (Кео опять поведал нам что наш случай не является таким уж «крайним»), В общем, Мыколе пришлось удовольствоваться легкими Диктаторами.

Правда было немного их жаль, все-таки мы покупали их на свои деньги, взяли поэтому пару десятков самых невзрачных. Остальные банки Мыкола решил запустить в космос без сопровождения.

Кстати, Кео рассказал нам историю, случившуюся тогда, когда Конвенция еще не вступила в действие. Фирма с планеты мохнокрюсов, выпускающая таблетки от несварения желудка, проводила большую презентацию и расположила в космосе целый ряд автоматических лавок, выдающих бесплатные пилюли. Одна из таких лавок случайно сорвалась с места и полетела в неизвестном направлении.

В суматохе праздника, устроенного фармацевтической фирмой, заметили сие не скоро. А, когда заметили, лавка уже успела долететь до какой-то небольшой недоцивилизованной планеты и упала. Хорошо хоть в последний момент что-то там сработало, и автопилот выбрал для падения ненаселенную местность. Лавка разлетелась на мелкие возгоревшиеся обломочки, оставив кучу пилюль в окрестностях. Ну, а аборигены понятия не имели, что делать со странными камешками и отчего в лесу возникли борозды и полегли деревья.

— Это, кстати, случилось на твоей родной планете, Мыкола! — сказал Кео.

Ну да, мы вспомнили тот знаменитый инцидент. Когда земляне наконец вступили в Галактический Союз, для них было приятным сюрпризом, что есть с кого стрясти денежки за «Тунгусский феномен», и они взыскал в с фармацевтической фирмы мохнокрюсов по полной программе. А потом стали исследовать метеориты в своих музеях, и оказалось, что можно затевать новые тяжбы. Ибо многие «небесные камни» представляют собой оплавленные куски всяких древних рекламных объектов, причем порой весьма известных и поныне действующих фирм. Ну, а так как земляне — народ предусмотрительный и записывали даты своих находок, то они даже выиграли несколько процессов.

— Так что реклама должна быть легкой! — еще раз напомнил Кео. Мы с ним согласились.

День девятнадцатый

Мыкола завершил свои работы. Все банки уже с записками. Некоторые прикручены к Диктаторам. На Диктаторах Мыкола пишет призывы о помощи большими буквами, а также координаты нашего корабля и слово «Оболонь». Мне в голову закралось страшное подозрение. Мыкола — отчаянный футбольный фанат и хочет заодно прославить свою команду по всем окрестностям Ульмиша.

Я обиделся и потихоньку написал на каждом Диктаторе: «Болид — чемпион».

Я ожидал, что Кео тоже захочет что-нибудь сказать о «Матрицах», но он ни в чем не заподозрил Мыколу, и даже помогал ему вовсю писать «Оболонь» на Диктаторах.

Наш капитан менее подозрителен, чем я. А я похоже становлюсь параноиком. Чем ближе Сон, тем беспокойнее мои нервы.

Положил напоследок свежих опилок Оболонусу, он очень смешно кувыркался на них.

После ужина мы запустили банки в космос. Хорошо, что у нас есть пушечка. Шеф подарил нам ее, когда мы направлялись работать на планету Шискрибра, где много опасных пресмыкающихся. Они каждую ночь обступали корабль, и лишь пушка их немного пугала.

Сейчас же мы дали салют банками «Оболони». И долго глядели, как летят в космос золотистые точки. Особенно забавно, кувыркаясь гораздо более медленно, чем отдельные банки, летели фанеролюминивые Диктаторы, и каждый из них прижимал к себе банку «Оболони». Кстати, из банок мы выкачали драгоценный воздух перед тем, как запустить их в космос, они сжались, и теперь послания очень надежно в них спрятаны.

Кео решил использовать остатки краски, чтобы написать призыв о помощи на борту самой «Звездной Гончей», и вылез наружу. Он начал работать, но через некоторое время я — впервые — услышал, как наш кэп ругается неприличными словами, что не очень свойственно роботам. Оказалось, он так долго помогал Мыколе подписывать Диктаторов, что теперь вместо SOS начал писать «Оболонь» и уже успел написать первую букву. Я посоветовал ему приделать просто к букве «О» по букве «S» с одного и другого бока. Он так и сделал. Но наш призыв о помощи оказался немного кривоватым.

Перед тем, как войти в корабль, Кео неожиданно сделал следующее: распахнул какую-то дверцу на груди и выпустил в космос множество сверкающих невесомых стержней. Мы сразу их узнали. Это эмблема «Стальных Матриц». Знак, который используют фанаты знаменитой футбольной команды. Когда много тысяч лет назад «Стальные Матрицы» выиграли Вселенские Игры, то говорят дорогу вдоль множества созвездий роботы засеяли этими своими стержнями, когда возвращались с чемпионата. Вот почему Кео так спокойно относился к прославлению «Оболони». Нам с Мыколой осталось лишь подивиться красивому символу, который невесом и может блуждать в космосе столетиями. Состоит он из пси-направленной рассеянной плазмы.

Завтра наступает Эра Размышлений о Непостижимом, и я прекращаю свои записи. Тем более что уже надо готовиться ко Сну. Не знаю, удастся ли мне увидеть этот мир вновь.

День три тысячи первый

Ура! Мы проспали всего десять лет. Мне снилось будто в вакууме обнаружилось много нор, как в подземелье, а я — крошечный добикао, уютно покачиваюсь в тележке и стремительно качусь за кем-то огромным и пушистым все дальше и дальше, и уши у меня болтаются от того, что дует ветер. Но кто-то вытягивает меня за уши и щупальца на свет. Мыкола оказался прав! С одного суденышка, вынырнувшего ненадолго из Подпространства, чтобы исправить мелкую техническую неполадку, заметили Диктатора (к тому времени изрядно потрепанного) с нашей банкой и решили, что неподалеку астробар.

Выловив банку, ребята прочли послание и направили к нам аварийно-спасательную службу, а заодно и сами прилетели. Потому что их капитан, как выяснилось, очень уж любит «Оболонь». Сам он с Марса, и надеялся найти земляка.

Произошла совершенно волнительная встреча!

Мы с Мыколой прославились, и нам уже предложили перевозить «Оболонь», так как кадры с линкакусом увидела вся Галактика. Шефу тоже предложили в «Оболони» теплое местечко. Так что нам от него не отделаться.

Оксана, как оказалось, пока искали «Звездную Гончую», впала, бедняжка, в анабиоз с расстройства за судьбу жениха и не состарилась.

В общем, все нормально. Диктаторов на Плугеро забросим, потом поеду к Мыколе на свадьбу, а затем домой — в отпуск.

Одно меня смущает — Мыкола и Кео разболтали журналистам про «Дрыг-прыг» — танец, о котором я, как им уже сто раз объяснял, на самом деле не имею ни малейшего понятия!!!

Когда я приеду на родную планету, уже знаю, о чем меня будут просить на празднике.