Писатель Эрих Кестнер в одной из своих книг как-то сказал, что каждый роман должен начинаться с предисловия – как домик начинается с цветника возле крылечка. Вот так же начну я, и предложу поговорить о Средневековье.

Когда мы говорим «Средневековье», каждому на ум приходит что-то своё. Кому-то любимые школьными учителями Крестовые походы и блестящие рыцарские романы – «Айвенго» Вальтера Скотта и «Крестоносцы» Генрика Сенкевича. Благородные герои, турниры, сражения и почитание прекрасных дам… Другие тут же возразят: ах, забудьте, это была ужасная эпоха. Грязь, зловоние на улицах, голод, засилье Церкви, право сильного. Но что удивительно – обе точки зрения верны, хотя они, казалось бы, полностью противоположны друг другу. И дело даже не в том, что крестьянин и рыцарь находились на разных ступенях социальной лестницы и поэтому жили по-разному. Если быть строгим и если не брать для сравнения нищего подёнщика из бедных кварталов Сент-Оноре и живущего в том же Париже, но почти в другой Вселенной, приближенного короля – не так уж сильно различалась жизнь разных сословий. В обычные дни ели они примерно одинаково (зажиточный крестьянин в отдельные столетия питался даже лучше, чем горожанин или небогатый рыцарь). Оборотистый купец мог иметь поместье побольше иного рыцарского домена, а если богатого горожанина обижал благородный господин, то следивший за порядком прево легко мог встать на сторону простолюдина. Но тогда в чём же дело? Почему мы смело можем утверждать, что правы и писатель Вальтер Скотт со своим благородным Айвенго, и режиссёр Алексей Герман-старший, когда в экранизации повести «Трудно быть богом» за основу брал именно мрачное европейское Средневековье во всех неаппетитных подробностях?

Ответ прост. Принято считать, что Средневековье начало свой отсчёт с падения Западной Римской Империи, когда германский вождь Одоакр в 476 году низложил последнего западно-римского императора Ромула Августула и провозгласил себя «владыкой Италии». А закончилось всё путешествиями Христофора Колумба в 1492 году. Но ведь между этими двумя датами – целая тысяча лет, бездна времени! И хотя мир и мышление жителей той эпохи менялись достаточно медленно – всё же менялись. Средневековые города отнюдь не всегда были загаженными лабиринтами с тесными зловонными улочками, где царил полумрак от нависавших верхних этажей. Впрочем, не стоит себе воображать и идиллическую картину с чистенькими и красочными улицами, как в Голливудских фильмах шестидесятых годов прошлого века. И то, и другое сосуществовало вместе, сменяло друг друга или смешивалось в причудливой картине в зависимости от того, насколько богатой была та или иная страна, и насколько долго длился период сытого мира. Но меняли облик не только города, менялись и люди. Поэтому, например, нельзя сравнивать правление Карла Великого в VIII веке и французского короля Филиппа IV Красивого в XIII веке – это были очень разные эпохи. А вот Жанна Д’Арк – это опять совсем другой образ мышления. И если король франков Дагобер, севший на престол в 605 году, открыто содержал целый гарем любовниц, а приезжая в Рим мог громко заявить, что ванна ему не нужна, так как он мылся перед отъездом – то в XIII веке к вопросам брака строго относились даже славившиеся своим беспутством французские короли. Да и купальни стояли во всех крупных городах. А обязательной принадлежностью любого богатого дома была не только бадья для мытья, но иногда самые настоящие бани – сохранилась смета постройки дворца герцога Бургундского в Париже, где указаны расходы на подведение отдельного водопровода к бане. (Рассказы про вонючих от грязи рыцарей – это вообще наиболее известный и живучий миф про Средневековье. Возник он в эпоху Возрождения, когда из-за исчезновения лесов и нехватки дров греть воду для мытья перестали, а из-за частых эпидемий и поверья о «защитном слое кожи», европейцы о чистоте тела забыли на несколько столетий.)

Итак, охватить всю эту огромную эпоху очень и очень сложно. Как сложно и выбрать какое-то одно время – все столетия одинаково интересны. Я остановился на первой четверти нового тысячелетия. На мой взгляд, самой это волнующий период всего Средневековья, определивший облик Европы, да и соседних частей света на много веков вперёд. Давно закончился мучительный период разрушения, когда вместе с великой Римской империей под ударами варваров пала так называемая классическая цивилизация – цивилизация, построенная на достижениях античных Греции, Рима и Египта. Варвары не сумели создать из обломков ничего своего: слишком велика оказалась разница в культуре и мышлении, чтобы слить воедино столько чуждых элементов. Да и социальная организация германских племён – где каждый мужчина одновременно и воин, и пахарь – не очень способствовала интеграции с галльским обществом, давно принявшим идею разделения труда. Прошёл период цивилизационного «провала» между закатом классической культуры и становления нового этноса, который мы сегодня называем Западно-Европейским. Он, как и поздняя Римская империя, тоже был христианским, но очень сильно отличался от христианского общества Византии. Если в Восточной империи объединение шло по принципу «не важно, какого ты племени, главное ты – христианин», то в Европе территориальный элемент имел в сознании человека не меньшую силу, чем вопрос религиозной принадлежности и исповедуемой догмы. Фактически до XV века деление шло не по национальностям, а по принадлежности к той или иной феодальной агломерации – сеньории. Поэтому даже межгосударственные войны воспринимались как войны знатнейших из сеньоров – королей, а в переходе вельмож от французского короля к германскому императору и обратно во время войны не видели ничего преступного. А вот национальное деление впервые скажется лишь в эпоху Столетней войны, в позднем Средневековье.

К X–XII векам формирование европейского суперэтноса было завершено. Закончилась Реконкиста – отвоевание Пиренейского полуострова у мусульман, опаснейших конкурентов-мавров отбросили за Гибралтар. Выросло количество населения. Земля вступила в эпоху климатического максимума, почти на четыре столетия смягчился климат, и выросла урожайность. Одновременно с этим не только оживились ремёсла и торговля, но и стало больше людей, готовых воевать и способных воевать (так как профессиональный воин сам землю не пашет и доспех не куёт, на его содержание нужны немалые средства). Поэтому к началу второго тысячелетия викинги всё чаще не совершают набеги ради добычи и выкупа, а предпочитают мирно селиться на свободных землях или наниматься в баронские дружины – меньше риска больно получить в ответ. Европа научилась защищаться. Последовавший расцвет оказался настолько бурным, что его даже заметили две супердержавы того времени – Византия и Киевская Русь. (Наглядный пример – замужество княжны Анны Ярославны, которую отец соизволил выдать за короля Генриха I. Ведь годовой бюджет Франции при этом короле стал равен бюджету города Киева). Успешно Европа решила и вторую проблему: куда девать все горячие и склонные к риску и авантюрам головы, которые после завершения войны с маврами были уже не нужны. Их попросту отправили в Крестовые походы, где четыре пятых гибло, а из оставшихся в живых на родину возвращался лишь один из ста.

Именно в начале второго тысячелетия Европа приступила к обустройству своего дома. Нужно было создавать законы – наполовину пропитанные родовыми обычаями судебники морально устарели. Правящему классу была необходима чёткая система старшинства и обязанностей, зависящая не от личности вождя, а от социального статуса. Ремесленники объединялись для защиты своих прав в цеха и корпорации – и требовали эти права зафиксировать, обязательно на пергаменте и с печатью. Поэтому постепенно начала оформляться система законов и указов по аналогии с римской, которой заведовали профессиональные законники – в университетах появляются юридические факультеты. Широкое распространение получили Хартии, в которых чётко прописывалось, что платит и что обязана делать та или иная община и коммуна, а что – не обязана. Нередко общины были готовы залезть в долги, лишь бы купить у королевского прево или графа такую Хартию. Вторым важным шагом к феодализму и рыцарям, которых мы привыкли видеть в романах и фильмах, стала земельная реформа. В римском праве, а также у унаследовавших его Византии и Руси, поместье (бенефиция) и служба чётко разделялись: земля и доход могли стать наградой, но привязывала к господину клятва верности. В Европе же нашли некую среднюю форму между римской моделью и организацией общин германских племён. Земля была разделена на две группы: аллод – свободно отчуждаемая и делимая индивидуально-семейная собственность (земля, замок, поместье, предприятие), и фьеф (феод) – земля (неделимый домен), закрепляемый за владельцем и дарующий ему определённые права и статус фактом обладания. Вассал приносил клятву верности – оммаж, чтобы получить от сеньора право защиту и помощь. Но оммаж мог быть и расторгнут без потери домена.

Следствием создания классического, хорошо знакомого нам по школе феодализма, стала очередная реформа экономики. Осев на одном месте, ставший бароном дружинник хотел вкусно есть, одеваться в шёлковые одежды и покупать дорогое оружие. А для этого нужны были товары (значит, приходилось сквозь пальцы смотреть на растущую независимость производивших ремесленные товары городов) и… деньги. Много денег. Барщина – принудительная работа на землях господина, на урожай с которых владелец и жил, замещается шампаром (полевой податью), цензом за пользование землёй и талью (произвольной податью). То же самое начинают делать и короли: теперь не только вассалы отдают сюзерену долю с дохода, но и остальное податное сословие платит непосредственно в казну королевскую талью и подымную подать (королевский налог, взимаемый с каждой семьи (очага) королевства). Но чтобы отдать деньги за все эти поборы, крестьянин должен свой урожай продать, а для этого нужно дать ему какую-то свободу. Иначе он просто свезёт всё в баронский амбар, и дальше пусть зерно гниёт там. А свобода – это возможность сменить свой статус, перебраться в город, открыть ремесленную мастерскую или торговую лавку. В некоторых случаях даже стать дворянином, границы сословий ещё не замкнулись.

В таком мире и живёт мальчик Жиль, на берегу притока Луары – реки Ньевр. Франция, конец XII века, Средневековье… Вот только наше ли там царит Средневековье? Один человек не может повернуть ход реки, имя которой – Время, но он может создать в её течении рябь и волны, которые столетия спустя отзовутся совершенно непредсказуемо. Таким человеком был Юстиниан I Великий (полное имя Юстиниан Флавий Петр Саббатий – византийский император, правивший с 527 по 565 года). Блестящий государственный деятель, знаток права и богословия. При нём, хотя и после долгой кровопролитной войны, в состав Восточной империи вернулись земли Северной Африки и Западной Европы. Его правление было ознаменовано всего одним бунтом Ника… охватившим всю столицу и ставшим самым крупным бунтом простонародья против басилевсов за всю историю Византии. В нашей истории успели подойти войска федератов-наёмников, а сподвижник басилевса Нарсес заручился поддержкой всех влиятельнейших сенаторов Константинополя. После продолжительных уличных боёв восстание подавили в крови. А если бы не получилось? Если бы Юстиниан по какой-то причине погиб?

Мятеж всё равно бы подавили, диадему басилевса надел бы новый правитель. Во внутреннем государственном управлении изменилось бы немногое. Но вот внешняя политика Восточной Римской империи претерпит в этом случае существенные изменения. Одним из главнейших соперников Византии того времени был Иран, который контролировал Великий шёлковый путь. А шёлк был жизненно необходим, за него басилевсы вербовали наёмников. Поэтому войны с Ираном шли постоянно, пока внимание Константинополя усилиями Юстиниана почти на столетие не переключилось на Европу. Мечтавший о воссоздании Римской империи в прежних границах басилевс даже дал персидскому шаху взятку в триста килограммов золота ради заключения мира. Но если после Ники сядет другой владыка? Ведь договор с персами был подписан накануне мятежа. Новый правитель откажется платить, его поддержат жаждущие реванша за последнее поражение от персов влиятельные армейские генералы – Велизарий и Мунд. Партия примирения с Ираном, скорее всего, окажется не в фаворе, ведь новый басилевс постарается приблизить к себе новых людей, не связанных с предшественником. Сражения разгорятся с новой силой. С другой стороны по Ирану ударит Тюркютский каганат, который тоже заинтересован в расширении торговли, так как получает от Китая дань шёлком больше, чем позволяет продавать Иран. Наверняка война будет долгой, но сражаясь одновременно на два фронта, Иран победы не одержит. Больше всех от этого выиграет Тюркютский каганат (Каспий, Средняя Азия, Алтай), который не растратит свой воинственный пыл в бесплодных стычках с Ираном. Впрочем, во времена Жиля от этой державы останутся лишь упоминания в исторических хрониках: внутри каганата напряжение между совершенно разными народами, которых пытались заставить существовать в жёсткой и негибкой этнической системе под диктатом довольно малочисленного племени тюркютов, всё равно не спадёт. И для европейцев с этой стороны ничего не изменится. Перемены придут совсем с другой стороны.

Двадцатилетняя война в Западной Европе не только на короткое время привела эти земли под власть Второго Рима, но и превратила цветущие города и пашни в развалины, в поросшую бурьяном пустыню. Главной ударной силой армии Юстиниана были наёмники лангобарды и герулы, исповедовавшие арианскую ветвь христианства. Ради побед, во всех остальных случаях ревностный приверженец Кафолической христианской Церкви (от которой и отделилось арианство) и ярый гонитель еретиков, басилевс делал вид, что не замечает, как ариане жгут кафолические церкви, убивают священников и насаждают арианство. Сама же Кафолическая церковь была встроена Юстинианом в государственную машину, и вновь обрести независимость от басилевса смогла только через несколько столетий. Поэтому, когда внутри Церкви возникли разногласия, епископ Рима легко нашёл поддержку среди европейской паствы, давно оторвавшейся от Константинопольского патриархата. А из смеси арианства и кафоличества родилась новая ветвь христианства – католики. Но если войны не будет – весь конфликт между патриархом и Римом так и останется чисто внутрицерковным. Даже больше, со временем патриархи неизбежно переберутся обратно в Рим, подальше от властолюбивых византийских басилевсов. И примутся наращивать свою светскую власть, как это делали в нашем варианте Папы Римские – тут уже за них будет говорить неумолимая логика хода истории.

Впрочем, Европа от единого религиозного поля только выиграет. Второе тысячелетие ознаменовалось переломом в мировоззрении, европейцы вдруг заглянули за границы своих стран и познакомились с высочайшими культурными и техническими достижениями арабского Востока, Византии, Киевской Руси. Начались многочисленные переводы на латынь арабских и греческих философов, из Византии приглашали учёных… Останавливали религиозные разногласия. Но если их не будет, то развитие пойдёт куда быстрее. Кстати, Крестовые походы хоть и будут – на это толкала экономика, но куда менее масштабными и кровопролитными. Потому что изрядная часть деятельных людей вместо сомнительных прибылей от войны с мусульманами предпочтёт уехать на службу к ромеям (как называли жителей Византийской империи) или к славянам: риска для жизни меньше, а выгода очевидна.

Впрочем, нашего мальчика Жиля столь сложные проблемы не волнуют. Как не задумывается он о том, что древний город Лютеция сохранил своё название, так и не став Парижем. А богатая и манящая северная страна зовётся не Киевской Русью, а Древляньем. Его куда больше волнуют мечты добиться высокого положения в обществе, жить не в обычной крестьянской избе-полуземлянке с земляным полом и стенами из жердей или дубовых плах – а в богатой избе-срубе, или даже переехать в город. Не обращает он внимания и на то, что ходит босиком, похожие на русские лапти плетёные из лыка башмаки получает только на зиму, а сапоги видел лишь на дружинниках барона. Да и одежду носит совершенно неудобную с точки зрения нашего современника: нижнюю рубаху камизу (напоминающую тунику до середины бедра) с длинными рукавами и надевавшуюся поверх неё котту, похожую на тунику без рукавов или с короткими рукавами. А ещё Жиль мечтает о разрешённой богачам и дворянам приталенной сверху котте до середины икры – а не как нынешняя котта обязательно выше колена и напоминает просторный мешок. Да ещё чтобы нашлись деньги не на грубые домотканые, а сшитые портным удобные и тёплые штаны. Или что вместо них он сможет носить модные и дорогие кожаные чулки, среди крестьян считавшиеся роскошью и излишеством.

Не волнует Жиля и календарь, а уж про привычку суматошного двадцать первого века считать не только часы, но минуты и даже секунды в его времена никто не задумывается. День у всех начинается с рассветом и заканчивается с закатом, примерный час определяют по солнцу. Знание точного часа нужно только монахам, чтобы отбивать в колокола и строго по времени проводить службы. Остальным достаточно было «после обеда» или «к закату». Также вольно относятся и к дням, выделяя лишь воскресенье, по которым все обязаны ходить в церковь. А уж если нужно было назвать определённую дату, то её привязывали к какому-нибудь религиозному празднику: Пасхе, Рождеству, Троице и так далее. С годами поступали ещё проще: «в такой-то год правления нашего короля (нашего графа)», «наш граф, правящий уже столько лет» и так далее.

В завершение столь длинного рассказа-предисловия добавлю несколько оговорок. Во первых, Средневековье, в котором живет Жиль и остальные герои, я постарался воспроизвести настолько точно, насколько смог. При этом я сознательно избегал некоторых деталей, которые могут вызвать недоумение современного читателя, но совершенно привычны и незаметны для своей эпохи. (Для сравнения: никого из нас не удивляют тянущиеся от столба к столбу электрические провода и ремонтирующий их электрик, мы их просто «не видим». А всего лишь сто лет назад подобное зрелище собирало толпу зевак). Во вторых, автор позволил себе немного смешать некоторых исторических лиц (пользуясь тем, что менталитет и мировосприятие в Средневековье менялись медленно). То есть, конечно, делать современниками Карла Великого и Дмитрия Донского не стоит, между этими людьми не просто несколько веков – а целая эпоха. Но вот сделать современниками Аббона де Флёри, умершего в 1004 году, князя Игоря Рюрика (Великий князь Киевский с 912 по 945 гг.), а также графа Раймонда Тулузского, при котором начался первый Крестовый поход в Лангедок (1209 год), я посчитал возможным. Пусть эти люди не встречались – они могли это сделать. Ну и последнее. В 1992 году вышла книжка писательницы Лоис Макмастер Буджолд «Кольца духов», где в Италии эпохи Ренессанса жили Одарённые. Не маги, а люди с некоторыми способностями – телекинез (умение двигать предметы мыслью), пирокинез (умение вызывать мыслью огонь) и так далее. О телекинезе говорят не одно десятилетие, может что-то в этом и есть? Вот я и подумал, а почему бы и нет, почему бы таким людям не жить и тысячу лет назад?

На этом, пожалуй, всё. Здравствуй, Франция и далёкий тринадцатый век!