Засекин исчез, как в воду канул. Когда прошла неделя, а затем и вторая, Тоня решила, что Женя уехал «на заработки». Она не хотела спрашивать об этом у Эньшина, но потом забеспокоилась всерьез. «Почему он не сказал ей об отъезде? Ведь и телефон и адрес у него есть — мог бы сообщить. Послал бы открытку». Первые дни она ждала его звонка или письма. Ни того, ни другого не было. Наконец пришла к горькому предположению, что Евгений перестал ею интересоваться, может, и увлекся другой. «Ну конечно, что же еще? А иначе он не стал бы скрываться и позвонил бы».

А ведь так недавно все было по-другому: он исполнял любое ее желание. Она видела, как сильно он влюблен в нее, как стремился увидеть ее, гордился ею... И сам изменился к лучшему. Даже говорить старался иначе — отвыкал от вульгарных словечек, которыми раньше так и сыпал. Они часто говорили и о его предстоящей учебе.

В начале знакомства ей понравились его внешность и жизнерадостность. Он почти всегда был в хорошем настроении. Привлекали его добродушие и какая-то детская непосредственность. Она видела, что он робеет перед ней. Сначала к его ухаживанию она относилась не особенно серьезно. Поклонников у нее было немало. Евгений ее «развлекал», как она вначале думала. Правда, и тогда, когда ее сильнее потянуло к нему, она держалась с ним так, будто не принимает его ухаживания всерьез. Но прошло какое-то время, и она заметила, что, не видя его два-три дня, начинала скучать. Но ему этого старалась не показывать и держала «на расстоянии». Теперь, решив, что потеряла Евгения, Тоня мучилась сомнениями — может, это она сама виновата? Нечего было дипломатничать, скрывать свои чувства... А временами она пыталась возненавидеть его, забыть, но ни то, ни другое ей не удавалось. Наконец, решив поступиться самолюбием, спросила о нем Эньшина. На ее вопрос он ответил довольно странно:

— Я вас, Тонечка, сам хотел спросить о том же. Он куда-то запропастился. Но ведь надо знать его непутевый характер. Это в его духе — бросить все и укатить куда-нибудь. Церковь расписывать или еще по каким делам. Натура неустойчивая, любит чувствовать себя вольно. Он, видите, и холост до сих пор по причине своей взбалмошности. Мотылек эдакий! А вам-то он зачем понадобился?

— Да просто его что-то давно не видно.

— Куда он денется? Как поиздержится — заявится. Мне он тоже нужен.

После этого разговора Тоня уверилась в худших своих предположениях и старалась не думать о Евгении. Она даже решила встретиться с одним из своих прежних «обожателей». Но ей с ним было скучно, неинтересно.

Наконец после безуспешных звонков Евгению поехала к нему домой. На звонок и на стук никто не отзывался. Тоня позвонила в соседнюю дверь. Вышла молодая женщина и на вопрос Тони ответила:

— Они куда-то далеко уехали, кажется, на целый год. Вера, сестра Женина, институт закончила, назначение получила.

— Они что, все уехали? И Евгений?

— Этого я не знаю. Может, и Женя с ними.

— Он, кажется, женился? — Тоня спросила об этом со страхом и отчаянием в душе.

— Вот уж этого я не знаю. Может, и женился. Пора ему. — Женщина улыбнулась, поняв, что вопрос задан неспроста.

Тоня поблагодарила соседку и вышла во двор. Присела на скамейку и заплакала от обиды, от предательства Евгения. «Конечно, он повеса, любит выпить, повеселиться с компанией. Ему просто надоело со мной. Привык быть «душой общества», петь, бренчать на гитаре. Все-таки пустой он человек, легкомысленный. Такого не перевоспитаешь. Может, и женился на такой же, как сам... А я еще переживаю, думаю о нем. Ясно, не нуждается во мне...» Тоня чувствовала себя униженной и одинокой. Она вспоминала, как познакомилась с Евгением. Тонина подруга работала в оформительском комбинате и помогала ей найти подработку. Она познакомила Тоню с Эньшиным. Он был очень любезен и поручил ей делать обложки к выкройкам для Дома моделей. Работа несложная, а оплачивалась неплохо. С тех пор она стала участвовать в делах бригады. Тогда же и с Евгением встретилась.

Однажды, когда в институте у них проходила защита дипломов выпускников, ее разыскал незнакомый человек. Он назвался Бурминым Владимиром Михайловичем, показал удостоверение и попросил пройти с ним в соседний сквер, немного побеседовать.

— Я знаю, что вы активная комсомолка, способная студентка. Отзывы о вас в институте хорошие. Нам нужна ваша помощь. И если вы согласны, то, разумеется, об этом ни с кем делиться нельзя. Ни с одним человеком, даже с самым близким. Скажите, пожалуйста, вы ведь работаете в бригаде Эньшина?

— Да, немного прирабатываю. А что, это плохо?

— Почему же? Раз это не вредит учебе... Вы, кажется, исполняете кое-какие его поручения?

— Приходится иногда. Ничего особенно серьезного он мне не поручает. Так, всякие пустяки.

— Возможно. Нам необходимо проконтролировать деятельность подобных бригад. И вы, я надеюсь, в этом поможете.

— Я же мало что знаю. А разве в деятельности бригады есть что-нибудь незаконное?

— Я этого не говорю. Но проанализировать работу нужно.

— Ну, если я действительно могу принести пользу... А все-таки странно, что вы выбрали меня...

— Ничего странного, Антонина Юрьевна, в этом нет. Вся наша работа ничего бы не стоила, если бы не помощь честных людей. Вот я и надеюсь на вас...

 

Эти воспоминания отвлекли Тоню от печальных мыслей. «А что, если спросить у Владимира Михайловича, нельзя ли узнать, куда выехали Засекины? Хотя это и ничего не изменит, но надо же знать правду. Попрошу все-таки...»

Она вытерла глаза, посмотрелась в зеркальце и припудрила покрасневший нос.